«…Бес в храме Божьем – это извращенье.
Ошиблась в ставках, как плохой игрок.
Не приходить сюда дала зарок.
Но вот – иду! Здесь есть один священник…»
«Монолог Демона». О. Станишевская.
http://stihi.ru/2008/03/10/1438
Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте.
«…Отныне жизнь моя обрела некую вполне определённую размеренность. С утра я пила кофе, чтобы продрать глаза (привычка не спать допоздна никуда не делась, а просыпаться приходилось теперь довольно рано). А после спешила в храм, к мессе, чтобы доступными мне способами приобщаться к таинствам людских верований. Нет, пардон, следует сказать иначе: к таинствам единственной истинной веры, дарующей возможность спасения человеческой душе. Этот тезис я почерпнула из катехизиса.
Приобщение удавалось в известных пределах. Вода в кропильнице по-прежнему жглась, но я уже успела привыкнуть, так как за час – другой кожа полностью возвращалась к норме. А вот крестное знамение не получалось никак: рука застывала где-то на уровне лба и дальше не шла ни в какую. Честно признаться, меня это не очень беспокоило… Наверное, я слишком легкомысленно относилась к серьёзным вещам.
Как тень за спинами прихожан, проскальзывала я на самый задний ряд скамеек и проводила самые дивные полчаса в каждом из выпадающих мне дней. Полчаса безо всяких помех я созерцала и слушала ЕГО. Но теперь всё было совсем по-другому, не так, как тогда, когда я скрывала свою сущность в теле Марии и, глядя на меня, ОН видел её.
Нет, теперь я точно знала, что ОН может увидеть МЕНЯ, когда захочет. И мне иногда казалось, что я ловлю на себе его беглый взгляд.
Моё пребывание на самом последнем ряду имело два основных резона. Во-первых, я не хотела, чтобы меня разглядывали посетители. Здесь все друг друга знали, и я, как новое лицо, уже и так привлекла чрезмерное внимание. Пришлось упрочить слух, что я – двоюродная сестра Фламмеля, приехавшая к нему из провинции. Народ немного успокоился, но продолжал следить за каждым моим шагом, стремясь уловить повод для пересудов.
Впрочем, систематическое посещение церкви обеспечило мне неплохую репутацию.
Второй резон состоял в том, что в ходе некоторых процедур, составляющих ритуал мессы, Виктор кропил присутствующих той же самой святой водой. И если брызги попадали мне на лицо, бывало весьма неприятно. Мало того, что болезненно, так ещё и некрасивые красные пятна какое-то время держались на физиономии.
До последнего ряда брызги гарантированно не долетали.
Заметив, что я никогда не осеняю себя крестным знамением, народ снова заволновался. Пришлось пустить новый слух, будто я – иудейка, но жажду перейти в истинную веру. Мой нос вполне подтверждал данную легенду, особенно первую её часть. Доверчивые обыватели снова покорно проглотили дезинформацию и смирились с моим существованием.
Почти каждый день видела я в церкви Марию. Она тоже старалась не пропускать ни одной мессы, но садилась всегда в первом ряду. Не без удовольствия я отметила, что она продолжает носить то голубое платье, которое выбрала в своё время я. Эта девочка вызывала во мне определённую симпатию. Всё-таки, мы вместе столько пережили, в стольких переделках поучаствовали… Есть что вспомнить обеим. Впрочем, я отдавала себе отчёт, что её воспоминания о «сожительстве» со мной вряд ли носят столь же приятный характер. Скорее, после перенесённого кошмара она удвоила-утроила старания по искоренению всех ростков греха в своей юной душе. Чтобы уж ни одна тварь вроде меня не нашла к ней лазейки. Молилась она весьма рьяно, выражение лица имела одухотворённое, и, видимо, вся духовная работа над собой шла ей на пользу. А может, апрель и здесь оказал своё неотвратимое влияние. Только выглядела она ещё краше, чем в те времена, когда мы с ней были «едины»: в глазах добавилось блеска, а на щеках – румянца.
