ЗАРНИЦЫ ПАМЯТИ. ЗАПИСКИ КУРСАНТА ЛЁТНОГО УЧИЛИЩА
(Главы из книги. Сноски – в конце текста)
Эпизод \\\\[16й]////
НЕГОДОВАНИЕ
•>> Почему так трудно вести дневник
•>> Полковник ГРУ Баранов
•>> Резидент ИНО Дм. Быстролетов – самый разыскиваемый шпион в мире
•>> Следователь НКВД Соловьёв
•>> Театр одного актёра – Ёсипова. Арест Изюмова. Неуправляемость взвода
•>> Двуликий янус Дайло
Жизнь коротка, искусство вечно,
случайные обстоятельства скоропреходящи,
опыт обманчив, суждения трудны.
ГИППОКРАТ
<<<< Как бы там ни было, я подошёл к очень трудному для меня описанию некоторых событий курсантской жизни.
Признаюсь, нелегко мне это далось. Я вчитывался в дневниковые записи, садился писать. И чувствовал, что у меня ничего не клеится! С трудом мне давался каждый абзац, каждое предложение.
Опять читал, что выходило. Чем-то занимался. Но всё время из головы не шло то, над чем я работал.
Снова садился за свои записи.
Нет, не то! Получается как-то мелко, схематично. За фразами не видно интонаций, людей, движущих мотивов их поступков. Я принимался за другие дни, оставив этот период. Но всё равно что-то не отпускало!
Через несколько дней приходилось возвращаться именно к этим трём дням. Потому что, вдруг понял, что не рассказать о них я просто не смогу. Ибо многие мои товарищи здесь выглядели вполне достойно в такой трудной для нас всех ситуации.
Теперь многое пересматриваю. И полагаю, что нельзя строго судить тех ребят, которые имели отличное от моего и некоторых моих товарищей мнение или не поддержавшие нас. В конце концов, мы все были очень молоды, и нельзя осуждать их, не решившихся голосованием поддержать радикальные меры против человека, который имел, пусть небольшую над нами, но всё-таки власть...
Возможно, позже, в другой ситуации эти парни были на высоте. Ведь не случайно в своей знаменитой картине «Последняя вечеря» Леонардо да Винчи использовал одного и того же натурщика для написания образов и Христа, и Иуды, тем самым как бы подчёркивая обобщающую метафору – символ извечных светлых и тёмных сторон человеческого характера...
Чтобы вы поняли мои трудности, приведу пример из жизни одного офицера, который мог стать образцом для подчинённых. Но не стал – жизнь чёрными красками высветила другие стороны его натуры.
><>>> >> Nullus simile est idem {1}
><>>> >> ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ
<< БАРАНОВ >>
В каждом человеке намешано всего понемножку,
а жизнь выдавливает из этой смеси что-нибудь одно на поверхность.
братья СТРУГАЦКИЕ
...После выпуска из училища я, молодой лейтенант, попал служить в полк истребителей-бомбардировщиков имени Монгольской Народной Республики {2}. Через полгода я уже был командиром звена во второй авиаэскадрилье, когда к нам в часть на должность заместителя командира первой авиаэскадрильи по политчасти по замене прибыл капитан Баранов, военный лётчик 1го класса. И так получилось, что, пока в гарнизоне не было свободной квартиры и он жил без семьи, Баранова поселили в лётное общежитие ко мне в комнату. Мы быстро сошлись. Часто с ним говорили довольно откровенно, в том числе о жизни и о политике. И никаких перпендикулярных отношений!
Вячеслав был конформичен и всегда со всеми (а не только со мной, соседом по комнате) поддерживал подчёркнуто ровные отношения. Правда, некоторая снисходительность, я бы даже сказал, лёгкое высокомерие при обращении ко всем, всё же обращала на себя внимание. По вечерам, когда я, лёжа на койке, читал какую-нибудь книгу, он усиленно занимался английским и даже письменно переводил на русский язык повесть о приведениях (говорил, что для жены). Вскоре выяснилось, что мой новый сосед здесь, в полку задерживаться не собирается: он уже прошёл собеседование для поступления в Военно-Дипломатическую академию, чтобы потом стать военным разведчиком. (Очевидно, поэтому Вячеслав и считал себя на ступеньку выше остальных! Ибо попасть туда было не так-то легко!) Так и получилось: он поступил в академию, о которой мечтал.
Через какое-то время я тоже стал офицером военной разведки. Но наши пути в «конторе» не пересекались. А ходить по этажам и разыскивать коллегу и бывшего сослуживца в этой организации было не принято. Мы с ним больше не встречались. Однако ни тогда, ни после я совершенно не мог предположить, что через каких-то 15 лет нашего совместного бытия в лётном общежитии полковник ГРУ Баранов В.М. изменит Родине, став заурядным американским шпионом, и попытается нелегально покинуть страну.
Об аресте Баранова, я узнал от сослуживцев по ГРУ. И имел возможность полистать его уголовное дело.
Если вам это интересно, расскажу о полковнике Баранове и его вербовке американцами более подробно.
Баранов Вячеслав Максимович {3} родился в 1949 году в Белоруссии. После окончания восьмого класса средней школы поступил в суворовское училище, а затем – в Черниговское ВВАУЛ. Получив офицерское звание и диплом лётчика-инженера, он несколько лет прослужил в войсках на лётных должностях. Потом, как я сказал, поступает в Академию Советской Армии (так ещё называлось сие учебное заведение ГРУ). Учился неплохо, но перед самым выпуском, в 1979 году, будущий разведчик совершил серьёзный проступок – грубо нарушил режим секретности, за что в разведке били нещадно всегда. В результате, хотя он и был оставлен для дальнейшего прохождения службы в ГРУ, но шесть лет являлся невыездным. Шесть лет Баранов встречал и провожал коллег «оттуда», шесть лет он предпринимал безуспешные попытки преодолеть планку «невыездного». И только в июне 1985 года, когда началась т.н. перестройка и было провозглашено «новое мышление», Баранов выехал в свою первую зарубежную командировку. Его направили работать в Дакку (Бангладеш), под «крышей» руководителя группы технических специалистов. Следует сказать, что его работа там, на поприще разведки оценивалась в ГРУ как успешная.
Осенью 1989 года, в конце четырехгодичной командировки, к Баранову стал подбирать ключи известный оперативник ЦРУ в Дакке Брэд Ли Брэдфорд. Однажды после волейбольного матча между посольскими сборными СССР и США он пригласил Баранова на обед к себе на виллу. Офицер ГРУ приглашение отклонил, но и своего резидента об этом предложении в известность не поставил. Через несколько дней при случае Брэдфорд повторил своё приглашение, и на этот раз Баранов засмеялся и обещал подумать.
Вскоре наш герой из ресторана «Лин Чин» сам позвонил Брэдфорду и договорился о встрече на следующий день, 24 октября. Во время беседы Брэдфорд поинтересовался материальным положением советских зарубежных служащих в эпоху перестройки (избитый приём всех разведок для прощупывания параметров жадности человека), на что Баранов ответил, что оно сносное, но, мол, никто не против получать побольше. При этом он пожаловался на тесноту своей московской квартиры и болезнь дочери. (Рыбка клюнула!) Разумеется, американец намекнул советскому служащему, что всё это вполне поправимо, и предложил встретиться ещё разок.
О состоявшемся контакте и, по сути, вербовочном подходе офицер снова своё начальство не проинформировал.
