Актуальные проблемы теории и методологии науки о языке :международная научно-практическая конференция 24-25 мая 2008г. СПб,ЛГУ им. А. С. Пушкина,2008 -272с. -стр. 102-107
ISBN 978-5-8290-0759-1
О. В. Новожилова, Г. Д. Чеснокова
Русские вставки в английском варианте "Conclusive Evidence" В. В. Набокова
Эту работу мы писали со студенткой-дипломницей Олей Новожиловой . Под моим чутким руководством она собрала очень тщательно примеры иноязычных вставок в тексте В. Набокова « Conclusive evidence » , затем мы всё это разложили по полочкам, а потом систематизировали, анализировали и делали выводы. На защите диплома Оля получила ПЯТЬ. Вот что у нас получилось, если изложить кратко.
Использование автором иноязычных вставок - явление не столь редкое в литературе как русской, так и на иностранных языках. Вставки, или «вкрапления» применялись ещё А. С. Пушкиным («готов охлопать entrechat, обшикать Федру, Клеопатру…», «Сперва Madame за ним ходила, потом Monsieur её сменил,…Monsieur L'Abbe, француз убогий… учил его всему шутя » - «Евгений Онегин»), Дж. Байроном ( «Que sais-je?»- сказал задумчивый Монтень; «Сей vade mecum каждому годится»).
Иноязычные вставки служили эпиграфами или посвящениями в стихах русских поэтов серебряного века, например, эпиграф к «Золотым завесам» В. Иванова на итальянском языке D; pensier in pensier dimonte in monte Miguida Amor ... , его же Ad Lydiam ( лат.), как посвящение Лидии. Поэты серебряного века называли некоторые свои стихи не по-русски, имея в подтексте названия какие-то свои индивидуальные ассоциации ( М. Цветаева – Die stille strasse ... ; И. Волошин – сонеты Luna via, Mare internum; И. Коневский – Starres Ich; C. Маковский – Jchwanen see; В. Иванов - Apollini; А. Луговой – Faedium vitae; и др. ) Всеобщую известность получила фраза А. Блока – In vino veritas!, вкрапленная в русский стих. Русские стихи с иностранным названием писали О. Э. Мандельштам ( Silentium ), А. А. Ахматова ( Anno Domini ), И. А. Бродский ( Aere perennius, Ab ovo ).
Англоязычной литературе, при беглом взгляде на творчество отдельных авторов, также не было чуждо обращение к другим языкам не только в виде использования заимствованной лексики, но и в форме включения иноязычных элементов в английский текст. Например, у С. Моэма в известном романе на английском языке «Theatre» находим иноязычные вставки : Nemo me impune ( лат. ), a raisonneur ( фр. ), beaute du diable ( фр. ), societaire ( фр. ), ingenues ( фр. ), «Vous l'avez voulu, boorges Dandin? » ( фр. ), lor lumme! ( фр. ), Pagliacci ( ит. ) и др.
Анализируя речь персонажей, представленную текстами, можно говорить о типе языковой личности того или иного персонажа и его автора. Понятие « языковой личности » использовал Ю. Н. Караулов, который считал обязательным изучение личности человека через его язык. «… духовная жизнь человека опредмечивается не только в его производственно-материальной деятельности, не только во внешних (материализованных) проявлениях его характера… В такой же мере духовность опредмечивается в речевых поступках человека, языковом его поведении, т. е. в широком смысле – в текстах, им порождаемых » ( Караулов Ю. Н. 2004:68-70).
В. И. Карасик выделяет три типа языковой личности : 1) человек, для которого общение на родном языке является естественным в его коммуникативной среде ; 2) человек, для которого общение на чужом языке является естественным; 3) человек, который говорит на чужом языке с учебными целями, не относящимися к естественной среде общения ( Карасик 2004, 10-11 ). В. В. Набоков относится к первым двум типам языковых личностей, и, хотя зарубежные авторы называют писателя «Russia born American writer», его следует считать автором двуязычным, для которого естественной средой была и англоязычная, и русская действительность.
Изучая языковую личность художника слова, в качестве материала исследования мы располагаем, главным образом, массивом текстов, созданных этим художником. При этом нельзя пренебрегать теми, пусть и довольно скудными, данными, которые предоставляет нам мемуарная, биографическая, автобиографическая литература, а также сохранившиеся интервью писателя. Здесь представляется разумным сочетание подходов « от языка к личности » и « от личности к языку ».
