Живи глава - 11

Валерий Тверитнев
    Тед и Сабрина, сидя друг напротив друга в полумраке и безопасности салона своего замечательного автомобиля,  тем не менее чувствовали себя  немного виноватыми.
Они выпили. И вот теперь не знали, что же им, собственно, делать дальше!
Всё, что случилось, произошло практически спонтанно, потому получилось как-то нехорошо.
Правда, и сидеть в Кадиллаке дальше, вот так, как сейчас, почти что безвылазно - было, по меньшей мере, глупо, они это отчётливо сейчас понимали.
Но что предпринять?! Похоже, наступала полная безысходность. А если там, наверху, и правда случился крах, то это точно был конец всему.
– Может, зря мы всё-таки ушли оттуда? - подала голос Сабрина.
Её вопрос повис в тишине, они не включили даже музыку, ещё вчера Тед сказал девушке, что нужно экономить заряд аккумулятора, а то они останутся без света!
Вот это было последнее дело, и такое развитие событий их обоих совершенно не устраивало!
Хотя он и заметил тогда ещё, возможно, что бы её успокоить, что вообще-то аккумулятор можно будет добыть в соседних авто… но такой расклад, всё же представлял некоторую сложность! В чисто техническом плане, в первую очередь.
Мало того, что нужно отыскать машину с подходящим аккумулятором, так ещё необходимо и инструменты найти!
Инструментов у Теда никаких не было, он же находился чуть не в центре Европы, там, где сервис до сего дня являлся достаточно развитым! Здесь никто и не думал возить с собой какие-то там инструменты! Зачем!? Ведь автосервис есть и телефон у каждого!
Но вот теперь, правда, они хоть и оставались по-прежнему здесь, в Европе, но немного ниже её уровня! Телефон не работал, да и автосервис, скорее всего, тоже!
Положение вещей, таким образом, кардинально переменилось, и создавалось малоприятное впечатление, что помощи ждать, увы, неоткуда!
Так что энергию аккумулятора им поневоле приходилось экономить.
– Иди сюда! - позвал Тед, и похлопал по диванной подушке рядом с собой.
Девушка перебралась к нему на диван, поджала под себя ноги и оперлась обеими руками о его мускулистое плечо, прижавшись к нему грудью.
Он нежно тронул её за подбородок, чуть приподнимая её лицо и заглядывая в глаза – те были печальны.
– Ну что ты так загоняешься по этому поводу? - спросил он слегка виновато. – Нам тут ещё долго сидеть. Спасать нас что-то не торопятся, но предосторожность не помешает!
Говоря о предосторожности, он имел ввиду, конечно, то обстоятельство, что они покинули место завала.
– Но ведь они там! А вдруг они умрут?! Что тогда?
– Тогда и нам с тобой, видимо, крышка! - невесело заключил Тед. – Давай не будем об этом, а станем надеяться на лучшее.
– Да? А вдруг там на них этот Connard* набросится? – И, хотя она употребила непонятное для Теда жаргонное словечко, он всё же прекрасно понял, о ком идёт речь.
– Ты знаешь, я бы на его месте этого не делал, этот «музыкант» совсем не так прост, и, конечно, не так безобиден, как выглядит. - произнёс он это задумчиво, припоминая все странности в поведении Жуля.
Для него уже не оставалось сомнений, что тот вовсе не простой обыватель. Видно, до того, как стать саксофонистом, ему пришлось побывать ещё кем-то!


* Connard  фр. жарг.  мерзавец, идиот.

– Наверно, ты прав, мне тоже кажется, что этот месье Жуль вполне сможет дать отпор, но ведь Чёрный об этом не знает, он же тупой, ты разве не видел?! - внутри у девушки поднималась волна возмущения, или страха? – А вдруг он нападёт внезапно!
– Успокойся, малышка, на вот, лучше выпей ещё! - Тед протянул ей стакан  с виски. – Ну, подумай, что мы можем с тобой поделать? Давай подождём, за два-три часа уже что-то изменится, по крайней мере, мы получим хоть какой-то ответ!
Сабрина поёжилась, она прекрасно понимала, какой ответ имеется в виду, и почему он избегает говорить об этом прямо.
Они выпили ещё. Виски приятно обжигало, согревая их, вселяя в сердца некоторый оптимизм и надежду. Где ж ещё, как не в этом благородном напитке, найти и то, и другое, да ещё в такой сложной ситуации, в какой они тут все оказались?!
– Давай музыку, что ли, включим потихоньку?! - предложил Тед.
– Да, а как же экономия, аккумулятор не сдохнет? - улыбнулась девушка.
– Ну, во-первых, мы очень тихо, а во-вторых, что же нам, заживо себя похоронить?! - Негромко засмеялся он.
Он нажал клавишу, и салон заполнили звуки некогда очень известной композиции Стинга «Shape of my heart». Потом повернулся к ней и положил руки ей на плечи. Такие моменты располагают к близости.
Сабрина закрыла глаза. Раньше всё было не так, раньше, с другими мужчинами и при других обстоятельствах, она чувствовала только физическую близость! С этим Amerloque*, поначалу, обстояло абсолютно точно так же!
Нужно было оказаться замурованными здесь, под землёй, чтобы всё изменилось! Ну надо же! Девушка улыбнулась такой странности.
Она почувствовала его губы, влажно касающиеся её тела возле мочки ушка, его руки, мягко скользнувшие под водолазку.
И тут вдруг мелодия, заполнявшая их маленький уютный мирок, оборвалась, а руки Теда вмиг одеревенели. Она открыла глаза, в автомобиле было темно, свет вырубился.

