Сочельник на чердаке
(Рождественская пьеса для домовых в одном действии)
Действующие домовые:
Елпидифор
Кузя
Митрофан
Валера
Казанова
Жора
Аркадий
(Чердак дачного сторожа Ефимыча. Около печной трубы – ящик, накрытый старой бархатной скатертью. Это – рождественский стол. На столе – всё необходимое для праздника, подсвечник с тремя свечами, ветка пихты с соседней дачи в кувшине с водой. У трубы сидят Елпидифор, Аркадий, Валера и Жора)
Аркадий: Хорошо у тебя, Елпидифор, тепло, сытно, внизу куры кудахчут…
Елпидифор: Ага, Ефимыч – мужик хозяйственный, все дырки законопатил, не мёрзну.
Валера: И не скучаешь. Хозяева всегда тут. Везёт тебе.
Елпидифор: Тебе тоже не след обижаться, и твои тут всё лето, а Марья так и одна
неделями остаётся. Не шибко её пугаешь?
Валера: Грех тебе, Елпидифор, дом-то мой она как любит…
Митрофан: Конечно, любит, один у неё дом-то. Городскую квартиру я не считаю. А мне каково? У Васильича с Матрёной сразу два. Разрываюсь который год. Четвёртый уже пошёл. Кузя-то с ними из старого не поехал. Я думал им этого нового хватит, нет, ещё один прикупили. И куда им столько!
Жора: Ворчливый ты стал, Митрофанушка, прям как Васильич.
Митрофан: С людьми поживёшь – будешь ворчливым. Оглох ведь я совсем. Васильич умом рехнулся на фиг – голубей стреляет. Только вечером сяду на закат посмотреть – ба-бах! А голубь не кошка, по-нашему не понимает. Я стучу, стучу, чтоб улетели, ан, сидят.
Жора: Да. Мои не стреляют, но и сесть не дают. Особенно скворцам, говорят – клубнику поклюют.
Аркадий: Сочувствую тебе. Митрофан. У меня на мансарде голубям-то раздолье, как бы Васильич и ко мне не пожаловал. Что в том голубе есть-то?
Митрофан: Не скажи, Матрёна – большая мастерица их готовить, по-французски.
Валера: Ой, помру, Матрена – француженка… Нашли тему под Рождество! Гадать же собрались.
Елпидифор: Тихо, Ефимыч в обход пошёл.
Валера: Собак-то взял, посмотри? Неровен час, кто по дачам лазит.
Елпидифор: Взял, взял. Кто сейчас лазить будет – холодно, и брать нечего. Ефимыч за звёздами по ночам наблюдает, всё про них знает, а в меня не верит. Стучал-бренчал – хоть бы что! И Татьяна его тоже, думает, это куры во сне ворочаются. Я уж и стучать перестал.
Жора: Кузя-то с Казановой где? Гадать скоро.
Елпидифор: Где-где твой Казанова, по Кикиморам ушёл с вечера ещё. Насмотрелся на хозяина, тоже в бабники подался. Одно паскудство от этих людей – этак скоро курить придётся учиться.
Мирофан: Ха! Мне и учиться не надо, Васильич давно прокурил насквозь. Я называюсь пассивный курильщик.
Валера: Во как! И курильщики пассивные бывают. Не знал. Мне тоже достаётся, когда к Марье сын приезжает. Он, правда, часто к соседям ходит в преферанс играть, вот уж курят где! Домовой от них сбежал, не помню, как его и звали. Не развалился бы дом без домового-то.
Жора: А я привык. Константиныч без конца курит, куда деваться. Это лето не дымил, болеет. В городе остался, так я прямо заскучал. Как ты говоришь, пассивный курильщик? Так и есть, видно.
Валера: Ладно, Казанова по Кикиморам, а Кузя где?
Жора: Кузе и без курева в последнее время небо с овчинку кажется. Борисыч на даче три года революцию делал – всё повывез, туалет новый ему Ефимыч смастерил, пол старый в бане выкинул, это сколько ж Кузе беды! А что на машинке стучит, мне завидно – техника.
