Утром, проснувшись, первым делом Михаил проверил салфетку с номером телефона Кэтти, пошарив в карманах наспех брошенных на спинку стула брюк. Салфетка была скомканной и потрепанной, но номер телефона оставался отчетливо видным. Михаил некоторое время тупо смотрел на выведенные размашистым подчерком буквы и цифры, соображая, стоит ли звонить. В голову лезли сомнения, что Кэтти, скорее всего, позабыла о вечерней встрече, тем более, что в клубе она была в компании друзей. Вряд ли такая яркая девушка заинтересуется его депрессивной персоной, выглядящей как художник андеграунда. Он отложил салфетку, обойдя несколько раз комнату по кругу. Остановившись у окна, он обхватил руками голову, пытаясь успокоить разгулявшиеся мысли. На помощь пришла Darts, магическим образом выводящая из любой депрессии. Тело будто само собой выстроилось в вертикальный стержень, натянув струну от макушки до пят. Голова открылась, выпустив ненужные мысли. Стопы твердо укоренились в земле. Рука четко выводила горизонталь верно летящей в цель стрелы. Обыденное суматошное сознание уступило место неведомому существу.
Последний дротик подсказал решение, придав силы на действие. Михаил взял салфетку, твердым движением руки набрал указанный порядок цифр телефонного номера. Длинный гудок волнующего ожидания сменился мягким голосом на другом конце провода. Храбрость Михаила разом улетучилась, он, запинаясь, стал представляться, пространно объясняя, кто он такой.
- Михаил, - радостно воскликнула Кэтти, - как хорошо, что Вы позвонили! Как у Вас сегодня со временем? Я последний день в городе. Завтра утром уезжаю на несколько дней в командировку. Давайте встретимся сегодня часика в 4. Устроит?
Михаил с трудом пришел в себя от обрушившейся лавины новых возможностей, разом рассеявшей недавние опасения и сомнения, вселив призрачную надежду на поворот в лучшую сторону. Он поспешил ответить, что свободен, и с радостью встретится с Кэтти.
- Как здорово, что наши возможности причудливым образом совпали в поле вариантов, - заключила Кэтти, - Продолжим соединять светлые кусочки жизни. Предлагаю встретиться у входа в клуб, где мы познакомились вчера.
Михаил только и успел сказать короткое «да». Кэтти рассмеялась, попрощавшись до вечера.
Состояние на грани замешательства и счастья возобновило бесконечный поток мыслей. Он думал, что ему совершенно нечего надеть, он даже не запомнил адрес клуба, только его странное название «Т». Он не хотел звонить Андрею, избегая лишних вопросов, не желая рассказывать о Кэтти. Все внутренние переживания Михаил, сколько себя помнил, всегда держал при себе, посвящая их только Darts, настраивающей и очищающей от лишних эмоций. Ему всегда было страшно открыться, казалось, жестокий ветер реальности на корню снесет нарождающиеся возможности, такие шаткие, готовые в любую минуту сломаться даже от тени сомнения, мельком брошенной недоверчивым умом.
Полдень не спешил переваливать временную черту. Время, казалось, не движется в мучительных ожиданиях встречи. Михаил бесцельно ходил из угла в угол, все еще не веря, что в его серой жизни, которую давно уже не посещал ни один луч света, может произойти что-то хорошее.
Не зная, как унять внутреннее беспокойство и какое-то еле различимое стремление что-то сделать, прорывающееся наружу непонятными ощущениями, он взял с полки первую попавшуюся книгу толстую и тяжелую в твердом переплете с иллюстрацией Ибиса с горящим синим глазом на обложке и надписью «Мудрость Тота», подаренную в свое время Андреем. Загадав вопрос «как сложатся взаимоотношения с Кэтти», он открыл книгу на первой попавшейся странице, прочитав: «Неофита проводят в глубокую каменную пещеру, которая оказывается склепом, отпугивающим малодушных и не готовых…». Михаил хотел было закрыть книгу, внутренне передернувшись от столь угнетающего предсказания, но синий глаз Тота подмигнул, отразившись от пробивающегося через окно блеклого луча света зимнего солнца, словно подталкивая продолжить чтение.
