Жёлтая «Волга» въехала во двор величественного двенадцатиэтажного дома и остановилась. Из неё вышли мужчина, женщина в лёгком пальто и девочка лет девяти. Вытащив багаж и расплатившись за такси, эти трое подошли к парадной. Женщина дрожащей рукой набрала номер квартиры на домофоне. Пока шёл сигнал, она обернулась на дочь и тревожно спросила у неё:
- Ласточка, с тобой всё хорошо?
Девочка внимательно посмотрела на мать и кивнула. В динамике домофона послышалось покашливание, и старческий голос спросил:
- Кто там?
- Тётя Даша, мы приехали! – мгновенно отозвалась женщина.
В домофоне что-то пиликнуло, щёлкнул замок. Женщина потянула на себя ручку тяжёлой металлической двери, и семья вошла в подъезд.
Тома испуганно оглянулась, когда дверь тяжело хлопнула за спиной. Шаги гулко раздавались по парадной; тускло светила электрическая лампочка. Пахло сыростью и котами, как это обычно бывает в старых домах. Отец нажал кнопку лифта, и где-то наверху загудели, заработали невидимые механизмы. Томе на секунду показалось, что она уже была в этом доме и точно так же ждала лифт. Может быть, в детстве?..
Железные дверцы с лязгом и скрипом отворились, выпуская семью Толмачёвых на двенадцатом, последнем этаже. На лестничной площадке их уже ждала Дарья Николаевна, невысокая старушка в очках.
- Наташа! – радостно воскликнула она, увидев племянницу и раскрывая объятья.
Пока взрослые приветствовались, Тома смущённо оглядывала лестничную клетку дома, где ей предстояло провести несколько месяцев: лампочка не горела, но тусклого уличного света из окна вполне хватало. Вполне чисто, стены не исписаны… Тома снова вздрогнула от странного ощущения дежа-вю.
- Да что же мы! – воскликнула, опомнившись, старушка, - пойдёмте, пойдёмте в квартиру скорее! Тома, милая, я тебя не видела с трёх лет!
Она приласкала девочку, которая решительно не узнавала её и терялась. Наконец, все вошли в квартиру; дверь закрылась.
***
Вот уже несколько лет подряд Тома Толмачёва мучалась от сильнейших головных болей. Врачи подозревали самое худшее: опухоль в мозгу. Родители уже отчаялись найти средство вылечить дочь, но лгали ей, что всё скоро пройдёт. Неожиданно один знакомый отца Томы, рассказал ему, что в Петербурге, в одной из частных клиник, появилось новейшее оборудование, которое позволяло лечить даже раковых больных. Толмачёвы немедля решили приехать из Москвы в северную столицу. К счастью, в Петербурге жила одна родственница, двоюродная тётя Натальи Толмачёвой, сама детей не имевшая, которая с радостью согласилась повозиться пару месяцев с маленькой Тамарой. Бабушка Даша – так её представили Томе – была полна оптимизма и верила в то, что девочка непременно поправится.
***
Сперва гостей проводили на огромную кухню, Дарья Николаевна принялась хлопотливо накрывать на стол; на плите шипел чайник. Тома с удивлением озиралась по сторонам: огромные потолки, старая кухонная мебель, нелепый пыльный светильник под потолком…
- Мам, а мы тут были? – спросила она.
- Нет, детка, мы были у бабушки Даши когда она ещё жила в Котласе. Ты ещё совсем маленькая была…
Тома вздохнула. Наверное, показалось.
После чая, отдохнув, Толмачёвы решили осмотреть комнату, которая с этого момента становилась Томиной спальней. Дарья Николаевна, отпирая на ключ закрытую дверь, смущённо говорила, что давно не прибиралась в этой комнате, поскольку сама живёт в другой. Войдя внутрь, мама Томы не смогла сдержать гримасу отвращения, а Тома поёжилась. В комнате царил неприятный полумрак: окно почему-то было загорожено шкафом; пахло плесенью и пылью. Дарья Николаевна включила свет, и вошедшие увидели два массивных книжных шкафа, большую старую кровать, тумбочки, комод и стол, покрытый пожелтевшей скатертью. Всё это было покрыто таким густым слоем пыли, что гостям тут же стало понятно, что хозяйка не пользуется этим помещением уже давно.
- Дима, тут надо проветрить, - скомандовала мама, - отодвинь шкаф и открой окно. Тут прямо как в склепе… Тётя Даша, а почему вы окно загородили? – обратилась она к тётке.
Та опустила глаза, неловко пожимая плечами.
- Я… Я сюда не хожу почти… Зачем мне?.. У меня в другой комнате спальня… А шкаф тяжёлый, я сама его не сдвину… - Сделалось очевидно, что ей было совестно, что она не подготовила комнату к приезду маленькой гостьи, поэтому дальнейшие вопросы прекратились.
Пока родители занимались уборкой, Тома тихонько ушла на кухню и задумалась. Неужели ей придётся жить в этой жуткой комнате? Когда она только вошла туда, сердце готово было выскочить из груди… Томе казалось, что с этим местом связано что-то ужасное… Что она бывала тут давным-давно, и тогда ей тоже было страшно… Тома вздрогнула. Не хотелось сейчас думать об этом.
«Ничего особенного, - девочка решительно сжала кулачки, - подумаешь, старый пыльный дом. Много хлама. Сейчас мама наведёт порядок и всё станет хорошо…» Но слёзы предательски навернулись на глаза. Ей очень не хотелось ехать из родной Москвы сюда, жить у бабушки, которую всё равно не помнила, не видеться со школьными подругами и, что самое страшное – целую неделю не общаться ни с мамой ни с папой. Да, они обещали прилетать каждые выходные, но… Эти вечера в одиночестве, ночи в этой кошмарной комнате – всё это заранее приводило Тому в панический ужас.
«Даже, когда я лежала в больнице, было лучше, - думала она, - там мама с папой навещали меня каждый день. И девочки приходили. И там было много людей, медсёстры, светло… А тут в самом деле не квартира, а страшный замок!»
***
Томе повезло: она не знала всех неприятных историй, связанных с этой квартирой. Не знали их и её родители, иначе задумались бы, оставлять ли в ней тяжело больную дочь.
Самым первым владельцем этой квартиры, с момента постройки дома в сороковом году, стала семья известного учёного-химика, чьей старшей дочерью и являлась Дарья Николаевна. Во время войны, учёный был вывезен с коллективом своей секретной лаборатории. Младшая дочь не пережила блокаду, а старшую вместе с матерью позднее эвакуировали. После войны семья вернулась домой, но ненадолго: в сорок седьмом Николая Эдуардовича репрессировали и отправили в лагерь, а его жена и дочь вынуждены были переехать в далёкий северный город Котлас.
В квартире поселился сын одного видного партийного чиновника из Смольного, но, прожив всего полгода, этот перспективный и обеспеченный молодой человек внезапно запил, опустился и, в конце концов, сошёл с ума и оказался в психиатрической лечебнице, где и умер. Всё это время квартира пустовала.
В пятьдесят шестом, как раз после смерти предыдущего владельца, квартиру пожаловали некому профессору истории, аккуратному одинокому старичку. Домой приходил он только ночевать, поскольку весь был поглощён работой в университете. И однажды, как раз, когда его не было дома, прорвало трубы отопления, и дом затопило до шестого этажа. После долгого ремонта профессор вернулся, но в один из несчастных вечеров уснул в кресле с непотушенной сигаретой. О его трагической смерти писали ленинградские газеты.
Квартира снова пустовала. Однако несчастья словно бы преследовали тех, кто как-то соприкасался с этим местом: спустя год после потопа повесился водопроводчик Степаныч, о котором всегда говорили, что он никогда не пил. В шестьдесят пятом году рухнула люлька со штукатурами, как раз с двенадцатого этажа.
Затем в квартире поселилась некая актриса театра и кино. Она редко бывала дома, поскольку постоянно гастролировала по стране или снималась в фильмах. Когда же из-за возраста предложений на съёмки стало заметно меньше, и актрисе пришлось жить в своём доме, соседи начали замечать, что с ней творится неладное. Как-то раз она выбежала на лестничную площадку в одной сорочке с криками о помощи. На вопросы соседей она невнятно отвечала, будто бы её преследует некто. Соседи вызвали скорую. Актриса лечилась некоторое время в Скворцова-Степанова, затем вернулась… В народе поползли слухи, что бывшая знаменитость потихоньку спивается в одиночестве, лишённая былой славы и любви. А в один из дней она выбросилась из окна гостиной. Газеты долго пестрели траурными некрологами и статьями о трагедии незаслуженно забытых кумиров.
В конце восьмидесятых, после реабилитации невинно осуждённых было решено вернуть квартиру семье, которой изначально она принадлежала. Николай Эдуардович к тому времени уже умер, но его дочь и жена вернулись в Ленинград. Через год Дарья Николаевна осталась одна. Соседка шептала ей тайно что-то про полтергейста, который будто бы поселился в этом неспокойном месте. Дарья Николаевна не слушала; она жила только в одной из комнат, закрыв вторую на ключ и заставив в ней окно шкафом. После войны у неё появилась странная причуда: она боялась смотреть в окно.
***
В первый день своего пребывания на новом месте, Тома так устала, что ей было всё равно, где спать, пусть даже и в страшной комнате. Её мама устроилась в комнате тёти на диване, а отец поехал в гостиницу, поскольку больше спальных мест в квартире не нашлось. Тома опустила голову на подушку и сквозь лёгкую дремоту услышала чьи-то лёгкие, почти бесшумные шаги. «Кот, - догадалась девочка, - почему я не заметила его раньше? Должно быть, он где-то спал…» Она почувствовала, как он бесшумно взобрался на постель и придавил одеяло. Тома была не в силах открыть глаза или протянуть к нему руку и через пару мгновений крепко уснула.
