Acid light

Сергей Грэй
Орёл в полёте – это когда две горы целуются.
Растопырив руки-стены, тебя приветствует квартира.
Растопырив дома-руки, тебя приветствует весь мир.
Белый кафель пахнет суицидом.
Страх двигает разные предметы в других комнатах.
Страх создаёт разные посторонние звуки.
Химия пахнет нервами.
Клей пахнет нервами.
Шприц предвещает сетку из нервов.
Ты – микроб в кишечнике небоскрёба.

Трубы идут сквозь стены, сквозь время, сквозь всё, сквозь тебя. Живые трубы. Внутри себя несут память. По трубам бегает дыхание. Электричество. Нервы. Эфир. Нервы. Героин. Нервы.
Вспышка.
Труп – мотылёк – вечность.
Вспышка!
Нервы. Эфир. Нервы. Героин.
Вспышка!

Трубы несут в своих утробах лягушек. Помои. Отрыжку. Зелёную жижу. С плесенью. С болотной ряской.

Курить муть. Курить серую бесконечность.

Ложишься на мусор и засыпаешь.

Доброй тебе ночи, бомжатина!
На венах рук твоих – многоточие, многоточие, многоточие…
Жизнь вся в заплатах. Жизнь – лохмотья, рвань. Всё шито-перешито по сотни раз. И тем не менее – ветхость. Трещит и трещит. Рассыпается. В прах. В осколки. В песок. В пепел.

В комнате пахнет ацетоном. В комнате пахнет спиртом. В комнате пахнет эфиром.

Здесь нет огня. Нет жизни. Здесь есть только кафель. Белый кафель, от которого не уйти. И ЧЕРТОВСКИ яркий свет.

Думаешь о тьме с надеждой. Думаешь о тьме, как о спасении.

Здесь кафель. Значит, здесь пахнет нервами. Трубы кипят, бурлят, рыгают. Кто-то в очередной раз смыл свою жизнь.

Или вытер тарелку и поставил её на МЕСТО.

Бомжатина зарывается в мусоре. Плавает в нём. Ныряет и подолгу не выныривает. Бомжатина жрёт мусор. Он счастлив. Он играет на губной гармошке.
- Ганс! – кричит тебе бомжик. – Ганс, иди сюда! Это так funny! It’s so funny!
Это так невыносимо, что ты снова призываешь комара-шприца на помощь.

Пи-и-и-и…
Звук нервов.
ЖАЛЬ! – приказываешь ты ему. – ЖАЛЬ!!!
Пи-и-и-и…
ЖАЛЬ!
ШЛЁП!

Побежали-побежали-побежали по тебе. ОМОН-овцы. Спецназ-овцы. СС-овцы.
Это революция! Это бунт!
Вперёд!!!
Вперёд!!!
К оружию! К оружию!

Все эти «-овцы» в тебе расстреливают из автоматов UZI и пулемётов М-60 меланхолию. Депрессию. Пессимизм.
Я ЗАПРЕЩАЮ СЕБЕ ГРУСТИТЬ! – говоришь ты.
В царстве твоего сознания верховным главнокомандующим издан новый указ: «Всем Радоваться!».

Свет! Свет! Свет!
Вспышка!!!
Твои глаза растворяются в свету этой невыносимой лампочки.
Глаза исчезают в свету.
Вместо зрачков у тебя теперь есть свет.
Скоро-скоро-скоро он изменит весь мир.
Весь мир – исчез. Вместо него только свет.
Свет.
Свет.
Что на поверку в трубах?
Вены в тебе – тоже трубы.
В твоих трубах установили диктатуру героина.
Не пора ли установить диктатуру света и в этом чудовищном каменном организме из 15 этажей?

Трещины на кафеле оживают.
На самом деле – это черви и многоножки.
Сколопендры.
Они притворялись трещинами, чтобы обмануть ТЕБЯ. Да, да. ТЕБЯ и только ТЕБЯ. Весь мир играет с ТОБОЙ в прятки. Всё, что ты видишь вокруг – существует только для ТЕБЯ.

- Смотри, что я нашёл! – кричит бомж.
Он достаёт из кучи мусора топор.
Топор.
Топор.
Топор.
Топор.
Топор.
Топор.
Топор.
Топор…
Если б очередной мотылёк не ударился о лампочку, тебя бы так и не отпустило.
- Дай сюда! – кричишь ты.
Выхватываешь у бомжа топор и бежишь к трубам.
Рубишь. Рубишь. Рубишь их.

