Исповедь

Еду недавно после выполнения задания домой с Алтая в Новосибирск. Глянул на приборную доску, на датчик уровня топлива: должно хватить, но в обрез. Дай-ка, думаю, заправлюсь, мало ли чего в дороге может случиться. Мороз к вечеру крепчает, солнце скоро закатится за горизонт, а ехать еще больше сотни километров.
В Тальменке дело было. На заправку заехал, рассчитался с заправщиком, подхожу к машине, а около нее мужик солидного возраста стоит с авоськой в руке, и парнишка около него крутится лет шести. Оба ногами топают, — греются.
— Браток! Подвези в сторону Новосибирска, сколько можешь!
— Дак, тут автобусы часто ходят… — наполняя бак бензином, усомнился я на его просьбу.
— С деньгами у меня не густо!.. А ты, судя по номерам, куда-то в ту сторону катишь! Подвези попутно! Будь добр!
Оглядев их обоих с ног до головы и поняв, что никакой особой опасности на вечерней дороге они для меня не представляют да и поговорить можно для бодрости, предложил:
— Ну, садитесь! Вообще-то я в Новосибирск еду!
— А нам до Агролеса надо, того, что перед Бердском.
Пока глядел уровень масла в двигателе да добавлял его из канистры, они уже устроились в кабине.
Мальчонка живо интересовался моими действиями, сидя на коленях у мужчины. Он вертел головой, всюду заглядывал. Даже открыл «бардачок», сунул туда нос, но мужчина строго взглянул на него, что-то прошептал ему на ухо и тот успокоился. Закончив свои дела, я уселся на свое место и, пустив двигатель, выехал на дорогу.
— Че вас на ночь глядючи понесло в Бердск? Младшой-то кто тебе приходится? — сразу переходя на «ты», спросил я пассажира.
— Да мы с внуком выехали еще поутру, вот так на перекладных и добираемся. Сначала из деревни выбирались до трассы. Потом вот до Тальменки доехали. Теперь ты нам подвернулся… — невесело объяснял мужчина причину столь позднего своего путешествия. — Вообще-то я тоже водитель. Поэтому понадеялся на взаимовыручку людей за рулем. Если с тобой до конца доедем, то вроде бы я оказался прав и не прогадал.
— А че сам не на машине, раз говоришь — водитель? — озадаченно глянув на пассажира, вновь я поставил вопрос.
— А это твоя машина? — неожиданно задал он мне встречный вопрос, — или на хозяина работаешь?
— На хозяина! А что?
— Да так! А я сам на себя работал! И сейчас грузовик имею. Да вот видишь, в связи с новыми «правилами игры» не имею права выехать на дорогу. Теперь я хожу пешком, хотя имею два автомобиля. Навыдумывали наши бюрократы всяких обязательных страховых полисов, техосмотров с пристрастием и прочего… Все для нашего блага стараются, благодетели… Мать их …туда-сюда! — вздохнув проговорил он. Затем, обратился к мальчишке: — Костя! Сиди не ерзай! …Может быть, конфетку дать?
Тот кивнул в ответ, поглядывая на деда снизу вверх. Дед пошарил рукой в авоське, достал что-то и подал мальчонке.
В кабине тепло. Солнце ушло, день на исходе. Дорога, прямая как стрела, уходит за горизонт.
— Ты помоложе меня и можешь не помнить, — вновь начал говорить пассажир, — чего мы ждали от Горбачева после его объявления о необходимости перестройки экономики? Не знаю, как ты, а я наработался на «светлое будущее человечества — коммунизм» до чертиков…
— Мне тоже досталось! — вставил я, — но и то, что сейчас творится мне не нравится.
— Значит, помнишь. …Многие понимали, что построить экономическую «базу коммунизма» и воспитать «нового человека» невозможно. Однако молчали и не дергались. Все ждали чего-то. По сути дела терпели тюремный порядок, царивший в стране… Эти «воспитатели» нового человека считали, что, используя рычаги государственной власти, карательные меры и методы принуждения, можно достичь своей цели и воспитать не только законопослушного гражданина, но и сознательного труженика. Однако просчитались, в один прекрасный момент производительность общественного труда пошла вниз, и полки магазинов опустели. Несмотря ни на какие призывы, принудить людей к высокой производительности труда уже не представлялось возможным. Если помнишь, перед приходом Горбачева в газетах выступали обремененные степенями и званиями академики о причинах возникших затруднений — назывались всему виной структурные диспропорции в экономике, ее разбалансированность по причине милитаризации, и прочее и прочее. Не называлась главная причина — полное отсутствие стимулов к производительному труду. Зарплата, по сути — тюремная пайка, как способ распределения материальных благ, полностью себя изжила. Кроме того, страна превратилась в тюрьму народов, где все регламентировано до мелочей принятыми законами, а также всякими подзаконными актами и произволом партийных чиновников. Требовалась коренная перестройка экономики и демократизация общества. Вот тогда и пришел Горбачев. При нем только едва послышался звон колоколов справедливости и равенства не в бедности, а в богатстве.
Я помню, с каким энтузиазмом встретил перестройку. Мы же все грамотные были. Нас ведь тогда учили общественным наукам. Все понимали, что без частной инициативы экономику не поднять, что необходима, как воздух, частная собственность на средства производства. Надеялись, что, наконец, этот дурацкий государственный капитализм, называемый социализмом, закончится, и мы все станем совладельцами своих предприятий. Надеялись на то, что государство перестанет воспитывать своих граждан изуверскими методами принуждения. Помнишь же, что демократы шли под лозунгом: «Можно все, что не запрещено законом»?
— Помню! — отозвался я.
Намолчавшись за целый день, мне было интересно слушать этого человека.
— Где теперь этот лозунг? Забыт за ненадобностью! Поскольку к власти в стране опять встали тюремщики и рабовладельцы по духу, по целям, по методам, по «правилам игры». Оказалось, что дух тюремщиков ГУЛага живет и побеждает… Я тебе расскажу историю, которую поведал мне старичок, ровесник и дружок юности моего деда. Эта история запала мне в душу, потом поймешь почему. Он более двадцати лет провел в сталинских лагерях, кое-как жив остался. На старости лет, после двадцатого съезда, даже попозже, вышел на волю и приехал на родину помирать. Так вот он в начале тридцатых годов по глупости влетел на строительство Беломорского канала под занавес, а потом на канале Москва—Волга горб гнул. Обморозил ступни ног,  одну ногу спасли врачи, на другой осталось немного больше пятки. Упирался на строительстве по полной. Освободился досрочно, с грамотой и значком. Устроился на работу, прописался, зажил, но недолго. Кто-то там чего-то украл, а на него указали, — он ведь «замаранным» оказался. Пятак сунули ни за хрен собачий… Этот пятак отбыл, вышел: на работу не берут, в городе жить не разрешают… Жить в деревне неохота — городской житель. Сунулся в город — они его там ждали. Дали трояк. Отсидел, вышел, нашел бабенку, живет у нее без прописки. Жить бы начал. Ан нет. Ночью является участковый, поднимает с постели: какое у тебя есть право с бабой спать без прописки? Он от мента ушел, — пошел к кодле скрываться. Погорели. Вновь пятак. Вышел по амнистии в связи со смертью усатого воспитателя. До города добрался, а там, таких как он, ловят и без разбора кто, что… новые срока тычут и обратно в лес. Так этот старичок закончил свой рассказ такими словами: — «И понял я, что мне с этими воспитателями играть в азартные игры невозможно. Для игры должны быть правила. И эти правила должны соблюдаться обеими сторонами. Я их соблюдал, а они их меняли в свою пользу. У меня в руках «двадцать одно», они мне говорят, что сегодня выигрывает тот, у кого двадцать два. У меня двадцать два, а они говорят, что сейчас выигрыш при девятнадцати. Эти воспитатели не блюдут правила, а мне с ними играть невозможно! Банк у них всегда в руках..! Поэтому пришлось мне перейти в «законники». Хотя наши законы были далеки от совершенства, но соблюдали мы их с религиозной истовостью. Мы в лагере не работали, а делали вид. Считались по сути своей — пиратами, внутрилагерной мафией. На этом деле чуть не погиб во время войн между «законниками» и «ссученными». Однако пронесло!»
Он разве один такой оказался, — их миллионы сидело в лагерях. Этот дед уголовником-бытовиком сидел. А сколько в застенках находилось политических? Хотя таковыми никогда не считались — уголовник и все тут. Для любых политических у нас в стране и сейчас один ярлык:  раньше «контрик» — теперь «бандит».  Их брали в лагеря как
«врагов народа» за «здорово живешь» и тыкали десятки с продолжением без судов, превращая в фактических рабов режима. На их тюремно-лагерном примере государство воспитывало остальных граждан. Отношение к труду в лагере понятно и оправданно. Жизнь в нашей стране настолько пропиталась «зловонной тюремной парашей» в сталинские времена, что по прошествии лет постоянный страх населения перед государством не проходит до сих пор. А не проходит потому, что продолжает существовать в нашей стране тюремное правовое мышление и такие же отношения к людям: прикрепленность пропиской к месту жительства; к рабочему месту, — поскольку всюду нет достойно оплачиваемой работы, а развитие новых предприятий и, следовательно, рабочих мест не наблюдается в достаточном количестве; продолжает процветать скрытность и недоверие людей друг к другу; отсутствуют гласность, — поскольку нет альтернативных средств массовой информации — торжествует всеобщее незнание: с трудом и поздно человек, люди, общество осознает то, что происходит с ними в настоящий момент, то есть — истинное свое положение; государство, чиновничество страстно ратует за возрождение стукачества (позорного явления), как способа выживания якобы присущего другим демократическим странам. Это все и сейчас есть, а в постсталинский период, когда живы были непосредственные участники организации лагерей и управления ими? Все отношения существовали тогда, да и сейчас все это живо. (Отсюда и аполитичность людей. Где уж тут найдется место гражданскому обществу!)
С закрытием лагерей лагерные отношения, тюремное мышление выплеснулись на все общество, обдав его смрадом рабовладельческого труда и жаждой руководства страны воспитания «сознательного» и «законопослушного» гражданина. Мы ж даже назывались официально: «Социалистический лагерь». Но, как показала практика жизни, не нарушать законов на воле и вести себя уважительно к власти, чтоб не загреметь в тюрьму — это одно дело, другое — производительно трудиться на государственном предприятии. Вот на производстве под занавес советской власти царила конкуренция в лени. Это был своего рода протест людей против существовавших порядков. Считалось тогда шиком: «хорошо устроиться», ничего не делать и получать оклад, да еще с премией, и днями читать книги, играть в «морской бой», в шахматы и прочее. Разве не так трудились в лагерях «придурки»? Кстати ты знаешь, кого называли «придурками» в сталинских лагерях?
— Кого?
— Тех зеков, которые не принимали участия в «общих» работах лагеря. Тех, кто занимал различные должности: повара, хлеборезы, банщики, бригадиры, нормировщики, плановики и прочий люд, которого не заставляли работать из-под палки, который работал в тепле и жил в относительной сытости. Только они смогли выжить в тех жесточайших условиях длительных сроков.
— Не все же сачковали на воле! У меня мать всю жизнь на конвейере просидела, и жена лет пять, пока их завод не встал. Зад от стула оторвать бывало невозможно, вкручивая пару-тройку винтов. Так изо дня в день, из года в год.
— Правильно! И в лагерях не все ж работали «придурками». Кто-то должен был гнуться на «общих» работах. А вот тот, кому по должностным обязанностям следовало думать над тем, чтоб механизировать вкручивание винтов и более рационально использовать труд рабочих на конвейере, в это время играл в «морской бой», а тот, кто должен следить за пропорциями в экономике, — играл в шахматы. Хотя если б он и трудился с полной отдачей сил, то ничего б не изменилось. Вообще экономика страны при всеобщей централизации — это сложнейший механизм, и судить о ее эффективности по интенсивности труда одного человека, да даже и тысячи — невозможно. Здесь нужно смотреть по тенденциям развития всей экономики. А тенденции, показывающие ущербность такой экономики, проявляться стали сразу с приходом большевиков. А почему они тогда стали проявляться, ты знаешь? Просто потому, что экономика становилась единой, неделимой. В ней не существовало маленьких законченных экономических систем, присущих частной собственности на средства производства и стремящихся к саморегуляции. Все вокруг вдруг стало ничье! Вот она — одна из главных причин разбалансированности и фактор необходимости устранения большевистского режима.
— Ну, при коммунистах же наша экономика развивалась?
— А за счет чего? При Сталине — за счет нещадной зверской эксплуатации миллионов бесплатных рабов — заключенных в лагерях, стимулами для труда у которых являлись жесточайшие из методов принуждения: угроза расстрела и страх за свою жизнь, а также холод и голод. Потом за счет дешевой рабочей силы — деревенского населения, бросившегося от коллективизации в города. Затем за счет эксплуатации богатейших природных ресурсов. Вот источники процветания! Ну, может быть, еще, самую малость, — за счет идеологии и связанным с ней энтузиазмом обманутых людей, которые постепенно прозревали и переставали производительно трудиться. Ведь не секрет, что всякое неоднократное повторение лозунгов и призывов вызывает у людей недоверие и отвращение. Стремление к ничегонеделанию на производстве — мотив ухода от производительного труда тот же, что и у «законников», и у «придурков», да и всех тех, кто трудился в лагерях из-под палки за чашку баланды: отсутствие экономического интереса. Тюремный порядок ни в какой стране мира не давал устойчивого роста производительности общественного труда, поскольку лагерный режим приучает людей ненавидеть труд, как таковой. Возможны временные всплески, и только. Тюрьма не воспитывает человека, а калечит. Там, в тюрьме, царствуют во всей своей красе методы принуждения. Это истина, но почему-то наши верхи ее не знают или не хотят признать до сих пор, удерживая нижайший уровень зарплаты в стране и теперь.
Со стороны глядючи, — в больших цифрах и в главном потоке, — кажется, что развивается промышленность, идет рост производства продукции сельского хозяйства, идет на взлет наука и фейерверком расцветает культура. Только все это туфта. Промышленность, сельское хозяйство и наука практически все оказались подчинены производству оружия. В этом однобокость экономики. А культура отдана на откуп культпросветчикам и поныне, видящим итоги своей деятельности в получении дипломов на всяческих конкурсах по хоровому пению и танцам. Да еще на торжественных празднествах продемонстрировать руководству громкоголосость и дружный топот ног со сцены, чем показать общественности, что все эти чиновники от культуры «едят свой хлеб» не напрасно и не в «яму» бухнуты ими огромные бюджетные средства. Культура это ведь не только танцы и хоры. Это все то, что человек слушает, что смотрит, как говорит, что читает, как и что ест и пьет, на чем спит и много еще чего, вплоть до того, куда он ходит в туалет. Во всем у нас имелся тюремный порядок при Сталине и существует до нынешних времен, хоть коммунистов со сцены уже давно изгнали.
— Тюремного порядка-то под занавес советской власти не существовало. Его еще на двадцатом съезде осудили, — не соглашался я с оппонентом.
