Он размахнулся и ударил меня по лицу. В кино это просто красиво: звон сережек, непримиримость в глазах, ладонь, приложенная к горящей щеке. А в жизни это действительно больно. Во рту привкус крови от губы, рассеченной о зубы. Хуже всего то, что он ударил меня на глазах у моего сына. В аэропорту. И что от его пощечины я упала.
Все мои мужчины были у меня единственными, и все без исключения свято верили в это. Я старалась. Артур один умел меня не слушать или не слышать.
Петербург, вечер. Мне 48, я вышла из джазовой филармонии, где только что отпела первая жена Артура. Я ловила машину, чтобы доехать до гостиницы. Никитке - сыну - было в ту пору пять лет, и он жил в моей трехэтажной квартире типа «эгоист» с самой лучшей няней, которую я смогла найти ему в Москве.
В Петербурге я планировала пробыть недолго. Мой милый (на то время) - хозяин крупного лакокрасочного завода - готовился продать хозяйство финнам. Шли переговоры, я была переводчицей (в моем возрасте это было уже несколько стыдно).
О ту пору я думала, что как только Никита соберется в школу, я брошу все, продам оба подаренных мне коттеджа в Финляндии и в Подмосковье и вложу деньги.
Но пока я коротала вечер одна в Петербурге и ловила машину на Загородном проспекте, пытаясь не промочить ноги в неубранной снежной каше. Ко мне подошел смуглый молодой мужчина, только что подававший мне шубу в фойе, и спросил: «Можно я поеду с тобой?». Удивленная его дерзостью, я снисходительно улыбнулась и ответила, что не в этот раз.
Уже сидя в такси, я нашла у себя в кармане его визитку и вспомнила, что мы с ним знакомы. Виделись уже неоднократно на закрытых концертах все той же певицы…
Следующую ночь мне пришлось провести снова в одиночестве. Жена моего любовника узнала о нашей связи: он назвал ее моим именем. Она сразу закатила ему скандал, а он даже оправдываться не стал, будучи уверенным, что жена никуда от него не уйдет с двумя детьми. Дурочка. Ее муж не бывал рассеян и ничего не делал случайно. К тому же глупо ревновать к тем, о ком говорят: по-настоящему надо бояться лишь тех, о ком молчат.
Так или иначе, стало ясно, что близился день, когда мне нужно было бросить хозяина завода. Он позвонил мне той ночью, чтобы рассказать об их ссоре с женой. Ждал, что я буду горда: он назвал ее моим именем. Мне бы, может, это польстило, но он тут же выдал, что она ответила «лучше б ты назвал ее моим именем по ошибке». Забавная форма мужской проституции: рассказывать другой о том, как он ею мстил первой за то, что она ему не верна (на самом деле причина была именно в этом). Детвора.
Степенно выслушав все, я положила трубку и заказала бутылку виски. В моем прошлом будущего не было. Найти его можно было бы лишь в настоящем, если бы оно не было бесконечной игрой. Ни один из них не бросил бы жену ради меня.
Я сидела у огромного окна роскошного отеля в кожаном кресле и смотрела, как внизу месят снежную жижу простые смертные петербуржцы. Осушив вторую порцию виски, я достала из шубы визитку и позвонила.
-Мэдиссон Сас. Я буду в баре.
Было три часа ночи, Артур приехал через пол часа. Понятия не имею, что он сказал жене. Хотя может быть, она спала и не знала. Он спокойно подошел и сел ко мне за столик. Я молча встала и направилась к выходу. Артур шел за мной чуть поодаль. Мы поднялись в номер по лестнице, и я молча закрыла дверь. Повернулась к нему спиной и убрала волосы с плеч, чтобы он расстегнул молнию на моем платье.
В ту ночь мы не сказали друг другу ни единого слова. Когда все закончилось, я накинула халат и открыла ему дверь. Он посмотрел на меня с пару мгновений, потом поднялся с кровати, быстро собрался и ушел. Попытался поцеловать меня у дверей, но я уклонилась.
Артур был очень хорош и молод. Мне же было под пятьдесят. У меня был маленький якорь Никита. Что я могу еще сказать?
Я уехала утром в Москву и в тот же день забрала все вещи из квартиры, которую теперь уже бывший любовник оформил два года назад на мое имя. Поменяла номер телефона - и концы в воду. После рождения Никиты никто не бывал в моем трехэтажном углу типа «эгоист», который был мне настоящим домом, и никто не знал, где я живу.
Ни для кого из всех, с кем я была, покупка небольшой квартирки для меня не была проблемой. Несмотря даже на то, что речь шла о недвижимости в Москве. Я в свою очередь не ленилась доказывать им ненароком, что это нужно сделать, так как стыдно нам встречаться на моей съемной квартире (каждый раз я снимала ее в разных концах Москвы, но неизменно далеко от центра). Чай не подростки уже. А потом я каждый раз продавала очередную подаренную мне квартиру, и найти меня дома было не так-то просто.
