Я говорил:
- Вы обменяли войлочные юрты своих душ на такое дерьмо, которое и огненной водой-то назвать совестно. Позор вам, кочевники!
- Закрой пасть, мудак, и без тебя тошно! – отвечали мне кочевники, кутаясь в шинели и шкуры и пряча виноватые лица.
- Вы перевернули лошадь стременами кверху, а потом сожрали её, шкуру надели на себя; арбу души раскололи и топите ею костёр, да только он вас не согреет! – не унимался я, довольный своей метафорой.
Я хохотал. Ветер гулял по полю, трепал на них жалкие лохмотья, из которых виднелись серые тела. Они слушали.
- Вы разорили могилы предков и сеете на них ячмень, а если плуг вырывает из земли череп или ребро, вы плачете и зарываете их так, чтобы никто не видел! – я говорил теперь глухо и тихо.
- А что же делать? – спросил один, со шрамом на лице.
- Да, что делать, ты ведь знаешь, правда? Научи нас! Веди нас ты, который много знает!
Они были влюблены в меня, эти люди. И эта старуха, и вон тот, со шрамом. Что делать? Что делать…
Да не знаю я, что делать. Не знаю! Простите меня, кочевники духа моего…