ОБРАЗЕЦ 509 или ЭПИДЕМИЯ НЕНАВИСТИ
Сегодня утром я поругалась со своей подругой, в которой дружила долгих 10 лет. То есть нет, не поругалась – просто в одну секунду произошло что-то, что заставило меня выложить ей все начистоту. Она в долгу не осталась.
Промозглое утро соответствовало моему настроению. Серые грязные улицы с островками подтаявшего снега, грязь под ногами и дикий шум машин, переорать который было выше моих сил. Болела спина. Очень хотелось нажраться. Не выпить, не напиться – именно нажраться. До слез, до истерики, нажраться, чтобы выплеснуть из себя боль, скопившуюся внутри, чтобы она вышла со слезами и рвотой, оторвать от себя кусок этого дерьма, залезть себе в глотку и выдернуть его с корнем…
Этим утром я получила очень странное письмо. В нем моя подруга с точностью счетной машинки расписала мне, почему мы больше не можем продолжать наши отношения. А когда высказано все – рушатся отношения.
Смертельно хотелось нажраться.
Лаборант с виноватым видом расшаркивался перед своим шефом – профессором, кандидатом биологических наук Беглых Анатолием Викторовичем или Авом, как его за глаза называли подчиненные. Ав метал гром и молнии. Пробирка со вчерашним компонентом была разбита. И лаборант, дежуривший той ночью, совершенно не мог сказать, почему. Он ничего не делал и не видел. В лабораторию никто не заходил. Да и вообще, лаборанту хотелось поскорее сбежать домой, чтобы поговорить со своей женой, которая утром мертвым голосом сообщила ему в трубку, что между ними все кончено. Но Ав продолжал отчитывать лаборанта, как провинившегося ребенка, пока звонок на сотовый не прервал его гневную тираду. В трубке что-то пробубнили, и побледневший Ав свалился с инфарктом.
Мой муж пришел домой в приподнятом настроении.
- Ав скуксился, - весело сообщил он, - утром увезли на скорой. Говорят, инфаркт. Так ему и надо, гаду такому. Все нервы измотал мне со своим новым изобретением, кишкокрут старый!
- А что стряслось? – мне стало любопытно. На фоне душевных мук происшествие с начальником мужа казалось хорошей новостью.
- Да ночью лаборант без меня остался и какую-то важную пробирку раскокал. Я еще думал остаться на ночное дежурство, но ты ж знаешь, смена есть смена. Да и кто мог подумать, что этот криворукий балбес смахнет пробирку со стола. Хотя он говорит, что ничего не трогал и даже не заходил в лабораторию…, - муж сложил форму на стуле и сверху торжественно водрузил пистолет.
- А что в пробирке-то было? - мне уже было неинтересно. Тяжелые мысли давили на голову.
- Да не знаю даже… Ав обмолвился как-то парой слов, что это новый вирус. Но раз мы все там не передохли сегодня утром, значит, он еще не доделан был.
Муж уселся на диван и включил телевизор. В очередной раз там крутили передачу «ЧП» – какая-то зареванная тетка рассказывала журналистам про сгоревший дом и тыкала пальцем в алкоголика-мужа.
На этом наш диалог завершился.
Ночью позвонили с работы мужа.
Он собрался, и ни слова не говоря, уехал.
Если бы я знала, что вижу его в последний раз – то вряд ли продолжала бы спать, промычав только что-то на его прощальный перед уходом поцелуй.
Утром в программе «ЧП» рассказали про погром в лаборатории, где мой муж работал охранником. О том, что мой любимый муж погиб я узнала из гребаной передачи, которую ненавидела.
Теперь я уже точно знала, что нажрусь.
Я никогда не думала, что в поликлинике может быть так много людей. Бабушки подпирали собой стенки в коридоре, стоял тошнотворный запах лекарств, вокруг носились врачи. Самая большая очередь сидела возле кабинета психотерапевта. Я и сама пришла к нему.
- А кто последний?
- Девушка, по номеркам! Идите в регистратуру и берите номерок. Тут только те, кто на сегодня записан.
В регистратуре я узнала, что попаду в кабинет к врачу только через два месяца.
В течение следующих недель я понимала, что мир сходит с ума вместе со мной. Если бы все происшествия освещались прессой, то передача «ЧП» шла бы круглые сутки. Вокруг меня люди расставались, ссорились, дрались. Даже убивали друг друга. Моя ссора с подругой на фоне происходящих ужасов была просто бытовой мелочью. Самый страшный сюжет был про тринадцатилетнюю девочку, которая заперлась дома со всеми своими одноклассникам и перестреляла их по очереди. А когда все были мертвы, она забралась под раковину на кухне и сидела там сутки, не давая соседям спать - она выла. Она выла и грызла свои вены, пока не умерла от кровопотери. И никто, НИКТО не вызвал милицию – всем было совершенно все равно. А если бы и нашелся кто-то сердобольный, то милиция все равно не доехала бы до несчастной девочки – ведь таких ужасов по всему городу были даже не сотни – тысячи.