«Последним этапом Посвящения, - начал читать с начала страницы Михаил, - завершающего процесс превращения ученика в Постигшего или Достойного Богов во всех древних культах был ритуал смерти. Пусть это не пугает пытливого читателя, здесь говориться о смерти как неком этапе трансформации личности, сжигающей все старые представления, понятия и принципы, заложенные с рождения обыденной реальность, которые мешают открыться напрямую источнику знания, препятствуя проникновению истины в зашоренное социальным миром сознание. Этот этап отсекает серпом смерти все лишнее, как в человеке, так и отсеивает праздных обывателей, не способных выдержать натиск Реальности.
Ритуал символической смерти не каждому под силу. Для его прохождения нужно быть внутренне готовым, свободным от любого страха, поскольку процедура подразумевает переживание состояния смерти наяву, где никто не застрахован от реальной кончины, которая может произойти как раз таки по причине зависимости от страхов, рисующих чудовищные картины происходящих событий, способных довести до безумия, умопомешательства и, как следствие, физической смерти.
Неофита проводят в глубокую каменную пещеру, которая оказывается склепом, отпугивающим малодушных и неготовых. Вход в пещеру охраняет огромная нечеловеческих размеров статуя Изиды, Богини тайн и потаенной мудрости. Она восседает на величественном троне с открытой книгой в руках. Ее лицо укрыто вуалью с надписью «И ни один смертный не смеет поднять покрывало с моего лица». Неземная красота ее образа не дает отвести взор, в то же время отпугивая своей неумолимостью».
Михаил откинулся на спинку дивана, пытаясь осознать смысл прочитанного. Он зажмурил глаза, почувствовав давящую на виски тяжесть. Веки предательски слипались, голова проваливалась в мягкую поверхность дивана, утягивая в сон, с которым не было никаких сил бороться.
Он шел по узким коридорам темной пещеры с затухающим факелом в руках. Холод и сырость не давали возможности, о чем-либо думать. Окружающая темнота поглощала последние крупицы страха, накрывая вакуумом безмолвия, нарушаемого лишь ударами сердца, пронзающими окружающую тьму. Тропинка привела к маленькому узкому входу, заваленному огромным камнем. Приблизившись к которому, камень, словно приведенный в движение какой-то тайной пружиной, медленно откатился в сторону, задув и без того дотлевающий факел. Он прошел внутрь, движимый душевным порывом, подталкиваемый чьей-то невидимой рукой. Помещение было тесным, темным и сырым. Глаза предательски хлопали в темноте от отчаянья и невозможности разглядеть какие-либо формы. Руки инстинктивно вытягивались вперед, пытаясь нащупать стены. Дрожь пробирала все тело, ударив звоном огромного колокола в голову. Первая мысль – убежать – заставила развернуться в едином порыве к выходу, просвечивающемуся еще существующей реальной возможностью повернуть назад. Он вспомнил слова, которыми его встретила Изида при входе в подземный храм – ни один смертный не смеет поднять покрывало. На него вдруг снизошло озарение, что смерти нет, есть лишь непрекращающийся поток познания. Он остановился, закрыл глаза и успокоился, прислушавшись к внутренней и внешней тишине. Краем уха он уловил, как скрипнул заваливший вход камень, от чего внутренне улыбнулся, почувствовав всем своим существом, что дверь старой жизни хаотичного вращения по замкнутому кругу закрыта, не оставив и тени сожалений в душе. Наступает время обновления и сброса старых форм для возрождения в новом качестве Настоящего Человека.
