"Питер – FM…"
Ну, конечно, это не о нём – современном и совсем мне неизвестном городе...
Но мне понравилась эта картина Дуни Смирновой, и сама она мне очень нравится –
Дуня Смирнова. И даже не по её тандему с Татьяной Толстой, но просто отдельно.
Я видела замечательные фильмы по её сценариям – о Бунине, и – «Отцы и дети» по Тургеневу...
Ну кто бы мог подумать, что мне удастся приковаться к этому её последнему( пока, надеюсь) фильму..., мне, не забывшей тошноты от всех этих Базаровых и иже с ними по школьной программе... Однако...
Фильм получился таким естественным, таким притягивающим действительность, нисколько при этом не рассчитывая на подобный эффект, что оторваться от него было совершенно невозможным...
Потом я увидела Дуню Смирнову в воскресной передаче – наедине с детьми, и зауважала её по-новому, дополнив предыдущие впечатления...
Я больше ничего не знаю об Авдотье Смирновой, кроме того, что ей пришлось закрыть свой ЖЖ просто из-за угрозы от скотов, что населяют не только интернет, но и обыденную человеческую жизнь...
Что я могу сказать? Только одно: - Дуня,- я на Вашей стороне, я Вас – понимаю...
Но это лишь вступление...
В те времена, в которые мне суждено было жить полнокровной жизнью, этот город назывался Ленинградом. Если хотите правды, мне трудно его так называть, гораздо легче и естественней – Питером или Санкт – Петербургом, как ни странно...
Но делать нечего...
...Впервые я увидела этот город совсем крохой. С папой и мамой. Вися между ними в состоянии крайнего и отчаянного утомления по ночам, которые были - "белыми", и вызывали у них романтический восторг, а у меня – безысходный ужас, отчего я скромно и тихо ныла, вызывая досаду родителей, - таких влюблённых друг в друга, что до меня им никакого дела не было. Мне только говорили - терпи, скоро придём - куда придём, зачем? - было неведомо мне, но когда мы наконец оказались в "нашей" гостинице, я, не в состоянии уже поверить своему счастью, мгновенно засыпала в номере на диванчике при задёрнутых зелёных бархатных шторах, сквозь которые так и стремилось ворваться солнце на смену яркой луне - без передышки...
Но тогда я впервые увидела Эрмитаж, - что именно, кроме подавляющей роскоши анфилад, – остаётся за кадром, кроме одного экспоната, оторвать от которого меня было невозможно...
Больше никогда я не видела его, бывая в Эрмитаже – это был уже период импрессионистов и Родена для меня... Но память заставляла искать чудо, так поразившее меня в детстве, и более не повторившееся ни разу...
...Тогда оно – это чудо, лежало под стеклом витрины, доступной детскому взгляду.
Потом иногда я думала, что эта невиданная невероятная красота мне просто приснилась, - потому как позже, через годы, мне никогда больше не довелось увидать её снова... Может быть, её спрятали в тайники, может быть украли или продали кому-то
когда-то...
Это был маленький хрупкий букетик цветов изящнейшей работы Екатерининской эпохи - для украшения бюста или шляпы – кто знает?...
Легко связанные ленточкой – самоцветом стебельки из светлого прозрачного драгоценного камня топаза(?), несли на себе свободный и лёгкий полевой букетик из разноцветья бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров...
Как он сверкал и переливался..., каким он был нежным и ярким одновременно, этот букетик, - связанный не пучком, не «шапкой», но свободно - небрежно - изысканно лёгкой, как-бы случайно подобранной вязью внезапных полевых цветов...
...Меня долго не могли оторвать от этой витрины, зато мне запомнился этот раритет на всю оставшуюся жизнь – как символ и симбиоз драгоценной красоты с простотою...
Мне хотелось написать о последующих визитах в Питер, но хочется отложить чуть на потом...Красота, воспоминания о ней не дают сделать поворот к обыденности...
Может быть, я попробую в следующий раз...
Нет, не стоит откладывать на следующий раз. Скорее всего, его не будет. Пока перед глазами Невский, надо продолжить, хоть вкратце.
Мы, две закадычные подруги едем в Питер на зимние каникулы, приглашённые Женей, давней евпаторийской моей подружкой более юных лет...Она давно уже живёт с мамой в Ленинграде, к деду с бабкой в Крым наведывается редко...