Мне пришлось уволиться с работы – мой обычно спокойный и миролюбивый шеф, зная, что всего-то месяц назад я похоронила мужа, начал домогаться меня по-черному. Он сыпал такими зверскими ругательствами, что мне стало даже интересно, в какой подворотне человек столь преклонных лет мог их нахвататься. А еще мне звонила мама. Она тоже почему-то наорала на меня, даже сказала, чтоб лучше она меня не рожала, а потом, словно испугавшись своих слов, плакала и просила прощения. Я и сама стала замечать, что окружающие меня бесят. Даже случайные прохожие. Даже дети! Я была готова наорать матом на любого человека, который просто на меня не так посмотрел. И все чаще я ловила себя на мысли, что может быть это хорошо, что мой муж умер – ведь если бы он был жив, мы бы наверняка были бы близки к разводу, как еще миллионы пар в нашей стране после того рокового утра. Утра, когда разбилась пробирка. Когда какой-то незаконченный вирус вырвался на свободу. Что ты изобрел, профессор Беглых? Уж не ту ли страшную штуку, которая убьет нас всех без всяких пушек и атомных бомб? Убьет лишь тем, что оставит в одиночестве. Оставит выть под кухонной раковиной от ненависти и страха, как та девочка из новостей?
Я так и не попала к психотерапевту. Он покончил с собой.
Профессор Беглых принял меня туманным утром. Он сидел в большом старинном кресле возле окна и задумчиво курил. Я растерялась – как начать разговор с человеком, с которым ты знаком только по разговорам? Уголок рта профессора мелко подергивался, трубка все быстрее металась ото рта к подлокотнику кресла.
- Вы не журналистка. Зачем вы обманули Нелли Григорьевну?
Я вспомнила, как звонила профессору домой и трубку брала какая-то женщина. Сперва я подумала, что это его жена, но теперь мне стало ясно, что Нелли Григорьевна – кто-то вроде экономки, домработницы…
- Я… Мне просто нужно было поговорить с Вами. Мой муж работал в Вашей лаборатории. Его убили ночью, когда… - мне пришлось совладать с задушившими меня вдруг слезами, - когда разбилась пробирка.
- Как много вы знаете, деточка! Ваш муж явно был не из молчаливых. Но раз вы пришли… Я думаю, вы хотите узнать, что там было, так? Ты, уж позвольте на «ты», даже пошла на обман ради этого, - профессор с раздражением вытряхивал табак из трубки. – Хорошо, я расскажу тебе. Нелли Григорьевна! Принесите нам чай! Да, и накапайте туда бальзаму!
На кухню за моей спиной метнулась тень экономки. Загремели чашки.
- Я работал в лаборатории биологической безопасности лет, наверное, пятнадцать, - Ав поерзал в кресле, пристраивая свое дряхлое тело поудобнее, - Все это время мы откровенно, как любит говорить молодежь, страдали фигней – ну, вы понимаете, всякие грибки, споры сибирской язвы и прочие несерьезные материалы, до которых сама природа додумалась до нас. Мне не нравилось. Я мечтал о большем. И ты знаешь, как всегда бывает, неожиданная догадка пришла ко мне совершенно случайно. Я придумал образец 509 ночью, в безуспешных попытках уснуть.
Пожилая женщина появилась из кухни с подносом, расставила на маленьком столике многочисленные вазочки. Звякнули чашки.
- Спасибо, Нелли. А как же наша маленькая слабость?
Женщина понимающе кивнула и достала из кармана фартука бутылку с «Дебрянским бальзамом».
- Очень понимающая у меня домработница, ты не находишь? – Ав заговорщицки подмигнул мне, и прежде чем я успела раскрыть рот, чтобы отказаться от алкоголя, он уже разливал бальзам по маленьким рюмочкам.
Какое-то время мы молчали и пили бальзам, запивая его терпким вяжущим чаем. Нелли Григорьевна явно не скупилась на заварку.
Добив последние капли и смачно почмокав губами, Ав продолжил:
- Образец 509 был, скажем так, нонсенсом в мире органических соединений. Я не буду вдаваться в подробности, ты ведь все равно не разбираешься в химии, - я закивала, - но скажу тебе вот что: это вещество, обладая невероятной стойкостью, было таким же летучим. И поэтому всего одна разбитая пробирка вызвала всеобщее заражение. Ты знаешь, что всего спустя два часа после инцидента моего лаборанта бросила жена, а моя дочь покончила с собой? Ты, наверное, заметила, что с людьми происходит что-то странное. Это он, мой образец.