Проснувшись утром, она села в кровати, долго осматриваясь и соображая, где находится. Её приветствовал унылый петербургский рассвет. Тома посмотрела на огромное окно без занавесок, и вздрогнула. Что-то неприятное шевельнулось в её душе, словно бы ожил давно забытый детский кошмар, и в тот же миг стрельнуло в голове. Девочка поморщилась, но встала. Она вспомнила про кота и решила его найти. В комнате его не оказалось; Тома вышла в коридор, потом на кухню, где её радостно приветствовали мама и бабушка Даша.
- Бабушка, а где кот? – спросила девочка.
- Какой кот? – изумилась Дарья Николаевна, нахмурившись, - У меня нет кота.
- Но вчера же он был! – удивилась Тома, - я слышала, что он приходил…
- Ты всё фантазируешь, - улыбнулась мама и перевела разговор на другую тему.
Предстояло оформить документы на лечение, пройти обследование, а ещё – записаться в школу, куда Тома будет временно ходить, чтобы не отстать в учёбе. Этот день прошёл в хлопотах, как и вся последующая неделя. Приступов головной боли не случалось, и родители показывали Томе Петербург. Тома постепенно привыкла к новому жилью, и комната перестала казаться ей склепом. Но, проходя мимо окна, Тома невольно опускала голову или отворачивалась, чтобы ненароком не заглянуть в него. Она боялась сказать матери об этом, чтобы та не принялась смеяться или же – что ещё страшнее – не повела бы её к детскому психиатру. О коте она забыла, решив, что он ей приснился.
Перед отъездом родителей в Москву Тома загрустила. На следующий день ей предстояло пойти в школу, и её волновало, как её примут новые одноклассники. Тома крайне редко плакала, держа в себе свои чувства, а сейчас ей не хотелось огорчать родителей, которые были расстроены пожалуй даже больше её самой. Но когда такси скрылось за поворотом дома, Тома, обняв бабушку, дала волю слезам.
***
Первый день в третьем «А» петербургской школы прошёл вполне удачно. Ребята с любопытством осматривали новенькую, а на перемене, окружив, засыпали вопросами о том, как живётся в Москве. Правда вопросы эти заставили Тому вспомнить о родителях, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Но тут на помощь ей пришла учительница, которая попросила ребят не утомлять новенькую.
Когда Тома пришла домой, бабушки Даши ещё не было: она работала гардеробщицей в музее и возвращалась только к семи часам. Нужно было делать уроки, но письменный стол стоял как раз около окна. Тома поёжилась, быстро прошла мимо него и отправилась на кухню. Сидеть одной в квартире показалось ей жутковато: девочке чудилось, что в доме находится кто-то ещё, и он пристально следит за ней. «Это наверно оттого, что я сегодня видела слишком много незнакомых людей», - подумала Тома и включила телевизор. Его бессвязное бормотание успокоило её, создавая эффект присутствия кого-то родного, и она принялась решать задачи.
Время прошло незаметно, и, наконец, вернулась бабушка Даша. Увидев разложенные на обеденном столе тетради и учебники, она удивилась, почему Тома сидит не у себя, а на кухне.
- Тут телик, - смутилась девочка. Она почему-то стеснялась признаться в своих страхах, - а ещё у меня нет занавески на окне, это как-то неуютно, что ли…
- Д-да, нету занавески… - рассеянно пробормотала бабушка, вытаскивая из сумки купленные по дороге продукты. Сама она была далеко не в восторге оттого, что племянница переставила мебель, и проклятое окно зияло теперь посреди комнаты.
- Потом повесим, - сказала она девочке, - у меня пока что нет лишней шторы.
Этой ночью Томе приснился кошмар, словно бы в окне её комнаты должно было показаться страшное «нечто». Что это было – Тома не знала, но утром она на всякий случай старалась не смотреть в окно. Самое удивительное – другие окна в квартире абсолютно не пугали её. Тома поспешно окончила свой завтрак, и они с бабушкой вышли из дома. Оказавшись на улице, девочка тайком облегчённо вздохнула.
Сегодня последние два урока отменили, и школьников повезли в музей блокады Ленинграда. Тома, как москвичка, мало знала о блокаде, и ей было очень интересно. Она с трепетом рассматривала предметы, лежащие в витрине: дневник Тани Савичевой, кусочек блокадного хлеба… Потом на небольшом экране начали показывать хронику. На чёрно-белых кадрах мелькали бегущие люди, полуразрушенные дома, пожарные на крыше, застывшие трамваи… Завыла сирена, возвещавшая о начале артобстрела. У Томы странно сжалось сердце. На экране появились летящие самолёты… Звук моторов сливался в страшный рёв; Тома схватилась обеими руками за голову, в которой словно заработала буровая установка. Девочку охватил панический страх; боль стучала в висках, мешая соображать… Ребята окружили её; учительница тревожно всматривалась в её лицо, и спрашивала о чём-то. Кажется, она хотела вызвать «скорую», но Тома попросила отвезти её домой.
Войдя в квартиру, Тома, шатаясь, зашла в свою комнату и села прямо на пол. Страшный рёв словно преследовал её; казалось, что голова вот-вот разорвётся на части. С ней давно уже не случалось таких приступов. Обычно мама делала ей укол, но сейчас дома никого не было, бабушка вернётся нескоро.
«Наверное, я умру, - внезапно подумала Тома, закрывая глаза, - да, именно сейчас… Так больно! Почему же я не умираю? Скорее бы! Я не могу это больше терпеть! Как я хочу умереть!»
Чьи-то холодные руки легли на её лоб. Томе было всё равно, кто этот человек, как он попал в квартиру… Больше всего на свете в данный момент ей хотелось, чтобы исчезла эта боль. Девочка даже не могла открыть глаза, чтобы посмотреть на незнакомца.
- Сейчас пройдёт, - сказал чей-то голос. Томе показалось, что он прозвучал у неё в голове, и она не могла определить, мужской он был или женский, звонкий или глухой.
Боль и вправду начала утихать, её сменила сильная сонливость и вялость. Девочка не заметила, как уснула. Очнулась она от скрипа ключа в замке: вернулась бабушка. Тома открыла глаза и увидела, что лежит на своей кровати; от головной боли не осталось и следа. Она попыталась вспомнить, что же с ней случилось: «Тут был кто-то. Он мне помог и перенёс на кровать. Может, это кто-то из соседей?» Тома рассказала бабушке о том, что с ней случился приступ головной боли, но не решилась сказать про таинственного помощника. Как и в истории с котом, ей показалось, что бабушка удивится или не поверит. Дарья Николаевна принялась охать и причитать, обещала, что будет возвращаться с работы пораньше и даже предложила Томе сходить к врачу. Но девочка ответила, что такие приступы у неё – не редкость, но ей нужно принимать лекарства. Кроме того, она уже записана в очередь на те процедуры, ради которых она приехала в Петербург, и что её скоро вылечат. Тома искренне улыбалась и радовалась, что ей удалось успокоить бабушку. Но на самом деле ей пришла в голову мысль, что все эти старания напрасны, и рано или поздно – она всё равно умрёт.
***
Тома стояла посреди своей комнаты. Вокруг царила тьма, такая, что невозможно было рассмотреть предметы мебели, стоящие вокруг, и только окно светилось посреди этой тьмы пугающим прямоугольником. Тому сковал страх, ей казалось, что в окне сейчас появится нечто ужасное. Ей хотелось бежать прочь, но тело не слушалось. Она хотела отвернуться, но не могла пошевелиться… Вместо этого какая-то неведомая сила заставила её сделать шаг вперёд. Тома судорожно вздохнула. В окне виднелся двор, крыши противоположных домов и молочно-белое, петербургское небо… Вдруг что-то маленькое с размаху ударилось в стекло. Тома вздрогнула от неожиданности, и сердце заколотилось от испуга. На подоконнике лежала небольшая серо-бурая птица чуть меньше голубя. Она дёрнулась пару раз и безжизненно застыла. Девочка поняла, что птица разбилась о стекло, и ей стало невероятно жалко это маленькое создание. Слёзы навернулись сами собой. Тома всхлипнула… и проснулась. Сон? Девочка моментально вскочила с постели. Утро, пора в школу. Но сон был настолько реален, что, преодолев страх, Тома приблизилась к ненавистному окну, чтобы проверить, не лежит ли на подоконнике та птица? Подоконник оказался пуст, а за окном виднелся всё тот же двор, крыши домов… Только, как показалось девочке, деревья были выше, чем во сне.
В школе ребятам задали делать доклады на тему блокады. Тома взяла в школьной библиотеке пару книг и пришла домой. «Как это страшно всё», - размышляла она, сидя на кухне и листая одну из книг. Рассматривая фотографии, Тома ловила себя на том чувстве, словно ей всё это знакомо. Картинки мелькали перед глазами, превращаясь в кадры кинохроники; строчки расплывались, а в ушах звучал неприятный нарастающий гул. Тома выпрямилась и устало потёрла виски; голова не болела, но словно налилась свинцом. Девочка медленно встала и отправилась в свою комнату, чтобы найти в комоде аптечку с лекарством. Открыв ящик комода, Тома на секунду замерла: ей послышалось, будто кто-то вошёл в комнату. «Да нет же, показалось! – сказала она себе, пытаясь успокоиться, - как здесь может быть кто-то, если бабушка ещё не вернулась, а я закрыла входную дверь на ключ». Она принялась искать лекарство, но её не покидало жутковатое ощущение, что кто-то смотрит ей в спину. Томе сделалось страшно, но она не могла заставить себя обернуться, чтобы проверить, так ли это. Прошла ещё пара минут, больше ничего не происходило. Тома, сжав упаковку в руке, медленно повернулась. Взгляд её случайно упал на висящее на стене зеркало, в котором отражалось ненавистное окно. В ту секунду – Тома могла поклясться – она увидела в отражении, что на подоконнике сидит чья-то фигура. Девочка ахнула и быстро повернулась в сторону окна. Никого не было. Дрожа от страха и вцепившись в коробочку с лекарством, на подгибающихся ногах Тома вышла в коридор, и с облегчением села на диванчик в кухне, где ярко горел свет и уютно бормотал телевизор.