Вторая встреча Баранова и Брэдфорда состоялась через три дня. Идя на неё, Баранов уже полностью отдавал себе отчёт в том, что сейчас его будут вербовать по полной. Аристотель говорил, что «преступление нуждается лишь в предлоге». Так вот! Интересно, о чём думал Вячеслав Баранов, идя «в гости» к работнику ЦРУ? Решил таким образом подзаработать на будущее, некоторое время поработав на двух хозяев? Или всё-таки хотел отомстить своей стране и своей разведке за те шесть лет унизительного недоверия? Но мстить чиновникам безопасностью Родины – даже для менее искушённых несоизмеримо! Как бы там ни было на вербовочную встречу офицер всё-таки явился. И разговор между Брэдфордом и Барановым пошёл совершенно конкретный. Баранов сразу согласился работать на ЦРУ, поставив условием свой вывоз вместе с семьей из СССР в США.
На следствии Баранов показывал:
«На второй встрече с Брэдфордом я поинтересовался, что ждёт меня на Западе? Брэдфорд ответил, что после достаточно длительной и кропотливой работы со мной (и, разумеется, детальные ответы на вопросы опросника) мне со всей семьей будет предоставлен вид на жительство, оказана помощь в устройстве на работу, подыскании жилья в выбранном мною районе США и в изменении внешности, если это потребуется.
Я спросил: «Что будет, если я откажусь от опроса?» Брэдфорд, до этого беседовавший со мной в мягкой и доброжелательной манере, довольно резко и сухо произнёс: «Никто принуждать вас не будет. Но в этом случае наша помощь ограничится предоставлением вам и вашей семье статуса беженцев в США или в одной из стран Европы. В остальном вы будете предоставлены сами себе».
Завершилась вербовка Баранова во время третьей встречи, в ноябре того же года. На ней присутствовал резидент ЦРУ в Дакке В. Крокет. Это – тоже известная личность: в своё время он был куратором другого предателя из ГРУ – Анатолия Филатова, впоследствии разоблачённого и приговорённого Верховным судом СССР к расстрелу. В 1977 году Крокет был объявлен «персоной нонграта» и выслан из страны за действия, несовместимые со статусом дипломата {4}, – что едва не привело к дипломатическому скандалу между СССР и США. Во время третьей встречи были оговорены условия, на которых Баранов согласился работать на американцев – 25.000 долларов за согласие сотрудничать выплачиваются немедленно, по 2.000 долларов ежемесячно при активной деятельности и по 1.000 – при вынужденном простое. Кроме того, цээрушники обязывались экстренно вывезти своего агента вместе с семьей из СССР после окончания работы и в случае опасности провала. Правда, американцы, по словам Баранова, его надули, и на руки в тот день он получил только 2.000 долларов.
С этого момента новоиспечённый агент ЦРУ, получивший псевдоним «Тони», начал отрабатывать полученные сребреники, и первым делом по требованию своих новых патронов рассказал Крокету и Брэдфорду о структуре, составе и руководстве ГРУ, зоне ответственности оперативных управлений и направлений, составе и задачах резидентур ГРУ и КГБ в Дакке, об используемых советскими разведчиками должностях прикрытия. Кроме того, он поведал о планировке и месторасположении помещений резидентур ГРУ и КГБ в здании советского посольства в Дакке, о порядке обеспечения их безопасности и о последствиях вербовочного подхода американцев к одному из сотрудников резидентуры Внешней разведки КГБ в Бангладеш. На этой же встрече были оговорены условия связи Баранова с сотрудниками ЦРУ в Москве.
Через несколько дней после вербовки Баранов вернулся в Москву. Отгуляв положенный ему отпуск, он приступил к работе на новом месте – под «крышей» одного из подразделений Министерства внешней торговли. И, убедившись, что после прибытия из заграничной командировки «карантин» благополучно завершён и контрразведка КГБ перестала к нему приглядываться, 15 июня 1990 г. «Тони» сигнализировал своим новым хозяевам о готовности начать активную работу: в телефонной будке около станции метро «Кировская» нацарапал на стене заранее оговоренный несуществующий номер – «345-51-15». После этого он трижды выходил в условленное Крокетом место встречи со своими московскими кураторами, но безрезультатно – тем каждый раз не удавалось оторваться от опытных наружников КГБ. И только 11 июля 1990 г. на железнодорожной платформе Маленковская состоялась встреча Баранова с заместителем резидента ЦРУ в Москве Майклом Саликом. Во время этой встречи Баранову были вручены два пакета, в которых содержались инструкции по поддержанию связи, оперативное задание, касающееся сбора данных о находящихся в распоряжении ГРУ боевых бактериологических препаратах, вирусах и микробах, и 2.000 рублей для покупки радиоприёмника.
Баранов старательно выполнял все задания, но иногда его преследовало форменное невезение! Так, один раз после закладки им в тайник контейнера с важными разведданными строительные рабочие заасфальтировали место закладки, и его работа пошла прахом. В другой раз контейнер, заложенный им под киоск, исчез вместе с киоском – его просто снесли по решению местных властей, а строительный мусор вывезли на свалку. Более того, американцы по-прежнему не выходили с ним на связь, но 26 раз передали по радио условное сообщение, означающий, что сигнал «Павлин» (готовность Баранова к личной встрече), ими зафиксирован. Однако провести контакт цээрушники были не в состоянии из-за случившегося пожара в здании посольства США в Москве 28 марта 1991 г. – им было явно не до того!
Последняя встреча Баранова с сотрудником ЦРУ состоялась в апреле 1991 года. На ней ему рекомендовали по возможности больше не пользоваться тайниками (т.к. с ними ему «не везло»), принимать инструкции по радио и передавать интересующую американцев информацию при встрече с кураторами. Ему выплатили 1250 рублей на ремонт личного автомобиля «Жигули», который перед этим пострадал в аварии.
После этой встречи Баранов понял, что его надежды на бегство из СССР при помощи ЦРУ несбыточны и в этом вопросе американцы просто водят его за нос. Во время следствия он показал:
«Ни условия, ни способ, ни сроки возможного вывоза меня и моей семьи из СССР с американцами не обсуждались и до меня ими не доводились. На мой вопрос о возможной схеме вывоза в обоих случаях и в Дакке, и в Москве следовали заверения общего характера. Сказали, что мероприятие такого рода очень сложно и требует определённого времени и усилия для подготовки. Мол, такая схема будет доведена до моего сведения позже... Довольно скоро у меня возникли серьёзные сомнения в том, что такая схема вообще когда-нибудь будет мне сообщена, а теперь [после встречи – Ю.К.] мои сомнения превратились в уверенность».
К концу лета 1992 года у Баранова не выдержали нервы. Посчитав, что на счёте в австрийском банке у него должно находиться около 60.000 долларов, Баранов решает нелегально покинуть страну. Взяв на работе три дня отгула, он покупает билет на авиарейс Москва – Вена, предварительно за 150 долларов оформив через знакомого дельца фальшивый заграничный паспорт. Но 11 августа 1992 г. при прохождении пограничного контроля в Шереметьево-2 Баранов был арестован, и на первом же допросе в военной контрразведке полностью признал свою вину.
Для пытливых читателей, которые интересуются детективным жанром, ответим на вопрос: как наша контрразведка вышла на Баранова? Рассмотрим несколько версий.
Первая выдвинута Вторым Главным (контрразведывательным) управлением КГБ и сводилась к тому, что Баранова вычислили в результате слежки за сотрудниками ЦРУ в Москве. Согласно этой версии, в июне 1990 года сотрудники наружного наблюдения обратили внимание на интерес оперативников ЦРУ к телефонной будке у станции метро «Кировская», и на всякий случай превентивно взяли её под контроль. Через некоторое время в будке был зафиксирован Баранов.
Спустя ещё несколько дней Баранов вновь появился в той же будке, совершая действия, весьма похожие на постановку условного сигнала. После чего контрразведчики начали его оперативную разработку. Когда выяснилось, что Баранов – не просто мужик с улицы, а разведчик-профессионал, его начали так тонко и профессионально водить несколько довольно многочисленных групп наружников, среди которых были даже женщины, что слежки за собой опытный военный разведчик не заметил! И в момент попытки незаконного выезда из страны шпиона задержали.
