…девушка немного смахивала на эльфа. Наивная детская улыбка, широко распахнутые красивые глаза с длинными, словно два веера, ресницами. Взгляд был всегда немного рассеянным – то ли со стороны так казалось.
Она была галантна и привлекательна, всегда была жизнерадостна и мила, даже с незнакомыми ей людьми.
Она часто смеялась, таким звонким и чистым смехом, говорила всегда быстро и отчётливо. Голос её был красивым и нежным, такой нельзя было не слушать.
Она и выглядела красиво. Светлые, коротко обстриженные волосы, торчащие во все стороны, длинная шея, тонкая изящная фигура. Тонкие пальцы часто стучали по клавишам фортепьяно, а музыка лилась просто восхитительная.
У неё было не так много друзей. Точнее, их было два. Я и её мать.
Больше всего времени Карен проводила у себя в комнате. Она могла часами сидеть перед инструментом, и только после этого приводила изумлённую мать в свою комнату. Приводила – и сразу играла ей свежую композицию.
Я помню, как восхищался ей, когда она играла. В такие минуты я чувствовал себя летящим где-то над океаном, даже, казалось, ощущал мелкие капли и брызги солёной воды на своём лице.
Но самое ужасное случилось тогда, когда ей было двадцать пять. Ещё молодая, хоть и талантливая, жаль, что так произошло.
Я помню, как она ворвалась ко мне в комнату. Вся заплаканная, без прежней женственности и элегантности – просто убитый горем человек. Она сидела долго, пропуская слёзы через опущенные ресницы – я и не успокаивал её, я просто дал ей выплакаться. Она едва смогла мне рассказать, заикаясь и захлёбываясь слезами…
Её мать умерла. Рак. Она знала о своём диагнозе, она просто хотела, чтобы её дочь творила…
Хотела, чтобы Карен жила…
Я помню, как эти слова оглушили меня. Но это было не самое худшее…
Я зашёл к ней на следующий день. Она сама позвала меня. Была вежлива и весела, словно ничего не случилось, но, хоть она и улыбалась, я видел в её больших глазах бессмертную тоску…
Я уже ушёл от неё, как вдруг что-то в груди закололо. Сам того не понимая, я уже взбежал по лестнице и ввалился в её квартиру. Приди я хоть на секунду раньше…
Она стояла у окна, вся такая лёгкая и невесомая. Обернулась через плечо, улыбнулась, и прыгнула вниз. Как птица, словно её руки были крыльями.
Я навсегда запомню её последнюю фразу.
«Не думай обо мне. Живи».
Я не стал выглядывать в окно. Я не хотел смотреть на изуродованное асфальтом тело. Пусть лучше в голове навсегда останется её светлое, ничем не омрачённое имя, Карен.