Стих как система отклонений
К вопросу о художественной структуре лирических стихотворений
Стихотворная форма как средство общения стала, очевидно, применяться тогда, когда нужно было выразить нечто такое, чего не скажешь прозой. Являясь разновидностью словесной речи, она тем не менее предназначалась для отражения различных душевных состояний человека (восторг, озарение, влюблённость, подавленность и т.п.). Такие состояния подобны вспышке, они не могут продолжаться долго и являются некими отклонениями от обычного состояния уравновешенности, в котором мы пребываем, совершая свой «жизненный процесс».
Поэтому, если заняться рассмотрением стихотворной формы и постараться выяснить, в чём её отличие от прозаической, стихия которой нас постоянно окружает, то можно заметить,что в ней сплошь и рядом нарушаются нормы прозаической речи: мы улавливаем бог весть откуда взявшийся ритм, речевые отрезки в чём-то соизмеримы, масса созвучий, которые чередуются, то есть следуют друг за другом в определённом порядке; наконец, слово часто употребляется не в том значении, которое ему присуще, да и фразы в целом обозначают не то, что должны были бы; иначе говоря, слова те же, но всё сдвинуто, «не так, как у людей» (А.Ахматова).
Таким образом, правомерно будет сказать, что стихотворное произведение характеризуется комплексом признаков, для которых общим является о т х о д , о т к л о н е н и е от норм обыденной речи с ц е л ь ю э с т е т и ч е с к о г о в о з д е й с т в и я . Заметим, что слова «отход», «отклонение» не несут в данном случае никаких негативных оттенков. Их надо понимать так, что поэтической речи для своего обособления потребовались какие-то качества, контрастные тем, которыми располагает обыкновенная речь. Такого рода признаки-отклонения можно зафиксировать в стихотворном тексте на любом структурном уровне.
Возьмём, к примеру, одно из стихотворений А.К.Толстого:
Мне в душу, полную ничтожной суеты,
Как буйный вихорь,страсть ворвалася нежданно.
С налёта смяла в ней нарядные цветы
И разметала сад, тщеславием убранный.
Условий мелкий сор крутящимся столбом
Из мысли унесла живительная сила
И током тёплых слёз, как благостным дождём,
Опустошённую мне душу оросила.
И над обломками безмолвен я стою,
И, трепетом ещё неведомым объятий,
Воскреснувшего дня пью свежую струю
И грома дальнего внимаю перекаты.
Ещё не начав чтение, а только взглянувши на текст, мы замечаем четверостишия вместо сплошного ряда строчек, как в прозе. Это первое и очень важное отклонение. Оно сигнализирует: внимание, сейчас вы прочитаете что-то из ряда вон выходящее – приготовьтесь, настройтесь! И читатель настораживается, и вот он отвлёкся от всего будничного. Он готов к восприятию чьих-то откровений, чего-то выстраданного, исповедального. Впрочем, поэты часто не оправдывают этого ожидания, и читатель тут же прекращает чтение, а затем, постепенно, вообще теряет интерес к поэзии.
Характеризуя способ подачи стихотворного текста в книге, мы говорим о г р а ф и ч е с к о м у р о в н е этого текста.
Следующий уровень, который привлекает наше внимание – это р и т м и ч е с к и й .
Должен заметить, что слово «уровень» и здесь, и ниже употребляется условно. Не следует, конечно, думать, что в стихотворении один уровень накладывается на другой, как в слоёном пироге. Более точной была бы, возможно, аналогия между строением стихотворения и строением человеческого организма, где отдельные органы и их системы находятся в постоянном взаимодействии. Мы будем «высвечивать» их так, как это делают, например, рентгенологи, когда с помощью контрастного вещества получают на экране видимые изображения тех или иных внутренних органов на фоне всего живого организма.
Итак, ритмический уровень. Стихотворение написано шестистопным ямбом, он чётко ощущается в каждой строчке и в каждом четверостишии. Ритмическая организованность пронизывает всю «ткань» произведения, это его скелет, структурная ось. Основанная (прежде всего, но не только) на определённой сменяемости ударных и безударных слогов, такая речь безусловно будет восприниматься как отклонение на фоне обыденно-прозаической речи.
Далее – рифмы. Они имеются в каждой строфе и образуют так называемый ф о н и ч е с к и й у р о в е н ь, или уровень созвучий. В обыденной речи рифмы встречаются крайне редко, для неё они вообще не характерны и даже не желательны.