Когда пришла бабушка, Тома вновь ни словом не обмолвилась по поводу своих страхов. Как ни пыталась она сосредоточиться на книгах, делать доклад она не могла, и приняв лекарство, Тома легла спать.
На следующий день в школе у девочек внезапно возник разговор о всяких странных и страшных явлениях: одна рассказывала, что в деревне, где она проводит лето, есть проклятый дом с призраками. Другая утверждала, что у неё в квартире живёт полтергейст – «барабашка», который стучит по вечерам. Тома вздрогнула и робко произнесла:
- А у нас вчера…
Все головы повернулись к ней.
- Вчера мне показалось, что в моей комнате кто-то есть. Этот кто-то следил за мной, я слышала его шаги. А когда я посмотрела в зеркало, там точно кто-то был…
- Как он выглядел? Он большой, маленький? – перебивая друг друга заволновались девочки.
- Не помню, - ответила Тома, - он сидел на подоконнике, но я не успела рассмотреть.
Девочки заспорили. Кто-то утверждал, что это, наверное, был домовой. Кто-то сказал, что это и есть «барабашка». В это время к компании подошла Оксана – высокая девочка с длинными белыми волосами и вытянутым надменным лицом; за ней семенила её неизменная подружка – низенькая толстая Наташа. Все замолчали.
- О чём вы тут говорите? – манерно растягивая слова, спросила Оксана.
- О всяких домовых, барабашках…
- Какая ерунда, - отозвалась Оксана, - домовых не бывает.
Она уселась на своё место, небрежно поправляя волосы и открывая свой доклад, аккуратно напечатанный на компьютере со вставленными картинками. Прозвенел звонок на урок, и девочки не смогли возразить ей, только одна недовольно проворчала подруге: «Вечно Оксанка всё портит!»
Учительница пожурила Тому за невыполненное задание, но двойку ставить не стала: она была предупреждена, что Тома не вполне здорова, и ей нельзя причинять лишних расстройств.
Вернувшись из школы, Тома первым делом осторожно заглянула в свою комнату. Там царила тишина, только мерно тикали часы. Девочка включила свет, но делать уроки отправилась на кухню. У бабушки не было компьютера, и Тома писала свой доклад от руки. Периодически она замирала над страницей и задумывалась. То, что она описывала, словно бы когда-то снилось ей… Или кто-то рассказывал в подробностях… Или она смотрела кино… Томе мерещился тёмный подвал, бетонные стены, люди, прячущиеся в подвале… И тут же вспоминался её собственный кошмар: окно и нечто ужасное, что должно было появиться оттуда. И вспомнился звук – протяжный жуткий гул летящих самолётов. Тома вздрогнула. Сердце забилось часто-часто, виски снова сдавило. Почему-то ей захотелось спрятаться – куда угодно. Что-то должно было сейчас произойти. В панике, внезапно охватившей её, девочка вбежала в ванную и закрыла дверь. Здесь было тихо и сыро, из неплотно закрытого крана монотонно падали капли. Тома открыла воду, намочила руку и приложила её ко лбу. Что это было? Может быть, так люди и сходят с ума?
Тома решила прилечь. Войдя в свою комнату, она с удивлением обнаружила, что свет не горел. Девочка поёжилась, нашарила выключатель на стене и пощёлкала его несколько раз. «Лампочка перегорела!» – снова попыталась успокоить себя Тома. Она вспомнила слова Оксаны о том, что домовых не бывает, но ей всё равно стало не по себе. В комнате было темно; Тома на ощупь добралась до кровати и включила тусклый ночник, который показался ей спасительным маяком. Но, когда девочка повернулась к окну, её ждала ужасная картина: на письменном столе лежал труп! Тома сдавленно вскрикнула. От ужаса девочка не могла сдвинуться с места; ей хотелось зажмуриться, но почему-то против своей воли, она продолжала рассматривать лежащую на столе фигуру. Это был молодой человек, одетый в серо-коричневый комбинезон, местами порванный и покрытый бурыми пятнами крови. На голове его был надет кожаный шлем со стеклянными очками. «Это лётчик», - догадалась Тома, ей приходилось видеть их на картинках. Преодолевая дрожь в коленках и первоначальный страх, Тома подошла к столу. Она никогда прежде не видела мертвецов. Лицо лётчика было бледно как мел, широко открытые серые глаза смотрели в потолок. Стекло очков треснуло; из-под шлема выбивались пряди светлых волос, а на виске запеклась кровь. «Мёртвый лётчик? – удивлялась Тома, - Что он делает тут? Как он мог здесь оказаться? И что мне делать? Ждать бабушку или бежать к соседям? Надо, наверное, вызвать милицию…» Ей почему-то вспомнился сон, приснившийся на днях – про мёртвую птицу, лежащую на подоконнике. Но в это время произошло нечто невероятное: неподвижно лежащий мертвец перевёл взгляд с потолка на Тому. Та отшатнулась и закрыла лицо руками. Горло сдавил спазм, и она не смогла даже закричать от ужаса. Мертвец повернул голову и уставился на девочку.
- Kleine Fr;ulein? – произнёс он, улыбаясь.
Тома с ужасом смотрела на него, не отрывая рук от лица. Этот голос словно звучал у неё в голове. «Такого не может быть, - думала Тома, - значит, он не мёртвый, раз он говорит и двигается…»
- Ты похожа на Кристину, мою маленькую сестрёнку, - сказал лётчик, медленно поднимаясь со стола. Он смотрел на Тому, не моргая, отчего ей было ещё более жутко.
- Кто вы? – еле шевеля губами, проговорила Тома, опуская, наконец, руки. Она ещё не знала, бежать ли ей прочь из комнаты или стоять на месте.
- Меня зовут Фриц, - ответил он, усевшись, наконец, по-турецки и поджав ноги.
- Вы немец? – шёпотом спросила Тома.
Фриц молча кивнул.
- Что вы здесь делаете? – робко произнесла девочка.
- Я тут живу, - ответил Фриц и невесело рассмеялся, - хотя это нельзя назвать жизнью…
- Вы призрак? – догадалась Тома и вздрогнула от такой догадки.
Фриц прищурился, повернул голову набок, затем ответил:
- Можешь считать так, если тебе это понятнее.
- Я… а я думала, что призраки прозрачные, как дым, - слегка заикаясь неуверенно начала Тома. Она решила, что раз собеседник улыбается, то с ним вполне можно поговорить. – И что они ходят сквозь стены… Так это вы в первый день ходили по комнате? Я думала, что это кот…
Фриц рассмеялся. «А он и не такой уж страшный,» - подумала Тома.
- Почему тебе хотелось умереть? - вдруг спросил он.
Тома снова вздрогнула. Она вспомнила тот ужасный день, свой приступ, чьи-то холодные руки на своём лбу…
- Так это вы тогда помогли мне? – глаза девочки расширились от удивления.
- Ты мне не ответила на вопрос, - всё же от его взгляда по коже шли мурашки.
- Я… У меня ужасно болела голова, - ответила Тома, - мне хотелось, чтобы всё прекратилось, и эта боль исчезла.
Фриц опустил голову, размышляя. Тома вздохнула свободно, когда он перестал на неё смотреть.
- А может ты и есть та самая девочка, - пробормотал он будто бы для себя. – Вообще-то я не люблю людей, - продолжил он задумчиво, - живых людей. Но я никогда не видел, чтобы они так сильно желали умереть… А ещё ты действительно похожа на Кристину. Я убедился в этом ещё в первый день, когда рассмотрел твоё лицо. Мне было тяжело видеть, что девочка, похожая на мою сестрёнку страдает.
Тома подошла на шаг ближе, рассматривая с любопытством молодого человека.
- Вы весь в крови, - прошептала она, - вам больно?
Фриц покачал головой и улыбнулся.
- Теперь уже нет. Физическая боль – это для людей. Это в прошлом.
- А почему я не видела вас раньше? И почему вас не видит моя бабушка? Она ведь давно живёт здесь…
- А зачем ей меня видеть, - усмехнулся лётчик, - пусть ещё поживёт… Я видим только когда хочу, чтобы меня видели. Некоторые люди так забавно реагируют на это! – он недобро рассмеялся, - Одна дама даже выскочила на лестницу в одной сорочке! А потом она поняла, наконец, что я хочу быть один, и ушла. Из окна…
Он смеялся, прикрыв рот рукой, затем осмотрел на испуганное лицо Томы и добродушно улыбнулся.
- Не волнуйся. Я не всегда торчу тут, в комнате. Иногда я ухожу на нулевой уровень, когда не хочу никого видеть.
- А что это за нулевой уровень? – удивилась девочка.
- Ноль… Пустота, - лицо призрака стало серьёзным, - там ничего нет: ни света, ни людей, ни переживаний. Вакуум.
- Но это ведь так грустно, одному! – воскликнула девочка, - и вы совсем один, много лет в этой квартире!..
Она хотела что-то ещё сказать, но Фриц подмигнул ей и приложил палец к губам:
- Твоя бабушка идёт. Она сейчас выйдет из лифта. Прости, что напугал тебя.
