- А жить в Сочи Вы будете в Отеле “Звездный”! – бодро сказала по телефону женщина, регистрирующая участников конференции. Я ощутил прилив оптимизма.
- В корпусе “Кубань”, - невнятно добавила она вдогонку и перешла к другим вопросам. Я не обратил внимания на эти ее слова.
Прилетаю в Сочи. На выходе из аэровокзала меня окружает толпа таксистов. Они пытаются получить ответ на сакраментальный вопрос: - “Вам куда ехать?”.
“В Отель “Звездный” “, - гордо говорю ближайшему таксисту. Он издает почтительный звук “О-О-О-О”.
- А маршрутки туда ходят?
- Ну что Вы?, - говорит таксист, - такой солидный человек, в такой солидный отель – и на маршрутке? Только на такси!
Поехали. Авто, достойное солидного человека, оказалось раздолбанной копейкой, с такими щелями, что ветер свободно гулял по салону. По сочинской жаре это было очень даже кстати.
Всю дорогу таксист почтительно развлекал меня рассказами о проезжаемых красотах и невероятном росте цен на сочинские сотки и квадратные метры. Когда подъехали, я сказал, что мне нужно в корпус “Кубань”.
-“’э-э-э-э” - прогнусавил таксист и я почувствовал, что подвергся резкой переоценке в его глазах. Это меня уже насторожило. И не зря.
Корпус “Кубань” отеля “Звездный” оказался обычной советской гостиницей, с обшарпанными номерами, и окнами, выходящими на шумную проезжую часть. Ночью от шума можно спастись, только задраив окна, но тогда, из-за отсутствия нормальной вентиляции, очень скоро начиналось удушье. Завтрак в Кубани похож на скудную пайку пионерского лагеря. Ну да ладно! Я же в командировке, зато имею возможность искупаться в море! Быстренько собираюсь – и на пляж! Вдоль реки идти до пляжа минут пятнадцать. Сам пляж отеля “Звездный” оказался очень хорош и даже по сталински помпезен. Народу на пляже отеля совсем немного, а вот на соседнем,городском пляже, за забором, полно. Это слегка радует. Водичка в июне - не парное молоко, но искупаться можно.
Возвращаюсь с пляжа в гостиницу через парк “Ривьера”. Прудики с кувшинками, многочисленные кафе, с весьма божескими, по сравнению с Москвой, ценами на шашлык. В маленькой боковой аллейке продаются картины местных художников. Иду, смотрю. Обычная мазня. Вдруг вижу кое-что интересное, - букеты цветов, написанные широкими, точными ударами мастихина. Это придает лепесткам маков и подсолнухов чистый цвет и натуральную фактуру. Очевидно, что так писать может только мастер, - ведь достаточно одного неверного движения мастихином и полотно испорчено. Маки очень наркоманские. Подсолнухи прямо так и вываливаются из картины на зрителя. Продает картины своей дочери Любы Бабич полноватая старушка по имени Мария Ивановна. Цены, по московским меркам, – просто смешные. Мариванна рассказывает, что ее дочь, Люба Бабич, автор этих картин, живет в Москве, у нее галерея МД-арт на улице Наметкина. Чувствуется, что Люба передает свои картины маме в Сочи на продажу просто, чтобы ей было чем заняться на пенсии. Беру у Мариванны Любин телефон, чтобы пообщаться с ней в Москве.
Покупаю “Маки” и “Подсолнухи” – это мои первые “картины маслом”. Сейчас у меня уже большая коллекция живописи, но эти первые две картинки до сих пор продолжают всем нравиться. Так, нежданно-негаданно, я украшаю свой мрачный номер “Звездного“ отеля двумя лепестками искусства. “И сказал Он, что это хорошо!”