От прозы это стихотворение отличает и сам способ выражения мысли, который характеризуется повышенной образностью, ёмкостью лексических значений слов. Здесь мы вплотную подошли к следующему уровню, одному из важнейших в современной поэзии, - к у р о в н ю т р о п о в, который охватывает все случаи переосмысления (порой самого неожиданного!) понятий. В самом деле, в стихотворении А.К.Толстого упоминаются сад, цветы, сор, крутящийся столбом, обломки, гром, но речь идёт вовсе не о них; автор рассказывает о душевном состоянии своего лирического героя.
О существовании уровня тропов догадывались давно. В известном трактате Анандавардханы «Дхваньялока» (1Х век) читаем: «В поэтическом высказывании, прекрасном изящным и складным расположением /слов/, значение, которое, подобно атману /душе. – А.С./ в теле, образует его сердцевину и потому восхваляется ценителями, имеет две части: выраженную и угадываемую» (1). То есть, содержание поэтического произведения шире выраженного; оно выходит за рамки тех образов и понятий, на основе которых создано, потому что имеется ещё часть «угадываемая».
А вот что писал по этому поводу в 20-е годы прошлого века Андрей Губер: «Всякая «поэма» так или иначе осмысляется. Это осмысление сопровождается сознанием структурности поэтического целого. Разыскивая структурный минимум, который можно было бы признать носителем поэтического смысла, мы в конце концов приходим к тропу. Разыскивать дальнейший минимум бесполезно: разложенный троп уже не осознаётся как носитель художественного смысла. Но троп… имеет свою структуру и со всей своей полнотой входит в структуру более богатого и полного поэтического целого».
Таким образом, уровень тропов – основа любого лирического стихотворения, его душа, носитель внутреннего смысла.
Стихотворение А.К.Толстого даёт нам возможность ознакомиться с ещё одним уровнем поэтического текста - л е к с и ч е с к и м. Иногда он проявляет повышенную активность. Это происходит тогда, когда в стихотворении или отрывке из него сконцентрированы слова, обозначающие высшую степень качества, признака, действия, предел чего-то. Эти слова мы назовём суперлятивной лексикой (от латин. superlatio – превышение, преувеличение).
Вспомним первое четверостишие из приведённого выше стихотворения:
Мне в душу, полную ничтожной суеты,
Как буйный вихорь, страсть ворвалася нежданно,
С налёта смяла в ней нарядные цветы
И разметала сад, тщеславием убранный.
Могло быть: суета пустая; как сильный ветер, чувство пришло. Но поэт отбирает другие слова: ничтожная, буйный, вихорь, страсть, ворвалася…
На лексическом уровне действуют также неологизмы и архаизмы. Вот один из примеров:
Устам платила я щедрой данью,
Я розы сыпала на гроба…
Но на бегу меня тяжкой дланью
Схватила за волосы Судьба!
(М.Цветаева.)
Повышенная концентрация суперлятивной лексики, неологизмы и архаизмы, являясь отклонениями от норм естественной речи, приобретают благодаря этому эстетическую значимость.
Огромную роль в поэтической практике играют стилистические фигуры: инверсия, разные виды параллелизма, повторения, риторические вопросы, единоначатия, многосоюзие и другие. Они образуют с т и л и с т и ч е с к и й у р о в е н ь .
Читая то или иное стихотворное произведение, мы замечаем, что не все его структурные уровни одинаково активны; одни стороны поэтической структуры оказывают большее художественное воздействие, другие меньшее, а третьи вообще незаметны. Иначе говоря, не все потенциальные возможности каждого уровня в каждом конкретном произведении реализуются в полной мере. Поэтому, анализируя структуру того или иного произведения, мало перечислить все уровни; нужно установить, какие из них и каким образом проявляют свою активность. Чтобы осуществить такой анализ, я использую понятие п о э т и ч е с к о й м и к р о с т р у к т у р ы ( ПМС ).
Это понятие достаточно сложное. Его ядро всегда содержит, пользуясь выражением Н.А.Лейкина, «выверт», неожиданный ракурс. «Новое поэтическое сообщение всегда удивляет, - оно непривычно… Новое явление приходит с неожиданной стороны: оно, как Магеллан, - его ждут с запада, а оно появляется с востока». Это высказывание Е.Винокурова совершенно точно определяет суть внутренней структуры любой поэтической вещи. Она всегда – цепь образов, мыслей, картин, увиденных по-своему, прошедших через «я» поэта. Выделяя поэтические микроструктуры, мы определяем прежде всего их центр, то есть те слова или фразы, которые привлекли наше внимание необычным восприятием увиденного поэтом, своеобразным «углом зрения».
