«РУСАЛКА.»
…И вот мы сидим на берегу Волги, и луна светит, и хорошо нам вместе. И поет Люба, русалка, и обнимает меня несильной рукой, и говорит алкоголик хороший». Я не хороший, не плохой, Люба, я человек… А Люба смотрит на меня сквозь очки фирмы, рассказывает… «И была-то я студенточкой-абитурой, и почти что училась на первом курсе журфака, и поехали мы в Астрахань, в Хошеутово-село. И раньше я думала, что арбузы растут на деревьях, и помидоры…» Странный вы народ, русалки. Странный… А про вас Андерсен писал!.. А видел он вас, Андерсен? – Ну, да я тебе улыбнусь! – говорит Люба. Правильно, Люба, крепче бей! Сожми кулачок и стукни.- Ах ты мой мужичонка-алкоголик! «И приехали мы почти что в вагоне-ресторане, братия московская. И встретили нас машинами грузовыми, и сели мы в них пьяные, а костромской комиссар, козел козлом, помочился на ходу из кузова… «Ох, Люба-Любаня! Не люблю я про это. Я Баха люблю, Генделя, на звезды смотреть. Убрала бы ты руку свою влажную, убрала! Зачем ты читаешь пьяным хошеутовским Рембо? Им страшней еще от того! Зачем ты появляешься в очках этих из темных вод с томиком в руке? Зачем ты сейчас очки не снимаешь? А я тебе скажу: ты света боишься, лунного даже. Однако, прости. Простила уже? Не верю! Не верю-у-у! Ну, чего ты хохочешь теперь? Я серьезно, а ты – в хохот! «Играли в бараке пьяные в жмурки, а костромской комиссар все пел, пел что-то… У нас тут один живет, Без Рук Без Ног Сталина углем нарисовал. Харрроший Сталин вышел! Дали ему Народного художника, показали портрет Сталину, понравился портрет, женился художник народный, дом купил, жену бил, и вторую протезами бил, и утонул пьяный на рыбалке… «Ах, бросьте, Люба! Я хоть и пьющий, а мата не люблю, не люблю я, когда с реализмом лезут! Вот, смотри: Луна. А что за Луной? Написала художница стихи, такие вот примерно: «Ну что? Все говорят «Корова Корова. Зачем так убога?» Но в глаза всмотрись – аметисты!» Принесла она стихи Анне Андреевне, сказала ей Анна Андреевна «доченька»… Это по твоей философии. А по другой философии умерла, не успев напечатать. И хотел я написать по пьяной лавочке: «А в глаза всмотрись, аметисты – в них», да подумал я, что Анна Андреевна не одобрила бы это, вот и написал: «всмотрись – аметисты!» И подсказала мне Анна Андреевна: «Напиши ну да я тебе улыбнусь», - улыбка русалки – чудо страшное!» Вру опять: «улыбка русалки – чудо страшное» не подсказывала. Дай-ка я еще приму стопочку. Ну, чего дался тебе реализм тот? Ты – выше, выше забирай! Старайся! «Играли в жмурки, и свет погасили, отбой в первую ночь отменили, шампанское привез старый калмык…»Ну, чего ты? «Ночь была. Ночь такая! Все жить хотели. Взял меня костромской комиссар за руку, повел на ерик… И легко мне было, и стихи читала я ему, и смеялась. А он все вел меня, вел, будто дорогу знал…» А ты маленькая, ты и не знала, что любовь зла! Ну, не дерись, у тебя хвост тяжелый!.. И была ты в этих же вот твоих гонконговских очках в золоченой оправе, и казалось тебе, что лучше не бывает, и звезды… Ты их тогда всех по именам, по именам: «Это вот Океан, а это вот Ты, а это вот Я, а это Любовь наша…» « Дурак…Алкоголик и дурак… А он на берегу снял с меня очки, поцеловал в губы, и за юбку, за молнию…» Знаю-знаю дальше, не надо. Познала ты в первый раз в жизни назойливого мужика, и так тебе хорошо стало, что вошла ты в воду да набрала, вздохнув, воды в легкие, да и осталась ты в воде, чтоб не видеть лица его холеного, не слышать храпа…И приехали твои родители из Москвы, и клялся им костромской комиссар всеми святыми, что жениться хотел, что теперь уж по гроб не женится: любил!.. И что простили его родители!.. Слушай, а если мы с тобой займемся любовью, Люба? Куда, куда ты тянешь меня, Люба? На какое темное дно? Убегу я, все равно убегу! Ну, чего? Чего? Там темно, там очень темно…Душа моя пить больше не хочет. Я воздуха хочу! Воздуха!..
1995 ?