После окончания конференции у меня есть еще неделя отпуска и я решаю отдохнуть в лучшем месте черноморского побережья – Пицунде. Из Сочи, на маршрутке, переезжаю в Псоу, а потом - перехожу границу и, тоже на маршрутке, в Пицунду. В Абхазии, как ни странно, – курортный бум, все места в пансионатах раскуплены до октября. На центральной площади Пицунды ко мне подходит худенькая абхазка средних лет по имени Индира. Летом Индира с семьей живет на даче а свою квартиру сдает отдыхающим, и одна комната у нее свободна. Идем смотреть. По дороге Индира рассказывает ужасы о моем будущем соседе по квартире - москвиче Сергее. Он постоянно с ней скандалит. Например, устроил скандал по поводу того, что газ в баллоне на кухне закончился, а пополнять его Индира не спешит. Мне это не важно, так как я не собираюсь готовить дома. Квартира оказалась перепланированной двухкомнатной хрущевкой, кухня перенесена на застекленный балкон, и в ней теперь дополнительная комнатка, всю площадь которой занимают две кровати. Здесь, как устрица в раковине, и живет Сергей. На первый взгляд он показался мне очень взвинченным и возбудимым, видимо Москва его достала, и он приехал на море подлечить нервишки. А тут еще газу нет – кошмар!!! Чтобы не иметь рядом с собой в квартире нервного соседа, занимаюсь его психотерапией. В результате, несколько смягчаю напряженные отношения между Индирой и Сергеем. Потом идем вместе с Сергеем на пляж, потом пообедать, попить чачи. Обедаем на углу улицы Гочуа и Кипарисовой аллеи, в маленькой кафешке. Здесь готовит вкусную и недорогую домашнюю еду абхазка Венера. Жареные пирожки в ее исполнении – размером с батон и под завязку наполнены вкусной начинкой. Видимо, землякам на чужбине легче понять друг – друга и подружиться, даже если они очень разные люди. Хорошо, когда есть с кем поговорить. Отдых, в общем удался.
* * *
Возвратившись в Москву, созваниваюсь и встречаюсь с Любой Бабич и ее мужем Александром в их галерее МД-арт. С ними интересно поговорить о живописи. Политика Любы и Саши – монополизировать художников, чтобы их работы можно было купить только в их галерее. Со своей стороны, они как бы обязуются покупать все, что эти художники пишут. Люба учится писать мастихином на примере работ тверского художника Сергея Миняева. В галерее МД-арт его работ довольно много, причем они – самые продаваемые. Кроме того, что они нравятся практически всем, еще и цена на них значительно ниже, чем на картины других художников в галерее.
Есть в галерее и работы сочинского художника Амирана Дзизигури. Амиран - поклонник Сезанна и работает в похожей манере, хотя у него своя, узнаваемая манера и палитра.
Богато представлен в галерее абстрактный экспрессионист Руслан Гудиев. Его работы очень энергетичны, но не в моем вкусе. Мне нравится именно живопись, а творчество Гудиева граничит с дизайном. Руслан – друг семьи Любы и Саши, они очарованы им и его картинами и покупают их у Руслана довольно дорого. Ну а продажные цены – и вовсе заоблачные. Например, полмиллиона рублей. Говорят, что Гудиев – кандидат на попадание в музей современного искусства Гуггенхайма и поэтому надо срочно покупать его работы, пока они резко не подорожали.
* * *
Лично для меня покупать картины в галереях дороговато, поэтому в субботу выбираюсь на вернисаж в Измайлово. Иду от метро “Партизанская” налево под арку. Несколько аллеек на вернисаже занимает живопись. Тут обитают как собственно художники, так и продавцы живописи. Иногда художник сам продает свои картины, в этом случае их можно купить сравнительно недорого. Иногда художник отдает свои картины на продажу. Хороший художник - как правило, хороший человек. Этим пользуются продавцы живописи и стараются купить у него картины как можно дешевле, ну а продать, естественно, как можно дороже. В результате, накрутки в цене начинаются от ста процентов и могут быть значительно выше. Конечно, продать картину – это тоже искусство, а иногда и своего рода зомбирование покупателя. Подчас покупатель и сам не понимает, как это он своими собственными руками вынул из кармана бумажник и отдал довольно значительную для него сумму за этот вот кусочек холста на раме. Реальная цыганщина! Но проходит время, и покупатель, частенько, остается доволен своим приобретением. Просто раньше он не знал, что это хорошо, а продавец–зомбировщик ему, против его воли, в этом помог. Но бывает и наоборот. Глядишь на некоторые, выставленные на стендах работы, и удивляешься, как такое барахло можно было написать. Но еще больше удивляешься, когда к нему подходят люди и покупают его. Часто, это подарок коллеге по работе. Как же его надо при этом ненавидеть!? Обычные с виду граждане вдруг предстают какими-то душевными монстрами.
