...А потом мы решили избить крестный ход.
Не то чтобы мы имели что-то против православия или конкретных его представителей. Или против кого-то, кто собирался участвовать в этом крестном ходе. Мы и драться-то не любили. С детства почти никогда не дрались. Во всяком случае, первыми никогда не нападали. Нам просто показалось забавным избить крестный ход. То есть, уже потом, после принятия решения, я, например, подумал, как будут реагировать православные на наше нападение? Постараются защититься? Будут кричать "Господи, прости"? Призывать на наши головы кары небесные? Просто материться? Конечно, мне было интересно узнать, что будет, но это не было причиной возникновения желания избить крестный ход.
Когда Игорь увидел объявление на двери соседней церквушки и сказал, что завтра будет крестный ход, я почему-то сразу предложил: "От****им их?" И все немедленно согласились.
Нас было семь человек.
Вот наш список кораблей.
Игорь. Мой одноклассник. Мы не виделись лет десять, а недавно он постучался ко мне в аську, спросил, как дела, и мы встретились. Игорь работал охранником и был крепким высоким лысоватым мужиком. Несмотря на 110 кило живого веса, выглядел он скорее мощным, чем толстым. Когда решили бить православных, Игорь достал из кармана кастет, чем серьезно удивил всех присутствовавших, и поднес его к губам. Потом вытащил из-под синей майки золотой крестик и тоже поцеловал. Возможно, Игорь сам был православным, никто не стал спрашивать. В конце концов, история знает тысячи случаев, когда единоверцы избивали друг друга без всякого заметного повода. Игорь положил кастет на стол и пошел на кухню за очередным ящиком пива.
Митя. Митя отломал ножку от высокого тяжелого старинного стула (мудак, между прочим, мог бы хоть спросить сперва, можно ли) и вогнал с одного её края несколько гвоздей, соорудив что-то вроде моргенштерна. В обычной жизни Митя был адвокатом, вернее - юрисконсультом, на большом заводе, который делал какие-то адские станки для делания каких-то еще более адских станков. Он так и представлялся: "Митя, юрист-станкостроитель". С Митей мы познакомились пару лет назад в кабаке. Я пришел туда на одно литературное мероприятие, а Митя просто выпить. В итоге как-то счокался с нашей компанией, и с тех пор мы часто вместе выпивали. О литературе Митя ничего не знал и, соответственно, мнения своего не имел и не высказывал, чем и был, не в последнюю очередь, ценен.
Рустам. Он просто работал в моей газете финдиректором и имел неосторожность в пятницу вечером спросить меня, куда я намерен направиться. В итоге получил приглашение присоединиться и принял его. Не знаю, был ли он рад тому, что уже случилось, но, когда драка с ментами только назревала, не слился, не ушел и потом, когда ящиками грузили в уазик Петровича пиво и водку. И когда на следующий день возникла идея бить православных, кивнул вместе со всеми. Рустам не сооружал себе никакого оружия. Просто сидел в углу и пил пиво. На мой вопрос, не боится ли он, что скоро его объявят международным исламким экстремистом, коротко ответил, что считает себя агностиком, и присосался к бутылке.
Уже упомянутый Петрович был кандидатом математических наук, но работал в банке начальником отдела автоматизации. Агрессивного вида бэушный уазик он приобрел, мечтая когда-нибудь стать рыбаком, но пока ездил на нем в основном на работу. Патриотический колесный агрегат очень интересно смотрелся рядом с банком в ряду блестящих мерсов, опелей, ауди и ниссанов. Вчера Петрович был с нами не с самого начала, но, когда мы завалились к нему, грязные, в синяках и в разорванной одежде, сперва напоил всех чаем, а потом выгнал своего козла и вместе со мной и Рустамом сгонял на оптовый склад за самоубийственным количеством бухла. Купить именно столько было его инициативой. Сразу стало ясно: этот человек не остановится и не отступит. В качестве оружия Петрович решил использовать небольшой ломик, который всегда лежал в уазике, а сейчас, когда Петрович молча опрокидывал в себя стопку за стопкой, покоился на его коленях.
