А в это время в Ленинграде Варенька Верейская жила своей жизнью, всеми силами души стараясь быть счастливой, прикладывая невероятные усилия быть в центре внимания местной элиты. И хотя молодость уже прошла, Варя никак не хотела признаваться в этом. Занижая свой возраст, она общалась в компаниях молодых людей, лет на 10 -15 моложе себя.
С мужем Володей в последнее время отношения были более чем прохладные. Многообещающая карьера оказалась не на столько радужной, как мечталось ей: видимо, Верейскому не простили того, что он оставил жену и ребёнка ради красивой и взбалмошной Вари.
Любила ли она мужа? Пожалуй, нет. Просто хотела яркой, безмятежной жизни, богатой переменами и впечатлениями, которую мог ей дать только, как ей казалось, Владимир. Поэтому Варя приложила все силы, всё своё обаяние, красоту, для того, чтобы увести Володеньку, как она тогда называла его, от семьи, даже невзирая на то, что это грозит осложнениями, как со стороны его родителей , так и со стороны её матери.
Более пяти лет Варенька моталась со своим Володей по Африке, не получая ни морального, ни материального удовлетворения. Уже там Володенька перерос сначала во Владимира, а затем в Викторовича — да так им и остался.
Детей Варенька не хотела иметь, чтобы не портить свою точёную фигурку, а Викторович не настаивал: так ему было проще. Он, как одержимый, отдавался работе, забывая порой о своей молодой жене. Эти годы для Вари были невыносимо трудны, полны сомнений в верности принятого решения: такая жизнь её всё более и более не устраивала.
За это время умерла мать Викторовича, тётя Люба, так и не простив их. Виктор Николаевич сразу сдался, прислал письмо, умоляя сына вернуться в отчий дом. И, наконец, они вернулись в Ленинград. Жизнь Вари стала более радостной, более весёлой: она была довольна тем, что вернулась домой.
Варвара, словно с цепи сорвалась, навёрстывая упущенные годы. Она возобновила старые связи, интенсивно заводила новые, уделяя им столько времени, что на мужа его уже не оставалось. Викторович молчал, снова, впрягаясь в работу. Казалось, что они всё более и более отдаляются друг от друга.
Впрочем, Варя была не настолько глупа, чтобы отпускать Владимира от себя далеко, как в своё время сделала его первая жена. Она играла с ним, как кошка с мышкой: то отталкивала, то притягивала. Временами играла роль любящей, обожающей жены, готовой посадить своего Вовунчика на божничку и молиться ему, как иконе. Временами — роль холодной, безразличной дамы, не знающей куда бы сплавить этого Викторовича, чтобы он не мешался под ногами.
Летели годы, как перелётные птицы, а жизнь Вареньку, если и меняла, то не на много: уж в чём, в чём, а в этом она любила постоянство. Давно было пора называться по имени-отчеству, но Варвара Анатольевна не любила даже намёка на её далеко уже не юношеский возраст: именно он становился для неё самым ненавистным и самым страшным врагом, с которым она боролась всеми доступными ей способами.
Она требовала, чтобы её называли Варенькой, ну в крайнем случае Варей, и очень сердилась, когда кто-нибудь пытался называть её по имени-отчеству.
Варя прекрасно понимала, что со стороны молодящаяся дама будет выглядеть по меньшей мере смешно, если ни жалко, поэтому всегда скользила на грани, представляясь перед окружающими женщиной в не возраста. Ей можно было дать и 35 и 45 — всё зависело от её настроения, косметики, освещения, наконец, поведения. Будучи весёлой, шаловливой, раскрепощённой, она и на 35 не тянула. В плохом же настроении, серьёзной или задумчивой могла выглядеть на все 45, поэтому в таком виде она перед своей компанией не являлась никогда.
Несмотря на свой, мягко говоря, не юношеский возраст, женщина всё ещё была красива: густые волнистые волосы золотистого цвета, большие зелёные глаза, высокая стройная фигура, ухоженные руки. Никто не знал, как это давалась Варе: постоянная борьба с каждой морщинкой, каждой складочкой, с каждым седым волоском. Красота для Вари стала самоцелью.
