Воо.. , блин!

Александр Каменичный
Лаврик с отвращением посмотрел на себя в большое зеркало, которое висело на стене в раздевалке, хлопнул себя по выпирающему животу и в полголоса матюгнулся.

- Ммдааа!  Нуте-с, зеркало скажи, да всю правду расскажи, - он стал боком к зеркалу и еще раз звонко хлопнул себя по животу. От шлепка по животу пробежала студенисто колышущаяся волна и юркнула подмышки.

Лаврик еще раз ругнулся и направился к длинной низкой скамейке, тянувшейся вдоль, покрытой черными грибковыми пятнами стены и, достав из сумки линялую шерстяную, пропахшую потом безрукавку и тут же напялил ее на себя. Затем последовали штаны и куртка застиранного дзюдоистского кимоно, которое он опоясал белым ученическим поясом. Вообще-то Лаврик  имел полное право носить коричневый пояс, поскольку в свое время выполнил норматив КМС по дзю-до. Но ему не хотелось «выеживаться» среди «резвого молодняка». Да и джиу-джитсу, которой он сейчас увлекся, хоть и имело много общего с дзю-до, но было все же для него наукой достаточно новой. Так что белый пояс был в самый раз!

Сунув ноги в пластиковые шлепанцы, Лаврик подался на второй этаж, в зал борьбы, где уже во всю шла тренировка.

Грозный тренер, которого все за глаза почему-то звали Виноградарем, хотя ни имя его, ни фамилия к тому поводов не давали, напуская страху на учеников, обычно выставлял опоздавших из зала, читая предварительно им язвительные нотации, подкрепленные цитатами из Буси-до. Но к Лаврику все эти армейские строгости не относились, поскольку лет двадцать назад он привел своего «бухавшего по черному» приятеля, того самого будущего строго тренера, в зал дзюдо-до и тем спас его от неминуемой «белочки» и ловле чертиков в «дурке». С тех пор Виноградарь считал его своим спасителем и другом и по этой причине пускал Лаврика в любое удобное для него время, размять старые косточки, не беря с него ни копейки.

А косточки ему размять ой как надо было. После тяжелой травмы в горах, Лаврик два года носил себя, как до краев наполненный стеклянный сосуд. От этого нежного и бережного к себе отношения у него достаточно быстро стали «на погоду» ныть колени, появились не дававшие иногда спать по ночам боли в районе травмированного позвоночника и отдышка. А в один прекрасный день он с огромным удивлением увидел, что у него исчезла талия. Горы ведь любят сильных, а сильные много едят! Даже тогда, кода в горы не ходят.

Но горы по-прежнему манили к себе Лаврика. И тогда в его голове возникла идея о том, что неплохо было бы восстановить старые связи среди борцов. И тренируясь с ними, за год другой восстановиться и опять вернуться в альпинизм. Если бы кто-то спросил Лаввика, а не проще было не «городить весь этот огород», а просто опять начать тренироваться с альпинистами, то, наверное, он не мог бы на это ответить что-то членораздельное и вразумительное. Но ему казался, что так будет лучше, а «заморачиваться» длинными объяснениями самому себе он себя самого утруждать не собирался. И вот, три раза в неделю, Лаврик, поддев для сгонки веса под свое старое кимоно «убитую» шерстяную безрукавку, с упоением поливал потом видавшее лучшие времена татами.

Войдя в зал, Лаврик отвесил положенный церемонией приветственный поклон, сначала татами потом тренеру и, пристроив свои шлепанцы в аккуратный ряд таких же пластиковых тапочек, ступил на татами.

Разминка уже шла полным ходом и Лаврик, немного покрутив руками, плечами и, как говаривал Виноградарь, «подвигал прочими булками», кувыркнувшись пару раз вперед-назад, примкнул ко всем этим извивающимся, нещадно гнущим и растягивающим себя и уже порядком, вспотевшим фигурам.


Согревшись и решив что вполне готов «к труду и обороне», Лаврик прошел по краю татами на противоположный конец зала, где стоя Виноградарь и разговаривал с одним из учеников, одетым в темно-синее кимоно. Перекинувшись с обоими парочкой ничего не значащих фраз, он попросил у Виноградаря разрешения забрать его собеседника для отработки передней подножки.

- Она никогда у меня «коронкой» не была, но временами я ее «лепил» с любого положения. А сейчас.., даже и не уверен, что вообще вспомню. Поможешь? – спросил он парня в синем кимоно.

- Легко, - ответил тот.

Лаврик взял парня за отворот и рукав кимоно и, помедлив пару секунд для что бы сосредоточится, зашел на прием и неожиданно легко свалил парня.

- Во, блин! – восхитился сам собой Лаврик, - а я-то думал, что уже и не вспомню!

- Расслабься, - ответил парень, - мастерство не пропьешь! Это у тебя в подсознании, как езда на велике.