На формирование языковой личности В. В. Набокова значительно повлияли особенности детства и воспитания писателя. «Набоков родился в богатой и культурной семье. Он был сыном либерального политического деятеля и имел какое-то особое счастливое детство и юность. Хочется сказать, что первые годы его были даже слишком счастливы: у него было все, включая зоркую, внимательную и почти почтительную нежность его родителей. Набоков жил в безоблачном мире…» ( Шаховская 1991, 101 ). За этими суховатыми строками – безоглядная любовь и пристальное внимание отца и матери к своему первенцу, лучшие игрушки, аристократические увлечения – шахматы, теннис и бокс; поездки на берег Атлантики, два богатых имения, куда семья выезжала на лето (отцовское Батово и дом в Выре, перешедший по наследству к матери, Е. И. Набоковой ), трехэтажный особняк на Большой Морской в Петербурге, где присутствовало все самое современное, созданное по последнему слову культуры, науки и техники. Несмотря на то, что в доме царил культ всего английского – это касалось и парламентских идей, и книг, и мыла, и печения, и собственно языка- ( I learned to read English before I could read Russian) , маленький Лоди постиг французский и русский язык. «…Я был совершенно нормальным ребенком- трилингвой в семье, обладавшей большей библиотекой» ( Набоков: Pro et contra 1997, 166 ). Годы детства, проведённые в имении бабушки под С- Петербургом, общение с сельскими жителями- соседями по имению, русская прислуга, наконец, природа российского севера - всё это в дальнейшем явилось предпосылками ностальгии по покинутой родине и отразилось в языке мемуаров, написанных, как известно, на английском и на русском языках в разное время за рубежом. После 1919 года Владимир Владимирович в России не был. Одной из главных забот с того момента было для него сохранение России в себе – свидетельством тому его стихи, по крайней мере, написанные до середины сороковых годов. Своей цели Набоков достиг и впоследствии свой отказ посетить родину объяснял так: «Я никогда не вернусь по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда при мне : литература, язык и моё собственное русское детство» ( Набоков : Pro et contra 1997, 139 ). Есть другое изречение писателя, несколько отличное от предыдущего: The nostalgia I have been cherishing all these years is a hypertrophied sense of lost childhood, not sorrow for lost banknotes (часть 4 главы 3 текста «Conclusive Evidence»).
Биографы В. Набокова пишут о « ненасытимой беспечной жизнерадостности», «беззаветной влюбленности в жизнь » ( И. В. Гессен в кн. Набоков: Pro et contra 1997, 176 ), « неистребимой набоковской радости жизни» ( Носик 1995, 141). Соединившись с необходимостью сохранять воспоминания об утраченной родине, эта влюбленность в жизнь породила непревзойденную точность набоковских детальных описаний, проявляемую как в деталях предметности, описаниях природы, точном воспроизведении названий и внешности бабочек, так и в языке, запечатлевшем слова и фразы из детства и ранней юности.
Анализируя вставки на иностранных языках, содержащиеся в тексте В. Набокова «Conclusive Evidence», мы обратили внимание, прежде всего, на то, что вставки на русском языке в английском тексте составляют около 12% от общего количества всех вставок. Они присутствуют только в « Conclusive Evidence », а в « Лолите », например, их нет. По-видимому ,объяснить этот факт можно тем, что произведение « Conclusive Evidence », которое писалось с 1946 по 1954 г., в основном посвящено русскому периоду жизни автора, тогда как « Лолита »( 1955г. ) - целиком американское детище писателя. По содержанию русские вставки называют реалии русской жизни, которые невозможно или трудно назвать по-английски ( Izvozchik – извозчик, soomerki – сумерки , grozy – грозы, berjozy – березы, zakuski – закуски, barin – барин); передают стилистические оттенки, для чего используются слова, создаваемые с помощью русских служебных морфем (dachka – дачка, golubchik [ my dear fellow ] – голубчик, knutishko – кнутишко, durachki – дурачки). Некоторые слова и выражения разъясняются автором по-английски, ввиду невозможности эквивалентной передачи средствами и современного русского, и современного английского языков ( lepota [ old Russian for « stately beauty »).