— Ну, осудили! А что изменилось? ГУЛаг переименовали и все?! Некоторые статьи из УК изъяли, питавшие лагеря, например, политическую статью 58. Главное-то, что требовалось? Требовались иные стимулы для повышения производительности общественного труда, где просматривалась бы прямая заинтересованность каждого работника в развитии не государственного, а именно общественного производства. Пойми правильно: общественная собственность совсем не предполагает государственную собственность на все средства производства. Однако большевики две эти собственности слили в единую и все смешали. Эти две собственности пришли в противоречие. И еще. Общественная собственность не входит в противоречие с частной собственностью. Совладение работниками своего завода — это есть общественная собственность на средства производства. Одновременно она является и частной собственностью. Вот она-то и рождает совершенно иные стимулы для роста производительности труда. Причем, чем больше таких собственников, тем выше эффективность экономики. Полное отсутствие олигархов, высокий уровень жизни и демократическое правовое государство — это и есть так называемый народный капитализм или социализм. Это состояние нам демонстрируют северные страны Европы — Швеция и Финляндия.
— Опять социализм?
— Ты разве не веришь в идеалы справедливости и добра?
— Не знаю, что и думать. …Но ты вот говоришь о частной собственности на средства производства. Так она и сейчас есть. И одновременно толкуешь об увеличении количества собственников. Мне понятно, допустим, я был бы владельцем этого грузовика, поскольку сам могу его обслуживать. Ты вот тоже им являешься. Ну, а как быть с большими предприятиями? Как разделить и как перераспределить эту собственность? На мой взгляд, олигархи все равно будут…
— Что тут непонятного? Ты знаешь о том, что на самом деле господа капиталисты являлись первыми социалистами, когда занялись через акционирование перераспределять свою собственность среди рабочих своих предприятий? Этим они породили зачатки социализма. Такими действиями они слили свои экономические интересы с интересами своих рабочих. Хотя представители крупного капитала на Западе кричат, что они против социализма и коммунизма, но на самом деле уже построили социализм во многих развитых странах. Он у них получается как само собой разумеющееся, исходящее из законов общественного развития. Сила этих законов, как и сила законов Природы, неотвратима. И, наоборот, — чем больше в одних руках сосредоточено экономической власти, тем сложнее путь к высокой производительности труда и демократии.
Тут я только глянул на него с недоверием, а он продолжал говорить:
— Социализма как такового у нас в России не было. Большевики пришли к власти с принципом о диктатуре пролетариата. А эта диктатура пролетариата легко превращается в диктатуру нищих госчиновников-бюрократов. В нашей стране образовался и существовал государственно-бюрократический капитализм. Или еще что-нибудь в этом роде, но социализма построить не удалось. Даже не удалось построить маломальской демократии, не будем уже говорить о правовом государстве. Объявить об этих вещах, даже записать в Конституцию — это совершенно не значит, что это заиметь, увидеть, ощутить. Декларации о намерениях и реальные устремления государства могут расходиться на практике в разные стороны. Демократические отношения в обществе построить всегда в сотни, тысячи раз сложнее и дороже, чем авторитаризм. Авторитаризм получается сам собой, — демократия устанавливается усилиями миллионов…
Управляя автомобилем, я кивал головой, не встревая в рассуждения пассажира. Парнишка тем временем задремал у него на руках. Пассажир осторожно подвинулся к своей двери и усадил мальчонку между нами, наклонив себе под руку. Обнял его и вновь продолжил:
— Ответь мне: где в нашей стране отсутствуют признаки демократии в наибольшей степени?
— Наверно, в тюрьме, — не сразу ответил. (Пока я соображал, он внимательно смотрел на меня). — В армии, в силовых структурах и, видимо, на производстве. Больше не знаю!
— Правильно! В тюрьме! Поскольку там жизнь заключенного расписана по минутам, на каждый день. От времени приема пищи до справления естественных надобностей. Весь внутренний распорядок - закон жизни для этого заведения расписан государственным чиновником — тюремщиком. Куда можно пойти, куда нельзя. Что положено заключенному, а что нет. Каждое отступление заключенным от установленного порядка строго карается карцером, ограничением в получении посылок, писем и так далее. Чем меньше у заключенного прав, тем жестче режим, тем сила воспитательного воздействия метода принуждения — выше. Что арестант может противопоставить этому воздействию, чтоб не сломаться под силой угнетения его государством и сохранить свой человеческий облик и достоинство — единственное, что осталось у него и что не могут отнять. Сначала понять, что перед ним враги и делать все, что выгодно и удобно ему, а не его преследователям. Относиться к своим тюремщикам, как к врагам, откинув всякие обязательства перед государством. Вот наше население в начале девяностых годов поняло, наконец, что государство, созданное большевиками, ему враждебно и откинуло всякие обязательства перед ним. Теперь старые номенклатурные коммунисты перекрасились в «демократов» и вновь стали при помощи законодательных актов воспитательного характера загонять население в тюремный порядок.
— Ну, тебя куда-то понесло в дебри! И еще ты вот все время твердишь о государстве. Ведь государство — это мы. Нам ведь так все время твердили, учили еще со школьной скамьи. Так это или нет? — мне пришлось возразить и задать вопрос.
— О! Нет! …Государство, страна, народонаселение, проживающее на определенной территории — эти понятия в обыденной жизни перемешались, и поэтому в головах людей царит полный беспорядок. Это строгие понятия. Государство — это вооруженная оружием, законами и наделенная огромными правами организация, действующая от имени народа, проживающего на данной территории. Народ его создал для защиты своих интересов, как от внешних врагов, так и для мирного разрешения противоречий между целыми слоями общества и между отдельными гражданами. Оно призвано создавать наиболее благоприятные условия для спокойного и производительного труда своих граждан. Ты, я и миллионы людей к этой организации не относимся. Вроде бы оно призвано и подчинено нам. Но практика жизни говорит об обратном. Не оно нам подчинено, а мы ему. Получается так, что мы — подданные этого государства. Однако «государство» не есть божество, данное сверху, на которое следует «молиться» всем гражданам. Государство персонифицировано скопищем чиновников из таких же граждан, как и все остальные. Но эти граждане особого рода, в своей деятельности они якобы блюдут общественные интересы (хотя это и не всегда так). Чиновники живут среди нас, это наши знакомые и даже друзья. Каждый в отдельности такой чиновник — обыкновенный гражданин, возможно, прекрасный сосед, верный друг, и интересный собеседник. В определенных случаях затруднений в общении с государственной системой даже может разрешить возникший твой вопрос в пределах своей компетенции при обращении к нему. Это уже есть коррупция на бытовом уровне. Для борьбы с коррупцией вообще сильные мира сего, предлагают нам для решения своих вопросов не обращаться к чиновникам, используя для этого бытовые связи, а также взятки. Да это утопия! Будь у меня такая связь, да я бы только ее и использовал для решения своих вопросов. Да и ты также. И любой другой гражданин России. Для борьбы с коррупцией, на мой взгляд, следует уничтожать систему, порождающую взятки. Это на самом деле просто: следует отнять у чиновника право что-либо разрешать или запрещать. Все! Но не только! Понял, хотя бы только это?
— Понял!
— Ты послушай! Я специально преувеличиваю меры воспитательного воздействия государства на гражданина, для того чтоб тебе стала дальше понятна моя позиция.
— Ладно! Слушаю! — согласился и включил фары. - Солнце давно ушло за горизонт.
— У нас продолжает действовать советское правовое мышление. Ты понял, что чем больше зарегламентирована жизнь, на примере тюрьмы, тем меньше находится там места для демократии. Иными словами, тюремная жизнь — это образчик, к которому стремятся авторитаризм и тоталитаризм в управлении обществом, для которого человек — неодушевленный винтик общественного развития. Поэтому в нашей стране во всех сферах жизни царствует тюремный порядок. Во всех сферах отношений между людьми процветают принципы: «я начальник — ты дурак» и «ты умри сегодня, а я завтра!». Эти принципы народ и руководство страны используют повсюду: в армии, в школе, в детских домах, в культуре, в науке, на производстве и обыденной жизни. Несвобода сидит в головах всех людей! Такое происходит по той причине, что закон царствует над правом людей!
Все судебные системы мира мечтают о том, чтобы преступники не просто отбывали наказание, но и «исправлялись». Тем более государство, состоящее из чиновников разных уровней, спит и видит своих граждан «законопослушными». Вот госчиновники и заинтересованы в том, чтоб все остальные граждане превращались в послушное им «стадо баранов», готовых выполнить любую работу, не думая и не рассуждая. Им такое состояние граждан выгодно. Оно позволяет им руководить другими людьми в своих интересах от имени государства. Поэтому они вещают: «необходимо воспитать законопослушного гражданина», «всех непослушных надо «воспитывать» — исправлять». Себя, конечно, они исключают из круга людей, которые подлежат «воспитанию». А Закон они, конечно, отрегулируют в ту сторону, в которую им необходимо.
Эти заявления следовало бы пропустить мимо ушей, если б эти люди являлись ярыми большевиками. Однако такое вещает с высокой трибуны представитель Президента по правам человека!!! Нет, он, наоборот, ярый демократ, один из организаторов популярной демократической партии в нашей стране, а вот видишь, не понимает. И он, оказывается, отхлебнул добрый глоток из тюремной параши лагерного духа. И он оказывается растлен той большевистской идеологией. Я не буду говорить уже обо всех остальных высших руководителях нашей страны. Их появление на правительственной сцене из недр общества, причем как демократов, произошло неожиданно, власть им, по сути, оказалась передана «по наследству» от людей известных, но опорочивших себя далеко не демократическими делами.
Что ж мы хотим? Как с такими людьми во власти строить правовое государство и демократию? Ведь один из основополагающих принципов правового государства — защита меньшинства. А если так, то почему до сих пор в этой стране все решается «большинством» голосов? Потому якобы, что «большинство» — всегда право? Равняясь на посредственное «большинство», мы губим талантливое «меньшинство»! Вот она, одна развилка! Говорим о строительстве правового государства, а делаем все наоборот: топчем права меньшинства. Прогрессивное меньшинство — всегда право!.. Всякая передовая идея приходит сначала в одну голову, затем овладевает массами.
Мне представляется, что главное кардинальное отличие правового демократического государства от авторитарного и заключается в том, что при строительстве первого следует начинать воспитывать послушное гражданину государство, именно его чиновничий аппарат, а не наоборот. Чиновник должен нести десятикратную уголовную ответственность за ущемление гражданских прав простых граждан. Чтоб тот аппаратчик не принимал законов, обижающих их. Разве государство родило граждан? Почему чиновник имеет право решать, как им жить?
Я думаю, следует принимать такие законы и совершать такие действия, чтоб для подавляющего большинства граждан, следование таким законам, выполнение ими правил жизни, было естественной потребностью и позволяло выполнять их, не задумываясь. В этом и заключается гуманизм правового государства!
Тюремщик в моем понятии это не только тот, кто ходит по тюрьме с ключами, не только тот, кто выводит заключенных на прогулку, пересчитывает их, водит из камер на допрос, на волю и так далее. Не только тот, кто в тиши кабинета вдали от тюрьмы пишет инструкцию о тюремном внутреннем распорядке, кто разрабатывает проект тюремного карцера и прочее.
Тюремщики по духу, по своей натуре, это те люди, которые, сидя в тиши кабинетов, в кожаных креслах, за высокое жалованье пишут новые законы (возможно, даже безоглядно и слепо веря правильности навязанным им воззрениям), направленные на ограничение прав граждан страны и принуждение их к поступкам, выгодным государству. Я подчеркиваю, законам, принуждающим население к поступкам, выгодным государству, чиновникам, всем, только не самому человеку — гражданину этого государства. Такое принуждение противоречит принципам правового государства, где человек является целью деятельности последнего. Тюремщики это те, кто, захлебываясь восклицаниями о прелестях демократии и правового государства, бесконечно требует с высокой трибуны принятия все новых и новых законов, регламентирующих жизнь людей на воле в тех или иных областях жизни, а будучи избранными в Думу, бездумно принимают их. Это те люди, которые, сидя на вершине власти, запросто, ставят свою утверждающую подпись над этими новыми законами, не понимая простого факта, что чем больше в стране принято новых законов, умаляющих права граждан, тем страна, несмотря на поставленную цель — строительство демократии и правового государства, движется в своем развитии в противоположном направлении — к авторитаризму.
Почему такое происходит? Ты задумывался? — и глянул на меня.
— Да откуда? Тут, за рулем, об другом думаешь! Как бы побольше заработать, аварию при этом не совершить, да на жадного гаишника не напороться! — не отрывая взгляда от дороги, ответил ему.
— Ответь мне на простой вопрос: если б все люди соблюдали заповеди Господа нашего, потребовался ли, на твой взгляд, тогда Уголовный Кодекс?
— Наверно, нет!
— Правильно! Однако мы пока живем в реальном мире и среди живых людей, а заповеди эти — идеал, к которому должно стремиться общество людей, — этот идеал — как недостижимая линия горизонта, но к нему обществу стоит стремиться. Поэтому, все-таки на первых порах УК потребуется. Тем более, шагающему навстречу демократии.
Что ты подразумеваешь под словом демократия?
— Демократия — власть народа! Так нас учили в школе.
— Совершенно верно! В чем она заключается и как она ассоциируется в головах людей? — Все люди участвуют в управлении обществом, через представительные органы власти. А реализуется на выборах, Президента, губернаторов, депутатов всех уровней и местных органов власти. Как ты считаешь — это все?
— Все! А что еще? Выбрал и жди результатов. Если избранные органы не выполняют твоих надежд, то в следующий раз голосуй за других людей, другие партии!
— А если твой избранник всегда остается в меньшинстве? Как быть? А жизнь-то идет. Жить тебе становится все хуже и хуже? Что делать? — нападал на меня мой пассажир.
— Не знаю! Присоединиться к тем, кто недоволен властью? Но я бы крепко думал прежде, чем к кому-то присоединяться! — ответил я.
— А если депутаты все больше принимают подзаконных актов, ограничивающих твои права, данные тебе Конституцией? Уже запретили выходить свободно на собрания, митинги и демонстрации протеста. Требуют каких-то разрешений на проведение таких мероприятий. А в это время тебя, как водителя и владельца автомобиля, заставляют проходить все более изощренные техосмотры, ограничивают скорость движения на дорогах, бесконтрольно поднимают цены на топливо и запчасти? Кроме того, все цены на товары растут, — жизнь дорожает, а заработки уменьшаются, поскольку фирмы, которые ты обслуживал, разоряются. Число фирм уменьшается, в то же время число твоих конкурентов растет.
Значит, ты считаешь, что для создания демократического общества является достаточным установление порядка избрания представительных органов власти?
— Разве нет? Что еще надо?
— Понимаешь! Я повторяюсь: безудержное законотворчество, регламентирующее жизнь в стране, загоняющее ее население в узилище законов, и стремление к демократии — вещи несовместимые. Как правило, все принимаемые законы носят в себе воспитательный характер. В них заложены карательные меры и метод принуждения к послушанию граждан вышестоящей власти. Безудержное же законотворчество это по сути своей — комедия, разыгрываемая на высочайшей сцене. Население воспринимает ее как нечто серьезное, даже при всем своем бесспорном уме. В этом и есть трагедия России! Мы все страдаем от нее. Мало того, множество принимаемых законов носят откровенно популистский и жульнический характер. Принятие таких законов производится исключительно в угоду бюрократии, а не самого народа. Чтоб у нее всегда в руках имелось средство для принуждения последнего поступать так, как выгодно чиновникам.
Ты знаешь, что жизнь многогранна. Ответь на вопрос: чем отличается чиновник, пишущий внутренний распорядок для тюрьмы от чиновника, депутата Думы, Президента, других пишущих, принимающих и утверждающих законы для жизни страны?