В следующий раз я встретила Артура спустя два года в Москве, случайно. Был показ моего знакомого дизайнера, и мы оба оказались приглашены. Пока его певичка смотрела на подиум, Артур мял мое дорогое платье в темной кладовке за кулисами.
В ту пору я была уже год как одна и успела осознать, что пора забыть о карьере содержанки. Поэтому я не отказывалась встречаться с ним впредь. Он рассказал мне о своей жене скоро, и я уверилась, что ревновать к ней как к женщине не было смысла.
Артур летал ко мне из Петербурга в Москву довольно часто, но я не спешила знакомить его с Никитой или говорить ему о любви. Не знаю, сколько лет бы прошло, прежде чем я отважилась бы сделать это сама. Артур, можно сказать, вынудил меня - спустя почти три года после начала нашего своего рода романа. Он буквально припер меня к стене и:
-Скажи, что любишь.
-А если не хочу?
-Не любишь?
Он был по-настоящему зол. Артур вспыхивал, как спичка чуть что, и если злился, то со всей страстью человека восточных кровей. В его взгляде, движениях тогда было что-то скифское, дикое, неуправляемое. Казалось, он мог бы избить меня до полусмерти, но в тот момент меня это скорее обрадовало.
-Я люблю тебя, Артур.
-Тогда кто такой Никита?
-А в чем дело?
-Он звонит тебе постоянно, ты говоришь с ним при мне, ты отчитываешься перед ним, кто он?
-Артур, успокойся.
-Кто он??
-Мой сын.
Этого Артур не ожидал. Он сел на постель и уставился в угол. Я подошла и села рядом, но не успела даже слово сказать.
-Я хочу его видеть. Сейчас.
-Артур!
-Ты моя. Если он твой сын, я хочу его видеть.
Ему бесполезно было перечить. За это я его любила. Была уверена, что любила.
Мы поехали ко мне домой, и я представила его сыну. Никите было тогда уже десять лет. Когда мы приехали, он делал с няней домашнюю работу. Вышел в прихожую с разукрашенным альбомным листом.
-Мам, смотри, что я тебе нарисовал.
-Привет, мой хороший, - Я поцеловала его и обернулась к Артуру, - Смотри, это дядя Артур.
-Здрасте, - сказал мой мальчик и ушел в свою комнату. Он всегда так делал, когда стеснялся. Но сейчас он, кажется, был недоволен мной. Никита впервые видел в нашем доме мужчину… Моего.
-Артур, проходи в комнату налево вверх по лестнице. Я сейчас подойду.
Он ушел в спальню. Я спросила у Никиты, как дела, и наткнулась на испытующий взгляд.
-Это мой друг. Я потом тебе все расскажу, договорились?
Никита что-то буркнул в ответ, и я ушла к Артуру, плотно закрыв за собой дверь.
-Убедился?
Артур сидел на моей кровати, оперевшись подбородком о руки, сложенные в замок, и смотрел в окно. Я подошла вплотную и встала перед ним.
-Почему ты раньше мне не говорила? – он поднял на меня глаза.
-Ты никогда меня не спрашивал.
-Я и подумать не мог. Откуда мне было знать.
-Зачем тебе было знать?
-Потому что тебя это касается.
-Артур, давай начистоту. Ты женат, а у меня есть ребенок. Я вполне всем обеспечена и не хочу лишних проблем ни для кого. Тебе что, было плохо?
Тут он брякнулся на колени и обхватил мои ноги руками. Стал лепетать о том, что еще одного моего Иосю Райхмана он не переживет, что не хочет меня ни с кем больше делить и хочет, чтоб мы жили вместе. К такому повороту событий я, честно сказать, готова не была.
-Ты что такое говоришь? Артур?
-Выходи за меня.
Мне было 53 года. Я слышала эту фразу впервые. Ему было тридцать восемь.
То, что я родила Никиту не от него, Артур никогда мне уже не простит. Хоть и брал меня замуж с ребенком, и никаких неожиданностей касательно моей жизни для него не было. Когда я впервые разрешила ему переступить порог моего дома, он чуть не плакал, стоя на коленях, что еще одного Райхмана он не переживет, и клялся, что сделает все, лишь бы я разрешила ему остаться со мной.
А сейчас я лежу на гладком полу аэропорта, и Никита пытается меня поднять.
Не было ничего проще, чем быть любовницей всех этих богатых мужчин. Было лишь одно главное правило: по очереди. Нельзя встречаться с несколькими за раз. И нужно быть начеку, знать, когда уходить. Если расслабиться, он вышвырнет тебя сам, - тогда все. Больше я была бы никому нужна. Они ведь в основном друг друга знают – хотя бы заочно или через кого-то.
