Тайна тенистой тропы. Вторая часть повести

ТАЙНА ТАЁЖНОГО  ТАЛИСМАНА
Часть  вторая.

ТАЙНА  ТЕНИСТОЙ   ТРОПЫ..
(ТТТ-2)

ПРОЛОГ.
Удивительна природа  Южного Приморья. Здесь навечно крепко-накрепко переплелись  в неразрывных объятьях природа  знойного роскошного  тропического юга и сурового сдержанного севера.  Тундровая  лиственница  здесь  спокойно  соседствует с       южным нежным ласковым бархатом и грозой таёжного скитальца – «чёртовым» деревом- диморфантом, могучая северная ель мирно уживается с удивительным теплолюбивым «вечно» живущим тисом, причудливые  лианы  винограда, актинидии и лимонника из экваториальных  джунглей  нежно обвивают обомшелые стволы  северных разлапистых  пихт, южный красавец леопард привычно  охотится здесь на снежных горалов, а могучий хозяин тайги – уссурийский тигр, любит полакомиться  южными пятнистыми оленями.
Неповторимая  природа, наложенная на уникальный низкогорно-сопочный рельеф морского побережья, даёт  фантастические возможности для жизни  всем обитателям  этого края.  Необыкновенно богата приморская тайга ягодами, грибами, лещиной, манчжурским орехом. Но настоящим украшением и щедрым  кормильцем  здешней таёжной фауны является чудесный лесной красавец – кедр корейский.
Каждую позднюю осень кедровые чащи полнятся глухим стуком падающих под напором северного ветра  громадных кедровых шишек. Удивительный «шишкопад» продолжается  недолгую приморскую  зиму, являясь истинным спасением для таёжных обитателей. Всю зиму кормятся ядрёными кедровыми орешками проворные белки. До самой весны спасаются в кедровниках стада диких свиней,  проворно шелуша смолистые шишки и нагуливая жир в  снежные и лютые зимы. Тут-то их и настигает проголодавшийся хозяин тайги – уссурийский тигр, завершая естественную  продовольственную пирамиду  таёжного края.
Однако каждые  четыре-пять лет кедровник отдыхает. Урожай кедровых шишек тогда  родится весьма скудный, и его не хватает даже на осень. Тогда  спасают  дубравы,  обильно  усыпанные  желудями. Но  когда и  тех  не  хватает, звери не унывают и отправляются отъедаться  и нагуливать богатые подкожные запасы на берега таёжных речушек, лениво выхватывая там  из студёных пенистых струй сочные серебристые тела  пучеглазых,  обезумевших от природного  зова   страсти, лососей.
А когда уж совсем плохо и голодно  становится в тайге, зверь выходит на рокочущий вечным прибоем пустынный берег моря, и подбирает обильные его дары у береговой черты, вовсе не брезгуя остатками крабов, тушками погибших нерп, лакомясь заблудившимися в океане и неосторожно  выскочившими  на пляж стайками стремительных кальмаров; словом, всем тем съедобным, что выбрасывает море на берег на радость сухопутных его обитателей.
А в жгучий летний зной и медведи, и горалы, и могучие  красавцы-изюбри, все они  в жаркие дни дружно выходят  на прохладное побережье, спасаясь от всевозможных москитов-кровососов, а заодно, чтобы и посолонцевать на  седых от соли прибрежных валунах  и поискать  чего-нибудь съедобного  на пустынных пляжах.
 Эти места не стали местом расцвета  очередной культурной расы лишь  вследствие  их невероятной удалённости от бурлящих идеями и страстями перекрёстков цивилизации, сгустков культур и народов. Здесь должна была родиться совершенно особая человеческая порода, совсем не похожая на другие, сформировавшаяся  в тишине таёжных городищ,  на берегах сбегающих к океану заповедных  речушек, посреди  таёжного изобилия под кроной необыкновенного волшебного леса.
  Именно такая порода людей и появилось в этих загадочных местах, затем  объединившаяся в  самое таинственное и  необыкновенное  государство, раскинувшееся от берегов великого Амура до самого корейского полуострова. Ни могучие  китайские мандарины, ни владыки древней Кореи не смогли справиться с удивительным таёжным государством чжурчженей, поражавшим их своим богатством, умелыми ремёслами, и отчаянной храбростью их воинов, никогда не сдававшимися в плен неприятелю.
В глухой тайге,  среди молчаливых сопок эти удивительные люди ковали превосходное оружие, не уступавшее прославленным арабским клинкам, изготовляли  воинские доспехи, которые не брали калёные китайские стрелы. Впервые в мире пороховые бомбы и ядра придумали именно чжурчжени, отбивавшиеся от монголов этими диковинными снарядами, бросая их в сторону неприятеля с помощью катапульты. Их дети посреди городищ играли золотыми самородками, а в молельнях по стенам были развешены  странные таёжные божества, изготовленные   из чистого золота, в глазах которых сияли необыкновенные самоцветы.
Но это не был народ-сибарит, нежившийся  под могучими кедрами и живший за счёт даров природы. Здесь не было тропических банановых пальм, под которыми до сих пор возлежат некоторые современные народы знойной Африки. Суровая природа Приморья заставляла неустанно трудиться, возделывая поля злаков и кореньев, охотясь на хитрого сильного зверя, заготавливая впрок на долгую зиму  рыбу, мясо, дрова, обустраивая тёплые жилища.
К  тому  же всё время надо было быть на страже, ибо богатые таёжные  городища трудолюбивого народа издавна привлекали  к себе алчное внимание соседних кочевых и полудиких племён, жаждущих поживиться за их счёт. Расслабляться в этом случае никак было нельзя. Поэтому у каждого таёжного  городища  и посёлка всегда стояли  внимательные сторожевые посты, охраняющие спокойный труд соплеменников.  Стоило только подняться над сторожевыми сопками к небу сигнальным дымам, как от посёлка к посёлку стремительно летела тревожная весть о подступающем неприятеле, и весь народ дружно поднимался на отпор незваным гостям. Никому не удавалось победить сплочённый народ чжурчженей, пока слава о его богатстве и храбрости не достигла ушей свирепого  Чингисхана, повелителя великой монгольской империи, владыки азиатских степей.
Завоевавший и покоривший весь азиатский континент, хан Чингис не мог позволить невеликому, но  дерзкому и  богатому государству чжурчженей оставаться свободным и независимым. Властным движением руки  послал он на Дальний Восток свои лучшие войска. Но первые отряды кочевников были наголову разбиты и рассеяны  на подступах к Приморью передовыми заставами чжурчженей. Умирая, Чингис-хан  завещал  своему  сыну Угэдею уничтожить  государство  непокорных  чэжурчженей. Великая  империя  для  исполнения  последней  воли  императора направила для  этого  свои отборные  войска под  командованием опытнейшего  стратега  Субудая.
 Как голодная саранча налетела монгольская конница на мирные городища таёжного государства. Несколько лет длилась яростная битва маленького народа с полчищами завоевателей. Но силы были слишком неравны, и гордое государство чжурчженей перестало существовать. Его защитники были жестоко истреблены,  их городища  были варварски  преданы огню. Остатки племён ушли в глухую  тайгу, в самые укромные её  уголки, и уже не смогли вновь воссоединиться в единое государство. Осколки великого народа и сейчас  встречаются   в наших краях  немногочисленными поселениями орочей, удэге, тазов  и других малых народностей Приморья.