Сауны, бассейны,косметические салоны, институты красоты — стоили баснословных денег, и всё это приходилось выбивать из прижимистого мужа, или любыми способами доставать самой. На работу времени не оставалось, зато хватало на друзей и воздыхателей, как выражался её муж.
-Должна же быть и у меня какая-то отдушина?! - театрально восклицала Варя в ответ на претензии мужа. И добавляла вкрадчиво, по кошачьи:
-У тебя, дорогой, друзья, преферансы и шахматы — у меня подруги. Ты же не станешь лишать свою кису последней радости в жизни? Это, наконец, бесчеловечно, Викторович...
Викторович близоруко щурился — в последнее время у него стали возникать проблемы со зрением, и ничего на это не отвечал. Было не понятно, что он думает в это время: соглашается с доводами супруги, или просто не хочет очередного скандала. Впрочем, Вареньку его мнение мало интересовало: она считала, что имеет право на свою жизнь, ведь лучшие годы своей юной жизни, она потратила на это бездарное создание природы, и теперь навёрстывает упущенное.
К этому времени Викторович уже вышел на пенсию, отслужив положенное, и чтобы не сидеть без дела, устроился в одну из охранных фирм. Варю это вполне устраивало: и дополнительные деньги, и муженёк при деле, не болтается под ногами. Особенно её радовали его ночные дежурства: в это время она могла, не опасаясь в очередной раз нарваться на неприятные выговоры мужа, развлекаться с подружками и друзьями до самого утра.
Но после одного из таких ночных дежурств Викторович не вернулся домой. Сначала это мало взволновало Варю: мало ли куда мог заехать «драгоценный муженёк»? Со счетов не сбрасывалась и увлечение игрой в преферанс, которое в последнее время несколько усилилось. На Варя не ставила это мужу в вину, ведь играли на деньги, и Викторович довольно часто неплохо выигрывал.
Прошли сутки — Викторович не объявлялся, и Варя начала сердиться на супруга. Хотела звонить к нему на работу, чтобы отчитать за неслыханное пренебрежение, но оказалось, что она не знает ни одного телефона, связанного с работой мужа. Но даже это обстоятельство она вменила ему в вину:
-Ты смотри каким конспиратором оказался Викторович! Тихушник — он и есть тихушник! Что от такого можно ожидать?!
Через три дня Варенька уже не находила себе места: Викторович, как сквозь землю провалился. И вот тут уж взбешённая женщина не ограничивала себя рамками приличия, выплеснув на него весь свой гнев:
-Негодяй! Подлец! Ничтожество! - кричала она в пространство. - Кретин! И как это я связалась с таким - не понимаю?! Подающий большие надежды молодой человек?! Талант!... Охранник несчастный!
На минуту присев, словно для отдыха, она вновь срывалась с места в сильном волнении, продолжая выкрикивать:
-Оставить жену в такое время?! На верную погибель?! Такое может только редкостный урод!...
-Как же так? - недоумевала она. - Я тут схожу с ума от неизвестности и страха, а его неизвестно где черти носят...
Перерыв стол мужа, Варя нашла, наконец, старую записную книжку, на последней странице которой его рукой была написано: работа и указан номер телефона. Она торопливой рукой набрала номер, надеясь дозвониться к ненавистному, но как оказалось, такому нужному ей мужу.
В трубке возник женский голос:
-Вы дозвонились в охранную фирму «Игла». Наберите номер 05 и ждите ответа... Ждите ответа... Ждите ответа...
-Откуда в кабинете Викторовича женский голос? - удивилась Варя. - Что-то тут не так!
Снова набрав номер, она прокричала в трубку:
-Эй ты, крашеная мымра, пригласи Владимира Викторовича к телефону!
И вновь тот же противный голос:
-Ждите ответа... Ждите ответа...
-Я покажу тебе мой ответ! - вскипела Варвара. - Сейчас приеду в фирму, и вся краску с твоей физиономии сдеру собственными коготками! Глупая гусыня! Заладила одно: ждите, да ждите! Это ты жди! Я сейчас приеду!