Глаза потихоньку стали привыкать к темноте, разглядев смутные очертания пещеры, оказавшейся склепом с находящимся в центре каменным саркофагом, грозящим быть похороненным заживо. Влекомый четкой внутренней готовностью и верой, он расположился внутри. Тяжелая каменная крышка пришла в движение, начав медленно закрываться. Последние отголоски страха задохнуться рассеялись пониманием, что смерти не существует. Он закрыл глаза, внутренне настроившись, будучи готовым принимать происходящее, сделав, как ему казалось, последний глубокий вдох в этом мире. Ноздри заполнил приятный пряный аромат восточных благовоний, открывший отверстие в темени, сквозившее вырывающимся наружу воздушным потоком. Он полетел в этом потоке, став самим потоком в бездонном океане пространства. Вихрь уносил все дальше к бесчисленным звездам и планетам, открывающим тайны мироздания. Он увидел жизнь в иных мирах и измерениях далеко за пределами Солнечной системы, он видел круговорот душ, готовых принять новое рождение на Земле. Миллиарды метеоритов посылали прощальный поцелуй своих умерших планет. Разлившая молоко, разделившее небосклон на две половины, Небесная корова мирно паслась на бескрайних лугах.
Душа заполнилась светом ликования и радости, взорвавшись экстазом ощущений и громоподобных слов без звука. Он знал, что существует, являясь свидетелем невиданных картин открывшегося мира, и вместе с тем он был всем: каждой планетой, метеоритом, существом, светом, - целой вселенной. Он смеялся и пел от разрывающего сердце счастья, не способного вместить всей полноты Божественного Мироздания.
В самый пик экстатического переживания звук грома, потрясшего небеса, упал темным занавесом, наглухо укрыв сцену непроглядной чернотой. Михаил очнулся, медленно открывая глаза, опасаясь резкого солнечного света. Книга, которую он держал в руках, оказалась на полу, сияя своим синим глазом иронично поглядывающего Ибиса.
Михаил мельком глянул на часы – без четверти четыре. Сознание поглотило картины недавних видений, надежно спрятав их от суетного ума, способного единым нелепым словом или действием все свести на нет. Он мигом натянул привычные джинсы с потертым свитером, схватил висевшую в прихожей ветровку и пулей вылетел из квартиры. Благо таксис знал, где находится клуб «Т», до которого он довез минут за 15-20.
Михаил, расплатившись и наспех поблагодарив водителя, пулей вылетел из автомобиля, поскользнувшись на бегу, чудом не упав, он чертыхнулся, и, потянувшись к дверной рукоятке, чтобы войти внутрь, был лихо подхвачен под руку Кэтти. Резкое и неожиданное движение вывело обоих из состояния равновесия, и они, упав, скатились по входным ступенькам вниз. Кэтти хохотала как помешенная. Михаил, явно озадаченный и смущенный ее поведением нервно отряхивался, помогая ей подняться на ноги. Кэтти не унималась, дурача серьезность Михаила всевозможными гримасами, казалось, она намеренно не хотела вставать, постоянно поскальзываясь, свалив в итоге обоих на землю.
- Михаил, - воскликнула она, - да не будьте таким серьезным до занудности! Посмотрите вокруг, сколько снега! Настоящая русская зима!
Михаил, опомнившись от своего смущения, наконец осознал, что на улице все замело снегом, хотя еще вчера нещадно хлестал дождь, и не было никаких надежд на приход зимы. Улица искрилась инеем, переливающимся в лучах пробивающегося сквозь облака солнца. Дождь сделал свое дело, превратившись в равномерный слой льда, покрывшего всю земную поверхность, и хитро замаскировавшегося под слоем насыпанного за ночь снега. Воздух был свежим и прозрачным, бодрящим сознание и озаряющим своим нестерпимо белым светом земное зрение. Голая рука замерзла от соприкосновения со льдом, слегка оттаявшим под натиском ее тепла. Дыхание застывало в воздухе, рисуя причудливые картины изменяющихся форм.