Лёха был писателем. Не таким, как я, написавшим одну книжку и иногда подтусовывавшимся на литпьянках, а, типа, настоящим - издал уже полтора десятка томов, не считая участия в сборниках. Как писатель он, правда, был, по чести говоря, говно говном, но мужик душевный. Когда поступило предложения ухуячить крестный ход, он медлил дольше других, но когда все согласились, тоже сказал "ну ладно". Мне, правда, казалось, что он то и дело хочет нас спросить, зачем нам это нужно, чего это мы удумали, но, видя ****анутую молчаливую решимость остальных, просто не решается. Не решается и уйти, хотя, похоже, хочет. Ему, в общем, есть что терять. Но, наверное, в детстве его научили бояться показаться трусом и не научили проявлять волю в отстаивании своих желаний и нежеланий. Он не хочет участвовать в нашем глупом нападении, но всё равно пойдёт с нами. Добрый старый Лёха, настощий писатель.
Шестым потенциальным берсерком был еще один Лёха - Инопланетчик, сосед Лёхи-писателя. Он жил через дорогу от шикарного дома Лёхи-писателя, в обычной пятиэтажке, работал кем-то в каком-то НИИ, а всё свободное время посвящал поиску следов внеземного разума. Инопланетчик был совсем не от мира сего, в драке с ментами его вырубили в первые же секунды, а сейчас он, похоже, еще не понял, к чему все готовятся, но кивнул, на всякий случай, когда кивали все, а теперь, то и дело поглядывая на Митю, пытался соорудить себе такой же моргенштерн из ножки стула.
Я был седьмым. Полчаса назад я вспомнил об обрезке трубы с залитым с одного края свинцом - оружии, которое я изготовил себе еще в подростковом возрасте, но которым так ни разу пока и не воспользовался. Я спустился в подвал, быстро нашел эту железную дубинку и теперь раздумывал, стоит ли соорудить для неё какую-нибудь рукоять или так сойдёт...
Лёха-писатель взял из принесенного Игорем ящика бутылку ньюкастла, открыл и, наконец, задал свой вопрос:
- Мужики, а почему всё-таки именно православных?
- А кого? - немедленно ответил ему вопросом на вопрос Петрович.
Я собрался было усмехнуться, но передумал и тоже открыл себе новую бутылку пива.
- Ну, разные ещё бывают... - попытался продолжить дискуссию Лёха-писатель.
- Разберемся с этими, - пробасил, усаживаясь в кресло, Игорь, - будем думать, что делать с другими.
- Охуеть. - Подытожил Лёха и замолчал. Все замолчали.
Не знаю, о чем думали другие, а я думал, почему нас до сих пор не замели после вчерашнего. Никому нет дела? Плохо умеют искать? Не хотят связываться с группой агрессивных психов? Не хотят работать в выходной и просто отложили до понедельника? Странно. Думать о том, как и зачем мы будем бить завтрашних православных, не получалось. Побьём и всё. Раз решили. В конце концов, нападать на давешних ментов тоже было совершенно необязательно. Можно было легко отбазариться пятисотрублевкой.
Я осмотрел наше войско и заключил, что все на лёгком взводе, но истерики ни у кого вроде бы не намечается. Посоветовав не слишком напиваться перед избиением, я кивнул персонально каждому, плюхнулся на диван и моментально уснул.
Спал я без снов и, когда на следующий день меня разбудил Инопланетчик, чувствовал себя бодрым и странно спокойным, будто я позавчера не дрался с ментами, не пил вчера водки с пивом и не собирался прямо сейчас совершить самую большую и, возможно, последнюю глупость в своей жизни.
Я взял свой обрезок трубы и вышел всед за Инопланетчиком во двор, где уже собрались все остальные.