По второй версии Баранов попал в поле зрения внутренней контрразведки родного ГРУ после того, как продал свои «Жигули» за 2.500 немецких марок, что в 1991 году ещё попадало под статью УК РСФСР (незаконные валютные операции). Зачем это сотрудник, так любивший ездить на своём автомобиле, срочно его продаёт да ещё за валюту? Ведь в загранкомандировку он не собирается! И это сразу насторожило! За ним установили плотное наблюдение (которое он опять-таки не заметил!). Когда зафиксировали приобретение им фальшивого загранпаспорта, всё сразу стало ясно. А дальше дело техники – арест при попытке незаконного пересечения границы с набитыми валютой карманами.
Третья версия сводится к тому, что пограничники задержали Баранова, потому что заподозрили что-то неладное с паспортом, а тот на допросе в контрразведке утратил над собой контроль и сразу раскололся.
Но, думаю, наибольшего внимания заслуживает четвёртая, самая простая версия: «Тони» нам сдал всё тот же «крот» КГБ в ЦРУ Олдриж Эймс, один из заместителей директора американской разведки, курировавший работу любимого разведывательного ведомства против СССР и России, завербованный в 1985 году Внешней разведкой КГБ Советского Союза!
Я присутствовал на одном совещании, когда руководство ГРУ сделало вывод о том, что у КГБ в американской разведке появился важный источник информации, благодаря которому и были разоблачены несколько офицеров, в т.ч. ПГУ КГБ и военной разведки, ставших предателями в наших рядах. (Если бы Баранов присутствовал на том совещании, он бы много раз подумал, прежде чем идти на контакт с американцами!)
После ареста Баранова началось долгое и скрупулезное следствие, в ходе которого предатель всячески старался приуменьшить нанесенный им ущерб, чтобы выскользнуть из-под расстрельного приговора. Так, он усиленно убеждал следователей, что все сведения, переданные им ЦРУ, являются «секретами полишинеля», поскольку давно известны американцам от других перебежчиков, в т.ч. от Дмитрия Полякова, Владимира Резуна (Виктора Суворова), Геннадия Сметанина и других. Как будто аналитиков американской разведки так легко водить за нос устаревшей информацией и получать за это деньги! Такого агента сразу одёргивают, ставят на место компрометирующими материалами либо прекращают с ним связь, считая, что он работает под контролем контрразведчиков. Поэтому следователи с ним не согласились.
В ходе следствия было установлено, что Баранов раскрыл разведывательную сеть ГРУ на территории других стран, выдал довольно много агентов и людей, связанных в основном с военной разведкой, серьёзно подорвал, работу своего ведомства на Востоке. Думаю, из-за предательства Баранова были «законсервированы» многие агенты и свернута работа с доверенными лицами, находившимися в разработке, с которыми он поддерживал контакты или о которых мог знать. Кроме того, была ограничена оперативная работа известных ему офицеров ГРУ и КГБ, «расшифрованных» с его помощью американцами – все они стали невыездными, ибо с подачи ЦРУ им за границей местные контрразведчики просто не дадут работать!
В декабре 1993 года Баранов предстал перед Военной коллегией Верховного суда Российской Федерации. Суд вынес Баранову на удивление крайне мягкий приговор (демократизация!), назначив наказание даже ниже допустимого предела: шесть лет колонии строгого режима с конфискацией изъятой у него валюты и половины принадлежащего ему имущества. Кроме всего, ему крупно повезло – полковник Баранов по приговору суда не был лишен своего воинского звания! А это значит, что после отбытия наказания он сейчас спокойно получает полковничью пенсию...
А теперь задумаемся вот над чем: а не поступи Баранов в академию ГРУ, не пойди он на вербовку, чтобы с ним было? Скорее всего, продолжал бы лётную службу в военной авиации; как политработник, воспитывал бы солдат и офицеров, с высоких трибун призывал бы к бдительности. Возможно, дослужился бы тоже до полковничьего звания, став политработником дивизионного ранга. И все считали бы его таким милым, бесконфликтным и приятным в общении человеком! Или продолжал бы служить в военной разведке...
Ну, как тут снова не вспомнить гениального Леонардо с натурщиком в облике и «сына божьего», и предавшего его апостола! Ибо художник знал, что людей без недостатков или без достоинств попросту не бывает!
<>> >> Si etiam omnes, ego non! {5} <<
[+] Есть такая профессия – Родину продавать!
Народный фольклор
<<><><>>
[+] МЕНЯЮ: Родину – на жилье за бугром или продам.
Народный фольклор
<<><><>>
[+] — Время такое: либо ты продаёшь, либо тебя продают...
Из худ. к/ф-ма «Человек, который знал всё»
<<><><>>
[+] Авелю только сочувствуют, а про Каина даже поэмы пишут.
ДОН-АМИНАНДО
<<><><>>
[+] — Это только ты умный, а я так… погулять вышел…
Из худ. к/ф-ма «Место встречи изменить нельзя»
<<><><>>
[+] — Зачем быть богом, если все твои друзья – люди?
Из худ. к/ф-ма «Невидимка»
<<><><>>
[+] Начало жизни написано акварелью, конец – тушью.
ДОН-АМИНАНДО
Кстати, давно замечено, что самых замечательных успехов добиваются те актёры, которые в своём герое могут подметить не только позитивные черты (если герой положительный), но и какие-то приземлённые, человеческие недостатки. И наоборот, если герой отрицательный, подчеркнуть его плюсовые качества. Неслучайно, когда на одной прессконференции в середине 80х гг. у одного из секретарей ЦК комсомола поинтересовались, почему так много молодёжи симпатизирует фашистским взглядам, он тут же ответил:
— Это Броневой {6} виноват! Нельзя показывать офицеров СС такими обаятельными!..
...Почему я поведал сейчас вам в своих курсантских записках о Баранове?
Я хотел показать, что если кто-то с нами согласен и во всём поддерживает нас, это совсем не значит, что он во всех отношениях положителен и надёжен! И напротив, тот, кто с нами не согласен, спорит, отстаивает свою точку зрения, отличную от нашей, не голосует как мы, то он совсем не обязательно станет в жизни отрицательным героем!
На службе в военной разведке я сталкивался с примерами, свидетельствующими как об одном, так и об обратном. И мне известно, что о надёжности человека можно судить лишь после специальных проверок. Иногда довольно жёстких. И то не на все сто процентов! Однако, принимая участие в таких проверках, а в ряде случаев по указанию руководства и организуя их, я каждый раз высказывался против жестоких вариантов (если на них настаивало начальство), ибо всегда помнил предупреждения психологов: не подвергайте своих сотрудников и агентов нечеловеческим испытаниям: они их не выдержат, они – только люди!..
Будем откровенны: случай с Барановым наглядно показывает, что человек навсегда останется преданным службе, идее, Родине, если мотивация верности, преданности и чести превышает мотивы стать изменником, трусом или предателем. А создавать такие положительные установки – задача и прямая обязанность руководителей государства и спецслужб, если они не хотят по воле опытных вербовщиков и случая заполучить в лице кого-либо из своих подданных и подчинённых потенциальных «кротов». И сказанное совсем не означает, что «ворами люди не становятся, только потому, что у них нет возможности воровать». («Но как только такая возможность появится, тогда!..»)
