М. сидел на траве и задумчиво глядел на небо. Ему было хорошо и покойно. То, о чём он сейчас думал, было обычным для него в минуты отдыха. Об этом он размышлял частенько и с удовольствием. Потому что на самом деле любил, когда она его вдруг захватывала, эта, пожалуй, единственная позволительная в его подневольничьей жизни слабость. Необъяснимый трепет перед таинственными и волшебными звёздами. Среди которых, откроем секрет, М. мечтал когда-нибудь оказаться.
Желание это было так велико и ему иногда так сильно хотелось превратиться в какую-нибудь пусть даже маленькую, но звёздочку, и навечно покинуть этот чуждый мир, что от невозможности воплощения самой желанной мечты и собственного бессилия М. начинал впадать в глубокую и несвойственную таким, как он, депрессию. К тому же, к большому огорчению М., далёкие и недосягаемые светила никогда не отзывались на доносившиеся из глубины его тоскующей души мольбы и просьбы и оставались, как и прежде, беспристрастны и холодны. Видимо, в силу их высокого положения, им было совершеннейшим образом не до таких, как он. И они не то, чтобы не слышали или не хотели слышать его, они попросту его не замечали.
Но М., с детства приученный к борьбе, не отчаивался и продолжал упрямо и настойчиво верить, что когда-нибудь удача ему улыбнётся. И когда уныние и грусть наваливались особенно безжалостно, обращал свои взоры к Ней и начинал просить уже Её, казавшуюся гораздо более близкой и временами даже родной, Её помочь ему обратить на себя внимание недоступных гигантов. Такое, признаться, случалось не часто. Но когда всё же происходило, М. с радостью и целиком погружался в долгожданное общение и мог разговаривать с Ней, словно с матерью, по целым часам. Не переставая, однако, надеяться, что хоть Она-то его услышит и пожалеет и расскажет своим гордым подругам о грызущей его тоске.
Да, подобное действительно случалось не часто, но именно в такие мгновенья М. мог почувствовать себя по-настоящему свободным и счастливым. Бывало, едва только успев начать желанную беседу, он сразу так увлекался, что тут же забывал про все условности и субординации своей непростой земной жизни и стремился лишь единственно к тому, чтобы поскорее поделиться с любимой собеседницей всем, что накопилось и произошло за время их очередной и вынужденной разлуки. Всем, чем хотел. Не стесняясь. Не боясь быть непонятым. Даже несмотря на то, что Она, как и звёзды, так до сих пор ему ни разу не ответила. Но разве такой пустяк, как немота лучшей подруги, мог заставить М. отступиться? Конечно же нет. Наоборот. Наблюдая Её безучастие, он с ещё большим усердием принимался за свои монологи. А молчание… Ну, что ж, на то оно и существует, это молчание, чтобы мы могли досыта выговориться. Главное, чтобы при этом не гнали, не отворачивались. Ведь если тебя всё-таки слушают, значит, ты не вызываешь скуки. Или, чего ещё хуже, презрения. И значит, рано или поздно, ласковым словом сумеешь тронуть любое, даже самое каменное сердце.
Вот и сейчас, невзирая на раскинувшуюся от края до края густую непроницаемую мглу, но зная, что над ней, изредка выглядывая, вот уже третий день находится его единственная на этом свете надежда, М. начал разговор с безмолвной Луной как обычно. С самого начала.
«Здравствуй, Царица. Это я, Микель. Помнишь? Тот самый. Хотя на самом деле моё полное имя звучит по-другому. Микеланджело фон Фойер. Однако, видишь, слишком уж оно длинно и вычурно, а мне, Царица, очень не хотелось бы быть тебе в тягость. Да и стесняюсь я его. Вот и не возражаю, чтобы ты меня называла просто - Микель. Или Мики. Честно говоря, мне бы так даже больше понравилось.
Если помнишь, у хозяина я работаю уже четыре года - охраняю его загородный дом. Обязанности мои предельно просты - не пускать на территорию без его разрешения никого. Да, Царица, никого. То есть, если он прикажет не пускать свою мать, а она для меня посторонний, я буду вынужден выполнить долг. Так вот. Ничего не поделаешь. Такая работа.
Делом этим я занимаюсь уже давно, почти всю свою сознательную жизнь, и без хвастовства могу отметить, что равных по выучке мне не сыскать. Ведь за моими плечами не только годы безупречной службы, но и первоклассная подготовка. Настолько серьёзная, что при необходимости могу быть даже телохранителем. Однако, слава богу, у хозяина уже имеется личка, и меня не привлекают к столь неблагодарному занятию. Да, да, Царица, ты не ослышалась, неблагодарному. Ведь ежедневно и по-настоящему рисковать единственным, что у меня есть, своей жизнью, ради кого-то, пусть даже он и хозяин - разве в том её подлинный смысл? Вот, Льюис, например - один из бодигардов, который мне симпатичен – хороший парень, спокойный, сильный, весёлый, а кончит в итоге как и все они плохо. Потому что короткий у того век, кто прикрывает своим телом от пули. К тому же, честно говоря, как телохранитель он не выдерживает никакой критики. Слишком уж огромен и неповоротлив. Но главное, очень и очень невнимателен. Сколько раз замечал: я уже вижу опасность, а он ещё даже не подозревает о её существовании. Вот и получается, что такой мастодонт годится лишь для того, чтобы отпугивать прохожих, а не защищать того, кто заказывает музыку, от коварных врагов. Ну, да ладно, бог с ним, с этим Льюисом. То есть, я хотел сказать, дай бог ему долгих лет жизни.