Планы грандиозные - остановиться можно у Женькиной приятельницы, которая уехала с родителями на те же зимние каникулы в неизвестность...
Уже на вокзале выясняется, что ключей от квартиры нет - то ли не уехали, то ли не оставили, что вероятнее... И мы останавливаемся на ночлег у Жени с её мамой в густонаселённой питерской коммуналке... Мне ставят раскладушку в широком общем коридоре, Наташа как-то ютится в маленькой комнате, занимаемую Женей и её мамой... Утром нас кормят завтраком. Забыть его невозможно, настолько он противоестественен и противен - на вчерашней, чуть разогретой отварной картошке - яичница типа размазни - не омлет, не глазунья, нечто среднее, без признаков масла, вкуса - будто всё на воде...Такой бездарной кулинарки, как Женина мама, мне ещё не встречалось, впечатление такое, что ей что ни дай - всё испоганит, потому как - неинтересно...
Чем занималась эта женщина, я так и не узнала, впрочем, и не стремилась узнать...
Потом , ясное дело, у нас с Наташей - культурная программа на весь день - Эрмитаж, Русский музей, вечером - в "Норде" на Невском...
Скромно одетые во всё то же, мы встречаемся там с Женей и её подругой - обе они выглядят совсем иначе - чуть подкрашены, даже нарядны, но по сравнению с окружающими более взрослыми девицами, нас, провинциалок, они не пугают несоответствием...
Боже, какая красота вокруг - пепельные волосы, оттенённые веки с длинными ресницами на бледных матовых утончённых лицах, презрительно надменные губы во всех оттенках лиловых тонов, длинные ноги, туфли на тонких каблуках, черные платья - коктейль... 1960 год - новый "Серебряный век"?...
Ошалевшие, мы спрашиваем у Женьки - кто эти дивные существа, откуда? И получаем спокойный отрезвляющий ответ - шлюхи.
Короткая немая сцена. Давимся мороженным, не в силах поверить сказанному...
Сказка испаряется, и странная подавленность овладевает мной.
Я смотрю на знаменитое кафе, прекрасных женщин, явно завидующую им рыжую Женьку, надменную её подругу с пронзительно - хищными красивыми ярко-зелёными глазами, сверкающими в обрамлении каштаново-волнистых волос, растерянную тихую свою подругу Наташу, и мне кажется, что я на другой планете, которая никогда не будет мне доступна для понимания...
Как могут эти изысканные дамы быть шлюхами, в голове моей не укладывается( до сих пор)...
Потом мы идём вчетвером в гости к загадочной подруге Жени, поднимаемся по широкой мраморной лестнице в роскошную квартиру,
и только там узнаём, что мы в гостях у Эллочки В. - дочки знаменитого джазмена - композитора, руководителя оркестра, у которого уже выпущены две пластинки, у которого недавно гостил американский знаменитый джазмен, и они - джазисты ездили в Москву давать совместные концерты, а ночью, прогуливаясь у Кремлёвских стен, кто-то из них писал под эти стены в знак протеста... Помню, что отчего-то мне это совсем не понравилось, - при всём моём полудетском диссиденстве... Может быть от того, что Эллочка рассказывала обо всём этом с таким кичливым снобизмом? Или просто от брезгливости к скотским поступкам?
Не знаю... Но мне было неприятно, и потому, видимо, запомнилось...
Смутно помню ярко-зимнюю открыточную поездку за город, по-моему, - в Карголово, на лыжную базу... Было так красиво вокруг, так свежо и чисто, но я не умела ходить на лыжах, а потому оставила попытки быть - как все, и просто гуляла, любуясь соснами в снегу на фоне синевы неба...
Помню возвращение домой, замечательную радость и лёгкость от этого, понимая, что Ленинград с его зимним продувным ветром по Невскому, Петропавловская крепость через залив, мрачные дворы, подворотни, всё, кроме Исакиевского собора и внутренностей Эрмитажа, давило на меня, искажало представление о мире, делая его холодным, неживым...
Много лет спустя, смотря выпуски Питерского ТВ в программе "Взгляд", сквозь всё необычное, новое, неповторимое тех лет, проглядывал вдруг мрачный лик города, всегда в чём-то некрофильский, всегда - достоевский...
Нельзя было ездить в этот город зимой, нет...
Только летом, когда город такой , каким он снят с нежностью и любовью в фильме "Питер- FM"...