 Но небогатую добычу взяли захватчики в таёжном крае. Не обнаружили  степные варвары  среди пепелищ  ни великого золота, ни камней драгоценных. Согласно древним легендам, все свои святыни и драгоценности таёжный народ спрятал настолько  надёжно, что до сих пор их не смогли обнаружить ни учёные-археологи, ни алчные кладоискатели.
  В тайных  глубоких пещерах  до сих пор  хранится в окрестностях нашего города   главная реликвия  исчезнувшего народа – овеянная преданиями и легендами «Золотая баба», изваянная из чистого самородного золота статуя святой женщины – хранительницы домашнего очага. 
Но  великая история края не прекратилась с исчезновением таёжной  империи чжурчженей. Она продолжилась с появлением на пустынных, таёжных берегах  русских моряков. За полтора века  выросли на берегах прекрасных  бухт города, посёлки,  заводы. Транссибирская магистраль связала воедино два великих земных океана — Атлантический и Тихий. Но за новой историей заповедных приморских уголков нельзя забывать и историю героического народа чжурчженей, сохранившего ценой своей жизни эти необыкновенные  места именно для нас.




1. ОПЯТЬ СИМБА.

Симба выглядел хмурым и очень озабоченным. Его голая спина шоколадного цвета  блестела  под палящим тропическим солнцем, но на нём были всё те же потрёпанные выцветшие джинсы, которые подарили ему совсем  недавно сердобольные жители Находки. Только сейчас  на них в каком-то немыслимом порядке были нацеплены странные цветные тряпочки,  пышные страусиные  перья, пучки колючих трав и сухие зонтики пронзительно синих некрупных цветов, а  вместо привычного  копья у него в руке была  крупная белоснежная кость в форме дубинки с утолщением на конце. Он стоял на пороге хижины из пальмовых листьев и строго смотрел в сторону от Марины. Марина очень обрадовалась встрече с чернокожим  другом. Она попыталась побежать  ему навстречу, помахать руками, хотела радостно прокричать ему что-то приятное, но ничего не смогла. Ноги и руки были недвижны, точно связанные, а изо рта вырывался только невнятный  хриплый стон. Тут Симба повернулся к Марине, посмотрел ей прямо в глаза и сказал отрывисто, но чисто  по-русски:
– Батти плохо! Батти ранен! Помоги Батти!   
Марине стало жалко славного Батти, она засуетилась, с огромным усилием двинула непослушными ногами, замахала руками, хотела спросить друга,  где его искать, лохматого, добродушного, но раненого  Батти,  и . . .  проснулась.
Она лежала в своей простенькой  кроватке, простыня сбилась в жгут и путала ноги, от подушки несло тропическим жаром, а в окне на неё в упор с доброй улыбкой смотрела огромная полная  луна. 
– Странный сон, – подумала Марина, – совсем как взаправду. Симба такой настоящий, строгий, как наш  учитель физики, а что он говорил? Ах да, Батти плохо, ему нужна помощь. Но ведь это только  сон, а во сне всякое бывает. А как я смогу помочь тому же Батти во сне? Это же надо,  чтобы мне приснился сам  Батти, и тогда я ему помогу тоже во сне.  Какими странно реальными бывают иногда  сны, как часто они бывают необыкновенно интересными и захватывающими, но проснёшься утром – и не помнишь ничего, только смутные неясные воспоминания о чём-то очень важном и интересном. Но этот сон надо  не забыть и рассказать друзьям, – решила Марина, повернулась на другой бок, свернулась уютным калачиком и снова крепко уснула, на этот раз уже до самого позднего утра.
Утром, едва проснувшись, она побежала к Сашке.
– Марина, а я Симбу во сне сегодня видел, – выпалил ей  Сашка, едва Марина вошла к нему в тёмную  прихожку.– Весь в каких-то лоскутах и перьях, в глаза не смотрит. Помоги, говорит,  Батти. Он ранен.  Это что, как ты думаешь, сон или нет. Или это  опять его колдовские штучки? 
– Не может быть, – ахнула поражённая Марина, во все глаза смотревшая на Сашку, – мне он тоже приснился сегодня ночью, и тоже про Батти говорил. Значит, это не просто сон. Видимо, это действительно  просьба Симбы, значит  Батти действительно ранен, и ему  где-то очень плохо. Но как нам быть и где его искать? Этого нам  маг и волшебник с петушиными перьями не мог сразу сообщить? Что же нам сейчас,  с фонарём по городу носиться  и кликать Батти? Когда Пашка вернётся?
– Я видел мальчишку из его лагеря. Его смена только послезавтра разъезжается по домам, и он тоже вместе с ними  должен выехать. Вот если бы он был сейчас с нами, то, наверняка,  придумал бы что-нибудь.
В это время входная  дверь приоткрылась, несильно толкнув Марину в бок, отчего она вдруг отчаянно завизжала, изрядно напугав при этом  Сашку, и кинулась кому-то на шею, болтая ногами от великой радости. Сашка поднял глаза и увидел улыбающееся и немного смущённое, загоревшее почти  до черноты  Пашкино лицо с белёсой, выгоревшей на солнце пластмассовой  оправой очков.
– Лёгок на помине, – ахнул Сашка,– только что тебя вспоминали. Вот молодчага. Ну, ты и загорел, совсем, как Симба стал.
  Но Пашка перебил его :
– Ребята, я сегодня во сне как раз Симбу и  видел с большой слоновой костью в руке. А я читал где-то, что кость в руках шамана—признак беды. И чем она крупнее, тем беда  тяжелее.
–Он тебе  про Батти  что-нибудь говорил, что наш друг  ранен, и что  ему надо помочь?
–Да, а откуда вы знаете? Вы что,  рядом  были  и в мои сны  подглядывали?
– Он нам всем приснился одновременно, – задумчиво сказал Сашка.–  Значит,  это чистая правда,   и надо срочно  спасать Батти. Просто так Симба не стал бы камлать на половину земного шарика.  С Батти у него наверняка прочная телепатическая связь установилась. Вспомните, как его дед Тимбукту вызвал Батти на помощь Симбе, когда тот потерял сознание в пещере.  Но всё-таки,  где же его искать, нашего раненого лохматого друга?
– Да вот это,  как раз,  вроде бы ясно. Он пещерный житель, мы его встретили в пещере. Значит,  там его и надо искать, в пещере под Сестрой. 
– Это понятно. Но как нам сейчас найти вход в  пещеру. С нами нет Симбы с его всё знающим и умеющим дедом.
– Сукты, эби, сукты, – вспомнил он старика.
– И нет с нами нашего милого тёплого оранжевого друга-помощника, таёжного талисмана. Где-то он сейчас? Летит далеко-далеко в холодном  космосе в саркофаге  вместе с полужидким Эборгом и тоскует,  наверно,  о Земле. Может быть,  нас вспоминает,  -  взгрустнула  Марина.   
– Ладно, друзья, – вмешался  Пашка, – не грустите. Талисмана  нашего не вернуть. Так что нам делать дальше, как найти и помочь Батти? Как вы думаете, что с ним могло стрястись?
     –Может,  его камнем стукнуло по башке в пещере, или упал где-нибудь неудачно, ногу сломал.
– Маловероятно, он эту пещеру знает лучше, чем мы – содержимое наших карманов. И где, какие  камни, тоже все знает наперечёт.  Здесь другая причина должна быть. 
