Спасибо моему другу Андрею Сёмушкину, с которым мы это и написали.
Похождения Кодзюбинского.
После того, как у Альфреда Кодзюбинского угнали с автостоянки вертолёт, он начал смутно догадываться, что
поставить вёртолёт на ручник было недостаточно. В таких ситуациях его тренер по слепой печати, ставил на ножник, вынимал радиоприёмник, мотор, снимал винт, крылья, электронику,шасси и был более или менее уверен, что его средство передвижения в относительной безопасности. Но Альфред полагал его старым маразматиком и параноиком, и никогда не слушал его советов. Потому, что тот во-первых - был немым, во-вторых - не умел говорить по-русски... Кодзюбинский вообще ненавидел русских, а тренера ненавидел за то, что он не говорит по-русски и его нельзя ненавидеть.
Поэтому он в этот раз и не закрыл вертолёт, повесив на лобовое стекло, забитое фанерой, объявление:" Свободно", которое намедни стащил из платного туалета в столовой для бездомных. Теперь до него понемногу начинало доходить, что, пожалуй, не стоило так экономить... Плюнув,он пожелал угонщику провалиться и потащил ящик с фейерверками к остановке автобуса. За его спиной из небесной синевы спикировал его вертолёт и провалился в канализационный люк. Альфред мысленно похлопал себя по плечу, вспомнив, что пожадничал и залил всего половину требуемого на полёт керосина.Потом подумал - "а кто это хлопает меня по плечу?" Он резко обернулся, рассыпая петарды и хлопушки,но за спиной никого не было! Это был здравый смысл - он проснулся только сейчас; в тот момент, когда Кодзюбинский ставил вертолёт на стоянку, внутренний голос храпел на всю ивановскую. Кодзюбинский ещё раз сплюнул, но, глядя на курящуюся чёрным дымом канализацию, ничего никому не пожелал.
Сэкономить ему не удалось - табличка" За плевки - штраф - 200", висела здесь же, причём чего 200, решать предлагалось, видимо, самому нарушителю. И здоровый коп, поигрывая дубинкой, уже направлялся к нарушителю спокойствия. За его плечом виднелся не менее здоровенный поп, поигрывающий распятием. Толи помочь копу собирался, толи просто ждал - кого бы отпеть Такая перспектива Альфреда не устраивала - и он мысленно переметнулся в буддизм, решив в момент, что деньги - зло и напевая мантру, от которой любой буддист мгновенно впал бы в кому, полез за кошельком.
Тут он совершил ошибку, полезши за кошельком не в свой карман, а к полицейскому. Причём в задний. А попал в передний - попу. Поп несказанно удивился - он носил эту рясу второй год и не знал, что на ней есть карманы. Он ойкнул и ошибочно полагая, что это к нему проявил нежность коп, развернул его и облапив заскучавшими по ласке руками, впился тому в губы страстным, отеческим поцелуем.
Коп явно не хотел, чтобы его возлюбили как настолько ближнего своего, но поделать ничего не мог - поп был сильнее.
Причем от попа приятно пахло попом, свечами и ладаном. А от копа - порохом, слезоточивым газом и вызовами на ковёр к начальству. Давно не целовавший прихожан, батюшка. попытался излить на полицейского всю накопившуюся за годы воздержания любовь, но коп представил, как он это будет отстирывать, и так резко отстранился, что любвеобильный батюшка промахнулся, нелепо взмахнул руками, и, видимо с благословениями, ухнул в тот же канализационный люк!
Коп, до сих пор считал себя атеистом, но теперь - он обрёл веру в Высшую справедливость. Высшая справедливость с любопытством наблюдала с небес за люком. "На меня надейся, а сам не плошай!" - читалось в грозных и весёлых глазах. За этим занятием никто не заметил, как Альфред, подхватив свою коробку поудобнее, дал стрекачу. Стрекач обиженно схватился за глаз, но промолчал - ему всегда давали, он привык.
Альфред метнулся в подъехавший дирижабль, вскочил на заднюю подножку и попытался затеряться в толпе. В дирижабле, в это время никого не было. Кроме толпы. А ведь время -то рабочее! - укоризненно подумал Альфред. Но толпа была на работе - работала экипажем дирижабля, хотя и плохо в нём умещалась. Толпа была крайне разношерстная.Тут были гуманоиды с Центавра, чья шерсть отливала золотом, были гости из галактики Андромеда, их шерсть отливала синевой. Были и вообще не известные виды существ, чья шерсть просто отливала в углу.
От чего дирижабль часто ржавел. Не нравилось это и живущим по маршруту следования рейсового дирижабля. Убирайся отсюда, дирижа БЛЯ! - кричали они снизу и частенько стреляли в машину из бытовых бластеров. Но бытовые бластеры предназначались лишь для резки хлеба, мяса и овощей, и били только на расстояние двадцать сантиметров - дирижабль же летал чуть повыше. Тогда ушлые селяне привязывали их на длинные палки и с улюлюканьем и гиканьем бросали их на спор - кто попадал, дико крича и прыгая убегал в направлении ближайшего упавшего дирижабля и с чувством глубокого облегчения возвращал долг в виде выпитого за день пива.
В дирижабль Альфреда, к счастью, ни разу не попали. Он наблюдал, как беснуются внизу селяне. Ему было горько. Через некоторое время он понял, что горько ему по вполне определённой причине - от страха жевал хлопушку.
Понял он это явно вовремя - через мгновение она взорвалась! Чёрный дым окутал всё вокруг! Но места для него явно не было - слишком уж тесно. Шерстистый экипаж спешно покидал судно. Хлопушки и петарды рвались одна за другой, весело треща между собой и не обращая внимания на шокированных обывателей.
Альфред в панике бросил ящик и выпрыгнул. Уже падая с 20-ти метровой высоты, он понял как ему повезло. Ведь он был почти дома. Его дом - Земля, но неизвестно как она встретит его, - пухом или повезёт больше. Земля не повезла больше. Больше того, это по ней Альфреда провезло-протащило, проволокло и бросило. Его опять кинули - и кто? Родная матушка.... Альфред почувствовал себя брошенным. Одиноким и всеми оставленным. Он опасливо оглянулся, чувствуя себя опущенным. "Зато - не поднятым!"- всплыла успокаивающая мысль.
И правда, поднимать его никто, как будто не собирался. Он понял, что промахнулся и упал в зоопарк. Пришлось взять эту тяжёлую работу на себя, - поднимать, отряхивать и приводить в порядок своё драгоценное Я.
Вокруг бродили животные и мало чем отличающиеся от них посетители. Грязный и диковато выглядящий Альфред отлично вписался в общий колорит.
Прямо над Альфредом возвышалось нечто, с метлой в руках.
-Какого х*я тебе тута надо? - ласково вопросило нечто.
-А можно - звонок другу? - без особой надежды спросил Альфред.
-Ща я тя метлой-то 50 на 50 разуделаю так, что ты потом у зала помощи просить будешь! - без малейшей агрессивности заявило нечто с метлой.
Кодзюбинский вскочил и одним махом перепрыгнул через ближайшую решётку. Он тут же понял, что поступил несколько опрометчиво, обнаружив, что оказался в вольере с огромным гориллом, похожим на нечто с метлой, как брат-близнец .Правда, вместо метлы горилл держал в руке увесистую дубину, что говорило о том, что он уже начал эволюционное приближение к человеку. В другой руке горилл держал книгу Эрика Бернса "Игры, в котрые играют люди...", и, судя по выражению морды лица и помахиванию дубиной, книга ему нравилась.
Но Альфреду не нравилась его ухмылка. Многие храбрецы при виде её с воем полезли бы на деревья.
И с удовольствием наблюдали бы за чужим удовольствием с безопасного расстояния.
Именно с такими ухмылками наши далёкие предки, по их рассказам, слезали с деревьев, чтобы покорить мир, стать царями природы, повелителями электричества и властелинами атома.
Ухмылки сохранились и до сих пор: у царей спальных районов, повелителей бейсбольных бит и властелинов мрачных переулков.
А так же у природы, электричества и атома.
Природа, электричество и атомы во время гроз любили создавать свои фирменные улыбки со сверкающими зубами в виде молний.
………………………………………Часть 3
Альфреду вспомнились адепты модного культа Гуманистов, которые пели мелодичные, наполненные глубоким смыслом песни на темы мира, справедливости, нравственности, культуры, спорта, семейной жизни и ликвидации всех форм жизни.
Он начал насвистывать из классиков, стараясь придать свисту мрачные готические мотивы. Получалось, откровенно говоря, не очень, особенно в тех местах где вступал орган. Орган у Альфреда был слегка отбит и пока не мог поддерживать своего хозяина.
Горилл, привлечённый готическим свистом, отложил книгу, снял очки, и, близоруко щурясь, посмотрел в сторону источника звуков. Не будучи особенным храбрецом, источник звуков в один присест перемахнул ещё через одну решётку, втайне надеясь, что в зоопарк не завезли танцующих динозавров. Надеялся он не напрасно - танцующих динозавров пока ещё никто не накурил. Зато, в чём он удостоверился немедленно, завезли скунсов. Перепрыгнув решётку, он угодил прямо в их гнездо!
И скунсы проиграли - запах испуганного Альфреда явно был сильнее.
Кодзюбинский выпрыгнул из гнезда, удачно приземлился в слоновий помет и увернувшись от свежей порции, летевшей с необозримых высот, точнее – широт, постарался незаметно ретироваться. Выскользнув из зоопарка, он направил стопы свои в сторону дома. Пройдя сотню метров Альфред почувствовал безотчётное беспокойство. Оглянувшись, он заметил, что стопы его и не подумали следовать, куда их направили!
- А ну марш, домой предатели! - рявкнул он, - РРРаспустились, ккканальи!
Канальи вздрогнули и поспешили догнать Кодзюбинского. Это ему понравилось больше, хотя затылок гулко стукнулся о дорогу и сбил Альфреда с нужных мыслей, точнее - с одной:
«Почему его догнали именно канальи, а не его стопы, которые он звал.»