В английском тексте В. Набоков как “американский писатель , родившийся в России”, сохраняет русские стилистически окрашенные прилагательные-метафоры или существительные-окказионализмы, слова, резкие для современного языка или не употребительные в настоящее время (krestoslovitsy – крестословицы, neduelesposobnyi – недуэлеспособный, buiny – буйный, utrachennye – утраченные, zadumchivye – задумчивые, tainstvennye – таинственные), не переводит, а подаёт в оригинале клишированные ( устойчивые ) разговорные фразы русской речи, запечатлевшиеся в памяти с детских лет, отражающие патриархальность жизни в загородном поместье Набоковых ( hodit' po griby – ходить по грибы, pora domoj – пора домой, derzhite prokljatoe zhivotnoe – держите проклятое животное, Bozhe moj – Боже мой!, Da chto ty ! – Да что ты!, Vot zapomni ! – Вот запомни!, A barchuk-to menja ne priznal – А барчук-то меня не признал, Tsiganskie romansy – цыганские романсы).
Поскольку у маленького Набокова было много гувернеров и гувернанток, их речь нашла отражение в языке воспоминаний . Так ,от французской гувернантки, называемой автором Mademoiselle, или Mle, в его памяти осталось русское слово gde – где. Речь матери и отца также запечатлелись в « живом звучании » в памяти писателя (Ne budet-li, ty ved' ustal. – Не будет ли ? Ты ведь устал, Golubchik – обращение отца к щвейцару).
Определённую долю вставок на русском языке (при сохранении латинского письма) составляют собственные названия- обозначения русских изданий и произведений, которые, конечно же, должны были оставаться беспереводными (« Rul » - журнал « Руль », «Doloj oruzhie» – « Долой оружие », «Iz vojujushchej Anglii» – « Из воюющей Англии »). В то же время автор сохраняет оригинальное название англоязычного произведения « Alice in Wonderland ».
Известно, что перевод стихотворных текстов требует особого умения и таланта. В тексте « Conclusive Evidence » есть свидетельства о попытках В. Набокова передать русский стих, им сочиненный в юности, английскому читателю. Так, он пытается дать французский перевод русской стихотворной строчки и отразить ритмику поэзии, записывая через дефис слоги фразы :
Ter-pi bes-chis-len-ny-e mu-ki [ en-dure in-cal-cu-la-ble tor-ments ]. В дальнейшем он отказывается от перевода, сохраняя только русский текст и частично метрику : Mo-i mu-chi-tel'-ny-e grjo-zy, Vospominan'ja zhalo.
Отметим способы включения иноязычных вставок в английский текст :
1. Курсив с транслитерацией латинскими буквами русского слова или фразы : neduelesposobnyi ,Vospominan'ja zhalo, A barchuk-to menja ne priznal. Транслитерация, приближаемая к транскрипции, выдержана не везде, например, русское « я » передается « ja » ( menja ), а « е » передается как « е » ( а не « jэ»), мягкость согласных отражена непоследовательно - mu-chi-tel'-ny-e, но bes-chis-len-ny-e.
2. Курсив с транслитерацией латинскими буквами русского слова с параллельным переводом на английский язык, помещенным в квадратные скобки : lepota [ old Russian for « stately beauty » ], Madam, ja doktor, vot banan [ Madam, I am the doctor, here is a banana] ,Amerikanskie zhiteli [ American habitants ], Golubchik [ my dear fellow ], Shveitsar [ doormen ] и др.
В некоторых случаях русская вставка разъясняет предыдущий английский текст, создавая кальку : All that distent, bright, endeaving
( vsjo eto daljokoe, svetloe, miloe...).
Сравнение некоторых вставок с находящимися рядом в контексте фразами свидетельствует о многоязычии автора, например, параллельное использование в одном контексте французского – skwarr, русского – skver, английского слова – garden. (В русском варианте –«садик » и « сквер »). Возможно, такое особое внимание автор уделял этому понятию потому, что английское square – это не « садик » и не « сквер », а « площадь ».
Ещё один пример многоязычия автора с использованием в одном контексте вставок на французском – mon Dieu, русском – Bozhe moj, и английском – My God.
Иноязычные вставки, или вкрапления (в данном случае- русские в английском тексте) предоставляют исследователю не только информацию, связанную с характеристикой автора как языковой личности. Они представляют ценность для теоретических изысканий в сфере языка, эквивалентности перевода, в особенности, для определения статуса и признаков безэквивалентной лексики в том или ином языке. Кроме того, ИВ (иноязычные вставки, или вкрапления) интересны с позиций терминологии лексического уровня языка, так как они в некоторых своих точках пересекаются с экзотизмами, окказионализмами, клише, цитатами, крылатыми словами и выражениями, фразеологизмами и другими единицами, охватывая сферы действия не одного, а двух или нескольких языков. Это явление позволяет рассматривать язык объёмно, в его динамике и межъязыковом взаимодействии.