Студенческий стройотряд изнывал от жары в расплавленной Москве.
Днем кое – как спасала работа в запыленных сквериках, где приходилось пропалывать чахлую цветочную рассаду и подстригать колючие, норовящие оцарапать, кусты. Но вечером, после ужина… Да еще взаперти в старинном купеческом особняке на одном из центральных проспектов…
Москва шумела рядом миллионом соблазнов, в киношках крутились вентиляторы, и продавалась охлажденная кока – кола, в уличных лотках зазывно сияло мороженое. Студентки начинали тихо роптать, но выйти за пределы здания без разрешения командира стройотряда было невозможно. А командир был строг. И, вопреки поговорке, не очень-то и справедлив. Девчонки то и дело страдали от "нарядов вне очереди".
Наверное, попытка ввести армейскую дисциплину была лишь защитной реакцией молодого одинокого мужчины на незримое посягательство соблазнительно – полураздетых загорелых девичьих тел. Самые бойкие студентки пытались организовать вечерние посиделки в отдельной "келье" командира, но после того, как одна из них была выдворена под нарочито громкие и язвительные комментарии хозяина комнаты, все попытки как ножом отрезало.
В такой напряженной обстановке и пролетало короткое студенческое лето. Несмотря на тюремные порядки, подружки умудрялись как-то разнообразить личную жизнь. Переписывались, перезванивались, а то и встречались тайком, приоткрыв окошко в душевой, с новоявленными кавалерами.
И только она оставалась глубоко равнодушной ко всему. Попытки парней познакомиться, когда она полола клумбы в перемазанных землей джинсах, почему-то смешили, а особо настойчивые – сердили. "Не мужики, а сборище недостатков", - раздраженно думала она, подстригая секатором развалившийся шиповник.
И раздражение сыграло с ней злую шутку. Секатор заклинило. Ветки хлестнули по лицу, они инстинктивно выставила руку, и две глубокие царапины прочертили нежную кожу от локтя до запястья.
К вечеру царапины превратились в нестерпимо зудящие багровые полосы. "Отпросись ты у Большова, да сходи в аптеку", - советовали девчонки.
Не особо надеясь на успех, она постучала в дверь командирского закутка. Дверь распахнулась рывком. Похоже, он хотел сказать что-то не особо лестное, но неожиданно взгляд пронзительно – голубых глаз смягчился. Доброжелательность, с которой он выслушал ее, мельком бросив взгляд на исцарапанную руку, сбила с толку. Внутренне приготовившись к атаке, она было сражена наповал мягким, словно обволакивающим тоном.
- Пустяковое ранение, боец. С таким даже я справлюсь, - и дальше все понеслось так стремительно и неожиданно, что не было сил протестовать. Лишь когда он наклонился, легонько дуя на смазанные йодом царапины, и светлый затылок оказался у нее перед глазами, к ней вернулась способность соображать.
- До свадьбы заживет, - он говорил с ней немножко сюсюкающим тоном, как говорят с маленькими капризными детьми, и перемазанные йодом пальцы осторожно поглаживали ее запястье.
"Еще сказку про колобка расскажи, заботливый ты наш", - язвительно подумала она… и неожиданно для себя улыбнулась в ответ.
Внимание взрослого, почти старого, с высоты ее восемнадцати лет, мужчины вдруг показалось ей забавным. Не красавец, с грубоватыми чертами лица, которые смягчала русая "шкиперская" бородка, он напоминал рисунок из учебника истории. Такие же грубые, но привлекательные викинги штурмовали средневековую Европу, пленяя утонченных римлянок. "Викинг" – с той минуты это прозвище прочно укрепилось за ним.
- Скучно, наверное, по вечерам сидеть взаперти? Хочешь, пошли со мной до телеграфа, домой лишний раз позвонишь, - он несколько напряженно улыбнулся, хотя голос оставался начальственно – спокойным.
Она кожей ощутила изумленные взгляды девчонок, когда, пройдя через вестибюль, их странная парочка вышла на вечернюю улицу. Викинг вел себя рыцарски: открывал перед ней двери, придерживал под локоть, сунул в руки мороженое, не обращая внимания на ее слабый протест. За пределами лагеря он вдруг сделался очень словоохотлив, сыпал анекдотами и забавными историями, не давая ей опомниться.
И все время старался взять за руку. Сначала она пыталась выдергивать ладошку, а потом вдруг ощутила царапанье чужих застарелых мозолей. И это ощущение грубой мужской кожи ей понравилось… Понравилось ощущение силы - звериной, первобытной, исходящей, казалось, из всех его пор.
- Приятный был вечер. Тебе полезно гулять перед сном, так что завтра продолжим, - а его глаза в это время скользили по лицу, спускались ниже, к груди, вызывая непривычное томление.
Так началось их сближение. Днем он оставался строгим командиром, бдительно следящим за многочисленной студенческой оравой. Он проходил мимо нее, лишь мимолетно окидывая взглядом, но если им доводилось встретиться наедине - либо в тесном коридоре, либо на закрытой кустарником поляне - глаза его теплели и лучились, и он начинал казаться ей почти ровесником.