Он легко спрыгнул со стола и моментально исчез. Тома ошарашено моргала, не понимая, на самом ли деле это происходит, или ей снится. В этот момент раздалось звяканье ключа в замке и скрип входной двери. Тома выбежала в коридор: да, действительно вернулась бабушка. Девочка помогала ей отнести продукты на кухню, затем они разговаривали о чём-то. Бабушка помогла ей проверить домашние задания и доклад.
Перед сном Тома долго лежала в постели, не смыкая глаз. В комнате она была одна – она чувствовала это. Почему Фриц поселился именно здесь? Что за страшный нулевой уровень? И что за девочку он имел в виду, когда сказал «та самая»? Эти вопросы не давали Томе уснуть; ей вспомнился мамин рассказ о том, что бабушка Даша жила в этом доме ещё во время войны. И почему Тома не догадалась спросить её об этом? Девочка начала придумывать вопросы, которые она задаст бабушке, но мысли стали путаться, и она уснула.
Во сне ей снилась комната, та самая, в которой она теперь жила. Но мебель была расставлена по-другому, она отчётливо видела это. Она смотрела в окно, откуда, постепенно нарастая, доносился неприятный гул. Она хотела что-то увидеть в окне, но ей было очень страшно… Потому что надо было куда-то бежать… Кто-то звал её в коридоре, но она продолжала смотреть в окно. Сердце колотилось всё стремительнее, страх нарастал, превращаясь в ужас. Теперь она и рада была бежать, но не могла пошевелиться… Вот сейчас, сейчас в окне появится оно… Бежать… Оно несёт нечто ужасное… Нет, только не это!
Тома вскрикнула и резко села на кровати. В голове резанула сильная боль, и девочка поморщилась. Она взяла с полки маленький будильник. Да, уже утро, пора вставать в школу… Девочка осторожно, чтобы голова не разболелась сильнее, прилегла на кровать. Кажется, стало легче... Минут через десять в комнату вошла бабушка Даша, чтобы проверить, встаёт ли Тома, и девочка принялась одеваться.
После школы они с бабушкой отправились в клинику на процедуры, которые предстоит посещать два раза в неделю. По пути домой Тома робко попросила бабушку рассказать о войне и блокаде. Дарья Николаевна вздохнула: об этом не так-то легко вспоминать. Она не привыкла делиться с кем-то тем, что ей пришлось пережить, а тем более – свои чувства. Она рассказала, как они с семьёй – отец, мать, она и её младшая сестра – жили в этом доме до войны. Потом отца вместе со всем коллективом лаборатории перевели в другой город, поглубже в тыл. Мать осталась работать на заводе. Даша – ей было только тринадцать – вместе с сестрёнкой Люсей прятались в бомбоубежище во время налётов. Затем был голод, ранняя холодная зима… Люся умерла. А потом Дашу с мамой эвакуировали из осаждённого города по Ладожскому льду. Она тогда сама болела и плохо помнит это…
Тома шла, опустив голову, и долго размышляла о чём-то. Этим вечером в комнате было по-прежнему тихо и пусто.
На выходные приехала мама. Тома так радовалась, что даже прыгала на месте. Они ходили гулять, в кафе и в кино. Тома рассказала о своей неделе в школе, новых знакомых, походе в музей. Про приступ она умолчала, чтобы не расстраивать маму, впрочем, та всё равно узнала об этом от Дарьи Николаевны. Вечером в воскресенье, после того как мама уже уехала, лёжа в своей кровати, Тома не могла удержаться от слёз. Сердце сжалось от острого чувства одиночества и безысходности. Почему всякая радость рано или поздно кончается? Есть ли надежда на то, что она наконец-то вернётся домой к родителям, или же остаток своей жизни ей придётся провести в этом мрачном городе, в затхлой комнате с зияющим как открытая рана окном? Однако усталость взяла своё, и на девочку навалилась дремота; перед тем как провалиться в сон, Тома почувствовала, что кто-то легко-легко коснулся её волос.
***
Тома медленно поднималась по лестнице, держась рукой за стену. Лифт не работал - так некстати! Головная боль мешала ей думать и анализировать произошедшее за день. Кажется, в школе случилось что-то неприятное... Она рассказывала стихотворение и забыла, запнулась. Оксана со своей подружкой рассмеялись; рассмеялись и мальчишки на задних партах... Учительница поставила ей тройку... Раньше у Томы никогда не было троек... Впрочем, и к доске её тоже никогда не вызывали. А потом... Что же было потом? Какие-то цифры... Задачи... Надо было решать задачу... Тома остановилась, переводя дух. Шестой этаж; каждая ступенька отдавалась резкой болью в голове. Да, задача, которую она не смогла решить... И соседка по парте, Маша, дала ей списать со своей тетради, а Оксана увидела и пожаловалась... И учительница сказала что-то обидное... Тома изо всех сил пыталась вспомнить, но не могла... Остальное было как в тумане: может быть, она заплакала, а может и нет... Это был пятый урок, но она собрала вещи и ушла домой. Кажется, Маша проводила её до гардероба...
Войдя в квартиру, Тома, не раздеваясь, зашла в комнату, открыла ящик комода и нашла своё лекарство. Минут через двадцать боль отпустила, и девочка смогла, наконец, снять куртку и ботинки и оставить их в прихожей. А ещё - вспомнила она, - кто-то назвал её трусихой. Может быть, мальчишки? Да, она трусиха, она не могла показать язык этой противной Оксане или надерзить учительнице. Она боялась даже окна в своей комнате!
Тома неуверенно поглядела на окно; сердце ёкнуло от неприятного ощущения, что в реальности может произойти то же, что и в том сне.
- И от чего же страшно? – спросил внезапно насмешливый голос.
Тома вздрогнула от неожиданности и обернулась. На старом кресле в углу комнаты сидел Фриц, закинув ногу на ногу и вертя в руках кожаную перчатку.
- Вы меня напугали, - пробормотала девочка. Всё-таки не каждый день ей
приходилось сталкиваться с призраками, чтобы привыкнуть к его внезапному
появлению.
- И я тоже напугал? - усмехнулся лётчик, надевая перчатку, - а окно-то чем провинилось?
- Я не знаю, - ответила Тома.
Она подошла к окну с замиранием сердца. «Я не должна бояться, не должна», -думала она. Затем, неожиданно для самой себя, открыла обе рамы и вскарабкалась на подоконник. Её обдало холодным воздухом. День был пасмурным, и в домах напротив уже загорались огни. «А я не включила свет, - подумала Тома, - я совсем одна. Мама далеко, ребята в школе меня не любят, учительница ругается... Я прогуляла урок, значит, она завтра будет ругаться сильнее. А голова у меня болит, несмотря на процедуры, на которые я начала ходить. Они мне не помогут. Я чувствую это...»
Она стояла на подоконнике, держась руками за края оконной рамы, и посмотрела вниз. Голова закружилась от чувства высоты.
- Да, стоит разжать пальцы, и тебя никто не спасёт, - послышался голос Фрица, -
стоит сделать только один шаг, и всё то, что случилось сегодня, перестанет тебя
волновать.
Тома обернулась и посмотрела на него. Призрак сидел уже на письменном столе и рассматривал её, насмешливо приподняв бровь.
- Но ты ведь не шагнёшь, потому что тебе даже смотреть туда страшно, -
продолжал он.
Тома снова посмотрела себе под ноги. Двенадцатый этаж... Двор был как на
ладони, люди и машины внизу казались игрушечными.
- Страшно? Да, страшно, - продолжал Фриц, - неизбежность всегда пугает. Потому что если ты оступишься, пути назад уже не будет. Ты будешь падать с большой высоты, - он повысил голос, спрыгнул со стола и принялся нервно расхаживать по комнате, - а земля будет неумолимо приближаться. И ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить это падение! И никто, никто тебя не удержит!
Тома со страхом и изумлением посмотрела на него: в этот момент лицо призрака
исказилось от злобы и отчаяния. Он сжал руки в кулаки и прокричал, смотря ей в глаза:
- Никто тебе не сможет помочь, как бы ты не просила остановить это падение!
Тома вздрогнула и повернулась к нему полностью, забыв про открытое окно
позади себя и холодный ветер, врывающийся в комнату. Что-то прояснилось в её
сознании, сердце наполнилось жалостью как тогда, когда она увидела во сне мёртвую
птицу.
- Фриц! Тебе было страшно? - она сама не заметила, как перешла на «ты», - Тебе
ведь тоже было страшно падать с высоты?
Тома посмотрела на него, и слёзы навернулись ей на глаза.
- Послушай, - продолжала она, - а если я сейчас выйду вот туда, - она показала на
окно, - я тоже останусь тут, в этой квартире? И тебе будет не так одиноко! Я
ведь всё равно скоро умру и...
Призрак ошарашено смотрел на девочку широко открытыми серыми глазами.
- Ты и вправду могла бы это сделать? Вот так просто ради меня? - тихо произнёс
он, - нет, не нужно...
Он шагнул вперёд, протянул руки и осторожно снял девочку с подоконника. Затем закрыл окно, обернулся и посмотрел на неё. Тома молча плакала. Фриц улыбнулся.
- Да, мне действительно было страшно, - сказал он, - когда подбитая машина не
слушалась штурвала, и неслась прямо на этот дом. Мне хотелось жить в тот
момент, очень хотелось жить, но сил не оставалось. Последний рывок,
поворот... Это усилие стоило мне жизни, всё было напрасно. Но это всё осталось в прошлом, а я остался здесь, в этом доме.
Тома всхлипнула и закрыла лицо руками. Фриц осторожно погладил её по голове. Его прикосновения были едва ощутимы.
