Алмадель

Книга 1.
      
Арс Алмадель (Ars Almadel) - описывает 20 старших духов, управляющих четырьмя мирами Вселенной. В 1608 году Иоанн Тритемий, в длинном перечне книг по магии, упоминает книгу "Алмадель", приписываемую царю Соломону. Роберт Тернер упоминает рукопись "Арс Алмадель" из Флоренции, относящуюся к XV веку. По мнению Иоанна Вейера, "Алмаделем" звали одного арабского мага.



1.

“Осталось немного времени, чтобы вспомнить мой первый полёт во сне под облака.
Был солнечный день, и, в то же время, по небу ползли величавые, высокие громады туч. Их нижняя часть отсвечивала белой границей на фоне голубого неба, и эта граница манила меня магическим притяжением лёгкости, воздушности, так, что захватывало дыхание.
Когда моё желание прикоснуться к облаку стала невыносимо тянущим где-то между пупком и грудиной, я разбежался, как обычно я делал раньше, и взлетел вверх, по наклонной, вверх и вверх, безостановочно, прямо к белой пушистости. Потом, почувствовав где-то в полуметре от облака тонкие нити световодной пыли, я завис, разбросав руки и, лёжа лицом к белым нитям, впитывал и впитывал бесконечно приятную энергию свежести, силы и бодрости…
Я пока ещё не мог окончательно контролировать свой сон, но зато уже довольно часто мог вернуться в «мой город», как я его называл. Подсознательное чувство комфорта почти каждую ночь возвращало меня в этот город с его чудесной белокаменной архитектурой, с террасами домов, встроенными в берег ленивого океана и, местами, заходящими до ста метров в его глубину, с рукавами рек и каналов, разрезавших город на части, как свет разрезает снежинку, и перекрытых ажурными мостами из прозрачного, как слюда, материала. 
Во сне я часто бывал в этом городе и, даже больше, я жил в этом городе.
И я знал, что весь этот город принадлежит мне, его создателю.
Мой дом, где я жил, был похож на белоснежную гигантскую усечённую пирамиду «золотого» сечения, высотой около двадцати метров, стоящую над береговой линией земли и воды.
И эта пирамида принадлежала мне.
Моя просторная квартира имела двадцать четыре комнаты разного персонального назначения, а также пять залов для различных приёмов и мероприятий и занимала весь мансардный этаж этого дома-террасы.
Другие этажи занимали службы моих коллекций и лабораторий.
С береговой стороны квартира выходила окнами на английский парковый ансамбль, с других же двух сторон из неё был вид на океан, с островами в стиле французских парков на его поверхности.

Я очень любил этот город, любил встречать незнакомых мужчин и женщин и, как водится, долго беседовать с ними о том, что, как мне казалось там, снилось мне по ночам, рассказывая, безостановочно и разгорячено, о тех людях, которые, по-настоящему, были в моей земной настоящей физической жизни.
Полёты по городу были лёгкими и не утомительными.
Обычно в городе я встречал своих знакомых, друзей и родственников из настоящей жизни и они, резко ускоряя мой сон, начинали раскручивать вместе со мной всевозможные приключения: или со жгучей и страстной любовной интригой, или с духовно-мистическими встречами с величественными духами и богами прошлого…»

Глава 2

Дмитрий Немов, стройный шатен тридцати пяти лет, спортивного телосложения, в тёмных очках фирмы «Полароид», подаренных ему на день рождения его энергичной и передовой тёщей, сидел на новой красивой скамеечке в новом парке на Соколе, открытом вот только-только, на месте бывшего братского кладбища погибших воинов и сестёр милосердия первой мировой войны.
Группа рабочих, по виду таджиков, раскатывала рулоны свежей канадской травки, а девочки, по виду студентки-первокурсницы Строгановки, тут же художественно бросали здесь и там на травку красные гвоздики.
Солнышко грело, но не сильно. К середине августа лето в Москве почти выдохлось, так и не начавшись, а циклон принёс новый холодный затяжной дождь, убивший прошедшие выходные. Запахло осенью, полетели с деревьев первые жёлтые листья. Но сегодня, наиболее верно угадывающая погоду метеопрогнозная дама с третьего канала пообещала как бы и «без дождей, тёплую и солнечную погоду», что, конечно, уже радовало и грело сердце.
Настроение было приподнятым ещё с семи часов утра, т.е. с момента окончательного пробуждения от этого безумно любимого сна о белом городе.
Дима по натуре был мистиком и поэтом.
Ещё во времена учёбы в далёком от Москвы Одесском Университете, Диму увлёк мистицизмом один из его друзей, некий Сергей Мыслин. Тогда, гуляя под сенью цветущих акаций после посещения всем известного «Гамбринуса» взад и вперёд по улице Пушкинской, они часами спорили по предметным вопросам, теряясь в тайных силах мироздания, физики, биологии и химии.
Тогда же, следуя гениальным рассуждениям профессора Лосева, Дима первый раз погрузился в могучие глубины античной и средневековой эстетики.
За каждым поворотом истории ему открывался новый, ещё более интересный поворот, мысли великих исследователей уносили в бесконечную толщу пластов, границы сужались и разбегались, нити мыслей сплетались в клубок и расплетались во Вселенную...
Сам процесс следования этим мыслям великих учёных прошлого приносил Диме колоссальное удовлетворение, разжигал его страсть к исследованию мира, природы и человека.
Именно тогда, во время одной из жарких летних ночей, глядя в свои бесконечные конспекты, физические формулы, а также и в чёрное южное небо, обсыпанное пудрой пульсирующих как его сердце звёзд, Дима придумал свою «клеточку диалектики». Вернее – «увидел» её.
«Клеточка» пришла к нему прямо в мозг, вдруг и неожиданно, словно откуда-то из глубин за оконной ночной звёздной пудры. Она проплыла перед его замершим взглядом и, - тут же прорезалась росчерком чернил под его самопроизвольно двинувшейся по бумаге правой рукой.
«Не может быть, - подумал Дима. – Она идеальна. Она изумительно идеальна. Она - основа всех энергетических процессов в мире, любых процессов...»
«Клеточка» состояла из четырёх составляющих её элементов.
«Какие же они все глупые, - ещё тогда подумалось Диме, - почему же никому до сих пор не придумалось заменить двоичную систему современного компьютерного программирования четверичной?
Вот же они – параметры четырёх элементов – дающие миру невиданный скачёк в развитии, контроль над любой энергетической сущностью или процессом».
Той же ночью, успокоившись от взорвавшего его первого возбуждения от открытия и долгих часов беглого труда над новой гениальной рукописью, уснувшему молодому философу первый раз приснился его белый город.