Кэтти одним движением поднялась на ноги, ухватив не успевшего до конца придти в себя Михаила, и потащила его куда-то, ускоряя шаг до бега, оставляющего вуаль ее смеха для озадаченных прохожих. Она убегала вперед, заставляя себя догонять, пряталась за деревьями, подкрадывалась сзади, осыпая снегом, не обращая никакого внимания на недовольно проходящих мимо людей. Михаилу, несмотря на непривычно буйное выражения чувств и эмоций, было приятно находиться с Кэтти, которая постепенно увлекла его в свою игру. Он уже сам не замечал происходящего вокруг, носясь как ненормальный за распаленной от быстрого бега и безудержного смеха девушкой. Они перекидывались снежками, осыпая друг друга фейерверком искрящихся на солнце снежинок, падали от радости в сугробы, скатывались как дети со всевозможных снежных горок, скользили по ледяным лужам, непринужденно кружились и смеялись от такого простого счастья.
Душа Михаила, некогда зажатая в тиски стенаний и сомнений, сгорбленная под натиском депрессий и неустроенности, ликовала и пела, никогда она еще не чувствовала себя так весело и счастливо, не подозревая, что такие простые детские забавы могут принести столько искренней радости.
Кэтти привела Михаила на каток, где, взяв напрокат коньки, они присоединились к всеобщему хороводу смеха и веселья. Михаил быстро освоился, хоть и катался еще в глубоком детстве, когда отец принес потрепанные коньки как подарок его друга-спекулянта, на которых ни одну зиму нарезали круги на льду его дети. Отец бросил тогда их в угол, закрывшись в гостиной с очередной работой своего НИИ. Михаил обнаружил коньки на следующий день, вернувшись из школы. Радости не было предела, он сразу же их натянул, на что отец извинился, что забыл сказать, что принес их еще вчера вечером. Михаил робко поблагодарил, спросив разрешения пойти погулять. Отец сердито заметил, что лучше бы он сел делать уроки, но все же отпустил на каток. В тот день он катался без устали до вечера, открываясь порывам ветра, собирая хлопья снега, падающего с деревьев, набирая скорость, превращаясь в единый поток энергии, увлекающий все окружающее пространство в собственный круговорот, за что получил хороший нагоняй от отца. С тех пор к конькам он больше не подходил.
Кэтти оказалась прекрасной фигуристкой, выделывающей акробатические пируэты на льду. Она носилась на коньках с немыслимой скоростью, так и норовя сбить Михаила с ног. Он не поддавался, уворачиваясь, подхватывая ее на лету. Они кружились по льду, лихо проскакивая между людьми, у самой грани уходя от препятствий. Они безудержно смеялись, приводя в замешательство взрослую публику, смеша и раззадоривая детей, которые на перегонки пытались их догонять.
Накатавшись до упаду, они забежали в ближайшую чайную. Ее спокойная атмосфера, приглушенный свет, тихое и неслышное передвижение персонала пригласили в восточную сказку, настроив на иную волну. Чайная была оформлена в настоящем китайском стиле. Посетителям предлагалось разуться и сидеть на подушках прямо на полу. Пространство имело общий зал и отдельные комнаты с прозрачными балдахинами, под покровом одного из которых разместились Кэтти и Михаил. В центре зала и в каждой отдельной комнате был обустроен своеобразный алтарь Будды, которому нужно было предложить в качестве подношения первую чашку чая. Повсюду были развешены картины с изображением китайского дракона и других мифических божеств, расставлены статуэтки лам и святых. Убранство пестрело красотой тканей, изыскано разрисованных тайными символами, играющих причудливыми формами в приглушенном свете, падающем от живых свечей и затемненных светильников.
Они заказали чайную церемонию, выбрав любимый Кэтти Пу Эр на молоке с медом. Чай готовили у них на глазах, давая возможность проследить весь процесс трансформации чаинок, кружащихся в танце энергии под действием огня, постепенно отдающих свой аромат, накопленный годами их хранения, молоку, принимающему коричневатый оттенок чайной настойки. Кэтти предложила обменяться пиалками в знак единения и дружбы, они медленно втягивали целебный чай из маленьких пиалок, вбирая по крупице содержащиеся в напитке аромат и силу, укрепляющий вместе с медом разморенное и усталое тело, успокаивающий возбужденное сознание, вводя в медитативное состояние внутреннего наблюдения.