Хозяин мой – из бывших спортсменов, типичный пример подъёма в князи из грязи. Злой, недалёкий, но вместе с тем необычайно сильный мужчина. И не только физически. Его упорству и пробивным способностям может позавидовать каждый. Любых поставленных целей он добивается всегда и чего бы ему это ни стоило. И никогда, слышишь. Никогда не жалеет о содеянном. Даже если причинил кому-то боль. Даже если совершил непоправимое. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Бывает и мне - все мы грешны - и мне от него достаётся. Да, Великая! И ещё как! Но когда меня наказывают за дело, я претензий к нему не имею. Тогда он, естественно, прав. На все сто, на все двести процентов. Ведь если не я, то тогда кто? Кто будет охранять его имущество? И хотя к его услугам лучшие сигнализации и системы, всё равно без живого глаза не обойтись. Ведь какова бы она ни была, эта чёртова техника, на неё никогда нельзя положиться из-за присущей непредсказуемости и удивительной способности отказывать в самый неподходящий момент. Я же, ты знаешь, подвести не могу. Потому что я, так сказать, уникален. И меня нельзя ни обмануть, ни напугать, ни подкупить. Меня можно только убить. И я чувствую, что хозяин всё понимает. Вот потому, думаю, до сих пор все ещё при себе держит.
В загородном доме, как видишь, я живу постоянно, но меня это даже устраивает. Вокруг природа, чистота, много открытого пространства. Нет ни машин, ни асфальта, ни небоскребов. Нет вечно торопящихся и суетливых людей. Лишь тишина и покой. И я, в общем, здесь счастлив. Счастлив, что в отличие от многих таких же, как я, питаюсь естественной пищей и дышу не отравленным воздухом.
Знаешь, Царица… Честно признаться, я всегда недолюбливал людей. Слишком уж много их развелось на этой планете, которая, бедняжка, давно уж и так от них стонет, что, кажется, просто воем воет от их разрушительной деятельности. Ну, ведь, правда, так и есть. Ты и сама, верно, знаешь. Ведь лезут кругом. В недра, в моря, на вершины. И даже до тебя, говорят, добрались! Всё облазили! Всё перекопали! Всё изгадили! Попробуй, найди теперь чистенькое местечко, где можно было б в спокойствии скоротать остатки последних деньков без их вездесущего присутствия. Бесполезно! Рано или поздно достанут! И что самое противное, будут при этом вести себя так, словно всё вокруг принадлежит только им.
Но поверь, я вовсе не против них в общем. Проблема - в другом. В том, что каждый из этих гномов мнит себя чуть ли не богом и ради удовлетворения своих ненасытных амбиций и жажды наживы способен на всё. На любые, даже самые страшные злодеяния. Представь, они заявляют, что стали царями природы! Царями, ты понимаешь? То есть всё, что только здесь есть, всё, что вокруг существует, и даже ты, о Великая, по их мнению, лишь дармовой полигон для их безумных экспериментов. Ах, если б знала, с каким наслаждением посмотрел бы я на этих «царей», окажись они в диком лесу. Хотя бы без одного электричества. Уверен, выжили бы единицы. А остальные… Остальные превратились бы в обыкновенный корм для истинных хозяев этого мира. Но, к сожалению, это не более чем моя фантазия, потому что сила, как видишь, на их стороне. Вот они и продолжают с ещё большим остервенением разрушать и уничтожать вокруг всё, из чего можно извлечь прибыль или что представляет для них хоть какую-то, пусть даже абстрактную угрозу.
И ведь убивают!
В самом деле, убивают всех и вся! Рыбу, животных, насекомых. Леса, реки, воздух. Не щадя никого. Ничего. Словно они здесь одни и другим места нету. Прикрываясь при этом словами, что всё во имя человека и всё во благо его. Да что там леса, о Волшебная! Они продолжают уничтожать даже самих себя, даже друг друга. И за что? Ради эфемерных, ничего на самом деле не значащих ценностей! Ради бумажек, железок, камней! Ради придуманных проходимцами и сумасшедшими идей и теорий! Знаешь, мне вообще иногда кажется, им всё равно, как и за что убивать, потому что приятен сам акт. И для утоления этой своей безумной потребности приемлемым становится любой повод.
И мне страшно, Царица. Мне всё чаще начинает казаться, что человечество – это случайно попавший на Землю на горе живому и неживому всепожирающий вирус. От которого не существует, понимаешь, не существует вакцины, и который невозможно победить ни астероидами, ни ледниковыми периодами, ни потопами. Единственная же возможность излечиться от которого заключена в его собственной предрасположенности к самоуничтожению.
Или ты думаешь, я ошибаюсь? И вид этот всё же может быть назван разумным? Вид, который за тысячи лет духовных мытарств так и понял своего предназначения? Который только и делает, что разменивает один фетиш на другой, усугубляя и без того присущую ему разобщённость и междоусобицу? Вид, который не может не создавать группировок, каждая из которых с момента возникновения тут же начинает убеждать своих приверженцев в правильности единственно лишь собственной веры? Хотя подлинные, настоящие ценности мира всегда были и остаются НЕИЗМЕННЫМИ с первого дня Творения и ИЗНАЧАЛЬНО заложены в каждом из них. Независимо от цвета кожи и разреза глаз. Ещё в материнской утробе.
Мне здесь так одиноко, Царица. Ведь у меня, если честно, нет ни друзей, ни родственников. Хотя, может быть, я просто о них не знаю. К сожаленью, я даже не помню своей матери, потому что, когда она умерла, мне не было и полгода. И я так и не успел узнать, что это такое - настоящая любовь и ласка. Вот и получается, что кроме тебя и хозяина, никого. Разве что Джефф, мой напарник.
Кажется, я тебе уже о нём рассказывал. Он тоже служит у хозяина года четыре, но здесь на объекте со мной только два. Кстати, он немного крупнее меня, но в нашем деле, как известно, это не самое важное. Главное, это мозги, а их у него нет совсем. Одни только мышцы. Помню, как-то раз мы отрабатывали защиту от ударов ногами, так этого дурня запинали чуть не до смерти. Хорошо, хозяин вовремя остановил, а то бы не было у меня сейчас напарника. Ну, правда. Ну что это, спрашивается, за боец? Его бьют, а он нет, чтоб ответить, даже увернуться толком не может. Всё получает, да получает. И, главное, всё по морде. Все зубы почти повыбивали – пришлось потом искусственные вставлять. Мне, честно говоря, его тогда даже жалко стало. А все, кто наблюдал за тренировкой, напротив, очень долго смеялись. Особенно хозяин.