Глава 3

Дима подставил лицо солнцу и, обняв руками спинку скамейки, приготовился, как минимум десять минут внимать его жарким касаниям, медленно поворачивая голову слева направо, впитывая его энергию по технике К. Кастанеды.
Разбросав по травке все гвоздики, девушки-строгановки уселись на соседние скамейки и, прихлёбывая пиво, начали свой бесшабашный и весёлый галдёж.
Был обеденный перерыв обычного московского трудового дня.
Москва, по большому счёту, была пуста. Немногие невезучие, не позаботившиеся об отпуске заранее, уныло поругивали себя и всех святых за неудобства жизни и работы в летнем городе, и впадали в розовые фантазии о зимнем декабрьском загаре в Эмиратах или Египте.
Вернувшиеся же из отпусков вдохновенно терзали невезучих коллег расписыванием красот жизни и отдыха на берегах семи морей, с безусловным сервисом «всё включено», с безусловными экскурсиями на квадроциклах, джипах, сафари, рафтингах, дайвингах, и гонками на водных скутерах, и т.д., и т.п., взахлёб, и обязательно с показом десятков цифровых и просто фотографий…

Было 14-30 пополудни.
Сзади на скамейку налетел лёгкий ветерок, обдул пот на горячем Димином лице и тихо явил миру скромного с виду, лысоватого мужчину с короткой стрижкой бобриком, лет сорока пяти, симпатичного, но с разноцветными усами (на левой стороне губы – светлым усом, на правой стороне – смоляным). Незнакомец был облачён в белый костюм от Кардена, белоснежную накрахмаленную рубашку с янтарными запонками из молочного «королевского» янтаря, белый яркий атласный галстук, белую шляпу - цилиндр и белые же перчатки. По виду он чем-то напоминал нынешнего премьер-министра, только выглядел моложе, спортивнее и энергичнее.
Мужчина потоптался на месте, оглянулся на студенток, подобрал одну гвоздичку, и, оторвав кроваво-красную головку, засунул её себе в петлицу. Затем, опять потоптавшись, подсел, справа к Диме на скамейку, и, кашлянув, тихо произнёс: «Не угодно ли будет Вам, сударь, узнать, пардон, – сколько жизней пришлось создать и положить ради Вашего удовольствия погреться здесь сегодня на солнышке?»
Голос проник мягко и ненавязчиво сквозь очки Полароид, сквозь стенки век, сквозь тишину мозга и повис, выстроившимися в ряд голубоватыми буквами кириллицы.
Наверно Дима задремал на солнышке, но вопрос вытолкнул его назад, к реальности парка.
- О! М-м-м. Уф-ф! Извините. Вы что-то спросили. М-м-м. Вот, жарко-то. Последняя может погода, с солнцем…не в порядке…
- О! Помилуйте! С солнцем-то всё в порядке, слава Богу, - незнакомец сделал огромные как от ужаса глаза и ухватился правой рукой за гвоздичку в петлице, - а вот с Вами, сударь мой, не всё в порядке. И я бы, на вашем месте, поостерегся бы касаться светила, а то…
Он привстал, и, на полу выдохе прошептал:
- …а то оно вытечет…
- Как хотите, - пробормотал философ, вытирая платком выступивший не-то от сидения на солнце, не-то от вмешательства незнакомца в свою биографию, пот и оглядываясь по сторонам.
– Как хотите. А что там Вы меня спрашивали про какие-то жизни ради удовольствия, или это не Вы? Вы, кстати, кто? Поговорить просто не с кем?
До конца обеда ещё оставалось полчаса, а идти в офис Дмитрию явно не хотелось. «Посижу, послушаю этого чудика», – подумал Дима и полез в карман за жевательной резинкой.