Канальи быстро обшарили его карманы, нашли повесившуюся там мышь, плюнули на это дело, попали в Кодзюбинского, и убрались. Убрались быстро - кто подметал, кто уносил мусор, любо-дорого было поглядеть. Кодзюбинскому-то это ничего не стоило, а вот собравшимся зевакам было поначалу любо, но, когда канальи начали собирать деньги за просмотр - дорого.
… Кодзюбинский добрался далеко за полночь. Заглянув за полночь, он отметил, что дома ничего не меняется. Именно за северными районами мегаполиса он сейчас и проживал. Проживал последние деньги, бесцельную жизнь и последний бутерброд сегодня утром.
Хотя – нет, цель у Кодзюбинского всё-таки была! Он мечтал об этом по ночам, его душа томилась, болела и мучилась ею, он втайне писал о ней в своём секретном дневнике на стене общественного туалета.
Он хотел устроиться на работу. Всё равно какую, это не имело значения. Но его никуда не брали.
Сегодня он подменял заболевшего соседа, который на вертолёте доставлял бесплатные газеты по офисам. И у Кодзюбинского угнали вертолёт.
Всё дело в том, что Альфред Кодзюбинский был записным неудачником. И дело даже не в том, что его записали не у дачи. Ему невезло.
Кодзюбинский родился в госпитале при женской тюрьме. Его – синего заморыша – вытащили чьи-то грязные руки и первое, что он услышал в своей жизни было:«Вот блин, он же недоношенный!».
Его попытались запихнуть обратно, но он упирался и ничего невозможно было с ним сделать. Проктолог, прозектор и паталогоанатом – медики принимавшие роды, сделали всё что могли, но ребёнок хотел жить и всё тут! В конце концов на Кодзюбинского плюнули. Буквально. Чище он от этого не стал. Когда ему поставили клеймо на лоб и …
Об этой части своей «счастливой» жизни Альфред помнил смутно. Но «счастье» не изменило ему и в дальнейшем, когда его роняли безрукие няньки, топтали безногие калеки, избивали паралитики, сталкивали на рельсы безобидные старушки, купали в кипятке. На Кодзюбинского падали цветы в горшках, золотые рыбки в аквариумах, линии электропередач и нефтяные вышки, балконы, вывески, потолки, афишные тумбы, самолёты и обломки космических аппаратов. В середине июля в любой части планеты на его голову падал снег.
Вся его жизнь была пронизана невезением. Он попадал в снежные бураны среди барханов Сахары и в песчаные бури посреди глухой тайги. Он получал солнечные удары среди торосов Северного Полюса и чуть не до смерти замерзал в джунглях Амазонии. Однажды, в шахтёрском забое его настиг метеоритный дождь.
Врачи рвали ему не те зубы, прописывали не те лекарства, не туда кололи, совсем не там измеряли пульс, отвратительно вели себя при промывании кишечника восьмиведерной клизмой.
Он не раз дышал метаном и ипритом из кислородной подушки и выковыривал из ануса битые градусники.
Посреди города, на трамвайной остановке, его клюнул горный орёл. А на озере Байкал Кодзюбинского укусил крокодил, на которого не вовремя плюнул двугорбый верблюд.
Где бы он не жил, в его доме заводились тараканы, мыши, барабашки, в его квартире каждый месяц оказывался прописан кто-то другой.
Где бы не находился его дом в него обязательно врезался поезд, или сверху падала летающая тарелка.
В привокзальном туалете Альфреда чуть не изнасиловал снежный человек.
Его трижды по ошибке хоронили, он дважды по ошибке сидел за кого-то в тюрьме. В зоопарке на него наступил слон.
Если Кодзюбинский покупал билеты в театр, ему доставались места либо на балконе телефонной станции выходящем на городскую свалку, либо в почтовом вагоне поезда Воркута – Магадан.
На него наезжали братки и бульдозеры, на соревнованиях по альпинизму его сбила инвалидная коляска. Он женился по переписке на прекрасной, длинноногой блондинке, оказавшейся горбатым эскимосским карликом.
Именно в его туалете террористы закладывали бомбы. Кодзюбинский трижды тонул в душе, девять раз при пожаре прыгал не из того окна, под которым пожарники растягивали брезент.
Альфред носил цветы на свои могилы в шести городах.
Когда рванул Чернобыль, он как раз вытирал пыль с реактора.
Кодзюбинский пролетел десять тысяч километров на шасси самолёта, не успев вовремя вылезти из багажного отделения, куда грузил чемоданы.
В 1945-ом он, неловко повернувшись, толкнул под локоть пилота американского стратегического бомбардировщика. Они как раз пролетали над Хиросимой.
В Далласе Кодзюбинский случайно попал из рогатки в голову президенту Кеннеди.
На пустынной дороге между алма-Атой и Будапештом его велосипед на страшной скорости столкнулся с воздушным шаром. Последний раз Альфред падал с пирамиды Хеопса в прошлом году.
Поговаривают, что в 1908-ом году – это он рыбачил с динамитом на реке Тунгуске.
В эпицентре любого стихийного бедствия, будь то сель, землетрясение, извержение вулкана, ураган, наводнение, скандал в коммунальной квартире или падение неба на землю – оказывался Альфред Кодзюбинский.
И он в толк не мог взять, почему его не берут ни на какую работу.
Пробравшись по заваленной картонными коробками, старой мебелью и БОМЖами лестнице, на свой 126-ой этаж, Альфред, стараясь никого не разбудить, пробежал по длинному, заставленному всяким старьём, коридору, впопыхах свалив только несколько кастрюль , железную ванну и старушку-соседку, добрался до своей двери и юркнул в комнату напротив.
Оглядевшись, он поначалу не заметил никакой разницы, не считая того, что в комнате вповалку спали какие-то незнакомые люди непонятной национальности, в чалмах и в лыжах, и что комната была явно не его. На всякий случай он протёр глаза, встряхнул головой и напоследок нанёс себе пару мощных апперкотов, - картина не изменилась.
Он метнулся обратно и тихо выскользнул за дверь. Оказавшись в ванной, он не сразу сообразил куда попал. Оказалось – одной ногой он попал в унитаз, а другой, судя по всему – в лицо какому-то спящему гражданину, при ближайшем рассмотрении, оказавшимся лицом непонятной национальности. Лицо подняло лицо и немигающим взглядом уставилось на Альфреда
. Альфред судорожно сглотнул, но не придумал ничего лучше, кроме как поменять свои ноги местами.
Теперь вместо правой ноги у него была левая и наоборот. А смуглое лицо его молчаливого собеседника приобрело ещё более интенсивный коричневый окрас. Только через несколько секунд Кодзюбинский понял, что во время перестановки ног, плеснул в лицо лицу содержимым унитаза. Задерживаться здесь дольше Альфред справедливо предположил нежелательным. Видите ли – он очень хотел жить.Неизвестно почему, но в минуты смертельной опасности, это чувство напоминало о себе, и, нередко – самым радикальным образом. Даже можно сказать – кальным. Вежливо попрощавшись и как следует, но при этом абсолютно интеллигентно, он вытер ноги об источник грядущих опасностей и дал дёру.
Кодзюбинский распахнул дверь намереваясь откланяться и чем быстрее, тем лучше ретироваться к себе в комнату. В этот момент он мало представлял, где она находится, но неистребимый оптимизм нашёптывал ему: « Тебе пипец!».
- Ну спасибо! - саркастически подумал в ответ Альфред. - Я знал, что могу в трудную минуту на тебя рассчитывать.
Перед дверью стояло человек двадцать неопознанных жильцов в чалмах и на лыжах. Кроме благодушия, на их лицах не было и следа:
Любви,
Удовольствия,
Гостеприимности,
Ласковости,
Доброты,
Понимания,
Сострадания,
И даже жалости к несчастному идиоту Альфреду.
На их лицах присутствовали:
Брызги из унитаза и желание убивать.
Количество брызг не влияло на желание убивать - те у кого их было только две так же желали разделаться с Кодзюбинским, как и те, у кого их было не меньше двух десятков. А два десятка брызг, помноженное на двадцать человек, это, знаете ли - сумма! Сводящая с умма!
Кодзюбинский вздохнул и где-то согласился со своим неистребимым оптимизмом. И тут проснулся его внутренний голос! Он подслеповато огляделся, прислушался к чему-то, зевнул, и не проронив ни слова, перевернувшись на другой бок, захрапел.
- Ничего! - подумал Альфред. - Даже если бы он и проснулся - нас было бы двое против двадцати, разница невелика.
Альфред в сердцах сплюнул. И тут произошло сразу несколько вещей. Во-первых он попал на оголённый провод, протянутый через всю комнату к электропримусу. Провод заискрил, зашипел, произнёс что-то на языке национальных меньшинств(возможно – последнюю молитву), и вспыхнув закоротил всё вокруг. В том числе - молнию на брюках Альфреда. Запахло свежей глазуньей.
Во-вторых –дверь в импровизированную гостиницу рухнула, а из из дыма и поднятой взрывом пыли, выступил закованный в спецснаряжение индивидуум полицейской наружности, со 120-ти миллиметровым бластером в одной руке и полутораметровым мегафоном для орбитальных оповещений, в другой. Индивидуум наставил зелёный, с каким-то рисунком, мегафон на толпу враз присмиревших чалмовых лыжников и …
-Сюрприиииз! - зловеще прогремело усиленное мегафоном эхо. - Хэппи дэддэй ту юуууууууууу!
С передних чалмочников, звуковой волной сорвало одежду, вместе с накопившейся за долгие часы хождения на лыжах, грязью, с задних лыжноносцев – только чалмы, халаты, да кое с кого – красивые шахидские пояса. Всё это, вместе с осколками стекла, обломками рамы и кусками стены, кружась и пританцовывая в воздухе, вылетело на улицу и не оглядываясь на бывших хозяев, понеслось вниз, к далекому тротуару.
Заплёванному и загаженному тротуару было в общем-то всё равно, он уже привык к сыплющимся на него неприятностям. Не всё равно было проходящим по нему прохожим, подозрительно смахивающих на простых пешеходов, постоянно смахивающих на многострадальный тротуар всякое барахло, начиная от конфетных фантиков, и заканчивая откровенными презервативами. Глядя как на головы граждан пешеходов падает с полторы тонны кусков бетона, стекла, чёлм, лыж и халатов, тротуар откровенно зубоскалил.