Да, я забыл рассказать ещё кое-что. Но обещай, что не выдашь, Царица. Дело в том, что я имею на Джеффа влияние. Настолько сильное, что без меня, как кажется, он не представляет себе своей жизни совсем. В общем, что скажу, то и сделает, не задумываясь. Никто, конечно, об этом не догадывается, и слава богу. Ведь он должен подчиняться только хозяину. И больше никому.
И ещё. Есть тут у нас, Красавица, ещё одна проблемка. С женщинами. То есть, я хотел сказать, их здесь попросту нет. Вообще. Понимаешь? И даже еду нам готовит повар-мужик. Да, тяжело, все кругом стонут. Не только мы с Джеффом. Хотя, если честно, вариант познакомиться у нас с ним с полгода назад всё же был. Да, ты не ослышалась. Именно был. Потому что этот чудак, как обычно, все испортил.
В общем, лазили мы как-то с ним за территорией, да и познакомились с двумя симпатичными куколками. Я, как водится, завёл разговорчик. Ну, туда, понимаешь, сюда. Ещё минут пять, и всё было б в ажуре, если бы не Джефф. Нет, чтоб потерпеть немного, так сразу стал приставать. Я ему говорю: «Поласковей, повежливей, девочки грубых не любят», а он нет, всё за своё. Всё лезет и лезет. Да так еще страстно, как дикий, что те... В общем, не на шутку испугались они нас, убежали. И бог знает что, наверное, подумали. Да ещё такой шум подняли, что повар услышал. Настучал, гад, хозяину. И с тех пор нам теперь за забор строжайше запрещено. Вот и тоскуем – хорошие всё же были девчонки. Но больше всех, конечно, переживает сам Джефф. Теперь-то, наконец, до него дошло, что всегда надо слушать меня, а не свои примитивные инстинкты. Ну, ладно, что об этом говорить – расстраиваться только. А, ну вот, чёрт. Лёгок на помине. Извини. Идти надо. Хозяин уже подъезжает…»
За забором послышался шум приближающейся кавалькады, и уже через секунду, дабы не замедлять движения колонны, ворота гостеприимно распахнулись. Шурша широкими шинами по мокрому от прошедшего дождя мелкому гравию, на территорию въехали «Мерседес» и два джипа.
- Ну, чего? Как дела? Как па-ацаны? – донеслось из-за открывшейся на ходу пуленепробиваемой дверцы. - Эй! Мики! Джефф! Ну, черти! Да где же они???
Голос принадлежал кругломордому импозантному здоровяку, который, как только затормозили колёса, тут же попытался вылезти из лимузина вон.
Однако едва он коснулся земли, обыкновенно устойчивая поверхность планеты, к его изумлению, вдруг начала движение и стала выскальзывать из-под ног. Пассажир пошатнулся, но что-то твёрдое попавшееся под руку не позволило ему рухнуть обратно в салон. Чем-то оказалось предплечье мгновенно выросшего рядом детины, секундой ранее покинувшего переднее сиденье авто. На непроницаемом лице не мелькнуло и тени растерянности – подобная хозяйская прыть ему явно не в новость. Поймав вдрызг пьяное тело шефа, спокойный бодигард продолжил исполнение своих служебных обязанностей, готовый и далее оберегать драгоценного босса от встречи с землей.
- Ну, чего вылупились? Где они? – продолжал здоровяк, обводя набыченным взглядом вокруг, по-прежнему не находя среди покинувшей джипы братвы искомых субъектов.
– А, вот вы где, - увидел он, наконец, кого так искал. - Ну, подойдите! Ну, ближе, ближе! Презент вам привёз!
Осторожно приблизившись, Микель и Джеффри переглянулись. Сомнений нет, хозяин явно «перебрал», а это означает лишь одно – беда где-то рядом. Ведь именно когда тот произносил нечто подобное в последний раз, им здорово досталось. Именно тогда к ним привезли на неделю инструктора по самообороне и именно тогда Джефф вынужденно поменял родные зубы на драгоценный металл.
- А-а-а, не жда-а-али, - ухмыляясь, не унимался хозяин, наблюдая охватившее охранников волнение. – Тогда прошу познакомиться. Виолета!
И, шутовски поклонившись, он манерно извлек чью-то руку из полумрака авто.
- Ай! – вскрикнул с дивана незнакомый женский голос, увидев Джеффа и Микки. - Киса, ты что, серьёзно?
- Конечно, радость моя, - произнёс крепыш и с нескрываемой гордостью добавил, – ты только посмотри, какие парни!
- Но Киса… Они же… Я боюсь.
- А ты не бойся, солнце, не бойся. Я же сказал, башляю за каждого.
- Но ты же не говорил, что они такие… Страшные.
- Страшные? Слышь, Льюис, хе-хе, - кругломордый ткнул пальцем в грудь истукана-телохранителя, - она говорит, они страшные.
Расписанное свежими ссадинами лицо в ответ с трудом выдавило улыбку.
- Хе-хе-хе, - не по-доброму продолжал смеяться крепыш. - Какие ж они страшные? П-по-моему, оч-ч-чень даже ничего. Разве не видишь?
- Но я… Я так не могу и мы так с тобой не договаривались, - пыталась протестовать незнакомка, явно желая обратно в уютный салон. - Я так… Я так никогда не пробовала.
- Н-да? Ну, вот и попробуешь, - неожиданно грубо отрезали ей. - Всё! Хватит ныть! Вылезай!
На сей раз Виолете ничего не оставалось, как наигранно-печально вздохнуть и, обидчиво отвернувшись от кавалера, внимательно осмотреться. То, что она увидела, ей понравилось, так как взгляд её тут же зацепился за «пахнущий» свежим ремонтом готический особняк, ухоженный садик с газоном и теннисный корт. Незнакомка вылезла.