— Ну, ты и вопросики подкидываешь!
— Тогда я тебе отвечу! — Ничем! Жизнь в тюрьме однообразна, — там достаточно двух-трех чиновников. А на воле видишь, какой аппарат требуется. А суть та же! В нашем обществе, пропитанном смрадом сталинской тюремной параши, правовое мышление сохранилось такое: следует жизнь людей в стране зарегламентировать до мельчайших деталей.
Обрати внимание, чем больше принимается законов, тем меньше у тебя остается свобод. Однажды проснувшись и выйдя на работу из дома, ты обнаружишь, что на улице действует «комендантский час», объявленный кем-то якобы для твоей же безопасности.
— Да, ну! Такого не может быть!
— Я, конечно, сгущаю краски. Но такое стремление существует. К этому нас толкает законодательная власть, возможно, не подозревая о таком стремлении и шествии. Вспомни какие у нас свободы имелись в 1991 году после «путча» и какие сейчас? Только вдумайся.
— Вообще-то, да!
— И чем дальше, — тем больше, — попутчик продолжал, — устаревшие законы ведь не отменяют. Над их «усовершенствованием» продолжают работать. Я не помню, чтоб отменили хоть что-то и объявляли: вот в этой области жизни стало свободней. Может быть, я не читаю газеты, не смотрю телевизор, не слушаю радио? Дак ты подскажи мне: в какой области жизни тебе стало легче жить?
— Нету таких областей! — я вынужден оказался согласиться под напором логики моего оппонента.
— Даже если закон устарел и его отменяют, то на его место тут же принимают еще более изощренный закон. …Который у нас опять отщипывает кусочек свободы. Вот он путь в тюремный образ жизни! В авторитаризм. Мы по нему цепко движемся… И все потому, что над Правом людей царствует Закон!
Мужик замолк и задумался, глядя в опустившуюся на дорогу ночь, освещенную фарами. Молчал долго.
Неожиданно начал вновь:
— Вот теперь задайся вопросом: могут ли наши олигархи стать первыми социалистами, каковыми стали капиталисты Запада? Они сейчас находятся в состоянии первобытной жадности. После пережитого ими кошмара большевистского воспитания нового человека полным равенством и тюремным режимом. Да никогда в жизни! Они только поняли, что стали теперь «вертухаями», что дорвались до власти и все быдло им подчинено безраздельно. И не только по этому. Они также как и все остальные люди живут под лозунгом: «Больше хлеба и зрелищ!», не понимая, что, прежде всего, в стране должны расширяться и соблюдаться гражданские права. Не будут соблюдаться эти права, отнимут и «хлеб, и зрелища». И у них в том числе.
Олигархи теперь разгибаются, разминают все члены тела, окоченевшего от слишком долгого периода воздержаний и лишений. Они могут теперь упиваться властью над народом и в промежутках между осуществлением властных полномочий летать на отдых на Канары, Куршевель и прочие курортные места, где отдаваться безграничному мотовству, чревоугодию и разврату с чисто русским размахом.
Этому явлению способствует опять же государственная власть. Как ты понимаешь, общество движется в разрешении противоположных интересов и у каждого интереса должен, на мой взгляд, существовать противовес. В нашей стране неожиданно образовалась кучка олигархов, а общественную организацию под названием «профессиональный союз», являющийся противовесом алчущим наживы олигархам, находившуюся при большевиках в зачаточном состоянии, власть фактически развалила. На старых предприятиях он еще существует, но влачит жалкое существование, находясь всецело под контролем бывших директоров, ставших теперь владельцами этих предприятий. А на
новых предприятиях места для профсоюзов вообще не находится. Поддержка боевых, неподкупных профсоюзов, хотя бы на правовом уровне — первейшая задача государства, — закончил он.
Сидел молчал долго. Оглядывался по сторонам. Затем заговорил вновь:
— Строительство демократии и правового государства — это бесконечно длительный процесс. Его невозможно построить с сегодня на завтра. Также нельзя отказаться и от воспитательных мер воздействия на человека со стороны государства. Но воспитательную функцию государство должно постоянно перекладывать на само общество, на его общественные организации, на церковь, на культуру, на школу, семью и так далее. Следует государству не воспитывать людей, а просвещать и разъяснять населению свое направление в движении. Это легко делается через телевидение, радио и прессу.
Но вернемся к безудержному законотворчеству. Ты же знаешь, что в любом живом обществе одни противоречия разрешаются, другие вновь возникают и вновь разрешаются, и вновь возникают, и так бесконечно.
— Как же тогда быть? — мне пришлось вмешаться в монолог, — в принятии новых законов и есть разрешение противоречий?
— Ничего подобного! В слове «закон» кроется смысл чего-то постоянного, незыблемого, а жизнь меняется, как мы говорили. Не в законах, видимо, дело. Если б дело было в законах государства, то страны, вышедшие на путь строительства демократий в прошлом и позапрошлых веках, давно бы захлебнулись и утонули в законотворчестве.
— Их демократиям по несколько веков. У них давно все написано и принято. Вот они и позволяют себе по три года рассматривать и принимать парламентом только один закон в год, — вновь прервал я его монолог.
— Ничего подобного. Если вооружиться логикой и признать, а мы с тобой признали, что общество движется в противоречиях и противоположных интересах, то на разрешение новых противоречий в постоянно меняющихся условиях жизни требуются новые и новые законы. А таких законов они не принимают. Это же не значит, что жизнь в их странах стоит на месте. По всей вероятности там, на Западе, разрешают противоречия чем-то другим, иными какими-то решениями, другими «правилами игры», принципиально каким-то другим подходом к решению этого вопроса. Вот я тебе сейчас приведу простой пример, и ты со мной, возможно, согласишься.
Там решают вопросы другими методами, другими «правилами игры», при помощи другой, более высокой логики.
Ты вот знаешь, что у нас высокая аварийность на дорогах. И там, на Западе, они в свое время сталкивались и ныне сталкиваются с этой проблемой. Но решение этой проблемы совершенно иное. У нас в стране для решения этого вопроса всегда находится простой путь — «временно» — это значит навсегда, ограничить скорость движения на аварийно-опасном участке. Мало того, у нас в кустах за знаком ограничения скорости для вящей надежности стоит гаишник и берет штрафы-взятки за превышение скорости. Логично? А ведь установление знаков ограничения скорости и гаишник на дороге — это наступление на гражданские права людей, сидящих за рулем?
— Вроде бы, да!
— Однако наши автолюбители, привыкшие «летать», продолжают ездить на повышенных скоростях, и аварийность не снижается. Тогда Правительство нашей страны готовит какой-нибудь проект закона, например, «о повышении ответственности», в котором кратно увеличивает штрафы за превышение скорости. В обществе разгорается дискуссия по обсуждению проекта. Первопричины повышенной аварийности: плохое качество, состояние дорог и их теснота, неразумное распределение транспортных потоков давно забыты за ненадобностью. И в нашем обществе разгорается спор о допустимости или недопустимости таких высоких штрафов при низких доходах населения. Затем в эту кучу споров закидывают вопрос о коррупции в среде гаишников, потом начинают спор об их возрастающих неправых доходах. Приплетут еще какой-нибудь вопрос, например, вместо штрафов ввести пересдачу экзаменов на знание правил движения и так далее. Поднимают вопрос, аж, в Думу и та принимает ограничения скорости движения на дорогах в виде закона. (Все это в целом, также наступление на права человека-водителя.) В конце концов, заматываются в словоблудии истинные причины аварийности. А возникшая-то проблема решается просто: необходимо расширить не все дороги, а только-то аварийно-опасные участки на ней, установить ограждение, разделяющее встречные потоки. Ну, может быть, еще перераспределить транспортные потоки. Так?
— Так!
— Вот у них и поступают логичней! На Западе, не важно, какое ведомство, — оно всегда боится умалить права гражданина. Эти права — превыше всего — это святое. Поэтому ведомство, пусть дорожное: вместо установки знака ограничения скорости движения, быстро проводит расширение проезжей части дороги аварийно-опасного участка и перераспределяют транспортные потоки. У них гражданин никогда (ни до, ни после) не задумывается над вопросом: с какой скоростью ему надо ехать на бывшем аварийно-опасном участке, поскольку тот реконструирован и обеспечивает безаварийную езду. А наш гражданин, едет по такому участку, спеша, опасливо, не снижая скорости, надеясь на «авось», что гаишник его не остановит.
Их гражданин едет, не задумывается о законопослушности, стремясь выполнить поставленную перед собой задачу, переехать из пункта «А» в пункт «Б».
А наш гражданин, выполняя ту же задачу, должен еще и думать о соблюдении введенных законом ограничений. Вот результат: в обеих странах государство заботится о безопасности своих граждан на дороге, но на Западе это происходит естественным путем, а нам к решению этой же задачи следует привлекать еще и «законопослушность» своих граждан. Так может быть не стоит винить граждан в «закононепослушности», а просто государству так организовать жизнь в стране, чтоб лишних законов не принималось? А для этого что надо? Надо-то сделать малость: установить Права граждан выше Закона!
Абсолютно похожая ситуация других гранях общественной жизни. Вместо глубокого осмысления происходящих процессов, поиска первопричины и принятия здравого решения по преодолению противоречия, наша власть принимает запрещающий или ограничивающий права граждан закон.
— Ну, это на дороге. В других областях жизни все сложнее, — я вынужден был возразить.
— Хорошо! Приведу другой пример. Мне приходилось неоднократно оказывать услуги фермерам нашего поселка по вывозу картошки на колхозный рынок в областной центр. С чем фермер там, прежде всего, сталкивается? Ты знаешь?
— Нет!
— С торговой мафией! …Ну, во-первых, эти колхозные рынки всегда ограничены по территории, во-вторых, руководство рынков за «обслуживание» берет приличную «плату за место», что ведет к повышению себестоимости товара. В третьих, как правило, на самых выгодных местах торгуют завсегдатаи этих рынков. У них у каждого есть свое рабочее место. Цены, допустим на картошку, они держат высокие, чем и привлекается туда наш фермер. Он-то как производитель товара может резко снизить цену на картошку — ему такое снижение выгодно — скоростью реализации.
Но не тут-то было.
Мало того, что на территории рынка его машину «заткнут» в самое дальний угол, где людей-то нет, возникает еще одно обстоятельство: стоит ему снизить цену на картофель, как тут же к фермеру подходят крепкие ребята «кавказской национальности» и предлагают цену не снижать, иначе они применят силу. Мне не раз приходилось быть свидетелем таких сцен. Эти ребята чувствуют себя на рынке вольготно и ведут себя, мягко говоря, нагло и дерзко, поскольку они, как правило, наиболее социально активная часть населения народов Кавказа. В лучшем случае, как альтернативу снижению цен, они предлагают фермеру: оптом купить его картофель по бросовой цене. Хоть фермер и возмущен таким ходом дела, однако деваться ему некуда, и приходится соглашаться.
— А милиция-то куда смотрит, видя такое?
— А милиция тоже имеет свой «навар» с этого купленного «оптом» картофеля и проданного в розницу по монопольно-высоким ценам. Потому и не вмешивается. От такой постановки дела проигрывает и производитель и потребитель, — выигрывает только торговая мафия и чиновники.
Это мы с тобой коснулись продажи картофеля, которому не требуются всякие справки и сертификаты качества. А попробуй-ка продать на рынке животноводческие товары: мясную продукцию или молочную… Тех чиновников, которые контролирует качество этого товара наберется более десятка контор. Там-то похлеще будет противостояние. И опять проигрывают производители и потребители. - Мы с тобой.
— Как же преодолеть эту торговую мафию? Надо, наверно, правоохранительные органы, милицию привлекать к этому делу. Набирать туда честных, неподкупных людей, — опять влез я в его монолог.
— Будь мы с тобой на месте того милиционера, мы бы тоже не вмешивались в разборки между фермером и торговой мафией. Нам с тобой лично существование мафии стало бы выгодно, поскольку та нам отстегивает часть своего навара за невмешательство в их такие дела. Сейчас ты предлагаешь традиционный рецепт решения проблемы, который на самом деле ничего не решает, а только загоняет ее решение в угол. От такого решения опять будет страдать фермер, простые торговцы на рынке, но не главные воротилы той мафии.
— Тогда надо фермерам скооперироваться и создать свою фирму по реализации продукции, занять более выгодное место на этом колхозном рынке и постоянно торговать своей продукцией, — предложил я новое решение.
— Это неплохое решение, но оно мне чем-то напоминает существующую мафию. Ты думаешь всерьез, что «своя» мафия, пусть фирма, будет для нашего фермера благосклонней? добрей?
— Фирма ж будет состоять из ему знакомых людей!
— Пусть знакомые. Все же я не склонен обольщаться таким решением. Единственное, что можно в таком решении приветствовать, если их фирма все-таки будет платить налоги в бюджет. Хотя это все также сомнительно.
— Ну и как тогда решить вопрос с торговлей на колхозных рынках? — меня уже раздражало его несогласие.
— Давай сначала с тобой разберемся в основах существования этой торговой мафии! — начал мужик, взглянув на меня. — Ну, первое — это то, что так называемый колхозный рынок имеет ограниченную территорию, второе, согласно правил торговли: за пределами колхозного рынка торговля запрещена. И за торговлю, пусть картошкой, в неположенном месте по тем правилам предусмотрены штрафы и прочие наказания. Я однажды с фермером попытался встать на машине прямо на улице города, у гастронома. Правда, мы тогда торговали молоком. Едва с ним ноги унесли от милиции, санэпидемстанции и прочих контор. И знаешь, кто их там собрал и натравил на нас?
— Кто?
— Директор гастронома. Так он избавился от конкурентов. Вот основы существования торговой мафии. Руками людей, владеющих ограниченной территорией этих рынков и торговыми правилами, чиновник ограничил право фермера на свободу экономической деятельности, разрешенной Конституцией.
И эти ребята — уроженцы Кавказа, и этот милиционер, взглянув с этой точки зрения, оказываются не такими уж прохвостами. Их система ограничений сделала таковыми. На системе ограничений они паразитируют. Настоящие прохвосты сидят в контролирующих органах и страшилками пугают население, обосновывая свое существование. Еще прохвосты сидят в депутатских собраниях, — это те, кто одобряет всякие правила торговли и прочие акты, давая чиновнику какие-то права, что-либо решать за людей.
Сейчас разреши фермеру торговать там, где он пожелает: на площадях и улицах городов, во дворах многоэтажных домов и ты увидишь, как цены на сельхозпродукты поползут вниз, и как нам покупателям будет удобно и выгодно приобретать ту же картошку и овощи, фрукты, мясо, молоко, молочные продукты и прочее. Пусть это будет в строго ограниченное время, допустим, с раннего утра до обеда или по выходным дням. И ты увидишь, что торговая мафия исчезнет.
— Ты предлагаешь закрыть эти рынки?
— Зачем? Пусть они существуют. Но и там цены поползут вниз.
— Во дворах, на улицах ведь не проконтролируешь качество товара? — усомнился я.
— Вот таким вопросом ты сразу ставишь продавцов любого товара в один ряд с преступниками. Ты априори считаешь все их помыслы греховными. Так, кстати, и чиновники считают, и местные депутаты, и мэры, и губернаторы, и депутаты Думы. Они упускают всегда один очень важный момент, допустим, при торговле мясом: после разруба туши на мелкие куски никаких клейм на мясе не остается, а процесс торговли-то идет. Всегда, если захотеть и иметь злой умысел, под «флагом» продажи одной туши можно продать две, три, четыре, — сколько хочешь, в том числе и некачественного мяса. В жизни так и делается! Это ж самое мы наблюдаем при продаже любого товара. Вот по этой причине качество товаров и на рынке тоже почти никогда не контролируется. Что можно противопоставить этому процессу?