Но затем он понял, что превращённые в мокрые пятна прохожие плохо скажутся на его собственной репутации и несколько приуныл. Правда ничего не изменилось бы, даже зарыдай он сейчас в полный голос. Плакать у тротуара получалось только не своей жидкостью, - лишь с помощью распираемых выпитым пивом забулдыг.
Но это было ещё не всё! Третье событие произошло практически одновременно с первым, но в общей суматохе и грохоте, не привлекло к себе особого внимания. Мимо самого окна, величаво покачивая гондолой, поплыл идущий вне всякого графика и вообще неизвестно куда, пустой ныне дирижабль, на котором везунчик Альфред добирался домой.
Кодзюбинскому, хоть и находящемуся в ступоре, удалось обратить на это событие толику внимания.
Альфреду было приятно - хоть кто-то не портил ему жизнь в этот непростой и даже трагичный момент.
Мало того, дерижабль предоставлял ему соблазнительную возможность разом избавится от сиюмоментных проблем. Даже не успев как следует осознать свои действия, Альфред метнулся к основательной дырке, красовавшейся на месте окна и изо всех сил оттолкнувшись ногами, прыгнул к дерижаблю.
Он, конечно же не долетел бы. Но в этот самый момент произошла четвёртая и последняя вещь в череде этих странных событий, впоследствии круто поменявших жизнь хоть и выдающегося, но все же – неудачника Альфреда.
-Сссстттооооояяяять!!! – рявкнул мегафон полицейского во все свои терраватты, и, ударная волна шибанувшая из орбитальной техники, шарахнув сзади Кодзюбинского, швырнула его прямо в проплывающий мимо открытый входной люк с опущенным трапом.
Альфред в жизни не прибег бы к помощи опущенного, - у него ещё сохранились остатки самоуважения. Но утопающий схватится и за змею - выбирать особо не приходилось. Свисающая рядом с трапом змея непонятной породы и непонятно как оказавшаяся привязанной за хвост к дирижаблю, щёлкнула здоровенными челюстями, брызнула ядом и матюкнулась. Альфред, больше не раздумывая, схватился за опущенный трап. Это был разумный выбор - спящий голос спящего разума автоматом сделал своё дело.
Дирижабль всё дальше относило от здания, бывшего долгое время Альфреду Кодзюбинскому домом. Свежий ветер, дующий в корму дирижаблю, являлся ветром перемен в жизни Альфреда, дуя в корму и ему…
На планете Дурьмал постоянно не хватало дури, что и следовало из её названия. Долгие века счастливые аборигены, обладатели здравого ума и твёрдой памяти, пребывали в счастливом неведении приближающихся к их планете перемен, несомых одноимённым ветром. К планете приближался межгалактический лайнер "Задом-наперёд", в одном из огромных трюмов которого, между мешками с мусором и отходами жизнедеятельности организмов экипажа, прятался Альфред Кодзюбинский.
Есть было нечего, вернее - было; но по второму разу Альфред не мог, не умел, не хотел и не собирался учиться. Он был очень брезгливым, а в ЭТОМ мог попасться волос. А если ещё и с перхотью - вообще туши свет! Тушёный свет тоже не вдохновлял Кодзюбинского, но изрядно разжигал аппетит. Альфред занялся рефлексией и самоедством, тщательно смакуя все подробности этого в общем-то обычного для него дня. Получалось неплохо - слегка просоленные слёзы стекали в рот нашего героя и отчасти смягчали положение - это были не суши, конечно, но они хоть не сушили рот. И Кодзюбинский чувствовал, что, чем ему хуже - тем лучше
«Задом- наперёд» оттормаживал. Включились носовые дюзы.
Впрочем, не всё прошло совсем уж гладко. То есть всё пошло не совсем так, как рассчитывалось. В общем и целом торможение не было идеальным. Ну, по правде говоря, всё пошло хуже, чем можно было предположить, глядя на корабль со стороны. На самом деле всё пошло так, что и экипаж и 30 тысяч пассажиров опасно близко подошли к тому, чтобы посмотреть на корабль со стороны…….Ну ладно!!! Ладно!!! Маневр был выполнен безграмотно, надежды выжить не осталось, им всем – кирдык!!!
Но, как и всегда, в любой, мало-мальски уважающей себя фантастической книге, в последний момент приходит неожиданная помощь, откуда и не ждали. Экипаж и пассажиры прильнули ко всем иллюминаторам, имеющимся на корабле, мысленно пытаясь определить это направление.
Пауза затягивалась, напряжение нарастало. Заиграла подходящая моменту музыка, людей начал бить нервный озноб. Озноб и мародёры, как всегда не упустившие случая. Внезапно, по корабельной связи послышалась неопределённая возня, голос радиста: «А что, по моему – ничего музычка!», глухие звуки ударов, и музыка стихла.
Только два человека на борту не смотрели сейчас в иллюминаторы, выискивая в бездонной пустоте призрачную надежду. Незадолго перед торможением, капитан корабля спустился в нижний трюм выбросить мусор. В шлёпанцах на босу ногу, в расшитых яркими звёздами семейных трусах, капитан подошёл к огромной куче и крякнув, зашвырнул полиэтиленовый пакет с мусором подальше.
Попал он им, естественно, прямо в прячущегося там Альфреда Кодзюбинского. Тот сдавленно ойкнул и громко выразился насчёт того, что культурным людям вроде него, нигде покоя нет. Тут-то и произошли четыре вещи сразу: Альфред понял, что выдал себя, капитан понял, что на его корабле притаился «заяц», корабль произвёл торможение, и все поняли, что им капздец.
Капитан, совсем было уж собравшийся обозвать культурного Альфреда куда менее культурными словами, замер и к чему-то прислушался, захлопнув зубастую пасть. На его волосатом плече татуировка голой по пояс кометы напряглась, тревожно глядя на хозяина. Альфред тоже уловил суть происходящего.
-Мы…мы выберемся? – с надеждой спросил он у капитана.
-Трудно, но безнадёжно. – задумчиво ответил капитан.
-То есть, - после паузы, потребовавшейся для титанической работы мысли, продолжал Альфред, - нелегко, но не выполнимо?
-Что-то в этом роде. - подумав, сказал капитан и вдруг, ни к кому конкретно не обращаясь, вскричал, - Да я 25 лет на флоте! 25 лет космические чайки срали мне на грудь! Да у меня вся жопа в ракушках!
Кодзюбинский молчал. В его глазах читалось явное недоверие. Капитан подумал и добавил:
-Ну, скажем – в метеоритных осколках.
«Здесь, здесь! Смотрите!» - раздался истошный крик с верхних палуб. Послышался топот 60 тысяч ног и корабль ощутимо накренился. Это все перебежали к иллюминаторам другого борта.
Воцарилась напряжённая тишина, Капитан и Кодзюбинский бросились друг к другу и обнялись, с надеждой глядя вверх, словно их взгляд мог проникнуть через 64 палубы корабля, Минуту ничего не происходило. А затем взрыв ликующих криков и воплей возвестил им, что спасение, какое бы оно не было, пришло!
Какое бы оно не было спасение, пришло в виде патрульного крейсера планеты Дурьмал, с гордым названием «Предвзятый Шизик», выстрелившего по носовым дюзам «Задом-наперёд» и развернувшим корабль задом-наперёд. Лайнер, теперь уже полностью оправдывая своё название, тормозил сейчас кормовыми дюзами. В машинном отделении незабвенный, любвеобильный батюшка Нестор, нанятый по случаю кочегаром, без устали работал лопатой, подбрасывая в топку уголь. Был он слегка пьян, разудал, по пояс гол и весел. На шее его, на массивной цепи, в такт движениям качался символ его принадлежности к определённой религиозной конфессии.
После удара боевых батарей дурьмальского крейсера, батюшку развернуло на 180 градусов, но он бывавший и не в таких переделках, ни на мгновение не прекратил работу, хотя получалось, что он теперь бросает уголь не в топку, а наоборот, что ни мало его не смущало.
За бортом хаотически мерцали и метались небесные тела, а также небесные головы, небесные конечности, и небесное кое-что-другое. Последние очень ярко характеризовало то, что обычно по жизни доставалось Альфреду. Но он пока этого не видел, хотя чувствовал себя соответствующе. Корабль трясло и бросало во все стороны - помимо восьми направлений ещё и куда-то в четвёртое, а может, и в пятое измерение.
С каждым скачком лицо Кодзюбинского начинало приобретать знакомый каждому американцу такой родной цвет - то ли зелёный, то ли синий - с красными и белыми полосами. При этом из глаз Альфреда ещё летели белые звёзды; красные звёзды Кодзюбинский, как ярый нелюбитель русских позволить себе не мог. Впрочем, он был не в том состоянии, чтобы следить за палитрой сыплющихся из глаз и летающих вокруг головы предметов. Главное - что его волновало в даннный момент - это не наткнуться на осколки метеоритов. Нет, не тех, что летали за бортом, тщетно пытаясь пробить прочный оптоволоконный или пемзосиликонный - короче какой-то абсолютно непроницаемый для внешних угроз из космоса, а также внутренних угроз из корабля, - корпус "Задом наперёд". Речь шла о местной локальной трабле - в лице.... точнее - в заднице капитана, которая действительно оказалась в том, о чём он с такой задумчивостью поведал совсем недавно.
Постепенно тряска уменьшилась до приемлемой. По всему кораблю по каютам, коридорам, шлюзам, камбузам, барам, казино, камерам удовольствий и временного заключения, перекатывались сброшенные со своих мест во время удара, предметы. Полы усеивали выбитые зубы и оторванные протезы. Но пассажиры были довольны спасением, а остальные мелочи как и всегда в таких случаях, отходили на второй план. Недовольные всё же были. В основном это были члены секты добровольных самоубийц, в количестве 28 000 тысяч человек и 1900 террористов-смертников, летевших на Дурьмал с безусловно паломническими целями. Офицер "Предвзятого Шизика" взошел на борт"Задом-наперед"с двумя помощниками, для таможенного досмотра, допроса подозреваемых, буде они найдутся, и расстрела виновных, кои находятся всегда.Он оглядел выстроенных в самом большом - нижнем ангаре пассажиров и вздохнул. Трезвый ум офицера мгновенно подсчитал, что на досмотр 30 000 человек он потратит 4 месяца 8 дней и 64 минуты. с двумя помощниками.