(Внизу шорох и треск. Появляется Кузя.)
Кузя: Здравствуйте честной компании. Еле вот дотащил.
Елпидифор: Это что ещё такое?
Кузя: Мифологический словарь. Не видал книги толще. То всё бандитские у них книги, хозяин любит. Я почитал – страшно стало, что эти люди творят. А тут на этот словарь наткнулся, чуть ноги не переломал. Вранья много. Во! Про домовых. Цитирую: «…дух дома. Представляется в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома.» Это ладно. А вот, извольте слышать: «…часто мучил животных, вообще нередко сближался с нечистой силой, мог превращаться в кошку, собаку, корову, змею, крысу, или лягушку…»
Жора: Ну, уж это совсем замечательно, в лягушку! Нет, видеть нас не видели, а расписывают! А если мы про них писать начнём…
Валера: Нате вам, ещё один писатель!
Елпидифор: Зашебуршились. Читай, Кузя, дальше. Там не всё враньё, интересно.
Кузя: «…от его отношения, доброжелательного или враждебного, зависело здоровье скота и благополучие хозяев. При переезде в новый дом надлежало совершить особый ритуал, чтобы уговорить домового переехать вместе с хозяевами, которым в противном случае грозили беды…»
Аркадий: А тебя что, Васильич с собой не звал?
Кузя: Ну, ты, блин, даёшь, Аркадий! У него же словаря нет, откуда он знал, что звать надо. Да я не пошёл бы. Бани там нету – это раз, опять же, без печки что за дом.
Валера: Новых-то хозяев долго шугал?
Кузя: А до нынешнего лета. Скрипел да щёлкал. Хозяйка уснуть не могла, боялась – дом рухнет. Хозяину-то поровну. Они вон с Ефимычем в пятницу посидят, коньячку ли, водочки примут и спят, как младенцы.
Елпидифор: Сейчас! Ефимыч часа на два только засыпает, потом – звёзды глядеть.
Кузя: Ну, а мой до утра. В городе у него, видать, бессонница. А хозяйка мается. Как-то летом одна ночевала. Смотрю, лезет на второй этаж ко мне, печенье тащит. «Вот, говорит, Кузя, поешь, да не пугай меня больше. Ты тут хозяин без нас, что хочешь, делай, что хочешь, ешь, а только мышей ты тут зря развёл.» И откуда знает, что я – Кузя? После такого обращения, я ж не антихрист дальше её пугать.
Валера: Нет, Кузя, ты от хозяйских книжек тоже свихнулся. Раз с ним поговорили, и обмяк сразу.
Кузя: Ничего не раз! Лапти вот подарила.
Валера: А ножик у неё ты всё же стащил.
(Появляется Казанова, вываливает на стол всякую снедь)
Казанова: Не опоздал? Привет всем от Кикимор. Угощение для вас, я не буду – объелся.
Жора: А чего это у нас на улице все Домовые, а там Кикиморы? Как думаешь, Елпидифор?
Елпидифор: Дак, ясно. У нас всё больше люди семейные, а там бабы-то всё чужие с хозяевами приезжают. Другой раз вместо Ефимыча с вечера в обход пойду – насмотрюсь такого, в городе не увидишь. То два мужика, три бабы, то наоборот. То вообще один с тремя. И все хором – в баню. Срамота!
Казанова: Боюсь, мой хозяин тоже скоро Кикимору заведёт.
Валера: А ты не боись, тебе же лучше, таскаться никуда не надо.
Казанова: Э, нет, я тут у него совсем околею. Мало того, что печки нет, ещё и стенки бог знает, из чего состряпаны, ветер, как сквозь решето гуляет.
Аркадий: Из чего было, из того и сделал, не у каждого родственники – прорабы.
Жора: Вот я и говорю, если б мы про них писали, им бы мало не показалось.
Митрофан: Ага. У Васильича вон полкомбината на даче, дерево первоклассное, не скрипит даже.