Встречаю на вернисаже и знакомлюсь с Сергеем Миняевым. Он как бы восстал против монополизма галеристов и решил сам по субботам заниматься продажей своих работ на вернисаже. Теперь галеристы приезжают за миняевскими картинами на вернисаж и покупают то, что считают нужным. Процесс переговоров о закупке партии картин подчас напоминает длинную шахматную партию, где каждый игрок разыгрывает сложные комбинации, в результате которых приближается к той цене, которая его устраивает.
За рюмочкой абхазской чачи Сергей рассказывает, как он стал художником. Способности к рисованию у него были с детства, но мало ли у детей разных способностей. Для надежности он пошел учиться на технаря. Стипендия небольшая, приходилось подрабатывать. Однажды подвалила такая халтура – написать крупными буквами партийный лозунг на крышу дома. Взялся, рассчитал буквы, начертил, по неопытности, каждую букву в отдельности, а не по шаблону, закрасил, лозунг установили на крышу. Заработок за три дня работы оказался как месячный оклад инженера. И Сергей почувствовал – можно не продавать свое свободное время, горбатясь за кульманом, а делать приятную творческую работу и при этом получать хороший деньги! Дальше – больше. Осознание надежности заработка живописца побудило его учиться уже по этому направлению, развивать природный талант. Так партийный лозунг породил Художника. Его работы идут нарасхват и в России, и за рубежом. Сергей работает практически одним мастихином, что придает его работам ювелирную огранённость и чистоту цвета.
Мое внимание на боковой аллее привлекает стенд с яркой, солнечной живописью, как у Ван Гога прованского периода. Только краски не пожухлые от времени, а яркие и свежие. Художник стоит рядом, это таджик Наим Ламидов, давно уже живущий в Москве, но сохранивший в душе и в глазах неистовое солнце родного Алгалыка.
По образованию Наим учитель рисования. Внешне - похож на Сталина, за что его очень ценит русский тесть. Наим – интересный рассказчик, с ним приятно общаться и дружить, но, поссорившись, – уже не захочешь мириться. Он живет не столько разумом, сколько бушующими в нем тайфунами эмоций и склонен к сжиганию мостов. Вот например история о том, как он в советское время вступал в Союз художников CCCР. Организация эта была тогда, по всей видимости, насквозь коррумпированная. Наим хорошо творчески вложился в представляемые на рассмотрение Союза картины. Рассмотрение проходило в зале, где каждому художнику выделили несколько погонных метров для размещения картин. Подошла скромная девушка с ученическими работами, попросила Наима потесниться. Наим с соседом по залу, как истинные джентльмены, поджались, и она повесила свои работы между ними. Наблюдая то убожество, которое представляют другие, Наим абсолютно не сомневался в том, что сам он будет принят на ура. Каково же было его удивление, когда в Союз художников приняли очень многих, в том числе и скромную девушку-соседку по залу, но только не его. По пути домой он остановил такси на мосту и в гневе и отчаянии выкинул с моста в реку два десятка отличных работ. Много после этого утекло в реке воды, союз художников стал другим, некоторые его члены зовут туда Наима, но он гордо отказывается. Пусть этому Союзу будет хуже, раз Наима в нем нет!
Наим считает, что нужно разрешить Ирану иметь ядерное оружие, на том основании, что они там тоже люди, а почему это у всех оно есть, а у них нет? Наим также считает, что образы Равшана и Джумшуда в “Нашей Раше” оскорбляют его как таджика и поэтому их надо убрать.
При этом, Наим не чужд иронии и самоиронии. Очень смешно, в лицах, он рассказывает историю о том, как насмерть поссорился со своим другом - соседом по лестничной клетке. Сосед, видимо в дурном настроении, сделал резкое замечание маленькому сынишке Наима. Наим в это время крошил капусту на кухне и в гневе выскочил на лестничную клетку с огромным кухонным ножом в руках. Дальше случилась сцена как в “Мимино”, сосед с женой заперлись в своем туалете и начали истошно кричать, что их режут. С тех пор Наим с соседом не здороваются.
Недалеко от стенда Наима выставлена интересная живопись художника Владимира Палкина. Он живет далеко в области, бывает в Москве наездами. Картины продают его друзья - художники. Это целая компания друзей-соседей по вернисажу, которые проводят здесь субботу и воскресенье, общаются, выпивают, а иногда и продают что-нибудь зазевавшемуся прохожему. Приезд Палкина – событие для этой компании. Волод Палкин человек очень эмоциональный и заводной. Поездка в Москву для него - целое приключение, которое включает в себя обход салонов, где продаются его картины, выпивку с друзьями на вернисаже, после которой его возвращение домой превращается порой в настоящую Одиссею. Живопись у него нежнее чем у Наима, менее броская и более русская.