Мужчина в белом поморщился и, вдруг, на глазах у всех стал быстро таять в воздухе. Секунда, другая, и только дымок, как от сигары, облачком поднялся, закручиваясь, к вершине корявой старой яблони, причем яблоки тут же посыпались с неё, раскалываясь и раскатываясь по тротуару и распугивая гуляющих голубей. В воздухе остался лёгкий запах цветущей лаванды.
«Ну, вот, наконец-то что-то сдвинулось с места! Кто бы это мог быть, anyway?» - подумал Дима.
Тут в его голову самопроизвольно вплыли слова голубой вязью кириллицы, отодвинув на задний план зелень парка: «Дмитрий, слушай меня внимательно! Моё имя – Алмадель. Я – человек, который поможет тебе перенести реальность твоего белого города из реальности твоего сна сюда, на нашу, земную почву. Лично с тобой мы познакомимся очень скоро. А сейчас, на первый раз, запомни следующее: Скоро ты посетишь семь миров, сосуществующих на Земле и в Небесах для познания человеком. Ты, как никто другой, должен знать все их тонкости, потому что ты первый из людей твоего века построил силой своей энергии целый город за пределами земной реальности.
Итак, запомни.
Первый Высший Мир зовется Хора Ориентис, или Восточный Высший Мир, и встретить этот мир ты сможешь в день и час Солнца. Сила и способности его ангелов в том, чтобы помогать желаниям строительства новых миров, делать все вещи плодоносящими, усиливать рост и размножение новых животных и растений, облегчать роды и делать бесплодных женщин способными к зачатию, и т.д.
Ты видел в парке в белом костюме Габриэля, одного из пяти служителей Хора Ориентис, которого я представил тебе первым. Ты можешь довериться ему в своих мыслях и желаниях, во славу бесконечной силы Анабона.
Отныне и впредь ты будешь слышать меня всегда, как и я слышу и вижу все твои чувства, мысли и настроения. Придёт время, и ты станешь моим другом и братом.
Я – Алмадель».

Дима закрутил головой вокруг, пытаясь определить, откуда шёл голос, но ничего неожиданно нового рядом с собой не заметил. Он прищурился и, попытался также поточнее оценить, - что вдруг неожиданно поменялось в мире с отлётом «атласного галстука».
Но тёмные очки фирмы Полароид надёжно смешали и укрыли все краски мира, не дав ему разглядеть детали.
Проголодавшиеся девушки-студентки же, в этот момент, с интересом обратили внимание на белку, потащившую за дерево одно из упавших яблок. Усы у белки были разноцветные.
Но Дима этого не заметил.
Не заметил Дима и то, что белка, спрятавшая яблоко от голодной молодёжи, спрыгнула с дерева через пару-тройку секунд, а затем проворно юркнула в коляску к шестимесячному бутузу, мамаша которого дремала на солнышке.
Бутуз же, в свою очередь, вытянув из-под матрасика цветастый носовой платочек, звучно выдул в него свой курносый носик. Потом выхватил у белки яблоко, с хрустом оттяпал от него кусок с кулак, прожевал его и, улыбаясь, замурлыкал гимн Советского Союза. Во рту у бутуза было уже двадцать восемь зубов, причём один из них – верхний левый резец – бриллиантовый. Бутуз приходился сыном будущему мэру столицы.

Глава 4

Через десять минут Дима возвращался на работу по Песчаной улице вверх до Ленинградки. Проходя мимо государственного унитарного предприятия «Ритуал», он вспомнил, что мемориального парка до прошлой недели в этом районе не было и в помине. Но это его уже не удивило. Его мозг опять заполнили расчёты и формулы строительства фантастического белого города. Строительства по его, Дмитрия Немова, собственным законам, основанным на новом, придуманном им строительном материале – «клеточке диалектики». Строительства его собственного мира.