Сделав по полсотни подходов на каждую сторону, они постепенно перешли на легкий, поначалу игровой спарринг, который незаметно для них обоих перетек в решительную схватку. В конце концов, Лаврик оказался лежащим на спине, придавленный крепким как наковальня, восьмидесятикилограммовым телом обладателя синего кимоно. Парень наседал и явно нацелился на правый локоть Лаврика, для того, что бы сделать ему «болячку».

- Как ты говоришь? Мастерство не пропьешь!? – просипел побагровевший от натуги Лаврик.

Парень ничего не ответил и только на самую малость подал, как того и добивался Лаврик, тело немного вперед.

- Попался! – еще более задавленно, но с нотками торжества просипел Лаврик и, прихватив отвороты синего кимоно, сдавил ими шею противника. Парень на мгновение замер. По его лицу пробежала тень недоумения, которую тут же сменила гримаса боли. Еще пару секунд парень пытался боль перетерпеть, но, поняв, что действительно попался, легонько похлопал Лаврика по руке, показав тем самым, что сдается.

- Ну и лапы у тебя! Что плоскогубцы! – сказал его тяжело дышащий противник.

- Железные пальцы скалолаза! Да и ты то же! Не подарок! Ух! Задолбал дедушку – выдавил из себя Лаврик и, став в положение «на четыре кости», тяжело дыша, отправился в угол зала, где присел на сложенные там стопкой маты.

Пока Ларик боролся, Виноградарь построил своих бойцов и стал показывать им технику ударов. Переведя дух, Лаврик решил, что можно немного и помахать ногами и руками и пристроился за последней шеренгой, как раз посередине. За его спиной оставалось еще какое-то пространство, вполне достаточное для одной пары.

Виноградарь держал в руках две короткие палки с упоением колотил ими друг по дружке, тем самым, задавая темп. Бойцы, с суровыми, сосредоточенными лицами мутузили, по чем зря, своих невидимых противников, издавая время, от времени устрашающие вопли. Затем последовала очередная тренерская команда и все стали на правое колено. Последовала еще одна команда и вся группа под грохот сталкивающихся деревяшек, начала отчаянно колошматить кулаками по татами.

Сначала Лаврик, не мигая, смотрел в ту точку, куда бил его кулак. Затем, немного прикрыв глаза, сосредоточенно погрузился в ритм этого однообразного движения. В какое-то мгновение, ему вдруг показалось, что резкий свет от заходящего солнца, проникающего через большие окна зала, потускнел и от того тени на татами потеряли свою резкость. Впрочем, это изменение он отметил как мимолетный факт и не более того. И в этот момент, Лаврик осознал, что он может видеть все, что происходит за его спиной столь же четко, как и то, что происходит перед ним.

А за его спиной два добрых молодца затеяли настоящее ристалище. Куражась, они  демонстрировали настоящее искусство во владении деревянными мечами – бокенами. Лаврик бил в татами и одновременно совершенно бесстрастно наблюдал за ловкими действиями ребят у себя за спиной. Сама эта возможность видеть затылком его почему-то совсем не удивила. Более того! Какие-либо мысли и эмоции напрочь покинули его. Голова его стала легкой и лишенной совершенно каких-либо мыслей. И даже то, что он явно осознал, что время стало течь как-то иначе, как бы растягиваясь подобно капле меда стремящейся сорваться с ложки, что совершенно не вызвало в нем никакого удивления или, тем более, смятения.

Продолжая, как автомат, лупить рукой в татами, он столь же бесстрастно отмечал  происходящие вокруг странности. Куда-то в даль отодвинулись удары палочек Виноградаря. Вместо этого возникло басовое буханье непонятно откуда появившегося там-тама. Лаврик ощутил на своем лице дуновение легкого ветерка и обнаружил, что стоит он перед макиварой, закрепленной в углу покрытого узорчатым ковром большого помоста, обрамленного толстыми поручнями, сделанными из толстых брусков какого-то темного дерева. 

Помимо него, на помосте были еще четверо крепких парней, явно азиатской внешности, которые были одетые в разноцветные, свободно и легко развевающиеся, вроде как из шелка сработанные, одежды. Разбившись по парам, они отрабатывали технику хорошо Лаврику известных приемов. Но выполняли они их в како-то неуловимо иной, весьма грациозной, почти танцевальной манере. Ощущение танца еще боле усиливалось от того, что парни работали в ритме задаваемым огромным там-тамом, подвешенным под потолок расположенной неподалек беседке.

Лаврик оглянулся и увидел что перед помостом, на площадке желтоватого, плотно утрамбованного грунта, двигаются в такт ритмичным ударам, как минимум еще десяток пар в таких же, как и парни на помосте невесомых и цветастых одеждах. Каждая пара, подчиняясь ритму там-тама, отрабатывала что-то свое, грациозно кружась, друг подле друга.

Как оказалось, помост выполнял еще и роль моста и под ним пробегал прозрачный, полный веселых солнечных зайчиков, ручей, по берегам которого рос клочковатый кустарник и несколько причудливо искривленных низкорослых деревьев. Точь-в-точь как на японских гравюрах, что он недавно видел на выставке в музее.