- Ну, ладно, пупсик, - игриво погладил красную шею тоненький пальчик, - не кипятись. Добавишь по сотке?
- Добавлю, добавлю, не канючь, - брезгливо выдавил освоившийся на земле хозяин и, не глядя на неё, самостоятельно шагнул вперёд. - Пошли быстрее!
Повеселевшая Виолета улыбнулась.
- Льюис, - внезапно вдруг вспомнив, остановился крепыш, и палец с дорогим перстнем уткнулся в мощную грудь, - ты мне больше не нужен.
- Но шеф, - телохранитель беспомощно развёл ладони. - Вы же сами…
- Приедешь к восьми. Всё, свободен, сказал! Все по домам!!!
Начавшие было движение огромные руки упали, и, почесав затылок, недовольно бурча что-то под нос, «мастодонт» с неохотой уселся в машину.
Микель и Джефф, по-прежнему не шевелясь, продолжали молча наблюдать за всей этой странной и непонятной им сценой. До них пока всё ещё не доходило, что происходит, и о чём это с ними беседует босс. Ну, привёз себе шлюху - такое бывало не раз - а они тут при чём?
- Ладно, пацаны, - будто уловив движение их вопросительных мыслей, заговорчески подмигнул им крепыш, провожая взглядом отъезжающий мерин и джипы, - хорош на тёлку пялиться. Пошли.
И, галантно подставив красотке руку, уверенно двинулся к особняку.
Настроение у него действительно было великолепным. Ещё бы! Ведь сегодня наконец он сумел добить главный вопрос, так жестоко мучавший его в течение этого лета. И воплотил в жизнь самую гениальную из когда-либо посещавших его голову мысль - как без стрельбы и крови за один день стать владельцем крупного нефтеперерабатывающего предприятия.
А дело, о котором идёт речь, собственно, состояло в следующем. Случилось однажды так, что крепыш наш прочитал в одной газетёнке о рейдерстве – модном способе захватить чужую собственность путем принятия нужных решений судом - и решил это дело опробовать. Ну, как водится, выбрал цель, подготовился, нанял команду. Однако, едва его люди в назначенный день окружили для штурма объект, неожиданно выяснилось, что он оказался не единственным, кто позарился на прибыльный бизнес – на завод с той же целью за час до того прибыла незнакомая группировка. Наверное, узнав о подобном недоразумении, любой другой бы при таком раскладе тут же отступил или, по крайней мере, попридержал бы до выяснения подробностей коней. Но только не наш крепыш. Включать заднего, как говорится, в его правилах не значилось никогда, и он уже готов был по старой привычке стереть конкурентов в порошок, как вдруг, совершенно неожиданно для себя и окружающих, передумал. И почему-то, словно бы кто-то тихонечко подсказал ему это на ухо, отважился на абсолютно непохожее на него и на таких, как он, решение. А именно.
Приехав на следующий день на разборку с «казанцами», которые-то и оказались на заводе чуть раньше него, вместо войны он предложил соперникам поединок. Да, да, именно так –рукопашную схватку «богатырей». Как в старину. По одному представителю от сторон. Без оружия. Без правил. И всё по понятиям. В общем, ни пальбы тебе, ни мусоров, ни подмоченной репутации. Идеальный вариант для разрешения спора.
Стоит ли говорить, что поначалу от неожиданности «татары» даже опешили. Однако, пару дней пораскинув извилинами, всё ж согласились. По всему было видно, человек перед ними нарисовался конкретный, а реальная война, как ни крути, отберёт у обеих бригад не одного толкового парня. В общем, на том и сошлись - проигравший выбывает из игры. И через неделю назначили битву.
А дальше всё происходило, как в забытом советском кино: добрый молодец Льюис, немного попотев, одолел-таки вражину-тугарина. И дабы избежать в дальнейшем возможных по поводу своего триумфа инсинуаций, отгрыз в качестве трофея погружённому в нокаут противнику ухо. Так же как всем известный боксёр.
И не видевшая доселе подобных ужасов Казань, разумеется, пала.
Да, хозяин был действительно в этот вечер весьма горд собой. Потому как на самом деле так легко ему ещё не доставался ни один из его сладких кусочков. Теперь оставалось лишь грамотно и весело отметить это событие, и он предвкушал небывалый, ни с чем не сравнимый восторг. Ведь вот уже чуть ли не год он мечтает на всю оторваться и устроить что-нибудь стоящее, да руки всё не доходят. Руки не доходят… Смешно! Несмотря на то, что он уже давно в состоянии позволить себе любой, даже самый невероятный каприз. Всего-то надо – капельку времени. А его-то и нет! Времени! У него. У богатейшего и всеми уважаемого господина Гурдзенко. Солидного человека. Банкира. Бизнесмена. Владельца казино. А теперь вот ещё и нефтяного магната. У него. У хозяина жизни. А не у какого-то там отбывающего срок за разбой неудачника Тюленя, каким его знали ещё лет с десяток назад.
Сегодня он всё изменит.
Услышав команду, Микель и Джеффри снова недоверчиво переглянулись, и по-прежнему не издав ни звука, неохотно двинулись вслед. Теперь гостью можно было рассмотреть получше. Но всё оказалось, естественно, как и всегда: длинные ноги, приподнятый бюст и широкая задница. Хозяин верен себе. Только, пожалуй, постарше, чем раньше. Да, точно, лет тридцать пять. Хотя, если честно, определять возраст таких персонажей Микель так до сих пор и не научился. Но вот в чём он был абсолютно уверен, так это в том, что пахло от неё, как и от всех этих уличных шалав. Дешёвым парфюмом вперемежку с запахом пота и гарью дорог. И ещё алкоголем. Противным перегаром обычного баночного джина. Тьфу! А он на дух не переносит спиртного.
- Ну, вот мы и дома! – донёсся с крыльца, обрывая незамысловатые микелевы мысли, весёлый голос хозяина, и, пропустив вперед проститутку и охранников, он с торопливостью запер за собой на ключ дверь.