В шесть часов вечера, сорвавшись с работы, усевшись в вагоне метро, и притворившись спящим, Дима анализировал появление в парке мужика в белом костюме.
«Работаю я в этом районе города недавно, в обед гуляю. Гулять было, практически, не где. Я помечтал найти приличный парк. Нашёл его случайно. Парк видно новёхонький. С иголочки. Везде канадская травка, клумбы с цветами. Памятников куча, тоже все новёхонькие. А пишут, что здесь было братское кладбище ещё с времён первой мировой войны. Так причём здесь я? Чего там «Белый» молол про меня сегодня?
Что же получается? Если мне негде было гулять по тенистым аллеям во время обеденного перерыва, и негде было греться на солнышке, так «Белому» ради этого надо было затевать в истории Первую мировую войну, уложить в ней тысячи людей и похоронить их на братском кладбище в этом районе Москвы? Зачем? Чтобы сейчас остался не застроенным большой кусок московской земли? Чтоб я сидел на скамеечках, любовался цветами и грелся на солнышке? Бред. Не может быть.
Но был ведь «Белый», хотя потом и испарился. Сказал же он: «…сколько жизней пришлось создать и положить ради Вашего удовольствия погреться здесь сегодня на солнышке?»
Да кто он вообще такой? Probably нечисть какая-нибудь.
Нее, нечисть не может быть в белом.
Ну, на ангела он тоже не похож.
Ладно. Пошёл он в баню. Солнцем меня пугать ещё вздумал. Появится ещё раз, заставлю его объясниться поподробнее.
Да и с Алмаделем этим тоже не понятно получилось. Проник ко мне в мозг. Объяснять начал свои подробности. Вот познакомимся, - потом и обсудим тонкости его миров.
Интересно, конечно, познакомиться с ним поближе. Ведь прознал же он как-то о моём белом городе.
Ладно, посмотрим.
Well, same time it’s the matter I have to think about…”
Дима опять перешёл на мысленный английский. И не мудрено. За последние десять лет он прочитал на английском тысячи книг и статей по физике, химии, психофизике, астрофизике, и т.д., необходимых ему для построения белого города. Кроме того, семь лет жизни в Соединённых Штатах давали о себе знать.

Путь до станции «Белорусская» занял десять минут. Перед выходом из вагона, нечаянно заглянув соседу в газету, Дима прочитал следующее:
 «С 16 по 23 августа в Хельсинки впервые прошла неделя моды, приуроченная к очередной выставке Helsinki International Fasion Fair. Многочисленные дефиле показали, что летом 2005 года мир ждет спортивная жизнь в розовом цвете. На эту тему даже шутила «настоящая блондинка из анекдота», ведущая одного из fashion-шоу: «У светофора, кроме красного, желтого и зеленого, должен быть еще один цвет – розовый. Он будет означать: вы можете остановиться, но не обязаны делать это»…
       - Ты можешь остановиться, но не обязан делать этого. – Почему-то эхом отозвалось в мозгу философа.

Глава 5

Вечером этого же дня, оставив свой хаммер в гараже, Дмитрий пошёл гулять пешком с любимой женой по центру Москвы, а потом, придя, домой, написал своё третье стихотворение из цикла «Прогулки по Москве»:

ПРОГУЛКИ ПО МОСКВЕ (прогулка третья)

Я к вам пешком, от Кропоткинской влево
Милый, убитый, сгоревший Манеж
Над государством лежит твоё тело
Без перекрытий, без глаз и без веж
Что-то копает чудак археолог
Ищет посад, что держали мы в лета
Гнали гусей за Неглинку до лета
Гнали коров за холмы до рассвета
Кремль золотится Иваном Великим
Строятся церкви под оком всевышним
Прошлое в нынешнем зареве чада
Вечер багряный - коллоквиум ада...

Пламень пожаров над милой Москвой
Гонит мой хаммер на новый постой...

Грустно, держусь в Александровском саде
Милая дама в роскошном наряде
Выставлен счёт за кружочки от пиццы
Хочется миром любви насладиться
В ночь, за трезвоном Замоскворечья
Прочь, не грусти, Третьяковки поречье
Пива два ящика - вечеру впрок
Гонит в нас русский усталый порок
Церкви закрыты - кому подносить
Долларов пачкой шуршу на луну
Полная в небе, не взять и не смыть
Позолоти мне любовь и весну!

Шумно, гадаем, и, - дальше, к холопам
Мы ведь - служивые, можем нахропом
Сабли к седлу приторочены в ножнах
Ну, а пистоли - за поясом ложным
Нас - восемнадцать, царевы все слуги
Кони храпят под уздой и подпругой
Здесь, под педалями, сотни коней
Путь нам проложат по спинам людей
Царь разрешает, ну, что ж, веселимся
Строит пусть царь, ну, а мы - отрешимся
Пусть нам рисует иконы Рублёв
Там, где Андронника церковь и кров
Бросил их всех, я - к берёзам и к лесу
Господи, освяти ты повесу
Я ж не продался латинцам безверным
Я ж в осьмизначном кресте твоём верный...

Врозь! По газам! Я - к Анюте любимой
В Новогиреево. Русский. Ранимый.

Экспериментами с историческими перемещениями Дима занимался давно, уже лет десять, поэтому его чувства от этих перемещений периодически выливались на бумагу в виде стихов. Хотя, бывало, писалось и не на исторически-мифологические темы. Бывало, писалось и на английском языке.
Дома у Димы к этому дню, кстати, собралась приличная коллекция натуральных исторических артефактов, которые он приносил с собой после перемещений в разно частотном пространстве, которое несведущие люди, в своё время, просто назвали словом «история».