Появлялись временами и её родители, супруги де Мюссе, но далеко не так часто. Они тоже казались повеселевшими. Наверное, солнышку радовались. Или с деньгами, наконец, получше стало. По крайней мере, Мария щеголяла в новой золотой цепочке.
По большому счёту, все их дела меня волновали ничтожно мало. Ведь в жизнь мою пришло нечто, несравненно более чудесное.
…Виктор по-прежнему не стремился к общению со мной. Но и не гнал прочь, не осыпал оскорбительными прозвищами, придуманными людьми для нашего брата-демона, не обвинял в коварных происках и вредительских планах. Он просто НОРМАЛЬНО разговаривал со мной, если я обращалась с вопросами! От одного этого уже захватывало дух: он был в такие моменты рядом, говорил спокойным тоном (то чуть ироничным, то слегка поучающим) и даже время от времени взглядывал мне в лицо. Мы поддерживали вполне мирные диалоги, не скатываясь в позиционную войну.
Это ли было не чудо?!
За собой же я заметила, что могу теперь контролировать свои внешние реакции в его присутствии. Не трясусь, не теряю дар речи, не лепечу бессвязный бред и даже (!) умудряюсь избегать грубых выражений. О да, в ходе наших бесед я оставалась корректна и спокойна. Внешне. И ещё: я научилась в большей степени контролировать то, что высказываю вслух. И поняла, что именно в этом заключается один из атрибутов человечности. (В вере, возможно, тоже, но о вере мне было гораздо сложнее судить…). Пока из твоей глотки вылетает всё, что приходит тебе на ум – ты будешь носить клеймо демона и отщепенца. Но как только ты постигаешь высокое искусство «фильтровать базар»… Как выразились бы люди – эстеты: «обзаводишься внутренним цензором»… Только тогда ты сможешь вписаться в людское сообщество как полноправный его член!
Итак, я научилась вовремя прикусывать язык. А иногда – даже говорить то, что от меня хотят услышать. Это был, без сомнения, прорыв.
…Катехизис у меня как-то не пошёл. Я завалилась на диван читать его тем же вечером. Но уже после первых двух абзацев мысли уплыли в такие дали, что смысл текста стал проскальзывать полностью мимо сознания. Требовалось какое-то вспомогательное средство, чтобы достичь большей концентрации. Виктор говорил, что постигать истинный смысл книг о боге помогает искренняя молитва. Но демон, естественно, на молитву (тем более, искреннюю!) не способен в принципе. В связи с этим в мозгах у меня сложилась ассоциативная цепочка, которую коротко можно сформулировать так: молитва – божественно – эликсир – Фламмель – эликсир Фламмеля.
Слегка обыскав гостиную, пока хозяин дома отсутствовал, я без труда обнаружила бутыль с вышеуказанным напитком.
Возможно, алхимик не слишком преувеличивал чудесные свойства своего творения. Потому что пара рюмок, принятые без закуски, помогли мне существенно продвинуться в освоении текста.
Я пролистала катехизис «по диагонали» за один вечер. Тут даже не с чем было поспорить. Потому что с первой страницы делалось совершенно очевидно, кем и для чего это писано. Добротная, по всем правилам составленная агитка в пользу единственной истинной Церкви Христовой, то есть, Католической. Не то, чтобы в книге совсем не было спорных утверждений… Просто, какой смысл спорить с рекламной листовкой? Её можно либо прочесть и воспользоваться информацией. Либо… Я подумала, что Виктор счёл бы мои рассуждения кощунственными, и тяпнула ещё эликсира. «Здравствуй, Бог! Это же я пришёл! Так почему нам не напиться? Я нашёл, это же я нашёл – это мой новый способ молиться!». Вполне искренне.
