Посвящается Р.К.
В то утро будильник звенел по-особому дико. Настораживающе завывал, пытаясь предупредить о чём-то. Но Серёга и сам осознавал всю плачевность своего состояния. Сегодняшний день не сулит ничего хорошего. Хорошее исчезало постепенно, день за днём, таяло незаметно и вчера вот закончилось полностью. Оно перемешалось с серыми буднями, пересыпалось в бездну и ушло в никуда. Теперь нет его, этого хорошего. Поистратился весь запас, отчего и стало пусто в кладовых. Темно, сыро, неуютно, гибло. Да, в них стало гибло. Не заходит больше Серёга в свои кладовые и не расставляет счастье по полочкам… Новое негде больше взять, а старое давно погрызли крысы. Они зажрались просто, эти крысы. И шерсть у них лоснится. Не боятся уже ничего. Не ведом им страх. Да и кот Тишка не справляется уже с ними. Они с него ростом стали. Их много. А он один. Точнее двое. Помнится даже, что раньше, кода они не были такими большими и наглыми, Серёга помогал ему. Бил их палкой по хребту, наступив на хвост ногою. Те лишь яростно огрызались, оголив свои жёлтые и кривые зубы, и всё норовили подпрыгнуть и перегрызть ему горло. Потому Серёга и наступал им на хвост. Так постепенно пошёл на спад его задор. Махнул на них рукою. Пусть жрут, суки. Они и жрали. Наращивали жир в теле и точили зубы о внутренние своды черепа. Они точили зубы с такой силой, что на всю голову отдавал их скрежет, когда они били по полу своими лысыми и мощными хвостами. Тишка обычно прятался под кровать в такие моменты. Их много. Они злые. Всё им мало. А у Тишки есть только Серёга, как и у Серёги есть только Тишка… А раньше было у Серёги много всего. Почти всё. Всё, что было надо ему и требовалось для счастья. Всё было. Да как-то всё однажды зa****о. Начал терять накопленное… Пока не растерял всё. Сам в поисках бродил, да не нашёл. Собаки нашли. Правда старые. Они подобрали и рыскают по свету, чтоб вернуть. Им не жалко. Они за тарелку супа готовы. Им в радость. Да только нюх у них уже не тот, потому и не могут найти хозяина. Они ведь старые и облезлые. Хоть их и много. Как крыс. Они ищут, чтоб вернуть, а те жрут, чтоб не отдать. Одни старые и больные, другие здоровые и сильные. Те жрут, а те ищут. Те не жрут и ищут, а те жрут и не ищут… Серёга махнул на это, словно муху отогнал надоедливую. Он устал. Да и как он найдёт собак тех? Как выйдет на них? Где они сейчас? Как он узнает их? А вдруг они будут не те, не его, а чужие? И у них в пасти будет не его счастье, а чьё-то чужое… Ему не надо чужого счастья. Ему нужно лишь своё, хоть оно и не такое счастливое. Зато своё. Такое родное и любимое… но потерянное. Он устал. Столько вопросов, и ни одного ответа. Он устал, устал, устал… Пусть ищут, пусть жрут, пусть что хотят делают, только его оставят в покое. Пусть его оставят в покое! Он устал…
Серёга схватился за голову - невыносимо всё. Сил больше нет. И мыслей нет. Ничего нет. Только есть кот Тишка. Да и тот жрать хочет…
Кот Тишка запрыгнул на кровать и стал пристально смотреть ему в глаза. По-мужски так. Безо всяких там. Как есть. А Серёга смотрел на потрескавшийся серый потолок, схватившись руками за голову (в которой изнутри грызли стены крысы и били хвостом об пол, да так, что шум в ушах) и старался не замечать кота. А кот слышал наглых крыс и смотрел в глаза. А ещё хотел есть и требовал внимания. Хотел играть. Он аккуратно ударил Серёгу лапой по лицу несколько раз. Почуяв кота, неповоротливые крысы стали забиваться в норы, прогрызенные в стенах ими же. Они такие толстые, что с трудом пролазили в свои дупла. Суки…
Серёга убрал руки с района череповца и переложил их на одеяло,вдоль себя. И сам вытянулся, как струна. Ещё бы на груди скрестить, и буду как покойник, подумал он.
- Что Тихон, есть хочешь?, - по-отечески выблевал наружу из себя Серёга, - Да знаю я, что хочешь. Скотинка ты моя, ненасытная. Куда ж в тебя лезет только…
Кот воспринял эту фразу мужественно. Лишь зевнул во всю свою кошачью пасть, показав острые, как бритва, и огромные, как монолит, клыки, давая понять тем самым, что мол, видишь, что есть у меня. Не шути много. Прищучу махом. Потом Тишка растопырил для пущего страху всю пятерню, наружу выставив сантиметровые когти-иглы и помахал невзначай этим веером близ хозяйского лица…
- Ну, ну, саблезубый ты мой, харэ выделываться…
Кот не унимался.
