От омерзения отступив назад, прижался к стенке лифта, стараясь не просто сдержать дыхание, но по возможности вообще не дышать. Эта баба ввалилась в кабину в самый последний момент. Я даже не понял, откуда она взялась. Скорее всего, это существо стояло за перегородкой, где находится распределительный щиток и где обычно околачиваются пацаны или мужики в годах. Им некуда пойти. Наши немногочисленные кафе и бары предполагают немалые денежные затраты, а им просто нужно общение с такими же безденежными и плохо одетыми. Однако выяснять, откуда появилась вонючка, не было ни сил, ни желания, да это было и ни к чему. И я, стараясь подавить рвотный рефлекс, на одном выдохе, спросил:
- Какой этаж?
Вместо конкретного ответа, баба хриплым, мужицким голосом произнесла:
- Здравствуй, Толя.
Что за чёрт? Я оторопело уставился в грубые черты ханыжки. Нет, мы определённо не могли знать друг друга. Откуда? Баба, между тем, сама нажала нужную ей кнопку этажа и радостно сообщила:
- Я тебя сразу узнала.
От такой жизнерадостности неприятной незнакомки меня несколько покоробило. Я помрачнел. И не мудрено. Ведь буквально минуту назад у меня было превосходное настроение, как у всякого нормального человека, кого ждут дома, кому можно будет насладиться отдыхом. А тут на тебе. Я не знал, что отвечать, а та, после небольшой паузы, внесла уточнение:
- По голосу. У тебя он совсем не изменился.
Я почувствовал, как от обиды, уязвлённого самолюбия у меня поджались губы, словно у малого ребёнка. Конечно, годы меняют людей, но ведь я то считал себя очень и очень моложавым. Я считал, что легко узнаваем даже для своих бывших одноклассников. А тут… Да, собственно, кто она такая? Но сколь пристально я не вглядывался в неожиданную попутчицу, ответа не находил.
- А ты уверена, что мы вообще друг друга знаем? – иронично усмехаясь, спросил я с нескрываемой иронией, стараясь при этом не делать резких вдохов.
- Вот те на! Ты что же, не узнаёшь свою бывшую одноклассницу?
«Одноклассницу? Да ты же лет на двадцать старше!», - чуть не вырвалось у меня непроизвольное замечание. Услышанное было шоком. Неужели бабища в самом деле училась со мной в одном классе?
В это время лифт остановился на её этаже.
- Что-то я тебя в нашем доме раньше не встречал? – с хмурой неприязнью пробурчал я, почему-то не уточняя вопрос о совместном обучении.
- А у меня здесь подруга сейчас квартиру снимает, - прохрипела баба и тут же предложила, - пойдём со мной.
- Куда? – испугано поинтересовался у бабы, стоя в самом углу кабины. Ханыжка в это время придерживала створки лифта.
- Подруга же у меня здесь, - изумилась моей бестолковости так называемая одноклассница, собираясь обратно зайти в лифт.
- Хорошо, хорошо, - поспешно проговорил я, заметив, что баба намереваясь взять меня за руку.
Конечно, я совершенно не собирался никуда идти с этой особой. Но, вместе с тем, мне просто необходимо было выяснить, кто же она такая и, я предложил выйти на балкон лестничной площадки, сославшись на то, что неудобно, дескать, идти вот так неожиданно в гости и даже малодушно пообещав сделать визит в другой раз, сам внутренне содрогаясь от своих слов. Чтобы исключить возражения, решительно шагнул к выходу на балкон. Выйдя на свежий воздух, я в первую очередь сделал несколько жадных вдохов. Нет, несомненно, ханыга путает меня с кем-то. В голове тут же возникло несколько сюжетов из криминальной хроники. Однако я не дал разыграться фантазии. Здравый смысл говорил, что ворам в моей квартире делать абсолютно нечего. Что ценного может привлечь в квартире, где не могут даже заменить вконец подранные котом и сильно рассохшиеся стулья.
- А как твоя фамилия? – стоя вполоборота к своей визави, так как запах доставал даже на открытом пространстве балкона, поинтересовался я.
- Тогда Бендюжина была, - и тут же добавила, вероятно, разочаровавшись в моей памяти, - Тоня.
- Тоня!