Далее я натолкнулась на фразу, которая воссияла светочем истины среди всех прочих, содержащихся в книге. Фраза была такова: «Мы не можем понимать этой тайны, ибо конечный, ограниченный человеческий ум не может вместить бесконечную сущность Бога».
Помещённое в конце повествования, сие высказывание подвело бы вполне закономерный итог, и за ним можно было бы поставить жирную точку.
Но фраза почему-то находилась гораздо ближе к началу, странице на пятой. И после такого глубокого излияния мудрости совершенно непонятно было, о чём вообще ведётся речь на последующих двадцати листах. Если всё уже сказано? Если ум – не может вместить?! Чего ж тогда бумагу-то изводить попусту…
- Ну, как? – спросил Виктор, когда я возвращала ему катехизис на следующий день.
В какой-то краткий миг он уже взялся за книгу, а я ещё не выпустила её из своих пальцев, и мы держались за неё вместе. О, сладкий миг…
- Если честно… Никак, - я разжала пальцы.
- Я этого и ждал, - кивнул Виктор. На удивление спокойно кивнул.
- В ней больше идейной агитации, чем высших откровений, - осторожно пояснила я. Ссориться на идейной почве не хотелось.
- Книга писАлась людьми и для людей. Неудивительно, что ты так на неё отреагировала.
- Значит, это всё потому, что я – не человек? – печально спросила я. Кажется, сейчас меня опять начнут в чём-то обвинять.
- Именно. У тебя не-человеческие познания о мире и не-человеческий склад ума.
- Это плохо?
Вообще-то, с моей точки зрения, слова Виктора про мои не-человеческие качества прозвучали, как комплимент. Но сам он мог иметь в виду иной смысл.
- Это данность, - отвечал он. – Тебе нужно читать первоисточники.
Он скрылся в ризнице и через несколько минут вернулся с толстым солидным томом в кожаном переплёте. Углы обложки были окованы настоящим золотом.
«Если отковырять и попытаться продать… Много не дадут, по весу мало выйдет», - отметила я, совершенно автоматически.
- Это Евангелие, - сообщил Виктор. И я уловила торжественные нотки в его голосе. – Возьми.
- А его можно выносить отсюда? – обеспокоилась я. – А то я ведь дома читаю.
- Можно. Это мой личный экземпляр.
Нечего и говорить, насколько бережно я прижимала фолиант к груди после этих слов.
…Евангелие я когда-то читала. Очень давно, в рамках обязательной программы курсов повышения квалификации. Думаю, как раз вскоре после того, как оно, собственно, и было написано. Только не помню, которое из них. В те времена их существовало не менее двадцати вариантов, и вовсе не факт, что мне достался экземпляр, вошедший впоследствии в каноническую четвёрку.
Теперь, при перечитывании, многие моменты казались совершенно не знакомыми. То ли я, действительно, читала в прошлом какой-то апокриф, отвергнутый составителями канона. А то ли за века многочисленные переводы и переписывания настолько видоизменили текст. Хотя, может быть, всё дело просто в несовершенстве моей памяти…
С Евангелием всё вышло совсем не так, как с катехизисом. Прежде всего, меня захватил мистико-детективный сюжет. Я ведь не присутствовала лично при описываемых событиях, а довольствовалась лишь слухами, циркулировавшими по Отделу. И сейчас вдвойне интересно было ознакомиться с методами работы противостоящего ведомства, представленными на конкретном примере. (Впрочем, всё время забываю: я больше не состою на службе ни в одном из ведомств; я нынче всего лишь жалкий зэ-ка…).
А потом… Потом я прониклась. Пожалуй, всё началось с фразы: «И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его». От слова «мытари» сразу повеяло чем-то родным, щемяще-близким, хоть и понятно было, что имелись в виду человеческие сборщики податей. Отщепенцы, не вписывающиеся в формат добропорядочности той эпохи.