Набегавший легкими волнами ветерок, принес разноголосое пение невидимых птиц и не с чем не сравнимый аромат, который был хорошо знаком Лаврику. Он не знал, откуда возникает это пряный, немного кружащий голову запах, но он точно знал, что уловить его можно только весной и только в Крыму, где-то между Ай-Петри и Парусом.

Повернувшись лицом к ветру, Лаврик увидел затянутую легкой дымкой широкую долину, обрамленную высокими, покрытыми густым лесом, крутобокими холмами. А вдалеке, из бесформенной кучи совершенно непрозрачного тумана, высился белоснежный купол величественной горы. На ее склоне, на узкой полоске зеленой земли, как раз между границей непроглядного тумана и кромкой вечного снега, блестели купола каких-то храмов. Врядли Лаврик мог бы сказать, к какой именно религии относились эти храмы, поскольку в них органично сочетались православные купола – луковки, католические шпили и контрфорсы, иглы минаретов и перевернутые воронки буддийских пагод.

Лаврик сошел с помоста с противоположной от тренирующихся людей стороны и пошел прямо по траве, из которой веселым роем начали скакать кузнечики. Пройдя метров двадцать, Лаврик вышел на широкую тропу, ведущую вверх по долине. По-прежнему не испытывая ни каких эмоций и не как не оценивая все с ним происходящее, он пошел по этой тропе. Как ни странно, но по мере его отдаления от помоста и беседки с тамтамом, звук последнего, ни сколько не ослабевал, а как будто мягко заполнял все пространство в округе, переплетаясь в узор с пением птиц и стрекотанием насекомых.

Впереди, как бы постепенно материализуясь, из туманной дымки, возникла сухопарая фигура в широких белых одеждах. Подойдя поближе, Лаврик понял, что к нему направляется весьма благообразного вида высокий жилистый старик. Не смотря на то, что до старика было ни как не меньше двух сотен метров, Лаврик явно видел, что в его облике преобладают восточные черты. Но вместе с тем, старик чем-то неуловимо напоминал Лаврику Сашку Легисроса, его закадычного друга и первого тренера по альпинизму, прозванного Гончим Псом и, увы, сгинувшего в прошлом году где-то под вершиной Хан-Тенгри. Старик приветливо улыбнулся и, помахав Лавику рукой, заспешил к нему навстречу.

Лаврик тоже было прибавил шагу, но на какой-то миг его внимание привлекло жужжание некого, довольно крупного насекомого, возникшее возле его правого уха. Насекомое описало широкую дугу вокруг его головы и шлепнулось на левый рукав его кимоно, чуть ниже предплечья. Лаврик слегка повернул голову и, скосив глаза, увидел огромного овода, уже поднявшего зеленоватое брюшко и начавшего продираться сквозь плотную ткань кимоно к телу. Совершенно инстинктивно Лаврик хлопнул себя по руке и скоре почувствовал, чем услышав омерзительный хруст раздавливаемого поганого кровососа. В голове его, впервые за все время его выпадения из его мира, возникли сразу две параллельные мысли:

- Вот сволочь! Хорошо, что не цапнул!!!

И:

- Какие они тут здоровые!!

И тут же вдогонку, под черепной коробкой, как груженый грузовик по брусчатке, протарахтело удивление:

- Блин! Где же это ТУТ!? Где это я?! Как меня сюда занесло?

Перед его глазами, как на засунутой в проявитель фотобумаге стал проявляться спортивный зал, звук там-тама превратился в издаваемый Виноградарем стук, а в нос ударил неистребимый запах множества потеющих тел, столь характерный для всех борцовских помещений.

- Что старичок? Захекался!? – хлопнул его по плечу парень в синем кимоно, - Дыхалки что ли маловато? По утрам бегать надо!

- Во, блин! – только и смог выдавить из себя Лаврик, - Что за хрень?

- Это ты о чем? – не понял парень.

- Овод здоровый такой! Меня только что чуть не цапнул!

- Ты что-то совсем не в себе, старичок! – усмехнулся обладатель синего кимоно, - Какой овод!? На дворе только март месяц!

Лаврик посмотрел на свой левый рукав. На нем явно проступало влажное пятно, с прилипшим посредине, тонким слюдянистым крылышком насекомого.

Лаврик внимательно осмотрел татами вокруг себя, потом встал с колена и осмотрелся еще раз. Нет, вокруг не было ничего, хоть отдалено напоминающее раздавленное насекомое. Лаврик опять посмотрел на рукав и со странным чувством человека явно сознающим, что «крыша едет», но что остановить это движение уже нет ни какой возможности, стал смотреть, как пятно прямо на его глазах исчезает. Потом от ткани отвалилось крылышко и, сделав два не полных оборота, растворилось в воздухе.

- Да уж..! - Подумал Лаврик, - Действительно! Какие уж там оводы в марте!