Сказка для очень взрослых

               
 В некотором царстве, в некотором государстве, за морями-океанами, на земле богатой  жил-был президент, самый президенистый президент в мире, поэтому все, жившие в этом царстве-государстве, обращались к нему  не иначе как с большой буквы – господин Президент. Все было у него в достатке: и закрома полны, и все желания исполняемы, но чего-то не хватало. И как-то раз закручинился самый президенистый Президент и стал думу думать: чего же ему не хватает, почему же его душа терзаниями полна? Думал-думал, ночи не спал,  заморских яств не откушивал, на моря-океаны да горы снежные не ездил – все думами занят был. И был вознагражден открытием чудным! Как раз во время визита к нему одного царька заморского. Приехал тот не один, а с женою-красавицей, секретаршею – нимфою и личной русалкою, в хрустальном бассейне купающейся да на вечерней зорьке песни поющей. «Личного счастья я не имею!» - вскричал самый президенистый Президент, осененный догадкой, и немедленно приказал слугам предстать пред его президентскими очами.

 
 Слуги, все как на подбор, вытянулись во фрунт перед грозными очами и задрожали нервами, как осиновые листья.
- Вот что я вам скажу, слуги мои верные, слуги мои безотказные, - изрек президенистый Президент, - хочу я, чтобы вы добыли для меня личного счастья. И точка. Вон, у заморских царей личного счастья аж по два есть, а у меня – ни шиша в кармане. И это государственное преступление с вашей стороны. Не обеспечили вы, слуги мои бездарные, своему благодетелю этого самого личного счастья. Народное я уже отымел, то есть имею, а личного - никак. А посему повелеваю: где хотите, как хотите, но завтра же чтобы было у меня целых три личных счастья! А если же не выполните – голова с плеч и портфель долой.  Ступайте и без моих счастьев не возвращайтесь!
 Но тут кинулся к ногам государя-батюшки слуга верный, слуга первый. Умным он считался, страсть каким умным, поэтому и был первым.
- Не вели казнить, а вели слово молвить! – вскричал он голосом, надежду подающим слугам, умом не столь одаренным.
- Чего тебе? – нахмурился государь-батюшка. – Если глупость сказать хочешь – неси голову на плаху, если слово неправильное – подумай о детишках своих малых, в заморских странах за счет моей казны обучаемых.
Побледнел слуга первый, забеспокоился, о детишках малых да жене-молодице закручинился, слово верное сказать царю-батюшке да побоялся.
- Чего ж молчишь, ирод проклятый! – возмутился видом безвольным слуги своего любимого президенистый Президент.
- Боюсь слово молвить, - выпрямил спину слуга верный.
- Говори, чего уж там, - смилостивился повелитель.
- Я боюсь, что вы, господин Президент, запамятовали. У вас есть личное счастье!
- Где? – аж подскочил президенистый Президент и даже заглянул за тронное кресло, золотом обляпанное, и флаг отвернул разноцветистый: вдруг там счастье спряталось да от работы отлынивает.
- Жена в тереме в вашем высоком да дети в министерствах разных  - это ли не личное счастье, - начал речь свою непродуманную слуга верный, умный.
- Что-о-о?! – вскинулся благодетель народный. – Ты слово говори да не заговаривайся! Когда это было, чтобы жена с детьми счастьем личным являлась? А ну прочь отсюда, да к завтрашней зорьке личное счастье чтобы лежало у меня, и его было – не меньше трех! Выполнять, мать вашу и жен туда же!


 Задрожали еще больше слуги верные, безотказные. Где же им, бедным, президенистое счастье найти, даже целых три? Как псы побитые, пошли вон они из царских - ой, страна-то демократическая!- из президентских покоев, повесив головы, кручиною полных. Вышли в чисто поле, что рядом с царским (блин! - опять оговорка!), уточняем - с президентским дворцом, сели вокруг чана с пенистым душистым напитком, пивом обзываемым, и стали думу думать, как свои буйны головы сберечь, а главное – портфели любимые, волшебные? Счастье-то их было именно в портфелях, так как именно они, эти кожаные скатерти – самобранки, обеспечивали благами разными, неиссякаемыми  их тяжкую служивую долю.
-Да, - протянул самый гибкий слуга, первый слуга при Президенте, - дела. Что делать-то будем? Как портфели спасать? Без них мы - что Иван-дурак без печи своей самоходной.
- Да, дела, - согласился второй слуга при Президенте. Он (слуга, конечно же, а о ком вы подумали?) отличался от первого тем, что иногда спорил  с  самим Президентом - во сне, поэтому считался очень демократистым служивым, в результате чего имел портфель – самобранку поменьше, но блага в нем были все те же, что у первого слуги, что и у других слуг, помельче калибром.
- Да, дела, - повторил демократистый слуга и многозначительно оглядел сотоварищей, пенным напитком совсем окручиненных, - но есть у меня идейка.
 Вскинули головы слуги верные, отставили сосуды золотые с напитком дурманящим и с надеждой глянули в очи демократистого сотоварища.
- Не томи души наши изнеженные, не дави на них пудом незнания, спаси Христа ради! – взмолились они хором стройным, душераздирающим.
Второй слуга весь приосанился, гордо стал на всех поглядывать да портфель – самобранку поглаживать.
- Не скажешь сейчас – утоплю в бочке с водою мертвою, - погрозился первый слуга, не выдержав напряжения жуткого.
- Ладно, - смилостивился демократ, - вот моя идейка. Пусть счастье царево, ой, оговорился, президентское Иван-дурак ищет. С него и спрос. Впервые, что ли? Хватит ему на печи лежать да баб тискать!