Действительно, Мессия мог себе позволить есть и пить, с кем сочтёт нужным, и только окружающие блюстители морали не находили себе места из-за обеспокоенности по этому поводу. О, да, им есть дело до всего! Но Мессия всегда умел дать таким достойный отпор, прямолинейно обличая их подлинную сущность: «Лицемеры! Порождения ехиднины! Род лукавый и прелюбодейный!».
«Пришёл Сын Человеческий, ест и пьёт, и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами её».
Когда же я дочиталась до эпизода: «Кто из вас без греха, первый брось на неё камень» - я поняла, почему народ так охотно шёл к нему в команду и оставался там, невзирая на все трудности, неизбежные на первоначальном этапе раскрутки.
Мелькнула даже мыслишка: а пошла ли бы я сама, если бы вдруг кто позвал? Но, по размышлении, решила, что всё же – нет. У нас спокойнее как-то. (Было. Было!). У них – уж больно хлопотно. Но и бонусы сулят немалые в случае успешного выполнения всех задач. В смысле, заповедей.
Таким образом я плавно перешла к изучению заповедей.
Их оказалось совсем не много. Причём, совершенно неожиданно выяснилось, что некоторые из них я уже соблюдаю, даже не подозревая об этом. Например, «не убий». Ни желания, ни необходимости совершать подобные действия в моей жизни давно уже не возникало. Следовательно, можно ставить «галочку»: выполнено. Заповедь «почитай отца и мать» по отношению ко мне была не применима в принципе. Ибо, какие же отец с матерью могут быть у демона? Как поётся в народной песне: «Наши отцы – славны полководцы, вот кто наши отцы». Сирота я, голытьба перекатная. Вычёркиваем из списка.
Несколько сложнее в моём прошлом обстояло дело с пунктом «не кради». Искушение, как говаривал Виктор. Но в последние дни, благодаря непонятному великодушию Фламмеля, все мои потребности в пище, крове и одежде полностью удовлетворялись, безо всяких противозаконных предприятий с моей стороны. Кроме того, выяснилось, что сии потребности не так уж велики, ибо в материальном плане я и не хотела ничего сверх того, что мне давалось. «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы».
Заповедь «не лжесвидетельствуй» заставила меня поволноваться. Поскольку я точно знала, что совру, как сивый мерин, если сочту, что это по какой-то причине мне выгодно. Но в то же время я так же точно знала про себя, что врать без крайней необходимости не люблю. И вообще, предпочитаю не откровенный обман, а избирательную правду. Это когда выхватываешь из контекста отдельные факты, фокусируешь на них внимание слушателя, компонуешь их, как тебе удобно, и добавляешь необходимую эмоциональную окраску. Можно ли назвать такой подход лжесвидетельством? Если добиваешься от собеседника нужной тебе реакции, не искажая факты, но жонглируя ими с ловкостью циркача?...
Большие волнения и сомнения я испытала по поводу «не прелюбодействуй». Напрашивался закономерный вопрос: «А как же иначе?!». И ответа на него я в Писании не нашла. «Да прилепится муж к жене своей» - не в счёт. На всех не переженишься… с моей, демонической, точки зрения…
В конце концов, не без помощи эликсира, я рассудила здраво. И люди-то далеко не все, - сказала я себе, - в равной мере блюдут в одно и то же время все предписанные им заповеди. Лишь единицы из миллионов – совершенные праведники – могут этим похвастаться. Но они хвастаться ни за что не будут, ибо уже сумели изжить в себе грех гордыни. Так можно ли требовать от мятущегося демона, что он враз заменит все свои пороки на противостоящие им добродетели?
Потребовать такое, конечно, можно, чисто теоретически. Но вот исполнения требования ожидать не приходится.
Чтобы добиться реального результата, действовать нужно последовательно и постепенно. Поэтапно.
Итак, я решила выбрать какую-нибудь одну заповедь, желательно – одну из самых существенных, и начать отработку именно с неё. А дальше, по мере освоения, расширить сферу деятельности.
- Вик…
Я, как всегда, обратилась к нему, дождавшись, пока весь народ разойдётся после мессы.