- Ладно, напугал. Уже боюсь. Пошли, пожрать тебе дам… чего у нас там осталось-то…
Серёга встал с постели, влез в тапки и побрёл на кухню в поисках жратвы. Тихон же, не торопясь, преисполненный чувством собственного достоинства, гордо шёл сзади, нарочно не пряча когти внутрь, чтоб те стучали по паркету и царапали его.
- Ну, тварёныш, - рассмеялся впервые за неизвестно сколько Серёга, - когти то спрячь, паркет мне испортишь, паскуда. Ты смотри а, будто на убой ведёт…
Серёга насыпал коту жратвы, налил молока в блюдце и пошёл обратно в комнату. Там снова лёг. Скучно. Одиноко. Надоело. Всё кругом надоело. И лежать вот так надоело, как труп. Снова встал. Походил кругами по комнате. Сел на пол. Как было привычно - колени поджал, на них голову, а руки на пол. Глаза закрыл. Скучно. Надоело. Стал елозить руками по полу, вырисовывая на нём какие-то неизвестные науке формы. Темнота в глазах давит на грудь. Нечем дышать. И шум этот проклятый. Ничего нет, только шум есть. В ушах который. Пальцы сводит от пустоты и расходится кожа на пятках. Больно. Как же больно. Кто бы только знал. Его едят изнутри. Ему больно. Ничего не болит, но ему больно. Зачем завтра, зачем? Ведь я там был. Там ничего хорошего. Там то же самое. Что и вчера. Что сегодня. Везде одно и то же. Я знаю всё заранее. Ничего нового. Ничего. Всё то же самое. Везде. Всегда. Всюду. В глубь. Надо в глубь. Внутрь. Обратно. Да, надо обратно. В себя. В ноль. В точку. В говно… Больно, суки, мне больно. Мне больно, суки, а вы не слышите. Крысы эти. Эти люди. Одно и то же. Всё одинаково. Везде одно и то же. Крысалюды. Они везде. Они во мне. Их много. Мне нужны собаки. Те самые, старые, облезлые и больные. Где же они? Их нет. Есть только крысалюды. Здоровые и толстые, ненасытные и сильные. С лысыми мощными хвостами и крысиной головой на теле человека. Страшно. Больно. Одиноко. Как и везде, куда бы я ни пошёл. Суки. Суки вы. Я охрип уже. Устал кричать. Воды. Дайте мне воды. Я утоплю их. В себе. Пусть подохнут там. Умрут и воняют. Нет. Пусть не воняют. Пусть лучше пойдут на корм рыбам. Пусть их рыбы съедят. Мне надо рыбу. Дайте мне рыбу. Я впущу её внутрь. Пусть плавает там, меж трупами. Снуёт меж ними. Рыба. Мне надо рыбу. Где взять её? Нигде. Её съел кот вчера. Сука.
Серёга встаёт с пола и с презрением смотрит на сытого и облизывающегося кота. Тихон счастлив. Тихон сыт. Одно и то же. Ему охота выблевать крыс прямо на кота, но он не может. Те цепко схватились и держатся, как влитые. Будто одно и то же.
Раздалась противная телефонная трель. Телефон. Телефон. Какой Диавол выдумал тебя? Одно и то же. Крысалюды. Они выдумали тебя, чтоб жрать мозг на расстоянии. Так ещё больнее. Телефон звонил и звонил, а Серёга все не брал и не брал. Он положил. Одно и то же. Надоело. Пустота. Телефон перестал. Серёга встал. Одно и то же. Снял трубку и сел. Одинаково. Закурил…
Дым клубами витает по комнате, вместе с мыслями. Их много. Как и дыма. А сигарета одна. Столько шума из ничего. Ответ тоже один. Он как сигарета. Одно и то же. Пепел, прогнувшись под собственной массой, срывается с ответа и падает, разлетаясь, во все стороны. Теперь ничего уже нет.
Медленно тает день. Как счастье. Скоро и его не станет. Темнеет. Опять боль в груди, ещё пуще прежнего. Кожа расслаивается и живёт сама по себе. Собственной жизнью. У неё нет головы, там никто не скребёт, темнота не давит на грудь и не надо дышать…
Серёга присел на кровать. Потом прилёг, спугнув кота. Телефон. Крысалюды. Всё смешалось. Только он - одно целое. Одно и то же. Ни туда и ни сюда. Никуда и ни во что. Так, ради забавы, ради прикола.
Повертел телефонную трубку в руках, набрал номер и стал ждать ответа, чтоб жрать мозг. Он решил жрать мозг. Первой была мать.
- Алло… Мама ты? Я знаю, что ты. Здравствуй… Да, да… и я рад. Ну конечно. Как дела? Отлично, у меня тоже неплохо… Куда уезжаешь? Ну как так… Знаешь, мама, так тебя хочу увидеть… Давай а? Не сможешь… почему же… Аааа. Да нет, нормально всё у меня. Ну конечно. Просто подумал, что давно не видел тебя, захотелось к тебе вот. Да, соскучился. Может отложишь? Нет, да… не сможешь… Жаль, очень жаль. Ну когда в другой раз? Хорошо… Ну конечно не маленький, я же понимаю всё… ага… Хорошо. Да. Ну пока, мам, я тоже люблю тебя. Ага давай, до скорого… Целую.