 Обрадовались слуги верные, зацеловали портфели любимые, застучали кубками золотыми и стали хвалу возносить демократистому сотоварищу, только первый слуга все хмурился да зло поблескивал очами умными. Заревновал, поди!
Но долго сказка сказывается - да дело быстро делается.
 Послали слуги государевы гонцов в стороны разные с приказом единым: приволочь любым способом Ивана-дурака к ним на аудиенцию.
 Не прошло и часу, как бросили гонцы скорые к ногам слуг государевых единицу электората – Ивана- дурака.
 Тот сонно на  всех поглядывает, репу нечесаную чешет.
- Вот что, Иван, - приступили слуги царевы к единице электоратной, - тебе решили мы доверить дело государственное, архиважное. И не сметь отказываться!
- А че будет? – зевнул Иван.
- Лишим тебя печи самоходной да бабы мягкой, - погрозились слуги грозные, важные.
- Бабу я сам отдам, - еще раз зевнул Иван, - а печь сломалась давно, забирайте, не жалко.
- Тогда смертью умрешь лютою, - вновь погрозились господа-служивые.
- А шо – жизнь моя  другая? Один черт! Напугали!Что хрен, что редька - один конец, - махнул рукой Иван да завернулся, уйти чтобы, но слуги вцепились в него хваткой мертвою, неотрывною.
- Спаси нас, Иванушка, - взмолились они, - на тебя одна надежда. Если тебе жизнь не мила, то нам она в самый раз. Не губи, кормилец!
- Ха, вспомнили, кто ваш кормилец, - хохотнул Иван, - но в ваши дела я не встреваю, мне они до барабана. Нынче мы все с усами. Телек смотрим, книжки читаем, права свои знаем. Так что сами выправляйтесь! Я пошел.
Отряхнул он от себя слуг навешанных, поразбросал гонцов в разны стороны, да и был таков. Вот что значит – просвещение!


 И остались слуги ни с чем! Без Ивана-дурака они просто мужики с торбами.
Уставились они на демократистого сотоварища, тот – на первого. Сидят, переглядываются, замочками портфелей перещелкиваются, но от этого им легче не становится: время-то заканчивается. Скоро предстать им  придется пред очи царевы с тремя счастьями, да где взять их, окаянных?
- Что делать будем, господа хорошие? – ближе к часу роковому спросил первый слуга, слуга умный, сообразительный, потому и первый.
 Те молчат, головы повесив. Не знают ответа они.
- Ну что ж, семи смертям не бывать, но с портфелями придется вам, господа хорошие, расстаться, - изрек мрачным голосом первый и торжествующе улыбнулся: он знал, хитрюга, что его самого лишить любимого портфеля может только государь, да и то не решится, побоится... А почему? … Но не об этом сказка.
Услышав о лихе неминуемом, о горе злосчастном, зазвонили жалобно женам своим любезным слуги государевы и рассказали им, чем грозится начальник их и чему причина его неудовольствия - и всполошились жены, и забегали, засуетились. Кому хочется из терем высоких, обустроенных,  выселяться да со всем непосильным  трудом нажитом имуществом на квартиры электоратные, похожие на собачьи будки, переезжать?! 
И к назначенному времени в покоях президентских было целых семь счастьев. Выбирай – не хочу!
И я там была, и мед-пиво пила, да и захмелела, поэтому не видела, на коим счастье самый президенистый Президент остановился. Но об этом электорат вскорости сам узнал да возрадовался, да на кухнях-кухоньках обговорился о личном счастье любимого самого президенистого Президента в мире.
Вот и сказке конец, ну а нам всем … чего-нибудь другого.