Саксофон. Сон VII

Сергей Сирый
 

                Сон VI I .

 

Опять залитое солнцем кафе. Всё то же. На столе передо мной убитая до половины чашечка кофе. Я всегда ненавидел допивать осадок, всегда было ощущение, что там, на дне, остаётся какой-то чёрный, измельчённый песок, который потом будет скрипеть на зубах.

   Мой собеседник, или вернее сказать слушатель, опять мне незнаком, опять без лица, и на этот раз слушает не особо внимательно, иногда по несколько минут смотрит в окно, водит пальцами по стеклу, стараясь через свет всё так же восходящего солнца разглядеть прохожих…при этом, наверняка, забывает о существовании жизни, сидящей напротив. Приходиться или прокашляться, или постучать ложечкой о край чашечки для кофе.

   Кажется, что сейчас всё то же самое утро…тот же миг рассвета, когда большая часть диска уже показалась из-за горизонта, и его продолжают медленно, на верёвках, поднимать вверх.

«Скоро я потеряю близкого друга. Возможно это будет моё отражение в зеркале. Хотя наша дружба с ним условна», - проронил я, почему-то пытаясь спрятать глаза. Сидящий напротив перевёл взгляд на меня. Я посмотрел на него, поддерживая щёку ладонью, и допил – рывком, не задумываясь, - кофейный осадок. Поморщился.

«Желание побега не уменьшается?» - спросил он. Я покачал головой. «Скажи, - продолжил он, - ты не догадываешься почему тебе хочется бежать? Я тебе скажу. Ты просто боишься. Слушая истории про трусов, мы все искренне полагаем, что мы! - не такие.

Ты боишься, что ничего не получишь обратно; ты отдаёшь, отдаёшь и боишься, что всё уйдёт в пустоту. Не бойся – всё вернётся. А может и нет. Ха, я сам не знаю.

И знаешь, не хочется употреблять этого слова – «любовь», но приходиться… - он ухмыльнулся, а потом добавил – твой страх не оправдан, подумай, ты прекрасно всё знаешь, давно знаешь, что не добьёшься цели – она не будет твоей, отсюда следует, что все твои усилия напрасны. Но если так считать, ты, с полным оправданием, можешь назвать себя эгоистом, который ждёт, когда его полюбят…Ха-ха, получается замкнутый круг, да? Как попал, так и выбирайся!»

«Ты жесток!» - ответил я и попытался встать, но резкая, неожиданная – и этим пугающая – боль пронзила мои ноги, словно тысячи китайских иголок вошли в мышцы.

«Я не закончил! – тихо сказал он, закуривая, - я бросил курить, но благодаря тебе, сам видишь…», - и выпустил струю едкого дыма мне в лицо, одновременно швырнув зажигалку на стол.

…я обожал запах её волос. Они пахли крепким сигаретным дымом…какой-то неуловимый, волшебный аромат находил я, лаская их губами…

Теперь я просто ненавижу…

«Что тебе сказать напоследок? Даже не знаю…вот угораздило тебя… я понимаю, тебе хочется бросить всё и убежать, вернуться к началу, переделать. Прости – поздно…тебе остаётся только безгранично любить её, путь начат…ха, звучит, как апокалипсис, смешно, да?!»

«Слушай, а Мефистофель, не твой предок?» - кинул я, уходя…но остановился на секунду, ожидая ответа.

«Откуда мне знать. Я не умею играть на саксофоне. Надо плакать и смеяться одновременно, чтобы это понять…А ты так ничего и не понял, да и не поймёшь…куда тебе…

«Мне пора!» - сказал со злобой я.

«Иди, иди, я посижу ещё. Только знай…она не любит тебя, как его, и ты это знаешь!»

Я промолчал, поправил край пальто, бросил на стол несколько смятых купюр и, потревожив колокольчик над входом, ушёл.

Падение вниз. Опустошающее – и твёрдое приземление на обе ноги; край пальто перенервничал, развивался и шумел.

   Я неожиданно оказался в абсолютной темноте, даже черноте. Страх, о котором мне говорили, охватил меня обоими руками. Сдавило дыхание, и дрожь прожгла всё тело.

Но сразу, как по заказу, вдалеке появился спасительный свет, который с огромной скоростью стал приближаться ко мне. Это оказался – как ни банально – вход в

ярко–освещённую комнату, которая двигалась произвольно, презирая прогнозы погоды, в этом чёрном пространстве.

   Меня повлекли звуки саксофона, исходящие из комнаты. Вход приблизился ко мне настолько, что возникло ощущение, что сумасшедшие фотоны света можно было потрогать руками.

Чернота поглощала свет, поэтому освещен был только вход – вертикальный прямоугольник в пустоте.