Так что всю мою жизнь все упиралось в стратегию: не профукать момент, когда слепая страсть даст брешь, и ему впервые придет в голову мысль, что ради тебя он не бросит жену и детей. Тогда нужно было быстро сотрясать последние подарки и уходить, пока не поздно. Потому что жен они никогда не бросают. Не ради таких, как я.
Я была любовницей: я ежечасно напоминала каждому из них, что он кочевое животное, добившееся якобы всего и способное вызвать хрупкое, как осколки стекла, обожание молодой независимой женщины. Не претендующей на его свободу и не читающей ему лекций о пользе иглоукалывания, пророщенной пшеницы или еще каких припарок. Только гедонизм всегда был моей епархией. Со мной им можно было делать буквально все, и я неизменно оставалась ими довольна. Каждый из них был красавец-мужчина вне зависимости от возраста, веса и каких бы то ни было способностей. Восхищение было моим вторым «я».
Важно было только нащупать тонкую грань между проституткой и любовницей – а потом не потерять на этом лезвии равновесия. Я делала все, чтобы меня уважали и желали все друзья и деловые партнеры, но любому из них я неизменно предпочитала своих любовников (то есть того из них, чьей я была на тот момент). За это мне готовы были платить дорого, очень дорого. Меня любили за то, что я не читала нравоучений, не была ни за кого в ответе, ничего не прощала просто так и никогда бы не понравилась их мамам. Я была вообще для всех плохая, и только моих мужчин – идеальная. Таковыми были правила игры.
Никита родился у меня поздно: мне этого было нельзя. Походная жена богатых парней не должна иметь ни корней, ни растяжек на животе. Я улыбалась в шикарных ресторанах и знала 5 языков. В мои обязанности входило обольщение (в четко определенных рамках) иностранных инвесторов, чтобы они становились более сговорчивыми и менее внимательными.
Я была сука верная – и тем была ценна. В любой день я могла собрать вещи и поехать за моим хозяином в любую точку земного шара.
Как правило, меня представляли переводчицей. А то, что мой «босс» то и дело хлопал меня по коленке – это было вполне нормально. «У нее такой оклад, что ей грех жаловаться, и она могла бы быть еще поласковей, вы понимаете о чем я. Но я женат». Славные парни, примерные семьянины и оттого надежные партнеры по бизнесу. Все с детьми.
Я выбирала только женатых с детьми. Серьезные, состоявшиеся люди, часто монополисты в своей области – разной масти. Одни контролировали какой-то хлебный участок, другие работали в масштабах региона или нескольких. Если у них случались криминальные разборки, в расход шли жены и дети – я же была по большей части в безопасности. Латать дырки в боках или пиджаках приходилось также не мне. Меня считали надежной, но лишний раз не рисковали. Иногда они думали, что любят меня, и не хотели подвергать меня опасности, а иногда боялись, что я их сдам – поэтому избыточной информацией я никогда не обладала. Варианты причин тут были не важны – главное, что при любом раскладе риск для меня был минимальным.
Так не могло продолжаться вечно. Толстосумов в моем списке значилось ко времени знакомства с Артуром уже порядочно. Конечно, они бы не перевелись: ресурс всегда будет. Но я старела. Поэтому вести себя приходилось с каждым годом все грамотней. Благо, опыт позволял.
Я всегда уходила молча, не оборачиваясь и не объясняясь. Никогда не занималась шантажом, не требовала откупных, не пыталась забеременеть. Уходила в момент, когда они еще не насытились сполна, но успели привыкнуть, счесть меня своей. Моя репутация была безупречна. Самая дорогая переводчица в высшем полусвете, - уходя, я была уже неумолима. Никаких встреч по старой дружбе, ни теплого взгляда, ни слова. Если мы случайно сталкивались на рауте, мы были не знакомы. А слухи ползли все равно, и мне это было очень на руку.
В этом мире нет ничего прекрасней запаха любимой женщины. Этот запах тем острее, чем жестче был ее отказ. Я уходила вовремя, и они страдали, мои старики. Иногда даже всерьез. По крайней мере, все в тусовке хотели так думать – и думали. Это было лучшее время перейти к другому человеку. Главное было правильно его выбрать.
Нельзя было переходить к главным конкурентам и личным врагам бывшего любовника. Засветив меня пару раз на мероприятиях, они могли бросить: для мелкой мести этого было достаточно. Друзья и партнеры – по крайней мере, постоянные – тоже были табу. Из-за них начинались склоки, которые были мне ни к чему. Безусловно, на входе этих ребят было проще получить, чем новых людей, но на выходе это оказывалось себе дороже: слишком много побочных проблем.