Прочитав, например, начало стихотворения Б.Слуцкого:
Эта женщина молода. Просто она постарела. –
мы мгновенно проникаемся взволнованным состоянием поэта. Почему?
Утверждение «молода» резко контрастирует со следующим - «постарела» .
«Молода – постарела» - это и есть центр данной ПМС, он и привлёк наше внимание. И не только привлёк. Целый рой ещё неясных, но знакомых лиц, судеб промелькнул в сознании; щемящее чувство жалости – к женщине и, может быть, к себе – пробудилось в груди; мелькнула мысль о несправедливости природы, обрекающей человека на старение. Этот контраст, как мы видим, послужил толчком для цепной реакции образов, мыслей, чувств, и в этом, пожалуй, главная особенность поэтической микроструктуры. Если вы прочитали две-три строчки стихотворения и такая реакция не началась – значит, ничего поэтического в этих рифмованных или нерифмованных строчках нет.
Итак, поэтическая микроструктура – это часть стихотворного текста, «поэтический минимум», представляющий собой отклонение от привычных, обыденных форм речевого общения и содержащий элемент неожиданного, необычного.
ПМС может возникнуть на любом из перечисленных выше структурных уровней поэтического текста.
Следует, очевидно, подробнее остановиться на том, в чём выражается необычность содержания ПМС. Она проявляется по-разному, и способы её конструирования не так-то легко перечислить.
Перелистаем, например, страницы одного из сборников «Дня поэзии», рассмотрим хотя бы начальные строки стихотворений ряда поэтов.
Стал лучше видеть далеко,
Стал хуже видеть то, что близко.
(М.Луконин.)
Я вчера с собой покончил,
А сегодня пожалел.
(А.Марков.)
Возьму окно и передвину
Поближе к своему лицу.
(Ю.Мориц.)
Кормит сытого голодный,
Стол накрыт во всю длину.
(Т.Сырищева.)
Содержание приведённых строк, если понимать его буквально, противоречит здравому смыслу, обычной логике; но в поэзии существуют иные логические связи. Поражая наше воображение, они приковывают к себе внимание. Для обозначения подобных ПМС можно было бы использовать термин а л о г и з м .
А вот другой ряд примеров:
А стрелки всё бегут, бегут…
(И.Озерова.)
Нежность кутёнком за пазухой спит…
(А.Поперечный.)
Мне жизнь моя доверила меня
(В.Сергеев)
Смешал сегодня краски листопад.
(В.Сидоров.)
Перед нами о л и ц е т в о р е н и я , они помогают создать очень яркие, запоминающиеся образы. В основе их также лежит необычная логика – поэтическая.
Ещё один пример нарушения привычных логических связей - м е т а ф о р ы:
Эпоха – слиток горестей и бед
В прожилках радостей и ожиданий.
(А.Софронов.)
Как чеканно, объёмно и образно выражена мысль! Стоит немного вникнуть в содержание этих строк – и целый рой ассоциаций, образов, чувств поднимется в нашем сознании.
Перелистаем дальше страницы сборника, продолжим наблюдения:
Лежит на соснах, провисая, небо,
Как перемокший невод на плетне.
(И.Снегова.)
Радость тоской разбавлена.
(Т.Сырищева.)
Небо провисло на соснах… Здесь не просто аллогизм; небо уподобилось ткани, шире – какой-то вещи. Ниже уподобление усиливается сравнением неба-вещи с неводом-вещью. Во втором примере радость, оказывается, может быть разбавлена тоской, то есть воспринимается опять-таки как нечто материальное. Такой способ восприятия я бы назвал о в е щ е с т в л е н и е м .
А вот ещё один вид ПМС. С именем Е.А.Боратынского у нас связано представление о чём-то возвышенном, о подлинной Поэзии. Естестенно, что совершенно неожиданной будет для нас первая строка из стихотворения А.Преловского:
Боратынский достраивал дом…
Такая намеренная «приниженность» сообщения также содержит элемент необычного. Это представление не покидает нас и тогда, когда мы читаем следующие строки, прозаические по своей сути, но записанные в стихотворной форме:
В кабинете полковника Константинова –
пограничного комиссара…
(В.Урин.)