Плюс 16 секунд... Он поступил разумно - потратил их на произнесение сложной юридической формулы: Дануихвсехнахрасстрелятьивсянедолга!
Несмотря на сложную этимологию слова, все без исключения поняли офицера, как родного отца и поминая родную мать разбежались кто куда. Кто куда бежал - понять было сложно - скорость была развита практически световая и воздухе зазверкали плохо пахнущие молнии. Озоном, как ни странно, не запахло. Запахло чем-то спёртым- возможно, - украденной и провозимой нелегально в потайных местах каждого гомос... апиенса, контрнабандой. При такой скорости выпасть было проще простого - но контрабанда упёрлась руками и ногами - вылезать категорически отказывалась - дескать, за проезд уплочено - а до места ещё не добрались.
Офицер поглядел на это с плохо скрытым отвращением. Он достал надушенный, напомаженный платок, и прикрыв им нос повернулся к выходу. Два его солдата заученным до автоматизма движением сделали то же самое.
В опустевший ангар с опаской заглянули двое. Одному из них, судя по мокрым между ногами, штанам, действительно было страшно. А другой недавно пробыл в туалете длительное время - и теперь ему было нечем подчеркнуть свой страх.
Человек в мокрых штанах, для храбрости попытался было напевать себе под нос одну весёлую песенку, но умолк на полутакте, когда эхо вернуло её ему в обличье надгробного плача.
Капитан поискал глазами людей. В ангаре никого не было. Он вновь поискал их глазами. Всё равно никого. Он зажмурился. Разжмурился. Поискал глазами. Люди упорствовали в своём отсутствии.
Но глаза были скептиками - они не верили даже самим себе. И продолжали хлопать себя веками по щекам. При этом капитан несколько раз ощутимо ударил себя по ушам ресницами. Уши приняли это за наезд на их холдинг и начали яростно обороняться и отбиваться, двигаясь с такой амплитудой, что капитана бросало из стороны в сторону. Такого капитан за своими ушами не замечал. Он и вообще никогда не видел дальше своего носа.
Немного успокоив уши мягкими, успокаивающими поглаживаниями, капитан окликнул Альфреда. Это было ошибкой – эхо, как сорвавшаяся с привязи бешеная собака, принялось метаться по пустому ангару многократно повторяясь и сшибаясь с самим собой. Покрытые синяками волны эха выглядели ужасающе - а с учётом звуков, издаваемых ими - картина была просто душераздирающей. Альфред подумал, что должно быть по всему кораблю разодрало все душевые.
- Пойдем-ка в рубку, «заяц»,- прошептал, чтобы снова не разбудить сумасшедшее эхо, капитан.
-Меня зовут Альфред. – сказал Альфред, не понявший почему капитан шепчет.
-Альфред,альфред,альфред…- тут же ударило со всех сторон злобное эхо, как будто пряталось, выжидая в засаде.
Капитан прижал ко рту Альфреда ладонь, и прошептал тому на ухо:
-Пошли отсюда, заяц Альфред.
Альфред высвободил лицо.
-Я – не заяц! – негодующе воскликнул он и им обоим пришлось зажать уши и опрометью броситься вон из ангара, потому что эхо жестоко ударило им по барабанным перепонкам, а капитану так и просто – заехало по морде.
- Твою мать! - выругался на Альфреда, но про себя капитан. - Это задиристое эхо уже начинало его доставать, но противопоставить ему было нечего. Бить кулаком в воздух капитан считал ниже своего достоинства - да и так непонятно было, где у противника низ и достоинство, - а нечестные приёмы капитан не любил. Словесные наезды также были бесполезны - всё возвращалось стрицей, а может и больше - как-то сейчас было не до точных подсчётов.
В коридор они помчались к лифтам, а злобное эхо гналось за ними по пятам, покусывая то за филейные части, то за промежность и отстало только когда они заскочили в лифт. Отстало оно только потому, что эха было много - а на лифте была табличка "Не больше пяти человек"; к тому же эхо из гордости, а то и из вредности никак не желало причислять себя к человекам. Хотя и существовало, в основном, благодаря людям. Люди неоднократно пытались напомнить об этом не в меру заносчивому эху, но всё кончалось одинаково - усиленным акустическим ударом по выступающим (что немаловажно - без фонограммы) - частям тела.
На лифте они быстро поднялись на верхний уровень. Мимо туалетов, ординаторских, гримёрных и прачечных они пробежали к капитанской рубке.
Рубка шла на мечах, топорах, секирах и прочих опасных для здоровья инструментах.
Некоторое время они наблюдали за рубкой из-за угла. -Почему эта рубка называется "капитанской", - через некоторое время задал Альфред логичный вопрос, - ведь вы в ней не участвуете?
-Я руковожу ей - гордо заметил капитан. -А ну поддай, хлопцы, не в детском саду, блин!
Капитан оглянулся и посмотрел на Кодзюбинского долгим взглядом, как будто или взвешивая IQ Альфреда, или обдумывая, что бы ещё сказать.
-Не знаю. - ответил он наконец, и в этот момент общая масса рубящихся вывалилась из-за угла, все заметили капитана и остановились.
-О! - воскликнул один рубака, - а вот и наш главный педрила! -Ах ты!... - крикнул капитан, и выхватив из семейных трусов клинок неимоверной длины...нет, он вновь спрятал в трусы то, что достал, порылся там немного и достал настоящий клинок.
Тот был слегка запачкан кровью и капитану немного поплохело, когда он понял, откуда именно взялась кровь.
«Боже мой, - подумал он, - неужели у меня начались месячные?!! Или я настолько повзрослел? Или у меня настолько плоха жизнь? В любом случае – как это всё не вовремя!»
Он попытался смахнуть кровь рукавом, порезался, плюнул - провёл по ещё более запачканному лезвию ладонью, - снова неудача. Капитан взревел - откинул через чур острый клинок в сторону и ринулся в рукопашную, подбадривая себя дикими криками и улюлюкая, постепенно окружая противников.
Альфред помотал головой и попытался отступить от общей свалки. Сделав шаг в сторону, он не ощутил позади преграды и шагнув ещё раз оказался в центральном отсеке управления. Дверь за ним автоматически закрылась, отсекая шум, гвалт и чью-то волосатую руку. Рука подёргалась, попыталась подняться, но силы её иссякали - и всё, на что её хватило - это показать нашему герою злорадный фак, а затем скрутить ему не менее злорадный кукиш.
Кодзюбинский боязливо покосился на руку, но она больше ничего не показала, безнадежно махнула собой и бессильно уронила кисть. Рядом на полу этой кистью было написано: ВЫ - ТУТ, и в несколько торопливых мазков был набросан подробнейший план корабля, с точкой в районе центра управления.
Альфред оценил помощь - и от всей души пожал руку лежавшей руке.
Затем он обернулся к пультам управления. На огромном экране по центру, было видно, как дурьмальский крейсер «Предвзятый шизик» отстыковался от «Задом-наперёд» и укоризненно и печально покачивая паровыми трубами направился к своей планете.
Дурьмальцы и дурьмалки были по своей натуре добрыми, безобидными воинствующими фанатиками Трезвого ума и Твёрдой памяти. Этот культ зародился на планете в глубокой древности и завёл бы их в глубокую задницу, если бы время от времени, среди массы трезвоумных и твёрдопамятных аборигенов не рождался очередной конгениальный ребёнок, который повзрослев, со свежими идеями и неистощимой энергией принимался проповедывать иной, отличный от имеющегося, миропорядок. Происходила очередная революция во взглядах, передвижника,во славу новых идей сжигали на костре и всё помалу возвращалось на круги своя.
Выйдя из космопорта под громким названием «Дурьмальская Звезда», состоявшего из заправки для для межгалактических лайнеров, с огромной кучей угля и туалета с одной кабинкой, Альфред Кодзюбинский глубоко вздохнул и огляделся. Лучше бы он не делал ни того, ни другого!
Атмосфера планеты была буквально насыщена трезвостью и твёрдостью и прохожие, хоть и поклонялись этому, но ходили в противогазах. Смотреть же на них было страшно по причине надетых поверх противогазов масок, одна страшнее другой.
«Я бесстрашен и смертельно опасен, - начал внушать себе, чуть не обделавшись с перепугу, Альфред,- моя трусость ошеломляет всех до смерти!»
Переходя дорогу Альфред заметил интересную вещь – когда зажегся красный свет светофора – все пешеходы остановились на тротуаре. Кодзюбинский в недоумении оглядывался на застывших по краям дороги аборигенов, которые, в свою очередь, с интересом наблюдали за ним. Один мальчик дернулся было пойти за ним, но какая-то женщина, видимо его мать, схватила его за руку и громко сказала, что не следует следовать за идиотами. Альфред заинтересованно огляделся, пытаясь отыскать в толпе вышеназванных, но в этот момент что-то со страшной силой шмякнуло его в мягкое место и он, пролетев неопределённое количество пространства, осознал что теряет в нем ориентацию, и вообще, само осознание.
При грубом воздействии на мягое место - любой потеряет ориентацию, но Альфред держался твёрдо! Мало ему было прочих неприятностей, - хотя для кого-то сменённая ориентация и была объектом приятности, Кодзюбинский искренне не любил ТАКИХ, и искренне любил себя за подобную нелюбовь.
Что касается осознания - Альфред знал, что мёда осы не дают и лучше их не злить - жизнь у ос - не сахар, и уж подавно, не мёд .В его арсенале были ещё тараканознание, анекдотознание, и некое мегазнание, которое прятало от него его подсознание.