Обстановка внутри оказалась ещё более пышной и респектабельной, чем могла себе представить незнакомка, разглядывая дом с улицы. Как только она вошла, её внимание сразу же захватила ведущая на второй этаж мраморная лестница, у подножия которой, словно слуги Анубиса, восседали два остроухих каменных дога. Величавость сооружения, возвышавшегося над прихожей, будто монумент вечной славы неведомым павшим, усиливалось ещё и тем, что на лестнице вовсе не было ковра, обыкновенно покрывающего в таких случаях ступени. И потому едва вошедшие, чуть слышно шелестя одеждой, коснулись их пошлой ногой, пространство вокруг вмиг заполнилось эхом их звонких шагов.
Но самое впечатляющее ожидало Виолету дальше, когда, поднявшись, она оказалась у входа в главную залу особняка. И когда из-за распахнутых настежь дверей навстречу ей, словно блеск пиратских сокровищ, выплеснулась настоящая роскошь.
Она била в глаза, струясь отовсюду. С каждого сантиметра залитого ярким праздничным светом огромного помещения. Которое, судя даже по поверхностному взгляду, запросто могло вместить в себя сотни две с половиной гостей. Да, здесь как в хорошем музее, было на что посмотреть. Тут было всё. И привезённые из Греции настоящие эллинские статуи, казавшиеся, из-за накинутой на них шутки ради одежды живыми людьми. И диковинные восточные чучела. И антикварная мебель. И развешанное по стенам старинное арабское оружие. И самая наимоднейшая техника. И африканские маски. И конечно же сверкавший в свете злобно полыхавшего каминища отданный в нагрузку к оружию тевтонский рыцарь. В общем, всё как полагается. Всё, как у реальных людей. Все атрибуты разгульной новорусской дольчевиты. Посреди же этого беспорядочного, совершенно безвкусного, но поразительно богатого великолепия в центре комнаты выделялся широченный дубовый стол и кресла с диваном в стиле Ампир.
- Располагайся, дорогая, - Тюлень не без удовольствия провёл рукой по сладким и (ого!) упругим ягодицам, увлекая обалдевшую гостью к посадочным местам. - Надеюсь, от виски не откажешься?
В ответ та слегка улыбнулась и, умело высвободившись из объятий, аккуратно присела на ближайший светло-бежевый подлокотник. Что-то, показалось ей вдруг в тот момент, было во всей этой истории не так. Как-то подозрительно, странно. Как-то тревожно и неуютно.
- Ну, вот и славненько, - произнёс, не отрываясь от виолетиных форм, крепыш и направился к бару.
Через пару минут он снова стоял перед ней, и из квадратной бутылки, приятно нарушая знакомую каждому паузу, обильно полилась долгожданная древесная жидкость.
По торопливым движениям и суете хозяина было видно, что ему не терпится начать, и путана, приняв напиток, решила не затягивать. Благодарно кивнув, она молча и жадно глотнула до дна и, аккуратно поставив стакан на лакированную поверхность стола, запрокинув голову, лихо соскользнула вниз. Теперь, после успокаивающего виски она сделала это совершенно по-свойски, как дома. В самом деле, промелькнуло в начинавшей хмелеть голове, если даже что-то и произойдёт, предначертанного всё равно не минуешь.
Джефф и Мики, как и полагается, с самого начала притормозившие у дверей, продолжали молча наблюдать за происходящим.
- Так, ребятки, - вновь заговорил крепыш, подходя к охранникам и, схватив одного из них за шею, отхлебнул прямо из горла. - Я ведь вижу. Вижу, как вам тут без телок хреново. Вот и решил подогнать. Эта сука, - он обернулся и снова бросил похотливый взгляд на бюст Виолеты, - сегодня полностью ваша. А я посмотрю, какие из вас мужики.
- Котик, может, ещё выпьем? - в первый раз открыв рот в этом странном доме, осторожно вставила путана, с недоверием и опаской скользнув по мускулистым телам ребят.
- Расслабься, они не кусаются.
Тем не менее он подошел, налил ей ещё, и, поставив виски на стол, сам устало бухнулся в кресло напротив. Немного поёрзал, но, нащупав-таки наиудобнейшее для пятой точки положение, отодвинул бутыль и нажал кнопку на пульте.
- Слышь, - попросил он, когда приятный романтический саксофон заиграл во всех углах комнаты и рука непроизвольно спустилась на уровень брюк, - ты помоги пацанам, а я... Ну, короче позекаю. Люблю «это дело» смотреть.
Виолета не ответила и вновь залпом осушила стакан. Затем неслышно поднялась и, кокетливо поглядывая на охранников, принялась, возбуждающе покачивая бёдрами и нежно поддерживая ладонями грудь, сексуально извиваться в ритм музыке. Хозяин тут же оживился и, резким движением стянув штаны, оголил свои толстые ноги. Это был сигнал, и он был понят - красотка начала медленно раздеваться. Она делала это покорно и со вкусом, закатывая от удовольствия глаза и небрежно разбрасываясь одеждой. Тело ее по-кошачьи выгибалось, попка, словно она виляла хвостом, двигалась из стороны в сторону, а стройные ноги в туфлях на высокой платформе при этом чуть раздвигались, приглашая войти. Через пару минут на ней не осталось ничего, кроме полупрозрачного обворожительно-синего белья, но она и не думала останавливаться. Сама не на шутку заведённая, словно позабыв о постороннем присутствии, она продолжала дальше. Изящные наманикюренные пальчики то гладили, то пощипывали набухшие соски, язык страстно облизывал губы, как бы ласкавшие воображаемый член, а низ живота подергивался так, что стало заметно, как повлажнели ее выпуклости.
Бутылка быстро опустела. Мики и Джефф, теперь стоя у хозяйского кресла, замерев, не сводили со стриптизёрки восхищённых взглядов, которая, судя по всему, была в настоящем экстазе. Наконец, томно прикрыв веки, она игриво заскользила коготками под готовыми лопнуть от натиска чувств ажурными трусиками и продолжила уже там. С каждой секундой движения её руки становились всё энергичнее и энергичнее, и вот, наконец, у нее потекло но ногам. Из полной груди вырвался сладострастный вздох, Микель не удержался и громко сглотнул.