Можно ли поставить у каждого продавца по контролеру за тем, сколько, какого и когда тот продал мяса или проконтролировать таким же образом продавца другого любого товара? Я подчеркиваю слова: любого товара! Я у тебя спрашиваю? — уточнил он, глядя на меня.
— Нет, конечно. Ни при каких условиях!
— Вот, ты сам ответил. А раз никак не можем контролировать качество товаров ни на рынке, ни на улице, то зачем этот контроль, зачем запрещать торговлю на улицах города?
Кроме того, любые сертификаты качества, любые документы на товар «контролирующих органов» у чиновников легко покупаются за деньги. И на рынке, как и на улице, с таким же успехом можно купить некачественный товар, с отличными бумагами.
Дело ведь не в бумагах с печатями. Ты понимаешь?
Более того, я тебе выскажу такую вещь: фермер жизненно заинтересован в постоянном, ежедневном, еженедельном сбыте своих товаров, поэтому он также постоянно будет приезжать на одно и тоже место для торговли, поскольку и покупатель старается брать товар только у знакомого, «проверенного» продавца. И чтоб фермера не поколотили покупатели за некачественный товар, он будет стремиться всемерно, улучшать его качество и всесторонне удовлетворить спрос покупателей. Такой взаимный интерес между покупателем и продавцом — лучший контролер качества товаров. Людям надо разрешить самим решать покупать или не покупать, продавать или не продавать товар.
Подводя итог, скажу: вместо того, чтоб запрещать законом ли, местными ли правилам и инструкциями, открытую торговлю, ее надо просто разрешать и не мешать людям жить. В любой стране мира уличная торговля разрешена. А всякие мафии покоятся именно, на государственных запретах! Разреши сейчас торговать свободно и эти чиновники от «контролирующих органов» перестанут торговать бумагами… Ты же знаешь — это и есть исток коррупции. …Вот еще повод для снижения издержек в себестоимости товара.
Разрешением свободной торговли многие чиновники от «контролирующих контор» будут лишены возможности торговать бумагами, печатями и своей совестью. Поэтому, естественно, они начнут запугивать население всякими страшилками о недопустимости свободной торговли. И они, несомненно, победят здравый смысл.
У них есть еще один убийственный довод в пользу существующих правил торговли: высокий уровень культуры на улицах города. Якобы продавцы не будут  вписываться в этот ландшафт. А мне лично наплевать на ту их культуру, за которую с меня эти кавказцы и милиция на базаре дерет «три шкуры»!
— Не все же поголовно фермеры поедут торговать, — перебил я его, — торговать надо тоже уметь Да и в поле надо кому-то быть...
— Правильное замечание. - Не все! Но давай им самим предоставим право решать, как им жить! Они сами разберутся: кооперироваться им с кем-то или нет. Задача государства состоит только в том, чтоб в городе их никто не обижал. Не надо только «регулировать» и запрещать.
Понимаешь! От всяких регулировок и запретов возникают еще более чудовищные вещи. Вот, например, — он неожиданно остановился, подумал, — однако сначала ответь на вопрос: как ты считаешь, может ли наша Дума для обеспечения, скажем, теплом страны, проголосовать за отмену зимнего периода года?
Тут я на него поглядел с недоверием. Оценивая, шутит ли он или говорит серьезно. На его лице не было улыбки, хотя глаза весело сощурились.
— Проголосовать-то могут, только вряд ли можно этим голосованием отменить Закон природы и отменить зимний период.
— О! Ты совершенно прав! Проголосовать-то могут против Закона Природы. Именно — могут проголосовать! Но предложенный мной тебе вопрос и ответ на него лежит явно на поверхности, — они абсурдны, поэтому такое голосование вряд ли состоится.
А вот в обществе действуют такие же по силе Законы общественного развития, а, по сути, Законы Природы и наши законодатели запросто голосуют за их отмену или пренебрегают ими. Законы общественного развития в стране мало изучаются и еще меньше их используют в законотворчестве. В результате такого законотворчества Дума наносит нашей стране колоссальный вред, однако над этим вопросом никто никогда не думает. Ты понял этот мой намек?
— Понял! Как не понять?
— …Есть в нашей Конституции статья о праве граждан на мирные собрания, митинги, пикетирование и прочее. Конституция — это свод законов прямого действия. Однако чиновники не могут организовать в стране спокойное развитие общества, принимая решения, обижающие граждан. Поэтому последним необходимо постоянно выступать с протестами против решений властей по любым вопросам.
Так вот. Чтобы граждане не выступали, те навыдумывали и приняли кучу всяких подзаконных актов запретительного характера, регламентирующих порядок организации и проведения, например, митингов, демонстраций. - Все они незаконны. А Конституционный Суд молчит. Его не спрашивают, — поэтому молчит!
Совсем недавно, недели две назад, смотрел по телевизору заседание Думы и там выступал министр внутренних дел России, который в своем выступлении требовал от депутатов увеличить штрафы за «несанкционированное проведение митингов». О чем это говорит? Говорит это о том, что человек находящийся на столь высоком посту, Конституцию страны не читает, не знает и не соблюдает. А Гарант Конституции не видит в его действиях намерений нарушения Конституции. На его месте следовало, думаю, немедленно публично сорвать с этого генерала погоны, вырвать лампасы из штанов разжаловать в рядовые сотрудники за столь грубые намерения нарушения Основного Закона страны.
Хотя эти подзаконные акты антиконституционны, однако власть ими пользуется, поскольку понимает, что организатор митинга не пойдет в Конституционный суд с жалобой на администрацию какого-нибудь города Тараканьска, которая ему отказала в проведении, допустим, митинга. Ибо сроки рассмотрения жалоб в инстанциях просто огромны, а вопрос может быть не терпящим отлагательства. По этой причине животрепещущий вопрос, касающийся интересов большого количества населения, загоняется в угол. Вот поэтому у нас нет гражданского общества, нет самоуправления на местах и нет демократии. В нашей стране вместо гражданского общества сформировалось в лучшем случае — стадо, а в худшем — стая прожорливых волков…«Свобода» собраний вновь превращается в «кухонный треп», как при большевиках. Народ опять боится власти!
А должно-то быть наоборот.
Власть должна бояться народных выступлений при принятии каких-либо решений, ограничивающих гражданские права народа.
Ведь право граждан на свободное проведение собраний, митингов, пикетов и прочего — это «плеть» в руках господина. Чиновник — это слуга. Народ — господин по Конституции. Согласно этих подзаконных актов, господин почему-то обязан спрашивать разрешение на проведение митинга у слуги. Чушь полная!
На Западе никаких разрешений не требуется. В Англии, например, уже больше сотни лет собрание граждан является постоянно действующим. Попробует только правительство умалить их гражданские права — тут же начинается обсуждение. Граждане на таких собраниях сговариваются друг с другом о единстве действий против чиновнического произвола. Пресса выуживает там темы для широкого обнародования обсуждаемых на собрании вопросов. В тех условиях чиновник боится принять обижающее население решение. Поэтому и движутся они вперед в рамках демократии при плавном развитии, при верховенстве Прав граждан над Законом.
А мы постепенно скатываемся в авторитаризм со всеми вытекающими последствиями, чтоб накопившийся сонм запретов вылился потом в жуткий кровопролитный протест и революцию.
Поэтому мы движемся от революции, к перевороту. От переворота к революции.
— Вот теперь понял! — Я вынужден был согласиться, и задал дополнительный вопрос. — А если б на том митинге разгорелись страсти и началась потасовка? Кто бы, по-твоему, тогда оказался виноват?
— Хороший вопрос! В любом случае виновата власть, а народ прав! Не в том смысле, что она допустила митинг, приведший к потасовке, а в том смысле, что приняла какие-то решения, которые возмутили граждан, и вынудили их собраться на митинг протеста, закончившийся так печально. (Вышестоящие органы нашей страны почти всегда винят местную власть за допущение митинга, а не за то, что та приняла дурацкое решение, вызвавшее протест.). Охрана митинга, в данном случае, также должна нести ответственность за случившееся. Она должна зорко следить за страстями, чтоб те не переполнились через край. А если уж допустили, то обязаны находиться над схваткой и, не щадя своей крови, защищать гуманными методами обе стороны конфликта, поскольку в схватке участвуют граждане одной страны. Они все налогоплательщики. На их деньги содержится государственная структура той же милиции.
А у нас администрация поступает просто (как в моем примере с дорогой): запретить, ограничить, предупредить и оштрафовать организатора, допустим, митинга, вместо того, чтоб не принимать решений, обижающих население. Ну, а раз уж приняли, то следует провести митинг, организовать его надлежащую охрану, выслушать все доводы собравшихся и пересмотреть решение. Я скажу больше: у нас за воспрепятствование проведению митингов, собраний, демонстраций и прочего имеется статья в Уголовном Кодексе. Вот только по ней еще ни одного чиновника не привлекли.
А знаешь, к каким последствиям такие запреты на собрания, митинги, шествия приводят в конечном итоге?
— К каким?
— К крайне печальным. К вооруженному выступлению народа.
— Да ну! Ты опять сгущаешь краски, — возразил я, — у нас нет в стране вооруженных выступлений!
— Ничего я не сгущаю, — продолжил попутчик свою речь. — Вот слышал на днях по радио и телевидению о событиях на Кавказе, в Нальчике?
— Да! Слышал. Это выступили террористы.
— Ой ли? Это простые радикально настроенные к властям люди. …Ярлыки-то навесить легко!.. Разве ты слышал их интервью в прессе или по телевизору, где б они выразили свои доводы и требования?
— Нет! Не слышал.
— И я не слышал. Их не было! Вот к чему приводит нежелание администраций всех уровней разговаривать с собственным народом — с оппозицией, не слушать ее доводы. Внутри общества появляются радикалы, — люди, готовые с оружием в руках защищать свое право на достойную жизнь для себя и своих потомков. Они что, не понимают, что, взяв в руки оружие, тем самым ставят себя вне Закона? Знают и понимают. Но терпеть дальше произвол властей не желают. Объединившись под каким бы то ни было знаменем, они выступают против властей всех уровней. А потом мы слышим из приемников и телевизоров: «Вахабиты, бандиты, террористы и экстремисты» напали… Ах! Ох!.. Пострадали мирные жители, убито столько-то милиционеров, столько-то женщин и детей, разрушено столько-то домов, сожжено автомобилей…». На одни ахи и охи накладываются новые и новые. Нам всем на экране телевизора показывают склады оружия в схронах и говорят: — «Они долго готовились! Все продумали! Это преступная организация! И напали...» И опять: « Ах! Ох! Ребенка оставили сиротой!» Это, конечно, все мерзко, жутко и страшно. И мы уже воспринимаем весь инцидент как вылазку инопланетян, которые прямо из космоса кинулись в атаку на милицию и спецслужбы, тоже возмущены и вроде как в справедливом гневе кричим: «Ату! Бейте их шибче..!». — Не понимая простого факта, — там страдают в обеих сторонах конфликта наши же люди, не инопланетяне и даже не иностранцы, а наши граждане. Мы не понимали с самого начала и теперь вообще отказываемся понимать после случившегося кровопролития первопричину конфликта. Теперь движет нами одно чувство. Это чувство называется — месть. Такое чувство плохой советчик.
Остановимся и вдумаемся в конфликт.
Не кровушки же те пришли попить всласть.
Чего-то хотели?
Чего-то добивались?
Чего?
Кто-нибудь нам правдиво объяснял их позиции и требования?
Неужто рассчитывали сразу захватить власть и диктовать свою волю всему народу?
Пошли-то явным меньшинством против вооруженных до зубов спецслужб, чтоб с ходу победить?
Явно, нет.
Может быть, им захотелось покончить жизнь коллективным самоубийством?
Нет, конечно!
Они тоже умные люди, поэтому готовились к выступлению, создавали схроны, думали, соображали, понимали, куда идут и зачем. Возможно, они шли на смерть ради того, чтоб власти обратили внимание на народ, чтоб прислушивались к доводам, мнению народа и считались с ним. Только и всего-то!
Если б это был простой террор ради террора, а они смертниками-террористами, тогда б они вели себя по-другому. — Зарядили б автомобили тротилом и вперед…как в Ираке! Эффекту-то стало б больше. Чего ж они выступали со стрелковым-то оружием?
Власть, я так думаю, должна вести себя таким образом, чтоб в народной среде не возникало повода для создания схронов оружия и желания его применить против власти, как единственный способ обеспечить себе и своим потомкам достойную жизнь. Во взаимоотношениях власти и народа следует искать первопричину возникшего конфликта. А эти взаимоотношения начинаются с желания каждого гражданина высказать свое мнение и быть услышанным властью о своей боли и страданиях.
Руководство же страны своими подзаконными актами фактически попрало Конституцию, запретив гражданам свободно выходить на площадь. Оно и финансовые местные воротилы прибрали к рукам все средства массовой информации, телевидение и радио, в которых прославляют только себя и свои действия, либо публикуют репортажи о малозначащих текущих событиях. Тем самым действием произошла ликвидация голоса оппозиции. А если и публикуются какие-то критические статьи в адрес руководства, отражающие мнения масс, то властью абсолютно никаких мер не принимается. Такие критические статьи обращены властью в «паровозный гудок», через который, кажется прекраснодушествующим руководителям, что якобы «спускается пар». Но давление в «котле» от таких статей и отсутствия по ним мер, не уменьшается, а только растет. Народ фактически находится со своей болью и досадой на обочине в стороне от дороги. Вот тебе и результат: вооруженное выступление радикалов…
Налицо общественно политический кризис власти! Ее полная некомпетентность в общественных делах. — Власть того региона, где произошли эти события, должна научиться моментально уходить в отставку, чтоб «спустить пар» и произошел мирный исход событий. Теперь все понял?
— Да! — ответил коротко.
— Скажи, как ты считаешь: наша Дума уже более десяти лет интенсивно занимается законотворчеством. В год она принимает около тысячи новых законов и поправок к ним. Стало ли у Думы меньше работы?
— Я не знаю. - Мое дело баранку крутить...
— Тогда я тебе отвечу: не стало, однозначно, наоборот, возросло! Жизнь бесконечно многогранна и разнообразна, и только поэтому описать ее и тем более зарегламентировать, расписать все случаи жизни невозможно. Что положено гражданину делать или не делать в каких-то ситуациях и как — просто невозможно. Это очередная утопия! Это опять движение в тупик, как при большевиках. Государственный чиновник никогда ничего не решал, и решать не может из-за их многочисленности жизненных ситуаций. В стране миллионы голов — пускай они работают. Каждый гражданин должен сам брать на себя всю полноту ответственности за результаты собственных решений. Любое вмешательство государства в экономическую жизнь своих граждан заканчивается всегда, во всех странах мира одним: население беднеет, численность его сокращается и оно разбегается. Разве мы не эту тенденцию наблюдаем сейчас в нашей стране?
— Это наши убегают на Запад, а азиаты-то к нам стремятся! — не согласился я с оппонентом.
— Правильно! Законы общественного развития во всех странах действуют одинаково. Поэтому в нашу страну едут люди из более авторитарных стран, а наши убывают в более свободные страны. Может так оказаться, что вскоре в России русских не останется по этой причине.