–Я,  кажется,     начинаю    догадываться,– спохватился Пашка.  – Ребята, помните,
после милиции  и купания на «Волне» мы стояли на остановке автобуса, и мимо нас проскочили наши старые знакомые  два монаха? Они были явно чем-то перепуганы, лица перекошены, а на заднем сиденье я успел заметить моток верёвки и сильный фонарь. Ясно, что они сейчас  изо всех сил ищут нашу «Марин Голд», которую похитил для них и где-то спрятал звёздный скиталец Эборг.  А она, скорее всего,  находится в одном из тупиков в  пещере под Сестрой, как мы уже  поняли однажды.
– Я поняла, поняла,– запрыгала на месте Маринка.  – Эти два монаха смогли найти вход в пещеру, встретили там Батти и с испугу ранили его. Уж пистолет-то наверняка у них имеется.  Но если вход нашли они,  то же самое  просто обязаны сделать и мы. Лучше нас никто не знает Сестру и окрестности.
– Значит так. – Пашка стал суров и  сосредоточен, как Чингачгук. – Медлить нам никак нельзя. Сегодня мы хорошенько подготовимся, подберём снаряжение, продумаем все наши действия, а завтра встречаемся на автовокзале ровно в девять, отправляемся к Сестре  и приступаем к поискам входа в пещеру. Нам  гораздо  проще, чем этим горе-святошам. Мы  там уже были. Поэтому  обязательно  должны разобраться в этом ребусе и найти вход в пещеру. Тем более, что там нас ждёт больной или раненый друг Батти.  Ты, Марина, постарайся хорошенько вспомнить, где находился вход в пещеру, через который вы с дедушкой Таргу скрылись  от дикарей. Кстати, не забудь захватить с собой побольше лекарств  и бинтов для Батти. И скальпель прихвати.  Как бы не пришлось операцию ему делать.
Обговорив  все  детали, ребята  скоренько разошлись по домам для подготовки к завтрашнему походу.
Известно, что когда   перед первооткрывателями  бухты Находка  ранним летним утром середины позапрошлого века из плотного  тумана вдруг открылся  неведомый  огромный  залив  с изящной бухтой – укрытием, то все  моряки пароходо-корвета «Америка»  дружно ахнули – такая дивная открылась перед ними красота.  Эта суровая величавость наших мест и до сих пор продолжает удивлять гостей нашего города. Самым ярким и своеобразным    украшением  залива  являются   гордо взлетающие  над заливом и рекой    остроконечные вершины  гор Брат и Сестра, по-старинному   Эр-Най-Шань и Да-Най-Шань.
Эти уникальные природные образования по-разному понимаются учёным миром.  Геологи  видят в них крупные массивы рифовых известняков пермского периода, по разлому  приподнятые над  заливом и подвергающиеся уже миллионы лет  химическому  выветриванию и денудации, придавшие этим сопкам острые пирамидальные формы.
Историки-романтики  видят в этих остроконечных вершинах остатки некогда воздвигнутых  некими гигантами прошлого огромных  мистических  пирамид, тоже за многие тысячелетия принявших  нынешний, обычный для нас облик. Говорят, что кем-то были даже обнаружены обломки каменных блоков, из которых были сложены пирамиды, но которые, к сожалению, не удалось изучить и  сохранить.
А третьи, уж вовсе мистики, принимают наши замечательные сопки за остатки  огромной глобальной  сигнальной системы, объединяющей нашу планету в один гигантский кристалл. Якобы эти горы-пирамиды служат своеобразными ориентирами для космических путешественников, а также являются накопителями космических энергий и передатчиками секретных  посланий в иные миры.
Кто из них прав, трудно сказать, но все они сходятся в одном, что наши горы являются уникальным явлением природы, и потому крайне жаль, что одну из них, гору Брат, не удалось уберечь от варварского уничтожения.
Много знают наши учёные, но даже  они немало удивились бы, если бы однажды  присмотрелись  к этим горам повнимательнее. Тот, кто  организовал бы за  горой Сестра  постоянное наблюдение, мог бы иногда наблюдать явления, поставившие бы его в несомненный тупик.  В определённые  моменты, особенно в периоды знаменитых парадов планет, с нашей таинственной сопкой вдруг происходят странные превращения, необъяснимые никакими науками.
Иногда  в новолуние, когда в самые тёмные ночи в мире оживают мрачные демонические силы,  одна из сторон  сопки  может внезапно покрыться густым лесом, в котором  на больших полянах становятся видны странные огни, слышатся непонятные звуки, иная гортанная речь, яростные  крики, а иногда и звон клинков. Бывает, что даже днём на склоне горы может вдруг неясно проявиться некая плавающая линия, по которой происходит смыкание  современных форм рельефа   с  другими  формами, неизвестными, чуждыми и призрачными. 
Рассказывают, что однажды группа туристов из Сибири, совершавшая восхождение на Сестру в позднее время, вышла на большую поляну, на которой возле костра сидели люди в странных одеждах,  вооружённые луками и копьями. Заметив незнакомцев, люди окружили их, и, угрожающе выставив копья, стали что-то требовать от них на непонятном языке. Туристы, решив, что перед ними ряженые грабители, отдали им всё, что они пожелали, а именно – ножи, топорики, зеркала, металлическую посуду, и даже бинокль, который понравился  их главарю в расшитой бисером меховой жилетке. Вернувшись с восхождения,  расстроенные   туристы   пожаловались  на грабёж в отделение милиции. Сразу же поутру в те места была послана милицейская группа захвата, однако не обнаружившая не то, что бы грабителей, но даже поляны и той тропы, по которой поднимались туристы. Заявление о нападении и ограблении туристов  отнесли к числу нетрезвых фантазий гостей города и, пожав плечами, сдали в архив. 
Разговоры об этом  некоторое время ещё  ходили по городу, пока не смолкли совсем. Мало ли что могло привидеться людям ночью, в подпитии в чужих, незнакомых местах. Однако странную тропу на склоне Сестры продолжали временами  находить и другие путники. Рассказывали, что эта странная тропа иногда вдруг внезапно  выныривала перед путником непонятно откуда, широкая, торная,  глубоко выбитая в камне, вела, петляя по склону в тенистых  рощах под прикрытием  могучих  кедров непонятно куда, и также внезапно пропадала, теряясь в осыпях и траве. 
Известна стала также история о том, как трое жителей города  в августе  решили половить рыбу в устье Сучана под Сестрой. После успешной рыбалки, наваристой  тройной ухи и традиционной чарки  они заночевали в палатке  на берегу реки. Ранним утром они проснулись от сильного шума. Рыбаки  выглянули из палатки  и увидели в разрывах утреннего плотного тумана невероятную картину. 
 Совсем неподалёку от них, чуть ниже по течению реки,  на вершине невысокого рва вокруг нескольких землянок  стояли воины  с луками, стрелами  и пиками,  и отражали атаку азиатских всадников.  Жестокая сечь на глазах поражённых рыбаков продолжалась несколько минут. У них на глазах пали, пронзённые азиатскими стрелами, несколько защитников таёжного селения. Это  необычайное зрелище вскоре  скрылось  от зрителей за    туманной пеленой, шум  внезапно стих. А когда совсем рассвело и туман рассеялся,  на недавнем поле  битвы  нечаянные свидетели утренней схватки  не нашли никаких её следов. Пораженные утренним видением, они долго бродили по берегу реки, забыв о рыбалке. Однако рассказам  зрителей этой сцены  никто, конечно,  не поверил, и, чтобы не стать посмешищем, они постарались сами не вспоминать о  странной истории. Мало ли что может почудиться рыбаку поутру после  ночных возлияний.
