Чёрт возьми, как она хороша. У гардероба встречаю я её. И мы не обращаем друг на друга внимания. Она, худосочная, будто иссушенная страстью женщина с каштановыми волосами. Действительно ли она не заметила глыбу моего угловатого организма, меня, крупный шкаф бесполезных слов общего понятия? Возможно, она бы хотела заметить меня. Как бы и мне хотелось, чтобы у неё это получилось. К сожалению, она почти ничего не видит своими светло-голубыми глазами. Эти огромные бесполезные глаза, так резко выделяющиеся на худом лице с больной кожей. Они окружены войсками косметики, которую она всегда накладывает в спешке, потому что постоянно опаздывает. Неестественно длинные накрашенные чёрной тушью ресницы часто скрывают за собой её беспокойный взгляд. Имея слабое зрение, она будто чувствует себя постоянно напуганной. Всё её тонкое тело с бледной кожей, словно выкрашенной белой эмалью, часто трясется в конвульсиях страха и страсти. Страх и страсть её тела могут стать почти ощутимыми, если наблюдать за её шеей. Её белая длинная шея поддерживает маленькую голову с длинными редкими волосами. Покусанные губы выдают в ней что-то до сверхъестественности опасное, страстное и вожделенное для каждого мужчины. Её губы, тонкие и покрытые тонким слоем помады, часто искусаны. Кусая свои губы, она смотрит в зеркало напротив гардероба и поправляет свои волосы. Она небрежными движениями перебрасывает их с одной стороны лица на другую. Затем обратно. Я чувствую, как начинают гореть мои потоки крови. Моё сознание пылает, когда я бесстыдно рассматриваю фигуру этой несчастной дамы. Всегда в туфлях на высоком каблуке, она идет по длинным коридорам с плиточным покрытием, словно испытывая боль. Её бёдра, узкие и острые, резко движутся из одной стороны в другую. Всё это сопровождается громким щелчком каблуков. Надев чёрный бюстгальтер под белую блузку с огромным разрезом, полностью оголяющим её небольшую грудь молочного цвета, она, всегда опаздывая, проскальзывает среди мужчин, дотрагиваясь случайно своими ладонями до их рук. Иногда и руки мужчин дотрагиваются до её хрупкой фигурки. Часто дыша, она опускается на стул. Она роняет голову на руки, со стороны кажется, что она плачет. Но, встрепенувшись, она вновь поднимает свой потерянный взгляд. Я подхожу к ней совсем близко, пока она сидит и разбирает бумаги. Я смотрю на её лицо, впитывая в себя, записывая в глубоком уголке своей души её болезненные черты. Её тонкие белые руки перестают перебирать бумаги. Она смотрит прямо на меня своими пустыми широкими зрачками. В них темно, почти так же, как и в моем железном сердце-сейфе. Она неожиданно улыбается – Что? Я просто смотрю, отвечаю я. И продолжаю водить глазами по её лицу, ища ответ на загадку, почему это создание так беспокоит мой разум. Ответа нет. Это просто женщина, созданная для того, чтобы отнимать покой у старомодного романтика, такого, как я.
В первый раз увидев эту женщину, я остановился в нерешительности. Моё сердце было свободно. Я рассуждал, смогу ли я жить, пропустив такую мадмуазель мимо своих рук. Стоит ли описать её? Да, конечно да. Она тогда запрыгивала на подножку автобуса И без того маленькая, она практически исчезала в своей толстой черной шубке. Первое, что я заметил в её облике – это длинные кудрявые волосы, которые спадали на воротник шубки. Плотно сжав губы, она пробиралась сквозь толпу пассажиров к окну. Встав напротив меня, она отважно бросила на меня презрительный взгляд. Я поймал этот взгляд и повис на нём, как на последней возможности спасти свою бессмертную душу. Этот взгляд излучали маленькие тёмные глаза. Над ними располагались тонкие брови, отражающие непокорный характер их обладательницы. Нет, не испугана. Мне показалась, что она сейчас же топнет ножкой, слишком много я себе позволяю. Я смотрел в её глаза, потому что она полностью завладела мною. Эта крошечная женщина в чёрных кожаных сапожках смотрела на меня свысока. Крошечные кисти её сжимались в кулачки. По форме её губ я смог понять, что она никогда не улыбается. Этот деспот схватил меня за горло. Нет, я не хотел познакомиться с ней, потому что я и так был с ней знаком. Она, вернувшаяся греческая царица. Непокорная, презирающая мужчин, презирающая всех, кроме себя. Я должен был умереть именно тогда, под взглядом её глаз. Я хотел умереть мучительной смертью, чтобы увидеть крохи сожаления в её кристальном взгляде, или хотя бы улыбку царицы, наблюдающей казнь уродца. Махнув ручкой от неудовольствия, она покинула внутренности автобуса, покинула мою вселенную, покинула этот мир и двинулась к звёздам, оставив золу в моих воспоминаниях, шрам от жаркого огня холодного презрения чистой благородной крови.
Нежный цветок. Эта хрупкая бабочка впорхнула в мою жизнь одним пасмурным осенним днём. Не обращая внимания на неё, я сел рядом и начал читать газету. Она что-то помечала в своём ежедневнике. Неожиданно уронив ручку, она тихонько вскрикнула. Подняв свой взгляд от печатного издания я увидел глаза, полные незащищенности и невинности. Зелёные с коричневым ободком, они смотрели на меня, ожидая благородного поступка. Подняв и отдав ручку, я вновь погрузился в чтение. Но беспокойство теперь не оставляло меня. Её рука еле слышно скользила по брюкам на её ноге, что говорило о каком-то невыраженном порыве, неисполненном желании. Я опустил газету и всмотрелся в её лицо. В задумчивости она была похожа на ребёнка, склонившегося над задачей с интегралами, которых совсем не понимает. Прямые светлые волосы. Они периодически скрывали её лицо, когда она отворачивалась от меня. Заметив же моё к ней внимание, она посмотрела на меня хитроватым, но совершенно чистым, ангельским взглядом. Как же объяснить это сочетание? Я не могу, не могу. Хотел бы, чтобы оно было запечатлено навечно. Её маленький ротик с губами светло-розового цвета улыбнулся, показав ровненькие жемчужные зубки. Почему-то я так и не смог прикоснуться к этому ангелу. Близкая и тёплая, она заставляла ныть от боли и наполнения чувствами моё сердце. Когда кончено было наше с ней знакомство, когда жизнь собиралась разлучить нас навсегда, мы не знали ещё об этом, но предчувствовали. В тот вечер я был сильно пьян от алкоголя, её рук и ласковых слов. Она просила, просила меня, быть с ней. Я, обняв её за талию, уткнулся в её плоский животик с нежной загорелой кожей и говорил – Я не забуду, я никогда не забуду. Я приеду. Но я врал. И она знала, что я вру. И она отпускала меня, потому что не хотела погасить мой слабенький огонёк в своём океане неопределённости, безвольности, который буквально волнами замораживал мои мысли, наполняя сосуды мои водой из глубочайшей подводной впадины. Тихая мечта, она порхает теперь в другом мире.