…Ты, вот, в газетах тексты вновь принятых законов читаешь?
— На кой хрен они мне нужны!
— И я не читаю. И никто в стране из рядовых граждан не читает, и не будет читать никогда! Они пишутся только для чиновников, которым по роду службы необходимо их знать. С ростом числа принятых законов растет армия чиновников в стране на всех уровнях — кому-то ж надо следить за их исполнением!.. И когда рядовой гражданин обращается к ним по тому или иному жизненному для него вопросу, тут и наступает момент истины: незнание законов не освобождает от ответственности. Она наступает сразу в виде взятки чиновнику за положительное решение вопроса обратившегося гражданина. Хотя вопрос может быть совершенно пустяковый… Говоря словами Жванецкого: «Кто что охраняет, тот то и имеет!» Чиновники охраняют (следят за исполнением) законы в нашей стране, вот они и имеют нас…
И еще момент. Чем больше принимается законов, регламентирующих жизнь и отнимающих у гражданина право что-либо делать, совершать или не делать, тем больше у него возникает поводов для покупки этого права у чиновника путем прямого подкупа последнего. Это есть неиссякаемый источник коррупции!
Еще Герцен говорил примерно следующее: «…если бы в России строго выполнялись все законы и никто бы не брал взяток, жизнь в ней была бы совершенно невозможна!» Так это когда было-то?.. сто пятьдесят лет назад! Чувствуешь? Еще Герцен заметил действие Закона Природы о «Самосохранении Жизни». А сейчас… выполнялись бы строго законы… жизнь бы просто остановилась! — Воз и ныне там! …Так, стоит ли принимать законы, которые мертвят и убивают движение общества вперед?
— Все так сумрачно! Где же выход?
— А ларчик открывается просто: тюремщикам, о которых я говорил тебе выше, если они действительно желают своему народу добра и не занимаются законотворчеством из злого умысла, следует, на мой взгляд, понять то, о чем я тебе говорил, — вернуться к лозунгу: «Можно все, что не запрещено законом!» и заповедям Господа нашего. - Установить главенство Права людей над Зконом. А также государству перестать воспитывать своих граждан изуверскими методами принуждения.
— Ты предлагаешь всю работу Думы за десяток лет взять и выкинуть на свалку?
— Нет! Я предлагаю только остановиться и подумать: а в ту ли сторону мы движемся? И в дальнейшем при разработке новых законов строго руководствоваться принципами правового государства, откинув тот опыт, который нам достался от большевиков. Я повторяю опять: от воспитательного воздействия государства на гражданина вряд ли удастся избавиться с сегодня на завтра, но нужно к этому стремиться, постепенно перекладывая эту задачу на местное самоуправление, на общественные организации, на церковь, на школу, на культуру, на семью.
Все! Представительной власти, как бы это не тяжело было сделать, следует немедленно переориентировать свои взгляды на неукоснительное соблюдение прав человека в стране. И начать принимать законы, не ущемляющие права граждан, а, наоборот, расширяющие их права по решению собственных жизненных вопросов. Сейчас требуется отменять ранее принятые запретительные законы и возвращаться к лозунгу «Можно все, что не запрещено законом» и заповедям Господа.
Вот недавно у нас отняли право избирать губернаторов и объясняют этот ход якобы отсутствием у народа демократических традиций. Оказывается кучка большевистских деятелей, узурпировавших власть в стране насильственным путем, это не преступление, а видите ли традиции!!!
Захват власти большевиками и отнятие права у народа избирать губернаторов — все это для меня преступления одного порядка, — узурпация власти. В какие бы одежды эта узурпация не рядилась — преступление. Тьфу! И кто это творит? Это творит и объясняет человек, воспитанный и выкормленный большевистской властью, поэтому он судит о традициях России, опять же нахлебавшись из тюремной параши лагерного духа. На мой взгляд, это у «воспитателей» такие традиции, а не у народа. Если бы это было не так, то он прежде чем делать такие заявления действия, спросил хотя бы у народа (через референдум), у его лучших прогрессивных представителей, чего тот хочет… Но он не спрашивал. Сталин ведь не спрашивал! А он что: осознает себя хуже усатого воспитателя?
— Ну, а как снять избранного народом губернатора, который зарвался и не выполняет обязательств перед народом, пьянствует, разворовывает казну?
— По Конституции у Президента есть право назначать референдум во всей стране. (Однако этого права ему оказалось мало.) Вот и проведи референдум в губернии о доверии губернатору, если тот пьянствует и нарушает закон. При этом используй всю свою власть для беспристрастного голосования и подсчета голосов. Этот губернатор вылетит со своего кресла и непременно угодит в тюрьму. Достаточно создать первый такой прецедент. А далее, по первому требованию Президента любой губернатор сам подаст в отставку, без лишних разговоров. Вот тогда эти чиновники сами себе не позволят воровать, и всех своих подчиненных будут держать в узде, поскольку будут находиться между народом и властью, как между молотом и наковальней. А при назначении Президентом губернатора, последнему ничего не остается делать, как всецело подчиняться чиновнику и наплевать на народ, населяющий губернию. Вот это действительно традиция, но к строительству демократии и правового государства она совершенно не относится, а наоборот, тащит нашу страну назад в авторитаризм, несмотря на демократическую Конституцию, ее Дух и Букву.
А теперь я тебе расскажу несколько фактов из своей истории, подтверждающих правоту сказанного, и то, как я докатился до такой жизни, что «автостопом» приходится добираться до дома.
— Давай!
— До перестройки работал на большом машиностроительном заводе станочником, выпускавшим военную продукцию. В самом начале девяностых годов, сразу после знаменитого путча, почувствовав, что скоро завод прикроют, да и самому захотелось испытать себя на «вольных хлебах», уволился с завода и зарегистрировал на свое имя частную фирму. В те времена действовал вышеупомянутый лозунг и регистрация прошла быстро и без всяких проблем. У чиновников в то время было отнято право разрешать или запрещать регистрацию фирмы. Их деятельность носила чисто регистрационный характер. Более того, они подсказывали, что и как надо сделать, чтоб быстрее оформить ее и приступить к деятельности. Оформился в течение нескольких дней. Денег, как ты сам понимаешь, у меня на раскрутку не было, зато имелась идея.
Идея заключалась в том, что множество предприятий легкой промышленности в связи с небольшой тогда инфляцией оказались с финансовыми проблемами. Их банковские счета оказались пусты. А поддержка парка станков и оборудования в надлежащем состоянии требовала пополнения резерва запчастей.
В один прекрасный день я поехал на одну из швейных фабрик и предложил свои услуги по изготовлению и поставке запасных частей. Из предложенного мне ассортимента необходимых деталей я выбрал самые простецкие и мелкие. Назначил оптовую цену и при их согласии предложил в качестве расчета за поставленные запчасти, принять продукцией швейной фабрики по их также оптовым ценам. Заключил договор. Все как положено, бланки, подписи, печати, сроки поставки, ответственность сторон и прочее.
— Ну и как ты выкручивался? За тобой же ничего не стояло. Ни денег, ни оборудования, ни людей, ничегошеньки..! — изумился я.
— Не спеши! — ответил он, задумался и продолжил: — Вернувшись домой, первым делом сходил в одну маленькую контору и заключил договор на аренду их парка металлорежущего оборудования в ночную смену на два месяца. Оплата аренды по концу месяца.
Встретился со своими коллегами по заводу, показал им работу, ее объем и цены на выполнение работ. Они поглядели, недовольно «носами покрутили», но пятеро согласились. Заключил с ними трудовые соглашения. Оговорил размер и срок оплаты по трудовым соглашениям — по реализации продукции. Я перед ними все выложил: и договора, и порядок расчетов, и методы приемки. Короче, все! Съездил на одну базу, приобрел необходимый метал, там же его разрезал и привез заготовки в портфеле. На них истратил последние деньги, что получил на заводе в качестве расчета при увольнении.
Приступил к работе.
Я ведь тоже станочник и сам встал к станку…
Срок поставки, указанный в договоре со швейной фабрикой, я сорвал. Кое-что не учел. Но, как ни горько было в этом признаться, сел на междугородний автобус и поехал на швейную фабрику извиняться и переносить срок.
— По телефону не мог объяснить? — влез я в его повествование.
— Мог, но не стал. Мне хотелось в глаза посмотреть своим потребителям и узнать: верят они в серьезность моих намерений или нет! Приехал, узнали меня. Так, мол, и так, заказ выполняю, прошу передвинуть срок поставки на пару недель. Ответили: «поверим, вези детали через пару недель». Я на крыльях домой. Мужиков собрал, все объяснил. Поднатужились, на десятый день закончили. Я до утра все детали своими руками перемерил — все нормально. Сам с женой законсервировал их и упаковывал. Соседа уговорил на легковой машине увезти меня на швейную фабрику с выполненным заказом и обратно привезти продукцию, полученную на обмен.
Всю дорогу ехал, переживал: все ли правильно сделал. Приехал, вывалил им на стол детали из портфеля. Пригласили к столу пару слесарей-наладчиков. Те глянули, сходили в цех, опробовали: — «Пойдет!». Раз «пойдет», то оформляем? — «Оформляем!» Их фабрика тогда начала выпуск цветных спортивных костюмов из эластика. Я привез домой их около пятидесяти штук. Чуток накрутил прибыли на их оптовую цену и «влет» продал. Сам знаешь, такие костюмы в ту пору стали входить в моду, а прилавки в магазинах были пусты… Рассчитался с арендодателем, с ребятами по трудовым соглашениям и у меня еще «куча» денег осталась такая, какую я единовременно в жизни в руках не держал. Ведь ты пойми: арендодатель кредитовал меня средствами производства, а нанятые мной рабочие фактически кредитовали мою фирму рабочей силой. Соединив одно с другим, я получил все необходимое для организации производственного процесса.
Чтоб не терять время, вместе с костюмами я привез новый заказ на запчасти. И колесо закрутилось…
На той швейной фабрике поверили в состоятельность моей фирмы.
— Лихо ты крутнулся! — воскликнул я.
— Так продолжалось месяца три. На швейке я уже стал «своим» человеком. В один из моих приездов туда встретился с одним мужичком. Вернее, его подвел ко мне мой заказчик со словами: «Он тебе все достанет!» (У меня уже был определенный положительный авторитет на фабрике!) Разговорились. Ему для каких-то целей требовалась заготовка из очень редкой легированной стали. Я записал его номер телефона, и пообещал поинтересоваться в своем городе этой маркой стали. На том разъехались. Я нашел такую марку стали на его заготовку. Звоню, докладываю о поисках, называю цену, раз в пять превышающую ту, по которой мне отпускают эту сталь. (Это случилось сразу после освобождения цен.) Он без разговоров: «Сегодня перечисляю деньги! Назови свои реквизиты?» Я дал все. Спустя пару дней еду в банк получать наличные и перечисляю «безнал» за сталь. Получил сталь. Тут же организовал отправку этой заготовки доверчивому клиенту по железной дороге. Через неделю звонит: благодарит за оказанную услугу. Ты помнишь же в те времена, сколько было прохиндеев, которые вот так, как я, получив деньги, скрывались от своего заказчика?
— Помню! У меня сосед прогорел таким образом.
— А ведь тот мужик видел меня всего один раз и поверил на слово. Без всяких договоров! Мы с ним потом еще года четыре работали на доверии друг другу. Расстались без взаимных долгов по причине банкротства его конторы.
— Ну, а со швейной фабрикой-то: как дальше дела складывались?
— Нормально, пока они не обанкротились. Только я перестал заниматься производственной деятельностью. Понял я тогда, что вместо канители с производством запчастей можно деньги зарабатывать на посредничестве. Оборот денег там совершался быстрей, и прибыли удавалось получить больше. Да и запчасти им требовались довольно сложные в изготовлении. Я трезво оценивал свои возможности по их изготовлению и предложил купить эти запчасти на специализированном предприятии. Фабрика со мной рассчитывалась за них по старой схеме — бартером. Дальше я с фабрикой работал без всяких договоров. Они звонили мне и сообщали о необходимых материалах, деталях, инструментах и прочем. Я приобретал все необходимое им и поставлял в их адрес. Дошло до того, что я им однажды возил сорговые веники и даже одноразовые шприцы в их медсанчасть…
Стал работать с несколькими фабриками, и не только швейными, но и трикотажными, ткацкими и прочими. И кругом бартер. Вынужден был организовать складирование и продажу их продукции населению. Нанял несколько надежных работников из своих старых знакомых. Они занялись реализацией. Открыл несколько маленьких магазинчиков.
Тут вышло решение правительства о регистрации физических лиц как предпринимателей — без образования юридического лица. На них налоги оказались поменьше.
Зарегистрировался сам как предприниматель. Президент в одном из выступлений сказал, что госпредприятия по тем же правилам могут работать и с физическими лицами, как и с юридическими. Я почти всех своих работников зарегистрировал, как предпринимателей и предложил им брать у моей фирмы товары на реализацию. Взял в аренду складское помещение на свое имя, купил грузовик, нанял водителя и основное свое время тратил на реализацию ширпотреба, разъезжая по близлежащим городам. Вырученные деньги не тратил на пустяки, а вкладывал в оборот, приобретая необходимые материалы по заказам фабрик. На фабриках мой личный авторитет как человека верного своему слову поднялся на высокую ступень. Мне кругом верили и без заключения письменных договоров. И не важно, в качестве кого я выступал: как директор частной фирмы или как предприниматель — физическое лицо.
Так мое дело постепенно расширялось.
— А как с государством складывались отношения? — забросил я вопросик.
— По первости — все нормально. Налоги были терпимые. Жена окончила бухгалтерские курсы и стала у меня на фирме бухгалтером. Нанимал еще консультанта для оформления отчетов. Я работал честно. Все налоги перечислял в полном объеме и в срок. Но вот после отпуска цен в «свободное плавание», правительство выпустило ряд законов, изменивших налогообложение: стали стремительно меняться «правила игры». Налоги стали ежемесячно увеличиваться, то по одним показателям, то по другим. Кроме того, инфляция обесценивала рубль. Формы отчетности фирмы стали изменяться ежеквартально. Отчетных бумаг добавлялось неудержимо. За ними стало трудно поспешать, усваивать и осмысленно заполнять. Введение налога на добавленную стоимость лишило меня как предпринимателя возможности работать с предприятиями. Хотя по инерции такие операции еще проводились по недогляду. Мало того, ввели ежеквартальную предоплату налога на предполагаемую прибыль по концу квартала. Этим действием у моей фирмы, как хозяйствующего субъекта, государство стало отнимать оборотный капитал — основной источник возникновения прибыли. Естественно оборот капитала замедлился. Надо отметить, что все изменения «правил игры» сопровождались жесточайшими карательными мерами за невыполнение решений правительства — наложением огромных штрафных санкций, размер которых измерялся в разы от суммы допущенных упущений.
— Время стояло тяжелое! — влез я в его рассказ, — вот чиновники и наводили порядок, боролись с инфляцией.
— Я разве весь этот бардак в стране учинил? Я что ль раскрутил инфляцию? У нас правительство ничего не делает, затем спохватывается: «Ой! Мы не туда шли! Вертать назад надо!..»