Ошибиться было сложно. Я приходила не на месяц, не на два. Я была моложе всех моих мужчин кроме Артура. Им передо мной все же нужно было иногда хвастаться, и мне же можно было изливать душу после пол литра дорогого коньяка. По работе я знала все важные имена, и кто чем дышит.
Но так нельзя было всю жизнь. Несколько раз мне приходилось менять города, пару раз даже страны. На год-другой, максимум было 3 года, и все же. Никаких серьезных привязанностей с моей стороны, постоянный контроль над ситуацией: это была моя работа, и я относилась к ней со всем цинизмом профессионала. Все это время я принадлежала своему работодателю – ему одному, ни в коем случае не себе.
Все, что я могла, это содержать трехэтажную квартиру типа «эгоист» в Москве - мой единственный тыл, подаренный первым крупным любовником. Личный стилист, косметолог и гинеколог, (устранявший последствия гулянок папиков с проститутками), - все они были в Москве, и роднее их не было никого в моей жизни. Со временем они стали требовать от меня не только сувениров из разных стран и больших денег. С годами они сделали меня своим личным сериалом и назвали меня подругой. Каждый специалист исходя из своих соображений - однажды каждый их них стал настойчиво задавать мне один и тот же вопрос. Особенно после того, как мне впервые вкололи ботокс. Впрочем, к тому времени я уже и сама перестала питать иллюзии о материнстве и собственном здоровье или молодости.
Отец Никиты не был самым богатым из всех, с кем я была. Но он был самым высоким. Иосиф Райхман вел здоровый образ жизни и не увлекался кокаином, был от природы очень умен, а главное – довольно молод. Это и был тот самый Райхман: второго такого Артур боялся не пережить. Я пробыла с ним не долго, ушла сразу, когда забеременела. И все решили, что я его действительно любила. (Раз уж не просила выкупа, родила от него и сохранила все будто бы в тайне от его жены. Которая, конечно же, все знала, но еврейские жены всегда были достаточно умны, чтобы "не понимать").
Должна сказать, я никогда не отрицала и не комментировала никаких слухов или клеветы. Чистой воды политика: тем загадочней я казалась всем, кому надо было. А подруг, которым я могла проболтаться или рассказать что-то откровенно, я никогда не заводила. Я была идеальна: про меня никто ничего не знал – только догадывались иногда, от кого и к кому я ушла. И то всех не знал никто. Кроме моего нынешнего мужа - кроме Артура.
Артур следил за мной 15 лет, прежде чем я подпустила его близко.
Впервые он увидел меня на уроке танго, он был сыном инструктора. Мне было тогда тридцать пять лет, Артуру двадцать. Я была в то время любовницей хозяина сети элитных фитнес-клубов. На танго ходила, чтобы поддерживать себя в форме и чтобы помнить прошлое, в котором отец учил меня танцевать. Это было, в общем, главное, что я умела. Танго – моя путевка в жизнь, а вовсе не языки, которые я учила на деньги первых любовников. Отец говорил, что в танце есть всего одна заповедь, позволяющая исполнять женскую партию. «Слушайся» - и больше ничего. Для этого нужно слышать партнера. Вот и все, что мне нужно было знать о мужчинах.
Несколько лет Артур был вполне удачно женат на певице джаза, довольно известной в высших кругах. Сам он работал тогда в студии звукозаписи, где они и познакомились. Я не знала о его существовании – я любила голос его жены. К тому же, на закрытых концертах, где она иногда пела, можно было присмотреть нового мужчину.
А Артур следил за моей жизнью на расстоянии. Он пытался пару раз познакомиться поближе, но я не бывала одна, когда он подходил, поэтому каждый раз отказывала ему, хотя он мне нравился. Возможно, все так вышло как раз из-за того, что нет ничего прекрасней запаха желанной и отвергнувшей. Cave amantem. Берегись любящей (не тебя).
Он был женат на прекрасной женщине, неверной женщине, взбалмошной и злой, обладающей сильным голосом и характером. Он мечтал обо мне – и для меня до сих пор остается загадкой, почему: ведь он знал, кто я. Когда Артур делал мне предложение, он был все еще женат.
Есть такое правило змеелова: чем больше твой опыт, тем скорее ты совершишь фатальную ошибку. Я согласилась выйти замуж за человека восточных кровей, привыкшего жить за счет своей жены.
С тех пор прошло два года. Я 8 месяцев замужем, и я лежу на полу в аэропорту с рассеченной губой. Мы только что приземлились в Италии, хотели провести вместе Никиткины каникулы и наш отпуск. Артур ударил меня не впервые, и Никита уже попривык, довольно спокойно реагирует на подобные выходки отчима. На этот раз все из-за того, что я забыла свою кредитную карту. Артур разозлился.