Чтобы в корне пресечь мелкое шушуканье и сплетни, неизбежные в таком тесном коллективе, он купил ей на одной из прогулок семь огромных бордовых роз, попросив упаковать в золотистую бархатную бумагу, и чуть ли не силой развернул в направлении лагеря. Обняв это громадное шуршащее ароматное чудо, ощущая горячую руку викинга на своей талии, она прошла сквозь строй подруг.
Подведя ее к своей двери, он произнес не терпящим возражения тоном:
- Я ставлю чайник. Пристрой куда–нибудь цветы и приходи.
И медленно оглядел всех присутствующих. Присутствующие сочли за благо тихонько удалиться. Что-то было в его голосе такое … что наталкивало на неприятные мысли.
Возможно, с точки зрения взрослого мужчины, это был не очень-то разумный поступок. Но она, девчонка, была просто потрясена этим эпизодом.
Тем же вечером все и случилось. Все, о чем она только читала тайком в книжках, да слышала туманные намеки от более опытных подруг…
На столе рядом с чайником оказалась бутылка "Токая" – кислого и неприятного на первый глоток, и дающего ощущение раскованности спустя несколько минут. Увидев вино, она услышала, как екнуло сердечко в ожидании больших перемен. А, заметив, как дрожит его рука с бокалом, окончательно убедилась, что этот вечер просто так не кончится.
"Ну и ладно… С ним хорошо, он такой славный. Пусть это будет именно он", – мысли текли медленно, расплываясь, в голове приятно шумело, и захотелось пересесть к нему поближе, прижаться к тонкой рубашке и услышать биение его сердца. Но она не рискнула. И он тоже медлил.
Ее викинг крутил в пальцах пустой бокал и, казалось, хотел, но не решался что-то сказать.
Тогда она не выдержала. Перегнулась через стол и провела мизинцем по четко очерченному профилю и плотно сжатым губам. Еще час назад она и не предполагала, что способна на такие вольности.
- У тебя кто-нибудь был… раньше? – его глаза горели и прожигали насквозь.
- Нет. Но я уже большая девочка…
- Ты еще ребенок. И я за тебя отвечаю.
Конечно, в те годы с этим было довольно строго. Моральный облик, совращение студентки преподавателем… Обрывки этих мыслей мелькали у обоих, но … сердца колотились, дыхание учащалось, и стол оказался досадным мешающим препятствием.
Первый поцелуй не произвел особого впечатления. "С утра не чистила зубы", - вот, пожалуй, и все, о чем она успела подумать. И когда мужские руки начали теребить пуговицы кофточки и сражаться с застежкой лифчика… "Боже мой, что ж на мне надето?" - судорожно попыталась она вспомнить.
Он почувствовал ее напряжение и усилием воли прекратил лихорадочную спешку. Медленно, не спеша, чуть отстраняясь от полураздетой, оставшейся в одной юбке девчонки, он опускался перед ней на колени, покрывая легкими поцелуями загорелую кожу.
И она расслабилась. Ощущение горячих мужских губ на своем теле было настолько непривычным… и таким удивительно приятным, что куда-то испарилась стыдливость, грудь сама подалась навстречу желанным губам, и шорох расстегиваемой молнии на юбке уже не пугал.
Голова закружилась, она покачнулась. Он легко, словно пушинку, подхватил ее под колени и бережно уложил на старинный кожаный диван, служивший ему временным ложем. Теперь его губы и руки изучали ее всю, поглаживая и успокаивая напрягшееся тело. Он целовал ее в таких местах, о которых она и помыслить не могла. Даже набравшиеся опыта подружки никогда ни о чем подобном не рассказывали. Уже позже, обдумывая происшедшее, она поняла, в чем дело. Видимо, любовные утехи ровесников – однокурсников значительно уступали в своем качестве действиям зрелого тридцатилетнего мужчины.
Что было дальше, она помнила смутно. Тело пело и наслаждалось неожиданными ласками. Небольшой дискомфорт, конечно, был, но ее викинг, обмякнув на пике наслаждения, поспешил загладить неприятные впечатления поцелуями и словами, которых ей никогда и никто раньше не говорил.
Чтобы не идти в душевую, он набрал в кувшин воды из-под крана и осторожно и ласково, как самая заботливая сиделка, помог ей помыться. Она не испытывала ни малейшего стыда, вода скатывалась с кожаной обивки дивана, а он вытирал полотенцем ее ноги, то и дело целуя пальцы.
Затем руки его скользнули выше, к бедрам. Она посмотрела на него умоляюще. Слишком много всего произошло за этот вечер, слишком многое надо было обдумать и осмыслить. И он понял. С легким вздохом поднялся с колен и сел рядом. Уткнувшись носом в теплую подмышку, она подумала: как привлекательно могут пахнуть мужчины. И почему она раньше этого не замечала?