- Да? – он глянул на меня деловито.
- У меня накопились вопросы. Мне нужно их с тобой обсудить.
- Вопросы? О чём же?
- По Евангелию.
- Ты хочешь сказать, что ты его читала? – он нарочито удивлённо поднял брови.
Но я не отреагировала на провокацию.
- Да, и не раз, - отвечала я смиренно. – И нуждаюсь в совете духовного наставника.
- А, ну это не ко мне…
- Не иронизируй, - произнесла я с укоризной. – Ты взялся провести меня узким путём в мир истинной веры, делающей человека венцом творения…
- Я просто дал тебе почитать книгу.
- И я её прочла! И приняла близко к сердцу! И жажду теперь с тобой обсудить.
- Ну, что ж… - Виктор вздохнул. – Присядем?
Мы уселись на скамью в последнем ряду – в том самом, откуда я наблюдала все службы и выслушивала все его проповеди.
Он был сейчас так близко, что я легко могла бы коснуться его, если бы протянула руку. Если рука твоя тебя соблазняет, отгрызи руку свою… Я сцепила пальцы, сложив их на коленях.
- Что ж, я тебя слушаю, - сказал он обречённо.
- Вик, - я всё ещё старалась в мыслях сформулировать вопрос. – Скажи мне, пожалуйста. Ты себя любишь?
- А при чём тут это? – опешил он. – Не знаю… Какая разница?
- Но ведь сказано же: «Возлюби ближнего, как самого себя». Значит, надо прежде суметь возлюбить самого себя, а потом распространить это же чувство на ближних.
- Сказано: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь».
- А как это?
- Что – как?
- Ну, как можно возлюбить Господа?
- Как?… Всем сердцем… Почитать за высшее благо исполнение Его заветов. Радоваться, думая о Нём. С любовью обращаться к Нему в молитве… Восхищаться творением Его. Ведь весь мир – это Его творение. Вся красота мира, вся гармония – Его творение. Что может быть прекраснее для человека, чем послужить поддержанию этой гармонии? Каждый из нас занимает своё место в мироустройстве, согласно Божественному плану. И каждый из нас есть частица этой бесконечной красоты, покуда он согласует свои действия с Божьей волей…
- Прости, но мне показалось, что сейчас ты перешёл с одной темы на другую. Мы начали говорить про любовь к Богу, а перешли на исполнение своего предназначения. Я бы хотела ещё раз спросить: как можно возлюбить Господа?
- Чего ты от меня добиваешься? Пытаешься подвести к какому-то определённому ответу?
- Хорошо. Поясняю мысль. Я могу возлюбить человека… - я на мгновение отвела глаза и усилием воли заставила успокоиться приливающую к щекам кровь. – Или даже ангела… С которым хотя бы раз встречусь лично. То есть, буду воспринимать его как конкретный субъект. Как минимум, увижу его лицо, услышу голос. Хотя бы издалека увижу его хоть один раз, понимаешь? А желательно, конечно, знать также его характер, предпочтения, взгляды на жизнь. И тогда я смогу либо любить его, либо не любить, либо испытывать ещё какое-то личное к нему отношение. Теперь о боге. Я подозреваю, что когда вы говорите «Господь» и когда мы говорим «Самый Главный», мы подразумеваем один и тот же персонаж. Но я никогда не встречалась с ним, вот в чём загвоздка!
- Ты считаешь, что Его нет? – нахмурился Виктор.
- Я этого не говорила. Все знают, что он имеет право наложить вето на любую резолюцию нашего Главного. Все знают, что он может отменить или установить любой закон. Периодически до нас доходят приказы, утверждённые им лично, и тогда все готовы на уши встать, но выполнить всё в точности. Ибо каждый знает, что Самому Главному ничего не стоит отправить в небытие любого бессмертного демона, невзирая на ранги. Таким образом, я знаю, что он – есть, что он действует, что он могущественнее любого из нас и полномочен приказывать нам. Ну, в общем, если принять нашу контору за акционерное общество, то у него – контрольный пакет…
- А? Какой пакет?