Один из друзей Палкина , Валерий Палыч Малафеев, раньше работал в секретном НИИ и разрабатывал там системы противоракетной обороны. Выйдя на пенсию, он решил написать об этом мемуары. Хороший способ не заскучать на пенсии! Одно только согласование текста с режимно-секретными органами сколько времени отнимает. Но, преодолев все препятствия, Палыч все-таки издал за свой счет мемуары с громким названием “Противоракетная оборона. События и участники” и теперь торгует ими на вернисаже. Я был свидетелем забавного эпизода, когда он настойчиво предлагал купить свою книгу сотруднику американского посольства, который случайно оказался рядом и упаковывал купленную им картину. Американец видимо решил, что это фээсбэшная провокация, выпучил глаза и скрылся так быстро, как только смог. Теперь мы подшучиваем над Палычем, что он торгует госсекретами на развес. Кроме бывших госсекретов, Палыч приторговывает также картинами своего друга, художника из Кимр, Петра Гусева. Живопись Гусева очень экспрессивна и энергична. А увядшие подсолнухи 1995 года отражают всю нашу непростую жизнь начала девяностых годов.
Из далекого Подмосковья приезжает в Москву очень сильный художник - Николай Голушко. Внешне он немного похож на герцога де Оливареса с портрета Веласкеса. Николай родом из Сочи и говорит с мягким южным акцентом. Он самолюбив, импульсивен и доминантен. При всем при том у него чуткая душа. Когда Николай на вернисаже, вокруг него толпятся друзья, приятели, постоянные покупатели. Не обходится и без рюмочки, но, как правило, в меру. Во время одного исключения из этого правила я не помню, как доехал до дома. В бумажнике – все деньги на месте, часы на руке, фотоаппарат в сумке. Но из двух картин разных авторов, которые я нес в одном пакете, одна пропала. Это была как раз картина Голушко. Очень показательно – ничего не украли, ни денег, ни вещей, только Колину картину! Ему эта история даже польстила, и он мне украденную картину повторил.
Коля участвовал в нескольких представительных выставках и произвел там фурор. Результатом этого стало награждение его творческой путевкой в Черногорию и перспектива присвоения звания Заслуженный художник РФ. Николай получил высокую оценку и протекцию от Зураба Церетели. На моей памяти, это, пожалуй, то единственное, за что Церетели можно сказать спасибо. Основные темы Николая – русская деревня, русский север, Волга, Испания, Италия. Он говорит, что хотел бы объединить русскую природу и Брейгеля. Подчас ему это удается, в его картинах есть какая-то неуловимая магия. За это я в шутку называю Колю сюрреалистическим импрессионистом. Для Коли нет необходимости самому продавать свои картины на вернисаже, ему галеристы постоянно предлагают покупать все, что он пишет, по стандартной цене за квадратный дециметр. Однако для него важно видеть и чувствовать реакцию на его живопись непосредственного покупателя, это его творчески подпитывает. Вокруг Коли сформировался некий клуб его фанатов-любителей, которые, как правило, раскупают все его работы при их появлении на вернисаже, а иногда и раньше – в процессе их транспортировки. Сам он в этой тусовке порой напоминает некоего гуру.
В конце аллеи вернисажа Григорий Грибов продает картины своего брата Петра. Петр живет в Завидово, пишет картины, ходит в лес по грибы и клюкву, и иногда приезжает на Вернисаж. Петр буквально пронизан талантом, от него исходит очень позитивная энергетика. Григорий живет в Москве и продает картины Петра. Григорий – живой и подвижный человек, пока нет покупателей, гоняет в футбол с соседними художниками. Григорий никому не разрешает фотографировать грибовские картины, опасаясь, что их будут копировать. Однако, это скорее исключение. Обычно хорошие художники не возражают против фотографирования своих работ, потому, что у них есть своя, узнаваемая, неповторимая манера и техника, и так как они, все равно никто не напишет. Живопись Грибова очень сочная и интересная, но и цены тоже - будь здоров. Зато такую картину не стыдно подарить любому, даже знатоку живописи.
