Как я лежал в больнице

Алексей Хрипанов
Это я тебе скажу такая типичная московская больница, птички за окном поют, месяц май на дворе, в продолговатой белой палате, пахнущей лекарствами, на тумбочках лежат детективы Чейза, сканворды, соки, морсы, йогурты, апельсины, минералка и все такое, ну и разумеется больные, трое нас было.
Я лежал у окна, с сотрясением мозга, из-за сильной любви которую я не смог отстоять. Около двери лежал одноногий толик, правда это его не настоящее имя, на самом деле его звали Сергей, а толиком я его прозвал за то что он всегда напевал песню Пугачевой "толи еще будет ой-ой-ой", ногу свою он потерял когда работал сцепщиком вагонов, это был несчастный случай, на станции Узловая, под городом Тула.
Передвигался по больнице он исключительно без костылей, хотя костыли стояли возле кровати (он вырабатывал таким образом характер).
И ты себе представить не можешь, ночью к примеру, он захотел покурить, или там пописать, или другово чего – валяй толик - прыг-прыг, да еще так тихо и лихо выучился, что даже почти не кто не просыпается, и не кричит.
А на против стены лежежал дедушка, восьмидесяти лет от роду примерно, на нем черные трусы, и майка светло-голубого цвета, оттянутая после очень долгих стирок до пупка, он весь в наколках, хаотично разбросанных по его дрябло-желтому телу, недорисованная русалка, что-то типа краба, или якоря на запястие, Сталин на левой груди и не разборчивая надпись на руке в районе предплечия. За все то время пока я там пролежал, он не проронил ни слова.
К нему раз в неделю приезжала бабушка (его жена) такая же тихоня как и он, привозила ему банку брусничного варения, они не долго посидят молча, потом она едит домой.
Дед дожидается вечернего чая, достает из тумбочки черный хлеб, припасенный с обеда (именно черный) основательно все расположит на табуреточке, и тут начинается волшебство-таинственное, он начинает есть хлеб с варением, сцеживая капельки в банку...
У меня проходит челюсть, у толика фантомные боли и зуд культи, мы сидим и любуемся на деда, в его глазах появляются отдаленные проблески счастья и тонкая душевная организация присущая художникам и поэтам.
Как он держет ложку, как волшебно делает мазок на кусок хлеба, как заботливо разжовывает, а потом проглатывает...
А как потом он сладко спит и музыкально пукает…