Эти два постулата никакими пинками или шмяками не могли быть выбиты из него. Из нашего героя можно было выбить практически любое признание, душу, деньги, долги,... кое-что ещё на букву "д"... Но знания, особенно ненужные, о предмете, никого не интересовавшего, - держались в голове Кодзюбинского долго - он был уверен, что до конца жизни, - но проверить пока не мог, хотя и догадывался, что проверка будет единичной, уникальной и неповторимой.
Но т а к далеко он заглядывать не любил - сейчас он постарался взглянуть на более близкий объект. На того, кто его пнул. Стоп, на «субъект» - подумал он.По своей привычке, Альфред часто умничал, вставляя в речь научные термины, но не всегда помнил их точное значение и часто попадал впросак, тем более, если собеседник был в теме. Но получив удар в просак от уличённого в невежестве Кодзюбинского, оппонент быстро замолкал и занимался лично своими проблемами, которые появлялись незамедлительно...
Проблемы Альфред умел создавать не только другим, но и себе, - создавая проблемы другим. Но его это не смущало - терять ему было особенно нечего, - вот и сейчас он развернулся с диким воплем и помчался на своего обидчика, даже не рассмотрев его как следует! А зря! Добежав до источника своей недавней неприятности, обиженный внезапно понял, что стукнулся лбом о пряжку противника, и на мгновение вообще утратил способность что бы то ни было думать и предпринимать. Ибо проблема была достаточно весомой, и хилый Альфред навредил больше себе, основательно сотряснув свои, и так сотрясённые пыльным мешком из-за угла, мОзги.
Пряжка была приварена на бампер многотонного грузовика, следовавшего себе по дороге, которую переходил на красный свет нетрезвоумный Альфред, который и шмякнул его под зад. Из остановившегося грузовика, величаво ворочая неподъёмными задними булками и вылезла первая проблема Альфреда на этой гостеприимной планете, в виде стокилограммового шофёра, готового доказать Альфреду, как он нетрезво мыслит. Альфред понял, что ещё одна проблема может вылезти ему боком, если эта, первая, не станет для него последней. Он собрал остатки мужества, и дико закричав криком обнаружившей своё разорённое гнездо, обезумевшей кукушки, и не переставая кричать ни на секунду, бросился бежать через дорогу в обратном направлении. Стоит ли говорить, что в этот момент зажегся красный свет для пешеходов?
Кодзюбинский успел преодолеть только четверть пути, когда заметил нездоровый ажиотаж, стихийно возникший по обеим сторонам дороги. Приглядевшись, Альфред понял, что народ делает ставки. Ему до жути захотелось узнать на кого, но в этот момент его сбил грузовик шедший по другой полосе в обратную сторону, и, уже в полёте, по взрыву радостных криков толпы, он догадался, что все ставили против него.
Приземлился он, как всегда по иронии судьбы, удачно. Прямо в открытую дверь машины «скорой помощи безнадёжно больным».Не удивляйтесь, что на такой трезвомыслящей планете, как Дурьмал, существовала служба, на первый взгляд, совершенно бесполезная. Всё дело было в туристах. Просто всех прибывающих на Дурьмал, аборигены считали безнадёжно больными. И попавших в поле зрения этой службы, со всеми, предусмотренными понятиями человечности и милосердия, предосторожностями, хватали и волокли в космопорт, где бросали в первый попавшийся космический корабль и вышвыривали с планеты к хренам собачьим!
Причём никто особо не заботился в какой именно корабль попадал спасённый, в результате чего ни один турист живым с планеты не уходил. Ведь кроме негерметичных автоматических мусоровозов, на планету ни один дурак прилетать и не думал. Рейс "Задом-наперёд" был первым и, как предпологали наивные Дурьмальцы и дурьмалки, - последним из той далёкой галактики, где ещё не знали о царящих на их трезвомыслящей планете нравах. Они ещё не знали, что жители галактики, из которой прибыл "Задом-наперёд" обладают поразительной тягой к неприятностям, как таковым, так и к их созданию.
Взять хотя бы аварийное прибытие звездолёта. После вполне нешуточного обстрела, любые трезвомыслящие существа развернулись бы, дали дёру и больше никогда в жизни ... Но - нет! Взошедшего на корабль для формальных извинений за сотни погибших при обстреле, офицера, встретило необузданное ликование и благодарности за какое-то спасение, остановить которое удалось лишь прямой угрозой расстрелять всех и каждого на корабле. Тем не менее, 30 000 непонятных туристов прибыли на планету неизвестным способом.
Предчувствуя наступление кризиса, трезвомыслие подталкивало население запасаться всем самым необходимым - сухарями, тушёнкой и патронами, а служба «скорой помощи безнадёжно больным» ездила так и просто с открытыми дверями. Хватали всех нетрезвомыслящих, полагая, что это - туристы. Немало попалось и аборигенов, либо просто нетрезвых, либо просто немыслящих.
Некоторые пытались возражать против подобного тёплого приёма - но в силу опьянения либо в силу отсутствия мозгов - получалось у них примитивно и однообразно - что то типа ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ. Может, там было больше букв, может меньше - одна или две Ы роли не Ыграли. Роли играли санитары - причём роль ЗЛОГО санитара брал себе каждый - добрым быть никто не хотел, ибо помнил: добрых - ибут! А реальным пасанам - мужикам под двести кило слава подобной окрашенности нужна не была.
Когда Кодзюбинского привезли в космопорт, выгрузили как мешок с дерьмом, бросили в ангар мусоросборника и закрыли шлюзовую камеру, он был всё ещё без сознания. Впрочем, как и всегда.
КАК был у него не всегда - только по собственному желанию.... А пока его не было; оно было солидарно с сознанием. Жаль, что когда Альфред открыл глаза и огляделся, сознание всё ещё спало, или его ещё не было, но факт остаётся фактом - он испугался, потом испугался ещё сильнее и приготовился к неминучей смерти. Но смерть не спешила к нему - даже умереть он не мог, как ни старалась его Судьба, таким он был неудачником.
А в это время Смерть находилась неподалёку. Просто когда она хотела пройти к Альфреду, внутренние двери шлюза неожиданно закрылись и сколько она не материлась, сколько не стучала косой в дверь, ничего не помогло. Кончилось всё печально - она сломала доставшуюся ей по наследству косу, и теперь сидела на мешке с мусором, пытаясь представить себе, каких трендюлей за это получит!
-От кого бы я могла получить трендюлей? – задумалась,немнго погодя, Смерть. - Разве я не круче всех? Стоп... С начала.... И она начала вспоминать...
В этот момент Альфред нашел рычаг ручного открывания шлюзовых дверей и вышел из ангара, споткнувшись о какую-то костлявую старушку, сидящую перед входом в глубокой задумчивости.
Твою мать! - заорал он. Но приглядевшись к скелету в чёрных лохмотьях, простонал - МОЮ МАТЬ!
Смутные отрывки детства мгновенно пронеслись перед ним.
- Мама? - несмело спросил он.
-Нэ угадал! Дарагой! - захохотала смерть, оторвавшись от невесёлых раздумий и переходя к более весёлому - опознанию заказа и его терминации.
Альфред обречённо вздохнул:
- Значит, вы не моя мама?
Безумный хохот внезапно прервался. Кодзюбинский поднял глаза и увидел, что Смерть внимательно его разглядывает. Она тщательно протёрла место, где по идее, должны были быть глаза, чертыхнулась, попыталась сплюнуть - но опять ничего не вышло;
.-Слушай, а очень может быть! – проговорила она и потянулась к Альфреду костлявыми, целлюлитными руками.- Очень может быть! – повторила она, пытаясь взять его за плечи и рассмотреть получше. Но, по природной близорукости промахнулась, а по природной дальноногости, сделав единственный шаг навстречу Альфреду, но промахнувшись, шагнула за много тысяч световых лет!
Кодзюбинского этот вариант вполне устроил - он даже не расстроился от столь скорого расставания.
Он просто упал на колени и разрыдался. Ещё одна женщина в его жизни прошла мимо него!
- Даже Ей я не нужен! – осознав, наконец, кто это был, прорыдал он, - ЗА ЧТООООООООООООО?!?!?!?!
Тут он увидел толпу трезвомысленников, бегущую к кораблю, со всякими неподходящими для праздной прогулки, вещами в руках, как то: дубины, вилы, и прочая, подходящая под название: «оружие убийства», дребедень. Не поняв толком, в чём дело, он по выработанной годами привычке, развернулся и бросился наутёк. Прямо в мусорный корабль!
Там воняло - но было тепло, светло и уютно - там была практически Родина.
На Родину не тянуло, и не хотелось, Но, похоже, другого выхода не было. Зато был вход - им АК и воспользовался. Вскочив во вход он опрометью пробежал по длиннющим коридорам автоматического мусоросборщика, и выбив стеклянную дверь, вломился во вспомогательную рубку управления.
Там ему очень обрадовались и ласково хлопнули лопатой по лицу.
-Господи! - подумал Альфред, - хорошо, что я захватил не своё лицо, когда утром умывался, потеря своего лица несколько огорчила его, но не очень. Он вообще уже устал огорчаться - стал понемногу привыкать к мысли что жизнь – дерьмо, и лично для него никакого другого вкуса она иметь не будет.
Поэтому он опустился на пульт управления и глубоко задумался, нажав при этом кучу кнопок, рычажков, и выключателей. Когда он вышел из задумчивости, корабль был далеко в космосе. Альфред вздрогнул и дёрнул первый попавшийся рубильник. Как оказалось, этот выдающийся рубильник, был его носом.
Как ни странно, он совсем не пострадал от такого удара лопатой - жизнь, похоже налаживалась.
Зато пострадала лопата. В зеркало он увидел - вот она - торчала в его спине, погнутая, потерявшая былой блеск. «Или это – уже галлюцинации?» - подумал Альфред.
«Хотите выглядеть идеально каждый день? - не к месту вспомнил он, - пейте каждое утро Рексону!
И никто не узнает, как вы выглядите!»
Выглядеть он мог ещё долго - но после десятка подобных ударов его бы точно никто не узнал... Надо было что-то срочно предпринийоптваюмать!
Но было нечего. Он находился один на несущемся неизвестно куда корабле, да вдобавок - хотел какать, а где туалет здесь - не знал. Самое весёлое ему ещё предстояло узнать - на беспилотных кораблях не делают туалетов, чтобы всякая мразь из космоса не лезла в корабль. Он находился один.
