(из книги "Последствия и преследования")
20.
Ф. временами равнодушие свое лелеял, так что даже Ш. порой удивлялся, на того глядя. Оно вдруг в нем то как некий волшебный бриллиант сверкало, то играло бледными огнями иных холодных самоцветов.
- Куда мне деться? Куда податься, где устроиться? Я многое перепробовал, но ни в одном деле не преуспел. Тщеславия во мне оставалось все меньше, теперь же его вовсе нет. Я уже больше не ищу, а находить и подавно перестал. А отчаялся так давно, что уже и это состояние больше не вызывает во мне горечи, - Ф. говорил.
- Чего же ты хочешь? Что желал бы найти? - спрашивал Ш., украдкой отстраняясь от лица его бесцветного. Спрашивал Ш.
- В счастье я не верю. И даже слова этого не люблю. Надежды на перемены, как прежде, тоже не имею. На долгое путешествие без цели, или с отдаленной целью, не имею ни уверенности, ни смелости, ни самолюбия, ни воли. Может, тихого пристанища?.. Где, может быть, на время на хляби мои душевные снизошло бы короткое и, надеюсь, не совсем неприличное успокоение. Хотя не мое и это, и, остановившись в нем (теперь уже знаю), буду с тоской и скукой наблюдать в окно, как равнодушно переменяется природа, как прохожий, остановившись на минуту, перематывает дорожные обмотки или отряхивает с одежды пыль перед тем, как зайти в придорожный кабак, как привычно и лениво ссорятся человек с человеком, как слабый тщится первенствовать, а мудрый изнемогает, как равнодушно разменивают народы свои гордые звания и как они бездумно прозябают. Как снискали безжизненность достойную для семейств своих и пращуров. Похвалы, причуды и ворожбы - все они когда-то меня остудили, и взамен моего прежнего духа во мне теперь только благодарность бесчувствия, - Ф. говорил и после губами что-то беззвучно пожевал, будто невесомую жвачку, будто хлеб ненасущный и незаслуженный. Он даже движения или жеста единого жалел в угоду своему бессмертию. Вполне ясна ему была иллюзорность всего отчетливого, он вовсе не заблуждался на сей счет.
- Так отправляйся жить на дубе, - Ш. отвечал. - Осенью ветер сбрасывает сухие желуди на землю. И, если притвориться одним из них, если не мнить о себе высоко, если не высовываться вперед других, если не срываться с кормящей ветви с первым же незрелым порывом ветра, тогда может статься, что можно будет день за днем и за неделей неделя и переждать до весны. А тогда поискать и другого выхода.