- Неважно. В общем, Самый Главный – он и есть Самый Главный. Этим всё сказано. Но ему нет нужды снисходить к нам, простым винтикам огромного механизма. И я ни разу в жизни не видела и не слышала его. И не могу судить ни о характере его, ни о ходе мыслей. Тем более, что в вашем катехизисе так и написано: «Мы не можем постичь этой тайны…». Как говорится, неисповедимы пути.
- Как же я могу возлюбить его? – произнесла я в заключение, выдержав эффектную паузу.
Виктор выглядел озадаченным. Я почти видела, как искрит его мозг, усиленно перебрасывая электрические импульсы между нейронами. Происходила обработка информации.
- Кажется, я понял, в чём проблема, - сообщил он, наконец. – Бог заведомо могущественнее тебя, и тебя это смущает. У тебя не получается Его любить, потому что ты боишься. Боишься, поскольку не можешь Его понять, а то, что ты не способна понять, ты и принять не можешь. В этом суть демона. У вас нет души, и вы постигаете всё умом, а вера – свойство души. Вера для вас непостижима.
Теперь настал мой черёд искрить мозгами. И, хоть я не сумела подобрать адекватных возражений, но всё ж таки испытала определенное удовольствие. Виктор снова проявил себя достойным оппонентом. Равным по силе.
- А ты ангелов видела? – внезапно брякнул достойный оппонент.
- Ну… да, - я отчего-то смутилась.
- А говорят, они показываются только праведникам. И то в исключительных случаях.
- Так я ж – праведница, - хихикнула я. Потом посерьёзнела. – Я их по работе видела. Личные контакты с нами у них запрещены. Чтобы не совратили.
- Кто кого чтобы не совратил? – с серьёзным видом уточнил Виктор.
Я снова хихикнула:
- Вот что я ценю в людях, так это чувство юмора. Хотя ваши богословы склонны считать юмор греховным.
- Так всё логично: юмор греховен – за это ты его и ценишь.
Я улыбалась и не смотрела ему в глаза. Мне было так хорошо: сидеть рядом с ним и легко перебрасываться репликами – даже неважно, на какую тему. Возникала иллюзия, что мы понимаем друг друга с полуслова. Что в данный момент мы мыслим на единой частоте.
- Так возвращаясь к первоначальной теме, - напомнила я.
- О чём? О главной заповеди?
- О том, любишь ли ты себя.
- По некотором размышлении… Отвечаю: наверное, да. Наверное, всё же, я себя люблю.
- А меня? – быстро спросила я.
Лицо Виктора вытянулось.
- Поясни, - попросил он.
- «Возлюби ближнего, как самого себя». А я ведь рядом сижу. Значит я – ближний. Любишь ли ты меня?
Виктор прокашлялся.
- Видишь ли, демон Натанаэль… - заговорил он подчёркнуто официально. – Все заповеди Ветхого и Нового Заветов распространяются на людей. Под словом «ближний» подразумевается любой другой человек. Человек, понимаешь?
- А там – не написано! – почти выкрикнула я.
- Это и так ясно, - отрезал Виктор. – Про вас там одно высказывание: «О, род неверный и развращённый! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?».
- Это про вас там такое высказывание! – выпалила я.
- Про кого это – «про вас»? – грозно насупил брови Виктор.
- Про книжников и фарисеев! «Слепые вожди слепых».
- Начиталась, - мотнул он головой. – Недаром считается, что дьявол может знать священное писание лучше, чем любой богослов.
- Вик, - я уже не могла больше прикусывать свой язык, - почему ты отверг меня?!
- Когда я тебя отверг?