Понимаешь? Легких времен не бывает. У меня и у тебя телесная и духовная жизнь одна и короткая, как детская рубашка. Я не желаю ее класть на алтарь чинимых чиновничеством бестолковых и бездарных реформ. Они десятками лет реформы проводят, кидая народ то влево, то вправо, а, по сути, в нищету! Ведь на Западе тоже реформы проводят. Но как-то без шараханий обходятся и так не напрягают народ. Почему я, рядовой гражданин, должен за все ошибки госчиновника отвечать собственным карманом? Да если б я один… все население страдает!
Сейчас я остановлюсь еще на одной грани нашего бытия. Благодаря складывающимся выгодно для нас на мировом рынке ценам на нефть, в России создан так называемый стабилизационный фонд. Некоторые страны создают такой фонд для будущих поколений. И это правильно. В Швеции безработный получает столько, сколько нашему квалифицированному наемному управленцу порой и не снилось. Если у них еще увеличивать доходы населения, то шведы просто перестанут работать. Вот поэтому они создали этот «стабилизационный фонд» для будущих поколений. В нашей же стране ситуация совершенно противоположная. За такую мизерную среднюю зарплату, какая у нас имеется, рабочие просто не желают работать или работают спустя рукава. Государство — это все-таки предприниматель, и оно должно это понимать и вкладывать деньги в развитие своей страны с целью получения прибыли, даже вложение тех денег в строительство дорог, которые у нас хуже только в Африке, такой бы шаг — уже вклад в жизнь будущих поколений. Тут уж я не говорю о вложениях в образование, в промышленность и науку. Вместе с тем наше правительство сетует на отсутствие иностранных инвестиций в страну, а собственные деньги вкладывает в экономику других стран. Парадокс?! Не правда ли?.. А мне кажется, я подозреваю, что вместо будущих приватизаций и перераспределений собственности кто-то из чиновников задумал прихватить себе этот «стабилизационный фонд» страны, приватизировать так, как приватизировали «базу коммунизма». Или, помнишь же, как исчезли деньги КПСС. Деньги, акции всегда хапнуть проще, чем недвижимость. Вот так мы и катимся в будущее. Нас стригут, а мы крепнем!.. Нас стригут, а мы другой бок подставляем: — здесь не состригли... и тут — будьте любезны.
— Россея! Матушка!.. — мне нечего оказалось добавить.
Тут он задумался и, как бы спохватившись, продолжил:
— А эти бесконечные перерегистрации фирмы! Введение всяких кодов и номеров. И кругом штрафы, штрафы, штрафы... Чиновникам вернули право что-либо разрешать и запрещать. Работать стало некогда... - Мотайся по этим административным кабинетам с утра до вечера и строй глазки бюрократам. Тьфу! А работать когда?
Нельзя скидывать со счетов и изменения, происходившие на рынке: он постепенно заполнялся, и менялось финансовое состояние моих контрагентов в худшую сторону. Качество их продукции падало на глазах из-за отсутствия оборотных средств. Для своих изделий они приобретали самые дешевые материалы, а оптовые цены на продукцию поднимали запредельно высокие. На мои замечания о качестве продукции они только разводили руками… Чего с них взять? Они привыкли при советской власти: что ни произвел, все «оторвут с руками»! Вскоре то одни, то другие «объявляли» себя банкротами. Мне бы следовало года на полтора раньше уйти в другую отрасль и заняться чем-то другим. Но как же бросишь давно сложившиеся устойчивые связи?! На этих предприятиях меня встречали уже как долгожданного гостя!.. Вся легкая промышленность в нашем регионе рухнула. И я вместе с ней. Способствовал этому поток контрабандных товаров, хлынувший из Китая и Турции, качество которых оказывалось не всегда выше, зато цены ниже… Оборачиваемость моего капитала замедлялась еще и тем, что к середине девяностых годов государством были заморожены доходы населения.
Но и это еще не все.
Настал срок проверки хозяйственной деятельности моей фирмы со стороны налоговой инспекции. Инспектор нашла нарушение «правил игры». Оказалось: моя фирма, рассчитываясь со мной за субаренду складского помещения, как со сторонней организацией, — не перечисляла социальные налоги с сумм, выданных мне на руки. Такое действие по закону оказалось недопустимо, а совершались такие расчеты несколько лет. Штрафные санкции составили сумму, равную трем четвертям стоимости товара, хранящегося на складе. Хотя я показывал документы, подтверждающие оплату всех налогов мной, как предпринимателем, в том числе и с сумм, полученных за субаренду складских помещений от своей частной фирмы. Налицо явно выступал факт двойного налогообложения. Но ни на какие компромиссы налоговая инспекция не шла. Формально по закону инспекция — права. Всякие проверки для того и созданы, чтоб что-то найти. Если никаких не находят нарушений в деятельности, значит инспекция не работает!..
Законы всегда составлялись так, чтоб имелась возможность их ужесточения. Они постоянно терпели дополнения, изменения, вплоть до замены на новые. За всей этой каруселью изменений в «правилах игры» нормальному человеку уследить стало невозможно, а нанять толкового юриста мне оказалось еще не по средствам. Я же с нуля начинал. У меня не было богатеньких покровителей и «лохматых рук» во власти. Ты чувствуешь?
— Что?
— Стало восстанавливаться то, о чем говорил тот старик «законник»! — «Банк» постепенно стал переходить в руки государства и «правила игры» оно же диктует.
Под угрозой судебного разбирательства я оказался вынужден заняться реализацией накопленного товара по сниженным ценам и погашением штрафных санкций в пользу государства. Естественно, пришлось уволить всех тех людей, кто кормился сам и кормил свои семьи деятельностью моей фирмы в самое неблагополучное для страны время.
В одной из поездок на реализацию товара, что лежал мертвым капиталом на складе, у меня в кузове автомобиля вспыхнул пожар…
— Вот те раз!? Весь товар в кузов загрузил?
— Нет! Только небольшую, но лучшую его часть. …Помнишь же, что в те времена существовала напряженка с бензином. Отправляясь в дальний рейс, всегда брали с собой полные канистры с топливом. В ящике, где стояли канистры, видимо от тряски, один гвоздь отогнулся и процарапал насквозь алюминиевую канистру. Бензин из нее вытек на дорогу, но кое-что вокруг ящика им пропиталось. От окурка, брошенного нами в окно, или с другого автомобиля в кузове вспыхнул пожар. Дело было днем. Мы с водителем его не сразу и заметили. Ни запаха, ни дыма, ничего нет: встречный ветер сдувает продукты горения. Ни машин на дороге. Глянул нечаянно в зеркало заднего вида, а в кузове языки пламени: — «Горим!». По тормозам. Потушили быстро. — Огнетушитель и запас воды я всегда возил с собой, да и озерцо оказалось рядом. Но тряпочный товар оказался испорчен безвозвратно…
Фирма фактически не функционировала с момента объявления мне штрафных санкций. Весь принадлежащий ей товар я перевел на себя, как на предпринимателя: «взял товар на реализацию» и торговал, а вырученными деньгами гасил штрафные санкции, наложенные на фирму. Месяца через четыре рассчитался полностью.
Хорошо так получилось, что у меня не оказалось других долгов! Пять лет как белка в колесе крутился без «отпусков, выходных и проходных» и в результате: грузовик не первой свежести и осадок товара, который никому не нужен, да его жалко выбросить — только место занимает до сих пор в гараже… И возраст: полтинник разменял.
— И что дальше? На завод опять пошел? — увлеченный его рассказом, задал я вопрос.
— Нет! На завод я не пошел, — он задумался о чем-то своем, помолчал и дальше стал рассказывать. — Завод к тому времени встал. Делать мне там стало нечего. Решил начать все сначала. Но наученный горьким опытом взаимоотношений с государством, если говорить честно, боялся вновь где-нибудь ошибиться и оформить что-то не так и вновь налететь на штрафные санкции. Я стал бояться длинных бартерных цепочек и взаимоотношений с юридическими лицами. Хотел найти что-то попроще.
Тем не менее, начал обзванивать своих старых клиентов. Кое-где жизнь на фабриках еще теплилась, но запчастей им уже не требовалось. — Свои девать некуда: целыми поточными линиями станки резали автогеном. Я бывал потом на некоторых фабриках случайно, проездом, по старой памяти. Жуть брала от полнейшего развала когда-то цветущих предприятий. Я допускаю: конверсия военных предприятий и разоружение — понятно! Но трикотажки, швейные фабрики-то причем? Такова неразумная политика, проводимая государственным чиновником!
Когда звонил своим знакомым (у меня ведь их и домашние телефоны имелись), наткнулся на одного, который после фабрики устроился работать в фирму, торгующую запчастями для тракторов. Он как раз занимался их сбытом. Помня меня как честного предпринимателя, пригласил к себе на фирму в гости. Там представил своему директору как верного своему слову человека. Директор разрешил мне брать их запчасти на реализацию. Имея грузовик, я грузил запчасти и отправлялся по сельхозпредприятиям, меняя их, где на муку, где на крупу, на горох и прочее. С годик я так помотался по Сибири, живя на подсосе: почти все деньги уходили на бензин да на запчасти к грузовику. Но капиталец сколотил и стал в этой фирме уже покупать запчасти. — По жизни не люблю жить в долг! Запчасти мне эти надоели с их бесконечными бартерными схемами и дальними поездками. — Другой раз едешь с запчастями за мукой, а привозишь какой-нибудь трансформатор. Потом ищешь, где бы этот трансформатор обменять все-таки на муку, крупу, подсолнечное масло, поскольку продукты питания легче продать за наличные деньги.
Уже хотел все это бросить и вновь свое новое дело начать…
Как-то раз приезжаю с мукой, а меня уже клиент на муку дома ждет. Давний шапочный знакомый. Он решил пекарню открыть — ему мука требовалась для раскрутки. Ну, я ему целую машину муки и бухнул без предоплаты — на реализацию. Мало того, через три дня я привез ему и вторую. Он пообещал рассчитаться через пару недель. Ты не поверишь, — он рассчитывался целый год! Каждый месяц мне приносил как зарплату на дом двенадцатую часть от общего долга и, потупив глаза, отдавал…
Так инфляция и я проели весь сколоченный с трудом капитал, правда, еще налоги заплатил. Я опять оказался у разбитого корыта!..
— А как он объяснял задержку оплаты долга? Стоимость двух машин муки — это маловато для новой раскрутки?— вновь влез я в его повествование с вопросами.
— Объяснял тем, что сразу после выпечки первой партии хлеба на него навалились чиновники. По первости санэпидемстанция, затем пожарники, энергонадзор, вплоть до милиции. Рассказывал, что первые дни от чиновников отбоя не было. Летели как мухи на дерьмо со всех сторон. Что-то пришлось устранять и «решать вопросы». Сам знаешь, как решаются у нас вопросы: взятками! — Я-то надеялся, когда сгружал муку, что у него все решено!..
Пока этот засранец со мной рассчитывался, мне одно дельце подвернулось. Директор фирмы, торговавшей тракторными запчастями, видя, что у меня перед его фирмой долгов нет, предложил съездить в город Энск и забрать недопоставку в их адрес нескольких комплектов траков для тракторов. По грузоподъемности моя машина аккурат подходила. Ехать требовалось далеко. Он мне на эти траки оптовую цену снизил запредельно, ввиду дальней поездки и отодвинул срок их оплаты на три месяца. Дал те траки на реализацию. После года честной работы с сельхозпредприятиями у меня и там появились уважающие меня люди и авторитет. Привезя траки домой, я обзвонил нескольких директоров сельхозпредприятий и один из них согласился взять их с доставкой в хозяйство по оптовой цене фирмы за наличный расчет. Я ему эти траки увез, получил деньги. Если б этот должник за муку со мной рассчитался вовремя, то у меня в распоряжении появилась бы сумма налички, позволявшая во Владике приобрести приличную «япошку», а потом продать ее с «наваром» в нашем городе. — Мой сосед промышлял перепродажей легковых машин, жил неплохо и меня звал присоединиться. Вдвоем-то веселее!..
Но из-за этого должника ничего не получилось. Просто пришлось продолжить работать с этой фирмой, покупая у нее запчасти как бы на занятые у нее же деньги. Через три месяца я с директором рассчитался в соответствии с нашим устным договором. Пожали друг другу руки и разошлись. А его фирма вскоре обанкротилась или он ее сам обанкротил. Не ведаю… Но ее сейчас нет на рынке.
Опять ни денег, ни желания рисковать. Один грузовик — как источник предпринимательского вдохновения — стоит в гараже…
Тут он замолк, по всей вероятности, от наступившей горечи и сожаления.
— Похоже, у тебя правая фара не горит?! — неожиданно проговорил попутчик.
Я попробовал переключать свет фар с «ближнего» света на «дальний» и наоборот.
— Действительно! Правая фара на «ближнем» не горит, — согласился я с ним, — приеду домой, гляну...
— На посту ГАИ где-нибудь остановят: штраф преподнесут.
— Не преподнесут! Правая же… не левая. Не останавливаться же здесь, в поле?! — беспечно ответил ему. — На посту, если остановят, и заменю. Там светло.
До Черепановского поста ГАИ осталось чуть больше километра. Он сидел молча, а у меня от этого его замечания возникло нехорошее предчувствие, и сомненья в душу вкрались. Он оказался прав. Гаишник меня сразу остановил на посту. Представившись, сообщил мне о не горящей правой фаре и забрал документы.
Я вышел из кабины, начал извиняться, говорить, что, мол, сейчас все устраню. Но гаишник права не отдал, а потребовал составить протокол. Я стал настаивать, что сейчас устраню неполадку на месте. Тогда мне в ответ очень вежливо:
— Сначала протокол составим, а затем устранять будете и потом, устранив неисправность, получите права...
Пришлось идти на пост составлять протокол. Затем занялся устранением неполадки. Оказалось всего-то: предохранитель перегорел. Воткнул новый и фара загорелась. Когда продемонстрировал гаишнику зажженную фару, он отдал права и пожелал счастливого пути. Мы поехали дальше.
— Вот гаишник формально прав, наложив на тебя штраф по протоколу, — начал он, — а фактически издевался. Он четко знал, что и с потухшей фарой ты, безусловно, без приключений доедешь до конечного пункта. Более того, ты сам предлагал ему устранить на месте поломку. Но этого ему оказалось мало. Ему нужно было власть проявить и отчитаться за нее протоколом. Показать, что он тут кочка на ровном льду. Это один из типичных представителей тюремщиков по духу. А сколько таких в поте лица трудится на просторах России? А сколько тех тюремщиков, которые принимают решения о строительстве вот таких стационарных постов, деля страну на локальные тюремные зоны? А сколько людей обслуживает эти посты, начиная от их проектирования до поддержания в надлежащем порядке? Мало того, они сейчас на ночь закрывают дорогу, требуя неукоснительной регистрации на всех постах всех проезжающих машин. Куда, зачем и с чем ты поехал? Какое их дело: куда и зачем я поехал? Почему суются в мои личные дела? Таким образом они нас якобы «воспитывают». Нигде в мире, кроме как в бывшем соцлагере, таких постов нет. Действительно лагерь! Во, мля, дела! Тьфу!
— Ну, а если бандиты? Или кто что украл? — возразил я.
— Вот они бандитов, воров и нарушителей здесь с нетерпением ждут только не для того, чтоб задерживать, а чтоб содрать бабки и пропустить. Их интерес в том, чтоб таких нарушителей стало больше. Мало тому примеров?.. А ты тут сейчас попался так — мелкая сошка для статистики, как субъект для «воспитательной» работы, по которой судят наверху об «успешной работе подразделения ГАИ».