-А от кого я лопатой получил? – задумался Альфред, потому как оглядевшись, никого не заметил.
Именно над такими неразрешимыми проблемами Альфред и ломал частенько голову, то одному нашему персонажу, то - другому. Вернее - ломал он голову чаще всего не нашему персонажу - жалеть их было незачем! Головы он этим ломал нашим читателям.( Если вы дочитали до этого места – поздравляем – Вы – наш читатель!)
Персонажи были в общем-то чужие, они переходили из книги в книгу, везде тырили, что плохо лежит, стоит, висит, плавает и каркает, и заходя в нашу, рассчитывали на продолжение. Но...
...Мы их жестоко обламывали - путём применения самого массового оружия всех времён и народов - АК! Или иначе – Альфред Кодзюбинский.
Обломанные, истекающие бессильной желчью поражения, они лежали тут и там и здесь и вона ещё где. Куда не бросишь взгляд. Да и не привыкли мы бросать свой взгляд где ни попадя, не на помойке, чай нашли, и воспитание - не то! Чай мы нашли на свалке.
И именно за чашкой этого отличного напитка, мы и находим нашего героя в начале следующей главы. Хотя – кто его искал?
Кодзюбинский давно мечтал об отдыхе. Не то, чтобы он устал от непосильной работы. Её у него отродясь не было. Он устал получать со всех сторон пинки и пендели. Сейчас, на автоматическом корабле, несущемся в межзвёздном пространстве неизвестно куда, он, наконец почувствовал, что ему хорошо. Неудачи не могут преследовать его здесь. Они просто физически не могут догнать корабль, мчащийся с такой скоростью!
Он облегченно вздохнул и отпил чаю. При этом он обжёгся, выплюнул горячую жидкость на пульт управления, который немедленно заискрил, выронил чашку с кипятком себе на колени и дёрнувшись, со всей силы ударился о хрустальную люстру над головой.
Она нежно зазвенела, навевая спокойный сон, в который Альфред и погрузился, не забыв отметить, что вообще-то он сейчас страдает от дикой боли в затылке и ему, как минимум, хреново - ну, да ладно - до лучших времён, до момента выхода из хрустального анабиоза.
Очнулся он по привычке. Любой, другой на его месте давно бы бросил это неблагодарное дело и распивал бы уже чаи со всеми своими ушедшими в небытие, родственниками.
Но Альфред, не до конца понимавший, что злая Судьба относится к нему с неистребимой иронией, упрямо продолжал цепляться за жизнь. Относиться с собой, Ирония Судьбе никаких прав не давала, и где-то на просторах Вселенной, как раз в данный момент, шёл нелицеприятный спор между ними. В разгар спора, появилась Смерть, завершившая свой шаг к Кодзюбинскому из космопорта Дурьмала.
-Что ж он маленьким не умер? – с пеной у рта, весело спрашивала у Судьбы Ирония.
-Что ж от смеху не подох? – парировала Судьба. – Глядя на него, многие уже обнялись с Кондратием!
Появилась Смерть.
-Что ж он мертвым не родился?!!! – в унисон крикнули ей разгорячённые спором Судьба с Иронией.
Смерть не стала вникать в смысл спора, так как была мудра не по годам, и знала, что из двух спорящих – один дурак, второй – подлец.
-Такова ирония судьбы! – ответила Смерть и шагнула обратно, исчезнув.
Судьба и Ирония с ненавистью посмотрели друг на друга.
А Смерть, шагнув обратно, обнаружила, что никого не обнаружила. Точнее она обнаружила толпу каких-то очень трезвоумных граждан, обуреваемых некими чувствами, бросившихся на неё со всяким дрекольем в руках. Получив несколько весьма ощутимых и болезненных ударов дубинами по различным частям скелета, она слепо отмахнулась сломанной косой, принеся Себя чуть не половине нападавших дурьмальцев, и исчезла, отправившись на поиски Альфреда, и зарёкшись появляться на этой дурацкой планете.
Так жители планеты Дурьмал навечно избавились от Смерти, обретя совсем незаслуженное бессмертие. Чем это чревато им мог бы рассказать Дункан Маклауд, попади он ненароком на их планету, но в ближайшем обозримом пространстве ни одного мало-мальского Маклауда
не случилось и аборигенам предстояло выяснять это самим.
А пока они постановили, что каждый живущий на планете, отныне получает имя Дурьмаклауд, - дабы не баянить и не заимствовать из классического эпоса, плюс иметь особую, ничем не ущемляемую, - в частности, горской юбкой, национальную гордость.
Что касается Кодзюбинского, он и знать не знал... Нет, он и так знать не знал... Тьфу! Он и так, по жизни знать ничего не знал, а про то, что решили гордые дурьмальцы и дурьвззрослые с дурьстарцами и помыслить не мог - нечем было, да и уважительная причина как-никак имелась.
. Альфред почесал здоровенную шишку на затылке, подбородок, плечо, спину и, бог знает до чего мог бы ещё дочесаться, но обратил внимание на одну немаловажную деталь, - корабль автоматически заходил на посадку. Кодзюбинский, путаясь в мокрых, липких от сладкого чая, штанах, бросился к иллюминатору. Мог бы и вспомнить о своём тотальном невезении. Иллюминаторы оказались тонированными - причём с той стороны! То есть - если бы кто-то заглянул с места посадки в корабль, он увидел бы выпученные от натуги глаза Кодзюбинского, которыми тот тщетно пытался что-либо разглядеть.
Кто-то и заглянул. И увидел. Этот кто-то постучал по стеклоплексикартону иллюминатора и несколько минут наблюдал гримасы Кодзюбинского, с которыми тот всё-таки пытался что-то разглядеть. Прошло довольно много времени, прежде чем Альфред догадался повернуть ручку и открыть окно.
Он повернул правой рукой левую ручку и правой ручкой левую руку - но запутался, и чуть не лишился верхних конечностей, чудом сохранив их от вывихов, переломов и целлюлита.
Окно открылось. За окном наблюдалась идиллическая картина очень вечернего вечера. То есть самая обычная ночь. Из темноты Альфреда кто-то густым басом спросил: - Астронавт?
Альфред подумал. По сути так оно и было. Но вот Альфреда никто не спросил, хочет ли он им быть! И ещё он подумал, что у спрашивающей его девушки очень мужской голос .Это была для Альфреда загадка. Для всех остальных загадка - почему он так решил, слыша густой бас!
- Интуиция! - обрадованно воскликнул, подумав, что он всё понял, Кодзюбинский. - Она у меня есть!
- Есть, есть, я тебя всегда есть, особенно по ночам - проворчало Нечто.
- Совесть? - пролепетал Альфред.
.- НЕТ! - гулко, грохочуще, глумливо грянуло за иллюминатором. - Я...
- А кто? - рисуя в воображении девушку( да что она ко мне прицепилась, эта девушка? - подумал Альфред),спросил он у темноты.
-Буй в пальто! - обрадовала его темнота и из неё вынырнула здоровенная, волосатая рука и крепко навернула Кодзюбинскому по едалищу.
-Первый раз вижу такие агрессивные буи, - почесал еб... то есть, едалище Альфред. - А уж в пальто - в жизни не видел! Хорошо хоть не по глазам заехал...- И всмотрелся в источник хохота и боли.
Источник находился где-то позади волосатой руки, что и не удивило бы никого во Вселенной, кроме Альфреда. Альфред удивился. Волосатая рука вынырнув из тьмы снова дрязнула его промеж прически и воротника.
-Однако, зануда - подумал Кодзюбинский. - Это же уже было! И что оно этим хочет сказать? Что предпочитает сурдоперевод? Или просто заигрывает? Бьёт - значит любит? О, боже, меня любят, - залился кровью Альфред. Нечто за окном залилось хохотом.
-Странная вы девушка какая-то! - с обидой, но и с надеждой в голосе, воскликнул Альфред, и что было мочи саданул в темноту кулаком.
- Ой! Больно! - неожиданно тонким голосом воскликнул кто-то. - Милиция, помогите, зрения лишают!
Альфред и сам испугался того, что сделал. По натуре он был очень мирным, безобидным человеком, не любил насилия и насиловал только в крайних случаях. Хотя о девушках, как мы видим, думал часто. И часто при этом брал себя в руки, но только наедине - сейчас он стеснялся неожиданного собеседника и потенциального спаррингиста, хотя, как знать - может и долгой счастливой любви!
-Ой, вам не больно? – задал он очередной умный вопрос.
-Да чтоб тебя! – ответил тонкий голос, - Мы с мужем подошли узнать, не нужна ли помощь, а ты тут кулаками размахиваешь!
И из темноты вылетел ещё один кулачёк, теперь действительно женский, долбанул Альфреда в лоб, дёрнул за окровавленный нос, развернулся в руку с устрашающей длины ногтями, каковые и пробороздили бы его лицо сверху донизу, не подайся он резко назад. При этом он вторично со всего маху долбанулся об люстру и отрубился.
Очнулся он от легкого похлопывания по лицу. Возможно, если бы его легко похлопывали женской ладошкой, он бы и не очнулся.Но кто-то похлопывал его всё той же лопатой!
Ой, хоть кто-то родной! - умилился Альфред. - Чмоки тя.
- Но что за чмо тя хлопает? - пришла в его голову мысль. Он реально посмотрел на эту мысль в голове. Мысль, хоть и не отличалась изяществом, всё же была не его.
- Сгинь, чужой! - рявкнул Кодзюбинский. - Вернее, чужая!
Та послушалась и полезла через рот, заставив Альфреда проорать:
- Твою мать! Хотите мне аплодировать, так не лопатой же!
Вернее ему показалось, что он это крикнул. На самом деле то хриплое карканье, что вырвалось из его рта, скорее напоминало скрип колодезного журавля в покинутой деревне, где забытые духи предков от скуки раскачивают его, наигрывая замогильные мелодии холодного мира вечных снов.
Да, да, иногда Альфред умел и высоким штилем - но сейчас его самым бесцеремонным образом прервали на лирической ноте; вступили ударные - лопата вновь нанесла ему оскорбление действием!