Глава 6

Перемещения происходили довольно просто.
Но, впрочем, лучше по порядку.
После того, как Дмитрий подробно разработал свою систему обработки научной информации на основе «клеточки диалектики», состоящей из четырёх циклически повторяющихся элементов – «формы количества», «количества», «формы качества» и «содержания», – он в течение нескольких лет пытался найти толкового математика-програмиста для продолжения совместной работы. В Москве в то время найти такого было довольно сложно. Не помогло и общение с первой величиной академической мысли того времени - академиком Велиховым, плотно занятым делами Фонда за выживание и развитие человечества. (Естественно, всё выживание человечества свелось через пару лет к банальному выживанию и сверхобогащению горстки ловких прихлебателей действующего на тот момент президента, развалу и разграблению страны, короче, к «количеству», по Диминой системе).
Он уехал в Штаты, официально по делам культурных связей, не официально – по делам внешней разведки. Хотя в действительности вышло так, что основное время, проведённое им в этой прекрасной и грозной стране, было потрачено на длинные и плодотворные беседы с умнейшими молодыми гениями Силиконовой долины в Калифорнии.
Это было не забываемое время.
Дима оттачивал тонкости своей теории, не раскрывая, так сказать, всех карт перед «врагами» его родины. Уж так он был воспитан.
Хотя, к слову сказать, гибкость и скорость разработки и внедрения проектов в стране «ковбоев» была изумительная. А также и благотворно-полезная, как для работодателей, так и для самих исследователей.
Дима тогда ещё с завистью мечтал о том, чтобы над кастой жадных и голодных псов, рыщущих в поисках жирных кусков по его родной стране, тоже появилась новая каста энергичных, гибких, работающих на благо страны молодых, талантливых гениев. И труд бы их, и гениальные творения оплачивались бы сторицей из средств «раскулаченных» олигархов…

Зато все усилия американской жизни не пропали даром.
Теория была закончена к концу пятого года и, более того, пошли первые практические результаты.
Теория перемещения в пространстве была одной из составных частей более фундаментальной теории построения мира, основанной на его «клеточке диалектики».
 Разработанная им теория перемещения в пространстве исходила из заключения о волновой природе энергий, построивших этот земной мир.
А основной тезис был следующим: «Для мгновенного физического перемещения в пространстве следует сознательно исключить для себя фактор времени. Вы – маленькая клеточка огромного мира, составная часть великого океана. Этот океан – та же самая клеточка, что и Вы, но только на более высоком уровне, на САМОМ высоком уровне. Если у Вас достаточно высокочастотной энергии, которая и является энергией переноса, перемещения Вашего сознания, то Вы можете спокойно переместиться по желанию на любой уровень этого океана - от микро до макро мира, в любую точку пространства «океана».
«Ваша жизнь – это не процесс, это способ и условие Вашего нахождения в его, «океана», пространстве».
«Перемещение – это фактически и не перемещение, а способ расширения или сужения Вашей «клеточки» до определённого Вашим желанием уровня «океана».
Дмитрий писал: «Если представить живое единое пространство мира, в котором всё существует, «океаном», то движение, или колыхание, или «дыхание» этого «океана» – это процесс постоянного производства волн разной длины.
Этот «океан» пространства сам по себе, как и любая волна, которую он порождает, является конечной «клеточкой диалектики», т.е. состоит из следующих взаимосвязанных и следующих циклически друг за другом состояний самого себя: количество => форма качества => содержание => форма количества.
Эти четыре состояния замыкают в себе весь жизненный цикл волны, как и любого явления или процесса.
Нужен только «наблюдатель», или «отражатель».
Причём все четыре состояния клеточки находятся внутри каждого из четырёх этих состояний, но уже на более глубоком уровне. Второй уровень включает себя третий уровень. Третий уровень – четвёртый, и т.д.
Глубина уровней уходит в микромир.
Все возникающие волны получают изначально от океана так называемый «толчок дыхания».
Этот «толчок дыхания» есть сместившаяся сила, или энергия океана. Толчок - это искорка, вспыхнувшая и метнувшаяся в никуда. И таких искорок – волн мириады.
Но вот две волны побежали в одном и том же направлении, наложились друг на друга, и, в совокупности, пробежали более длинный путь в силу того, что их энергия удвоилась.
При наложении друг на друга и столкновении при встрече большего количества волн возникают мелкие вихри энергии.
Волны имеют разную частоту колебания, в зависимости от совокупного исходного импульса. Волны с низкой частотой колебания образуют низкочастотный поток. Волны с высокой частотой колебания образуют высокочастотный поток.
Мелкие вихри энергии тоже накладываются друг на друга и образуют, в итоге, устойчивое поле энергии».
Дима опережал человечество как минимум на шестьдесят-восемьдесят лет (в нынешнем исчислении).
Довольно солидный задел.
Но время шло.