Кузя: Это правда. Зато мой-то дом из всякой бяки сляпал, особенно верх. Обоями как попало заклеил и продал.
Жора: Тебе плохо, что ли?
Кузя: Не, теперь хорошо. А поначалу, как эти начали мусор вывозить, я сильно переживал. Ну, кому мешок со старыми башмаками мешал?! Ведь на все размеры были.
Казанова: Точно. Я пар восемь Кикиморам стаскал, по сю пору носят.
Кузя: Ну! А хлам за домом? И чего там только не было! От чистоты все болезни, моя бабушка говорила. Я уж испугался, что и трубы поснимают. Васильич их где-то много понабрал да поприваривал. Смотрю – нет, тент натянули, радуются тени. И мне хорошо.
Аркадий: Ты, Кузя, как от порядка устанешь, ко мне приходи. Дим Димыча не стало, у меня такой бедлам – любо-дорого смотреть. Пока снохи не приедут. Тогда беда – всё приберут, перемоют, куда бы деться! Благо, не часто бывают, а то бы и я загрустил.
Казанова: Кузя, где там твоя толстая книжка? Посмотри, может, там что про Кикимор есть.
Кузя: «…Кикимора(шишимора). В восточно-славянской мифологии злой дух дома, маленькая женщина-невидимка, иногда считается женой Домового…»
Валера: Да какая из Кикиморы жена?! Шалавы они все…
Елпидифор: Не перебивай, Валера. Давай дальше, Кузя!
Кузя: «… по ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу, может выжить хозяев из дому; враждебна мужчинам…» , Ну, Казанова, успокойся, не заведёт твой хозяин Кикимору, не враг же он себе.
Казанова: Ты, Кузя, совсем у нас теперь грамотный. У моего-то словаря нет, откуда ему знать. А что, только Кикиморы бывают, или ещё кто?
Кузя: Хватит на твой век такого добра, бабник новоявленный. Вот, пожалуйста: «МУЗЫ – богини поэзии и искусства, Каллиопа, Клио, Мельпомена, Эвтерна, Эрато, Терпсихора, Талия, Полигимния, Урания. ГРАЦИИ (хариты) – Аглая, Ефросина, Пасифея, благодетельные богини, воплощающие добро, радостное и вечно юное начало жизни…»
Валера: Вот кто в жёны годится.
Елпидифор: Раскатал губку…
Кузя: «…Оры (Горы) – дочери Зевса и Фемиды, покровительницы живительных сил природы. Дальше «Гарпии» - полуженщины-полуптицы отвратительного вида.»
Аркадий: Хватит, Кузя. Мне уже выть охота. Сколько прекрасного на свете, а я всё один да один.
Кузя: А читать учись. Я вот не скучаю. Словарь этот за зиму, думаю. Одолею.
Валера: Не свихнись, однако. От таких книжек до галлюцинаций недалеко, а у нас, домовых это не лечится.
Кузя: И видно, что читаешь мало. Рецепт в газете недавно печатали. Найду, принесу.
Казанова: Кикимор, что ли позвать сходить?
Жора: Обойдёшься, завтра с утра топай, а нам они ни к чему, и без них неплохо.
Валера: Это как сказать…
Елпидифор: Всё, хватит про женщин, гадать пора.
( Берут дырявое ведро, переворачивают его вверх дном, вставляют в дыру свёрнутую газету. По очереди опускают в газету лицо и загадывают желания)
Аркадий: Чтобы билеты на автобус былы бесплатные.
Казанова: Чтобы хозяин сложил печку. Чтоб Кикиморы не перевелись.
Митофан: Чтоб Васильич продал одну дачу и потерял своё ружьё.
Жора: Чтоб Константиныч поправился и жил здесь, только без собаки.
Валера: Чтобы Марья не уезжала летом в город.
Кузя: Чтоб хозяин обновил мансарду, чтоб ёлка прижилась на новом месте.
Елпидифор: Чтоб никто не хулиганил на дачах, чтоб Ефимыч написал книжку про звёзды, чтоб урожай был на ягоды, чтобы крысы на чердак не лазили.