- Не стоит портить слезами лицо, маленькая красавица, - произнёс призрак, - в другой раз я расскажу тебе о крыльях. А теперь тебе пора разогревать твой обед. Людям нужно питаться.
Тома неуверенно посмотрела на лётчика. «Как жаль, что он призрак, - подумала она, - я всегда мечтала, чтобы у меня был такой же старший брат». Фриц снова улыбнулся, помахал ей рукой и исчез в стене, как это делали привидения из фильмов.
Тома успокоилась и ушла на кухню. Долго ещё она не могла заняться уроками, размышляя: что происходит с людьми после смерти? Почему призраки вынуждены жить долгое время на одном и том же месте? Но скоро пришла бабушка, и Тома поведала ей о своих злоключениях в школе.
***
На следующий день, придя домой после процедур, Тома решила делать уроки в своей комнате. Во-первых, на кухне бабушка готовила ужин, не хотелось ей мешать своими тетрадками и учебниками, а во-вторых, Томе уже не так страшно было смотреть в окно. Девочка открыла тетрадь, положила перед ней учебник и задумалась, глядя на белые страницы, разлинованные голубыми полосками. Бабушка сегодня заходила в школу и поговорила с учительницей... В целом, ребята из класса относились к Томе неплохо. Но ей всё-таки было неприятно, когда они смотрели на неё с сочувствием, зная, что она «не такая как все», «больная», не ходит на физкультуру... Мальчишки, похоже, побаивались её дразнить. Тома случайно услышала их разговор в коридоре. Один из мальчиков хотел шутки ради украсть и спрятать её портфель (это была их любимая забава над девчонками), но двое других зашипели на него: «Ты что! Эта Толмачёва может расстроиться и взаправду умереть!»
«Я могу взаправду умереть, - думала Тома, - не понарошку, а на самом деле... И что тогда? Я тоже стану призраком? Но я не хочу быть призраком, я хочу жить с мамой и с папой, я хочу играть и гулять с подружками... Но я боюсь, что ничего не получится. У меня такая тяжёлая голова, даже после процедуры, кажется, от неё стало только хуже. Я видела, какое лицо было у врача, когда он в первый раз смотрел результаты моих анализов - он глядел на меня так, словно мне жить осталось неделю! Потом он, конечно же, вежливо притворился, что всё в порядке, заулыбался... Ещё бы! Ведь родители платят за это такие деньги!»
Сколько именно платили родители, Тома не знала. Но она догадывалась, что очень много. Сейчас ей было не до письменных упражнений, и её глаза рассеяно вглядывались в картинку на странице учебника: там были нарисованы играющие дети.
- Фриц, где ты? - тихонько позвала девочка, - Мне хочется поговорить с тобой!
Она прислушалась, но в комнате только мерно тикали часы. Тома вздохнула и
решила приняться наконец за домашнее задание. Внезапно на страницу легла худая рука с длинными белыми пальцами. Тома вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Лётчик сидел на подоконнике, прямо перед столом и хитро улыбался.
- Я думала, ты не придёшь, - слегка робея, произнесла девочка.
- И о чём ты хотела поговорить? - спросил Фриц, вглядываясь в её лицо.
- Просто так, - Тома смутилась.
И только? - Фриц взял со стола книгу и принялся её рассматривать. Это был учебник по немецкому для третьего класса. Фриц расхохотался.
Коварный ребёнок, - смеясь, проговорил он, - ты хочешь, чтобы я делал твои
уроки?
Тома и не думала об этом. Она нахмурилась и отняла у него книгу.
- Вовсе нет, - обиженно сказала она, - мне было грустно сидеть одной.
Фриц развалился на широком подоконнике, хитро поглядывая на девочку. «Он похож на чеширского кота», - подумала Тома.
- Меня всегда пугает, что у тебя на комбинезоне кровь, - произнесла она,
наконец, - мне всё время кажется, что ты ранен и тебе больно.
Фриц недоумённо осмотрел себя так, будто бы ему сказали, что он облился чернилами.
- Какая ерунда, - усмехнулся он, - всего пара пятен, но руки и ноги на месте!
Тома внимательно посмотрела на него.
- Может быть, тебе стоит постирать одежду? - предположила она.
Фриц рассмеялся так, что потом, спохватившись, прикрыл рот рукой.
- Я фантом, меня нельзя стирать! - произнёс он и, отвернувшись, продолжал
хохотать.
Тома недоумённо глядела на него. Отсмеявшись, лётчик уселся на подоконнике по-турецки и пояснил:
- То, что ты видишь, это фантом, таким я был в последний момент моей жизни.
Это как фотография моего тела. Её нельзя изменить.
- Но ты же почти как человек! - Тома смотрела на него во все глаза, затем
несмело протянула руку и дотронулась до плеча юноши. - Я думала, что
привидения прозрачные...
- Я могу быть и таким, - Фриц кивнул и начал становиться прозрачным, пока
полностью не растворился.
«В самом деле как чеширский кот!» - подумала девочка.
- Но тебе проще меня воспринимать подобным себе, - продолжал фантом и вновь
появился на подоконнике.
- А почему? - Тома захлопала глазами, - почему ты стал призраком? Ведь не все
люди ими становятся, так ведь?
Лицо молодого человека стало задумчивым. Он повернулся так, чтобы смотреть в окно и опустил на глаза свои треснувшие лётные очки.
- А мог бы и не быть, - произнёс он тихо и замолчал, размышляя о чём-то.
Тома не посмела расспрашивать Фрица, очевидно, что это была для него больная тема. Он помолчал ещё некоторое время, затем повернулся к девочке и произнёс:
- Всё дело в крыльях.
Тома никак не ожидала такого ответа и переспросила:
- В каких крыльях?
- Я не могу тебе точно объяснить, - Фриц замялся, словно подбирая нужные
слова, - тебе, как живущему человеку нельзя это знать, да ты и не поймёшь. В
общем, представь, как в сказке: у всех пилотов после смерти появляются
крылья. А у меня их нет. Есть что-то, некий барьер, который не пускает меня
туда, куда я должен был отправиться.... Я догадываюсь, отчего это, но сам
ничего не могу сделать.
Тома участливо смотрела на собеседника, потом робко погладила его по руке.
- А, может быть, я смогу тебе помочь? Только скажи, как?
Лётчик поглядел на неё с улыбкой и снял очки.
- Может быть, и сможешь. Если...
- Если что? - Тома глядела на него во все глаза.
- Если вспомнишь. Но ты должна сама это вспомнить.
Фриц тряхнул головой и взял со стола учебник.
- Так уж и быть, помогу тебе с этим заданием. Только не думай, что, если я
немец, то всегда буду делать их за тебя!
Тома улыбнулась. Она поняла, что он не желает больше продолжать тот разговор.
***
Прошло ещё несколько дней. Почти каждый вечер Тома общалась со своим новым знакомым тайком от бабушки. Иногда он сам появлялся на подоконнике или в кресле, иногда, прождав пару часов, девочка звала его. Как правило, Фриц смотрел в окно, а она делала уроки и периодически что-то спрашивала у него. Он ворчал, отнимал тетрадь, смеялся - как делал бы это настоящий старший брат. Тома смущалась, сердилась, оправдывалась...
Один раз она в шутку шлёпнула его тетрадью по голове. Фриц закрылся руками; Тома испугалась - не больно ли ему? Глядя на перепуганное, виноватое лицо девочки, фантом рассмеялся. Тома покраснела и выбежала из комнаты. Когда она вернулась, его уже не было. Девочка позвала, но Фриц не появился. Тома решила, что он обиделся, и ей стало стыдно и горько. Она расплакалась, упав на свою кровать и зарывшись лицом в подушку. Голову словно пронзил электрический разряд. Девочка лежала, боясь пошевельнуться. Сквозь боль ей мерещился звук - жуткий нарастающий рёв. Одновременно с этим Тома испытала невероятный ужас - что-то кошмарное вот-вот должно было произойти... «Неужели, - подумала она, - я сейчас умру?» Но головная боль стала так невыносима, что Тома ждала этого - скорее бы мучение прекратилось. Она с трудом могла соображать в этот момент, только видела перед собой чьи-то серые широко открытые глаза. Кто-то гладил ей по голове и говорил что-то, но слов она не могла разобрать. Боль стала отпускать, сменяясь слабостью. Когда Тома пришла в себя, она увидела, что на полу, рядом с кроватью сидит Фриц. Девочка хотела что-то сказать, но он прижал палец к губам, веля ей молчать.
- Не так, совсем не так, - сказал он, качая головой, - я не всегда могу быть рядом.
Не доводи себя, иначе эта сила может тебя поглотить. Вспоминать, но не так...
- О чём ты, - слабым голосом проговорила Тома.
- Твоя бабушка уже идёт, - произнёс лётчик вместо ответа и поднялся, - спроси у
неё. Она рассказала тебе не всю правду об этом доме и о себе.
Он исчез, не успела Тома расспросить его, что он имел в виду. Помогая бабушке готовиться к ужину, Тома размышляла над словами призрака. «Он странный всё же... Никогда не рассказывает о себе, как он жил, о своей семье... Наверное, ему тяжело вспоминать то, что он потерял. А я так привыкла к нему, он всегда здесь. Я рассказываю ему о делах в школе, о ребятах, о заданиях... А может быть ему хочется получить свои крылья и улететь куда-то в другой мир? Я никогда не думала об этом... И что это за крылья? Я так хочу помочь ему, но не знаю как...А вдруг я умру раньше и не успею ему помочь?» Последняя мысль так ужаснула Тому, что она выронила из рук блюдце, оно упало и раскололось.
