Образы, характеры, ситуации.
Одним словом жизнь не придуманная.
Собачкин дедушка, и тонкая веревочка.
Не высокие валенки, с надетыми на них резиновыми калошами, были изрядно поношенны, но всё же по ним было видно, что хозяин держит их в здравии и не дает прохудится. Фуфайка на сухих плечах была велика на пару размеров, наверняка её обладатель еще пару лет тому назад был плечист и внушителен. Сейчас же, старый дедушка, медленно передвигая ногами по скользкому тротуару, сутулил спину и с прищуром смотрел на бутылку, стоявшую не далеко от него. Он хотел поднять её, но, увидев что это не стеклянная тара, лишь молчаливо отвернулся, погоняя свою неторопливую собачку. Собачка была обвязана вокруг шеи веревочкой так слабо, что сразу было понятно, что это не для удержания, а для порядку. Это белое и грязное недоразумение верно не моложе своего хозяина. Она то и дело останавливалась возле всяких непонятных кучек снега и мусора и принималась тщательно изучать их, пытаясь найти в них что-либо интересующее её. но настойчивый дедушка потихоньку тянул веревочку, давая тем самым понять, что нужно идти. Собачка повиновалось, но еще долго оглядывалась на ту – самую нужную и интересную кучку.
Она такая, или только хочет её казаться?
Осень так переменчива и плаксива, что порой и не знаешь, что от неё ожидать. Утром солнце, а в обед северный ветер делает её лицо невероятно прекрасным. Она в малиновых колготках и высоких резиновых сапогах до колена стояла в луже на центральной аллеи города. Из под желтой короткой куртки топорщилась во все стороны красная юбка в черную крупную клетку. Шарф цвета колготок был повязан узлом назад и так красиво развевался на том самом северном ветру, который делал её щеки невероятно привлекательными в эту переменчивую и задумчивую осень.
А кем он потом будет?
Очки запотели, когда он вошел в теплую комнату с морозной улицы. На круглом деревянном столе, покрытом вязаной крючком белой скатертью, которая досталась ему от его бабушки, желтый лист с синими чернилами на нем. Он, было решился прочитать написанное, но не как не смог, по причине запотевших очков и сумерек вокруг. Он подошел к холодной стене и начал медленно продвигаться в сторону выхода, откуда только что так бодро зашагнул вглубь комнаты. Тонкими узловатыми пальцами он нащупал выключатель из пожелтевшего советского пластика. Зажегся зеленый торшер с золотыми кистями, висевший над тем самым круглым столом с желтым листом. Сняв куртку и аккуратно повесив её на гвоздик, вбитый в стену, он принялся читать хорошо ему известный почерк.
- ужин в холодильнике. Разогрей на сковородке котлетки и рожки. Не забудь нарезать хлеб. Целую. Мама.
Он достал из рюкзака книги, принесенные им из библиотеки, и как всегда забыл об ужине.
Что там, за мерцанием одинокой лампы?
Коричневое платье до колен чуть приподнялось, когда она села на холодную серую кушетку в коридоре больницы. Она судорожно крутила кольцо на правой руке, убирала непослушные волосы со лба, с громким шлёпом ударяла обоими ладонями по ногам, качалась из стороны в сторону, либо на несколько минут замирала и смотрела бездонными серыми глазами в одну точку. Одним словом, ожидала. Когда открывалась дверь какого либо кабинета, то она подскакивала с места и с невероятной надеждой в глазах смотрела в след уходящего, совсем неизвестного ей человека, словно хотела услышать от него то, что ей так хотелось услышать. Но все проходящие люди в белых халатах или синих хирургических пижамках не обращали на неё ни кого внимания. Она так долго здесь, что уже наизусть выучила рекламу противогеморойного средства, которая висела на стене. Выучила направление каждой трещинки в этой стене, выучила название всех табличек на дверях, и поняла, что в этом здании не существует кабинета с 9 номером. Пометавшись еще пару минут в беспокойном ожидании, она снова села на серую скамейку, обтянутую дешевым дерматином, и наклонилась на стену, покрашенную наполовину холодной голубой краской. Закрыла глаза, глубоко вдохнула больничный воздух, пропитанный таблетками и бинтами, и по её коже пробежали мурашки. Она открыла глаза и невольно обратила внимание на моргающую лампу в конце коридора. Лампа одинока моргала и тихонько потрескивала.
- она так тихо живёт. Даже не ропщет. Наверно просто… «В комнате с белым потолком, с правом на надежду…».
Хлопнувшая дверь заставила её прийти в себя.
- простите, но мы сделали всё что могли. Сердце слишком сла…
Голос молодого доктора удалялся всё дальше и дальше, и лишь слабым эхом доносился до её помраченного рассудка.
«В комнате с белым потолком, с правом на надежду…»