В этой местности не бывает теней. Первое время я не обращала на это внимания. Но сейчас обратила. Вспомнила, как в детстве смотрела на солнце через закрытые глаза. Ощущение радости. Не знаю, что это. Просто помню слово. Тогда видя свою тень, я пыталась наступить на нее. Конечно, не получалось, но меня жутко это забавляло. Здесь, днем всегда светло. Но свет исходит отовсюду. Поднимешь ногу, а под ней тоже нет тени. Будто и снизу, от самой почвы тоже идет свет. Здесь вода, просто вода. Она не холодная, не теплая. Мокрая? Возможно, но это не имеет значения. Так же, как и пение птиц. Они поют по утрам и будят меня. Правда, я не уверена, что сплю. Просто приходит ночь, становится темно, и я закрываю глаза. Птицы поют. Они могут петь разными голосами. Вероятно, если бы я хотела, то они так бы и делали. Но, я не хочу. Ночью, тоже не темно. Если выглянуть из дупла, то можно все видеть. Видеть сквозь темноту. Кошки, тоже так видят. Но выглядывать нет смысла. Увидишь то же самое, только в темноте. Ничего не меняется. Здесь все подчинено порядку. День, ночь, птицы. Даже вороны, которые живут на другой стороне реки. Даже их жизнь подчинена порядку. Они вьют гнезда, высиживают птенцов, летают куда-то. Они никогда не перелетают через реку. И я никогда не переплываю туда.
В этой местности нет времен года. Я помню, что должен быть снег, дождь, летний зной и зимняя стужа. Этого всего, здесь нет. Может время года, в котором я нахожусь, еще не кончилось? Я не могу этого понять. Все установлено порядком. Когда появляется свет, я выхожу из дупла и иду. Я могу идти в любом направлении, это не имеет значения, но если надо вернуться, то мое дупло всегда рядом, стоит повернуться. Если даже это и не оно, а такое же, похожее на мое, то я все равно захожу в него и наступает темнота. Я могу лежать, сидеть и стоять в своем дупле. Могу делать это все сразу, его размеры позволяют делать это. И дело не во времени. Его нет. В дупле порядок уступает место размеру. Единственное место, где я могу делать свой порядок. Я счищаю прелую древесину со стен, убираю листья. Если бы здесь был запах, то пахло бы мной и деревом. Но его нет, ни здесь, ни наружи. Выкидывая листья, я выкидываю воспоминания. Это единственное, что я поняла, находясь здесь. Скоро уйдут и времена года и воспоминания о радости. Но, таков порядок.
Ранее.
Это был полет. Я всегда хотела ощутить полет. Боялась, но хотела. Помню, что готова была прыгнуть с парашютом, только при условии, что рядом будет мужчина, которому я готова доверять. Его не оказалось рядом, но полет я ощутила. Я летела, именно летела, а не падала. Летела вниз, вдоль высокой башни. Башня была скручена из ржавого железа. Гайки и те были ржавыми. Из них выглядывали кусочки резьбы, на которых висели обрывки ниток. Мне казалось, что я могу лететь так быстро, как захочу. Внизу находился песчаный пляж, с разноцветными зонтами от солнца. На нем не было людей. На нем вообще никого не было. Волны омывали берег, и для меня было не важно есть ли другой, противоположный. Я не почувствовала ветра, я давно уже ничего не чувствую. И для того, что бы ощутить дуновение ветерка, нужно было открыть рот и повертеть головой в разные стороны. Но это был не ветерок, а порыв. Он быстро, сильно и настойчиво изменил мое движение. Он повернул меня в сторону. Исчезла башня, пляж, волны и зонты. Порыв плавно и настойчиво опустил меня рядом с деревом, в котором было дупло. Я вошла в него, и стало темно.