Кроме того, однажды  двое малых ребят нашли  на  крутом  склоне сопки странные фрагменты некоего  невиданного огромного чёрного  насекомого. Ребята собрали их в одно укромное  место, намереваясь на следующий день прийти сюда с рюкзаками и унести находку в город. Но ночью  по тому месту прошёл сильный пал, полностью уничтоживший странные останки. Тайна гигантских муравьёв так и осталась нераскрытой  в сбивчивых рассказах  взволнованных  ребятишек.
Марина с ребятами  ранее слышали что-то невразумительное о странностях Сестры, но значения  этому не придавали.  На следующий день в окрестностях знаменитой сопки с раннего утра уже  работала их  серьёзная экспедиция. Ребята во главе с Мариной озабоченно разыскивали  на современном берегу  Сучана следы былых времён, которые помогли бы Марине правильно сориентироваться и найти давно погребённые во   времени,  заваленные обломками и заросшие травой  входы в заветную  пещеру.  Главной здесь была, конечно, Марина, но  и она ничего не могла поделать со временем, полностью изменившим  облик берега  реки и очертания  древних скал.
– Вот,  кажется,  здесь у племени Белого Леопарда стоял посёлок,– растерянно рассказывала она друзьям, стоя на берегу реки на заросшей мелким кустарником  терраске и бросая вокруг изучающие  взгляды.
– А  тут  вроде бы раньше была коса намыта, а у рыбаков в заводи лодки-долблёнки спокойно отстаивались.   А вон там  кедровник старый шумел. Кедры стояли  в несколько обхватов, а наверху среди ветвей   сторожевой пост  размещался рядом с  гнездом огромного  орлана. Самое интересное, что птицы жили там совсем  рядом с людьми, и люди их не трогали, а при возможности даже  подкармливали. Зато, если орлан замечал в тайге чужих людей, он поднимал такую шумную тревогу,  пикировал на них с высоты и громко воинственно клекотал, показывая сторожам след  пришельцев.  Мне Унушу рассказал, что когда меня похитил дикарь, на мой след их вывел именно этот  недремлющий орлан. Возможно,  что  он  направил  на  моё  спасение  и  Тоомбо-летающего  человека. Погодите-ка.
Марина замолчала, присматриваясь к чему-то вдалеке. Затем она  подошла к огромному обломку скалы, лежащему  у бровки берегового уступа, внимательно осмотрела его и сказала :
– А вот этот камень я узнаю. Он тогда лежал намного выше, на поляне, где мы собирались играть мою свадьбу. Это жертвенный камень племени. На него возлагались  дары племени лесным божествам в период ритуальных  сборищ. На нём же  лежало тело дедушки Таргу перед похоронами. Вот в это углубление  я давным-давно  положила букет  белых пионов для покойного мудреца. Что вы на это скажете?
Ребята помолчали, тоже внимательно осмотрели камень и окрестности, затем Сашка сказал:
 – Камень, понятно,  характерной формы, его вполне можно запомнить,– он лукаво взглянул на Марину, – и на целую тысячу лет. Но если камень и сместился за этот исторический период, то только строго вниз согласно закону «падающего яблока» Исаака Ньютона.  Значит,  ритуальную поляну племени надо искать строго  выше него. Марина, ты от поляны, если мы её отыщем,  сможешь найти тропу и вход в пещеру?   
– Постараюсь. Я её хорошо помню. Много раз бегала по ней в посёлок и обратно. И вовсе не тысячу лет назад, а всего и месяца не прошло. Не такая уж я ещё и старая, –отшутилась  она в ответ.
Они поднялись по склону, и  через несколько минут  вышли на пологий участок  сопки, поросший высокой колючей травой   и немногочисленными  дубками и берёзками. Марина осмотрелась, пожала плечами:
– Может быть, это оно и есть, то место, где раньше была  ритуальная поляна племени Белого Леопарда.  Сейчас разве узнаешь, что было здесь тысячу лет назад. Но если это так, то тропа к пещере должна быть вон  там, метрах в ста пятидесяти отсюда чуть  пониже.
Ребята спустились  чуть пониже, и вдруг  Паша увидел эту тропку. Она  чётко выделилась на склоне  выбитым в камне глубоким ложем, но лишь на определённом участке,  а далее, уходя круто в гору, она  то резко петляла, словно обходя какие-то препятствия, то опять  круто  поднималась вверх по склону,  подрезая его чуть-чуть по диагонали.
– Ребята, а ведь это действительно древняя тропа, – сообразил Паша.– Вы только взгляните! Она живуча, как древние римские дороги. Но те выложены брусчаткой, а эта выбита в прочнейшей скале  ногами сотен поколений местных жителей. И что  самое интересное. Вы посмотрите, она такая свежая, будто ею постоянно пользуются и сейчас. Мы по ней прошли, и такое осталось чувство, что мы тут не одни, что за нами кто-то наблюдает. Я вроде даже слышал чью-то незнакомую речь. Кстати, совсем недавно по ней кто-то ходил и   примял  траву.
– Интересно, кто же это был  и куда путь держал? – подозрительно проворчал Сашка. – Не наши ли конкуренты?
– Хорошо, если это был всего лишь  мишка косолапый,– поддержала его Марина. –Я, ребята,  понемногу узнаю эти места. Скоро, по-моему,  здесь должен быть  резкий поворот тропы влево и за ним каменная осыпь, в которой тогда прятался вход в пещеру.
Они прошли ещё немного, затем тропа действительно резко отвернула в сторону, но за поворотом,  вместо осыпи,   ребятам открылся  земляной отвал на крутом  склоне горы с чёрной дырой пещерного входа. На подсохшей буровато-серой  глине отчётливо виднелись следы новых кроссовок.
– Да, теперь картина преступления ясна, как на полотнах художников-реалистов, –проворчал Паша, протирая запылённые очки. – Увы, нас всё-таки  опередили наши проворные конкуренты, но не много же они успели. Им, к нашей удаче,  помешал друг Батти, который где-то там, в пещере, сейчас страдает от коварной  злодейской пули.  Симба, молодец, вовремя  он  вытащил нас сюда. 
Саша подошёл к зловеще  чернеющему   входу, просунул  голову в пещеру, прислушался.
– Темно, как у негра в среднем  ухе. Ни света, ни звука, только  сыростью тянет и землёй пахнет. Паша, что делать будем? 
– Проверим снаряжение, подготовим фонари, верёвки, ножи на всякий случай и будем спускаться. Впереди пойдёшь, конечно,  ты,  Саша. У тебя зрение получше, и реакция порезче. А я с Мариной прикрою тылы. Мариша, правильно я говорю?
– Всё правильно. Время идёт и нам надо торопиться. Сейчас короткий привал для подготовки, как Паша сказал,  и спускаемся в нашу старую знакомую, уже неоднократно обжитую нами пещеру. Честное слово, чувство такое,  как будто  я пришла в старый свой заброшенный, захламленный,  но любимый  дом.   
Ребята скоренько разложили рюкзачки. Проверили снаряжение, подготовили  фонари, хлебнули из Марининого рюкзачка кока-колы и подошли к откопанному входу в пещеру.