Несмотря на занятость, это не прошло для Виолеты незамеченным, и она, с пьяной теплотой глядя на охранника, нежно оттянула лямочки лифа.
Есть! Возбуждающие, пахнущие желанием кружева повисли у него на голове.
Он жадно втянул носом. О, этот волшебный, чарующий запах нельзя было перепутать ни с чем. Запах готовой к совокуплению самки. Так, неужели, всё правда? Неужели хозяин не шутит, и он, Микель, сейчас получит её?
От удовольствия он даже хрюкнул. Ведь он давно уже не чувствовал такого взрыва сил. О, боже, это невыносимо. Кровь будто кипит. Микель задрожал всем телом, с трудом сдерживая подступающую и вот-вот готовую выплеснуться похоть, и задышал так глубоко и часто, что теперь не замечал ничего. Ничего, кроме упругой источающей желание и влекущей к себе всё сильней и сильней покорной человеческой плоти.
Полетели трусики.
«Она моя!»
Секунды летели, как одно счастливое мгновенье, и Микель был на верху. На верху настоящего блаженства. Ведь такого удовольствия, как сегодня, он не испытывал никогда.
Ну, когда же? Когда? Ну? Ну, ещё. Ну, чуть-чуть. Ну, пожалуйста…
Он находился буквально в нескольких мгновеньях от сладкого момента облегчения, как вдруг всё неожиданно и резко оборвалось. Схваченный за ногу, он был с силой стянут кем-то с мокрого тела охавшей и стонущей Виолеты.
- Ну, ладно, хватит, животное! Теперь его очередь! – дребежжя в ушах, донеслось, словно далёкое эхо.
Кто это? Микель обернулся.
Ярость и злоба охватили его, как только он увидел не узнаваемое им теперь лицо. Не может быть! Хозяин!!! О, боже… Как глупо. Как грубо! Как подло!! Как подло его только что скинули с разгорячённого, жаждущего любви тела! Будто нашкодившего на дорогом ковре щенка!
«Чёртов хозяин! Вот сволочь! - закрутилось каруселью в мозгу. – Сволочь! Гад! Тварь!»
Да, такого оскорбления он не получал ещё ни разу за всю свою насыщенную грубостью и жестокостью жизнь. Ни разу. И это, понимал Микель, была не просто пощёчина от взбалмошного пьяного человека, всё было намного хуже и злей. Он был не просто унижен. Он был ткнут мордой в дерьмо. Пренебрежительно. За шкирку. На виду у всех. Перед напарником. Перед шлюхой. Перед самим собой. Наконец он узрел подлинный лик этого изувера. И узнал своё настоящее место. Но за что? За что его так? Что он такого сделал, чтоб заслужить такое отношенье к себе? Неужели за то, что всего лишь хотел насладиться? Самой простой и самой естественной радостью? По его же, хозяйскому желанию?
- А ну, отморозок, давай! Теперь ты! – переключившись на второго и уже позабыв о Микеле, шлёпнул по джеффиной заднице Тюлень. – Давай! Вперёд! Не мешкай!
Проститутка, пытаясь протестовать, сомкнула бёдра.
- Котик… - тяжело дыша, пролепетала она, - давай… Давай отдохнём.
- Что-о-о??? – не своим голосом заорал в ответ красномордый, - ты чего, прошмандовка, совсем обурела!? Ах ты, с-сука! Да, ты…
Отчётливые белые пятна проступили на перекошенном, задыхающемся от злобы лице.
– Ты что, тварь… Мозг мне тут компостировать будешь? Да я тебя, падла, живьём в землю зарою! Отдохнуть захотела???
Красный, пьяный, безумный, широко расставив толстые ноги, он стоял прямо над нею и яростно размахивал бутылкой.
– Да я тебя, сука… Да я тебя так отмудохаю. Мать родная не узнает!!!
Разум его помутился. Да как она только посмела! Перечить ему. Всесильному. Ему. Который таких, как она, на фарш, не моргнув, пускает. Тварь придорожная. Животное. Вещь…
В бешенстве он одним движением схватил тонкую шейку в кулак, приблизил перепуганное личико прямо к глазам, и, посмотрев в широкие и в ужасе вращавшиеся, как у приговорённой к бойне коровы зрачки, с отвращением швырнул на ковёр. Словно надоевшую куклу.
- Становись раком, с-сука!!!
Проституток Тюлень не переваривал никогда. Ни дорогих, ни тем более дешёвых. И если когда и позволял себе подобную покупку, то уж с непременным для себя условием вдоволь поглумиться. Поиздеваться, наказать, опустить по полной программе. Вот что было ему нужно от нечасто наведывавшихся в его логово ночных стрекоз, а не предлагаемые ими машинальные ласки и лживые нежные слова. Да они его, если честно, никогда всерьёз и не возбуждали. И в глубине души он, признаться, вообще с трудом понимал, как это в принципе можно заниматься сексом с женщиной, превратившей себя в доступный товар. С мразью, которая на себя наплевала, сама себя пустила в расход и готова отдаться любому, даже убогому и заразному, лишь бы тот смог заплатить. Да его просто мутило от одной только мысли о помойке, что творится внутри таких, как сидевшее сейчас перед ним не моргающее от страха за свою не нужную никому жизнь мерзкое, бесполезное, не способное к деторождению существо. Не говоря уже о какой-то там близости.