Она нагло подъехала ему под бок, шкрябанула по рёбрам и одним мощным движением попыталась перевернуть его на спину. В общем и целом задумка у лопаты была не лишена оригинальности. Вот только сила приложенная для её воплощения оказалась несколько чрезмерной – перевернуться Альфред – перевернулся, но многократно, в воздухе и с ускорением в 1-ю космическую. Он сделал в воздухе тройной тулуп ( подобрал материал, разметил, раскроил по лекалам и пошил), двойной аксель, четверное сальто-мортале, пять раз совершил подъем-переворот, успел доказать теорему Пифагора и превратил её в аксиому, совершил 20-ть подвигов, пересчитал все планеты во Вселенной…Никто не знает что бы он совершил ещё, но тут Кодзюбинский вывалися обратно в реальное время…
Здесь было несладко, - было много боли, душевных и физических мук, но делать было нечего. И Альфред не стал ничего делать - просто ждал, сложа руки. На всякий случай - крест накрест и на груди.Но было и ещё кое-что. Лопата!
Кодзюбинский открыл глаза и посмотрел на неё. Взгляд его пополз выше, прополз по здоровенному кочерыжищу, являвшемся её черенком, переполз на костлявые руки…
Над ним, с лопатой в руках стояла Смерть.
-Слышь,хватит дрыхнуть, - хриплым голосом сказала она, - Пора собираться. – нелюбезно сообщила она далее, - Ты и так здесь подзадержался.
Обычно "лопата" - слово или момент, где надо смеяться, но Альфреду было реально не смешно.
-А чего это ты- с лопатой? – несмело поинтересовался Альфред, - Была ж с косой.
-А коса моя поламата , буду теперь я с лопатой! – срифмовала Смерть и ненадолго задумалась
- Глазастый! – съязвила она затем, - Заметил, надо же! Мне б твои глаза. Давай-ка их сюда, - тебе они уже точно не пригодятся.
Альфред отпрянул и Смерть невесело рассмеялась.
– Вот так… все боятся…А я нежная. Я может любви хочу. Ласки там всякой. Знаешь когда у меня последний раз был секс?
Альфред отрицательно затряс головой.
-А никогда! Понял? Я девственница! А представляешь, как это - быть девственницей в мои-то годы?
-Девственницей?... – Альфред глубоко задумался.
-О! Вселенная! – воскликнула Смерть, - ну о чём ты задумался? Ты что, когда-нибудь вообще был девственницей, что ты пытаешься себе это представить?!!!
Кодзюбинский утвердительно кивнул.
-Что-о? – опешила Смерть.
-Да, - гордо заявил он, - я был с девственницей!
Смерть смерила его долгим взглядом. Взгляд выдал примерно 160 сантиметров, если без головы, поскольку человек с головой не может быть таким идиотом! Именно это и выражал её взгляд, когда некто сзади перезвездярил её тяжёлой кувалдой по капюшону.
Смерть крякнула от неожиданности.
-Ну – что за день сегодня! – полуиронично-полугорестно сказала она, - все кому не лень пытаются укокошить Смерть! – она пощупала голову,- Бессмертная я, бес-смерт-на-я! Ясно?! Только капюшон помял! А вот твоё время пришло! Не сейчас, конечно твой срок истекает, но что-то разозлил ты меня - ускорим раздачу! - и она обернулась.
Сзади стояли две разъярённые фурии, с лицами цвета последней стадии ненависти.
-Не ждала? – поинтересовалась Судьба с иронией.
-Это - не твоя судьба? – поинтересовалась Ирония с самой собой, указывая на Судьбу.
-Вы чего это…_ опешила Смерть, - ну, это, …кувалдой…
-Ты со своим Кодзюбинским что-то делать собираешься? –Спросила Судьба, - Меня уже задрало, когда про него говорят: Ну, значит – не судьба ему! Это не его судьба! Такая у него Судьба! – пока она говорила, лицо её наливалось кровью и буквально разбухало от злости. Смерть тоже заметила это:
-Ты это, - с беспокойством глядя на Судьбу, сказала она, - смотри, а то – харя треснет!
Ирония, тоже посмотрела на Судьбу и протянула ей зеркальце.Та мельком глянула в него и глубоко вздохнув, медленно выдохнула, стараясь успокоится. Кровь отлила от её лица.
-Не, теперь – не треснет. – иронично прокомментировала Ирония, - Не судьба, видать!
Судьба развернулась и без слов огрела Иронию кувалдой.
Та вовремя отскочила и…
Ну, правильно – Судьба попала по железной стойке, которая упала на Кодзюбинского. В который раз Альфред умчался в нирвану. Ни рвану, ни резану, как сказали бы древние.
-Ты это… - сказала Смерть, - поаккуратнее с железом, - она поманила Иронию и когда та подошла, сказала с ней, - А то – раскачаешься – на бабу похожа не будешь!
-Ты лучше посмотри, как там этот мешок? - спросила Судьба, глядя на лежавшего в отключке, как и бОльшую часть своей жизни, Кодзюбинского.
- МеШОК - это по нашему - гыгыкнула Смерть. - Пластиковый...
- Пластика ему уже не поможет, - съехидничала Ирония. - Ну и рожа у него, Шарррапов!Только глянь на него... Вылитый сруль. Кстати, он что, человек-невредимка?
-А что ему сделается! – отмахнулась Смерть, - Сруль, засруль… Всё у него через…руль.
-Что-то подозрительно он неуничтожим! – внимательно приглядываясь к Альфреду, сказала Судьба.
-Сдаётся мне, - добавила Ирония, - что здесь что-то не чисто!
Смерть огляделась.
-Ну, в общем, грязь тут развели, неряхи, порядочную…
-Не уходи от темы! – взвизгнула Судьба.
-Я от темы не ухожу, ответила Смерть, сграбастала Кодзюбинского за шиворот-навыворот и ушла.- Я от вас ухожу! – донёсся её голос из пустоты.
Судьба и Ирония бешено набросились друг на друга.
Альфред очнулся. Он ощущал себя лежащим на чистых простынях, в чистой постели, что было чрезвычайно необычно, но очень приятно! Он сладко потянулся, улыбнулся, встал с постели и открыл глаза. Во первых - он вступил в чьё-то дерьмо, во вторых – он стоял над сливной канализационной трубой, в третьих – он спал на каком-то почтенном гражданине , который уже давно не спал. И не ел. Настроение Кодзюбинского немного ухудшилось.
Чтобы отвлечься от кислых мыслей, он решил хоть чем-то занять себя... И не придумал ничего лучшего, как затеять инвентаризацию: руки нашлись сразу и Альфред пустил их в дело. Так - голова, два, один, два, один, тааак, шея, тело - присутствует, ноги - две, откуда они растут - цело, гм, что ещё... А, ну да! Два и один - уффф, самое главное на месте! Расчёт окончен... Но где это я?
Это была планета, где люди пользовались канализацией!
Вот так открытие! - подумал Альфред.
Он перелез через голодного субъекта, увернулся от щёлкнувших челюстей и начал
спускаться ко входу в этот странный город.
Он постоянно поскальзывался... Но отчаянно старался удержать равновесие - хотя руки были заняты зажиманием рта и носа, и приходилось балансировать плечами и тазом, чтоб не шлёпнуться на продукт его непосредственным производителем.
Производитель никак не хотел быть отбитым и запачканным - его вообще не привлекала как синяя, так и коричневая гамма.
Тогда он просто бросил плечи и таз, которые подобрал неизвестно зачем. Войдя в город он огляделся. Город находился на возвышенности, в самой низине, на склоне холма.
Короче, Альфред запутался в собственных мыслях и восприятии действительности, и, наконец, споткнулся.
Он нелепо взмахнул руками, лепо ногами и как-то ещё головой. В этот момент наблюдавший за ним из-за соседнего угла гуманоид, вздрогнул и отпрянул за угол. Это был странный человек - он тоже пользовался канализацией!
Но Кодзюбинский уже не удивился - это открытие он уже сделал, теперь он решил сделать открытие глаз пошире и как следует рассмотреть таинственного гумноида...
Глаза раскрылись. Но отказывались себе верить .Альфред упорствовал. Ага! Человек был - явно инопланетянином. Он был одет в шлепанцы, кокарду и напульсник.
Больше на ОНО ничего не было - ибо прикрывать было и нечего - половые признаки у существа отсутствовали, да и три ноги и зелёный цвет тела явно не предполагали сексуальноо интереса, по крайней мере, со стороны землян - в данном случае - Альфреда.
Но вот верхняя часть существа прдставляла определённый кем-то интерес.Для кого-нибудь. Например зоофила.
Там было всё - и влажные чёрные глаза кота из Шрека, и милый розовый носик, слегка подпорченный топорщащимися усами, и чувственная, влекущая в себя пасть с хищным оскалом... Туда Альфреду точно не хотелось, он приметил пару мощных клыков и примерил их на своей хилой шее - ему сразу стало нехорошо.
Он развернулся и бросил взгляд назад. Сзади как раз кто-то пытался подкрасться незаметно. Брошеный Альфредом взгляд попал незнакомцу прямо в переносицу. Тот упал на колени и зажимая нос руками закричал:
-Боже! Ну какой же ты мудак, Альфред!
Это был капитан "Задом-наперёд". Как он здесь оказался - было загадкой. Ровно 2 минуты. Затем Капитан Сало рассказал.
Альфред понял, что рассказ его интересен для кого угодно. Правда Альфред ничего не понял и не запомнил. Единственно что он узнал, это то, что после отлёта "Задом-наперд" попал во временную петлю, завязавшуюся затем во временной узел. Причём морской! Так полупустой корабль с незначительным склонением в перигее попал на эту планету.
Могло быть и хуже - корабль мог попасть в чёрную дыру и сгинуть бесследно. Это Альфреда огорчило не особо. Поначалу. Но потом он вспомнил, что на корабле находилось нечто драгоценное, по крайней мере для него самого - и это - он сам, хотя его там и небыло. Правда, лучше ему не стало - вместо чёрной дыры он прозябал теперь в другой дыре, причём, в основном, коричневой.
