Давно уже шла война.
В детском садике все хотели, чтобы за обедом нам достался хлеб горбушкой. Нет, мы не просили и не кричали:
- Дайте мне горбушку!
Мы, каждый, молча, сидели и ждали. И надеялись. Но горбушек было мало, хлеб нянечки резали очень тонкими ломтиками.
Горбушке мы радовались вот почему. За обедом мы выедали из горбушки весь мякиш. А оставшуюся корочку, в виде лодочки, с тремя буртиками, мы не ели, а прятали в свой шкафчик.
Корочка была с тремя буртиками – потому что хлеб давали не целый ломоть, а половинку.
Кто-то корочку доедал после. А я корочку вечером перекладывал в свои трусики. И нес домой. Для мамы. В трусиках, наверное, был карманчик.
Я не помню, как давал маме хлеб. Дети изобретательны, когда они капризничают. А когда делают добро, то это – молча. Потому что, по Евангелию, дети войдут в Царство Небесное. И добро, милостыню по Евангелию, они делают втайне, молча, не трубя о ней. Надеюсь, и я поступал так же.
Мама клала корочку в кухонный шкаф. А вечером, за чаем, доставала ее. С другой, скудной, конечно, едой. И как-то делила все это. А себе брала крошечку.
Так вот горбушка опять приходила ко мне. Совершив круг простой трогательной любви.
Рисунок Виноградовой Ксении, 13 лет «Москва, осень 41»