От изумления я чуть не закричал. Боже мой! Я помнил её худенькой, не просто миловидной, но красивой девчонкой с густыми тёмными волосами, ниспадающими на плечи. А тут передо мной существо неопределённого вида с кожей землистого цвета и устоявшимися мешками под узенькими щёлочками глаз; свалявшимися, словно шерсть бездомного кота, волосами неопределённого цвета. Молча вглядывался в некогда миловидное лицо, ставшее столь незнакомым. Память непроизвольно перенесла на тридцать лет назад, когда я последний раз видел свою хрупкую, изящную одноклассницу. Ту встречу я запомнил со всеми подробностями на всю жизнь. А почему, сами сейчас поймёте. Эта встреча состоялась через месяц после окончания школы. Документы в институт были уже поданы, хотя меня постоянно мучили сомнения, правильно ли я делаю, поступая в технический вуз. В то время меня очень привлекала благородная профессия педагога. Но, что сделано, то сделано и я старался не возвращаться в мыслях к своим сомнениям. Не припомню, куда ехал я, куда направлялась она, но мы встретились на трамвайной остановке и сели в один маршрут. Хотя времени после выпускного бала прошло совсем немного, обрадовался Антонине как родной. Отчётливо помню, как удивила меня столь бурная реакция радости в тот момент. Я не был влюблён в Бендюжину. Училась та весьма посредственно и в моих глазах это было серьёзным недостатком. Никакая самая распрекрасная внешность не могла привлечь меня, если девушка казалась мне глупой. Молодости вообще свойственна бескомпромиссность. А тут, понимаете, даже растрогался. Почему то меня обрадовало тогда и то, что вагон трамвая был почти что пуст. Наверное обрадовался возможности поболтать с одноклассницей, хотя в школе мы почти что и не общались. А тут как прорвало. Болтал и болтал без умолку. Может быть, таким образом, разряжал нервное напряжение абитуриента, может быть, проявился скрытый до поры до времени сентиментализм. Кто знает, если я и по сей день в этом не разобрался. Ну, в общем, это и не суть важно. Несущественно и то, о чём я с ней трепался: о серьёзном или о сущей ерунде. Встреча запомнилась совсем по другой причине. Какой? Сейчас объясню. Только сноску небольшую сделаю насчёт кондуктора, который тогда в общественном транспорте отсутствовал. В те времена вообще во всех отраслях в стране наблюдался огромный дефицит рабочей силы. Особенно он затрагивал мало оплачиваемые профессии. Кондукторам же не только гроши платили, но ещё приходилось рано просыпаться. Власти сделали из отмены кондукторов шумную идеологическую компанию, и после этого каждый пассажир стал обслуживать себя сам, отрывая билетик за три копейки. Но такой экскурс я более для молодёжи провожу. Так что возвращаюсь к основному повествованию. Бросил я в кассу свои шесть копеек, оторвал два билетика и собирался один из них отдать Тоне. А Бендюжина меня вдруг остановила.
- Погоди, - говорит, - дай я сначала посмотрю на номера.
- А чего на них смотреть, - несколько удивлённо говорю Тоне, - бери любой.
Сам смеюсь. Я то, вообще ни в какие приметы не верил и в «счастливый билетик» в том числе. Даже не знал, как их распознают. Хотя в тот период удача бы мне не помешала. А Тоня взяла билеты и стала их внимательно разглядывать, потом вдруг как ойкнет:
- Ой, счастливый!
И сияет при этом, будто миллион выиграла. Зажала один в кулачок, словно драгоценность какую, а другой мне протягивает.
- Что же ты теперь со своим счастьем делать будешь, - спрашиваю её с иронией.
А она замялась, улыбается загадочно, но мне ничего не говорит. А я за голову схватился и отчаяние изображаю. Паясничаю, в общем.
- Что же ты меня, бедолагу, без счастья собираешься оставить!
А Тоня в первый момент, вероятно, и не поняла юмора, потому что испуганно стала возражать:
- Ты же сам мне его отдал, - и руку при этом за спиной прячет.
Я же от смеха трясусь больше старенького трамвая. Посмотрела на меня Тоня из подлобья и, несколько конфузливо улыбаясь, спрашивает недоверчиво:
- Неужели ты не знаешь, что делают со счастливыми билетами?