— Задерживают же они бандитов и наркоперевозчиков. Об этом даже по телевизору показывают, по радио говорят и в газетах пишут! — возразил я.
— Задерживают они тех конкретных нарушителей, о движении которых стало известно вышестоящим руководителям из оперативной разработки. И приказ о задержании — спущен на пост. Тут они ослушаться не могут: задерживают. Ну и, конечно, задерживают идиотов, которые нарушают какие-нибудь правила перевозки, а платить не хотят или не имеют возможности. При задержании и тех и других всегда разворачивается рекламная компания «по демонстрации кипучей деятельности» и «неуклонного роста бдительности» работников такого поста. Мы снизу-то не можем отличить, как их задержали: по  оперативке  или  как идиотов, об  этом  знает  только  среднее  звено
руководства ГАИ. Надо отметить, что среднее звено любой бюрократической системы, как правило, определяет направление государственного развития. Тут во всю мощь сыплются на их головы поощрения и почет. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и всякие случайности. Эти люди на созданном ими же тюремном режиме в стране, делают себе немалые деньги. И редко подобная деятельность всплывает наружу. Для этого должно произойти что-то из ряда вон выходящее, требующее глубокого расследования, например, взрывы домов в Москве, в Волгодонске, либо то, что произошло в Буденовске. Да и то за пропуск через пост вооруженных преступников и оружия, взрывчатки в больших количествах длительных сроков не дают. Поэтому игра стоит свеч. По сути, пожурят и отпускают. У них оправдание всегда есть, — они ведь не каждую машину обязаны останавливать… даже если и останавливали: …могли, имели право, ничего подозрительного не заметить, а даже если и остановили, и заметили нарушения, и получали взятку за пропуск через пост, то факт передачи взятки практически недоказуем, поскольку совершается с глазу на глаз между постовым и водителем или ответственным за перевозку груза. Уж я-то повидал за десять лет всякого, занимаясь грузоперевозками. Да и ты, я думаю, знаешь не меньше… — мы глянули друг на друга.
— Все так! Ты утверждаешь это голословно. У тебя есть факты с доказательством такого отношения гаишников на постах к своей работе? Может быть, они все абсолютно честные и добросовестные работники. Есть отдельные нарушения, не без этого! Как говорят, «в семье не без урода»! — возразил я ему. — Это ты мне говоришь без свидетелей. А публично скажешь? Хотя я тоже знаю не понаслышке о всяких проделках гаишников, но выступить публично против их произвола не могу, поскольку эти их дела совершаются без свидетелей. Здесь, видимо, нужны какие-то другие, не знаю какие, но явно решения на высоком уровне. Рядовые члены общества, даже сплотившись и выступив против, как ты говоришь, — тюремного порядка на дороге, наткнутся на изумленные лица руководителей ГАИ, их негодующие возгласы о несправедливом бездоказательном, огульном обвинении их работников во взяточничестве, в неверии людям и приведут тысячи примеров, самоотверженного героического труда гаишников на своих постах. А также приведут тысячи примеров задержания на постах преступников и легко докажут необходимость существования постов. Мало того, они затопчут силой своей власти всех рядовых граждан, посмевших на такие действия.
— После моего объяснения ситуации на постах у тебя есть возражения против моего утверждения о том, что посты эти в принципе не нужны и их деятельность направлена во вред нашему обществу.
— Еще до конца не убедил!
— Хорошо! Тогда слушай дальше. Если выступлю я один с обвинениями, и даже мы с тобой выступим и еще тысячу или больше человек найдем единомышленников, а все эти тысячи дружно выступят против тюремных порядков на дороге, то с нами поступят так, как ты говорил: нас будут поливать грязью, клеймить и обвинять во всех смертных грехах. Единственное, что нам удастся тогда сделать: это обратить на проблему и на себя внимание общественности. Гаишное руководство в этом случае переведет внимание общественности с поднятой нами проблемы на нас, лично. Они с глубоким чувством возмущения оскорбленного самолюбия будут требовать доказательств нашего голословного публичного обвинения, а затем найдут в наших биографиях достаточно фактов, покажут нас общественности как последних клеветников и склочников. В этом я не сомневаюсь. Такой прием дискредитации оппонентов давно известен. Но это прием для дураков. Умному человеку ничего доказывать не надо. Умному человеку, находящемуся у власти и материально не зависящему от существования сложившейся системы постов, кинувшему обобщающий взгляд на эту систему, ОДИН ФАКТ провоза гексагена из Кавказского региона в Москву через множество постов и всяких кордонов показал бы: созданная огромная система в стране НЕ РАБОТАЕТ! И работать никогда не будет.
Какими средствами она борется с подобными случаями? А никаких средств нет, кроме тотальной проверки. А имеют они право проводить такую проверку? Нет, не имеют! Но задерживают же! Задерживают, но кого? Только тех, кто уже находится под оперативным наблюдением или идиотов. Вот такими задержанными и прикрывается система постов. Их всех поголовно могут выдавать за случайно задержанных? Могут! Так и делают! Обрати внимание: находящихся под оперативным наблюдением можно задерживать на любом участке, в любой точке дороги, но задерживают всегда на постах ГАИ, чтоб оправдать их существование.
— Тот, кто провозил взрывчатку, замаскировал ее под сахар. И завалил настоящим сахаром! — перебил я своего попутчика.
— Где выход из создавшейся ситуации? Выход один: организовать на постах полную тотальную проверку каждого автомобиля с полной разгрузкой, анализом провозимых веществ и прочего… Я подчеркиваю: каждого автомобиля с выдачей соответствующей бумаги о проведенной проверке на каждом посту без всяких исключений. Это единственный способ задержать преступников! Как только появятся исключения типа: проверять через одного или однажды проверенный автомобиль с наличием соответствующей бумаги в дальнейшем не проверять, вновь откроются широченные ворота для провоза взрывчатки, оружия и прочего, поскольку люди, проводящие такую акцию, не дураки: они все предусмотрят до мелочей. В их арсенале множество уловок, от простецкой: — «Извини, браток! я очень спешу! В другой раз проверим.» до: — «Возьми-ка мешочек сахарку, чтоб не так горько было стоять на посту, а я поеду без проверки!» Еще лучше покрутят перед носом инспектора баксами. И вряд ли постовой устоит от такого предложения, поскольку исключения ему дают право не проверять все автомобили. Я уже не говорю о поддельных бумагах или настоящих, но купленных у тех же гаишников. Надеяться на то, что гаишник — хороший психолог и по поведению водителя автомобиля или сопровождающего груз определит, что груз в кузове не соответствует документам, не приходится. В таких случаях эти два человека, как правило, не знают о том, что везут на самом деле. Для этого есть тысячи приемов. Ты знаешь о них.
— Осуществлять проверку с разгрузкой каждого автомобиля и проведением анализов на каждом посту невозможно. Это утопия! Тогда все посты превратятся в бесконечные пробки. Жизнь в стране остановится.
— Вот ты сам пришел к этому выводу. Раз созданная огромная система не дает абсолютно никаких гарантий в таком опасном для страны деле — значит она неэффективна, бесполезна и бессмысленна. Не лучше ли расширить оперативную работу, дающую бесспорно больше эффекта?
А еще лучше создать в стране такие условия жизни для людей, при которых никому из граждан не пришла бы в голову идея вооружаться, и не захотелось бы возить гексаген и оружие по стране.
Вот умный человек, стоящий у власти, болеющий за демократию и строительство правового государства, должен задаться вопросами: зачем, созданная в его стране бессмысленная и бесполезная система постов ГАИ, если уж она величайшие преступления не держит, то чем она занимается?.. на кого работает?.. кто лоббирует ее интересы?.. что работники этой системы имеют от ее существования?.. как она влияет на строительство правового государства и демократию?.. и прочие, и прочие… А когда он над этим задумается, то обязательно сделает обнадеживающие выводы: посты на дороге следует немедленно ликвидировать!
— Ты выступаешь против существования ГАИ? — задал я вопрос.
— Ни в коей мере! Я выступаю только против постов и против существующих порядков в государственной службе. Я выступаю против тюремщиков, толкающих наше общество обратно в тоталитаризм, совершенствующих репрессивную систему власти, созданную еще в советские времена и являвшейся тогда ее оплотом. Эта государственная система постов ГАИ с появлением частной собственности и социального расслоения общества по имущественному признаку, с появлением свободных, порой неучтенных денежных средств на дороге приобретает иную форму откровенного рэкета со стороны государственных чиновников. Взяточничество и взяткодательство преследуется по закону. Система постов ГАИ очень удобное место для совершения этих преступлений как с той, так и с другой стороны. И работники ГАИ и водители — граждане одного государства, которое их в этом месте делает преступниками. Одних развращает легкостью наживы, у других порождает чувство безысходности от невозможности противостоять произволу чиновничества. А в целом препятствует созданию гражданского общества.
Важно понять, что государственный чиновник в милицейской форме (неважно ГАИ, ППС, ОМОН и проч.) — это ведь чиновник особого рода. Ты как гражданин не имеешь права без его разрешения встать и уйти, если тебе что-то не понравилось в его действиях. Он в любой момент может обвинить тебя в сопротивлении властям и применить силу, поэтому, несмотря на его произвол, сидишь и ждешь своей участи до разрешения причины задержания. Ты не просто сидишь и ждешь, ты ведь в этот момент еще обременен техническим средством передвижения, к которому у работника ГАИ могут возникнуть дополнительные вопросы о его техническом состоянии — это вносит в твою душу смятение, беспокойство и нервозность. В этот момент инстинкт свободы, данный тебе Природой, грубо подавляется. В такой время ты уже не ГРАЖДАНИН — ты РАБ. Ты-то знаешь, что это железо, — тут он постучал по приборной доске, — работает на износ. Поэтому в любой момент в нем могут появиться неведомые тебе неисправности, которые могут послужить дотошному гаишнику для дополнительных вопросов и причин задержания тебя на этом посту. Поэтому ты перед вымогателем в погонах становишься, как правило, необычайно сговорчивым. Даже при полном порядке в твоих документах и исправности транспортного средства на таком посту ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Как овца на заклании. А виноват ты только в том, что гаишнику хочется кушать! О каком строительстве правового государства после такой моральной обработки может идти речь? От безысходности — аполитичность населения.
Ты меня правильно пойми! Ведь я не говорю, что все гаишники — все до одного подлые и бесчестные люди. Их таковыми делает созданная когда-то усатым воспитателем репрессивная карательная система власти. И мы с тобой в той системе работали бы точно также. Возможно, даже еще изощренней, бесчестней и подлей. Только поэтому ее нужно устранять и немедленно, если мы действительно на деле, а не на словах стремимся к демократии и правовому государству. Это мы с тобой взглянули на крохотную детальку общей системы репрессивного режима, коснулись водителя и гаишника, гражданина и чиновника. А сколько таких граней во всей государственной системе?
— Вот теперь понял я, о чем ты говоришь! Тут я с тобой согласен! В любой момент он тряхнет передние колеса и скажет: «Менять надо шкворня!» Или еще чего-нибудь придумает!.. И снимет государственные номера до устранения якобы неисправности. Это хорошо если рядом с домом. А если вдалеке? — мне ничего не оставалось, как с ним согласиться. — А как же организовать эту службу?
— А зачем ее организовывать? Она существует. Дорожный патруль, как везде в мире, пусть следит за порядком на дороге. Пусть ездят по своему участку. А то бывает: пару сотен километров проедешь и ни одного стража порядка не встретишь. Они все на постоянных постах сидят, греются да народ обирают. Мало того, такие стационарные посты, наполненные оружием и боеприпасами (я на таких постах в спокойной Сибири встречал даже БТРы), порой в чистом поле, являются лакомой добычей преступников. Мало тому примеров?.. …Часть же высвободившихся работников направить на оперативную работу, поскольку от оперативников пользы больше.
…Парнишка тем временем проснулся и сидел между нами. Сонно глядел на светящуюся доску приборов, затем попросился у деда взять его на руки, чтоб было видно дорогу. Дед выполнил его просьбу. Они о чем-то пошептались и успокоились.
— Ну, а как у тебя дальше-то сложилась судьба? После того, как ты опять остался «на бобах»?
— Как ты понимаешь, свою частную фирму мне пришлось бросить, — заговорил он вновь. — Жена еще года три ездила в налоговую и сдавала отчеты с записью: «фирма деятельности не ведет». А потом и она отказалась писать отчеты. Как предприниматель я продолжал отчитываться, но занимался исключительно грузоперевозками. Поначалу клиентов хватало. Никаких капиталов сколотить не удавалось на этом поприще, но жил сносно. Какие у меня с женой потребности? Наша молодость прошла в нищете, при советской власти, — есть хлеб с маслом на столе — и хорошо.
Благо, для начала работы ничего не требовалось. Вид деятельности: «грузоперевозки», я зарегистрировал еще, когда работал с фабриками. Отчетность в первые годы работы оказалась довольно доступна и для меня не представляла сложностей. Вскоре оброс постоянными клиентами. В принципе, можно было даже не регистрироваться и не платить никаких налогов. Множество моих коллег по виду деятельности так и делали. Но я ведь законопослушный гражданин и пожелал работать честно.
Работать оказалось можно, но каждый год, как и везде, менялись «правила игры». Только привыкнешь к одним отчетным бумагам, тебе новые предлагают. Главное: размеры налогов каждый год подсчитывались по разным формулам с введением различных коэффициентов и прочего, что по задумке разработчиков «правил» якобы должно вести к «справедливому налогообложению». Ничего подобного. Прослеживалась явная тенденция: самые низкие налоги получали владельцы грузовиков малой грузоподъемности и большой, поскольку заинтересованное в таком раскладе налогов лобби сидело в областной администрации. Они явно были связаны с крупными компаниями грузоперевозчиков. А у этих крупных компаний либо «ГАЗЕЛИ», либо КАМазы. Мой грузовик — средней грузоподъемности — попал под самое высокое налогообложение. Мало того, там имелся один коэффициент, отражающий место проживания владельца грузовика, который для той отдаленной местности, где я живу, оказался менее единицы. Однажды являюсь в налоговую инспекцию с отчетом, а налоговый инспектор — сидит этакая разукрашенная краля, и задает вопрос: «Вы в областной центр ездите?» — отвечаю: «Конечно! Это ж автомобиль, а автомобиль, как известно, на колесах!» — «Раз ездите, у вас коэффициент должен быть единица!» — «С чего ради? Я живу вдали от областного центра и клиентов беру у себя в поселке. Я же на своих поселковых клиентов работаю!» — «Нет! Я вам пояснила. Вы не согласны? Ваш отчет не приму.» — я возмутился: «А если б я вам сказал, что и в Москву езжу? Мне что — этот коэффициент еще умножить на два?» — «Про Москву не знаю. А отчет у вас не приму!» Тогда я закусил удила: — «Прошу вас все то, что вы мне сказали устно, написать в письменном виде». — «Тогда пишите письменное заявление моему начальнику об этой просьбе». Естественно, я написал. Пара недель прошла, меня вызывают в налоговую инспекцию, знакомят с пояснением моего вопроса, пришедшим из областной администрации. — Я оказался прав. В тот раз у меня приняли отчет без проблем.