   Машенька сидела на куртке, оставленной Тедом, и глядела, как месье Жуль снова стал карабкаться на завал.
Она не очень-то разбиралась в том, что происходит вокруг. Для неё самым главным было то, что она почему-то всё так же, уже столько времени, находится здесь, на стоянке, и никак не может отсюда выйти! И мама куда-то пропала, и никак к ней не возвращалась!
Вначале девочке было очень-очень плохо, а в течение некоторых моментов, пережитых ею за последнее время, она чуть не умерла от страха. И вокруг находились незнакомые ей люди!
Хотя нет, остальных она видела лишь несколько раз, а всё время с ней был только месье Жуль. Она и его сперва боялась, но теперь стала ему уже немножко доверять.
Он всё время был к ней так добр, даже на саксофоне он для неё сыграл и дал ей новых замечательных друзей! А ещё он говорит, что она вскоре увидит маму.
Может, мама наверху?! Может, она выбралась со стоянки, и ждёт её снаружи? Маша смотрела, как Жульен разглядывает камни, примериваясь, с чего бы ему начать.
Она даже не стала играть с котиком и крыской, чтоб не отвлекаться от этого занятия.
– Месье Жуль, а они насовсем ушли? Они не помогут Вам? - спросила она.
– Думаю, они ещё вернутся. - ответил он ей, обернувшись и ободряюще улыбаясь. – Ну ты как, малышка, больше не боишься?
– Совсем немножко! - совершенно честно ответила девочка.
И правда, с тех пор, как они обошли всё освещённое пространство и заглянули во все щели и проходы, она почувствовала себя немного уверенней, стала меньше бояться, и её почти оставило тревожное ощущение, что кто-то следит за ней.

* Amerloque  фр. жарг.  Американец.

– Если хочешь, я стану с тобой разговаривать, пока буду работать. - Жульен кивнул на мусор, который ему предстояло разгребать. – Могу даже и по-русски чуть-чуть.
Последнюю фразу он сказал на родном для девочки языке, но с довольно сильным акцентом, так что Маша с трудом его поняла, а когда поняла, даже заулыбалась, таким ей показалось забавным звучание знакомых слов в его произношении.
– Да, да, станем разговаривать! - воскликнула она. – Ещё жалко тут вашего саксофона нет, месье Жуль, может Вы бы опять для меня сыграли!
– Конечно, я ещё сыграю и для тебя, и для твоих друзей, малышка. Как ты думаешь, они так же хотели бы меня послушать?
Девочка схватила куклы и немедленно натянула их на ладошки.
Те снова ожили и весело заверещали в её исполнении о том, что и они хотят услышать, как он, Жульен, играет!
Он же, тем временем, начал стаскивать с самого верха обломки бетона и камни, те, что поменьше. Те, что он был в состоянии спустить вниз и один, без опасения не удержать их и при этом покалечиться сам или, не дай бог, задеть сидевшую внизу Мари! Для этого ему нужно было быть предельно осторожным!
– Ничего вот скоро вернёмся к нам в автомобиль, тогда я и сыграю. А пока, может ты мне расскажешь что-нибудь о себе? - спросил он её. – Я же о тебе ничего не знаю, кроме того, что ты ruskof*.
Он применил этот давным-давно устоявшийся в Париже термин, обозначавший эмигрантов из России.