Не задолго до… Не задолго до того, как я ушла из города, я написала письмо другу. Я оставила его на крышке улья, который мы с ним построили. В этом городе почти все строят ульи. Ульи стоят на опушке леса, который окружает город. Сам город стоит на холме. Он разделен на части узкими и извилистыми улочками. Каждый квартал обнесен кирпичной стеной. Стена построена из более крупных кирпичей, нежели дома. В каждой стене есть ворота, но они всегда открыты, и любой житель может пройти через них. Город постоянно меняется, растет. Появляются новые улицы, ворота меняют свое положение. Из леса приходят новые жители. Никто не знает, куда уходят старые. Когда наступает ночь, которая длится очень долго, почти все идут на опушку леса, разбиваются на пары и строят ульи. Мужчины и женщины, строят их из молодых побегов нежного папоротника, которого очень много в этом лесу. И в этом нет ничего удивительного. Люди, которые жили в этом городе до нас, делали свою одежду из молодых побегов ежевики. Мы же совсем не носим одежды. В этом городе тепло. Кроме того, папоротник цеплялся бы за одежду, мешая строить ульи. Каждая пара, состоящая из мужчины и женщины, строит за ночь от одного до трех ульев, скрепляя листья папоротника своей слюной. Построив за ночь столько ульев, сколько получится, в последующие ночи, они поправляют их, вплетают новые веточки, заклеивают листочками образовавшиеся отверстия. Но я, и мой друг не ходим строить ульи на поляну. По дороге к поляне, есть тропа, которая уходит в право от основной дороги. Она скрывается в ивовых зарослях, и через овраг полный крапивы, ведет к берегу реки. Заросли крапивы меня не пугают. Я давно ничего не чувствую. На противоположном берегу реки находится другой город, и там живут другие люди. Они не переплывают на наш берег, а мы не переплываем на их. Мой друг пришел с того берега, когда была зима. Река замерзла, и он пришел по льду. Кусочек этого льда он принес с собой и дал мне. Я никогда не видела льда, ведь в нашем городе не бывает холодно. В нашем городе, даже зимой тепло. Там, за оврагом, как он сказал мне, протягивая кусочек льда, зима холоднее и чаще. Поэтому и река замерзла. Он подарил мне лед и показал ту самую тропинку в ивовых зарослях. По ней мы ходим на берег реки и строим там свои ульи. За то время, что мы вместе, мы построили больше трех ульев. Наши ульи больше и красивее тех, что стоят на опушке. Я бывала там раньше, до встречи с другом. Но их ульи источают приятный аромат, смесь ароматов фиалки, ландыша и лаванды. Наши ульи не пахнут. Когда наступает короткий день, мы плещемся в реке. Любуемся тем, как искрятся на солнце брызги воды. А я наслаждаюсь тем, что смотрю на солнце через закрытые веки. После этого, мы идем в город, в наш дом, пьем апельсиновый сок, едим фрукты и с нетерпением ждем, когда солнце опустится за горизонт.
Я написала ему письмо, в котором попросила прощения, за то, что оставляю его. Я положила его на крышку последнего ночного улья. Был ясный солнечный день. Обычный день для нашей местности. Солнце светило ярко и тепло.
Перед тем как… Перед тем как сесть в автобус, который увезет меня подальше от этого мегаполиса, я оглянулась назад. Позади меня возвышалось здание вокзала. Сейчас его совсем не было видно за плотной завесой дождя. Я знала, что сейчас кроме автобусов ничего не ходит. В обычный день, из северных ворот, выходят поезда, из западного ангара выпускают дирижабли, разукрашенные в стиле «граффити», восточной стороной, вокзал примыкает к пирсу, с которого в летнее время отходят пароходы. Я стояла у северного терминала, от которого отходят автобусы. Я не смогла жить в этом городе более пяти лет. Здесь у меня никого нет. За то время, что я провела здесь, я только и делала, что ходила на работу, возвращаясь домой в однокомнатную квартиру, что находилась в нижнем этаже прыжковой башни, заходила в магазин и, приготовив ужин, тихо ужинала. По выходным, убиралась, смотрела телевизор и выпивала бутылку пива. У меня была мечта прыгнуть с парашютом с прыжковой башни, но только с мужчиной, которому я могу доверять. Девушки, с которыми я работала, прыгали и без мужчин, особо не задумываясь. Некоторые прыгали с мужчинами, которых знали очень мало, и казалось, что они счастливы. Но как можно доверять мужчине, которого мало знаешь? Для меня это абсолютно не подходит. Моя квартира располагалась именно в этой башне, и вокруг всегда собиралось много мужчин, готовых поддержать и помочь ощутить полет. И вот я стою на вокзале, в ожидании автобуса. Можно было подождать, пока не наладится погода и отправиться подальше отсюда на пароходе или паруснике, но нет больше сил, терпеть это.