Глава 7

Алмадель изначально был человеком, рождённым в небольшой, но уютной деревне в районе Междуречья Тигра и Евфрата. Магии он научился по книгам, которые копились веками в храме, где он служил. Имя своё, данное ему отцом от рождения, он оставил. И взял, взамен, другое имя, Алмадель, по названию книги царя Соломона о двадцати старших духах – строителях миров. Имя он поменял сразу после того, как понял, что само слово «Алмадель» было магическим и заставляло этих духов в той или иной форме подчиняться его носителю. Тайное знание об этом было получено Алмаделем по вознесении на третье небо (впрочем, также, как и апостолом Павлом, когда тот в свое время в Коринфе был вознесен на третье небо и приобрел там тайное знание о псевдомонархии духов).
Да-да! У духов была своя иерархия.
Двадцати верховным духам подчинялись семьдесят два «низших» духа более грубой природы происхождения. Далее следовали духи ночных и дневных часов, духи планет и зодиакальных знаков. С другой стороны, среди двадцати верховных духов выделялись четыре особых – отвечающих за четыре стороны света и любого мира. Остальные шестнадцать были более низкого достоинства.
Суровые пески сделали из Алмаделя к тридцати годам хорошего «летающего мага», но этого ему было мало.
Уже к сорока годам он нашёл способ привлечь все двадцать духов – строителей к строительству его собственного города и мира.
Его город был сложен из белого саманного кирпича на берегу лазурного моря. Каждая его пядь была украшена изысканными зелёными тенистыми парками, резными дворцами, затейливыми фонтанами и чудными живыми созданиями им же выдуманной природы. Город этот отделялся от остального земного мира стеной плотного беловатого тумана и абсолютно не был ни виден, ни доступен обычным средним людям земного мира.

Глава 8

       Из того, что было рассказано Дмитрию во время первой встречи с Алмаделем (о самой встрече немного позднее):
       Я – АЛМАДЕЛЬ, владеющий Тремя Печатями МАСШУ. Мой рассказ может показаться тебе запутанным и бессвязным, но будь уверен, - всё, что я сейчас тебе расскажу, действительно произошло со мной в семи доступных нам, людям, мирах Неба и Земли. Если ты пожелаешь, - останови меня, и я введу тебя сторонним наблюдателем во все эти прошлые события. Участвовать в них ты не сможешь. Дух твой никто не почувствует. Лишь мне ещё раз придётся пережить силу и слабость моей жизни. Итак, слушай.

       Я – АЛМАДЕЛЬ, владеющий Тремя Печатями МАСШУ, запечатывающими три из семи доступных нам, людям, миров. Я видел тысячу и одну луну, и считаю, что этого довольно для жизни одного человека (хотя утверждают, что Пророки жили гораздо дольше). Я слаб и болен, я изможден и утомлен, и вздохи моей груди подобны всполохам тусклой лампады. Я стар.
       Тихий, еле слышный голос прекрасного, лучезарного МАРДУКА снова призывает меня к себе издалека. А другой голос, голос моего вечного врага – Чёрного Чародея АЗАГ ТОТА, куда более близкий и нечестивый, с нетерпением кричит мне в самое ухо: «АЛМАДЕЛЬ, жалкий пёс ЭНКИ и МАРДУКА, тебе не выдержать ударов моей зазубренной цепи. Тебе не спасти свой Белый Город! Тебе не удержать ИГИГОВ Внешнего Мира! Они снова возвращаются – прежние хозяева Земли…». Тяжесть моей души определит, где ей суждено упокоиться навеки.
Глава 9

Со своей будущей женой Анечкой Дмитрий познакомился пять лет назад в квартире её сестры Маши, которая жила в то время ещё в своей старой квартире на Планерной. На Плашке, как они называли этот район, прилегающий с северо-запада к каналу им. Москвы и кольцевой автодороге. Дмитрий бывал здесь частенько, навещая своего давнишнего университетского друга – Александра Кравко.
Саша был человеком удивительным и достойным подробного описания, сейчас разбогатевшим, распухшим от денег, ставшим заносчивым и отчуждённым, но сейчас, сначала, давайте познакомимся поближе с Анютой.
Анюта была молодой, энергичной и красивой девушкой привлекательной наружности. Невысокого роста, слегка плотненькая, с короткой стрижкой тёмных волос, - «роковая женщина а-ля декаданс», мгновенно покоряющая всех окружающих своими огромными, как два небесных озера, голубыми глазами.
Она принадлежала к тому типу «породистых» женщин, которые отмечены богом поразительным сочетанием белой кожи, чёрных мягких обрамляющих чело волос и пронзительных голубых глаз.
Она была правнучкой небезызвестной графини Банковской, красавицы, блиставшей сто лет назад в придворных салонах Москвы и Петербурга, довольно влиятельной и богатой, имевшей обширный земельный надел с поместьем где-то на границе Литвы и Польши.
Жизнь Димы и Ани протекала в русле любовных и непредсказуемых приключений,
а также мечты о безбрежном богатом будущем.

