Шабли

   
                Дональд Бартельм
                (перевод с английского)

  Моей жене хочется, чтобы у нас была собака. У нас уже есть ребенок. Ему уже почти два. Жена говорит, что собаку хочет ребенок.
  Она давно уже мечтает о собаке. Я был одним из тех, кто должен был сказать ей, что собаки у нее быть не может. «Но теперь ребенок хочет собаку», - говорит жена. Может быть, это правда. Ребенок скорее мамин, чем папин. Они все время вместе, ходят за руку. Я спрашиваю ребенка: «Девочка, ты чья, папина?», - а она отвечает: «Мамина». Она не скажет это один раз, она многократно повторит: «Мамина, мамина, мамина…» И непонятно, зачем нужно покупать собаку за двести долларов для этого чертового ребенка.
  Жена говорит, что ребенок хочет не просто собаку, а керн-терьера. «Это такая пресвитерианская порода», - говорит жена, как она сама пресвитерианка, так и ребенок. Год назад ребенок был крещен в баптистской церкви – то есть прошел обряд перед Днем Матери, проводимый два раза в неделю по баптистской программе. В этом году она пресвитерианская, потому что пресвитериане не так устоялись в этой конфессии. И мне кажется, что с милым бесстыдством я так и сказал: «Моя жена по жизни законная пресвитерианка и говорит, что иначе быть и не могло, когда она была еще маленькой, то она могла пройти крещение только в Первой Пресвитерианской Церкви в Ивенсвиле, штат Иллинойс. Я не ходил в церковь, потому что был «черной овцой». Нас было пятеро у наших родителей, и братья все как один были в положении «черной овцы». Самый старший из нас был таковым, пока не призвался на армейскую службу. И каждый из нас был «черной овцой», пока не вырос, не начал работать, не женился и лишь затем, наконец, смог стать «белой овцой», уже задолго после свадьбы, когда кто-нибудь из его детей не принес ему внука. Наша сестра, уродившись девочкой, никогда не была «черной овцой».
  У нас замечательный ребенок. Много лет я говорил жене, что у нас не может быть детей, потому что это дорого, и от них сильно устаешь. Все равно, дети – это прекрасно, даже если они тебя так утомляют, даже если они забирают у тебя силы и время. И вот я привязан к ребенку и отдаю ему все, что можно.
  Ее зовут Джоанна. Она ходит в сиреневом комбинезоне и говорит: «нет», «соска», «из» и «мама». Она особо завораживает, когда мокрая, сразу как приняла ванну, когда ее белокурые волосы блестят от влаги, и она завернута в бежевое полотенце. Иногда она смотрит телевизор и забывает, что ты где-то рядом, и можешь лишь наблюдать за ней. Но когда она смотрит телевизор, то словно становится глухой. Я больше люблю ее, когда она мокрая после ванны.
  Собака может стать большой проблемой. Я говорю жене: «У тебя же есть ребенок, так на кой черт тебе эта собака?» Вероятно, собака будет кусаться, убегать и теряться. Я представляю себе, как кого-нибудь встречаешь и спрашиваешь: «Вам не попадалась коричневая собака?» «Как ее зовут?» - спросит он меня. А я с холодным взглядом отвечу: «Майкл». Она хочет вызвать пса Майклом. До чего же неподходящее имя для собаки. Мне надо будет искать это похожее на кролика животное, и говорить людям: «Вы не видели такого коричневого пса? Его зовут Майкл».
  Достаточно лишь этого, чтобы подумать о разводе.
  Что ребенок будет делать с собакой такого, чего бы он не смог со мной? Шумные игры? Я могу играть в шумные игры. Как-то мы с ней ходили на детскую площадку около школы. В воскресенье там не было никого, и мы играли. Я бегал, а она бешено носилась за мною следом. Я хватал ее, а она вырывалась и убегала, заползала в большую трубу, установленную на бетонном основании, и выползала с другой стороны. Она подняла с земли перо и долго смотрела на него. Я начал волноваться: а что если это перо чем-то заражено? Но она не взяла его в рот. Тогда мы стали бегать по вытоптанному волейбольному полю и по галерее, соединяющей временные деревянные домики классных комнат, на которых шелушилась желтая краска, с главным зданием. Однажды Джоанна пойдет в эту школу, если к тому времени я не сменю работу, и мы не переедем.
  Я рассматривал собак в зоомагазине «Домашние питомцы», где также продавались ухоженные птицы, грызуны и рептилии. Мне показали керн-терьеров. «Они с родословными?» - спросил я. Продавщица не поняла, о чем я ее спросил. Щенок керн-терьера стоил приблизительно двести девяносто пять долларов со всеми бумагами. Я бы спросил, нет ли таких же щенков подешевле, но можно было видеть, что вопрос бесполезен, что, спрашивая такое, этой женщине я бы не понравился.
  Что со мной не так, и чего хочет от меня жена? Ранним утром я сижу за своим столом на втором этаже нашего дома. Сидя за столом, я вижу улицу. Полшестого, кто-то уже пробегает мимо, в одиночку или вдвоем, наверное, пытаясь убежать от инфаркта или от чего-нибудь еще. У меня в стакане «Гало-Шабли» со льдом, от сигары поднимается прозрачный дымок, и я волнуюсь. Волнуюсь о ребенке, боюсь, что она может взять кухонный нож и вытащить затычку из электрической розетки. Это опасно, особенно когда она мокрая, сразу после ванны. Я вставил во все розетки затычки, но она уже знает, как их можно извлечь. Я проверил акварель «Крайола», ее не так просто открыть, тем более съесть. В свое время я заказал специальную упаковку в Пенсильвании. А то она может съесть целую коробку акварели, правда, с ней после этого ничего не случится. И если я не достану новые шины для машины, то я смогу купить собаку.
  Вспоминаю время, тридцать лет назад, когда я на «Бьюике» матери Германа съехал с шоссе, ведущего в Бьюмонт, в кукурузное поле. За мною следовала еще одна машина, но мы не столкнулись. Я вспоминаю, как машина опрокинулась в канаву, проломала ограду и остановилась посреди кукурузных стеблей. И я выбрался на шоссе, чтобы разбудить Германа, уснувшего в другой машине. Он перевернулся в канаву на противоположной стороне дороги. Хорошо же мы тогда выпили. Это было в те времена, когда я еще был «черной овцой» - много лет тому назад. Как надо было постараться, чтобы так опрокинуться?
  Я встаю, поздравляю себя с воспоминанием и спускаюсь вниз, чтобы увидеть спящего ребенка.