А за пару лет до этого случая при очередном изменении «правил игры» я немножко задержался с переходом на новые правила. Претензии ко мне были, но я их решил без проблем. Там в законе имелась оговорка, поэтому я не спешил с переходом. Отчитался тогда и заплатил налоги. Однако с принятием нового закона, текст старого исчез за ненадобностью. Старый закон принимался в несколько приемов, с дополнениями и изменениями. Никто точно не представлял, как надо отчитываться. Фактически отчитывались все так, как говорил инспектор. Копию акта проведенной тогда проверки я сохранил, сохранил и платежные документы об оплате налогов. За два года менялись правила игры, менялись законы, менялись и инспектора в налоговой инспекции. И вот после моего требования письменного ответа на поставленный вопрос вдруг, спустя месяц, меня вызывают в налоговую инспекцию и предлагают оплатить налог, пени и штрафы за якобы неоплаченный налог за тот период по прошествии двух лет, когда я задержался с переходом. А текста того закона уже нет. Вот они меня за времена действия старого закона решили сдернуть налог еще раз, но по новому закону.
Думаю, что инспекция решила мне отомстить за проявленное недовольство, смелость суждений и за то, что инспекторы не смогут такие же претензии предъявить к другим предпринимателям.
И так: …Инспекция предъявляет общую сумму к оплате в размере половины рыночной стоимости моего грузовика. Я, конечно, на дыбы. Пишу в налоговую инспекцию объяснения с приложением копий всех документов. Тем не менее, спустя некоторое время из арбитражного суда приходит в мой адрес исковое заявление от имени налоговой инспекции с теми же требованиями. Еду на заседание арбитражного суда в назначенное время, предъявляю все документы, — судья выносит решение в мою пользу.
Я невиновен. Претензии налоговой инспекции несостоятельны.
Опять спустя некоторое время в мой адрес приходит бумага из кассационной инстанции арбитражного суда с теми же претензиями от налоговой инспекции. Первое исковое заявление налоговой инспекции тупо повторено. Приезжаю в назначенное время. Ничего не боюсь — у меня же все в порядке. Но суд другой, весь сидит в мантиях и прочих атрибутах, со всеми онерами респектабельного и благопристойного правосудия. (Откуда в наших судах скопилось столько изворотливых и хитрых престарелых баб?) Этот суд мои доводы фактически не слушает. А если и слушает, то не принимает во внимание. Решение давно написано, принято и председатель суда только зачитывает его. Все действие проходит в течение пяти — десяти минут и носит откровенно разбойничий характер. Он подтверждает правоту инспекции и вываливает на меня всю сумму штрафа и судебных издержек… Кто я такой? — Обыкновенный водитель, хотя и предприниматель! А истец кто? — ГОСУДАРСТВЕННАЯ налоговая инспекция! Получается так, что «рука руку моет».
Тут он замолкает, надо думать, переживая нахлынувшие тягостные воспоминания.
— Ну, а дальше-то что?
— А дальше? …Дальше я пишу обстоятельную жалобу в вышестоящий региональный арбитражный суд. Но на заседание не поехал. Это нужно было ехать в другой город. — Денег на дорогу нет. Написал письмо, чтоб рассмотрели мою жалобу без моего присутствия. Приходит ответ: ополовинили требования инспекции и все. Подавать в Верховный суд бессмысленно, поскольку мотивы именно такого решения этого регионального суда изложены не просто противоречиво, непонятливо, бестолково — их смысл сводится в поговорке: «в огороде бузина — в Киеве дядька» — поэтому и ополовинили претензии налоговой инспекции. Важна ведь только постановляющая часть, подписи да печати… Ну, хоть ополовинили!
— Действительно, хоть ополовинили! Может быть, ты не разобрался сам в решении?
— Почему не разобрался? Разобрался! Да у меня уж и денег не нашлось на госпошлину в высшую инстанцию… Наплевать! — он последнее слово произнес отрешенно.
— А дальше?..
— Платить штраф я не захотел. Да у меня и денег не было. Грабеж — чистой воды и среди белого дня. Пришли судебные исполнители, описали кое-какое имущество, через десять дней все забрали и увезли.
— А ты чего молчал?
— Молча смотрел на процесс изъятия своего барахла и думал: «Были б это агрессоры — захватчики я бы их, конечно, встретил с оружием в руках — имею право защищать свое имущество, как могу. — Захватчик-то действует вне закона. А тут грабеж осуществляется под сенью закона, а результат-то для меня — одинаков. Короче, над всеми нами висит чиновничий лозунг: «разумейте и покоряйтеся, трепещите и безмолвствуйте!». До каких пор такое будет продолжаться в России?!
Понимаешь! Когда человек боится за свою жизнь, дрожит за целостность своей собственности он автоматически превращается в послушного раба. Наоборот, когда ничего не боится и ничем не дорожит, при этом соблюдает заповеди Господа, тогда он становится свободным человеком — Гражданином Мира!
— Ну, и дальше?..
— А дальше-то? Мои постоянные клиенты постепенно разорялись все эти годы. Ты же видишь: в стране давно не идет рост числа предпринимателей и частных фирм. Выживает только тот, кто успел ухватить изрядный кусок «базы коммунизма» — общенародной собственности и место во власти для защиты собственных интересов. Регистрируются фирмы-однодневки, чтоб урвать, скрыться и концы в воду. А основная масса предпринимателей в смысле развития топчется на месте. И правительству наплевать на такое состояние общества. Все его решения и отчеты перед обществом не более того чем выступления усатого воспитателя: «Жить стало лучше, — жить стало веселее!»
Вот тут я понял до конца правоту в рассказе того старичка «законника»: нельзя садиться играть в азартную игру с государством. Оно диктует все правила игры, а ты, гражданин, всегда будешь в проигрыше. Наше государство наплевало на права людей, а Законы, которые оно принимает, есть ни что иное, как "правила игры". Поэтому, следуя логике - я «вышел из игры»…
— Как «вышел из игры»?
— А во что играть-то? Цены на топливо и запчасти подняли до мировых. Мой грузовик оказался неконкурентоспособным: появилось множество автомобилей более приспособленных для тех грузоперевозок, которыми я занимался. Ввели «инструментальный контроль» за техническим состоянием автомобиля. Ты же знаешь, для чего это делается? И как проходят этот «инструментальный контроль»?
— Знаю! Мой шеф, — бывший начальник автотранспортного предприятия, — собирает документы и идет туда один. Он с конторой, которая проводит этот контроль, живет «вась-вась». Как-то рассчитывается и приносит документы обратно.
— Повышается от такого контроля твоя или моя безопасность на дороге? — с хитринкой в голосе задал он мне вопрос.
— Нет, конечно!
— Зачем тогда этот контроль, техосмотр? Взятки получать? Они же, эти «контролеры», за произошедшее с тобой ДТП сразу после контроля и осмотра никакой ответственности не несут! Так? Нет?
— Так! — ответил я на его вопрос.
— А где статистика, что столько-то аварий произошло по техническому состоянию автотранспорта? И какую роль играет «техосмотр» в этом вопросе? Никакую! Еще никто не выехал на дорогу с неисправными тормозами. Всегда в авариях на дороге высочайшую роль играет «человеческий фактор». Понимаешь! У меня денег нет на взятки. Я не могу в своем поселке обработать себя и автомобиль. Мне не хочется все заработанное отдавать чиновникам. Мало того, еще и обязательную страховку транспорта ввели. Да на каждую единицу… Я что, за двумя рулями одновременно сижу? Почему бы не страховать только действия водителя на дороге? Он ведь управляет машиной! Причем здесь автовладелец-то? Я не против страхования, — я против произвола в этом вопросе со стороны чиновничества. Еще куча денег кому-то потребовалась… Они нас этими страховками и мировыми ценами на топливо якобы приобщают к мировой цивилизации. Мне кажется, не с того начали эти господа. Прежде следовало зарплату и жизненный уровень населения нашей страны приблизить к мировому уровню, а потом уж приобщать… Вот машины мои и стоят. Этим приобщением к мировой цивилизации они меня, владельца автомобиля, лишили права использовать его по прямому назначению. Лишили источника существования. Видимо, я кому-то мешал. И правовое государство (по Конституции) защитило меня? А депутаты? Я один, что ль «слил воду»? Таких, как я, миллион как минимум! Это те, кто не сможет более ездить на своем автомобиле и прямо смотреть гаишнику в глаза. Все сделано для того, чтоб ты, водитель, если приблизился к посту ГАИ, был уже «в чем-то виноват» и с ходу выкладывал бабки. Все мы, водители, не прошедшие техосмотр или не заплатившие страховку, — лакомая добыча на этих постах. Гаишники нас там с нетерпением ждут, чтоб содрать мзду и отпустить. Они прямо заинтересованы в нашем существовании.
— А чем тогда живешь? Ты же превратился в люмпена.
— Ты думаешь, я один такой? Нас миллионы по стране. Но не обо мне речь. Мне скоро на пенсию выходить через пару годков. Где к станку встану, где машину помогу отремонтировать, но все делаю без участия государства. Я на него наплевал. Можно сказать еще грубее. Это государство своим действием или бездействием совсем не защищает права маленького человека от произвола чиновников. Это хорошо я всегда найду себе дело: я непьющий человек. А вот тем каково, кто остался без руля, сравнительно молод и любит водочкой побаловаться? Руль для него являлся единственным сдерживающим фактором от злоупотребления алкоголем. Ему куда податься? В наем? Ты много зарабатываешь у своего шефа?
— Не очень!..
— Ты правильно заметил: люмпен! Это лишенный собственности человек, босяк, потерявший всякие нравственные нормы. И ты такой же люмпен! Это из нас чиновники сделали таковых! Представь: вспыхнет бунт, неважно, по какому вопросу возмутятся люди. Поводов для протеста в стране уйма. Что будут делать эти люмпены? Они бросятся грабить и уничтожать богатства. Тогда не будут разбирать, кому что принадлежит. Состоятельных граждан грабить будут в первую очередь. А они, эти богатые граждане, глядя из окон своих дорогих машин на толпы пешеходов, не понимают, что эти толпы готовы в любой момент их разорвать на части и ждут только понятного яркого призыва к действию. Я думаю, и ты будешь в этой толпе! Или я ошибаюсь?
— Не знаю, если честно. Все зависит от того, как будут разворачиваться события.
— Я стар. Поэтому точно не пойду. Но мы опять отклонились от темы.
— Ладно! Государство не защищает люмпенов, хотя их подавляющее большинство. Но есть же в стране состоятельные люди, которых защищает государство.
— Таких нет! Государство своими законами защищает только чиновничий произвол. Ты вспомни: кого-нибудь из крупных чиновников посадили за взятки в стране? Нет! Они-то ворочают миллионами долларов. И еще налогов никаких не платят. Они превратились в господствующий класс. Если и привлекают кого-нибудь, то «мелких сошек», например, тех ментов, кто бомжей обирает. Зато крупных чиновников пожурят и отпускают «за отсутствием состава преступления». А общая сумма взяток в стране, как пишет пресса, поднимается к размеру годового дохода страны! Понимаешь? Они в огромной стране скоро остановят всякое производство. Если б не действие Закона Природы о Самосохранении Жизни, если б люди не боролись за собственное выживание, нарушая повсюду принятые нашей Думой законы, то жизнь в стране просто давно остановилась.
Мне так кажется, что в нашей стране условно людей можно разделить на четыре группы: первая группа — чиновники, крупные олигархи и крупные предприниматели, имеющие доступ к власти.; вторая группа — предприниматели поменьше, преступные элементы и их подручные; третья группа — мелкие предприниматели, интеллигенция, инженеры, рабочий люд и крестьяне; четвертая группа — пенсионеры, безработные, нищие и люди без определенного места жительства.
Самые не законопослушные граждане находятся в первых двух группах. Принадлежащие к первой группе — стремятся всячески «урегулировать» законодательство под себя, под свои дела. Они ради своих корыстных интересов смело наступают на права всех нижестоящих групп, используя в своих целях всю силу государственной власти. Находящихся во второй группе — наличие запретительных законов никогда не останавливает в их стремлении к добыче материальных благ. Они готовы на любое преступление ради наживы.
Третья и четвертая группа это самые законопослушные члены нашего общества и самая многочисленная ее часть. Они готовы выполнить самые безумные законы и правила. Они готовы и продолжают мирными способами бороться за свои права, однако не могут выдержать конкуренции в борьбе с первой и второй группой. Если эти законы мешают им работать и жить, то они либо ищут лазейки в законодательстве, либо прекращают трудиться, постепенно опускаясь «на дно» общества в силу своих возрастных изменений, и, в конце концов, выпадают в следующую группу. Четвертая группа — это многочисленный осадок общества, люди в ней уже ни во что не верят, не ждут никаких изменений в лучшую сторону и никаких шагов по исправлению своего положения не предпринимают. Нарушить «по-крупному» законы они не могут из-за своей нищеты. Их удел: нарушения правил человеческого общежития, карающие по УК.
Люди из первых двух групп, в основном плюют на это государство и делают себе деньги, как те «законники» в лагерях, методом обмана и подкупа «надзирателей», обмана простых людей, путем откровенного пиратства и присвоения чужих ценностей. В условиях бандитского капитализма они являются источником движения всей страны. Не будь их, производство в стране давно бы замерло. Но такое движение не может привести страну к изобилию и могуществу. Оно может только продлить агонию государственной власти. Если даже будут положительные сдвиги в развитии общества, то это только свидетельство, что людей из первых двух групп, прибавилось в нашем обществе и установилось в нем зыбкое, непонятное «движение вперед», которое легко может быть остановлено любым «дурным» решением Правительства.
Я не могу себя вести, как пират, — не так воспитан. Пусть я буду жить впроголодь, но не дам себя этому режиму свернуть в «бараний рог». Лучше я буду лежать и ничего не делать, чем делать и все отдавать в лапы чиновников. Так спокойнее. Я считаю, что человеку нужно стремиться жить самодостаточно, без всякого вмешательства со стороны государства. Ты думаешь, отчего у нас в стране не растет производительность труда? Вернее растет, но недостаточно, это при бьющем-то из недр земли нефтяном фонтане? Потому что таких, как я, становится все больше и больше! … Если государство в своих поступках по отношению к собственным гражданам безнравственно, то гражданин свободен от всяких обязательств перед ним!
— Они тебя все равно найдут и потребуют оплатить налоги на получаемые доходы!
— Пока чиновникам далеко до того момента, чтоб проконтролировать доходы каждого отдельного человека, тем более такого нищего, как я. А на прокорм я себе и так заработаю, мне много не надо.
Тут мы подъезжали к светофору, что перед Бердском. Он сидел молча, о чем-то думал, затем:
— Ладно! Вроде как — исповедовался …Мы на светофоре выскочим? Тут за железной дорогой моя сестрица живет. Ночь переночуем, а завтра дальше поедем. Спасибо тебе за услугу! Будь здоров! Извини, если я что-то не так говорил.
— Ну, счастливо вам! Все так! — сказал я на прощанье, останавливая машину перед красным светом светофора.
А он, уже выходя из машины, скороговоркой произнес:
— Демократия, браток, — это не только прямые выборы руководителей государства и представительных органов власти — это еще их стремление постоянно расширять права и свободы граждан. И встречный процесс: готовность самих граждан по разрешению ими самими ежедневно возникающих вопросов, без оглядки на власть. И еще! Демократия — это стремление общества к жизни по десяти заповедям Господа, а не по тысячам «высосанных из пальца» законов, пусть даже такого высокого органа, как Государственная Дума. Чем меньше будет тех законов, тем больше будет демократии. И, наоборот.

2006 год