– Тогда здесь осыпь была из крупных глыб и среди них лаз в пещеру. А теперь  всё сравнялось, заросло травой. Интересно,  и как это наши монахи-конкуренты нашли это место. Не иначе,  Эборг им помог, оставил какие-то ориентиры. Значит «Марин Голд» точно там прячется, если эти «святые кроты» здесь наследили.  Вперёд, ребята, я уверена, что нас ждёт измученный тяжкими  ранами друг Батти. 
Первым, как и решили, в чёрный лаз нырнул Сашка. За ним аккуратно спустилась Марина, а замкнул экспедицию внимательный и осторожный Паша. Сразу  пришлось включить фонари.   Вокруг был  серый мрачный известняк. Сначала проход был завален камнями, местами замыт сочащейся со стен влагой, затем он понемногу очистился, стало чуть посуше, и идти стало  полегче. Ребята осторожно  пробирались вперёд, внимательно осматривая путь впереди себя. Ход был неудобный, узкий, извилистый, с прыгающим потолком. То он нависал  столь низко, что ребятам приходилось карабкаться едва не на четвереньках,  то вдруг поднимался столь высоко, что луч фонаря едва достигал его в вечной темноте. Было понятно, что ход наследовал естественную карстовую систему и давно уже не использовался. Кое-где в сухих углах  ребята замечали сложенные горкой берестяные факелы, иногда встречалось истлевшее тряпьё, остатки факелов, в одном тупичке ребята обнаружили горку  пожелтевших потрескавшихся горелых  костей.
– Значит, скоро столовая, – решил Паша. - А это остатки пышного ужина, может, именно того, которым провожали тебя, Марина.
– О, возможно, – с восторгом откликнулась Марина, осторожно обходя  крупный обломок известняка, вывалившийся откуда-то сверху. – Унушу устроил мне тогда такие пышные проводы. Всё племя  праздновало великую  победу над дикими кочевниками, а победительницей  признали меня, богиню Марину. Мы всем племенем за два дня  съели полностью попавшего в ловушку молодого сохатого и нескольких свиней, подбитых охотниками из лёгких и удобных, а главное – прицельных арбалетов, подаренных им тоже богиней Марину, – лукаво похвасталась она, хотела продолжить, но её перебил не то стон, не то протяжный хрип. Ребята насторожились.
– Это Батти. – И разом закричали: – Батти! Батти! Это мы. Где ты?
 В ответ послышался неясный шум  и глухое нечленораздельное ворчание.  Затем всё стихло.               



2.НОВЫЙ ПРОКОЛ ЦИБУЛИ.

Странные события, произошедшие в городе около месяца назад и потрясшие местных наркобаронов, постепенно перешли из области пересудов в область воспоминаний, и о них просто-напросто стали   забывать.  Не забывали о них лишь те, кого они задели  напрямую и сугубо  финансово — наркодиллеров и безнадёжных, безвольных, вконец опустившихся и махнувших рукой  на себя  наркоманов. Никто из них ничегошеньки не понял  в причинах  героинового краха, но последствия его они постарались как можно скорее  ликвидировать.
Претензии к таджикским поставщикам на качество поставленного  товара  были теми  с  негодованием  отвергнуты. Таджикская  сторона вполне обоснованно сослалась   на других клиентов в смежных городах, откуда жалоб на качество товара  не поступало. На последней сходке авторитетов решено было  свалить все неудачи на  пропавшего невесть куда Абдуллу, что и было с удовлетворением  воспринято встревоженным коллективом  «тружеников дебильных  грёз». Не прояснил толком ситуации и их представитель в органах правопорядка,  несвязно и бестолково  пытавшийся  свалить все провалы  на каких-то подростков, монахов  и, более того — арапов. Ему жестко указали на его неважное исполнение его  простейших  фискальных функций, отчего  он мрачно умолк  в уголочке.
Недостачу по пропавшему товару возместили из «общака», затем,  с большим трудом преодолев недоверие  «системы»,  заказали следующую партию, незамедлительно доставленную  в город. Но их отчаянно подводила вдруг возникшая проблема с  низкой численностью  наркоманов. Большинство из старых «профессионалов»  вдруг по необъяснимым причинам прочно  завязало с  зельем, и коллективу была поставлена задача срочно подготовить свежих  потребителей.
На сходке выступил представитель из Владивостока Мамед, сказавший следующее:
– Братва, наши «бабки» горят синим пламенем.  Мы теряем доверие наших  больших друзей, и если мы совсем бистро не восстановим число наших постоянных клиентов, с нами перестанут считаться и строго накажут. Это не в ваших и не в моих интересах.
 Мне поручено  присматривать за городом, и я несу полную ответственность за ваши-наши дела здесь, и поэтому  буду   строго спрашивать с вас. Нас очень подвёл коллега Абдулла, хотя в этом деле ещё есть немало вопросов. Если мы его найдём, он ответит за свои художества. Но сейчас не о том речь. Чтобы восстановить  доверие поставщиков  к нам,  необходимо всю поступившую партию реализовать как можно бистрее, а клиента готового   сейчас стало почему-то совсем мало.  Значит надо бистро его готовить, братва. Придётся пойти на убитки во имя будущих прибилей.
 Завтра вы станете продавать наш товар почти  без прибыли, по себестоимости. Пусть берут все, кто желает. А тем, кто ещё не пробовал, можно давать в  долг или вовсе бесплатно. Пусть пробуют, пусть втягиваются. Особенно не упускайте детей богатеньких папаш и мамаш.   Потом мы из них вытряхнем все долги многократно. Идите в школы, братва, в колледжи, забейте нашим товаром  все местные ВУЗы и филиалы, особенно этот модный сейчас   Институт. Больше таких провалов нам допускать нельзя. Вопросы есть, вопросов нет.     За работу коллеги, клиент ждёт вас.
Цыбуля со Штымпом ушли со сходки  окрылённые. Работа предстояла огромная. На них, как на «ветеранах» отрасли, лежал теперь целый район, и они должны были  его обеспечить товаром и скоренько  обернуть «бабки». А  «капусты» ожидалось немеряно.
Чудесное избавление от наркотиков их миновало  вследствие  их позорного тайного бегства из города от разгневанных клиентов на краденой машине.  Они  две недели трусливо скрывались в далёком таёжном зимовье, где спасались от ломки  тайными   набегами на дикие плантации  роскошной конопли, изредка перемежая  постную травку сочными  дозами «генерала Геры». Вернулись они в город,  только полностью убедившись  в том, что старые грехи их забыты, что никто их уже  не ищет с чёрным пистолетом за поясом, и что   братва опять начала делать «зелёные бабки» на поредевшей струйке любителей  дебильного счастья.
 На радостях друзья зашли к Цибуле домой, торопливо ширнулись  сладкой «чекой» и поехали завоёвывать  Институт, который  находился в их зоне влияния.
Институт хорошел на глазах. Уже заканчивались наружные покрасочные  работы на основном здании, обширный двор украшала  изящно закрученная клумба, утопающая в цветах. У входа толпились весёлой гурьбой нарядные мальчишки  и невыносимо красивые девчушки в микроюбочках, в сарафанчиках из нескольких цветных ленточек, в упруго обтягивающих телеса брючках и все такие разные-разные, как фантики на дорогих конфетах.  Это была совсем ещё зелёная абитура, но они уже вовсю  чувствовали себя студентами, всячески выталкивали из себя вчерашнюю школьную скованность, и изо всех сил пытались  изобразить себя взрослыми и свободными, небрежно покуривая на крылечке  «Кэмел» и рассказывая друг другу  фантастические истории о своих любовных успехах. 
