Я стоял совершенно обнаженный посреди открытой равнины, на которой не росло ни травинки. Стоял и дрожал на холодном, упрямом, неослабевающем ветру. Глядя вперед, я видел даль, где небо цвета выцветших обоев совершенно равнодушно совокуплялось с землей цвета грязной тряпки. Я глядел вдаль. Даль не глядела в меня. Она глядела в себя. Слева от меня, за чем-то вроде приземистого холма росло, по- видимому, какое-то хилое деревце. Его крона едва виднелась над пригорком, слегка покачиваясь, словно стараясь выбрать лучшее положение, чтобы подсматривать за мной.
Я дрожал на ветру. Я смотрел вперед. Я был весь покрыт гусиной кожей, мышцы рук и ног сводило судорогой. Ледяная простыня ветра обматывала меня и хлестала по щекам, но я упорно смотрел вперед.
Вышли двое солдат и вынесли телевизор. Телевизор был большой и очень современный. Они поставили его прямо передо мной, экраном ко мне. Телевизор мешал мне видеть даль. Я попытался вытянуть шею и заглянуть за него, но телевизор был слишком большим. На его обтекаемых, асфальтового цвета пластмассовых углах скалились тусклые блики отсутствующего светила. Экран мигнул и включился. На экране была та же даль, что я видел за телевизором. В этой дали начало восходить солнце. Я сразу подумал, что ради этого стоило стоять так долго на ветру. Солнце поднималось все выше и я явственно ощутил волну жара, исходящую с экрана. Мне уже не было холодно, хотя ветер дул так же упорно и равномерно. Вскоре, когда солнце почти достигло зенита, мне стало просто жарко. Я словно сидел перед открытой печкой. Мне стало неуютно. Я почувствовал что задыхаюсь, с меня начал лить пот. Дыхание участилось, я чувствовал сильную усталость и мне вдруг захотелось присесть и прекратить это бесконечное бдение посреди бессмысленной, голой равнины на не менее бессмысленном и бесцветном ветру. Жара давила на меня сверху и сдавливала ребра. Я глядел на экран не отрываясь. Солнце там уже почти стояло в зените. Его лучи нашли мои глаза и ослепили. Я вдруг почувствовал чужеродную влагу на верхней губе. Проведя машинально по ней рукой и взглянув на пальцы, я увидел кровь, серую в ослепляющем, отнимающем всякую ориентацию потоке.
Внезапно все вокруг потемнело, как-то съежилось и погасло.
Я смотрел на черный экран. Вокруг меня была равнина цвета половой тряпки, которой часто пользовались. Ветер снова укусил меня за плечи и змеей скользнул вдоль позвоночника, слабо завывая. Я почувствовал себя лучше. Голова перестала болеть, усталость отступила перед холодом и я снова начал дрожать. Звон в ушах, указывающий на высокое давление, сменился гулом ветра.
Я снова смотрел вдаль и дрожал от холода. Небо закрывали низкие, плотные тучи: я вспомнил, что над этой равниной никогда не светит солнце.