Я мог бы привести пример офицера ГРУ, который, имея доступ к т.н. «сыворотке правды» (сильнейший наркотик!), не сделал никакой попытки заработать на этом, хотя мог расходовать её почти бесконтрольно (кубиком больше, кубиком меньше – кто проверит?). Или случай, когда при серьёзной проверке появившегося у руководства подозрения в отношении нескольких лиц, тому же офицеру одним из подозреваемых, попавшимся в расставленную психологическую ловушку, был предложен куш в виде мешочка с бриллиантами на 1,5 млн. долларов. Никто ничего бы не узнал! Офицер этот мог развеять все подозрения в отношении того типа, следствие просто зашло бы в тупик, и подозрения так и остались бы ничем не подкреплёнными подозрениями. А тех бриллиантов хватило бы ему на всю жизнь, и ещё на место на Новодевичьем кладбище осталось бы. И детям его, и внукам хватило бы!.. Но о сделанном предложении офицер доложил по команде, а мешочек тот был приложен к рапорту. И о том шаге он никогда – я знаю! – не жалел, хотя, было время, он здорово нуждался!
Рискуя утомить своих читателей излишними нравоучениями, приведу ещё один интересный пример того, как неоднозначны должны быть наши выводы и прогнозы в отношении тех или иных людей.
><>>> >> Potentia remotissima {7}
><>>> >> ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ
<< СОЛОВЬЁВ >>
Всё нехорошо, что нехорошо кончается.
Дон-АМИНАНДО
<<>>
За иллюзии расплачиваются действительностью.
Лешек КУМОР
В сентябре 1938 г. по подложному обвинению в «принадлежности к эсеровской организации и шпионаже на четыре державы» в Москве был арестован прибывший из-за границы на отдых один из лучших советских разведчиков-нелегалов 20-30х годов Дмитрий Александрович Быстролетов {8}. (Тот самый, о котором в госпитальной палате рассказывал Филиппу Степановичу «пограничник»!) На следствии в НКВД Быстролетов мужественно держался три месяца, а когда понял, что его пытками просто искалечат и всё равно убьют, стал давать требуемые от него следователем Соловьёвым показания.
В своих воспоминаниях {9} Д.А. Быстролетов пишет:
«Желая проверить свои наблюдения и выводы, я однажды днём неожиданно заявил Соловьеву, что я не шпион, а вор и растратчик: украл и растратил три миллиона французских франков из суммы, полученной в Берлине из Москвы моим начальником Теодором Малли {10} для расходов нашей нелегальной разведывательной организации.
— Не ври, не ври, — нараспев протянул Соловьев, не поднимая головы. Он оформлял какое-то дело.
Я начал сыпать точными цифрами, именами, адресами и данными.
— Говорю: не мешай. Заткнись! Мы знаем, что ты честный человек и хороший разведчик. Закройся! Не оговаривай себя понапрасну. Стыдно! Всё!
Но я упорно гнул своё. Тогда Соловьев оторвался от работы.
— Если думаешь отвертеться от шестого пункта [обвинения], то напрасно. Это уже решено начальством: ты – эсер и шпион. Брыкаться бесполезно!
Он потянулся. Зевнул. Закурил. И тут до него дошло!
— Погоди! — спохватился он. — Так ты вправду имел такие деньги в руках, Митюха? Три миллиона в валюте?
— Да. У меня была своя фирма и свой валютный счёт {11}.
— При наличии иностранного паспорта?
— Нескольких. И все были подлинные!
Соловьев долго смотрел на меня. Его лицо отображало крайнее изумление.
— Так значит, ты в любой день мог с этими деньгами рвануть куда-нибудь в другую страну и прохлаждаться в своё удовольствие по гроб жизни?
— Да, конечно...
Соловьев замер. Рот его приоткрылся. Он нагнулся ко мне.
— И все-таки приехал? — И добавил шепотом, задыхаясь: — Сюда?!
— Да, вернулся. Хотя вполне мог ожидать ареста: иностранная печать об арестах в СССР много писала, и мы были хорошо обо всём информированы.
— Так, почему же ты вернулся?! Баран! Идиот! Кретин! — Он качает головой: — Одно слово – гад!..
Я поднял глаза:
— Я вернулся на Родину.
Соловьев передернулся.
— Променял иностранную валюту на советскую пулю?!
Он схватил себя за голову.
— Имел всё: валюту, паспорт – и потащился сюда!.. Ох и вражина! Ну и гад! Тебя, Митюха, расстреляют, и правильно сделают! За такое надо расстреливать! Без жалости! Души у тебя нет! И мозгов! Ну и гад же ты, Митюха!.. Родина... Эх, ты... Ну и сиди теперь, бесчувственное животное! Сиди! Жди, пока расстреляют! Ох и дурак!
И долго ещё Соловьев, держа себя за волосы, тряс головой в неистовстве возмущения, и всё повторял недоуменно:
— Вот осёл!.. Вот же гад!.. Вот кретин!.. Свалился же ты на мою голову!.. И когда же тебя, гада, расстреляют?..
Это был момент, когда впервые следователь произнёс свои слова и выразил свои чувства: впервые сквозь маску бюрократа-службиста, члена партии и чекиста проглянуло подлинное и очень живое лицо просто человека...»
Казалось бы, всё ясно: уж этот Соловьёв своего не упустит: слишком жаден! А такие любят жизнь и себя в ней больше всего! При такой внутренней установке, дай ему возможность – перебежит с деньгами и ценностями, не задумываясь! Словом, потенциальный предатель! Так меня учили. Кто будет со мной спорить, есть такие?
Дм. Быстролетов пишет, что Соловьёв частенько во время допросов повторял: «Я сначала ежовец, а только потом коммунист! Ежовцы выше всех коммунистов и беспартийных, они – опора товарищу Сталину, его гвардия! На любого человека в нашей стране есть закон и управа. Но не на ежовца! Мы сами – закон! Мы сами для себя управа! Выше нас никого нет, только Сталин!»
Чуть ниже:
«Через несколько месяцев после удаления Ежова Соловьёв и другие ежовцы по приказу нового наркома Берии по ложному обвинению в принадлежности к террористической организации в НКВД были арестованы и расстреляны. Сталин желал предстать перед судом истории с чистыми руками. Он знал, что свидетели мешают, что они – винтики, мелочь, обуза и опасность его светлому облику...»
Расстрелян. Вот и всё! Получается, подтвердить нашу догадку и проверить, как повёл бы себя в трудную минуту чекист Соловьёв невозможно. Натура его, потенциального растратчика и перебежчика, для нас остаётся гипотетической.
Но Быстролетов ошибся!
Как-то я, по приказу своего начальства, консультируя коллег из ГБ по одному щекотливому вопросу, попросил их проверить информацию на следователя НКВД Соловьёва А., ожидая получить стандартный ответ: арестован, необоснованно осуждён, расстрелян, реабилитирован посмертно {12}.
Каково же было моё удивление, когда мне на стол лёг документ следующего содержания:
Сов. секретно! {13}
СПРАВКА ПО СОЛОВЬЁВУ А.П.
Соловьев А.П., в 1938 г. старший следователь Следственной части ГУГБ НКВД СССР, лейтенант государственной безопасности {14}. Родился в крестьянской семье в 1896 г. Окончил трёхклассное земельное училище. С двенадцати лет на заработках: был мальчиком у продавца, коридорным в гостинице, приказчиком гастрономического магазина в Петербурге. Участник Первой Мировой войны, дослужился до чина младшего унтер-офицера.
В июле 1917 г. арестовывался Временным правительством по уголовным [а не по политическим! – автор.] статьям. Из тюрьмы освобождён Октябрьской революцией. С октября 1917 г.– красноармеец, военком батальона, политрук полка на Восточном и Польском фронтах. Член ВКП(б) с 1918 г. С 1921 г. в органах госбезопасности: политрук батальона войск ВЧК, уполномоченный особого отдела в полномочных представительствах ОГПУ в Дальневосточном, Северном краях. С 1932 г. заместитель начальника политотдела районной машинно-тракторной станции в Нижневолжском крае. В 1935-1937 г.г. в спецгруппе оперативного отдела УНКВД АССР немцев Поволжья, занимавшейся |||||||||||||||||||||| {15}.