В этот момент, казалось, существует только единение двух нашедших друг друга сердец, и ничто в мире не сможет их разлучить, будь то расстояние или физическая смерть. Дух всегда и везде чувствует свою частицу, где бы она ни была. Душа трепетала от неясно пробивающихся ощущений, потянуло на открытие самого сокровенного, разговор принял глубинный оттенок.
- Я помню свои реинкарнации, - поделилась Кэтти.
- Что все? – удивленно с тенью недоверия спросил Михаил.
- Некоторые, - ответила Кэтти, - Ты ведь тоже их помнишь?
- Да нет, - признался Михаил, - я ни о чем таком не знаю, - Жизнь ставит на мне эксперименты, и я каким-то чудом еще жив.
- Странно, но ты мне определенно чем-то знаком, будто знаю тебя всю жизнь, хотя познакомились только вчера вечером.
- У меня тоже ощущение, что знаю тебя очень давно.
Они замолчали, погрузившись каждый в свои размышления, плавно потягивая ароматный чай, сохраняющий свое тепло, подогреваемый на медленном огне.
- Знаешь, - прервала молчание Кэтти, - я читала, что мы рождаемся снова и снова на этой земле, извлекая определенные уроки, исправляя ошибки прошлых воплощений.
- Видимо, я совершил что-то очень страшное в прошлой жизни, расплачиваясь нестерпимым существованием в настоящем, - признался Михаил.
- Не обязательно, - возразила Кэтти, - ты, возможно, просто никак не найдешь суть и зерно своего назначения. К такому этапу духовных мучений зачастую подходят зрелые души, которым требуется духовное развитие, которое, в свою очередь, не способна дать система современной жизни, требующая подчинения своим жестким правилам, поглощающая живую человеческую суть без остатка.
- Может и так, но от этого не легче. Реальность давит своей неумолимостью, и нет никакой надежды выбраться из этого состояния.
- Так уж и нет? – лукаво заметила Кэтти, - Разве сегодняшний день не был доказательством, что жизнь прекрасна.
- Кэтти, прости. Я не успел тебя поблагодарить. Сегодня был самый лучший день в моей жизни. Так свободно и счастливо просто оттого, что живу, я себя еще никогда не чувствовал, - признался Михаил.
- Миша, благодарить тебе следует, прежде всего, себя, что позволил себе раскрыться и пропустить поток жизни. В том и прелесть таких минут, что они редки и недолговечны, но память о себе оставляют на всю жизнь, наполняя ее светом и новым понимание.
- Мудрецы говорят, - продолжила Кэтти, - что жизнь есть некая иллюзия, зацепившегося за определенную форму сознания, которое само и рисует картины своей судьбы, настолько увлекаясь процессом и вживаясь в него, что забывает о нереальности происходящего.
- Если все это сон или иллюзия, как тогда найти дорогу назад к своему источнику? - спросил Михаил.
- Трудный вопрос, - задумалась Кэтти, - для его решения мы все здесь на этой Земле в поисках свободы и счастья.
- Что-то мой поиск не венчается удачей, - заметил удрученно Михаил, - видимо, мне еще долго придется тянуть эту лямку.
- Кто знает истинное значение происходящих в жизни событий и их последствий? Буддисты говорят, что при правильном отношении к смерти, не цепляясь за привычные формы, можно обрести освобождение в момент отделения сознания от физического тела.
- Да, я слышал что-то подобное, - признался Михаил, - многих это пугает, все равно что потерять твердую опору под ногами, бросившись в пропасть небытия, не будучи уверенным, что найдешь там новую основу.
- Человеку всегда нужно чувствовать опору, для этого он и создает сам себе иллюзию форм, дающих мнимое спокойствие. Видящие, например, говорят, что мир в реальности представлен постоянно движущимися и взаимодействующими друг с другом энергетическими потоками. Обычного человека такая потеря привычных подпорок существования настолько пугает, что он начинает агрессивно отрицать все подобные учения как еретические, неподтвержденные официальной наукой, стоящей на страже обывательского спокойствия.