Почему все так привязаны к идеям?- часто думал Дима. – Ведь они не долговечны по своей сути, особенно, если в них не заложена колоссальная энергия пассионарности. И даже если заложена, то идея, как и дерево, рождается, цветёт, зеленеет, сохнет и умирает. Всё так, как по моей теории.
Заметьте, думал он, где-то в недрах общества зреет идея. Это – форма качества. Дальше. Эта идея оформляется в читаемую, осмысленную форму, которую принимает всё общество. Это – качество. Все борются за эту идею, она торжествует. Это вершина её процветания. Однако, внутри этой идеи уже заложены разлагающие структуры. То есть в ней зреет форма количества. Идея, рано или поздно развалится на части. Это – форма количества. И в итоге. Центробежные силы разрывают идею на части. Идея деформируется, разваливается на составляющие. Каждый интерпретирует её по-своему. И эти количественные части становятся вполне жизнеспособными сами по себе. Это – количество.

Гром громыхнул неожиданно, звонким раскатом. Дима выскочил на балкон их двухкомнатной квартире в Новогиреево.
Под яркими лучами солнца лили струи летней грозы, дрожали возбуждённые листики берёз. Дети, испуганно, сжавшись, шептались о грозе, затем рванули до ближайшего подъезда, хлюпая сандалями по лужам.
Какая красота! Господи, прости мою душу грешную.
Вернулся в комнату.
Что же делать? Гром ревел и урчал. Дети орали при каждом ударе яростным визгом.
Как я люблю гром и грозу,- подумал Дима. Она наполняет меня своей чистой небесной энергией.
Вспомнился полёт под облака с прикосновением к капелькам небесной водной пыли. Это было великолепно.
Как я люблю твою душу, природа. Ты такая же как и мы. Мы дети твои. Ведь все пишут сейчас о возврате к истокам нашем славянском магическом единении с тобой.
Я видел мужиков, ласкающих стволы берёз. Я видел мужиков, шепчущих духу леса свои сокровенные признания.
И они правы.
Дима подошёл к полке и снял книгу о древнеегипетском боге-философе Гермесе Трисмегисте. Открыл её на любимом месте.
«Природа получила жизненный дух и произвела на свет формы. И человек из жизни и Света превратился в душу и ум; душа пришла к нему от жизни, ум пришёл к нему от Света».
К природной магии у Димы была тяга с детства.
Тётушка Димы, Елена Ермиловна, была в родовом селе под святым для староверам названием Белая Криница, известной травницей и специалистом по заговорам и молитвам, исцеляла своих и пришлых. Тётушка тогда была девственницей в свои шестьдесят лет. Не по причине своего телесного неблагополучия, но по причинам прошедшей мировой войны. Благословляя на фронт трёх своих братьев, она дала обет Богу не выходить замуж, если все трое братьев вернутся домой живыми и здоровыми. Первый брат попал в румынскую армию санитаром. Не воевав, фактически, попал, после прихода Красной Армии, в лагерь, в Сибирь, где отмотал десятку на лесоповале и вернулся домой живым и здоровым. Второй брат был призван в 1944-м году в Советскую армию, воевал под Кенигсбергом, и, с честью, закончил войну в Берлине. Третий брат после прихода немцев сделал себе самострел в ногу и, как инвалид, был оставлен восвояси.
От тётушки этой Дима воспринял святое преклонение к природе, к духам природы, к силам природы, а также прочувствовал силы, таящиеся в любом природном естестве.
Он тогда бегал молодым юнцом по деревне и часто наталкивался на то, что природа давала или отбирала от человека, в зависимости от его душевных качеств.
Побежали люди с зонтиками. Боже мой, неужели сорвётся наша поездка на шашлыки с Анютой и Машулькой. Лето же, вон и солнышко выглянуло.
Солнышко заиграло на омытых дождём листьях радугами и праздником тепла. Где-то далеко продолжал ворчать гром, уходя дальше на восток.
Позвонила Маша. Ну что, едем на Клязьму, мой Юрочка согласился ехать с нами.
Анюта собрала все вещи быстро. Шашлыки замариновали ещё с вечера.
Эй, к бесу все дела, поеду развеюсь немного,- подумал Дима.
Покупаться в Москве народ ждёт всю зиму. Зима прошла. Надо наслаждаться природой.
Тем более с Юркой, моим закадычным корешем, бывшим военным и ракетчиком, а теперь простым советским миллионером.

Накупались, наотдыхались. Солнца после грозы жарило нещадно. В Москве установилась аномально жаркая погода.
Дима был к друзьям приветлив, но слова Алмаделя «Я – человек, который поможет тебе перенести реальность твоего белого города из реальности твоего сна сюда, на нашу, земную почву.» никак не выходили из его головы.
Эти «белые», с Альмаделем и Габриелем, действительно были там, в парке, или они так, видения жары, сна и солнца. Ждать кого-то нет смысла. Захотят, так сами меня найдут.

И ждать пришлось недолго.