В мае 1937 г. переведен в Главное управление госбезопасности НКВД СССР. В сентябре 1938 г. за успехи в разоблачении «врагов народа» повышен в должности и назначен старшим следователем Следственной части ГУГБ НКВД СССР.
<…>
После снятия наркома внудел Н.И.Ежова и во время чистки аппарата от участников «заговора в НКВД» новый нарком Л.П. Берия, получив информацию скрытой звукозаписи о том, что следователь Соловьёв А.П. на допросах постоянно твердит, что он – «сначала бериевец, а потом коммунист», и что «бериевец выше всех коммунистов», лично вычеркнул этого сотрудника из списков на ликвидацию и своей директивой откомандировал его из центрального аппарата в Особый отдел Белорусского военного округа {16}.
<…>
В октябре 1941 г. заместитель начальника Особого отдела армии полковой комиссар {17} Соловьев А.П. пропал без вести на Западном фронте. Последний раз его живым видели за станковым пулемётом, когда он сменил убитого пулемётчика и отстреливался от наседавших цепей противника, отправив с отступающей группой своего помощника с чемоданчиком изделий из золота и платины, полученного в местном хранилище Госбанка, которое не успели эвакуировать. Группа с ценностями благополучно вышла из окружения.
Согласно трофейным документам Соловьев А.П. по особым спискам немецкой разведки находился в розыске как ценный источник информации.
Среди взятых немцами в плен не значится.
По спискам оперативного учёта как изменник не состоит.
(Должность, звание, подпись, фамилия.)
Вот тебе и потенциальный перебежчик и казнокрад!
Да, этот Соловьёв – подонок, садист, карьерист и, скорее всего, убийца. Человек с уголовным прошлым! Но не перебежчик, вор, предатель! Он это доказал, когда заменил убитого пулемётчика и отстреливался, не давая фашистам подойти к себе на бросок гранаты! Хотя мог этого и не делать: сие не обязанность заместителя начальника Особого отдела (контрразведки) армии – ложиться за пулемёт и прикрывать отход своих в тыл!
А тогда, на допросе в Москве он, скорее всего, возмущался не тем, что разведчик Быстролетов не сбежал с деньгами, а тем, что, зная о расстрелах на Родине, всё же вернулся домой! Как расстрелянный Теодор Малли, чуть было не попавший в жернова Арнольд Дейч и др. А не отказался вернуться на казнь, как Александр Бармин, Игнас Порецкий, Георгий Агабеков, Вальтер Кривицкий, Александр Орлов, тот же Рихард Зорге (который, в отличие от первых пяти, отказавшись вернуться в СССР, оставался на «передовой» и продолжал передавать ценную информацию из Японии в Центр, даже зная, что ему не доверяют)...
...Кажется, здесь можно запутаться окончательно! Может, поэтому мне так трудно давался рассказ о трёх днях нашей курсантской жизни?
В моих записках и много ниже можно будет увидеть, как одни и те же ребята в сходных ситуациях ведут себя по-разному. Но это совсем, совсем ничего не означает! Ведь это жизнь и обстоятельства. Вероятно, и я тоже не всегда во всём был последователен?
Кроме того, давайте не будем забывать, что я знал о своём дневнике, и, наверное, вёл себя соответственно, возможно, невольно любуясь собой со стороны, стараясь, выглядеть принципиальным, т.е. соответствовать своим идеалам. В отличие от моих товарищей, которые не чувствовали во мне наблюдателя, переносившего виденное и сказанное на страницы своих записок, и потому они в своём поведении были более естественны.
Сделаем поправки и на это!
Получилось ли что-нибудь у меня? Не знаю! Во всяком случае, очень на это надеюсь! Что из этого вышло, судить вам, мой проницательный читатель. И если изложенное ниже вами читается легко, то сие совсем не означает, что также легко мне давалось это написать. Однако мои симпатии и антипатии видны невооружённым глазом, а они могли быть на тот момент ошибочны. Да и я мог быть в чём-то неправ.
Саша Панков, мой однокурсник из другого курсантского подразделения, прочитав первые части моих записок (о полётах на втором курсе, которые вам ещё предстоит прочесть – они написаны раньше), обняв меня за плечи, сказал:
— А знаешь, Юра, у меня после твоего дневника появилось двойственное чувство: с одной стороны я пожалел, что мы не летали в одной эскадрилье, и я не попал на страницы «Зарниц»; а с другой – чёрт его знает, в какой ситуации ты за мной бы наблюдал и как бы я выглядел сейчас со стороны!.. — он засмеялся.
И последнее. Столь пространные объяснения мне понадобились не потому, что боюсь того, что вы со мной не согласитесь. Ибо как говорил Стендаль, «писатель не должен думать о критике, так же как солдат, воюя, не должен думать о госпитале». Просто не хочу, чтобы вы в отношении моих товарищей-курсантов были столь же категоричны, как и я тогда, на втором курсе.
Не хочу! Ибо время лечит. И сегодня прощаешь то, что не мог простить в молодости.
Впрочем, вы во всём разберётесь сами!
Об одном могу сказать с уверенностью: за всю воинскую службу ни один из моих однокурсников не предал, не перелетел к противнику, не изменил Родине. Все служили честно. А, значит, на них можно было положиться!.. >>>>
<> <> <> <> <> <>
Итак, 1971 год… Харьковское ВВАУЛ... Второй курс... Действие первое... Занавес, пожалуйста!
20 октября 1971 г. (среда) {18}
Отношение между людьми – суть порядка в обществе.
КОНФУЦИЙ
<<>>
Это хуже, чем преступление – это ошибка!
Шарль ТАЛЕЙРАН
С утра ничего не предвещало бури. Просто Ёсипов в очередной раз решил нас повоспитывать.
<<<< [Никто, абсолютно никто не знал, во что это выльется! Даже сам Ёсипов! Ибо, предвидя концовку, он не стал бы продолжать.] >>>>
— Сколько это может продолжаться? По-моему, сказано: «Становись», значит, надо быстро стать в строй без всяких опозданий... Весь первый курс я с вами работаю. Всё делаю, чтобы вы стали дисциплинированными... Сейчас начался второй курс. И никакого продвижения в дисциплине я не вижу... Кто там разговаривает?.. Нет этого продвижения...
Этими словами началась очередные нудные нравоучения нашего Ёсипова.
Когда они начинаются, мне постоянно кажется, что я слушаю передачу под названием «Театр одного актёра». Следует добавить: не самого удачливого и совершенно бездарного актёра. После отпуска мы становимся особенно частыми слушателями этой «передачи». И мне всё время кажется, что Ёсипов вот-вот скажет какую-нибудь глупость, вроде того неумного персонажа из восточной сказки: «Если бы я стал царём, то украл бы сто рублей и запретил бы себя разыскивать!..»
Итак, воспитательная речь:
— Вот взять вчерашний день... Было сказано: построение взвода для следования на газовочную площадку в 16.25.
— Ёсипов, в 16.30! — попытался поправить Володя Рубан, любивший точность во всём.
— В 16.25, — зыркнул в его сторону сержант. — Вы думаете, Изюмову это нужно?.. Или Самойченко, там? Они попросту плюют на приказы своих начальников...
Тирада Ёсипова извергалась монотонным голосом, без кровинки в интонациях, как осенняя слякоть, и потому казалась ещё более нудной и противной. Она напоминала однотонные сентенции мужа Анны Карениной из одноимённого фильма в исполнении артиста Николая Гриценко.
— Я вас спрашиваю, сколько это может продолжаться...
И тут тоже – то ли вопрос, то ли утверждение.
Ёсипов оглядел строй, остановил свой бесцветный взгляд на «провинившихся».
— Курсанты Изюмов и Самойченко, выйти из строя... Взвод, равняйсь. Смирно. Курсантам Изюмову и Самойченко объявляю по три наряда на работу...