У крыльца толкутся люди,
Бабы шепчут у окна…
(В.Фёдоров.)
Такие строки принято называть п р о з а и з м а м и, это название можно сохранить и за ПМС подобного содержания.
Возьмём, наконец, следующие строки:
У вербы веточки набухли,
как грудь у роженицы.
(Д.Терещенко.)
Над рекою туман вздымался,
Словно пряди седых волос.
(В.Урин.)
В основе этих ПМС лежат с р а в н е н и я , оригинальные и неожиданные, и потому вызывающие в нашем сознании ту цепь ассоциаций и образов, о которой мы говорили выше.
Продолжая анализ структуры лирического стихотворения, мы нередко сталкиваемся с ещё одним его уровнем - э м о ц и о н а л ь н ы м , он служит для усиления именно эмоционального воздействия:
А на улице снег, а на улице снег,
А на улице снег, снег…
(А.Тряпкин.)
В этом отрывке содержится только одно сообщение, здесь нет ни эпитетов, ни сравнений, ни каких-либо тропов, а есть только п о в т о р , то есть
стилистическая фигура. Она служит для передачи того унылого настроения, которое охватывает человека, вынужденного созерцать эту однообразную до умопомрачения картину.
Анализируя этот пример, мы видим, что наличие уровня тропов не обязательно, хотя это и обедняет поэтический текст. И ещё один вывод: функции ПМС могут выполнять и стилистические фигуры, так как они, во-первых, не характерны для прозаической речи, во-вторых, они тоже включают элемент необычного.
Всё это подтверждается многочисленными примерами:
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
(М.Цветаева.)
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.
(В.Шефнер.)
Синтаксический параллелизм, наблюдаемый в этих строчках, не только выполняет основную свою функцию – усиливает эмоциональное воздействие, но участвует также в конструировании стихотворного текста, то есть выполняет роль ПМС. Иначе говоря, синтаксический параллелизм может стать основой ПМС, но только иного, а именно эмоционального уровня.
В этом своём качестве могут выступить и другие стилистические фигуры:
анафора (единоначатие) –
У белых лилий вечная слеза,
У белых лилий светлая печаль.
(Е.Еремеев.)
удвоение –
Нежно-нежно, тонко-тонко
Что-то свистнуло в сосне.
(М.Цветаева.)
Жизнь моя, ты прошла, ты прошла...
(С.Кирсанов.)
риторический вопрос –
Где мы, когда человек одинок?
Где мы?
Где мы, когда он, уставясь во тьму,
Ищет совета?
Где мы, чтоб во время выйти к нему,
Ждущему где-то?
(Л.Озеров.)
инверсия –
Ехал я на лошади верхом
Мимо сёл,
полей весенних мимо…
(Ю.Мельников.)
антанакласис (повторение слова в различных
значениях) –
Какая царская осень нынче в Царском селе!
(Б.Окуджава.)
многосоюзие (полисиндетон) -
И ветер, и тополь, и вопли метели,
И вихри, летящие мимо окон…
(Ю.Мориц.)
и т.д.
Одни стилистические фигуры встречаются чаще, другие очень редко, но все они используются в поэзии.
Заметим, кстати, что не только тропы и стилистические фигуры – вообще всё, что «выпирает» из обыденной речи, что останавливает наше внимание и является для него неожиданным – всё это годится в качестве основы ПМС. Смысл творческих поисков мастеров стиха, по-видимому, в том и состоит, чтобы отыскать новые типы таких основ.
Существуют ли ещё какие-то уровни в структуре лирического стихотворения?
Да, существуют. Мы ничего не сказали о рифме. Вместе с аллитерациями и ассонансами, рифмы имеют, конечно, определённое значение и образуют уровень с о з - в у ч и й . О значении этого уровня написано очень много, и, я думаю, нет необходимости снова рассматривать этот вопрос в данной статье.
В звучащем стихе большое значение приобретает и н т о н а ц и о н н ы й уровень, но в формировании структуры лирического стихотворения он прямого участия не принимает, поэтому мы и на нём не будем здесь останавливаться подробно.
Попробуем рассмотреть какое-нибудь конкретное произведение, выделить в нём все ПМС, выяснить, что неожиданного или необычного в каждой такой поэтической «молекуле». Используем для анализа стихотворение М.Цветаевой, посвящённое Б.Пастернаку:
Рас – стояние: вёрсты, мили…
Нас рас – ставили, рас – садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
Рас – стояние: вёрсты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это – сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили – рассорили,
Расслоили …
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов –
Заговорщиков: вёрсты, дали…
Не расстроили – растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.