- А ты сама в это веришь? - спросил Михаил.
- Я не верю, а просто чувствую, что есть что-то за гранью обыденных представлений, что-то глубокое и сокровенное, что-то, что, например, так случайно заставило пересечься наши пути.
Они замолчали, погрузившись в созерцание догорающего огня, подогревающего остатки выпитого чая. Звонок колокольчика провозгласил о скором закрытии заведения.
- Нам, к сожалению, пора уходит, - заметила Кэтти, - все когда-то начинается и некогда заканчивается, - философски добавила она.
- Позволь, я тебя провожу, - спросил Михаил.
- Я бы с удовольствием прогулялась.
Они пошли рука об руку, молчаливо скрипя по снежному покрову. Легкий ветерок сдувал искрящийся в свете уличных фонарей иней с голых деревьев, обдувая морозной свежестью раскрасневшееся на холоде лицо. Снег прекратился, разбросав повсюду свое серебро, укрыв чистым белым покрывалом природу до утра. Легкая грусть расставания щемила сердце, наполняя его приятной памятью минут свободы и счастья.
- Вот мой дом, - указала Кэтти на сталинскую пятиэтажку, - вернее, я пока снимаю тут квартиру. Не знаю, правда, надолго ли здесь мое пребывание.
Михаил не в силах был произнести ни слова, тоска и боязнь разрыдаться сковали уста.
- Прощайте, - пожала руку Михаила Кэтти, - уверенна, мы еще встретимся, - добавила она, заходя в подъезд и закрывая за собой металлическую дверь, отчаянно заскрипевшую, вторя разрывающим на части душевным мукам и разыгравшейся тоске.
Михаил долго стоял приросшим к земле. Он не мог поверить в скоротечность встречи и неминуемо наступившее расставание, прокручивая события минувшего дня, проклиная судьбу за ее злобные шутки редких радостей на общем сером и унылом фоне невыносимого существования.
Он брел по тротуару, не поднимая головы, прокручивая слова Кэтти о смерти и реинкарнациях. Воображение рисовало картины далекой древности, где он представлял себя первобытным рыбаком, ловко настигающим добычу, точно в цель поражая ее умело брошенным копьем, которое он собственноручно изготавливал, тщательно выпиливая основание и вытачивая наконечник, в полуразвалившейся хижине где-то на берегу Средиземного моря под убаюкивающее кипение воды в котелке, в котором варила рыбную уху Кэтти.
В другом своем видении он был средневековым рыцарем, участвующим в поединке по мастерству стрельбы из лука. На нем были сверкающие латы и шлем, отражающие яркое полуденное солнце, ослепляя пришедшую поглазеть на состязание публику. Он одним своим ударом смело сразил мишень с первого раза, будучи удостоен внимания и брошенного платочка, надушенного легким ароматом, самой прекрасной леди в лице Кэтти. А после они мчались по лугам и полям на лошадях, подставляя открытые лица порывам ветра, заполнявшего свежестью, ароматом трав и растений все существо; он догонял на удалом скакуне, убегающую на резвой кобылице все ту же Кэтти.
Он был и в Древнем Египте, попав в храм таинственного женского божества с кошачьей головой, в котором был сражен красотой и грацией прекрасной жрицы, представшей в образе Кэтти, манящей молодостью и утонченностью форм, откуда они вместе сбежали, преследуемые обществом и жрецами.
Сознание кружилось в веренице видений, вот-вот готовое предоставить ответы, на давно поставленные вопросы. Картины увлекали все глубже и дальше от обыденности, позволяя проникнуть за пределы навязанных обществом форм. Они наполняли новой надеждой и счастьем обретенного смысла, прорывая бурным потоком плотину сомнений и страхов. Мир преображался, наполняя содержанием де селе пустую форму.