    Окончательно теряя контроль над собой, Мышонок, до этого стоявший позади Кадиллака, пытаясь рассмотреть, что же там внутри происходит, сделал шаг из-за колонны.
До неосторожно оставленной приоткрытой дверцы оставался только один, последний рывок, лишь пара шагов. Ему казалось, что там, в Кадиллаке, исполнятся все желания, терзавшие его тело и сознание в последние несколько часов. С тех пор, как он увидел ту блондинку!
Чёрной тенью он неуклюже, но довольно быстро, вывалился из-за колонны и оказался в пространстве, слабо освещённом светом неярко сиявших автомобильных окон, рука крепко стиснула рукоять биты.
И тут что-то словно толкнуло его в спину, он едва не упал, запнувшись.
Ему показалось, что кто-то смотрит ему в затылок, взгляд этот был прямо-таки осязаем!
Чернокожий остановился, как вкопанный, в полушаге от манившей его двери, ровный бледный свет узкой полоской падал оттуда на грязный бетонный пол стоянки, и тихая мелодия лилась вслед за ним.
Ощущение чужого, враждебного присутствия где-то сзади родило у него желание обернуться и поглядеть туда, откуда он только что пришёл – в темноту.
Он, было, собрался уже так и сделать, но внезапно тихая мелодия оборвалась, можно было бы решить, что её просто выключили, но пропал и слабый свет, лившийся из окон автомобиля, мрачная тьма и тишина накрыли всё вокруг.
Мышонок содрогнулся всем телом, слишком много странных совпадений произошло единовременно. Очень медленно, как ему показалось, он повернулся назад и посмотрел в чёрное пространство.
Его немедленно бросило в жар, там будто бы светились два красных уголька.
У мышонка померкло в глазах, он крепко зажмурился, а потом, моргая, раскрыл их снова.
И тут он увидел, и услышал!

