Одиннадцатый год своей жизни Зденек Новотны встретил тревожно.
Собственно говоря, уже шесть лет подряд день рождения не приносил ему никакой радости, ибо приходилось просыпаться утром этого дня - как и всегда- с чувством непреходящего страха. Страха всепоглощающего, тягучего и очень тоскливого. Почти без надежды, что когда-нибудь он пройдет. Кончится. Исчезнет. И все будет так, как было очень давно. В прошлой жизни…
Если знатоку-чужеземцу предложат назвать самую живописную и пленительную область Чехии, он, вероятно, укажет на Моравию. Благодаря счастливому расположению эта область отмечена самым приятным разнообразием. Ее озера, леса и горы поспорят красотою с любыми, какие встретит путешественник в Европе; но Есеницкие горы, помимо романтических пейзажей, -а иногда и тут же, среди них,- радуют глаз еще и полосами плодородной земли, не уступающей богатствами даже веселой старой Чехии. И немало этому краю довелось увидеть замечательных подвигов и событий - таких, что вошли в историю. В этих долинах не раз бывал Карл Людвик, который поразил Наполеоновские войска у Аспена и приезжал в этот удивительный уголок поохотиться и отдохнуть.
Еще совсем маленьким Зденко забрался на гору Прадед, самую высокую в Моравии. Из родного городка Карлова Студанка - рукой подать. И на велосипеде гонял вдоль водопадов Билой Опавы. А зимой на Овчарне катался на лыжах…
В то раннее утро, когда Зденек так внезапно и, может быть, неожиданно для самого себя вспомнил о своем дне рождения, был разгар весны. Деревья уже стояли зелеными, но в запахе воздуха, листьев и травы уже слегка чувствовался, точно издали, нежный, меланхолический и в то же время очаровательный запах приближающегося лета. С удивлением глядел мальчик на деревья, такие чистые, невинные и тихие, как будто бы Бог, незаметно для людей, рассадил их ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на спокойную голубую воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через Билу Опаву, оглядываются на высокое, точно вымытое небо, которое только что проснулось и в заре, спросонок, улыбается розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
Сердце мальчика тревожилось и трепетало: и от красоты этого блаженного утра, и от неясности существования, и от сладостного воздуха, освежавшего его после ночи. Но еще более взволновало его то, что он увидел, едва выскочив из дома на улицу.
Мимо их дома уходили отступавшие на запад немцы. На мощных грузовиках, в идеальном порядке, все как на подбор, со сверкающим оружием и гордым видом.
«Вот и все. И что же теперь будет? Хорошо им (кому это «им», Зденек и сам не понимал как следует), хорошо им говорить об ужасных немцах, сидя за чаем с хлебом и колбасой в присутствии бархатного голоса радиодиктора из Праги. А сделал ли кто-нибудь из них какой-нибудь действительный шаг к его освобождению от униженного страха? Ну-ка? А то есть еще и такие, что придет к его отцу, наговорит турусы на колесах, распишет всякие ужасы, и сейчас же сам чуть не расплачется и начнет утешать, надеясь на что-то…»
Последняя немецкая машина скрылась за поворотом.
Мальчик повернул голову. Обычная обстановка маленького провинциального городка: невысокие старые дома с чахлыми кустиками у входа, старый-престарый храм красного кирпича и магазинчик с облупившейся вывеской «Торговля Млынаржа».
Зденек находился в том одновременно расслабленном и приподнятом настроении, которое так знакомо каждому человеку, которому случалось переживать большие перемены в жизни. Он как будто вышел из пределов обыденной мальчишеской жизни, и эта жизнь стала ему далекой и безразличной, но в то же время его мысли и чувства приобрели какую-то волнующую неясность и новую тревогу, и в этом ощущении была томительная прелесть.
Он стоял около своего дома, прислонившись к стене, и точно ощущал, видел и слышал, как около него спят десятки людей, спят последним крепким утренним сном, с открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и в голове его пронеслась давнишняя, такая детская еще мысль о том, как страшны спящие люди,- гораздо страшнее, чем мертвецы.
Зденек пошел по улице, вглядываясь во все, что встречали его глаза, с новым для себя, метким любопытством, и каждая черта рисовалась ему до такой степени рельефной, что ему казалось, будто он ощупывает ее пальцами…
И увидел, как на дороге появились русские солдаты в обмотках и потрепанных телогрейках. Они понуро шли гурьбой, неся винтовки на плече, как лопаты.
Мальчик почувствовал на плече тяжелую руку отца. Зденек выпрямил спину и выгнул ее назад. Заглянув в глаза отцу, он спросил:»Папа! Это- победители? А те, немцы, разбитые?» И отец ответил туманно:»Да, сынок, победители. Посмотри на них внимательно. Их не остановить.»
Зденек удивился. Удивился навсегда. И на всю свою будущую жизнь задумался над увиденным. Задумался и удивился, когда спустя годы, те же самые русские, глядя на самих себя, все мечтают о каких-то немцах…
Он не будет считать свое детство убитым войной, а свое поколение «потерянным».Скорее, «ненайденным».И будет искать свое Время. И сам его создавать. Из памяти. Из реалий. Из надежд.