И бросила трубку, хотя там давно уже были короткие гудки.
-Ну, всё, гусыня! - продолжала злиться Варя, лёгкими шагами подлетая к плательному шкафу.
-Ну, всё, тебе конец! - злорадствовала она, распахивая шкаф. - Сейчас приоденусь и приеду лично лицезреть твою крашеную физиономию!
Что лицо у женщины из трубки крашеное, она не сомневалась ни на секунду. Каким ещё может быть лицо у женщины с таким противным голосом?
Перед взором рассерженной женщины предстал изысканный гардероб, предмет зависти многих её подруг: вкус у Варвары был отменный, да и фигура, не в пример тем же подругам, отличалась стройностью и пропорциональностью. Она схватила первое платье, что попало под руку, и, скинув свой кокетливый, едва прикрывающий прелести, халатик, прямо на пол, стала надевать платье. Оно оказалось вечерним, открывающим не только прямую, гордую спину, но и, уходящую вглубь, ложбинку меж двух упругих, округлых ягодиц.
Наряд был явно не ко времени и не к месту, но женщина, тряхнув копной золотистых волос, как упрямая кобылка, решила:
-Ну и пусть! Так даже пикантнее!
Открыв дверцу шкафа пошире, она несколько секунд любовалась на своё отражение, поправляя причёску, и, усмехаясь, потом объявила:
-Заявлюсь и скажу, что у меня пригласительный билет на вечер встречи с Б.Г. - он как раз недавно вернулся из турне. И это будет сущей правдой: Наташка Ряднова обещала достать парочку пригласительных, на вечер встречи с модным исполнителем и кумиром... Будет весь питерский бомонд.
Не прекращая любоваться собой, Варя рассуждала вслух, совершенно выкинув из головы то, что предшествовало этому самолюбованию:
-Повезло же бабе: у неё тётка в областном Управлении культуры не последний человек - всегда почему-то забываю её должность! Вот и пользуется привилегией: приглашения, билеты на престижные концерты, новомодные спектакли, встречи с популярными звёздами... И навар, и — нужные связи...
Накидывая на плечи лёгкий палантин, оттеняющий цвет её глаз, на несколько тонов светлее её платья, Варя продолжила свои рассуждения:
-А сама это Наташка ничего из себя не представляет! Как говорят в таких случаях: ни кожи — ни рожи. Но какие знакомые! Какие всегда кавалеры... Вик Баринов -первый красавец и балагур, всегда расточает для неё самые цветастые, самые изысканные комплименты... А Наташка-дура млеет от них, словно и впрямь их достойна, хотя эти комплименты идут ей, как корове седло!
Варвара на несколько секунд смолкает, словно припоминая что-то, и потом с обидой заканчивает свою мысль:
-Мне он, например ни разу не сказал, что я муза его грёз, вдохновенный полёт его души, хотя и переспал со мной однажды по пьянке... Как же, полёт души! Ха-ха! Знаем, знаем его полёты, во сне и наяву: как и где схватить кусок пожирнее. Ни души, ни полёта - одни фантазии... За его душонкой нет ни гроша: только смазливая мордашка и фигура Аполлона...
Внимательно рассматривая своё лицо в зеркале, Верейская продолжала мыслить вслух:
-Вот Влад Бельский — совсем другое дело! Самый завидный жених в городе: и богат, и не урод, одно плохо — умён слишком...
-«Склоняю голову и целую Ваши ручки, Наталья Фёдоровна! Вы наша благодетельница по части приобщения к прекрасному, к искусству.» Тоже мне приобщитель! А сам каждый раз с новой девчонкой! Он их что, коллекционирует?! Или на зубок проверяет, как вампир?"
Это сравнение Варе ужасно нравиться, и умело подкрашивая пухленькие губки, она мило улыбается своему зеркальному отражению.
-Что верно, то верно! У этого Владика при взгляде на очередную юную красотку, даже клыки начинают отрастать!... Но богат — просто чертовски! Ах, где мои семнадцать лет?! Уж я бы его не упустила!