    У наших закайфованных пилигримов разбежались глаза от подобного изобилия карамельных девчушек. Они жадно и  похотливо облизали рты, прижмурили свои  разъехавшиеся  от дозы тусклые глазки и гордо двинулись внутрь здания, пытаясь найти там своего знакомого, давно севшего на иглу, по кличке «Винт». Кликуху такую ему дали оттого, что у  этого  обожателя  «Великого Геры» после принятия дозы вдруг происходило в мозгу короткое замыкание,  и он начинал,  раскинув руки, кружиться в экстазе по правой резьбе, как шуруп, незаметно писаясь в штаны.
Толпа перед входом  очень понравилась нашим визитёрам.  Именно такие клиенты  и были нужны им для скорого  восстановления потребительской сети. Редко кто из этой юной поросли, рисуясь друг перед другом,  откажется совсем по-взрослому курнуть кайфовой травки или ширнуться сладкой дозой. Они видят себя уже совсем  самостоятельными, и полагают, что им всё уже можно, тем более, почти бесплатно, а то и вовсе на халяву. Так,  строя радужные планы,  оба ханурика  вошли в просторный холл института, но здесь,  к их величайшему удивлению,  на вахте внутри здания какой-то невзрачный дедок  в камуфляже  остановил их  победное шествие, попросил предъявить документы и объяснить цель своего прихода. Этакая наглость замухрышки возмутила всё их мужское достоинство.
– Ты чё ? – спросил вахтёра озадаченный Цибуля. – Мне к Винту надо, дед. У нас дело на миллион, а ты коптишь тут, дым пускаешь, семафоры ставишь.
Он попытался отодвинуть назойливого старичка и пройти в здание. Но старичок и не думал сдаваться. Он спокойно  загородил проход и повторил  просьбу.
– Дед, какие документы? У меня их отродясь никогда  не было, – вступил в дискуссию  отупевший от кайфа Штымп. – «Родился я в «Таганке» под забором», – попытался он запеть старинную блатную песню, но старичок оборвал её в самом начале, затем показал бойцам дебильного фронта на дверь и попросил их срочно покинуть помещение. К дедку тотчас присоединился ещё один мужичёк несколько покрупнее, и оба ухаря скоренько, и  с позором были выставлены из здания под насмешливыми взглядами  будущей своей клиентуры.
– Да ладно, – пытаясь замять свой позорный  провал, вымолвил Цибуля, – «Винта» сейчас здеся всё равно  нету. Ведь каникулы у него сейчас.  Тут мелкотня одна  зелёная. Придём в другой раз и наладим связи. А сейчас пошли к Цыгану  кайф ловить.
 И они пошли быстрым шагом напрямик через сопку, торопясь прийти на хату к Цыгану,  снова уколоться и забыться  в компании таких же жалких и несчастных во всем известном  наркопритоне на улице  железного  рыцаря революции Феликса Дзержинского, совсем уж рядом со знаменитым  отделением милиции. 
А дедки на вахте  посмотрели друг на друга, перемигнулись.
–Так держать, Матвеич, – произнёс один.
–Только так, – пробасил в ответ другой. Уже смеркалось, когда деловитый Матвеич, вернувшись из обхода по территории, озабоченно сказал напарнику:
– Слушай, Степаныч, в подвале опять забыли свет потушить. Горит в двух окошках со двора. Надо утром сказать Николаю Борисычу.

3. ДОСАДНОЕ ОПОЗДАНИЕ.

Жильцы элитного нового  дома на Пограничной были несколько удивлены, обнаружив в одно прекрасное утро, что в одной из недавно сданных под ключ  квартир проживают рядом с ними  столь  необычные  квартиранты. Это были два католических  монаха, но они были  настолько непохожи друг на друга, что вместе они  смотрелись, как шар братьев Монгольфье рядом с современным  сверхзвуковым  лайнером.   
 Один из монахов был вполне нормальный холёный сытый итальяшка  в новенькой сутане, впрочем,  скоро переодевшийся во  вполне приличный европейский костюм, сбривший свою чёрную католическую бородку, с золотым папским значком на груди, разъезжавший  на  довольно сносном,  арендованном у какой-то фирмы светлом  «Карибе», и никаких особых замечаний у соседей не вызывавший.
Зато другой, худой и длинный, ходивший в дешёвом спортивном костюме и вздрагивающий  от каждого дверного стука  и автомобильного сигнала, был,  по общему мнению, явно не в себе.  Кроме того, что он был невероятно пуглив, он был ещё  и необыкновенно агрессивен. О нём среди соседей ходили своеобразные легенды. Так, в первые же сутки своего  пребывания в этой квартире  ненормальный монах  вдребезги разнёс унитаз и с мясом вывернул из стены встроенный  импортный мелодичный  электрозвонок над дверью, игравший десяток мелодий. На свою беду этот неудачливый прибор заиграл как-то  вдруг мелодию  старинного марша «Прощание славянки», которая почему-то не понравилась буйному квартиранту со всеми вытекающими отсюда последствиями. Несчастный звонок под злобное рычание  был мгновенно разорён до последнего винтика. Окна в этой странной  квартире  всегда  были плотно закрыты фанерными щитами во избежание неприятностей, и только светлые квадраты форточек говорили о том, что всё-таки в этой квартире иногда теплится жизнь. 
Те, кто успел  побывать в этой «нехорошей» квартире, рассказывают удивительные истории о том, что вся  мебель в ней  плотно привинчена к полу, что все краны в ванной и на кухне с труб сняты,  и итальяшка Дэн носит их в кармане, что телевизор находится где-то под потолком, а телефон запирается в громадный сейф, стоящий в прихожей.  На кухне же, абсолютно как в сумасшедшем доме, отсутствуют острые предметы—ножи и вилки, а великолепный кофе эти странные итальяшки пьют из небьющихся алюминиевых солдатских кружек. Но это всё полбеды, сказал бы вам полушёпотом  понурый жилец этого дома.
Главная беда всего двора  состояла   в том, что этот дикий монах,   никого не стесняясь, прикрывши лицо какой-либо тряпицей, нужду свою справляет прямо во дворе, как это было принято у них при дворе какого-то сеньора Джузеппе..  Женщины, как испуганные курицы, с кудахтаньем  разлетались   в стороны, едва этот рьяный католик появлялся на крыльце. Жалобы сыпались во все инстанции, комиссии всевозможные заявлялись ко двору  не один раз на день, но все возникающие проблемы улаживал старина Дэн с помощью глубокого внутреннего кармана  пиджака.
Посланец  Ватикана за тот месяц командировки, что он провёл в нашем замечательном городе,  изменился весьма разительно, превратившись из робкого богослова  в нахального расторопного мужичка  с округлившимся животиком. Манерами он погрубел, нахватался русских слов из ненормативной лексики, отчего весело было слышать окружающим, как он совершенно свободно перемежал витиеватые католические фразы с некоторыми навязчивыми русскими выражениями, от которых дамам, хочешь-не хочешь, но приходилось краснеть.