- Тогда… Когда я приходила к тебе домой, ночью, помнишь? Ещё до того, как… Ну, в общем, до суда. Ведь я же нравилась тебе, я это видела, видела! Зачем ты меня выгнал? Нам было бы вместе хорошо, сказочно хорошо… Ведь так было бы лучше для нас обоих!
- Было бы лучше? Ты уверена? – он глянул на меня как-то странно.
- Уверена, - я выдержала его взгляд. – И я была бы свободна. И помогла бы тебе возвеличиться, если бы ты захотел. Пусть я не самый могущественный демон, но и я тогда ещё кое-что могла. Я могла бы найти для тебя клады, и ты стал бы богат. Я могла бы использовать свою силу влияния на людей, и ты сделал бы карьеру. А если всё это, мирское, тебе не нужно… У меня были кое-какие связи там, у нас, в Воздушке. Я могла бы договориться… и ты… ну, там уже, после земной жизни… Ты спокойно, по-быстрому, гладенько прошёл бы через все мытарства, везде отметился бы для проформы и отправился бы на свои Небеса. Не знаю уж, что там хорошего, но все ваши туда рвутся, как мухи на мёд. Я могла бы дать тебе любое счастье, на выбор. Я хотела, чтобы ты меня любил…
- Натанаэль, - Виктор смотрел в пространство перед собой. Голос его прозвучал немного грустно. – Вот ты всё говоришь: «я хотела», «я могла», «так было бы лучше для нас обоих». Ты всё это так замечательно расписала в своём уме. Что было бы для тебя лучше… Что было бы для меня лучше… Все варианты просчитала. А моё мнение ты хоть раз спросила? Ты, хотя бы раз, поинтересовалась: что я сам считаю для себя лучшим, а что – худшим?
- Да я!... – начала было я. И прикусила язык. Щёки мои стремительно становились ярко-розовыми. Потому что ни разу за всё время нашего знакомства я, действительно, не задалась теми вопросами, которые Виктор только что озвучил. Я всё время исходила из предпосылки, что знаю лучше него все его желания и потребности.
Если бы я могла провалиться под землю со стыда, земля бы уже давно разверзлась подо мною. Но она оставалась невозмутимо монолитной, выстеленной каменными плитами церковного пола, на которых поблёскивала свежая, жирная, густо размазанная повсюду грязь… Откуда столько грязи? Ах да, нынче с ночи зарядил безостановочный дождь – то усиливающийся до степени ливня, то стихающий до состояния зависшей в воздухе мороси. Земля к утру успела раскиснуть, и прихожане основательно потопали по грязи, прежде чем добраться до храма. Вот вам и результат…
- Хоть бы люди ноги вытирали на входе, - буркнула я. – К богу в дом, как-никак, идут, а не в свинарник. Сколько грязи натащили…
- Там коврик был у порога, - растерянно сообщил Виктор. – Раньше. А теперь куда-то делся…
- А у вас тут хоть убирается кто?
- Раньше приходили две сестры из обители святой Клары. Но в последнее время их что-то не видно. Наверное, заняты. Все к Пасхе готовятся. Всего-то две недели осталось…
- Так, – я решительно встала. – Где у вас тут тряпки, вёдра, швабры?
- Ты… - Виктор воззрился на меня, не веря своим глазам и ушам. – Ты хочешь вымыть пол???
- Да, - соврала я. Потому что на самом деле истинным моим мотивом было не «хочу», а чувство вины вперемежку с чувством долга (возможно, ложным). И я поняла, что эта гремучая смесь – «вина плюс долг» - как раз и является движущей силой большинства поступков большинства людей. Вот оно, проклятие, павшее на головы Адама и Евы… Первородный грех…
Не удивительно, что после смерти они попадают в АД. Когда всю жизнь мечешься между виной и долгом…
Через час пол в храме был чист. А я – ощущала некоторую ломоту в пояснице и болезненность в раздражённой коже рук, ещё не успевших отойти от соприкосновения со святой водой, а уже вдоволь наплескавшихся в воде обыкновенной…».