- Мы как, - спросил Петрович, - до последнего? Или наносим удар и делаем ноги?
- Ну, я думаю, - ответил Лёха-писатель, - что второй вариант лучше.
- Правильно! - неожиданно подал голос Инопланетчик. - Долбанем по ходу, слиняем и сразу же долбанем по кришнаитам. Я дорогу знаю.
- Почему именно по кришнаитам? - Поинтересовался Петрович.
- Почему по православным - тебе не казалось вопросом. - ответил писатель.
- Ок. - Кивнул Петрович. - По кришнаитам так по кришнаитам.
- Можно еще библиотеку поджечь, например. - Решил внести свою лепту Митя.
- Это не по пути. - возразил Инопланетчик.
- Ну, а потом? - Спросил Митя и сам же себе ответил:
- Никакого "потом", впрочем, наверное, уже не будет.
Лёха-писатель глубоко вздохнул и отвесил Мите подзатыльник. Митя в ответ слегка двинул ему коленом под жопу.
- Всё, - сказал я, - Хватит. Все готовы? Пошли.
Крестный ход обычно выходил из ворот церкви и шустро семенил вокруг квартала, пугая редких автомобилистов и норовя поскорее закончить. Никакого тебе благостного пения, хотя старушки и старались что-то, задыхаясь, тянуть на бегу, никакой величественности. Спешка и суета. Так же было и в этот раз. Впереди шли какие-то попы или дьяконы, с ними пара мужиков с хоругвями, за ними небольшая толпа старушек с иконками, большей частью вырезанными из журналов. Обособленной группкой шли несколько молодых людей в черных подрясниках и клобуках. Чёрт их знает, кто такие. А вот рядом с мужиками, несущими хоругви, шествовал собственной рыхлой розовой персоной один известный патриотический публицист.
- Какая удача. - Заметил, увидев его, Лёха-писатель.
- Это, - одёрнул его Митя. - Никаких личных пристрастий. ****им всех.
- Я буду за рулём, короче, - Сказал Петрович. - Раз мы потом к кришнаитам ещё...
- Ок. - Кивнул я. - Ну что? Побежали?
И мы побежали. Быстро и молча. Передние ряды православных ничего не успели сообразить. Я обрушил свой обрезок трубы на лицо одного из служителей церкви. Слева от меня Игорь бил кого-то кастетом. Лёхе всё же достался патриотический публицист, которого он повалил наземь и бил ногами. Рустам бил второго попа, но как-то, что ли, стесняясь. Старушки взвыли и бросились врассыпную. "Оно и к лучшему, - подумал я, - Бить старушек - это неправильно". Молодых клобучников я сперва потерял из виду, но через несколько секунд увидел, что они совместными усилиями теснят, неумело отмахивающегося своим моргенштерном Инопланетчика. К нему уже спешил на помощь Митя. Я тоже сперва дернулся в том же направлении, но, увидев, что клобучники действуют очень робко, сперва подбежал к тушке патриотического публициста и от души ****анул ботинком по его голове. Потом взял за рукав Лёху-писателя и указал ему на Инопланетчика.
- Ага. - сказал Лёха и рванул спасать тёзку.
Но тут на поле боя выехал уазик Петровича со всеми открытыми дверьми. Клобучники шарахнулись в сторону от Инопланетчика.
- Мужики! - закричал Петрович. - Бросайте их нахуй! Хватит! Нам ещё кришнаитов ****ить!
Мы оставили клобучников и быстро втиснулись в машину. Петрович рванул.
- Пришелец, бля! Дорогу показывай!
- Погодите-ка, мужики, - Инопланетчик возбужденно мотал головой. - Не надо к кришнаитам. Эти ж пидоры слышали, что мы туда собираемся. Они щас ментам позвонят - нас там ждать уже будут, с автоматами. Поехали к мормонам. У них свидетельское воскресенье сегодня. Я знаю где. Давай, Петрович, направо...
