Здравствуй, малышка. Я не писал тебе уже очень давно, много-много лет. Сейчас у меня почти дежа вю, такое забытое ощущение горячей ручки зажатой потными пальцами, которая пытается нацарапать на чистом листе бумаги не слова и не поступки, а мои чувства. Но все попытки это лишь жестокая насмешка над тем букетом цветов, который благоухал во мне все эти годы. И я сминаю очередной испачканный пустыми словами листок бумаги, пытаюсь попасть им в корзину, но мои дрожащие руки с завидным постоянством промахиваются. Хотел бы я в жизни быть более точным, но, к сожалению, эти броски так же символичны, как и дрожащие руки и черные чернила…
Не понимаю, откуда они взялись, ручка и тетрадь. Не понимаю, как я оказался за этим столом. Наверное, меня привело к нему желание, необходимость написать тебе эти слова, эти строчки. Я бы очень хотел получить второй шанс, но у нас всех он только один. И что такое шанс? Это вероятность удачи. Нельзя прожить одну жизнь неудачно, а потом попросить еще один шанс. Когда мы живем не так, неудачно, неправильно (об этом трудно писать, в этом трудно признаваться) мы всегда кому-то причиняем боль. Это как самое безопасное место в машине, оно всегда за водителем, а самое опасное рядом с тем, кто управляет. Потому что ведущий автомобиль в последнюю секунду подсознательное повернет руль так, чтобы обезопасить себя от столкновения. Мы живет так же, это чувство самосохранения срабатывает каждую минуту.
А еще слабости. Насколько я слабый человек, мне удалось осознать только в эту минуту. Никогда не получалось морить себя диетами и вообще сдерживать порывы плоти. Хотя, я не сознаюсь в этом уже никогда. Но ты обо всем и сама знаешь, или хотя бы догадываешься, или не обо всем. Не могу просить прощения, ведь для этого нужно либо в момент совершения не осознавать грани причиняемого вреда, а потом чувствовать за это неловкость, либо раскаяться в своих действиях, искренне верить, что ты их больше совершишь. Но ты знала, что я полностью отдаю себе отчет, знала, что я не смогу по-другому, знала и закрыла свои глаза ладонями.
Мне даже трудно представить твою боль. Ради чего ты терпела меня, злилась и терпела, ненавидела и терпела, прощала и терпела. Нет, любовь не оправдывает ни мое поведение ни твое. Оправдывает, наверное, судьба, да, я почти уверен, у нас одна судьба на двоих.
Когда мы с тобой познакомились, ты была не одна. Твой прежний муж любил тебя сильнее меня, по крайней мере, ты так всегда говорила, стоило мне в очередной раз не сдержаться. Ваша дочь так и не стала мне родной. Но, не смотря на все, я был уверен в нашей судьбе на двоих, в наших чувствах, в наших возможностях. И будь у меня тот самый второй шанс, я бы сделал все так же, я бы снова хотел разделить с тобой одну судьбу. А потом…
Я работал, что-то делал, кому-то доказывал право на воздух, хлеб и новый день. Тогда это имело колоссальное значение. Тогда, но не сейчас. Сейчас ушло все, моя работа, мои мимолетные ошибки, моя слабость и моя сила. Осталась только ты. Хотя даже тебя не станет, как только я допишу это письмо.
Надеюсь, ты же помнишь, мы были счастливы, все-таки не смотря на крики и обиды, не смотря за те двадцать лет, проведенные вместе, мы были счастливы. И ты знаешь, я всегда считал тебя самой лучшей женщиной, пусть не самой красивой, пусть не самой умной, пусть не самой доброй, но ты была лучшей, потому что была моей. Моей женой, моим другом, моим щитом и моей ахиллесовой пятой. Мы уже давно не смеялись, давно не целовались, давно не сгорали рядом друг с другом. Но только рядом с тобой мне было уютно, комфортно, спокойно, только рядом с тобой я чувствовал свою родину, семью, себя.
И вот полтора года назад случилась эта авария. Я до сих пор помню, как ты просила меня пристегивать ремень безопасности, как потом ты проклинала мою машину, стоя на коленях у моей кровати в реанимации. Помню, как ты стала спокойнее, когда меня перевели, как трубки, торчащие из меня и стук сердца, выводимый аппаратом, перестал тебя смущать, наверное, тогда ты простилась со мной. Я не видел твоих опустошенных глаз, не трогал твои похолодевшие руки, но я ощущал, как седеют твои волосы, как морщинится твоя кожа. Я не сожалею, что умер так и не придя в сознание. Ведь это помогло тебе отпустить меня спокойно, без слез и без боли. Спасибо тебе за силу.
Сейчас… тот невидимый стол, прозрачные чернила и несуществующая бумага, все это возможность писать тебе. Мне важно знать, что ты услышишь мои последние слова. Я столько раз говорил их тебе, казалось, они натерли мозоль на языке, но твой острый взгляд с жадностью требовал их. А я был у тебя дрессированным, научился произносить их в любом состоянии: пьяный, сонный, больной. Но ты должна знать, что я всегда отдавал отчет тому, что говорю, они всегда были чистой и абсолютной правдой, единственно подлинным, что было у нас с тобой. Даже сейчас, став чем-то неодушевленным, я все еще могу закрыть глаза и услышать, как ты произносила их в первый наш год. Эти слова будут последними, что ты можешь, что ты должна услышать от меня…
Я буду любить тебя вечно…