Тени скрывают многое. Загадки, страх, влечение, тоску, безумную мечту к другой стороне мира.
Мы думаем, что они сродни миру, его часть, но мир разделён. Свет делит мир пополам. Свет и тень. Одни живут в Свете, другие живут в тени.
Накупавшись и наплескавшись в реке, Дима пошёл пройтись по берегу. Невдалеке был яхт-клуб, откуда белые яхты нуворишей российского бизнеса выходили под поток северо-западных ветров среднерусской действительности.
Дима присел на камень возле берега, и, завороженный мерными накатами речных волн, закрыл глаза. «Чёрная» жара не сносна русской душе, - подумалось.
Вспомнились зимние дни, когда мальцом на Волге просыпался утром рано и слушал прогноз погоды в 7-15 на радио. Если обещали -25 и ниже, то можно было не идти в школу. Можно было, забросив в рот яичницу с картошкой, и под ворчание маменьки, бежать на улицу с братом, схватив коротенькие метровые лыжи, чтобы на горном берегу Волги слетать вниз, с друзьями – Белочкиным и Сёмочкиным – раскрасневшись, и полным бодрости, любви и здоровья.
Хотя, ветерок с севера и сейчас был томителен и свеж.
За спиной была короткая гряда берёзок, развесистых и белокурых.
Мысли крутились в голове и оседали плавно вниз под тёплым дыханием утихающего ветра.
Кто-то подошёл, он почувствовал, и воздух вокруг повеял свежестью трав. Он открыл глаза. Оглянулся. И вздрогнул. Слева от него стоял мужчина в футболке навыпуск и в белых бриджах, ноги в кожаных сандалиях а-ля известная фирма, на голове ничего, только длинные каштановые волосы за ушами, длинные, подстриженные баки и пушистые ресницы, скрывающие улыбающиеся прищуренные глаза.
Мужчина сказал просто: Я – Габриель. Шагнул в сторону, прошёлся по песку и, повернувшись, просто добавил: Я – архитектор твоего Белого города. Давай познакомимся.
Это было явно неожиданно.
Дима оглянулся по сторонам. Никого больше рядом не было. Так же плыли по Клязьме белые яхты. На бетонном пирсе сидела парочка влюблённых, любующихся чарующей свежестью воды. Также дул тёплый ветерок и трепал летние волны.
Дима, по инерции, привстал, и вперил взгляд в незнакомца.
Мысли заметались в голове. Но, ни к чему путному не привели.
- А. Что. Вы. Ну, - он замолчал, - Вы – живой, - выдавил он. И тут же понял глупость вопроса.
- Нет, ну, я хотел сказать, ведь мои мысли, чувства, мысли, как же.
Дима вскочил и, отпрянув от незнакомца на пару шагов, оглядывая его с ног до головы, заключил.
- Габриель, говорите. А, что, про мой Белый город Вам известно? Нет, я не против, не плохо, не плохо. Ну, ага, Вас этот, ну, как его, который маг, этот Алмадель, он послал Вас ко мне. Так, что ли?
Дима оглянулся. От места, где жарились шашлыки, поднимался тонкий вкусный дым. Юрка что-то колдовал сверху. Машуля крутила хула-хуп на полянке. Анечка рулила процессом подготовки шашлыков и энергично что-то рассказывала.
Все были заняты и не обращали на него никакого внимания.
Мужчина в белых бриджах, представившийся Габриелем, потоптавшись, отошёл на два шага, и, заглядывая Диме в глаза, сказал:
- Дмитрий. Простите. Мы Вас знаем давно. Мы ВСЁ про Вас знаем. Простите. Не тревожьтесь. Это не противоречит Вашим взглядам и мыслям.
И, оглянувшись на шашлычную компанию, продолжал:
- Нам нравится Ваш стиль жизни и образы Вашего ума. Ну, то есть, всё то, что Вы создаёте не противоречит Хора Ориентис, или Восточному Высшему Миру, который ты встречаешь каждый день в день и час Солнца.
- Ты же помнишь, что сказал тебе великий маг Алмадель о моих способностях. Помнишь? «Сила и способности его ангелов в том, чтобы помогать желаниям строительства новых миров, делать все вещи плодоносящими, усиливать рост и размножение новых животных и растений, облегчать роды и делать бесплодных женщин способными к зачатию, и т.д.»
- Вы, Дмитрий, создали новый мир, создали не просто Белый город, а РЕАЛЬНЫЙ Б елый город, хотя Вы об этом ещё не догадываетесь. Я понимаю Ваши человеческие склонности и наклонности, они изменчивы, но то, над чем Вы работаете, Ваши открытия четырёхричной структуры переноса и научной обработки информации, в отличии от существующей сейчас двоичной компьютерной, Ваши способности к перемещению в материи, которое все местные учёные называют перемещением во времени, Ваши строительные планы по созданию нового Белого города в новом мире, - всё это вызывает у меня неподдельное восхищение. Поверьте. Вы, Дмитрий, не ординарная личность.
Габриель зашагал по бетонному парапету перед носом у Дмитрия, взмахивая мускулистыми руками.

(не окончено, продолжение следует)