Который уж – ну который – март?!
Разбили нас – как колоду карт.
То, что это стихи, а не проза, ясно при самом беглом взгляде на текст: мы видим короткие строчки, объединённые в строфы, улавливаем ритм и созвучия, иначе говоря, перед нами уже знакомая система отклонений от норм прозаической формы, характерная для стихотворного произведения. Другое дело – слово «рас – стояние», написанное не просто с дефисом, а с чёрточкой.
По-видимому, в каждом стихотворении своя иерархия уровней. И, надо полагать, существуют ПМС первого порядка, второго, третьего…
Итак: Рас – стояние… Говорить мы так не говорим, писать – разве что в школе при изучении правил переноса слов. Это какое-то отклонение. Какое? Впрочем, всё станет ясно после того, как будет прочитано всё стихотворение. Мы поймём, что эти неестественные разрывы слов отражают неестественность состояния героев, трагичность судьбы двух родственных душ, по чьему-то произволу разъединённых, оказавшихся «по двум разным концам земли» из-за несовершенства общества, в котором человек не распоряжается своей судьбой, а вынужден всю жизнь выполнять предписания свыше. Первое слово – первая ПМС.
Далее следует: вёрсты, мили… Поставленные рядом, эти слова сначала вызывают недоумение, затем – мысль: если вёрсты – это у нас, а мили – это где-то за пределами России; чуть позже мы начинаем понимать, что речь идёт об очень больших расстояниях, настолько больших, что счёт сначала вёлся на вёрсты, затем на мили. Это ПМС, метафора, уровень тропов.
Нас рас – ставили, рас – садили. – Ещё две ПМС (лексический уровень).
Чтобы тихо себя вели. - Если бы речь шла о детях, то эта строка не была бы отклонением и не содержала бы ПМС. Но речь идёт о выдающихся поэтах, о людях, в полной мере изведавших жизнь. Это ПМС. Стилистический уровень (ирония).
По двум разным концам земли. – Метафора. ПМС.
Рас – стояние: вёрсты, дали…Появление слова «дали» в этом предложении непредсказуемо, потому что выше было: вёрсты, мили. Нарушена инерция, а это обостряет внимание. Так возникла ещё одна ПМС.
Нас расклеили, распаяли. – Две метафоры , две ПМС.
В две руки развели, распяв… Ещё две яркие метафоры и две ПМС.
И не знали, что это сплав // Вдохновений и сухожилий… «Сплав вдохновений», «сплав сухожилий» - метафоры; две ПМС.
Не рассорили – рассорили… Это – омографы, в языке они встречаются крайне редко, а потому всегда неожиданны. Ещё одна ПМС.
Расслоили… Стена да ров. – Здесь две ПМС: расслоили (так сказано о людях!); стена да ров – символ непреодолимого препятствия, разъединившего две родственные души: автора и того, к кому обращено стихотворение.
Расселили нас, как орлов- // Заговорщиков: вёрсты, дали. - Здесь также две ПМС: расселили как орлов; орлы – заговорщики (неожиданные сочетания слов, возможные только в поэтической речи; это метафоры).
Не расстроили – растеряли… Это сказано о людях; метафора, ПМС.
По трущобам земных широт // Рассовали нас, как сирот. – Трущобы земных широт; рассовали нас – две метафоры, две ПМС. Рассовали, как сирот – сравнение, ещё одна ПМС.
Который уж - ну который - март? Здесь имеется одна стилистическая фигура (повтор) и очень редкое сочетание слов «который – март?» Две ПМС.
Разбили нас – как колоду карт! В основе ПМС здесь лежит сравнение, и его вполне можно отнести к уровню тропов, так как метафора, один из тропов, есть в сущности тоже сравнение, только без указания на сравниваемый предмет.
Имеются в стихотворении и случаи анжанбемана (переноса). Анжанбеман – это неестественное членение речи, при котором возникает искусственно сконструированная пауза, имеющая не синтаксический, а художественный смысл. Такого рода отклонения также следует причислить к ПМС: пауза, возникающая в неожиданном месте, является эффективным средством выделения слов, несущих основную смысловую нагрузку.
В данном стихотворении анжанбеман использован трижды: «сплав // вдохновений», «орлов- // заговорщиков». «По трущобам земных широт // Рассовали нас…». Это ещё три ПМС.
