Ей под пятьдесят. Лицо типа поморского: скуластенькая, глаза большие, синие, носик маленький. Видать славненькой была в юности. И сейчас, говорит, муж ревнует:
– «Он у меня молодой, на пять лет меня моложе. Детей у нас четверо – две девочки, два мальчика».
Гитару берёт, струны перебирает, цыганские мотивы мурлычет. И всё рассказывает:
– «Отец у меня рыбаком был. Ремёсла у нас всякие в семье любили. Дед, помню, что-то очень большое вязал на гигантских спицах. Говорил, успокаивает. Я и сама шитьё знаю – ниток в войну не было, так мы сети с сетрой распускали и кружева суровые выделывали и ришелье вышивали».
Отложила гитару. Погрустнела. Как будто ушла из нашей каюты, уведённая воспоминаниями. Но тут же очнулась. Продолжает:
– «Жизнь была неспокойная, кочевая. Родилась в Средней Азии, а потом в Приморье жили, откуда и бабка с дедом мои. На Сахалине жили. А двойняшки мои на Камчатке родились. Дочурка смугленькая такая – мужа-то я в Азии нашла, – а мальчик розовенький с голубыми прожилками, весь в меня, нравилось мне их в попки целовать. Уж я своим хозяйством лишь там обзавелась».
Достаёт из своей сумки леденцы и, перебивая самою себя, предлагает бренчащую жестяную коробочку с золотым петушком на крышке мне и моей попутчице. Леденцы прозрачные, жёлтые, зелёные. Мы берём по одному. Она, ободряя, высыпает нам на ладони целые россыпи. И возвращается к своему рассказу:
– «Муж мой плавал, за селёдкой тихоокеанской ходил на СРТ – так у нас среднерыболовные траулеры зовут, – аж до самой Канады. Деньги большие привозил, но и лиху там хватили. Зелени нет в магазинах, а если завозят – дороговизна страшная. Вот тут торговала одна из Краснодара репчатым луком, двадцать пять мешков привезла – я пока очередь стояла, сосчитала. До Хабаровска, говорит, багажом на поезде отправила, а потом до Петропавловска самолётом. Так кучу баксов за кило брала. Да и грузины, и цыгане к нам наезжают с материка».
Посасывает леденец. Предлагает нам ещё, хотя у нас за обе щеки набито. От неё веет теплом и простотой.
– «На Камчатке мы квартиру получили, обзавелись мебелью, коврами, посудой красивой. Только вот землетрясения бывают. Последний раз так насмерть испугались, а муж мой даже плакал. Телевизор, слава богу, что на ножках, доскакал до середины комнаты из угла. А сервиз кофейный фарфоровый и хрусталь для коньяку так и кокнулись. Правда, застрахованы были. Землетрясение в семь баллов случилось, а дом наш на девятибальное рассчитан».
Встала. Пошла кипятку в камбузе спросить. Чаю решила сготовить. Уютно было с ней. Чувствовалось, что она привыкла устраивать дом везде.