Джефф оказался более покладистым, чем напарник, однако и это не спасло его от жестокой пытки. Минут через пять всё повторилось: не кончив, был оттащен за ногу и он. Казалось, хозяин окончательно съехал с катушек и теперь совсем ничего не соображал. Он был не похож сам на себя и, в беспорядке мечась по комнате, орал и швырялся вокруг всем, что только попадалось ему под руку. Стаканами, пультом, одеждой. Да, такого ужаса Виолета ещё не видела никогда, даже когда её вывезли однажды на дачу к азерботам. Потому что тогда, хоть и было смертельно страшно, она понимала, что если не будет возбухать, то по крайней мере останется целой. А тут… Что есть силы вжавшись в беж кресла, закрыв подушкой лицо, она, расцарапанная и готовая вот-вот разреветься, то и дело нервно вздрагивала при очередном его резком движении. И конечно же в сотый раз жалела о том, что снова, как дура, купилась и опять попала к психу.
Обозлённые охранники, съёжившись, с ненавистью стреляли глазами из угла то на безумного хозяина, то на испуганную проститутку. Всё что сейчас здесь творилось, не вписывалось ни в какие мыслимые рамки и не могло им представиться даже в кошмарном бреду. Ведь этот зверь над ними не просто издевался, прерывая половой акт в самый неподходящий момент, он кайфовал, испытывал настоящее наслаждение, наблюдая как два здоровых, распалённых прелестями самца дёргаются, словно в конвульсиях, и не могут освободиться. И при этом дико гоготал. Но смешно в этой комнате было только ему. А им, молодым и сильным, было невыносимо обидно и нестерпимо больно в паху от переполнявших и ищущих выхода гормонов.
- Если он меня снова сдёрнет, я не знаю, что сделаю, - тяжело дыша, повернул Микель голову к Джеффу и впился напарнику в глаза. – Я больше так не могу. Мне нужно… Мне нужно закончить.
В ответ тот понимающе оскалился.
- Если что, действуй, как я!
- А, ну!!! Чё расселись!!! – испещрённые красными жилками белки уставились на Микеля. - Ты! Теперь ты! Вперёд!
- Всё! Достаточно! Вон! Пошёл вон, ублюдок! – Тюлень размахнулся и с силой всадил хлыстом по дрыгающемуся на путане бойцу.
От боли тот даже взвизгнул, и на спине тут же появилась жгущая тонкая полоса. И сразу же вторая. И третья…
- Кому сказано! Прочь, скотина! Назад! – в исступлении хлестал хозяин не желавшее подчиняться командам тело охранника.
- Что-о-о??? Ах, ты так… Ну, ладно, гадёныш…
«Господи… Да за что?», – усилием воли остановился Микель и с мольбой обернулся на господина.
Волосатая рука сжимала толстенную кочергу, готовую обрушиться ему на голову. И это заставило его, наконец, решиться…
После той ночи в конвойном поезде Тюленю начало по жизни крупно везти. Сначала неведомо почему, в отличие от Колгана и остальных, он избежал обвинения в убийстве. Затем, непонятно как, снова удача - отсидел не положенный срок, а всего лишь три года, потому как неожиданно попал под амнистию и как «не опасный для общества» был выпущен из колонии вон. И так и поехало.
Откинувшись, Тюлень решил больше не искушать судьбу и навсегда завязать с мелочёвкой и перебрался в столицу. В единственный город в стране, где можно было целиком посвятить себя тому, о чём мечтал с самого детства. Стать настоящим миллионером. Тем более что обстановка вокруг уже к этому явно располагала, и от таких, как он, требовалось лишь одно – упорство и злость.
Начал, как и многие, с самого простого. Взял с приятелем кредит в начинавшем предсмертную агонию рудименте прежней банковской системы и вместе с бывшими согражданами из Канады организовал по продаже обуви СП. И понеслось. Ушлые «канадцы» привозили, а они с товарищем с успехом продавали второсортную обувку изголодавшимся по модному совкам. Налоги, если тогда вообще и существовали, были весьма символичны, накрутки же наших приятелей, наоборот. Так что понемногу жизнь их стала обретать совсем иные, чем когда-то, и, скажем прямо, откровенно тёплые цвета. С каждой новой поставкой обороты молодой фирмы увеличивались, и довольные лёгкой наживой партнёры - недавние безработные – проникались к своим братьям из России всё большей и большей симпатией.
Но идиллия продолжалась недолго - грянул путч. Когда же страшное случилось, поначалу наши нувориши очень сильно испугались и решили было навсегда покинуть со всем, что успели к тому времени хапнуть, свою нестабильную родину. Однако, к большому их удивлению, не успели даже как следует упаковать чемодан. Потому как цеплявшиеся за прошлое остатки некогда всесильной номенклатуры, несмотря на богатый опыт, оказались настолько робки и неумелы, что не протянули в своей кремлевской берлоге и трёх дней. И тогда наших друзей осенило - возврата к равенству не будет уже никогда. А раз так, то нет и не может быть больше препонов в достижении заветной цели. К тому же, с развалом Великой Империи можно было навсегда позабыть и о главном. О возвращении взятых когда-то у государства рабочих и крестьян в долг немаленьких средств.
Вот таким чудесным и поистине непредсказуемым образом Тюлень и его партнёр в одночасье стали обладателями серьёзного по тем временам капитальца.
Однако скоро, присмотревшись к новым порядкам наступающих по всем фронтам Свободы и Демократии, наши хищники призадумались. Ведь оставаться и дальше торгашами сапожек в услужении жадных заграничных дядек представлялось теперь, в свете открывавшихся перед активными и предприимчивыми заманчивых перспектив, самым глупым и неблагодапрным, что только можно было представить. И потому на внеочередном собрании акционеров решено было отправиться в более серьёзное и на этот раз совершенно самостоятельное плавание. Так и поступили. И, в очередной раз получив на реализацию большую партию товара, под предлогом нового проекта пригласили заморских компаньонов в Москву. Что с теми стало потом, догадаться нетрудно - трупы иностранцев так нигде и не нашли. Зато вновь зарегистрированная на господина Гурдзенко и его кореша фирма без долгов и с ещё более прочных, нежели прежде, позиций гармонично влилась в ряды начинавших невиданное доселе наступление на страну циничных родных бизнесменов.