Кроме измайловского вернисажа, есть в Москве еще и Крымская набережная. По большому счету, это то же самое, только художники другие и цены повыше. Погуляв по набережной, знакомлюсь там с художником Анатолием Пименовым, картина которого “Улочка Ялты” пару лет назад понравилась мне на выставке в нашем районном выставочном зале “Выхино”. Я тогда пытался узнать телефон Пименова, чтобы купить эту его работу, но, к моему удивлению, у сотрудников выставочного зала не было телефонов выставляемых художников и сами они продажей картин не занимались. Зачем тогда нужны такие выставки? И вот теперь встречаюсь с Пименовым лично и приобретаю эту картину в повторе. Толя учился живописи в Тбилиси, сейчас живет в Серпухове. Он невероятно честный человек. Показывая свои картины, он очень долго и подробно рассказывает о том, что ему в этот раз не удалось, где холст неожиданно впитал краску, так что она пожухла, где не попал в цвет, потому что дописывал картину вечером при искусственном освещении.
Толя – настоящий импрессионист. Краски у него по южному яркие, но тона при этом мягкие, пастозные, даже когда он пишет русскую зиму. Писать он может все, что угодно, даже виды с балкона его квартиры, которые он пишет в разные времена года и в разную погоду, на холсте становятся шедеврами импрессионизма.
Продвигаясь дальше по Крымской набережной, знакомлюсь с интересной живописью Александра Колотилова. Сам он здесь не бывает, его работы продают Валера и Анатолий. У них тонкое чутье и вкус живописи. По сути, они уже не просто продавцы, а что-то вроде промоутеров своего художника. Но и своей выгоды они не упускают, цены на Колотилова очень высоки. Картины Колотилова чаще всего покупают новые русские для своих шикарных особняков. По ним сразу видно, что вещь дорогая!
* * *
В чем притягательность живописи? Чем она лучше цветной фотографии? Как говорится, чтобы понять, нужно попробовать. Малевич в свое время написал “Черный квадрат” как бы провозглашая то, что в эпоху цветной фотографии живопись вообще заканчивается. Родченко, полемизируя с ним, написал черный квадрат, перечеркнутый Линией.
Конечно, минеральная краска на картине на порядок лучше отражает свет, чем фотография. Даже вечером, при ослабевающем освещении, просто кажется, что на картине тоже “вечереет”, а фотографию на стене при этом уже просто не видно. Посмотрите на картину маслом через микроскоп, и вы увидите буквально россыпи самоцветов. Они сильно измельчены, но при большом увеличении выглядят как настоящее Эльдорадо. Кроме того, минералы – хранители информации. Когда художник в порыве вдохновения двигает рукой с кистью над полотном, он, как Алан Чумак, “подзаряжает” его своей энергетикой. Сильные, энергичные мазки, которые положены именно там, где нужно, тоже подчеркивают энергию, заложенную в картине.
Все люди, по отношению к живописи, условно делятся на следующие группы. В первую, видимо самую многочисленную, входят те, которым живопись просто безразлична. Во вторую входят те, у которых “картина уже есть”. Ее происхождение, как правило, чей-то подарок. Наличие картины для них что-то вроде наличия коврика. Картиной, например, можно закрыть дырку на стене. Третья группа, это люди, переросшие вторую. Одной картины им уже мало, возможно потому, что дыр на стене – больше чем одна, и они идут в галерею или на вернисаж, чтобы купить себе еще. Поскольку польза от картины в их глазах невелика, они рассчитывают на цену в 1-2 тысячи рублей, и когда сталкиваются с выбором, покупают не ту картину, которая им больше нравится, но стоит дороже, а ту, которая нравится им меньше, но больше соответствует их пониманию цен на картины. Так и будут потом годами пялиться на дешевку. Как правило, они оценивают картину по тому, насколько она похожа на фотографию. Мне их очень жаль.
Есть группа людей, которые как бы “разбираются в живописи”. Они читают литературу по живописи, имеют альбомы, знают художников по именам, могут поговорить о живописных направлениях и творческих периодах. Они не пропускают выставки живописи, особенно модные, и даже готовы стоять в очередях. При всем при том, живопись для них – это лишь часть гламурной массовой культуры той тусовки, к которой они себя причисляют. В ней как бы неприлично не бывать на выставках и не иметь на этот счет некоторых сведений для поддержания светского разговора. Если бы в этой тусовке вдруг возобладало мнение, что, например, масляная живопись – это отстой, они легко вычеркнули бы ее из своей жизни, а вместо нее вписали бы что-то более инкорпорированное в их тусовочный пакет. Тусовка тут понимается в самом широком смысле слова, как любое регулярное общение людей, объединенных по некоторым признакам.