Что такое? Томочка? - испугалась бабушка, - всё в порядке с тобой?
- Да, - ответила девочка, подбирая осколки с пола, - просто я подумала... А вдруг
мне не помогут те процедуры, на которые я хожу? И я умру.
- Что ты, что ты! - заволновалась Дарья Николаевна, - Не говори так!
Она говорила ещё что-то... Какие-то неважные слова, примерно те же самые, которые говорили ей родители и врачи, чтобы успокоить. Тома не слушала. «Они все мне лгут, - подумала она, - они знают, что я умру, и мне никто не поможет, но хотят это скрыть... Но Фриц - он мёртвый, значит, смерть - это не так и страшно... Только, наверное, очень скучно и одиноко...Что он ещё говорил? Про то, что бабушка не всё рассказала о себе...»
- Бабушка... - неожиданно начала Тома, не зная, что же именно спросить. Дарья
Николаевна замерла на полуслове.
- Бабушка, а расскажи, как ты жила в этом доме до войны? Какая мебель была? А
какой был этот дом, когда его построили? А парк, он был?..
Дарья Николаевна растерялась. Ей тяжело было вспоминать своё детство, в особенности всё, связанное с сестрёнкой Люсей, которая погибла практически по её вине... Но тем не менее, она рассказала немного о том, как они переехали в новый, только что выстроенный дом, как гуляли во дворе, восхищаясь огромными пространствами после дворов-колодцев центра. Но про войну она не упомянула ни разу.
***
На уроке рисования, когда ребятам нужно было нарисовать человека, Тома рисовала юношу со светлыми волосами. Это был Фриц, каким она представляла его человеком - в рубашке и джинсах.
- Ого! - воскликнула одна из девочек после урока, - кто это?
- Это мой друг, - смущаясь, ответила Тома.
- О! У тебя есть мальчик, да? - завопила подружка. Девочки мигом окружили Тому. Та покраснела и опустила глаза. Ей бы очень хотелось, чтобы их слова были правдой.
- Нет, он призрак, - наконец выдавила она, - он живёт у меня дома, и мы часто
разговариваем о разных вещах. Он уже взрослый...
Девочки наперебой загалдели: одни от зависти, другие - не веря.
- А можно придти посмотреть на него? - спросила одна из них.
Внезапно Томе стало стыдно, будто она предала друга. «Зря я рассказала им, -подумала она, - нельзя было об этом говорить!» В этот момент она и не думала о том, что девочки могут посмеяться над ней или назвать лгуньей. Ей показалось, что их знакомство с Фрицем - нечто такое, о чём нельзя вот так запросто хвастать, как хвастали другие девочки своей дружбой с мальчиками.
- Нет, - ответила, наконец, Тома, - он не любит других людей, даже бабушку.
Девочки разочарованно разошлись.
Едва Тома успела придти домой и снять куртку в прихожей, как раздался звонок в дверь. Девочка удивилась - бабушка всегда брала ключи да и не приходила так рано. Тома открыла дверь и с изумлением увидела стоящих на пороге Оксану с Наташей.
- Можно, мы войдём? - улыбаясь, спросила Оксана.
Тома кивнула, нерешительно впуская их в квартиру.
- Я слышала сегодня, - развязывая шарфик и еле сдерживая насмешливую
улыбку, сказала Оксана, - что у тебя дома живёт призрак. Мы решили придти
посмотреть на него. Ведь это так интересно, правда ведь! Я никогда не видела
призраков, а так хотелось бы!
Наташа не выдержала и прыснула от смеха. Тома нахмурилась. Сердце застучало быстро-быстро, а в затылке начало неприятно припекать.
- Я же сказала, он не любит людей! - сердито ответила она, - И не захочет с вами
общаться.
- А как его зовут, - не обращая внимания на последнюю реплику, спросила
Оксана, проходя в комнату Томы без разрешения, - Вася? Кузя?
Наташа смеялась, прикрывая рот рукой.
- Его зовут Фриц, - тихо, но с раздражением ответила Тома, - и это совершенно
не смешно!
- О, он немец? - воскликнула Оксана, изо всех сил пытаясь сохранить лицо
серьёзным, - и он тебе наверняка помогает делать домашние задания по
немецкому?
Тома не ответила. Девочки уселись в комнате: Оксана на кресле, Наташа и Тома на стульях. Прошло несколько утомительных минут в молчании. Слышно было монотонное тиканье часов.
- Ну и где же твой призрак? - с раздражением произнесла Оксана, - Никого нет.
Я же объяснила! - ответила Тома, - он не хочет общаться с другими людьми.
- Какая жалость! - с сарказмом сказала Оксана, поправляя свои длинные светлые
волосы, - А мне так хотелось завтра рассказать девочкам в школе про то, что я
своими глазами видела призрака!
Тома покраснела до слёз. Она поняла, что Оксана с подружкой пришли поиздеваться над ней, а потом высмеять перед всем классом. «Только бы не заплакать сейчас!» - в отчаянии думала Тома. Кроме того, ей было невероятно стыдно и неудобно перед Фрицем, которого она невольно подставила.
- Так ведь светло ещё сейчас, - сказала вдруг Наташа, - а призраки ведь только в
темноте водятся!
Оксана с удивлением посмотрела на подружку.
- Да, и правда ведь! - сказала она с некоторой долей разочарования, - подождём
тогда. У тебя есть что-нибудь? - обратилась она к Томе, - очень есть хочется.
Тома вздохнула - похоже, эти двое собираются торчать тут до вечера. Ей самой хотелось есть, но она знала, что на всех троих обеда не хватит.
- Я поставлю чай, - наконец сказала она, - и отварю сосиски.
Она пошла на кухню, еле сдерживая слёзы, и дрожащими руками открыла холодильник. Девочки остались в комнате.
Когда чай был готов, и сосиски сварились, Тома позвала своих недобрых гостей - те шептались о чём-то и замолчали, как только Тома вошла в комнату.
Во время импровизированного обеда девочки молчали. Тома хмурилась; Оксана изредка переглядывалась с Наташей.
- Ты хоть телевизор включи, - сказала Оксана, брезгливо роясь в вазочке с
печеньем, - а то гости пришли, а ты будто и не рада.
Само собой, Тома была не рада таким гостям, но телевизор включила. По одному из каналов как раз показывали мультфильмы, и девочки уставились на экран. Время шло, потихоньку начало смеркаться. Во время рекламы Оксана потянулась, разминая затёкшую спину, поправила волосы и произнесла:
- Как вы бедно живёте. Такая везде старая мебель... Неудивительно, что тут
призраки водятся...
Она встала с диванчика, стряхивая крошки со своей длинной юбки, явно собираясь уходить. Наташа смотрела на неё, ежесекундно ожидая сигнала к отправлению.
- Но почему-то мне кажется, Толмачёва, - Оксана впервые за весь день
обратилась к Томе, причём, делая особый акцент именно на фамилии, - что ты
просто врёшь, чтобы понравиться в классе. Тебе больше нечем привлечь к себе
внимание кроме того, что ты какая-то там больная.
Оксана уже не скрывала своё презрение под маской вежливости. Она кивнула Наташе, и та встала с места. У Томы выступили слёзы от обиды отчаянья. Она сжала кулаки, собираясь что-то ответить, но в этот самый момент погас свет и выключился телевизор. Наташа невольно ойкнула.
- Электричество отключили, - сказала Оксана. Но на этот раз её голос звучал уже
не так уверенно, - Ну и дом! Пойдём отсюда!
- Сейчас, я возьму фонарик, - сказала Тома и на ощупь отправилась в бабушкину
комнату.
- Я с тобой! - неожиданно сказала Наташа и, к огромному удивлению Томы, взяв
её за локоть, пошла за ней.
Оксана фыркнула. Она презирала свою подружку, трусливую подхалимку; впрочем кроме Наташи, никто в классе не дружил с ней, хотя никто и не ссорился. Оксана вспомнила, что её школьная сумка осталась в комнате Томы, и решила сходить за ней. Находиться в тёмной квартире старого жуткого дома было довольно неприятно. Мурашки бежали у Оксаны по коже, пока она медленно, держась за стену, двигалась по коридору. Она не верила в то, что у Томы в квартире обитает призрак, как не особо-то верила в призраков вообще, но сейчас ей было по настоящему жутко. Другое дело, что Оксана ни за что не призналась бы теперь в этом и мысленно уговаривала себя: «Подумаешь, темно! У нас тоже выключали электричество пару раз; ничего особенного».
Зайдя в комнату, Оксана остановилась, вспоминая, в какой стороне находится кресло, и где она оставила сумку. Сквозь окно в комнату пробивался слабый свет уличных фонарей, но толком нельзя было ничего разобрать. В это время за спиной девочки скрипнула и закрылась дверь. Оксана вздрогнула и обернулась. Она нащупала ручку и потянула, но дверь не открывалась. «Они решили меня напугать, - догадалась девочка, -какая же подлая эта Наташка! Стоило ей перетрусить, как она уже сговорилась с Толмачёвой! Ну и устрою же я ей завтра!» Внезапно сам собою включился ночник на стене. Оксане сделалось жутко. Она принялась стучать кулаками по двери и громко кричать:
- Девочки! Что за шутки? Откройте, мне пора домой! Это уже не смешно!
