Е.К.
Мы жили тогда в маленьком деревянном доме на заснеженной Лагерной улице в сибирском городе Омске с моей подругой... Её звали Лена. Она знала удивительные языки, например шведский и оба варианта датского - норвежский и исландский ... Именно она изменила меня и превратила не просто в профессионала, окончившего факультет романо-германской филологии , а в подлинного филолога на всю оставшуюся жизнь...Она никогда не говорила обычные вещи , и все её удивительные наблюдения над жизнью, и парадоксальные выводы, сформулированные ею, потрясли меня ,воспитанницу молодой француженки, закинутой волею жутких обстоятельств в Россию послевоенную, куда та попала прямо из...Парижа... Я превратилась из наблюдательницы романтического толка в человека, остро чувствующего любую поэзию и постоянно пополняющего свои знания из разных источников... Мы жили в угаре Поэзии, в воздухе Поэзии, в поклонении Поэзии...
И все эти, наконец-то, кое-где появившиеся томики стихов Мандельштама, Цветаевой, Пастернака, Кульчицкого, Багрицкого, Светлова, Асеева, Павла Когана сводили нас с ума. Мы не спали по ночам, цитируя строки, перебивая друг друга, засиживаясь в библиотеках, роясь в пыли букинистических магазинов и просто в домашних библиотеках удивительных пожилых людей, которых тогда в Омске было много... Они остались от того таинственного и страшного времени, когда название Омск расшифровывали как Отдаленное Место Ссылки Колонистов, т.е. тех, кто уже отсидел по политической статье и остался на поселении... Многие из них ещё помнили Сергея Эфрона и Марину Цветаеву , Нину Берберову и Вл. Ходасевича ... А мы слышали эти имена только мельком и стали вслушиваться наконец в их стихи, столь не похожие на творения Суркова и Твардовского, Прокофьева и Асадова...
И только позже подруга моя стала деревянно законченной и точно знающей, как надо, а все вдруг заговорили о Твардовском как о «борце» и чуть ли не диссиденте. Правда, надо сказать, что и те, кто помнил Эфрона и Цветаеву, тоже о них плохо отзывались ...Но поэзия Марины Ивановны была столь не похожей на все, что они хорошо знали, те люди, которые родились в начале 20-ого века и которым многое велели запомнить, а также точно давали понять, что нужно читать и любить, а что и нет...Они слушались (многие из них), и вот он результат...Все самое интересное можно было сначала лишь иногда услышать на концертах...И только много позже начали появляться все эти отрецензурОванные (от слова "цензура") тома Библиотеки Поэта...Даже магнитофоны тогда были редкостью. В Москве Поэзия собирала полные залы и даже порой стадионы, а Евтушенко ,Вознесенский Ахмадулина, Рождественский, Окуджава были подлинными кумирами молодежи.
Сестра моей подруги жила в Ленинграде, и мы получали интересные письма от нее, полные описаний поэтической жизни этого замечательного города на Неве... Совсем недавно (казалось) умерла Анна Ахматова, а те, кто был «молодыми поэтами её круга» тоже считались поэтами известными в Ленинграде, но не в Москве...Тогда начинал Глеб Горбовский ,Александр Кушнер, а вот Евгений Рейн, Дмитрий Бобышев и некто А.Нейман как-то многозначительно умалчивались, но все равно фамилии –то о чем-то говорили... Всплывали иные фамилии - Виктор Соснора, например...Виктор Ширали...
Пришло очередное письмо из Ленинграда, а в нем были стихи «Одного молодого поэта»:
Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса...
Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?
Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"Проплывают облака..." -- это дети поют обо всем.
Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей.
Где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.
Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.
Мы просто опупели... Мы не знали ,как жить дальше...Кто это? Откуда?
Так в нашу жизнь вошел Иосиф Бродский...
А потом лет через 5 я приехала в Ленинград к своей подруге Нине, которая прежде жила с нами же в Омске, но поступила в Аспирантуру Ленинградского Университета... Когда я вошла в её дом, то застала прямо на пороге комнаты заплаканную девушку, уже уходившую. Она как-то беспомощно мне улыбнулась и сказала с завистью: «Вы так молоды и хотите здесь жить... Будьте осторожны ...Все эти мужчины, поэты ...художники.»- и она убежала, зарыдав в полный голос ... Из слов моей Нины я поняла, что у девушки будет ребенок, а какой-то «ужасно неприятный поэт» не хочет жениться , что все они (т.е. мужчины) подлые и т.д. И тут мне вспомнилось Пушкинское:
Злодей и гений – две вещи несовместные... (Ибо подлинные поэты –всегда гении,- подумала я о том «ужасном поэте»-отчего мне так показалось,не могу вспомнить...Да и слова Великого Пушкина тогда не так часто вспоминали)...
Ах, все эти странные выходки Мандельштама, удивительная жизнь Маяковского, влюбчивость Марины Ивановны и ее странные истории... А Анна Андреевна? Пастернак с его Любовями, а все эти треугольники, обмены женами и т.д. ...Александр Блок, шёпотом называвшийся «непорядочным», Сергей Есенин, из-за которого просто вспыхнула эпидемия самоубийств среди молодых женщин, и подумать только -долгое время стихи этого поэта были под запретом...
А Поль Верлен и Артюр Рембо, Оскар Уайльд, наконец...А страшная смерть Николая Рубцова? А Альфред де Мюссе и все его приключения...Сколько слез прекрасных и сильных молодых женщин...
Да я и сама пострадала значительно от Любви к одному маленькому и жестоко пьющему поэту...
Ах, оставим все это... Потому что Поэзии до всех этих мелких перечислений и наших переживаний нет никакого дела. Поэзия - то от всего этого только выигрывала... И как все это связать воедино? Где корни? Как же понимать все это ...А Мораль... (замечательное слово, похожее на «марал»*...)
И разве оттого, что Бродский не был «хорошим человеком», его Гениальное Служение Поэзии стало менее значительным?
Потому что как смерть – сильна Любовь , а Поэзия ещё сильнее...И куда бы мы ни обратили свой слух – везде услышим :
Я заплатил свой долг, любовь,
Не возмущаясь, не ревнуя,-
Недаром помню: кровь за кровь
И поцелуй за поцелуи.
О ночь в дожде и в фонарях,
Ты дуешь в уши ветром страха,
Сначала судьи в париках,
А там палач, топор и плаха.
Я трудный затвердил урок
В тумане ночи непробудной,-
На юг, на запад, на восток
Мотай меня по волнам, судно.
И дальний берег за кормой,
Омытый морем, тает, тает,-
Там шпага, брошенная мной,
В дорожных травах истлевает.
А с берега несется звон,
И песня дальняя понятна:
"Вернись обратно, Виттингтон,
О Виттингтон, вернись обратно!"**
И только возвращаясь каждый раз к светлым вершинам подлинной Поэзии, возможно продолжать жить, оставаться бессмертным и стремиться только ввысь! Только ввысь!!
Тель-Авив, 2009
___________________________
• Марал - северный олень, ревущий страшно и пугающе во время сексуальных игрищ.
• Стихотворение Эдуарда Багрицкого БАЛЛАДА О ВИТТИНГТОНЕ