В общем, кинуть (даже ушлых «канадцев») оказалось не так уж и сложно, как казалось на первый-то взгляд, и после успешного избавления от балласта вера друзей в свои силы значительно окрепла. Тем более, справедливости ради отметим, больше их из-за океана с тех пор никто не беспокоил. Но главное было даже не в этом. Благодаря случившемуся Тюлень постиг ещё одну, и, пожалуй, самую важную для себя аксиому новой капиталистической жизни. Чтобы получить много денег, вовсе необязательно горбатиться самому, а достаточно отобрать их у слабого.
Меж тем время неудержимо неслось вперёд, и положение наших приятелей становилось всё лучше. И скоро, как говорится, наступил тот самый и известный каждому, кто хоть раз втайне от компаньонов ласкал руками свой первый «лимон», момент истины. Боливар всё чаще, всё заметнее начинал прихрамывать. Тюлень же, хоть никогда и не ходил в клуб юного натуралиста, любил животных безмерно. И дабы освободить от мучений бедное, но ещё пригодное к использованию существо, искренне скорбя всем сердцем, решил, на всякий случай, оказаться первым, кто избавит последнее от лишнего седока. И, отдадим ему должное, организовал всё весьма достойно и по-человечески. И любимейший друг и партнёр, мир его праху, был препровожден в последний путь с редкими по тем временам почестями.
Вот тогда-то наконец наш герой и стал по-настоящему свободен и независим и отныне мог делать всё, что хотел, уже один. Раз и навсегда освободившись не только от каких-либо обязательств перед кем-либо, но и от мешающих реальному бизнесу предрассудков. Он стал единственным.
Теперь с каждым месяцем Тюлень становился всё сильнее и влиятельнее и всё чаще к собственному удовольствию замечал, как, преодолевая трудности, совершенствуется и взрослеет его неординарная, жестокая и властная личность. Как растёт и укрепляется в нём нечто, которого он раньше не замечал – необъяснимая и внезапно одолевшая его потребность подчинять своей воле всех и вся. Но одной лишь казнью или наказанием непокорных, понимал он, добиться полноты верховодства над овцами невозможно. И потому он всё активнее и с ещё большим размахом стал привлекать для решения трудных задач гораздо более действенный, чем кулак, аргумент - всемогущие деньги. Переставшие, к слову сказать, к тому времени быть для него лишь забавной игрой. Ко всему прочему, он пережил несколько покушений и уже не боялся ничего, свято уверовав в ещё одно и весьма важное обстоятельство - за ним сверху явно кто-то приглядывает. Какой-то неведомый, но очень могущественный ангел-хранитель, не отпускающий его из поля зрения ни на миг и не оставляющий многочисленным врагам его ни единого шанса на победу. А раз так, рождался логический вывод, отныне он будет готов на всё.
Льюис подъехал чуть раньше, чем нужно. Он давно взял себе это правило, приезжать заранее. Чтобы не давать вечно недовольному боссу не то, что бы повода, ни малейшего даже намека на оный, и избавить себя от доставших уже до кишок оскорблений. К тому же Тюлень (как они втайне продолжали называть его меж собой) совершенно не умеет пить - башню у него сносит напрочь после первого же глотка. И потому бередить с самого утра этот вонючий кусок дерьма представлялось ему в свете вышесказанного делом крайне неосмотрительным. К тому же ещё эта шлюха.
Дверь в дом оказалась запертой изнутри. Лёгким касанием Льюис позвонил. Сто пудово, ещё спит!
Тишина.
Второй раз.
Также ни звука.
Телохранитель в неуверенности потоптался но, так и не придумав ничего нового, в раздумье постучал пальцами по кнопке звонка.
Ещё раз.
Ноль эмоций.
Он с досадой повернулся к машине.
- Кент, звякни, никто не идёт.
В те времена доступная связь ещё только начинала вторгаться в жизнь наших сограждан, мобильные телефоны были громоздки, потому-то чемодан-сотовый и оставался валяться в автомобиле.
Однако и на телефонный звонок ответа не последовало.
Встревоженный Льюис внимательно оглядел территорию.
Вроде всё чисто. Забор, стены целы. Ни беспорядка. Ни посторонних следов.
Стоп. А где охранники? Может быть, в доме? Но странно, должны оба быть тут.
Он снова позвонил, на этот раз задержав кнопку подольше.
Нет, глухо.
- Кент, вылазь, ломать будем, - с недобрым предчувствием вновь окликнул водилу телохранитель. - Что-то здесь явно не так. Звони пацанам! – и, подбежав к багажнику, стал торопливо извлекать подходящие для взлома инструменты.
Они пыхтели у входа почти полчаса, и за это время бедный шофёр весь извёлся, предсказывая им обоим небывалый за всю историю про****он. За ранний визит. За дверь. И вообще за всё, что только взбредёт в раскалывающуюся от алкоголя голову их взбалмошного невыспавшегося шефа.
Наконец крепкий дуб поддался. Могучий бодигард сделал шаг назад и, вынув из кобуры легальный «Стечкин», сильным ударом ноги провалил искарёженное дерево внутрь.
В прихожей царил полумрак и было по-прежнему тихо. Громилы, переглядываясь, осторожно вошли.
Ничего подозрительного. Всё как обычно. Всё на местах.
Вытянув руку с оружием, Льюис неслышно ступил на лестницу. Водитель остался внизу ожидать пацанов.
Шаг за шагом. Тихо. Ни звука.
Ну, вот и заветная дверь. Телохранитель тихонько толкнул её дулом и заглянул.
Посреди залитой утренним светом залы на роскошном восточном ковре между огромным столом и удобным диваном в красной луже лежало на животе лицом вниз истерзанное тело хозяина. В кресле, дрожа и потупив бессмысленные глаза, тихо всхлипывала и что-то бормотала себе под нос казавшаяся невменяемой проститутка.
А рядом, по обеим сторонам от трупа лежали, виновато поглядывая на вошедшего, оскалившись, один белозубой, другой золотой улыбкой, верные неподкупные охранники. Два перепачканных спёкшейся кровью пит-буля.