Строй загудел, как растревоженный улей. Не выдержал и Юра Изюмов – брови его подскочили, и он почти крикнул в сторону Ёсипова:
— За что?!
Ёсипов стоял, не шевелясь, будто три тополя на Плющихе, с рукой у головного убора, ожидая уставного ответа: «Есть, три наряда!», не реагируя ни на наше недовольство, ни на восклицание Изюмова.
— За что! — повторил Юрий.
Мы на этот вопрос тоже не могли ответить. Все помнили, что построение было назначено на половина пятого. А Ёсипов стал строить взвод за пять минут до назначенного времени. И Самойченко, и Изюмов подошли к 16.30!
Сержант ждал.
— Есть, — ответил, наконец, Изюмов.
— Есть, — повторил Самойченко.
— Стать в строй.
Юра Изюмов шагнул в строй, всем своим видом показывая своё, нет, не недовольство – возмущение. По-своему он ведь был прав! Но он ничего не говорил. И тем не менее последовали «санкции»:
— Курсант Изюмов, выйти из строя.
Почувствовав недоброе, взвод притих.
— Сидодченко, — обратился Ёсипов к заместителю командира взвода. — Веди взвод на завтрак.
Замкомвзвода Сидодченко выходит из строя и, поправив свою полевую сумку, командует:
— Взвод, напра-во! На улицу не в ногу шагом марш!
Ёсипов и Юрий остались в казарме.
Вскоре в столовую сорока на хвосте принесла весть, что Ёсипов надавил на Чайника {19} и Изюмова сажают на гауптвахту!
Этого не ожидал никто! За какой х*р?! Пусть даже за опоздание, но на губу?! Наказание совершенно не отвечало содеянному! Это же не пьянка, не самоволка! Даже Муллер со своим авторитетом на нашей памяти никогда не ходатайствовал перед командирами об аресте ни одного курсанта! (Хотя – в скобках заметим – много раз некоторым курсантам обещал это сделать!) А тут какой-то Ёсипов!..
«Надо что-то делать!», — эта мысль витала в воздухе, но никто не высказывал её вслух.
Наконец, Витя Мамонов предложил:
— А что, если Ёсипову объявить комсомольское взыскание?!
— За что? — поднял бровь Генка Новошилов.
— Хотя бы за неявку на вчерашнее комсомольское собрание! — вставил я.
— Неплохо бы!
— А что, это идея! — поддержали меня голоса за нашим столом.
— Да-да!
Я добавил:
— А ещё можно за празднование религиозных праздников!
Все знали эту историю, когда Ёсипов в конце первого курса не только на час опоздал из увольнения, но и вернулся в казарму в пьяном виде! Потом ночью, остудив голову под холодной водой в умывальнике, несколько раз ходил упрашивать дежурного по училищу, чтобы тот не докладывал утром начальству о происшедшем. Всё это происходило на пасху. А майор Летченко, инструктируя нас перед тем увольнением, строго предупредил:
— Начальник политотдела училища полковник Родин приказал передать вам, что за сегодняшнюю выпивку курсанты (если такие найдутся) будут наказаны вдвойне: за пьянство вообще и за то, что справляют поповские праздники!
Ёсипов не прислушался к предупреждениям начальника курса. Но тогда ему удалось уговорить дежурного по училищу, и командование училища и курса об этом не прознали. А сам сержант на следующий день не нашёл в себе силы доложить командирам о случившемся. Проявленная тогда Ёсиповым элементарная трусость была нам на руку. И теперь этой истории предстояло всплыть.
Скажем честно: это была не столько месть, сколько попытка нашего маленького военного коллектива показать этому мужлану, что с нами так поступать нельзя; мы в отношении него тоже кое-что можем!
— Вот только, кто это сделает?.. — спрашиваю.
— Собрание!
— Правильно! Особенно по последнему пункту обвинения!
— А мы ему ещё рекомендацию в партию давали!
— Да! А ведь достаточно было выступить по тому случаю, хотя бы мне, и никакой рекомендации могло бы и не быть! Но в тот момент я забыл об этом случае. — Я помолчал. — К тому же, неизвестно, поддержали бы вы меня?
— Не поддержали бы! — подумав, проговорил Мамонов.
«Да, наверное, был бы провал!», — подумалось и мне.
— Но если в учётной карточке появится взыскание, то ведь не то, чтобы в партию, но и к кандидатскому стажу не допустят! — задумчиво проговорил Юра Белобородько.
— А ведь верно! Но кто это всё начнёт на собрании? — интересуюсь. Для себя я уже уготовил роль главного выступающего.
— Я! — вызвался вдруг Генка Новошилов.
Недоверчиво кошусь на него: чего это он расхрабрился, хватит ли пороха?
На том и порешили.
Весть о предстоящем быстро разнеслась по взводу. Наши планы на будущее комсомольское собрание живо нашли одобрение во всём коллективе. Эта идея поначалу встретила поддержку и со стороны наших комсомольских боссов – Дайло, Славы Мамонова, Лёхи Белуги, что обнадёживало.
— А что! Можно! Пусть не придирается ко всем! — согласился наш комсгруппорг Дайло.
Прошло несколько часов. И на самоподготовке ко мне с горящими глазами подсаживается Генка:
— Ты слышал?
— Что? — сразу настораживаюсь я, отрываясь от чтения толстого сборника военных произведений Ф. Энгельса.
— Дайло рассказал о готовящемся собрании Ёсипову, вот что!
— Как, рассказал? — опешил я.
Такого двуличия, такого предательства я не ожидал!
— А вот так! Подошёл и рассказал, что на предстоящем собрании мы собираемся наложить ему, Ёсипову, взыскание по комсомольской линии!
Я оглядел аудиторию. Нашего секретаря комсомольской организации Дайло в классе не было.
— Фьють! Вот политическая секретутка!
Однако я смог задать свои уточняющие вопросы, только через полчаса, когда он появился, придя с какой-то кафедры. Прошу Дайло выйти со мной в коридор. Оказавшись вне аудитории и с глазу на глаз, как можно спокойнее интересуюсь:
— И что тебе дал этот разговор? — будничным тоном, как бы само собой разумеющееся, проговорил я, хотя страсти внутри меня просто кипели.
Умышленно не уточняю, о каком именно разговоре идёт речь. Я заметил, что когда человек делает что-то несознательно, то в таком случае он в подобной ситуации живо отвлекается и отвечает вопросом на вопрос: «Какой разговор?» Если всё сделано умышленно и некто чувствует свою вину, такой реакции не бывает.
И Дайло мельком глянул мне в лицо, а потом смотрит куда-то вниз, на пряжку моего ремня. Понимает, что сотворил? Стыдится своего поступка? Интересно, что же он скажет?
— Видишь ли, я – комсорг и...
— Короче, Склифосовский!
— Ну хорошо! Я ему всё рассказал! — он быстро посмотрел мне в глаза и тут же опустил их снова.
— Зачем?
— Я обязан был это сделать! Обязан предупредить комсомольца о том, что ему собираются наложить взыскание. Обязан, понимаешь?
— Нет!
— Ты не понимаешь? Это сержант, старшина роты!
— Ну и что? Ты не обязан, а имеешь право! Это две разные вещи. Будь спокоен, если отбросить нравственную сторону, ты этим своим правом воспользовался в полном объёме!
— Слушай, — комсорг перешёл на доверительный тон, подошёл ко мне впритык и взялся правой рукой за пуговицу на моей гимнастёрке. Голос его стал вкрадчивым: — Ты знаешь, что со мной... и с тобой сделают, если против Ёсипова мы всё это провернём? Знаешь, чем это для нас с тобой может кончиться? Исключением из училища, вот чем!..
Я освобождаю свою пуговицу из цепких пальцев Дайло и отбрасываю его руку.