- Нет. А ты скажи, буду знать.
А Бендюжина как то насторожилась вся, стоит, губы покусывает. В душе видать борьба: сказать или не сказать. И вдруг на одном дыхании, словно в воду нырнула, выпаливает:
- Нет, нельзя!
У меня аж брови чуть не на затылок полезли от такого категоричного отказа. Смотрю на неё молча и понять ничего не могу. А Тоня поясняет:
- Счастье такая вещь, которой не делятся.
Тут у меня вероятно и глаза уже шире блюдцев стали. Стою как дурак молчком, слов никак не могу отыскать нужных. А тут как раз и остановка очередная. Заторопилась Антонина, соскочила на асфальт, даже не попрощавшись, оставив меня в дремучем невежестве. Так и запомнилась: идёт по тротуару стройная и радостная. Трамвай уже мимо проехал, а я всё глядел на неё. Смотрю, а Тоня в рот что-то положила и жуёт. В тот миг подумал, что показалось. У неё же в руках ничего кроме использованного билетика не было. Что их надо обязательно съедать, я в то время не ведал.
И вот теперь мы стояли с ней снова друг против друга, и я вспоминал тот случай с билетиком, а солнце вовсю освещало её огрубевшее, состарившееся лицо.
- Ты не замужем? – более с констатацией, нежели вопросительно обратился я к своей однокласснице. Слишком уж трудно было поверить в то, что передо мной могла находиться замужняя женщина. К тому же я видел, что мой вопрос некстати ей неприятен. Почему то я даже подумал, что она как то увернётся от ответа, но Тоня, криво усмехнувшись, всё же процедила сквозь желтоватые зубы:
- Да мой мужик давно утонул.
Меня такой ответ почему-то не столько тронул, сколько удивил.
- Утонул? – глупо, словно страдая тугоухостью, переспросил я.
- С ****ёшкой, на рыбалке, - уточнила Тоня будничным тоном, словно мы разговаривали о ценах на рынке.
«Вот тебе и счастье», - невольно подумалось мне. Расспрашивать более мою одноклассницу желания не было. Тоня же продолжала рассказ:
- Сказал, что на рыбалку едет, - и, усмехаясь, с горькой иронией, сделала вывод, - видать та тоже была рыбачка. Только вот воды очень сильно боялась. Мой козёл буквально в двух метрах от берега утоп, а та и в воду не полезла, - и всё так же нехорошо усмехаясь, добавила, - вода, наверное, ещё холодная была. Начало мая.
- Да, - только и нашёлся я что ответить.
Мы некоторое время помолчали. Затем я, не глядя в глаза однокласснице, словно был в чём-то виноват перед ней, спросил:
- А дети?
- Старшего, перед тем как ему в армию идти, машиной задавило.
Голос звучал совершенно бесцветно, неэмоционально.
- Старшего? – ошеломлённо переспросил я, словно это играло принципиальную роль.
- Да, - подтвердила Антонина и, упреждая дальнейшие расспросы, продолжила, - а младший сейчас в тюрьме сидит. Восемь лет дали.
Я был просто ошеломлён. Более что-либо расспрашивать уже не решился и, сказав опять своё неопределённое «да» и пробурчав насчёт того, что пора домой, бочком, бочком выскользнул к лифту. Антонина плелась следом. Я уже собирался зайти в лифт, когда моя одноклассница напрощанье проканючила:
- Толя, не дашь взаймы полтинник?
Я остановился. Придерживая створки, оглянулся на пропитое лицо Антонины и, ни тени не сомневаясь, соврал:
- Нету.
- Ну, десятку, - заныла Тоня.
- Нет у меня, нет, - ответил я скороговоркой, лишь бы отвязаться.
Хотя мой ответ был, в общем-то, правдив. У меня не было лишних ни полтинника, ни десятки. Да, к тому же я был уверен, что деньги, очутись они у неё в руках, будут тотчас пропиты. Лифтовая дверь, спасая от ненужных разговоров, в это время закрылась и я нажал на кнопку первого этажа. Мне просто необходимо было пройтись по улице. У меня не было злорадства к своей однокласснице, но и жалости я почему-то не испытывал. Зато было грустное удивление от той трансформации, которая произошла с тоненькой Тоней.