Музыка была лёгкая, расслабляющая. Моё дыхание стало ровным, дрожь прошла, движения вновь стали подчиняться мне. Без колебаний и молитв мои ноги пересекли черту света, и я оказался внутри этой комнаты - неизвестной мне, влекущей реальности.

Несколько секунд слепоты, слёзы от боли на глазах, которые, я утирал рукой…и я смог осмотреться. Музыка ни на миг не переставала играть, плавно перетекая из мелодии в мелодию, иногда нервно, с надрывом, но всё равно непринуждённо и даже окрылёно – словно саксофонист арендовал крылья, словно он был влюблён, и это чувство выливалось из него на неспособную понять магнитную ленту.

   Внутри комната была обклеена бежевыми обоями в темно – коричневых полосах; стиля начала XX века. В центре комнаты стоял стул. Я прошел к центру и сел, послушно сложив руки на коленях.

Женский голос – откуда-то сверху – спросил: «Ну что, поговорим о смерти?!»

Я кивнул, хотя руки быстро вспотели.

«Смерть – единственная, кто не предаст тебя. И за это её можно любить. Она не забудет тебя, будет верна и нежна…сколько бумаги уже извели по этому поводу. Ты хочешь сбежать, сбежать от жизни, сбежать от неё? Ведь именно она дала тебе жизнь…»

«Нет! Неправда! – взбунтовался я, вскочил со стула, стараясь одновременно смотреть во все четыре угла, – она лишь заставляет меня страдать, даже когда я рядом с ней, когда я прикасаюсь к ней, обнимаю, держу за руку, стараюсь услышать её пульс, меня не покидает ощущение, что она не здесь, что я обнимаю лишь тело, а она всеми мыслями до сих пор в той ночи, где он  любил её. До сих пор…а я так, как декорация, уже давно разорившегося театра…что я не важен ей…что безразличен, и только то, что мы вынуждены находится в одном помещении…ну ладно, правда, не стоит…вольно!» - остановил я себя, но голос настойчиво, переходя на полу крик, продолжал.

«Ты же говорил, что только благодаря ей ты живёшь, что с того момента, как встретил…причём говорил это ей самой, держа её руку, помнишь? Смотря в глаза.

«Я лгал».

«Тогда получается, что ты вообще не жил?»

«Нет, я жил, только один день…я жил…и в этот день я был рядом с ней, я пьян лежал на её плече, а она смеялась, словно плакала, её тело вздрагивало. Я был счастлив, я жил в тот день, когда не знал всей правды».

«Да, она с тобой откровенна, и ты с ней тоже, значит, что это? Не понимаешь?»

«Нет»

«Это твоя гибель, её причина, ты же в курсе, что ты – не первый, и ты  - не последний. Она не погубит лишь того, кого любит. Извини, но тебе придётся её разлюбить и заняться собой. Кости брошены».

«Кем?»

«Мной…я пыталась до тебя дозвониться, но…»

«Ты знаешь моё будущее?»

«Знаю», - ответил голос.

«Так расскажи!»

«…Извини, все нити в твоих руках, я не знаю, когда сломаются тормоза…как ты захочешь, так и будет…решай сам, я же могу лишь защитить тебя от случайностей…так вот слушай и попытайся услышать! Она – лишь случайность – моя вина, что не уберегла – причём затянувшаяся, и я хочу тебя от неё спасти.

«Кто ты?»

«Я? Во мне всего понемногу : частица твоего разума, любви, эмоций, лепестки от той самой желтой розы, помнишь?…которую она повесила бутоном вниз и засушила, как…ведьма из Новой Англии.

Я – это ты…»

«Я говорю сам с собой?»

«Да».

 

Комната превратилась в узенькую точку, где-то вдалеке от меня – отражение огонька моих глаз. Перед гибелью она лишь сверкнула и погасла, с огромной скоростью смешавшись с пустотой.

Я стоял перед зеркалом в своей прихожей.

Я погладил себя по небритым щекам и  лишь протянул, разглядывая своё неизвестноё «Я», которое соизволило меня посетить.

-         А, может, ты и не любишь её? Наверное, опять как всегда!»

-         Да, нет – это любовь, хотя крупные ставки на эту лошадь делать не стал бы…

-         Не кидайся этим словом – любовь – оно опасно. Сколько ты уже всего наобещал…что бросишь семью и детей, которых ещё и нет, и всё ради неё, если она придёт и поманит пальчиком?

Ты глуп, смешон и по–детски наивен.

Купи саксофон и научись играть. Разучи, наконец, ноты, как ты мечтал.

Убери, наконец, хлам с подоконника, сядь и посмотри на звёзды.

Очнись! Проснись! Сделай первый настоящий вдох! Или мне опять придётся бить тебя по щекам?

 

 

 

 

8.01.2006 – 9.01.2006.

            ( ночь )