С того времени, как Дэн  со своим фанатичным противником прогресса  Алквиллом, которого он звал просто, по-домашнему — Ал, потерпел сокрушительное  поражение    в пещере под Сестрой от неведомых красноглазых сил, он развил бурную деятельность, пытаясь найти другой вход в эту пещеру. Он посчитал этот вход заговоренным страшным проклятием Сатаны и боялся даже приблизиться к нему, а не то, чтобы вновь попытаться туда  войти. Но откуда бы он не запускал своего неутомимого Проводника, полученного в подарок от своего полужидкого компаньона Эборга,  тот, меланхолично перебирая паучьими тонкими  лапками,  неизменно приводил его к тому же злополучному   входу в пещеру, где его опять наверняка  ждали чудовищные красноглазые силы тьмы, которых он панически боялся. 
Тем не менее, он проявил похвальную настойчивость, связавшись с лидирующей в городе мафиозной группировкой  Вани Трутня, у которой приобрёл за сумасшедшие баксы немного  подержанного трудягу «ТТ» с двумя обоймами.
 – Так, на всякий «случка», – объяснял он это  своим новым знакомым.
Те понимающе пожимали плечами и молча пересчитывали баксы. Затем обе стороны ударили по рукам  и разъехались,  обоюдно довольные удачной сделкой и друг другом. Дэн за это время успел в городе перезнакомиться  со многими достойными людьми, и однажды его даже видели в ресторане «Находка» в  обществе высокой вульгарной  размалёванной девицы  в кожаной микроюбочке и блузочке, состоящей из  одного глубочайшего декольте.
 В этот день  Дэн проснулся как обычно рано, в то время, как его оруженосец Ал ещё спал, так как   он отдыхал  обычно  до обеда, поскольку  привык просыпаться вместе  с рассветом, а в квартире была вечная ночь из-за закрытых  фанерой окон. Но Дэн  не дал ему дожидаться  долгого рассвета, поднял спозаранку и заставил заниматься утренней зарядкой. Миссионер из средневековья   был явным противником  бега на месте и размахивания  руками, и только  огромное уважение и страх  перед  своим спасителем и благодетелем заставил его попрыгать и помахать руками, как страус  крыльями. Затем Дэн направил   напарника  в туалет, что для последнего  было невероятным испытанием, поскольку он по-прежнему испытывал мистический ужас перед грохочущим унитазом.
Быстрый завтрак не отнял у наших  квартирантов много времени, и через полчаса они уже пылили на послушном «Карибе»  по известной им  каждым поворотом  просёлочной дороге  в бухту имени старинного моряка, первооткрывателя этой благодатнейшей бухты  Василия Лашкевича. 
– Сегодня мы пойдём другим путём, – приговаривал в дороге старина Дэн, не зная вовсе, что повторяет  слово в слово фразу юного  революционера Ульянова, которого этот другой путь тоже не привёл к истине. Но хитрый  Дэн на этот раз  решил запустить Проводника  с северной стороны сопки, надеясь, что отсюда этот неуклюжий паучок -проводничок приведёт его к другому входу в заветную пещеру. Проворный «Кариб» остановился в молоденьком  густом березнячке, недалеко от трассы.  Наши путешественники вышли из машины, осмотрелись, и,  не найдя вокруг  ничего подозрительного, Дэн вынул из кармана маленький холщёвый мешочек и вытряхнул из него на  траву какую-то жирную чёрную кляксу. Клякса сочно шлёпнулась на траву, растеклась амёбой в разные стороны, застыла на несколько секунд, и вдруг,  разом пружинисто  выбросив из себя восемь тонких  паучьих ножек, приподнялась над травой и, изящно перебирая  лапками,  чётко  двинулась в сторону Сестры. Стоящий в сторонке Ал брезгливо сплюнул в сторону  и мелко  перекрестился, стараясь не глядеть на «бесовское отродье». Наши «сыщики» двинулись следом за бодро семенящей впереди «кляксой».  Впереди налегке шагал озабоченный Дэн, а за ним, гружённый рюкзаком с полным комплектом снаряжения  для долгого пещерного перехода, следовал согбенный Алквилл.
 Проводника  своему компаньону-подельнику любезно предоставил  благодарный Эборг после удачного овладения заветным   камнем-талисманом в тёмном гроте возле  усыплённых ребят. Он  ночью, перед отлётом в родную галактику, посетил отчаявшегося монаха на крыше пятиэтажки, выбросил из своей сферы на крышу странную  чёрную кляксу, просипел простуженным сопрано:
– Это всё знает! – и пропал в тёмном небе.
 Напрасно Дэн протягивал просящие руки к звёздам  и просил  помочь ему спуститься с крыши на землю. Небо ответило ему тонкой стылой моросью.  А затем   всю долгую сырую ночь бедный монах удирал кругами по крыше от преследующей его на тонких паучьих лапках твари. Несколько раз он спихивал её пинками с крыши, и она шумно шлёпалась на сырой от противной мороси асфальт, но затем невозмутимо   забиралась обратно  по вертикальной стене на крышу и начинала вновь   методичное преследование. Уже под утро, изнемогший  до потери сознания  Дэн упал на крышу со словами:
 – Не могу больше.  О,  диабль!  Вот он я.  Делай со мной всё,  что хочешь, мерзкая тварь.
 Однако он с удивлением увидел, как эта «мерзость» вдруг проворно  забралась к нему в карман, спокойно свернулась там в клубочек и замерла, пригревшись и едва не мурлыча, словно кошка. Эта инопланетная  форма кое-что,  оказывается,  понимала в нашей жизни, так как во время обыска в отделении милиции она сама переползла к Дэну на живот и тонким блином спряталась под ремнём, ничем не обнаруживая своего присутствия. Потом только понял озабоченный Дэн предназначение этой кляксы, и с тех пор берёг и лелеял её, понимая, что без неё он не осуществит  свою заветную мечту — не отыщет  свои законные 83 килограмма чистого самородного золота.   
В самый первый день эта бесценная чернильная клякса привела его к забытому и заваленному входу в столь желанную пещеру, правда, оказавшемуся занятому некой красноглазой нечистой силой. Затем он ещё  несколько раз выпускал её в окрестностях Сестры, и она неизменно приводила его к одному и тому же входу в пещеру, видимо единственному. 
Между тем, поход продолжался,  идти за Проводником было совсем непросто. Юркий и проворный, он,  хоть и следовал не столь быстро, тем не менее, всегда находил себе короткую  лазейку в самых густых  и колючих зарослях, которые нашим пилигримам приходилось скорёхонько  обегать, чтобы не отстать  и не потерять Проводника из виду. Дэну  ещё удавалось как-то справляться с маршрутом, а вот бедолага Ал,  согнувшийся в три погибели под громоздким рюкзаком,  отставал всё более и более. Постепенно становилось ясно, что Проводник опять нацелился на уже известный  и отрытый ими вход в пещеру. Он неутомимо перебирал проворными лапками, забирая чуточку вверх по склону и оставляя вершину  Сестры от себя  влево. 
Это не радовало Дэна, но он уже принял своё решение — если и в этот раз новый ход в пещеру не будет найден, то придётся пробиваться  с боем сквозь уже известный. Он ощутил  неприятные мурашки на спине, и непроизвольно похлопал  рукой по кобуре с чёрным «ТТ», висящим на поясе сзади над правой ягодицей. С ним ему было как-то спокойнее.   
 Они пересекли склон сопки, обращённый в бухту, перевалили через гребень, по которому шла тропа на вершину, и стали подбираться  к  брошенному чуть ли не месяц назад раскопу. Впереди мелко перебирал лапками трудяга Проводник, сзади натужно хрипел от натуги, продираясь через  густой орешник, задавленный рюкзаком Ал. Осталось совсем немного до входа в пещеру, ещё один небольшой  гребешок на склоне, прошли последний поворот, осталось лишь спуститься на несколько метров от тропки и. . .