Разбил! Разрубил!
А из них течёт кровь. Ручьями. Реками. Водопадами. Хлещет. Булькает. Бурлит. Плещется.
Белый цвет кафельного пола постепенно уступает место красному.
С ви-и-и-и-и-и-и-и-изгом,
С истерией,
С предвкушением,
Сколопендры, черви, жучки, тараканы –
Все устремились к крови.
Пить!
Пить!
ПИТЬ!
КРООООВЬ!!!

Стены не отпускают их, от этого инсекты визжат ещё пронзительней. Ещё истошней. Словно сирена.
Паника!
Страх!
На помощь!
Боль!
Насекомые…
П-о-о-о-о-о-о-л-зу-у-ут
Ме-е-е-е-едлен-н-н-но-о-о
Поооолзууууутъ
КЪ
Кроооовииии…
Стены хрустят, трещат и…
И…
И…
ИС-КА-ЖА-ЮТ-СЯ.

Стены следуют за насекомыми, словно резина, словно жевачка-тянучка.
Тяну-у-у-у-у-у-учка.
- О!!! – говоришь ты.
- Это – невозможно!
- Это – невыносимо!

Хватаешь белый стул и разбиваешь окно.
Выкидываешь стул наружу.
- Пусть!!! – заклинаешь ты свою посылку миру, живущему у подножья этого каменного монстра. – Он разобьёт кому-нибудь башку нахуй вхлам, что б мозги заляпали весь асфальт!
Таково было твоё заклинание.

Оборачиваешься.
А бомж – как поросёнок – продолжает счастливо повизгивать и похрюкивать, купаясь в помоях и мусоре.
Как он улыбается!
Как он счастлив!
Какие прелестные ямочки на щеках!

- А!!! – кричишь ты.

Подбегаешь к бомжу и Его.
Топором.
На кусочки.

Рубишь и не можешь остановиться.
- В фарш!!! – кричишь ты. – В фарш!!! В щепки!!! В пепел!!! В осколки!!!
В.
Абсолютную.
Пустоту.

Напившись крови, насекомые поняли, что хотят мяса.
Они миллионами миллиардов устремляются на тебя. Их челюсти – как щипцы, как плоскогубцы, как ножницы, как гильотины, - щёлк, щёлк, щёлк, щёлк, щёлк!
Их глаза – круглые сетчатые мониторы.
Цветные стеклянные шары.
Никаких эмоций. Никаких чувств. Нет у них.

Ты давишь одного, другого, третьего…
Но это уже не имеет значения.
Их миллиарды.
Они уже едят тебя.
Твои ноги исчезают  в их пастях. Твои руки тают, как сахар в чае.

Ты бежишь к выходу. 
Выходу.
Выходу.
Бежишь к выходу.
Выход.
Выход.
Где выход?
Где?
Где выход?
Выход? Выход где?
Руками бродишь по
Стенам.
Стенам.
Стенам.
Стенам.
Выход.
Стены.
Где выход?
Стены. Стены. Стены.

Это комната без дверей. Забыл, что ли?

- Как же я тогда сюда попал?
- Ты тут родился. Ты всегда здесь был.

Насекомые атакуют сверху. Снизу. Слева. Справа. Спереди. Сзади.
За их спинками тянутся резиновые стены. Комната сворачивается, как ты сворачиваешь в комок бумагу.
Комната сворачивается в комок! Комната скручивается. Тебя перетирает между стенами.
Стенами.
Стенами.
Стенами.
Насекомые выедают твои зрачки. Заползают в рот. Рот. В рот. В уши. В рот. В ноздри. В уши. В рот. В ноздри. В уши…

…В очко. В член. В рот. В нос. В уши. В рот. В уши. В глазницы (уже пустые)…

…В рот. В нос. В рот. В уши. В уши. В уши. В рот. В уши. В нос.  В рот.

И жрут-жрут-жрут тебя.
Хрустят твоим телом, как капустным листом.
И ты исчезаешь. Тонешь в этом хрусте.
Ты свет.
Свет.
Ты свет.
Свет.
Свет.
Ты свет.
Свет.
Свет.
Ты свет.
Свет.
Если бы очередной мотылёк не ударился о лампочку, тебя бы так и не отпустило.

- Ты как? – спрашивает тебя бомжик, кувыркаясь в куче мусора. – Тебя так плющило от героина. Я уж думал тебе ****ец.

В горле пересохло.
Ты бежишь к трубе.
Открываешь ручку.
И из крана.
Течёт.
Холодная.
Вкусная.
Вода.