«Сука!» - выругался Серёга. Да что ж такое то? Потом были ещё звонки. Серёга звонил всем, кто только был ему дорог. Везде одно и то же. Всё одинаково. Он думал, что жрёт их мозг, а это они жрали его. Полностью. Целиком. Таял день, а с ним надежды. Он звонил подруге. Бывшей. Хотел просто увидеться. Поговорить. Она послала его. Сказала чтоб не звонил больше. Забудь! Он звонил отцу. Как всегда. Одно и то же. И он не смог. Ушёл к женщине, вершить свою судьбу, пристроить болт, чтоб не ржавел. Больно. Как же больно. Крысалюды. Хватит! Хватит. Он звонил напарнику на работу. Просил прийти и посидеть с ним. Одно и то же. Тот спросил лишь, крупную сумму денег. В долг. И всё. Сказал что некогда. Машина ещё сломалась. Одно и то же. Везде одно и то же. От ворот поворот. Больно… Усталость, одиночество и пустота берут его в плен. Всё перемешалось. Всё одно и то же. Всё перемешалось меж собой. Только он - одно целое. Ни туда, ни сюда. Никуда и ни во что. Как же больно, суки… Давитесь, давитесь моей хрипотой… День дневной иссяк.
… Была уже поздняя ночь, когда Серёга позвонил другу. Лучшему другу:
- Привет!
- Здорова, ёпсель!
- Что-то шумно у тебя? Чем занят?
- Да ничем, кучу баб себе навёл. Резво отдыхаю короче…
- Слушай, плохо мне что-то. Приходи, а…
- Да ты ****улся, что ли! Три часа ночи. Дождь на улице. Да и не охота. Лучше подъезжай ко мне. В каменное лицо поиграем, расслабишься!
- Нет, я не могу… Давай ты. Мне правда скучно. Я не хочу никого видеть. Мне надоели эти бабы… Мне надо поговорить с тобой…
- Тебе делать нехуй что ли? Не гони, а! О чём поговорить?
- Не знаю, о чём хочешь… О крысах, например…
- О каких ещё в nuзду крысах? Ты точно ****улся обо что-то! Да ебал я в рот всё это дело…
- Не приедешь значит?
- Нет конечно, я же не такой ****утый как ты!
- Приезжай, пожалуйста, мне все сегодня отказали… Неужели и ты…
- Да ну на ***! **** я в рот куда-то ехать!
- Значит, говоришь «куда-то»?
- Давай короче, не гони…
Друг повесил трубку. Одно и то же. Тихон спит. Больно. Часы стоят. Дождь. Где-то там. Где-то там… Хлещет. Ему весело сейчас, ему не до него. У него бабы. В последнее время как с цепи сорвался. Одни бабы на уме. А раньше ведь не так всё было. А теперь одно и то же. Одинаково. Ему весело. Его прёт. Он счастлив. Ему не надо ничего искать и он ничего не терял. А может и не находил? А может у него и не было, что терять?
Серёга встал. Заходил кругами по комнате. Схватился руками за голову. Скрежет. Скрежет. Темнота. Боль. Удушье. Сыро. Не уютно. Гибло. Его рвут изнутри зажравшиеся и растолстевшие до нельзя крысы. Им тесно. Они стали настолько большие, что им тесно. Они с него ростом стали. Их много. Они злые. Всё им мало. Кожа отделившаяся превратилась в лохмотья. Серёга натянул её. Пусть будет. Одел рваньё. Больно. Друга прёт от счастья, а его разрывает изнутри…
Серёга погладил кота. Тихон весело завилял хвостом сквозь сон и потянулся вперёд передними лапами. Зевнул. Так громко, что испугались крысы. Темнота сожрала одиночество. Теперь никто не скорбит ни по кому. Тихон перевернулся на другой бок и яростно захрапел. Сытая тварь. Одно и то же. Всё одинаково. Как пепел на полу от сигарет. И вновь нечем дышать. И шум этот проклятый. Ничего нет, только шум есть. В ушах который. Пальцы сводит от пустоты и расходится кожа на пятках. Хоть и лохмотья, а всё равно больно. Как же больно. Кто бы только знал. Его едят изнутри. Ему больно. Ничего не болит. Но ему больно. Зачем завтра, зачем? Ведь я там был. Там ничего хорошего. Там то же самое. Что и вчера. Что сегодня. Везде одно и то же. Я знаю всё заранее. Ничего нового. Ничего. Всё то же самое. Везде. Всегда. Всюду. В глубь. Надо в глубь. Внутрь. Обратно. Да, надо обратно. В себя. В ноль. В точку. В говно…
Человек с сожратым мозгом погладил кота полюбовно, поцеловал. Пусть спит. Пусть… Завёл будильник на шесть и открыл оконную раму. Обе её половинки. Дождь захлестал по подоконнику. Повеяло холодом. Пусть захлебнётся живущий во мне! Человек повернулся, сказал коту чтоб не забыл полить кактус и… шагнул. Молча. Тихо. В никуда…
Теперь и он одно и то же…
3 марта 2009 г.