... Посвящается Иленуце
Петр Прокофьич разглядывал свое изображение. Долго думал, потирая ладонями щеки и ероша волосы, бриться или нет. В итоге решил не тратить на это время.
- Бесперспективное занятие, - с горечью думал он, - ведь это не поможет мне выглядеть не как голубой…
Он сам уже точно не помнил, как так получилось, что за ним закрепилась такая репутация. Действительно, его тело даже с натяжкой трудно было назвать мужественным, а попытки поиграть мышцами, стоя перед зеркалом в майке и трусах, приводили только к колебаниям подкожных тканей.
Он прекрасно осознавал нелепость этого занятия, но продолжал это делать изо дня в день. Ведь она существует, его Фея. И так же, как в детстве, он по-настоящему верил, что она к нему еще вернется и подарит ему тело настоящего мужчины вместо опостылевшего туловища.
- Не сегодня…, - шумно выдохнул он, влажной ладонью попытался хоть как-то пригладить шевелюру и отправился облачаться.
- Доброе утро, тетя Маша!
- Здорово, Петр Прокофьич! Чего не спится?, - соседка, несмотря на давний переезд в Москву, протяжно и певуче говорила на «о».
- На работу еду, теть Маш.
- Да ба!, - искренне возмутилась соседка, - и в выходные работаешь? Раньше, конечно, такого бардака не было. Выходной был выходной… Все порушили, все порушили. Развели капитализм. Разве плохо мы жили раньше? Ой-ой…, - запричитала старушка.
В какой-то момент показалось Петру Прокофьичу, что глаза ее увлажнились воспоминаниями, но не о славном советском прошлом, к которому он относился уважительно, без предубеждения, а о жизни уже прожитой, о молодости прошедшей…
Отзывчивое сердце Петра Прокофьича понимающе сжалось и подсказало, как можно отвлечь старушку от горестных мыслей:
- А вы, тетя Маша, зачем так рано встали?
- Ко мне внучек приехал, вот за молочком ходила парным, блинов напечь, побаловать мальчонку…
Петр Прокофьич сел в свою Мазду6 цвета переспелой вишни и укатил, оставляя на льду двора еле заметные царапинки шипов. А тетя Маша еще долго стояла во дворе, провожая машину взглядом и думая, что хороший все-таки человек Петр Прокофьич, душевный, хоть и говорят, что с мужиками водится, так ведь это от того, что баб не стало путных, а может и наговаривают на него, ведь добрый же мужик, и работящий, и в руководители выбился, машина, вон, иномарка. Бабы ему не хватает, хозяйка в доме нужна… Говорит, на работу поехал, а сам небритый, рубашка неглаженая.
Тетя Маша мысленно благословила соседа и медленно побрела домой…
- Ну что, Мишань, когда выезжаем? Начало в 19:00. Что? Как только в шесть освободишься? Я не хочу из-за тебя опоздать, дружище. В общем, давай освобождайся к половине шестого, я за тобой заеду. Да, в офис. Хотя нет, буду в двадцать пять минут. Чаю попью у тебя. Да причем тут твоя секретарша? Чай у тебя хороший. Ну и что, что это я тебе его подарил? Я подарил, я и выпью. Ну давай, дружище. В пять двадцать пять я у тебя, - улыбаясь от предвкушения, Петр Прокофьич заметил в своем взгляде внезапно загоревшиеся лукавые огоньки.
«Кармина Бурана»! Даже название наполнено мистическим таинственным смыслом, рождающим череду ассоциаций о судьбе, о фортуне, о жизни и смерти, об упадке и возрождении…
Петр Прокофьич благодарил свою Фею, потому что явно не обошлось без ее участия. Купить два билета, два последних билета, пусть на не самые лучшие места, но всего за день до события – это чудо! А чудес без Феи не бывает. Это Петр Прокофьич крепко-накрепко усвоил еще в детстве…
Колдовская музыка завораживала, захватывала, гипнотизировала… Уносила воображение к радостям жизни, к красотам возрождающейся весенней природы, к таинству любовной страсти, к раздумьям о переменчивости фортуны…
Но улыбка ее была сильнее могучих объятий музыки. Он случайно обратил внимание на нее, сидящую в том же ряду через несколько кресел, освещенную тусклым сиянием мобильного телефона. Она периодически склонялась над телефоном, читая и отвечая на сообщения. Она всецело отдавалась музыке, плыла по ее волнам, была подвластна ее течению, но движимая какими-то внутренними побуждениями будто выныривала из пучины оперы и быстро, энергично, даже страстно, подумал Петр Прокофьич, набирала текст. Видимо, ей кого-то не хватало рядом в эти минуты, того человека, с которым она могла бы разделить свои переживания, и лишь мобильный телефон мог служить проводником эмоций, обуревавших ее.
Ему было неудобно за свое поведение, но она притягивала его внимание, он уже даже музыки не слышал и слушать более не хотел. Мишаня был удивлен, но разговор о нетипичном поведении друга, страстного меломана, решил отложить до антракта.
Она была не одна в тот вечер. Но в компании молодых красивых людей она выделялась своей утонченной изящной красотой. Петр Прокофьич был неосторожен и, похоже, выдал себя… Он густо залился румянцем, и не нашел иного выхода, как отвернуться спиной. Мишаня давно знал своего друга, он знал его как никто другой. Они уже 15 лет вместе. И даже к тому, что их настоящую мужскую дружбу принимали за нетрадиционную ориентацию, они постепенно привыкали.
Петр Прокофьич запаниковал. Мало того, что он выдал себя неприкрытым разглядыванием и мучался из-за этого угрызениями совести, так она теперь направляется к нему. О Боже! Прятаться поздно. Она идет не одна, с подругой, обворожительной блондинкой. Как она прекрасна! Спина покрылась испариной… Петр Прокофьич решил про себя, что как бы она ни ругалась, что бы она ни сказала, он ни слова не скажет в свое оправдание, будет просто молчать, потому как нет ему прощения, понимая в то же время, что не сможет глаз от нее отвести…
Она совершенно неожиданно улыбнулась и сказала:
- Петя, у моей подруги Лены сегодня день рождения. Лучшим подарком для нее была бы фотография с вами…
- Да, конечно…, - лишь смог промямлить Петр Прокофьич.
Неведомо откуда взялись силы попросить прислать ему фотографии.
Фраза, сказанная ею на прощание, удивила его:
- Петя, спасибо Вам за Ваши песни и музыку. Мы с подругой поклонницы Вашего таланта…
Откуда они могли знать, что Петр Прокофьич пишет песни? Ведь об этом не знал даже Мишаня…
Фотография, полученная несколько дней спустя, несла непонятную надпись: «Пете Наличу от Лены и Лены». Кто такой Петр Налич?
- Фея что-то расшалилась, - нашел объяснение Петр Прокофьич, успокоился и поехал к Мишане пить чай.