В этот момент трёхногий инопланетянин прыгнул, капитан выстрелил из бластера и всё встало на свои места - инопланетянин убежал, капитан упал поскользнувшись на какашках, Альфред, получив выстрел в сердце. упал зажимая чудовищную рану на заднице.
Всё это мгновенно пронеслось перед внутренним взором Альфреда. Так бы всё и случилось, обязательно случилось, если бы всё произошло именно так. Но никто не прыгнул, ничего не встало на свои места и только Альфред упал, зажимая чудовищную...А-уу-а!...Зевоту.
Это и неудивительно - ему было скучно и неинтересно - вот уже полминуты с ним ничего не происходило...
Поэтому капитан, заметив это, тут же дал ему в глаз.
Альфреду сразу полегчало - жизнь вернулась в привычное русло!
Глаз - наоборот.
-Альфи - сказал Сало, - прости, но так захотел автор!
-Негодяи! - Вскричал Кодзюбинский - двое на одного!
-Ты ошибаешся! - раздался третий голос,
-Кто это заозирался Альфред.
-Это второй автор. - скорбно проговорил Сало.
-Сколько их всего?!!! -дико закричал Альфред и проснулся. Впечатление, что он лежит на чистой постели не обмануло его. Вскочив с БОМЖа в дерьмо, он перескочил через него и опрометью бросился в город, стараясь догнать и обогнать повествование.
Гы! Гы! - раздалось за кадром, за страницей, на заднем плане, в закулисье... - Куда собрался, дорогой? Некуда бежать, Ван Дамм ты наш доморощенный...
-Да сколько же вас?!! - кричал на бегу Альфред.
-Имя нам - легион! - был ему ответом многоголосый глумливый, злобный смех.
На глазах у Альфреда наворачивались слёзы, бабушки на льду, малыши на горках, нитки на катушки и милиционеры на хулиганах.
-Всех убью - один останусь!!! - дико взревел Альфред. - Если зайца долго бить - он льву морду начистит!!!
- Если зайца долго бить, будет заячья отбивная, - поправил его рассудительный голос за кадром. - Ну ладно, убедил, пошли, мужики.
- Пошёл ты, Альфред! - хором сказало несколько голосов, и Кодзюбинский с облегчением почувствовал, что остался один.
Один на один с абстоятельствами. Он побежал. Пробежав через переулок он выскочил на улицу, где его уже ждали. Несколько амбалов бросились на него. Несколькими точными ударами он обездвижил их. Они стояли, лежали и сидели от хохота, не в силах двинуться.
Альфред весьма обиделся - он ожидал, что амбалы скорчатся от его ударов, а не от смеха над его ударами. И он попробовал ударить ещё раз. Лучше бы он этого не делал - гогот стал ещё громче.
- Ах, так! - разозлился Кодзюбинский. - Ну ладно! И он начал снова молотить по воздуху, стараясь на сей раз делать всё как можно более нелепее. Расчёт был прост и верен - скоро враги должны были лопнуть от смеха.
Один за другим раздались три взрыва и всё было кончено. Три раза громко пукнув, Кодзюбинский обделался.
Поддерживая полные штаны он юркнул в ближайшую подворотню и увидев ещё нескольких убийц, прямым левым бросил своё тело вперёд . Пробежав прямым левым переулком, Альфред снова выскочил на ту же улицу к тем же амбалам.
В этот раз он действовал по другому.Он с разворота заехал ...в один миленький магазинчик, купил себе шляпку, пудреницу, гламурное короткое платьице от Версачи. Во всем этом он и предстал перед своими обидчиками. Достав из сумочки от Кордена...противовоздушный комплекс « Тополь», он дал залп и все действительно закончилось. И передача Жди меня и колбаса в соседнем магазине и время и терпение читателей. Что? А! Про Тополь мы забыли сказать.Специально. Для интриги.
Медленно стянув с головы шляпку, Альфред побрёл к видневшемуся невдаеке космодрому. Разные чувства переполняли его. Он только что, защищая свою жизнь, убил человека. Сердце Альфреда обливалось кровью. Он знал. что где-то там на небесах сидят злые люди, называющие себя Авторами. Он знал. что это не он, а они убили человека, хоть и его руками. И не одного человека. Амбалов было трое. Да зелёный инопланетянин. Да капитан Сало. Да жители города, в количестве десяти миллионов человек. Да детонация такого мощного оружия породила цепную реакцию и по всей планете сейчас гремят взрывы и злые авторы, ради сиюминутной прихоти губят миллиарды жителей.
Он медленно поднял голову к небу. Небу, миллиарды лет несшему лишь тепло и животворные лучи местного солнца, небу, голубому, как любящие глаза матери, глядящей в глаза своего грудного ребёнка, небу, под сводом которого вершила свои великие дела любовь, давая своим почитателям счастье любить и быть любимыми. Небу, которое сейчас несло лишь смерть и уничтожение всему живому. Кодзюбинский буквально почувствовал, как миллиарды живых существ вскрикнут в едином безвозвратном горе! И умолкнут навсегда.
Он с тоской посмотрел на летавших,вокруг под действием взрывных волн, в пламени, крови, в счастливом неведении, людей. Стариков и детей, женщин и мужчин, улыбающихся друг другу, разговаривающих, спешащим по своим суетным делам.
Детский, счастливый смех донёсся до него и сердце его облилось кровью снова.
И снова он обратил свой взгляд в небеса. Он понимал, что это его последняя битва, ему не пережить её. Но у него не было другого выбора. Он был последней надеждой всех этих людей .Он закрыл глаза и Великая Сила забурлила в нём огненным водопадом, закружилась смерчем, затопила его энергией звёзд, чтобы в последний раз противостоять своему извечному противнику.
Звёздный свет вырвался, казалось, из всего тела маленького неудачника, прянул в небо, навстречу смерти, несущейся к планете. Альфред сделал движение рукой, из которой вырвалось множество голубых молний, устремившихся в небо, и закрыл свои спокойные, вечно задумчивые, глупые глаза. Теперь Сила управляла его действиями и незримый защитный купол встал над планетой…
Авторы вздрогнули от порыва мгновенного ужаса, толкнувшего их в сердце, заставившего заледенеть в ожидании чего-то ужасного и неминуемого. Многие падали в обморок. Многие инстинктивно жались друг к другу.
Но Тёмная Сила взметнулась в них чернотой беззвёздного космоса, устрашающее Нечто вливало в них Силу, полыхавшую тёмным огнём. Казалось, непрдставимая мощь чёрных дыр, против которых бессильно само время, пришла им на помощь в извечной битве двух Великих Ипостасей.
Мастера Чёрной Фантазии вздохнули, превозмогая навалившуюся на них тяжесть и подняли руки с авторучками. Сила клокотала в них, они собирали её, слыша стоны и крики мёртвых душ миллионов погибших цивилизаций и это приносило им необъяснимую радость. Горячий экстаз захлестнул Авторов!!
И они ударили!
…Кодзюбинский закричал. Чудовищный удар Тёмной Силы обрушился на Светлого Идиота, сдерживающего объединённый удар целого легиона авторов. На его шее набухли жилы, из носа хлынула кровь, он упал на колени, подняв к небу руки, удерживая на весу непосильную, для любого живого существа, тяжесть неба.
И тут в него хлынула новая волна Силы. Сила сотен тысяч ушедших героев, героев убитых авторами в миллионах пасквилей и ширпотреба, где перья бумагомарак и графоманов прошлись по миллиардам жизней кровавой косой Смерти, отклонила бушующую энергию удара, приняла её на себя, отразила от беззащитной планеты, давая Альфреду возможность вступить в собственный поединок.
Кодзюбинский медленно поднялся с колен. Медленно поднял голову и, казалось, увидел Тёмных Лордов Пера через сотни километров реальной нереальности, разделяющей их. Две Силы Вселенной, а не их Адепты, смотрели сейчас друг на друга.
И Кодзюбинский ударил в ответ…
Авторы страшно закричали от боли во всём теле, не своём, а теле Тьмы, окутывающей сейчас их сознания целиком. Ответный удар, пришедший с поверхности планеты был чудовищен, он разорвал и смял поле Силы Владык Чёрной Авторучки. Они нелепо взмахивали руками и падали из-за столов, из-за компьютеров, роняли диктофоны. Они падали на полы и ковры, в редакциях и у себя дома. Они теряли сознание, хватались за сердце, умирали от инсульта, от внезапных приступов астмы и язвы. Они оставляли сиротами детей, вдовами жён и родственников в безутешном горе.Они падали с глухим, неживым звуком брошенной за ненадобностью куклы и оставались лежать недвижимы... Но Альфреду сейчас уже было всё равно, он бил и бил! За матерей и сестёр, сирот и стариков, за города и планеты призрачного мира вымысла!
...Кодзюбинский бессильно уронил руки. Он не чувствовал своего тела. Но это было сейчас не важно. Важно было другое. Важнее всего было то, что планета, как и миллионы миров нереальности, спасена. Спасены старики и дети, весело щебечущие, играющие в свои важные игры, спасены мужчины и женщины, спасена жизнь. И, не так уж важно, кто её защитил, главное – чтобы она продолжалась!
Маленький Недотёпа глядел на людей вокруг и сердце его переполняла радость. Радость за них, детей Вселенной, которых нужно защищать. Защищать иногда от самих себя, иногда от судьбы, начертанной им злобными богами.
Альфред первый раз за много-много лет осмысленно улыбнулся.
- Эй! - послышался сверху пьяный голос загулявшего и потому пропустившего всю битву, волосатого автора, сейчас увидевшего Кодзюбинского, - Это один из этих! – закричал он начинавшим оглядываться многочисленным соавторам, - Это из-за них читатели и редакторы издательств хотят нас всех поджарить!!!
Он выхватил фломастер и одним росчерком на заборе, выстрелил Альфреду в спину.
Маленький неудачник вздрогнул, постоял несколько секунд и беззвучно упал на пыльную землю этой планеты. Его спокойные, вечно глупо- задумчивые глаза, смотрели в голубое,
как глаза любимой матери, небо…