— А ты знаешь, что своим «правом» плюнул взводу в лицо? Это как перед наступлением выдать планы врагу!..
— Что-о?! — вдруг переходит на крик и отскакивает от меня Дайло. — Планы? Ка-аки-ие пла-аны?! Где здесь «враги»?
В чём дело? Отчего вдруг такая перемена? Почему это он так кричит?
Я инстинктивно обернулся – по коридору в нашу сторону шёл Ёсипов. Всё сразу стало ясно! Мысль о намеренном предательстве укрепилась: Дайло зарабатывал себе очки и здесь!
Было гадко! Впервые в жизни я столкнулся с подлостью, которая этого не стыдится. (Согласитесь, иначе это не назовёшь!)
Я снова поворачиваюсь к секретарю комсомольской организации. Гляжу ему в глаза, в самые зрачки! Губы мои кривит презрительная ухмылка – он должен понять, что его игра мне ясна!
Дайло не выдерживает взгляда, снова отводит свои глаза, на этот раз в сторону.
— Ну-ну! Далеко пойдёшь! Гад ты, Дайло! Но такие военными лётчиками не становятся! Твоя подлость тебя же и погубит!
Боже, сколько нажима я вкладывал в свои слова!
Ты бы только знал, мой дорогой дневничок, как мне хотелось на его голову того, что я ему обещал!
<>>> Sine ira et studio {20}
<>>> ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ
<< ДАЙЛО >>
Логическая ошибка вхождения определяемого
термина в определяющее выражение, в результате чего,
данное определение ничего не определяет.
Из определяющей записи определённого курсанта
в определённой записной книжке
<<>>
Вот он, на цыпочках, и не богат словами...
Александр Сергеевич ГРИБОЕДОВ, «Горе от ума»
Потом, много позже, специалисты по нейролингвистическому программированию говорили нам, что надо быть поосторожнее со своими желаниями, высказанными с нажимом и вслух – рано или поздно они исполняются!
Не знаю: то ли треклятое пожелание моё сбылось, то ли это было случайным совпадением, но с Дайло случилось вот что.
Через год наш группкомсорг Дайло, благополучно отлетав с нами всю программу на самолёте Л-29, решил, что лётчиком ему уже быть не хочется! («И опасно, и романтики, как оказалось, никакой!», — так он потом писал в объяснительной на имя начальника училища.) А как уйти? Просто написать рапорт – исключат из ХВВАУЛ и отправят на два года солдатом в армию! А служить не хотелось! И он решил схитрить: после отпуска доложил по команде, что, дескать, дома упал, ударился головой и потерял сознание! В этом случае курсанта надо списывать по медицинским показаниям и, с зачётом срока службы в училище, отправлять на гражданку.
«Странно! — подумали в штабе. — Обычно курсанты такое скрывают, чтобы их не комиссовали. А этот сам признаётся! Что-то здесь не то и что-то здесь не так!»
Командование решило проверить полученную информацию и, не афишируя, направило домой к курсанту Дайло заместителя начальника училища по учебной части. Полковник Далатюк приехал, поговорил с родителями Дайло. Те, естественно, ни о каком падении, ударе головой или по голове и потере сознания их сыном ничего и слыхом не слыхивали.
И разразился скандал!
За попытку обмануть командование и низкие моральные качества Дайло был с треском исключён не только из ХВВАУЛ, но и из комсомола! И на комсомольском собрании не нашлось ни одного человека, который бы сказал что-то хорошее о бывшем секретаре комсомольской организации взвода. Даже члены комсомольского бюро, с которыми он вместе работал бок о бок, промолчали (что, конечно, непорядочно с их стороны!). За исключение его из ВЛКСМ вся организация проголосовала единогласно! Ни одного голоса «против» или «воздержавшихся» не оказалось! Ну, ладно, я – не мог забыть лицемерия этому парню! Но члены его бюро! Неужели наш бывший группкомсорг взвода не заслужил ни одного доброго слова? Просто как человек?
Потом как-то в разговоре выяснилось, что один из двоих парней из бюро (не буду называть его фамилии) знал о желании Дайло уволиться из училища таким бесчестным способом. Этот член бюро делился со мной:
— Я Дайло говорю: подожди, мол, начнёшь летать на третьем курсе, подойдёшь к лётчику-инструктору, поговоришь. Ты не вылетишь [самостоятельно] на МиГ-17, и тебя тихо-мирно спишут по нелётности! А он мне: «Времени жалко!»
Умно, конечно, советовали Дайло! Но эта фраза говорит и о том, что сей член бюро знал всё. А когда тайное стало явным, не только промолчал, но равнодушно проголосовал за исключение своего бывшего шефа из комсомола.
По положению, существовавшему в те годы, Дайло не зачли срок пребывания в училище, как службу в армии. И пришлось нашему бывшему комсомольскому богу по новой трубить все два года рядовым! То, чего, как раз, он и хотел избежать...
<>> >> Versutior tst quam rota figularis {21} <<
[+] Молчалин:
— В мои лета не должно сметь
Своё суждение иметь.
Чацкий:
— Помилуйте, мы с вами не ребяты;
Зачем же мнения чужие только святы?
Молчалин:
— Ведь надобно ж зависеть от других…
Александр Сергеевич ГРИБОЕДОВ, «Горе от ума»
<><><>
[+] — Да, мне нравится наше правление, мне нравится руководство нашего института. И вообще, я против анархии! Я за порядок и дисциплину! Я из большинства! На таких, как я, всё держится!
Из худ. к/ф-ма «Гараж»
<><><>
[+] Общественное мнение важно только для глупцов, не имеющих собственного мнения.
МЕЙДЗИН (Алексей ГУСАРОВ)
<<<< <<<<<>>>>> >>>>
...После ужина состоялось комсомольское собрание. Но не то, которое мы планировали, – ротное.
На собрании говорили о невыполнении некоторыми комсомольцами своих социалистических обязательств, о случаях пьянок в курсантской среде. Я глянул на Ёсипова. Он сидел с красным от напряжения лицом, на котором был написано ожидание того, что сейчас произойдёт. И испуг. Повторюсь: нам было на руку то обстоятельство, что о той пьянке Ёсипова командование курса и училища до сих пор не знало. А сам Ёсипов подойти и доложить об этом всё не решался, очевидно, надеясь на русское «авось».
Только после собрания я понял, чего ждал сержант. Но то его состояние тогда поразило меня! Я никогда его раньше [да и потом] таким не видел! Именно в таком виде я представлял себе шпионов и диверсантов, которые после ареста, сидя на допросе, доведенные следователями до кондиции, ожидают страшного для себя вопроса {22}. И эта неизвестность, страх за своё будущее, мучает человека, с нечистой перед законом совестью.
После собрания замечаю коренную перемену настроения и поведения Ёсипова. Он в туалете во время перекура с замкомвзвода-3 Гоменьченко как-то неестественно смеялся, нервно совал сигарету в рот, сперва попадая в уголок губ, и курил частыми затяжками.
Я, вымыв руки, пошёл к своей койке. Беру полотенце, раздумываю об увиденном.
Всё прояснилось, когда ко мне, подошёл двуликий Янус-Дайло:
— Что же ты! — с ухмылочкой обращается ко мне он. — Все вы мастера говорить за спиной! А когда доходит до дела, вы в кусты! Ты, оказывается, Кручинин, трус! А я-то думал, ты – личность! Всегда такой пра-авильный, такой принципиа-альный! А ты – жалкий трус!
— ?
— Чего же ты не выступил сейчас на собрании, а? Где же твоя комсомольская совесть, твоя принципиальность, твоя хваленая честность? А я ещё собирался тебя поддержать, и выступить в поддержку твоего предложения о наказании Ёсипова! А ты!.. Эх ты! Трус! Трус ты!!
