Еще теплое сентябрьское солнце пролилось в комнату и улеглось на полу ярким, желтым квадратом. Васька, дремавший в стороне, открыл глаза и снова зажмурился от нахлынувшего вдруг средь осенней непогоды тепла и яркого света. Полежав еще с минуту с закрытыми глазами и, видимо, немного подумав, лениво поднялся и, широко зевнув, перешел в этот квадрат: мир блаженства и ласковой неги.
Тепло Васька любил, поэтому, не теряя времени, растянулся на спинке во всю свою длину, подставив солнышку свое белое холеное брюшко и смешно вытянув вперед лапы. Затем глянул на меня ленивым глазом, пытаясь понять какое он произвел на меня впечатление и снова зажмурился. Время от времени он с наслаждением, мурча и сладко зевая, нежась и купаясь в солнечных лучах, переворачивался, подставляя теплу то один, то другой бок.
…Васька появился в доме неожиданно, будучи небольшим котенком. Он скитался около нашего дома уже несколько дней, ласкаясь к каждому, кто проявлял к нему хоть малейшее внимание. Его подкармливали, ребятишки играли с ним, но он по-прежнему оставался на улице. Наблюдая за котенком – отчаянным, веселым, я сдалась на уговоры дочери. И Васька из уличного попрошайки превратился в члена нашей семьи, скорее стал хозяином нашего дома.
Он не был породистым котом. Весь белый, с черными пятнышками над ушами, с пятном на спине, черным хвостом и лукавыми огромными глазами. Осваиваться ему не пришлось. Он сразу же повел себя так, как будто он уже давным-давно жил здесь. Васька ничего не знал о своем низком сословии. Не знал, что он обыкновенный безродный кот, выброшенный на улицу своим непутевым хозяином, а возможно и хозяйкой. Но своя родословная ничуть не интересовала Ваську.
И мы решили сделать из него благородного, чисто домашнего кота, навсегда отучить его от прежней бомжацкой жизни. Пошли в ход шампуни, противоблошиные ошейники, усиленное питание «Вискасом». И наш Васька скоро превратился в красивого, ухоженного кота.
Но скучая по беспечной, уличной жизни, он время от времени рвался туда, жадно втягивая носом у открытой форточки таинственные, манящие запахи. И, наконец, сжалившись, мы выпустили его на прогулку, благо день был теплым и солнечным. Когда через пару часов его с трудом выловили у подвальной двери, то кота трудно было узнать. Только по темному пятну на спине и пятнам около ушей, да запыленному, с налипшей на нем паутиной, хвосту можно было признать нашего Ваську. Белоснежная шерстка его стала грязно-серой. Но глаза его горели живым, задорным огнем. Это были глаза нашего Васьки. Он порывался еще бежать куда-то по своим кошачьим делам, но его попытки были жестко пресечены. С тех пор ему было лишь позволено наслаждаться свежим воздухом на балконе, притом под неусыпным нашим контролем, дабы он не сиганул на улицу, теперь уже с высоты четвертого зтажа.
Васька долго принюхивался, мяукал и вздрагивал при виде порхающих воробьев и голубей. Охотничий инстинкт звал его на улицу, и он, заглядывая нам в глаза, жалостливо мяукал и терся головой. А если кто-то собирался уходить из дома, он быстро занимал место у двери и ждал. Ждал когда откроется долгожданная дверь и можно выскочить на лестницу, и опрометью кинуться вниз. Туда, где столько интересного, шуршащего, шевелящегося. Где столько света, столько запахов, где можно запросто, с места в карьер залезть на дерево. И, конечно, встретиться с такими же пушистыми и мяукающими собратьями, и еще со странным, но большим, громко лающим зверем. Столько заманчивого, нового, порой совсем непонятного молодому коту на этой притягательной, но недосягаемой теперь улице.
При попытках удрать из дома Ваську быстро вылавливали в подъезде, где он зазевавшись, обнюхивал ступени или так странно пахнущие двери или уже на улице, весело и беспечно выглядывавшего из травы.
…Солнечный квадрат сместился с пола и спящего в нем Васьки на шкаф. Потеряв источник тепла и блаженства, кот открыл глаза, покрутил головой по сторонам. Затем внимательно посмотрел на солнечное пятно на шкафу, и подумав о чем-то, прыгнул ко мне на колени, изучающее заглянул мне в глаза, как бы спрашивая разрешения. И, приняв мое молчание за согласие, благодарно мяукнул, улегся и, почувствовав себя вполне уютно, закрыл глаза.