Я вкратце рассказала профессору о своей подруге, маме и о взбесившемся на старости лет шефе.
Профессор выглядел невероятно довольным. Видимо, ему впервые удалось похвастаться своим изобретением кому-то, кроме самого себя. Я не видела в этом ничего хорошего, но сочла нужным воздержаться от замечаний.
- Вот ты молчишь, хотя у тебя наверняка много вопросов. Я предугадываю их. Ты хочешь узнать, какой эффект вызвал бы образец 509, если бы не был так печально уничтожен? Что ж, его основным предназначением была деморализация возможного противника. Человек, как бы это сказать, становился бы равнодушным, замкнутым, варился бы в своих переживаниях, - профессор театрально закатил глаза, - сейчас об этом говорят «впал в депрессию». Незаконченный образец вызвал тот же эффект, но вследствие несовершенства формулы усиленный многократно… Оттого и эти девочки под раковинами кухонь.
Я удивилась:
- Вы тоже смотрели это сюжет?!
- Деточка, я смотрел все, что так или иначе связано с моим изобретением, - Ав достал откуда-то толстую черную папку, - на, погляди, здесь вырезки из газет. Диски и кассеты я храню в кабинете.
Я не стала брать папку.
- Так это ВЫ разбили пробирку?!
Ав удивленно посмотрел на меня:
- Вы делаете такой вывод на основе того, что я собираю вещественные подтверждения работы моего препарата? - профессор почему-то снова перешел на «вы», - Деточка, я может и самолюбив, но не жесток. Мой образец проходил испытания на мышах и собаках, но я никогда бы не позволил применять это оружие. Никто ведь даже не знал, что это такое. По всем документам образец 509 проходил как очередной вирус, вызывающий судороги, лихорадку и рвоту. Классика.
Я ничего не могла сказать. Мне стало стыдно.
- Знаешь, что я думаю? Пробирка разбилась сама.
- Как это?
Профессор встал с кресла и подошел к окну, поманил меня пальцем. Я встала рядом с ним.
- Расскажи мне, что ты видишь?
- Город. Дом напротив. Машина вон едет, - я старательно перечисляла окружающие предметы, как первоклассница на уроке, - вон человек пошел. Собака, мусорка. Телевышка вдалеке.
- А теперь посмотри не глазами, а душой.
Я вдруг почувствовала тошноту. Комок в горле, который в самом начале нашего разговора был лишь маленьким камешком в гортани, превратился в ватный шар. И я, сама того не осознавая, перечислила:
- Ненависть. Зависть. Злоба. Самолюбие. Деньги. Престиж. Пошлость. Насилие. Ложь. Глупость…
Профессор мягко коснулся моей руки, и я словно очнулась.
- Деточка, будь ты Богом, стала бы ты терпеть такое? Будь ты природой, простила бы ты такое к себе отношение? Будь ты планетой, считала бы ты людей благодатью или проклинала, как надоедливую язву? Пробирка разбилась сама, потому что этого хотел кто-то больший, чем просто человек. Или, что более вероятно, этого хотели все мы. Как знать, как знать….
Немного помолчав, профессор продолжил:
- Все эти события – всего лишь роковое стечение обстоятельств. Или кто-то выше нас придумал всю эту комбинацию. Я не изобрел бы образец, если бы не мучался бессонницей. Твой муж был бы жив, если бы поборол свою лень и остался дежурить в лаборатории той ночью – его никто не вызвал бы в то роковое утро, когда лабораторию разрушили обезумевшие жители города. Кто знает, может в этом случае и пробирка осталась бы цела, а? Ты не пришла бы сегодня ко мне со своими многочисленными вопросами. Мне сначала было тяжело осознавать, что именно я запустил это механизм. В масштабе вселенной я всего лишь песчинка, но ведь именно мелочи меняют наши жизни, не так ли? Теперь, как видишь, я коллекционирую, так сказать, достижения моего образца 509. Просто потому что я понимаю, что назад дороги нет. Мы стояли на пороге выбора и сделали его. Разбитая пробирка с вирусом ненависти лишь позволила нашим настоящим желаниям осуществиться.
Уже когда я выходила в дверь, профессор добавил:
- Если бы у меня теперь был выбор, как закончить свое существование, ей-богу, я бы предпочел какое-нибудь цунами.
С этими словами Беглых Анатолий Викторович залился почти безумным смехом.
Некоторые замечания от Ло:
1) если вы разбираетесь в химии - не смейтесь над моими выдумками :)
2) если вы разбираетесь в биологическом оружии - см. п.1
3) рассказ я начала в тот день, когда меня похерила моя лучшая любимая подруга, а закончила в тот день, когда мы помирились. О возникновении и того, и другого события я не имела никакого понятия - я просто писала и все. Забавно, но это факт.