Мне захотелось тут же заехать ему в нос, в его ухмыляющуюся круглую, раскрасневшуюся рожу. Даже не за труса! Это был повод расквитаться за предательство! Но тут вспомнил, как на вопрос Новошилова, бывает ли у меня состояние, когда хочется вмазать кому-нибудь по физиономии, я тогда ответил отрицательно.
И вдруг я испытал в душе удивительное спокойствие. То ли потому, что хотелось соответствовать тем самым словам, то ли потому, что ощутил перспективное зрение: а, собственно, что потом?
Потом на комсомольском собрании будут рассматривать персональное дело уже не комсомольца Ёсипова, а комсомольца Кручинина. За удар в лицо «ни за что, ни про что» секретаря своей комсомольской организации, который «подошёл просто поговорить»...
А Ёсипов, таким образом, будет спасён!
И тут я понял, чего ждал Ёсипов на прошедшем собрании, почему так нервно курит в туалете после него. Пасьянс, как говорится, сошёлся! Они думали, что вопрос о персональном деле Ёсипова будет поднят на ротном собрании! И наоборот, ничего не стало понятно этому Дайло. До него так и не дошло, что вопрос с повестки дня не снят!
Я, молча, улыбнулся. Да, именно улыбнулся! Что окончательно вывело эту секретутку из себя. Разыграв передо мной гнев и отчаяние, из-за того, что не разобрано персональное дело провинившегося комсомольца, он сунул руки в карманы, повернулся, демонстративно со злостью пнул ногой стоявший на пути табурет у моей кровати, крикнул: «Чёрт вас всех подери!» и ушёл.
Надо сказать, что у наших сперва была и такая мысль – поднять вопрос о наказании Ёсипова на ротном собрании. Но пришлось всем долго доказывать, что тогда точно ничего у нас не выйдет! Уж если на взводном собрании никого не вытянешь в число выступающих, то, что говорить о роте в целом! Тем более что на ротном собрании, скорее всего, будет присутствовать кто-нибудь из офицеров роты, а, возможно, и сам командир роты. (Так оно и получилось!) Да и при голосовании наших предложений, ребята из третьего взвода, ничего не знавшие о конфликте, вряд ли на виду офицеров проголосуют за наши предложения. Доводы были существенными и со мной всё же согласились. Такого зверя как Ёсипов надо было бить наверняка! Поэтому было решено на ротном собрании этого вопроса ни в коем случае не поднимать, а рассмотреть на взводном комсомольском собрании.
И тянуть с последним долго было нельзя – коллектив расхолаживается!
Что будет завтра?
(Конец первого действия. Антракт.)
_________________________
{1} Nullus simile est idem (лат.) – подобное не есть то же самое.
{2} В годы войны этот истребительный авиационный полк был вооружён на ценности, собранные жителями МНР.
{3} В этом эссе все фамилии, имена и отчества (инициалы), даты, биографические данные разведчиков и шпионов являются подлинными.
{4} 2 сентября 1977 г. В. Крокет вместе со своей женой Беки был задержан сотрудниками КГБ во время проведения тайниковой операции в Москве на Костомаровской набережной.
{5} Si etiam omnes, ego non! (лат.) – даже если все, то не я! (Так согласно Евангелию от Марка (14: 29) апостол Пётр ответил на пророчество Христа о том, что все ученики отрекутся от него.)
{6} Леонид Броневой – исполнитель роли начальника гестапо группенфюрера СС Генриха Мюллера в культовом фильме о советском разведчике Штирлице «Семнадцать мгновений весны».
{7} Potentia remotissima (лат.) – отдалённейшая возможность.
{8} Его активно искали контрразведки во многих странах мира: в Европе (практически во всех странах), на американском континенте (почти во всех странах), в некоторых государствах Азии и в северной Африке. А так как Быстролетов не только занимался агентурной работой и вербовкой агентов, был резидентом ряда разведсетей, но и лично ликвидировал агентов-двойников, перебежчиков, предателей, невозвращенцев иногда на глазах опешивших полицейских и контрразведчиков, под охраной которых те находились, то он был объявлен в розыск и уголовной полицией. В ряде случаев у полиции были не только его описание, но и отпечатки пальцев, а кое-где и фото. Во многих государствах мира в случае ареста Д. Быстролетову грозила смертная казнь. Нужно было время, чтобы его перестали искать. А где можно «отдохнуть»? Конечно, в родной стране!..
{9} Дм. БЫСТРОЛЕТОВ «Путешествие на край ночи».
{10} Малли Т.С. – один из лучших советских нелегальных резидентов. Руководимая им резидентура в Западной Европе в 30е годы добилась значительных результатов по всем линиям разведки. Работал с привлечёнными к сотрудничеству молодыми студентами Оксфордского университета К. Филби, Г. Берджесса, Д. Маклина и др., впоследствии занявших ключевые посты в правительственных учреждениях Великобритании и добывавших исключительно важную для советской разведки информацию. В 1937 г., зная, что в СССР идут повальные аресты и массовые расстрелы «врагов народа», по вызову возвращается в Москву. Его честность ему не помогла. Он был арестован, обвинён в шпионаже и расстрелян. Посмертно реабилитирован в 1956 г.
{11} Добавим, что Дмитрий Быстролетов на Западе во время работы на советскую разведку получил два высших образования (медицинское и юридическое) и защитил две кандидатские диссертации по тем же профилям.
{12} Сколько их, чекистов – настоящих садистов и убийц, – осуждённых и расстрелянных, были потом совершенно неоправданно реабилитированы только потому, что они ликвидированы при Ягоде, Ежове или Берии! Что дало повод сотрудникам КГБ потом утверждать, дескать «мы тоже пострадали от культа личности Сталина – наших 20 тысяч (некоторые мне клялись, что 40 тыс.) было расстреляно!» Хотя, как известно, «чистили» в основном тех, кто уж слишком старался, штампуя дела т.н. «врагов народа».
{13} После удаления из документа информации, составляющей государственную тайну, гриф секретности был снят.
{14} Лейтенант ГБ в те годы приравнивался к званию армейского капитана и в петлицах (василькового цвета) носили такие же «шпалы».
{15} Здесь и далее текст заштрихован автором, в виду того, что данная информация может ещё представлять оперативный интерес.
{16} Если бы новый нарком НКВД знал, что до того, как стать «бериевцем» этот Соловьёв был махровым «ежовцем», вряд ли его рука вычеркнула сего заплечных дел мастера из ликвидационных списков. Кроме того, этот штрих показывает, что Берия Л.П. прекрасно знал о надуманности «заговора в НКВД» чекистов-ежовцев. Но ему надо было выполнить приказ Сталина и расставить своих людей в наркомате. А проблемы человеческой жизни для него не существовало, как не существовало такой проблемы для следователей Ежова, подводивших под расстрельные статьи многие тысячи честных людей, пытками добиваясь от них нужных показаний. Вот от «ежовцев» и начали потом «чистить» аппарат ГБ, когда пришло их время спускаться в расстрельные подвалы.
{17} Соответствует армейскому воинскому званию «полковник».
{18} Кстати, в этот день через 11 лет, в 1982 году автору пришлось катапультироваться из-за остановки двигателя в воздухе.
{19} Подпольная кличка нашего командира роты Неперова.
{20} Sine ira et studio (лат.) – «без гнева и пристрастия»; без предвзятого мнения (слова древнеримского историка Тацита).
{21} Versutior tst quam rota figularis (лат.) – он увёртливее гончарного круга. Русские о таком говорят: «Вьюном вьётся».
{22} Я не знал, что мне ещё предстояло наблюдать такие состояния уже не в кино, а на интенсивных допросах людей, предававших своих товарищей, дело, которому мы все служили, свою страну, передававших противнику тщательно охраняемые секреты. Не бескорыстно, конечно...