Рассмотрим ещё одно стихотворение – знаменитое пушкинское «Я вас любил…»:
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я Вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Мысль поэта прозрачна, чувства сильны и прекрасны, речь естественна и проста. Почему же стихи так обворожительны, так волнуют? Ведь здесь всего одна метафора, нет сравнений, олицетворений, архаизмов и других распространённых приёмов поэтической речи.
Да, арсенал поэта невелик, почти незаметен, но использован виртуозно.
Я вас любил…- Почти каждый мужчина старше двадцати лет мог бы такое кому-то сказать, поэтому чтение этой фразы для каждого – начало потока личных воспоминаний, мыслей, чувств, то есть именно то, что превращает указанную фразу из обычной в поэтическую микроструктуру.
Любовь ещё, быть может, // В душе моей угасла не совсем. - Пушкин многократно использует здесь инверсию, а инверсия – это отклонение от норм грамматики, «неправильный» порядок слов, и, значит, подходящая основа для ПМС. Таких отклонений в указанных строчках три: быть может; в душе моей; угасла не совсем. Кроме того, между первой и второй строчкой имеется анжанбеман (перенос). Здесь мы находим ту единственную метафору, о которой было сказано выше: любовь угасла. Метафора полустёртая, во всяком случае, в наше время, но она составляет одну из ПМС. Таким образом, первые две строчки включают шесть ПМС.
Но пусть она вас больше не тревожит…- «Любовь тревожит» – олицетворение, хотя и несколько стёртое; далее – инверсия (слишком большой отрыв сказуемого от подлежащего; в норме они следуют друг за другом). Всего здесь, таким образом, две ПМС.
Я не хочу печалить вас ничем. - «печалить вас» – инверсия. В норме: не хочу вас печалить. ПМС.
Я вас любил безмолвно, безнадежно…- Три первых слова из этой строчки встречаются второй раз, хотя это не имеет коммуникативного значения; такое единоначатие есть отклонение, то есть ПМС; «любил безмолвно» – нетипичное, точнее, нелогичное проявление чувства, это ПМС; «…безмолвно, безнадежно». Нагнетание однородных членов, требующих однородной интонации, так же можно рассматривать как ПМС: для обиходной речи оно не характерно.
То робостью, то ревностью томим. – Томим робостью, томим нежностью – обороты речи, возможные только в поэзии; здесь два ПМС.
Я вас любил так искренно, так нежно… - «Я вас любил» – единоначатие, уже отмеченное выше; «…так искренно, так нежно» - слова, произносимые особым образом, с так называемыми эмфатическими акцентами, придающими фразе поэтическую выразительность и мелодичность (ПМС).
Как дай вам бог любимой быть другим. – пожелание женщине, которую любишь, быть любимой другим противоречит житейской логике, и, значит, здесь опять отклонение, ПМС. Правда, у поэзии своя логика, и с точки зрения той, поэтической, логики такое пожелание не только возможно, но даже приобретает эстетический ореол.
Отклонения от норм естественной речи в стихотворном произведении можно разделить на два типа – канонические и специфические.
Первый тип – это ставшие обычными и часто употребляемые по инерции, согласно традиции, размеры, рифмы, строфы и астрофические формы, некоторые способы художественной выразительности.
Второй тип – это всевозможные находки поэта на пути к воплощению замысла на любом из перечисленных уровней.
Если в произведении нет специфических отклонений – оно не затронет внимания читателя, останется в его представлении чем-то серым и беспомощным; когда они есть – произведение приобретает определённый интерес.
Что же мы наблюдаем в современной поэзии в целом? Вряд ли кто-то станет оспаривать, что состояние, в котором она пребывает, есть кризисное. Стихов печатается много, но их мало кто читает. И причина видится в том, что некоторые из упоминавшихся выше уровней стиха (тропов, стилистический) разрабатываются активно, другие же (ритмический, фонический, графический) остановились в своём развитии. Предпочтение отдаётся каноническим отклонениям. Но широкое применение устоявшегося набора поэтических микроструктур ведёт к их художественной девальвации.
Поэтому нужен поиск на всех уровнях. Как это делал в своё время В.Маяковский, который, как известно, всё стремился пересмотреть, перетряхнуть - размеры, строфику, строку, рифму, старые семантические и эстетические представления. Только творческий поиск, смелость, более полная реализация тех возможностей, которые заложены в каждом структурном уровне, помогут поэзии занять подобающее ей место в современной литературе.