- Ну ты, бля, знаток... - покачал головой Петрович, но направо повернул.
Вскоре мы высадились перед большим кинотеатром и сразу же вбежали внутрь.
Не успевшей пикнуть вахтерше заткнули рот и связали руки. Мормоны как раз встали для своего причастия из пластиковых микроконтейнеров с кусочками хлеба и глотками воды, когда мы ворвались в кинозал через два входа и начали крушить тех, кто стоял скраю. Мормоны стали пытаться бежать, но наталкивались друг на друга в проходах между креслами, падали. Одна девка очень заметно обоссалась. Проповедник попытался забиться за кулису, но Инопланетчик выскочил на сцену и, закричав почему-то "Где брат твой, Авель?!" (ёпт, что творится в голове у этого человека?), начал охаживать его своей гвоздатой ножкой. Игорь неспеша подошел к столпившимся у запасного выхода, который оказался закрытым, спокойно вытаскивал из толпы то одного, то другого, сильно бил кастетом в поддых и позволял опускаться на пол. Вой стоял жуткий, но недолго. Не прошло и десяти минут, а все мормоны либо лежали с разбитыми мордами, либо сидели, забившись в угол между полом и стенкой, обхватив голову руками и всхлипывая. Мы прохаживались по залу и иногда наносили удар-другой. Никто не пытался сопротивляться.
- Ну что, - поинтересовался вдруг Митя, - Может, теперь в библиотеку?
- В какую именно? - деловито уточнил Петрович.
- Я покажу. - Ответил Митя, ****анул дубинкой по закрытой руками голове сидящего рядом мормона и пошёл к выходу.
Через час мы были в библиотеке. Пока ехали, крутили радио. Ни один канал ничего про нас не сообщал. В библиотеке оказалось пусто. То есть, она была открыта, но внутри мы нашли только одну библиотекаршу и одну уборщицу. Бить их было неинтересно. Мы вывели их на улицу, а сами полили бензином стеллажи и подожгли...
- Погоди-ка, сын мой...- Священник приподнял епитрахиль и взглянул мне в глаза. - У тебя еще долгая история?
- Э-э... - Я не находился, что ответить.
- Ну, на полчаса? На час?
- Э-э... Я не знаю, честно говоря... Я заранее не репетировал... Но мы потом поехали...
- И ещё кого-нибудь избили, что-нибудь сломали, сожгли, да?
- Ну-у, да.
- Убили кого?
- Кажется, нет.
- Понятно. Отпускаю тебе грехи твои во имя отца, сына и святого духа, аминь. Всё. Прости, мне пора, мне надо лекцию...
- Отче, постойте! - Я был возмущён. - Вы мне что - не верите?
- Отчего же? Верю. Но я устал уже слушать, как ты тут в храме материшься... да и рассказ твой, в общем, однообразен весьма. Ты пришел за отпущением грехов - я их тебе отпустил. Всё, бывай. Не греши больше. А мне пора.
- Постойте! Но я же... Я же хотел... Я рассказать хотел...
- Ты и рассказал. А больше я слушать не хочу. Никакого удовольствия мне слушать твой рассказ, поверь, не доставляет. А ты, смакуя подробности, будто снова все те грехи совершаешь, в которых каешься.
- Но мне надо! Понимаете? Мне надо кому-то всё это рассказать!
- Ты говорил, что ты писатель? Рассказ напиши.
- Благословляете?
- Перебьёшься. - Ответил он и, шаркая, ушел в ризницу.
Я смотрел ему вслед, и вдруг мне показалось, что над его головой на миг возник светящийся куб. Хотя чушь, конечно. Ничего там не возникало. Просто, я, как был психом, так и остался. Я даже тот обрезок трубы до сих пор таскаю с собой. И на исповедь притащил. Может быть, поп заметил его, потому так быстро и ушел... Не знаю. Но, так или иначе, теперь я безгрешен, и это, знаете ли, вдохновляет.