Настойчивый колокольный звон за окном, зовущий прихожан церкви Архангела Михаила к вечерней службе, разрушил остатки воспоминаний о сне. Михаил встрепенулся, посмотрел на часы, время было шесть. В запасе оставалось 2 часа до приезда Андрея, который обещал быть в восемь. Болезненный мыслительный поток, собранный из сомнений, отчаяний и поисков в очередной раз захлопнул тюремную решетку. Он проклинал надоедливый колокольный звон, так жестоко вырвавший из игры. Гул в ушах не давал возможности сосредоточиться. Он яростно закрыл окно в надежде заглушить этот рев, но колокола продолжали тревожно звонить, не обращая внимания на его агонию.
В надежде хоть как то заглушить колокольный звон Михаил включил телевизор на полную громкость. В новостях сообщали, что сегодня 21 ноября день почитания Архангела Михаила.
- Теперь понятно, что так разрываются колокола, - объяснил он сам себе.
Он стал бездумно щелкать по каналам, пока случайно не наткнулся на программу, невольно заинтересовавшую его, в которой дискутировался вопрос возможности клинической смерти.
- Клиническая смерть, - констатировал, немного картавя, с экрана ученый муж в строгом костюме и очках в толстой оправе, - это своеобразное переходное состояние между жизнью и смертью. Во время клинической смерти дыхание, кровообращение и рефлексы отсутствуют, однако клеточный обмен продолжается осуществляться.
Диктор рассказывал историю про одного жителя Сербии, который умирал 17 раз, но врачи возвращали его «с того света».
- Меня посылали к Богу, – говорил герой программы, - но они возвращали меня назад каждый раз, когда я стоял перед воротами апостола Петра.
- Я мчалась по тоннелю навстречу яркому свету, сбрасывая оболочки, становясь все легче и легче, - продолжала женщина, пережившая клиническую смерть.
- Я видел своего умершего отца, он говорил со мной, - со слезами на глазах рассказывал очередной «воскресший».
Герои меняли друг друга, восторженно излагая свои переживания клинической смерти. Одни рассказывали о ярком свете, о встрече с умершими родственниками и друзьями. У других остались в памяти картины Страшного Суда. Были и те, кто выходил из физического тела, оставаясь при этом около него, наблюдая все происходящее в операционной. Некоторые путешествовали по знакомым местам или попадал в иную отличную от нашей реальность.
Ученые оппонировали, доказывая иллюзорность подобных переживаний, объясняя, например, виденный многими тоннель с ослепительным светом в его конце как следствие «трубчатого» зрения, возникающего из-за гипоксии коры затылочных долей или же просто токсического психоза. Но никто из них не в состоянии был дать вразумительный ответ на вопрос, каким образом тогда слепые от рождения люди смогли детально описать то, что они видели в операционной в момент клинической смерти.
Дебаты разгорались, мнения ученых и людей расходились. Но невозможно было не признать факт, что многие люди после подобного переживания стали совершенно другими, их жизнь изменилась и преобразилась.
- Знаете, – сказал один из них, – я теперь жизнь ощущаю ярче, острее и стараюсь с пользой использовать каждую минуту. Живу и радуюсь каждому мгновению, но и страха смерти во мне нет, придет – приму как должное.
Михаил отвлеченно слушал, позабыв о надоедливых колоколах, ворвавшихся в его жизнь, не спросив разрешения, пока сознание не пронзила стрелой фраза некоего психолога. Мужчина на экране телевизора выглядел подтянутым и несколько отстраненным. Казалось, он видит насквозь погруженным внутрь взглядом:
- Со смертью мы знакомимся впервые в момент страшного путешествия, которое совершает каждый из нас, преодолевая родовой путь.
Михаил вдруг вспомнил, как ему рассказывали, что он чуть не умер при рождении. Пуповина обвила шею, перекрыв кислород, заблокировав возможность первого глотка дыхания новой жизни. Врачи были уверены, что ребенок не выживет. Когда шею младенца все же удалось освободить от пуповины, через хрип и кашель он задышал. За окном раздался колокольный звон в церкви Архангела Михаила, и его мать подумала, что это благословение свыше, назвав сына Михаилом. А он с детства не выносил колокольный звон. Мать он помнил смутно, как давно забытое ощущение ласки и тепла. Она умерла, когда ему было 6 лет.
- Странно, - подумал он, - смерть дает возможность жить дальше, жизнь неминуемо подводит к смерти. Получается, смерть есть некий болезненный переход к новой жизни, что-то вроде переезда в другую страну, - ухмыльнулся он сам себе, - Жизнь есть подготовка к смерти, то бишь к переходу к новой жизни. Все банально парадоксально просто и неотвратимо, - от этих мыслей больно защемило в груди.
На экране пошли титры. Передача закончилась. Михаил отключил телевизор и подошел к окну. На улице было серо и тоскливо. Мелкий моросящий дождь отражался в свете уличных фонарей. Темнота скрывала очертания предметов. Он прислушался, колокольного звона не было слышно. Он открыл окно, в лицо подул колкий пронзительный ветер вперемешку с дождем и городской пылью. По тротуару то там, то здесь торопились со своих работ домой запоздалые прохожие. Он улыбнулся, вспомнив как сам еще недавно спешил расправиться с рабочими делами и удрать поскорее домой, спрятавшись от суеты мира за спасительной Darts.
Михаил потянулся за сигаретой, одиноко затерявшейся в смятой пачке, позабытой на подоконнике. Одним движением он зажег спичку, чтобы закурить. В ответ на вспыхнувшее маленькое пламя в доме напротив в одном из окон на 7-м этаже зажегся электрический свет.
- Все в мире перепутано, - подумал он, глубоко затянув сигаретный дым, - Мы должны радоваться, когда человек умирает, так как смерть дает надежду на новую жизнь и исправление ошибок. И, наоборот, плакать, когда человек рождается, поскольку ему уже не избежать колеса страданий и смерти.
Дождь усиливался за окном, заглушая шумом падающих капель вечернюю тишину, изредка нарушаемую нервными сигналами автомобилей и стуком каблуков случайных прохожих. Ветер выл с нарастающей силой, задувая дождевые капли в квартиру через распахнутое настежь окно. Сигарета, оставленная в пепельнице, безнадежно промокла и потухла. Стихия воды смыла возможные зацепки призрачного спасения. По телу пробежал легкий озноб, который вывел из состояния оцепенения. Михаил понял, что до нитки промок и продрог, и закрыл окно.