Доставая из шкатулки украшения, она уже забыла и о Баринове, и о Бельском, и о Наташке: её мысли сосредоточились на недотёпе муже, которого никогда не бывает рядом в трудную минуту жизни и который, каждый раз, неизвестно где и неизвестно с кем?!
-Пусть увидит меня в этом ослепительном наряде и почувствует угрызение совести: на кого променял такую красоту?! А я скажу ему: - «Увы, гражданин Верейский, Ваш поезд ушёл! Кыш к своей мымре крашеной! Кыш-кыш!»
* * *
Только через неделю Верейской позвонили с работы мужа, и поинтересовались, что с ним случилось? Варя сказала, что не знает, что он уже неделю не появляется дома. Мужской голос как-то странно отреагировал на это сообщение:
-Так какого Вы?... Не позвонили, не сообщили нам?
-Я звонила несколько раз, но всё время попадала на «ждите ответа»...
-На какой номер вы звонили?
Мужчина выслушал её и спросил:
-А дополнительный 05 набирали?
-Что? - не поняла Варя.
-Дополнительно нужно было набрать 05 после отзыва автоответчика — тогда бы автоматика переключила Вас на отдел охраны. Вы набирали?
-Нет, - в растерянности ответила женщина. А нужно было?
-Всё ясно, - ответил мужчина, не выразив ни малейшего желания разговаривать с ней дальше. - До свидания.
-До свидания, - повторила за ним Варя, так ничего и не поняв.
Её злость на Викторовича не проходила: она была уверена, что он оставил её намеренно, ради какой-нибудь молоденькой потаскухи, и специально так эффектно обыграл своё исчезновение, а теперь где-нибудь в сторонке наблюдает за происходящим и посмеивается.
Вспоминая поведение супруга в последние дни, она всё более и более убеждала себя в том, что этот «подлец» просто бросил её: трусливо, не по-мужски, даже не набравшись смелости сказать ей всё в глаза.
Это предательство с каждым, прожитым без Викторовича, днём наполняло всю её сущность злостью и ненавистью, желанием во что бы то ни стало отомстить мужу. Но именно эта злость и, всёвозрастающая ненависть, придавала ей силы, становясь смыслом жизни.
Подруги одна за другой отказывались от Вари: кто-то не подходил к телефону, кто-то делал вид, что вообще с ней не знаком. Постепенно круг друзей всё сужался и, наконец, Варвара поняла, что осталась одна.
Деньги, заработанные некогда мужем, постепенно закончились, и она осталась без средств к существованию. Только теперь Варя узнала, что в стране был дефолт, что деньги обесценились, что в городе многократно возросло число безработных, и что её, не имеющую никакого опыта работы, могут взять разве что в дворники, или в кондуктора на общественный транспорт.
Верейская решила, что ни в кондукторы, ни тем более в дворники не пойдёт, даже если будет умирать с голода. И начала потихоньку продавать картины, фарфор, хрусталь, оставшийся от родителей Владимира. Но деньги быстро заканчивались, ведь жить по средствам Варвара так и не научилась.
Наконец, в ход пошла старинная мебель: Варя распродала всё, кроме большой двух-спальной кровати под балдахином, которую она называла своим «царским ложем». Чтобы как-то протянуть, теперь довольно-таки нищенское существование, она продала комнату отца, радуясь, что не сделала этого раньше, в более благоприятное время, хотя Викторович и настаивал на этом после ухода на пенсию.
Прошло полгода, но Викторович так и не вернулся. Варвара подала на Всероссийский розыск, но не потому, что жаждала его лицезреть, а потому что ей отказались выплачивать 50% его пенсии. Как ей заявили: - «Нет человека, или хотя бы его трупа — нет и пенсии».
После этой отповеди Варя начала жестокую экономию: перестала покупать продукты в больших, дорогих магазинах, начав ходить на рынок, но и там торговалась за каждую сотню, за каждый рубль. Чаще всего ей уступали мужчины восточной наружности. При виде Вари, их глазки становились масляными, они цокали языком, пытались делать неуклюжие комплименты, сравнивая её красоту с красотой восточной пери. Кое-кто из них шёл дальше и, млея от восторга, предлагал свою помощь и покровительство.