Никто не отвечал. И тут Оксана явно ощутила, что в комнате есть кто-то ещё. Она
медленно повернулась и, к ужасу своему, увидела, что на письменном столе возле окна лежит покойник. Да, это, несомненно, был покойник: голова в лётном шлеме с очками запрокинулась назад, весь комбинезон был изодран и залит кровью. Рука безжизненно свисала со стола. Оксана взвизгнула не своим голосом и принялась со всей силы ломиться в дверь, крича: «Здесь труп! Здесь труп, выпустите меня!» У неё не было никаких мыслей по поводу того, откуда он взялся здесь, остался только безотчётный ужас перед происходящим. Но тут произошло нечто более неожиданное и жуткое: покойник медленно повернул голову, открыл глаза и посмотрел на девочку. Оксана замерла, не веря своим глазам. Мертвец плавно и бесшумно сел и улыбнулся.
- Маленькая фройляйн, - произнёс он по-немецки, хотя в голове Оксаны эти
слова звучали на русском языке, словно бы там помещался автоматический
переводчик, - разве ты не желала встречи со мной?
Оксана была не в силах ни отвечать, ни шевелиться. Её трясло как в лихорадке, а пальцы до боли сжимали дверную ручку.
- Ведь ты пришла не к Томе, ты пришла познакомиться со мной, не так ли?
Фриц спрыгнул со стола и сделал пару шагов в сторону Оксаны. Её глаза
расширились от ужаса. Она открыла рот, чтобы крикнуть, но издала какой-то невнятный полузадушенный писк.
- Тебя зовут Оксана, верно? - продолжал призрак, - а я - Фриц, как меня
представила Тома.
Он снял перчатку и протянул вперёд руку с тонкими белыми как бумага пальцами, словно хотел дотронуться до Оксаны. Она отпрянула и изо всей силы навалилась на дверь. Та поддалась, наконец, и Оксана вылетела в коридор. Там уже горел свет, Наташа натягивала куртку, а Тома стояла рядом. Оксана проскочила мимо них, не помня себя, распахнула входную дверь и ринулась вниз по лестнице. Девочки успели выскочить за ней на лестничную площадку и увидели, как Оксана споткнулась и, раскинув руки и коротко вскрикнув, упала на кафельный пол находящейся ниже этажом площадки. Девочки мигом подбежали к ней. Оксана лежала без сознания; у неё была рассечена бровь, и из носа текла струйка крови. Наташа заревела от ужаса. Тома побледнела - она догадалась, что, вернее кто, так напугал Оксану. На шум вышли соседи и вызвали «скорую». А через пару минут пришла с работы Дарья Николаевна. Оксану отвезли в больницу; врач сказал, что у
неё сотрясение мозга и ушиб рёбер. Дарья Николаевна позвонила родителям Оксаны и сообщила о случившемся.
- Что это было? - шёпотом спросила у Тома Наташа, когда Тома вышла проводить её на улицу, - это ведь оно, да?
- Что «оно»? - переспросила Тома.
- Привидение! – заикаясь, произнесла Наташа, озираясь по сторонам.
Тома кивнула.
- Не рассказывай никому! - серьёзно сказала она, - пусть все считают, что Оксана
просто поскользнулась и упала с лестницы. Я же предупреждала, что он не
любит гостей.
Бабушке Тома сказала, что к ней приходили девочки, а потом Оксана выскочила на лестницу и упала. Дарья Николаевна только качала головой и приговаривала: «Вот как надо осторожно спускаться!»
Томе было не по себе: неужели её новый друг был действительно опасным для окружающих? Что ещё он мог сделать? И что он мог бы сделать ей, если бы разозлился?
Когда девочка вошла в комнату, она увидела знакомый силуэт на подоконнике и вздрогнула. Рука сама потянулась к выключателю, но свет не загорелся. Тома, дрожа, отступила к двери.
- Включи ночник, - раздался знакомый голос, - я не люблю яркий свет.
Тома не шевелилась.
- Хорошо, тогда я сам включу, - отозвался Фриц.
Он не тронулся с места, но ночник загорелся сам собой. Фантом сидел на подоконнике и спокойно смотрел на девочку. Тома закрыла за собой дверь, чтобы бабушка не слышала их разговора.
- Зачем ты это сделал? - с дрожью в голосе спросила Тома.
Я ничего не сделал, - усмехнулся Фриц, - она пришла посмотреть на меня, я вежливо представился. Я не заявлял ей, что хочу её съесть или утащить в могилу. По крайней мере, её желание исполнилось, - он фыркнул.
- Но она так испугалась... - начала Тома.
- Что выскочила и упала с лестницы, - продолжил Фриц, равнодушно глядя в окно, - я жалею, что она не сломала себе шею, бесполезная, никчёмная тварь. Да, ты права, я не люблю людей. И мне совершенно не за что их любить.
Тома шмыгнула носом и дрожащей рукой вытерла невольно скатившуюся слезу. Фриц резко обернулся и посмотрел на неё. Его лицо изменилось - из сурового и циничного сделалось мягким и сочувствующим. Он спрыгнул с подоконника и подошёл к девочке, заглядывая ей в лицо.
- Прости, я напугал тебя, - он осторожно коснулся холодной рукой её щеки, - но
ты другая, ты не похожа на этих людей. И ты ведь не так испугалась, когда
увидела меня впервые.
Тома кивнула и расплакалась сильнее.
- И ты тоже меня прости, - сказала она с трудом, - я сама виновата, что они
пришли, мне не стоило про тебя рассказывать.
- Тише, тише, - говорил Фриц, гладя девочку по голове, - тебе нельзя плакать,
потому что у тебя вновь заболит голова. Я ведь не лечу твою боль, я только
забираю эту тёмную энергию у тебя, и ты теряешь силы. Я не могу ничего
давать, только забирать.
Тома постаралась улыбнуться. Фриц с довольным видом забрался на подоконник.
- Вот и славно! - сказал он с интонацией старшего брата, - а теперь ты сядешь
делать уроки. Я помогу тебе, кроме русского, я его совершенно не знаю.
***
В наступившие выходные родители Томы не приехали навестить дочь. Отец уехал в командировку, а у мамы были дела в клинике (она работала зубным врачом). Это были первые выходные в апреле.
Вместе с несколькими девочками из класса Тома гуляла в парке почти целый день - погода стояла отличная, светило солнце. Снег весь растаял, а дорожки подсохли. В тёплом воздухе витало особое весеннее настроение, желание жить. Во всём теле проснулась необычайная лёгкость, и Тома на целый день забыла о своей болезни. Вернувшись с прогулки, Тома застала Фрица сидящим на подоконнике. Он смотрел в небо и не обернулся, когда она вошла. Девочка недоумённо посмотрела на него, тихо взяла вещи и вышла переодеваться в ванную. После ужина, после обычного разговора с бабушкой, Тома вернулась в свою комнату. Уже темнело, девочка включила ночник и увидела, что призрак всё так же сидит на своём месте. Тома подошла к нему.
- Что с тобой, Фриц? - спросила она с тревогой.
Призрак медленно повернул голову и посмотрел на неё. У живых людей Тома никогда не видела такого странного выражения лица: какая-то неведомая тоска и задумчивость отражалась на нём.
- Небо, - только и сказал лётчик и вновь отвернулся к окну.
Тома посмотрела в окно с привычным замиранием сердца. Небо было ясным, тёмно-голубого цвета, и на нём уже зажглись первые звёзды. «Давно не было такой погоды», - машинально подумала девочка. Она перевела глаза на призрака. Он слегка улыбался, словно видел в окне нечто прекрасное, но недостижимое. Тома помолчала некоторое время, затем нерешительно спросила:
- А что там, Фриц?
Он покачал головой, не оборачиваясь.
- Небо, - повторил он, - это то, что я потерял... Если бы у меня были крылья, я бы
ни секунды не ждал, не сидел здесь. Это самое прекрасное, самое дорогое...
Но...
Он снова посмотрел на Тому и печально добавил:
- Но у меня их нет. Тома увидела в его глазах столько тоски и боли, что сердце её сжалось.
- Фриц, я... - запинаясь, со слезами на глазах быстро заговорила она, - хочешь, я... Я всё сделаю, только скажи! Я очень хочу тебе их вернуть! Но как? Скажи и я...
В этот момент ей казалось, что она способно на что угодно - прыгнуть из окна или достать с неба Луну, она даже не задумывалась о том, может ли оказаться задание сложным или опасным. Фриц улыбнулся, и взгляд его потеплел.
- Ты вспомнишь, - сказал он, - сама всё вспомнишь.
Он встал на подоконник, сделал шаг вперёд и растворился в стекле, дав понять, что не расскажет ничего больше. Тома пыталась позвать его, но лётчик больше не появился, оставив её ломать голову над вопросом, что же именно она должна вспомнить.
***
В эту ночь Томе снился какой-то бесконечный тревожный сон, где надо было куда-то бежать и от чего-то прятаться. Какая-то девочка постарше её на пару лет тянула её за руку и просила торопиться. Но Тома стояла у окна, и чего-то ждала… Сердце бешено колотилось от ужаса и волнительного ожидания; нарастающий гул сотрясал стены. Ставшие ватными ноги не слушались, а глаза против воли были прикованы к окну, за которым появилось нечто огромное, тёмное... Какое-то чудовище, которое неумолимо приближалось. Тома не успела рассмотреть его и проснулась. В висках пульсировала боль, словно что-то хотело вырваться из её головы наружу... На улице рассветало, это было воскресенье, и не нужно было рано вставать. Но Тома не могла снова уснуть - из-за головной боли и нахлынувшей тревоги. В положенное время Дарья Николаевна пришла будить её, и Тома пожаловалась на боль. Бабушка ахнула, срочно достала все лекарства. Она хотела вызвать врача, но девочка упросила её не делать этого, сказав, что это обычный приступ, и у неё случались похуже. Дарья Николаевна села рядом с кроватью внучатой племянницы, предварительно зашторив окно. Когда Томе сделалось лучше, она неожиданно спросила:
- Бабушка, а почему ты тоже не любишь смотреть в окно?