    С ярко бирюзового безоблачного неба сверкало жаркое, полуденное светило. Откуда-то издали доносился негромкий шум падающей воды. Вокруг раскинулось что-то наподобие тропического парка или сада, во всяком случае, различные пальмы во множестве присутствовали.
Окружающее пространство было усыпано яркими цветами и красками, меж ветвей порхали многочисленные птицы, странного и необычного вида, точнее самых разных видов.
Посреди всего этого буйного великолепия возвышалась площадка, выложенная полированным вулканическим базальтом, а посреди неё, под небольшим пёстрым зонтом, стояло высокое резное кресло чёрного дерева, пёстро изукрашенное кое-где кованым золотом, а кое-где разноцветными перьями птиц.
В кресле восседал нестарый ещё, чернокожий величественный мужчина. Он был то ли изысканно и странно одет в экзотический наряд, то ли наоборот изысканно раздет!
На нём красовался похожий на некую набедренную повязку фартучек, пошитый из белой парчи, богато расшитой золотой и серебряной нитью по краю. Прямо из середины его скалилась свирепо ощеренная пасть льва, сверкавшая двумя красными рубинами, заменявшими зверю глаза.
Фартучек туго обтягивал чёрные мускулистые бёдра мужчины. А через золотой пояс этого «одеяния», перевалилась жировая складка, явно наметившегося уже брюшка.
Всё же он был уже и немолод.
Его мускулистый некогда торс, покрытый замысловатыми татуировками и многочисленными шрамами, украшали несколько тяжёлых ожерелий, усеянных разноцветными камнями, блестящими перьями и острыми клыками убитых им хищников.
На голове у мужчины возвышалось что-то вроде короны или тиары, преимущественно также из золота и перьев, из которых, казалось, выглядывал на свет, выставив вперёд чёрные клешни, огромный мрачный скорпион, так же сверкавший красными бусинками глаз. Считалось, что это личный хранитель души вождя, и после его смерти та снова переселится в скорпиона.
Под рукой у него находился огромный угольно чёрный меч, изготовленный из цельного куска железного дерева. Другая его рука покоилась на рукояти короткой палицы, конец которой был утыкан прозрачными гранёными лезвиями, изготовленными из вулканического обсидиана.
Неподалёку у соседнего, усеянного яркими красными цветками куста, на коленях, в позе почтения, сидели четверо также почти обнажённых чёрных воинов. У них имелись только набедренные повязки в виде поясов из шкуры гепарда и повязки с перьями вокруг предплечий, ну и татуировки. Головы их были непокрыты, но причёски были выполнены так, что напоминали панцирные шлемы. Да и по жёсткости мало в чём  им уступали!
В руках воины держали копья с большими, но изящными обсидиановыми наконечниками, палицы и деревянные в форме лаврового листа щиты, раскрашенные «костяным узором». То были телохранители вождя.
Сам вождь сидел в мрачном раздумье. Вчера ночью случился неприятный инцидент с одной из его многочисленных жён, и вскоре должны были дать о себе знать печальные последствия!
Впрочем, это когда-нибудь неизбежно должно было произойти.
Почётная должность вождя племени имела и свои весьма негативные стороны, только выдающийся человек, каковым тот, несомненно, являлся, мог так долго избегать наступления этих самых последствий.
Но всему неизбежно приходит конец, и нельзя вечно избегать неотвратимого.
Вдруг, от ближайшего куста, возникнув из-за ствола низенькой толстой пальмы, появилась зловещая фигура главного жреца.
Вождь узнал его по ритуальной маске, закрывавшей его лицо и всю верхнюю половину тела почти до пояса.
Из-под фартука, похожего на тот, что был на вожде, только других цветов и с иным рисунком, знаменовавшим ритуальную магию, торчали голые, чёрные ноги, оплетённые в щиколотках ремешками сандалий.
Воины, встрепенувшиеся было, едва завидев движение, снова застыли в статичной неподвижности, когда поняли, что визитёр - главный племенной жрец.
Фигура жреца, подобострастно семеня и почтительно пригибаясь, быстро приблизилась к вождю и склонилась перед ним, затем вдруг взмахнула руками.
В них мелькнуло чёрное шёлковое полотнище, усыпанное, казалось, бесформенными красными кляксами орнамента, словно пятнами свежей крови.
Полотнище легло на колени вождя, скрыв, будто погребальным саваном, его белоснежный фартук – один из символов верховной власти.
Лицо сидевшего на троне вождя судорожно исказилось и стало из чёрного почти серым.
Жрец, было, попытался метнуться в сторону, чтобы улизнуть.
Вождь, с хрипом или стоном, выбросил вверх руку с короткой тяжёлой палицей.
Лучи полуденного солнца, преломившись на гранях обсидиановых зубцов, торчавших из её ударного конца, отразились в его горевших бешенством и ненавистью глазах.
Палица, с хрустом ломая тонкую деревянную маску, резко опустилась на голову жреца.
Тот рухнул, как подкошенный, издавая нечленораздельные воющие звуки и бульканье.
Кровь пульсирующими струйками била в стороны из его пробитого в нескольких местах черепа.
Вождь корчился в своём кресле в жестоких конвульсиях, горлом издавая дикий рёв, можно было подумать, что это ему нанесена смертельная рана.
Зрачки его метались, готовые закатиться, в руке он продолжал сжимать палицу, на зубцах которой алели капли свежей крови. Другая рука продолжала сжимать чёрную рукоять меча.
Агония и истерика продолжалась ещё некоторое время. Потом вождь затих и застыл, до некоторой степени справившись с собой, глаза его приобрели неподвижность, уставившись в одну точку.
Взгляд его упёрся в лежавшее перед ним, совершенно безжизненное теперь тело, за исключением того, что дрожь мелких конвульсий всё же иногда пробегала по нему.
Маска свалилась на землю, залитую начавшей впитываться уже кровью, и вождь увидел, что тело принадлежало вовсе не верховному жрецу, а одному из младших.
Потом он взглянул туда, где сидели его телохранители. Там было пусто.
Вождь остался совершенно один, один против всех, против мира обычаев и традиций.
Жить ему оставалось, скорее всего, совсем недолго, что, впрочем, зависело теперь всецело от него.
До его слуха долетал шум водопада, там находилась белая скала, последнее пристанище излюбленных богами вождей.
Если всё пойдёт согласно древним обычаям племени, и ему не удастся выйти победителем, он, вскоре, навсегда останется там, в «хижине мёртвых», в которой находились тела всех его предшественников!
Он поднял полный ужаса, ничего не видящий взгляд и устремил его в пространство, не замечая ни прелести дня, ни ярких красок вокруг.

    Взгляд вождя будто пронзил Мышонка! Видение было настолько реальным, что повергло чернокожего в шок! Он быстро посмотрел на конец биты, что держал в правой руке, но ничего не увидел в темноте. Тогда он на миг включил фонарь.
Ему показалось, что в его луче проступили явные пятна свежей крови.
Он чуть не заорал, раскрыв чёрный провал зияющей глотки, и со стуком выронил тут же потухший фонарь, и вслед за ним  злосчастную биту.
Он тут же бросился на колени, поворачиваясь и шаря по полу раскрытыми руками, отыскивая выроненные предметы.
Тут Мышонок услыхал, как скрипнула, приоткрываясь, дверца автомобиля, и в тоже время нашарил то, что так неосторожно обронил на пол, сгрёб всё в охапку и опрометью метнулся сначала за колонну, а потом в темноту, удаляясь от Кадиллака.
Побежал он прямиком в свою конуру, так как страшное видение произвело на него гнетущее впечатление, оно до смерти напугало его, он решил, что это дурной знак, знак смертельной опасности!