Ванька Пахомов был весёлым и добрым парнем, крепко сложенным, с грубыми, не боявшимися работы руками, смекалистым и не особо симпатичным. Девчата, однако, его любили, как любят мужскую силу и упорство, а красота на селе и ни к чему. Было в то время Ваньке двадцать шесть лет от роду...
На дворе стояло прекрасное русское лето. В небе звенел жаворонок, пахло травою и землёй, сочно и пьяняще. Ванька возился на крыше сарая – перестилал кровлю. В тот день он работал с особой какой-то воодушевлённостью, отчего – и сам не понимал.
- Здравствуй, Вань! Всё трудишься? – окликнула Ваньку соседка Галя. Она давно уже имела на него свои всем понятные виды, но Ванька что-то не отвечал ей тем же.
- Привет тебе, Галка! Тружусь, сама видишь. Всё туда-сюда бродишь?! А то подымайся вот, да, глядишь, и дело будет!
- Нет уж, спасибо Вам, пребольшое, нам как-то и внизу не дурно. А ты мне лучше скажи: не забыл ли, что сегодня суббота? Вечер в клубе в семь часов, дамы приглашают кавалеров!
- Так то ж кавалеров! Нам бы вот сарай починить да пивка попить опосля. Где уж тут плясы вытанцовывать!
- Ты сарайные дела бы отложил – не сбегут!
- Нет, извини, Галина, да работа не ждёт. Скоро дожди пойдут, а крыша дыр полна.
- Эх, Иван! Что ж мне с тобой делать-то, горемычной?! И совсем ты меня не привечаешь, а ведь душа-то вся исстрадалася... Спускайся к вечеру с небес, Вань! Буду ждать тебя у клуба, слышишь?
- Слышу, слышу. Ты хоть не шуми на всю деревню. Приду, как закончу, – пообещал Ванька, усмехнулся и продолжил ремонт.
А девчушка взглянула ещё разок на крышу сарая и пошла. «И пошто я его люблю? А ведь сил нет, как люблю!»
...Вечерело. За полями занималась заря, и над деревней плыла лёгкая тёплая дымка.
Ванька слез с сарая, прошёл в дом, убрал на место инструменты. Снял рубаху и вышел во двор. «До чего ж хорошо-то, господи!» Он подошёл к колодцу, набрал ведро воды и разом опрокинул на себя.
- Эх! Мать честна. Бр-р-р-р!
Он зачерпнул ещё ведро, достал его и понёс в дом. Вымылся с мылом, растёрся и закурил. «Вот закончу крышу латать, надо будет ворота поправить да стены утеплить, а то зимой совсем помёрзнут поросята, - думал Иван. – Матушка обрадуется, а то всё переживала за них. А Галка, конечно, девка хорошая, но не до этого мне сейчас. Итак, как батьки не стало, дел – вдвойне, а у неё всё одно: плясы да речка. Затаскала совсем, а обидеть жалко».
Докурил Ванька. Вышла мать, сказала:
- Ты бы супчику поел, сынок, горячего! Целый день всё на сарае, не евши. Да картошки возьми с салом – я только наготовила.
- Спасибо, мама, поем. Спасибо, - ответил Ванька, глядя в окошко. Что-то тревожило его, а что – он не понимал.
Мать ушла к себе. Ванька поел немного, оделся и пошёл во двор. Сел на скамейку и вновь закурил. «И куда делось настроение, что утром было? Тоска навалилась и всё. Что за дела?! Пойду-ка в клуб, развеюсь, да и Галка ждёт уже».
Ванька вышел на дорогу и, не спеша, пошёл на горку, к клубу. Со всех сторон туда собиралась молодёжь. По пути он несколько раз поздоровался с ребятами, но говорить ни с кем не хотелось. Он шёл и вспоминал детство.
… Вот его, совсем ещё маленького, крепко, но нежно обхватив руками, отец подбрасывает к потолку и смеётся. Ванька тоже смеётся. А мать стоит у дверей и наблюдает; в её глазах и любовь, и настороженность, и удовольствие, и какая-то загадочность...
… А вот отец катает его на тракторе. Ваньке кажется, что он сидит высоко-высоко, и перед ним лежит весь мир...
… Мама читает ему сказку перед сном. Ванька слушает, но почти ничего не слышит – он полон только любви к матери, его воображение рисует яркие, но смазанные картины; он силится увидеть их чётко, но так и засыпает. Мама целует его в лоб и тихонько уходит...
И ещё многое всплыло из памяти.
Ванька поднялся на горку, подошёл к входу в клуб. Поискал в толпе Галку, но не нашёл. И тут он услышал какой-то странный ропот. Он оглянулся по сторонам и вдруг заметил, что на другом краю села горит чей-то дом. Огонь занимал почти весь второй этаж, языки пламени то и дело вырывались из окон. Ванька опрометью помчался под гору; за ним ещё несколько человек. Он добежал до горящего дома и остановился. Около дома бегала старушка и кричала, звала о помощи. Ванька разобрал только, что в доме где-то есть ещё ребёнок. Ванька в свете пожара нашёл глазами крыльцо и, ни секунды не раздумывая, бросился в дом.
Как он отыскал забившегося под кровать малыша – одному богу известно!.. Ванька крепко схватил его и устремился к выходу. Но дом был уже практически полностью объят огнём, и Ваня дверей не увидел. Он прикрыл лицо малыша рукавом своей рубашки и, уворачиваясь от падающих досок, пошёл к окошку. Было нестерпимо жарко: дышать почти нечем, лёгкие с каждым вдохом мучительно обжигались, кожа, казалось, вот-вот лопнет, – но Ванька из последних каких-то сил дошёл до спасительного окна, увидел на улице человеческий силуэт и бросил туда ребёнка. Малыша подхватили чьи-то руки...
Дом рушился в доли секунд. Ванька перевалился через подоконник, упал на землю, но силы ни встать, ни отползти не осталось. Он перевернулся лицом к небу. «Какое оно всё же дивное: далёкое и неразгаданное!»
От неба отделилось что-то очень яркое и стало стремительно падать. Ванька различил в этом всполохе всю свою жизнь и понял, что она кончилась...
Через мгновенье его накрыла огромная горящая балка.
1994 г.