Дарья Николаевна вздрогнула. Ей никогда не задавал такого вопроса, и она всегда опасалась, что его зададут.
- С чего ты взяла, милая? - дрогнувшим голосом спросила она, - просто я
решила, что сейчас яркий свет тебе помешает уснуть...
Внимательные детские глаза смотрели на неё неотрывно и испытующе.
- Не только сейчас, - сказала Тома, - а вообще. Когда мы приехали, здесь стоял шкаф. Ты так редко заходишь в эту комнату... А когда заходишь, то стараешься отвернуться от окна, я заметила.
Лукавить было бесполезно, дети вообще внимательнее взрослых. Пожилая женщина вздохнула и произнесла:
- Это потому что в войну моя младшая сестра погибла здесь... - она запнулась,
дело было не совсем так, но, может быть, это умерит любопытство ребёнка?
Глаза Томы расширились.
- Как? Почему, бабушка? - воскликнула девочка, совсем забыв, что такой вопрос
мог бы огорчить пожилую женщину.
На самом деле... - начала Дарья Николаевна и отвернулась.
Ей было нелегко рассказывать о том, что мучило её всю жизнь. Она никому не рассказывала об этих своих переживаниях, но сейчас почему-то была не в силах обмануть девочку, так пристально глядевшую на неё. Это напоминало исповедь, и, хоть Дарья Николаевна, дочь учёного, была атеистом, она чувствовала, что обязана рассказать всю правду этой девочке, которая чем-то смутно напоминала ей Люсю. Почему-то ей показалось, что, поведав Томе свою историю, она немного облегчит свою вину…
***
Это был один из первых дней октября сорок первого, когда город уже находился в осаде. Люся была полностью на попечении старшей сестры Даши: мать девочек часто оставалась на ночном дежурстве на своём заводе. На плечи тринадцатилетней Даши легла нелёгкая забота: она прибиралась в квартире, ходила получать по карточкам хлеб, помогала соседям. Во время воздушной тревоги она брала из квартиры самые важные документы и кое-что из вещей, и они с Люсей спускались в бомбоубежище. И вот, наступил роковой день. Девочки пришли из школы и едва успели раздеться в прихожей, как на улице завыли сирены, оповещавшие об очередном налёте. Даша заметалась по комнате, быстро собирая вещи. Они уже вышли на лестничную площадку, как вдруг Люся воскликнула:
- Зайка! Я забыла зайку! Он остался один, ему же будет страшно!
Она кинулась обратно в квартиру. Даша бросилась за сестрой.
- Люся! Назад, скорее! Нам надо бежать!
Прошло немного времени, но Люся не возвращалась. Даша зашла в квартиру и видела из коридора, как сестра роется в шкафу. Отыскав зайку, девочка прижала его к груди и поспешила назад. И в это время она услышала громкий гул, доносившийся с улицы. Терзаемая любопытством, забыв о всех наставлениях, Люся подошла ближе к окну.
- Люся! Назад! Назад, немедленно! - в отчаянии кричала Даша.
Она сделала пару шагов в комнату, чтобы схватить сестру за руку и увести её, как вдруг увидела в окне такое, что заставило её замереть на месте. Стремительно приближаясь, с громким рёвом, прямо на них с неба несся подбитый немецкий самолёт, оставляя за собой шлейф чёрного дыма. Дашу охватил панический ужас: ещё пара мгновений, и он врежется в их дом! Она вскрикнула, не помня себя, и кинулась на пол в прихожей, закрыв голову руками. Словно ураган пронёсся мимо дома; мощной волной выбило все стёкла; казалось, что дрогнули стены… Наконец, всё стихло. Даша несмело подняла голову. Нет, мимо. Повезло. Преодолевая дрожь в коленях, она поднялась на ноги и только тогда вспомнила о сестре. Бросившись в комнату, Даша увидела Люсю, сидящей на полу посреди осколков стекла. Девочка судорожно сжимала игрушку, а глаза её, остекленевшие от ужаса, неподвижно смотрели в небо. Осколки стекла поранили ей лицо, и по щеке девочки текла тоненькая струйка крови, но Люся не замечала этого. Бледная как полотно, она продолжала смотреть перед собой, не обращая внимания на возгласы и прикосновения сестры. С большим трудом Даше удалось поднять Люсю и отвести её в подвал. С этого момента Люся потеряла дар речи, никого не узнавала, и ни на что не реагировала. Ни Даша, ни мама, ни врач не могли привести её в чувство. Вечером этого дня у девочки начался сильный жар; она металась в лихорадке целые сутки, а затем умерла, так и не узнав родных. После смерти сестры Даша не смогла простить себе то, что не увела её из проклятой комнаты, не уберегла от опасности.
Закончив рассказ, Дарья Николаевна не смогла сдержать слёз и вышла в свою комнату. Тома не плакала, она молча лежала с широко открытыми глазами и думала. Будто бы ей уже рассказывали это - так знакома была история. Она в красках представила себе, как же это страшно, когда ты стоишь перед окном, а прямо на твой дом летит самолёт... Сердце сжалось от ужаса... В голове словно бы сложились кусочки мозаики: тот самый кошмар... Окно, и Нечто страшное за ним, Нечто, что несёт неизбежный ужас! Вот оно! Это был её страх, её чувство! Тома вскочила с кровати и в тревоге подбежала к окну и отдёрнула штору. За окном было видно двор, крыши, а над ними - ясное голубое небо... Но почему? Почему ей передался этот страх той маленькой девочки? Она видела во сне именно то, что рассказывала сегодня бабушка. И в этом сне она была маленькой Люсей! Как только Тома подумала об этом, в голове словно бы лопнула невидимая струна. Это была не обычная боль, а странное ощущение воронки в голове, откуда утекает нечто привычное, давно знакомое и неприятное.
Нахмурясь, Тома зашла в ванную, чтобы унять это странное состояние холодной водой, но оно не оставляло девочку. Она отправилась на кухню, где бабушка готовила гренки, и монотонно бормотал телевизор. И тут Тому осенило: Фриц! Это же был он, его самолёт чуть было не врезался в дом, но он едва успел повернуть. Все части мозаики сложились воедино. Из состояния шока Тому вывело только то, что бабушка дотронулась до её плеча. Девочка вздрогнула. Дарья Николаевна положила ей гренков на блюдце и поставила на стол банку со сгущёнкой. Тома машинально придвинула блюдце к себе и уставилась в телевизор. «В зоне «Пулково-три» при проведении строительных раскопок были обнаружены останки немецкого самолёта, сбитого в годы войны», - монотонно говорил диктор. Тому словно ударило током. На экране показывали какие-то ржавые обломки, вытащенные из грязи. «Боже мой! - мелькнула мысль в голове девочки, - это он, это самолёт Фрица! Тогда и его останки тоже...» В глазах у девочки потемнело. Она обхватила голову обеими руками и потеряла сознание.
***
Тома лежала на высокой кровати и смотрела в окно. По ярко-голубому небу медленно и величественно проплывали огромные белые облака. От этой картины на душе было спокойно и радостно. Кто-то легко дотронулся до руки девочки. Тома повернула голову и увидела светловолосого молодого человека в военной форме. Фриц? Не может быть! Он сильно изменился: вместо рваного комбинезона лётчик был одет в парадный китель; следов крови не было и в помине. Фриц улыбнулся.
- Спасибо! - произнёс он.
- За что? - удивилась Тома.
- За то, что ты вспомнила! - ответил лётчик, - Ты и была той самой девочкой, ужас которой приковал меня к проклятой комнате. Теперь я получил свои крылья. Вот, смотри!
Тома с изумлением смотрела на своего странного друга - его тело светилось,
словно состояло из сияющей энергии. За спиной виднелись два больших полупрозрачных
серебристых крыла.
- Ах, ты похож на ангела! - воскликнула девочка.
Фриц легко переместился на подоконник.
- Прощай, маленькая фройляйн! - сказал он, улыбаясь, - Мне пора.
- Фриц! - шёпотом позвала Тома, - Неужели мы больше никогда не увидимся?
Он посмотрел на неё загадочным взглядом.
- Кто знает? Может и увидимся... Там... - и он кивнул в сторону плывущих
облаков.
- Тогда, до встречи! - Тома помахала рукой, - Ты будешь моим ангелом.
Фриц улыбнулся на прощание, кивнул и с лёгкостью прошёл сквозь стекло. Светящийся силуэт взмыл в небо и исчез в вышине.
Тома очнулась и удивлённо повертела головой. Сон? Но такой красивый... Она находилась в больничной палате, а за окном действительно по небу плыли облака. Тома села на кровати и несмело тряхнула головой: боль и дурнота исчезли. Девочке хотелось подойти к окну, но за дверью послышались голоса, и она поспешно легла назад. В палату вошли люди в белых халатах и повезли Тому на каталке в процедурный кабинет, затем сделали рентген. Девочка слышала только удивлённые возгласы врача: «Она здорова. Абсолютно здорова! Опухоли нет!» «Я буду жить!» - догадалась Тома.
Вечером в больницу приехали родители. Пока они разговаривали с врачами, Тома собирала свои вещи, как вдруг подошедшая медсестра с видом заговорщицы спросила её, хитро улыбаясь:
- А кто это приходил тебя навестить, красавица?
- Навестить? - удивилась Тома.
- Такой красивый военный, это твой брат?
Тома не поверила своим ушам - значит, Фриц и вправду был здесь! Он не снился, раз его видели другие люди.
- Это мой друг, - ответила Тома, немного смутившись.
Она обернулась, чтобы поглядеть в окно и, улыбнувшись, добавила:
- Он самый настоящий ангел!