В 12-м отдельном. Рассказ 5.
Вот и дожили до великого счастья. Всего один год будет служить пацан в армии. Конечно, какой-нибудь заядлый преступник, типа Остапа Бендера сказал бы: "Сбылась мечта идиота!" Зато какая радость для "Комитета солдатских матерей" и "правозащитников", которым так щедро помогает наш большой заокеанский друг!
Ничего не скажу про нагрузку на плечи курсантов ШМАС – Школы Младших Авиа Специалистов, которая занимала другую половину здания. Наверное, и им доставалось.
В учебке 12-го ОРБ в 50-е годы, когда срочная в сухопутных частях Советской Армии длилась долгих три года, после 4-х месяцев обучения курсантов уже не "доставала" физическая нагрузка так, как занятия по СЭС – Станционно-Эксплуатационной Службе. Тренировки по приёму на слух азбуки Морзе, по-прежнему занимали всё время, остающееся от уроков по радиотехнике, тактико-специальной подготовке, по изучению тактики, уставов, по строевой подготовке физо и политзанятий. А ведь до конца полного 8-месячного курса было ещё так далеко! Радистов радиоперехвата учили так, чтобы они могли записывать морзянку профессионалов Италии, Франции, Англии, США. А там уже сидели радисты с многолетним стажем!
Для тех, кому "медведь наступил на ухо", тренировки устраивались и во время дневного сна.
А было так. Огромный зал разделён на две части. В одной части – двухярусные койки, на которых "успешные" уже приспособились засыпать и днём. Ведь на ночной сон отпускалось всего 6 часов. Этот навык – спать частями – пригодится потом, когда выпускники школы уйдут в боевые подразделения и станут заступать на 6-часовое дежурство "через 12 по 6", а то и "через 6 по 6". Напряженка "через 6 по 6" случалась не так уж и редко: когда один из взводов в карауле, или когда объявлена повышенная боевая готовность и развёрнуты дополнительные посты радиоперехвата.
Но вернёмся к 2 часам дневного сна в учебке.
В другой половине зала – класс. На каждом учебном месте – телеграфный ключ и пара головных телефонов, которые в первый месяц службы отдельные салаги, забываясь, называли "наушниками".
Позорники! "Наушники" – это на шапке. Это - которые при морозном ветре, с разрешения сержанта, можно опустить, чтобы окончательно не обморозить главные инструменты радиста!
На преподавательском столе – ПУРК - коммутатор, позволяющий подавать каждому ту скорость, до которой он доучился благодаря своей старательности, а более того – музыкальному таланту. Для отстающих – прекрасный методист сержант Зыкин вручную, телеграфным ключом отстукивал морзянку. И эта морзянка уже шла не в наушники. а через динамик. Не взирая на такое "музыкальное сопровождение" другая половина зала умудрялась спать и видеть сны совсем иного свойства, которые мы здесь описывать не станем, дабы не возбуждать некоторых любителей виртуальных развлечений…
Телеграфные ключи на учебных местах – грубые с отрегулированными зазорами, такими, что их стук был слышен в соседнем ШМАСе. А вот у сержанта… мечта. Он доставал из кармана шикарный австрийский "инструмент" в чёрной эбонитовой коробочке. Ключ работал так мягко, что его стука не было слышно, даже если не включен динамик.
Однажды произошел забавный случай. Подошло время подъёма после дневного сна. Сержант Зыкин закончил тренировку, отпустил команду "отстающих" на перекур и скомандовал подъем. Курсант Дзюба слетел со своего второго яруса и в одних трусах помчался к столам.
Зыкин, решив, что парню что-то такое приснилось и он еще не проснулся окончательно, попытался перехватить Дзюбу, но тот увернулся. Подбежав к столу. Дзюба схватил карандаш и стал писать. Удивлённому сержанту пояснил:
- Вот, морзянка приснилась.
Зыкин сравнил запись Дзюбы с текстом, который он только что выстукивал на ключе. Оказалось Дзюба запомнил четыре группы, то есть – двадцать букв совершенно бессмысленного тренировочного текста! Причём, во время передачи этой морзянки он спал!
Вечером, в курилке, во время обсуждения этого феномена, старшина рассказал: в годы войны у них был радист по фамилии Уральцев. Он вёл наблюдение сразу за двумя линиями связи. Немецкие радисты однажды заработали одновременно. Так Уральцев умудрился одну радиограмму записать сразу, с эфира (как сейчас бы сказали – в он-лайне), а другую – потом, по памяти. И все курсанты поверили старшине, что это не легенда, - перед ними был пример Дзюбы.
Впоследствии были такие случаи. Подходит начальник смены. Станция работает, радист поста перехвата крепко спит, а рука его пишет радиграмму, только строка на бланке ползёт всё ниже и ниже…
А ещё многие радисты рассказывают, что во время приёма морзянки или возникают галлюцинации – картинки из далёкого детства, или мыслями человек находится далеко от того места, где он сейчас слушает эфир. Один солдат-поэт во время приёма на слух азбуки Морзе нашел рифмы для стихотворения, которые ему долго не давались.
Да, морзянка… в ней есть всё-таки и романтика и волшебство.