Женщина пользовалась их скидками, мило улыбалась в ответ, благодарила за оказанную честь, но на сближение ни с кем не шла. Ей казалось, что все эти мужчины, оказывающие ей внимание, так дурно пахнут, что от них лучше держаться подальше. Кто знает, что ещё могут они принести, кроме неуклюжих, корявых слов? Воспоминания об Африке в её памяти ещё стёрлись не совсем: именно там она приобрела стойкий иммунитет против мужчин, не европейской наружности. Варвара просто побаивалась этих восточных, настырных и, как ей казалось, грубых, не окультуренных мужчин.
Без полноценного питания и регулярных косметических процедур, лицо Вари начало катастрофически сдавать, и этот факт доводил её до истерики. Она вынуждена была отказывать себе в дорогих, но необходимых организму, продуктах, расходуя деньги на то, из чего можно сделать нужные маски, стараясь ими сдержать, уходящую куда-то, красоту.
Часами женщина сидела перед зеркалом, разглаживая своими тонкими пальцами мелкие морщинки вокруг глаз, в уголках рта; накладывая маски на лицо, шею и руки, которые более всего выдавали её давно уже не молодой возраст. Признаки старости стремительно надвигались на её красивое лицо, на фигуру с гордой осанкой, вызывая у Вари ужас от этой стремительности и неотвратимости.
Только сон для неё был спасением от этого страха: он был и лекарством, и надеждой, и отдохновением. Но в последнее время Варя не могла спать: она лежала с закрытыми глазами, а сон не шёл. Даже «бараны», которые она уже считала не сотнями, а тысячами, не помогали. Пришлось пользоваться снотворным, которое она доставала у знакомого аптекаря, некогда симпатизирующего ей, употребляя его в последнее время слишком часто и слишком много...
Варя спала на своём «царском ложе», такая маленькая и беззащитная в его белоснежно-кружевном пространстве. Спящей она была просто прекрасна: лицо спокойно и безмятежно, синяя жилка не нежной шее пульсировала в такт биения сердца — ни злобного взгляда, ни притворно-артистичных ужимок, ни надменного взмаха ресниц.
Только сон снимает порой с человека всю шелуху, всю накипь, делая его чистым, почти святым. Сон — волшебник. Сон — сказочник. Сон... Один лишь сон...
Над огромной кроватью склонилось доброе лицо матери, её губы шевелились:
-Бедная моя девочка, как мне жаль тебя... Как жаль...
И вдруг лицо Вари словно раскрылось навстречу этим словам, раскрылись и губы:
-Мама... Мамочка, - прошептала она во сне, - прости меня, родная... Прости...
* * *
Что будет дальше с этими двумя женщинами?... Анастасия Михайловна поправиться, и даже, после проведённой операции, на которую соберут её ученики, подымется с инвалидного кресла, что в её возрасте, по утверждению врачей — на грани фантастики.
Почему это произошло? Она утверждает, что во время бессознательного состояния её душа побывала в Ленинграде, и там, находясь рядом с дочерью, слышала, как губы Вари шептали: - Мама, мамочка, прости...
Возможно, что в жизни матери и дочери ещё не всё потеряно, ведь надежда покидает нас последней. И это замечательно, ведь именно она даёт силы продолжать жить, не смотря ни на что!
Хочется надеяться, что Виктор вскоре найдётся, где-нибудь в Чечне, или в Дагестане. Его освободят и он вернётся домой. После всего пережитого Варя встретит его с распростёртыми объятиями. Они заберут мать к себе, постепенно жизнь наладится, потечёт привольно и широко, как полноводная река - река жизни, в которую, как говорят, войди два раза не возможно...
Это, конечно, почти идеальный итог жизни и Анастасии Михайловны, которая заслужила хотя бы счастливую и спокойную старость, да и Виктор Верейский свою ошибку выстрадал и глубоко осознал, и тем самым искупил. Вот только Варя? Дадим её шанс на "выздоровление" и осознание: возраст всё-таки берёт своё...
Саратов. Март 2009 г.