В преддверии… В преддверии того, как мои родители отправили меня жить в мегаполис, я жила на окраине маленького городка, в котором был железнодорожный вокзал, хлебозавод и травяной комбинат. В свободное от учебы время, я хожу в овраг, что за нашим домом. Родители говорят, что овраг, это то, что осталось от моря, которое пришлось осушить. Он действительно большой. На его дне, я собираю окаменелые ракушки, смотрю через закрытые веки на солнце и радуюсь. Дно покрыто песком, но кое-где, лежат огромные валуны. Утром, на них собирается роса. А когда наступают заморозки, иней появляется на этих валунах и на засохших кустах папоротника, которым покрыты склоны высушенного моря. Зимой, мы катаемся со склонов оврага на санках, полозья которых сделаны из рогов домашних животных, которые они сбрасывают на зиму. Рога большие. Из одной пары, получаются сани, в которые помещаются пять человек. Вечером, я ухожу подальше, ложусь в снег и смотрю на звезды. Я разговариваю с ними, и они мне отвечают. Мне нравиться разговаривать со звездами. Весной, в овраге, цветут ландыши. Потом их запах сменяется запахом фиалок и лаванды. Мама говорит, что это запах детства.
До того,как… До того как, я очутилась в том маленьком городке, я прошла по илистому дну, почти высохшей реки, на одном берегу которой стоят высокие деревья, на которых гнездятся вороны, а на другом, деревья стоят ровными рядами и на них нет гнезд. В крайнем из них, я заметила большое дупло. Мне стало страшно. Хоть я и видела в темноте, как кошка, и местность казалась знакомой, но мне было страшно. Я свернула на еле заметную тропинку, которую скрывали заросли ивы, и вышла на большой, пустынный пляж с разноцветными зонтами от солнца. Поперек пляжа проходил старый, давно некрашеный забор. Я пролазаю через дыру в заборе и вижу небольшой поселок. Дома в нем построены из глины и совершенно нет заборов. Рядом с некоторыми домами в земле зияют дыры, похожие на пещеры. Я замечаю, что здесь немного тускловато, мало света. Я прохожу несколько домов и вижу слепого старика. Он не видит меня. Я хочу пройти мимо и, что бы он не услышал меня, шагаю на цыпочках. Но он чувствует мой запах и манит меня пальцем. Я подхожу и сажусь рядом на стул, сделанный из старого металлического ящика из-под молока. Он рассказывает о людях, которые живут в этой местности. О том, что в этой местности не бывает солнца и всегда сумерки. Солнце есть там внизу, в пещерах. Некоторые уходят туда, что бы увидеть его. Некоторые из них возвращаются, но жизнь рядом с ними, становится невыносимой. Люди, которые не видели солнца, не могут понять тех, кто видел его, и наоборот. Старик встает и уходит, а я остаюсь сидеть на старом ящике…
Р.S Я умерла. Не знаю, давно ли, но то, что умерла, это точно. Здесь нет времени, нет еще чего-нибудь, что возможно близко мне. Например, запаха. Иногда мне кажется, что есть солнце и тени, запах и переживания, тепло и холод, но стоит мне сосредоточиться на этом, как тут же, я понимаю, что это просто воспоминания, которые тут же исчезают. Некоторые, держатся чуть дольше, но и они исчезнут.
До момента, когда я решила расстаться с жизнью, прошло двадцать семь лет. У меня были мечты, планы на будущее. И ведь вполне могло оказаться, что все будет хорошо. Но хорошо не вышло. Не могу понять, в какой момент, я свернула не на ту тропу. В детстве, я хотела стать поэтессой. Даже писала стихи. Но самый удачный стих, на мой взгляд, я написала не задолго до того, как оказалась в местности, в которой не бывает теней. Я сидела в ванной полной теплой воды, с белой шапкой пены на поверхности. Левая рука, с разрезанной веной, была опущена в воду. Сквозь слой пены, я видела, как кровь окрашивает воду в темно красный цвет. На подставке для тазика лежал блокнот, в котором правой рукой я писала:
Скучно. Неблагополучно. Оккупирован тоской.
Бесполезный и ненужный, засыхает разум мой.
Слабодушно и терпимо, интерес не проявив,
Собирает на задворках, только жизни негатив.
Бесполезно и лениво, мысли прячутся в углах.
Жажда жизни и спасенья, не появится в глазах.
Бесконтрольно. Беспощадно. Затмевая всё вокруг,
Неподвластное влеченье, замыкает этот круг.
Круг порока, страсти низкой…
Может быть, уж навсегда,
Возвратиться к прежней жизни,
Не смогу я никогда.
В бессловесной просьбе к миру,
Обращалась я не раз.
Но вместо помощи желанной,
Наркотический экстаз.
Оступившись, поскользнувшись,
В бездну погружаюсь я.
В затянувшемся падении,
Не боюсь коснуться дна.
Дна коснувшись, как спасенья,
Без оглядки, всем нутром,
Лезвием веду по венам.
Мыслей нет, темно кругом…