Следующая группа людей – это стихийные любители. Они способны, проходя быстрым шагом по аллеям выставки или вернисажа мимо бесконечных вариантов китча, вдруг остановиться, как будто стукнувшись лбом о стенку, около Картины. Они ее не искали, не чаяли встречи, но увидели ее периферическим зрением и вдруг – обрели. Неважно, купят они ее или не купят, но то, что они в ней углядели, – это уже их. Этих людей характеризует хороший вкус и богатое воображение. Про иконы говорят, что они как бы окна в потусторонний мир. Вот и картины для этих людей – как бы окна в душевный мир художника. Заглянув туда, а может быть и мысленно туда переместившись, эти люди оценивают картины по тому, насколько им хорошо и комфортно в этом мире. Чувство комфорта может разрушить, например, чуть ненатуральный цвет или некоторая “пластмассовость” изображаемого. Эти люди не чувствуют комфорта в картинах Дали или Босха. Вот импрессионисты для них – это то, что надо! Солнце, воздух, “полутени, блики, блики, словно мир потусторонний”. Недаром миллиардеры так любят коллекционировать импрессионистов, уж они то знают толк в жизни, и тут их тоже не проведешь! Кроме того, что это хорошее вложение денег, это же просто красиво!!!
Можно не быть миллиардером, но при этом коллекционировать прекрасные полотна импрессионистов. Не Моне с Коровиным конечно, а современников. По качеству живописи это будет не хуже, а подчас и лучше. А по ценам… ну, что там говорить, это по карману практически любому. Хотя коллекционируют живопись, конечно, далеко не все, это люди следующей группы – стихийные коллекционеры.
Стихийный коллекционер - это стихийный любитель, который купил понравившуюся ему картину, повесил дома на стену и обнаружил, что чем больше он на нее смотрит, тем больше она ему нравится. Он все время находит на картине что-то новое и интересное. Он как бы питается этим искусством. Однажды почувствовав вкус этого пиршества, он хочет его продлить. Поэтому, приобретение следующей картины не заставляет себя долго ждать. Это становится потребностью души. Постепенно стены квартиры, а затем и дачи стихийного коллекционера покрываются картинами. Сначала – с промежутками, потом – плотным слоем. Иногда, какая-нибудь картина перестает привлекать так, как раньше, а уже куплена новая, и тогда стихийный коллекционер дарит эту картину знакомым или относит в салон на продажу, с трудом выручая за нее примерно то, что заплатил в свое время сам. Одного только не позволяет себе стихийный коллекционер – складывать картины в чулан. Вся его мини-коллекция висит на стенах и подпитывает владельца.
Есть опасная черта, перейдя которую, стихийный коллекционер становится наркоманом живописи. Происходит это тогда, когда он начинает складывать купленные картины по чуланам, так как стены давно уже все завешаны. Страстью такого наркомана становится уже не только потребление искусства живописи, но и само его приобретение. Он просто не может не купить понравившуюся ему картину и испытывает кайф от самой покупки. Что в нем больше – шопоголика или фауллзовского коллекционера, трудно понять.
В свое время, будучи стихийным коллекционером, я купил две картины понимая, что вешать их некуда, и по дороге домой испытал буквально приступ тошноты, как бы шагнув за эту черту. А окончательно от живописной наркомании вылечил просмотр альбома о русских коллекционерах живописи. Хорошо быть коллекционером, если ты, например, граф и живешь во дворце. Вот там есть, где развернуться, можно даже позволить себе не вешать больше двух картин на одну стенку. А вот если ты живешь в обычной квартире, то картины просто выживают тебя из жизненного пространства. В альбоме есть фотографии таких квартир, где для хозяина осталась только узкая кушетка и столик, а все остальное, в том числе и туалет, от пола до потолка завешано плотным слоем живописи. Картины стопками лежат и под кушеткой и под столом. Хозяин сиротливо притулился на кушетке, как утопленник на дне моря. Какой из этого можно сделать вывод? Все хорошо в меру. Без фанатизма, господа!
Владимир Львов. 2009 г.