. . .  Дэн мгновенно упал навзничь, оборачиваясь к отставшему Алквиллу и знаками приказывая ему  не шуметь и тоже падать. Ал с невыразимым удовольствием послушно грохнулся  на траву, тихо крякнув под навалившимся рюкзаком. Прямо перед ними, всего в двух десятках метров, спускались в недавно  им  обнаруженную пещеру его недавние противники, а ныне — конкуренты, эти вредные двое мальчишек и девчушка.
Вперёд пошёл  рыжий мальчишка, за ним нырнула в чёрный лаз девушка, а последним прошёл, оглянувшись и внимательно осмотревшись, интеллигентный очкарик. По их  виду можно было сделать вывод, что они тоже основательно подготовились к этой экспедиции. Их рюкзачки были плотно чем-то набиты, в руках они держали фонари, а за поясами у мальчишек в ножнах торчали настоящие кинжалы. Но что это?  За скрывшимися в провале ребятами в лаз скользнуло ещё что-то тёмное, но мелкое. Ошарашенный  Дэн с ужасом узнал Проводника. Он не успел остановить его перед пещерой, и он спокойно последовал вслед за ребятами.
– Стой, – свистящим шёпотом закричал Дэн.– Тебе не с ними. Куда же ты?—но было поздно.   Несколько минут он сидел, вытаращив глаза и не шелохнувшись. Затем вскочил, подбежал к пещере, прислушался, и ничего не услышав, стал  торопливо забрасывать камнями и  закапывать вход. К нему подключился, кое-что сообразивший, Ал, и через полчаса на месте узкого лаза в пещеру осталась ровная площадка из влажного грунта,   быстро подсыхающего под полуденным солнцем.       


4. СНОВА В ПЕЩЕРЕ.
      
Стон повторился в одном из боковых,  узких пролазов среди камней. Юркий Сашка метнулся туда, и ребята услышали его сдавленный свистящий шёпот:
– Батти, это я,  Саша. Меня Симба попросил  помочь тебе. О, что они с тобой сделали, бандиты!
Марина с Пашей  протиснулись в этот  боковой лаз, оказавшийся    глухим тупичком в стороне от основного хода пещеры, и в лучах фонарей они увидели Батти, лежавшего у стены на подстилке из веток и листьев с закрытыми глазами. Он тяжело и часто дышал полуоткрытым ртом, в тесной келье было душно, стоял тяжёлый запах звериного пота и гнилого мяса. Марина мгновенно сориентировалась, сбросила свой не такой уж и лёгкий рюкзачок, достала оттуда розовую коробку с аптечкой. Она обработала  две тяжёлые, но на счастье Батти—сквозные раны в руку и бедро, накрепко забинтовала их. После нескольких инъекций антибиотиков в горячую волосатую  руку,  Батти  облегчённо застонал и медленно открыл глаза.
– Батти, это мы, Марина,  Саша, Паша — твои друзья. Нас Симба прислал тебе на помощь.  Мы сейчас подлечим тебя, и ты снова станешь здоровым, сильным и весёлым.
Батти     всмотрелся в них, на его унылом лице медленно, как на фотобумаге, проявилась улыбка, он чуть слышно повторил:
– Марина, Саша, Паша — друзья Батти.
Потом он ещё раз широко и радостно  улыбнулся  и. . .  пропал.      
– Эй, что за шутки, – встревожился Паша. – Батти, ты где? Марина, куда он подевался? Это что, повторяются прошлые штучки со временем? Только что  был здесь,— растерянно повторял он, фонарём обводя тесные стены и ощупывая прелую подстилку.
Марина  сидела на корточках рядом совсем остолбеневшая, напряжённо смотря Паше прямо в глаза.
– Паша, опомнись, ты посмотри, Сашка тоже пропал. Он рядом с Батти был, за руку его держал, когда я ему уколы делала. Куда они провалились?  Сашка, ты где? Отзовись, ау! – крикнула она в темноту пещеры, но ответа не дождалась.– А что теперь нам  делать, Паша? Посмотри  в проходе. Может, они спрятались где-то  там  и посмеиваются над нами.
Паша выглянул из тупичка, посветил фонарём в обе стороны.
– Никого там нет. Пусто, как в барабане.
Марина не унималась: 
– Паша, найди их. Ты же умный, придумай что-нибудь.
Паша растерянно крутил головой.
            – Саша, Сашка! – прокричал он, прислушиваясь и ожидая ответа. — Батти!
Но ответа не было. Лишь   тоскливая тишина в ответ пугала своей тяжестью.  Набегавшись  по пещере, накричавшись и насвистевшись, Марина и Паша устало сели  на каменные выступы в полу пещеры и вопросительно посмотрели друг на друга.
– Действительно, и Сашки нет, и Батти  пропал. Вот те раз. А я сразу с горячки и не понял.  Но, Марина, не отчаивайся.  Я так думаю, если Батти пропал вместе с Сашкой, то им ничего не грозит. Выпутаются и вернутся обратно. Сашка не тот человек, чтобы дать себя и Батти в обиду.  А что нам делать? Я думаю, надо продолжать исследование пещеры Мы сюда не только из-за Батти пришли. Где-то здесь спрятана и наша «Марин Голд». А это тоже наше городское  достояние и его нельзя отдавать этим сумасшедшим монахам. Они уже из пистолета палить начали, а завтра, того гляди, взрывать начнут что-нибудь.  Так что, давай, поднимаемся,  и потихоньку идём  разбираться с этой пещерой ещё разок, а   Сашке, если он тут появится, записку оставим, чтобы знал, где нас искать. Да, я думаю, этот фокус скоро закончится, и пока мы будем бродить по пещере, откуда-нибудь  Сашка и  вынырнет. Если мы вернёмся сейчас без Саши, нам его родители уши надерут, и правильно сделают.
Пока Паша рассуждал вслух таким образом, Марина  достала из карманчика джинсовой  курточки  записную книжку, выдернула оттуда листочек, написала несколько строк, сложила лист вдвое и положила на видное место, как раз в изголовье баттиного лежака, если можно так это назвать. Ребята  посидели немного на месте, отхлебнули из бутылки   кока-колы, поднялись, покричали в тёмные пещерные проходы, надеясь, что всё же Саша вдруг  отзовётся невзначай, и, не услышав ответа, понуро двинулись вглубь пещеры.
Но  Паша успел  сделать только несколько шагов, как вдруг услышал сдавленный крик своей спутницы. Он мгновенно обернулся, и холодный ужас охватил  его. На плече лежащей поперёк  тупичка без чувств Марины сидел огромный, с мелкую  собачонку,  мерзкий паучище, и чистил лапки.   
 Сознание возвращалось к Марине постепенно, малыми толчками. Сначала  она стала вспоминать, кто  она,  почему она здесь в этой пещере и почему она не сидит, а лежит.  Потом она ощутила себя лежащей на подстилке, где совсем недавно валялся в горячем бреду Батти.   Она поискала глазами  в полумраке Пашу, и снова вскрикнула, но уже от удивления. Её фонарик светил  в дальнюю стену, а  перед ней в отражённом свете сидел улыбающийся Пашка и гладил у себя на коленях нечто непонятное — не то  какого-то чернильно-чёрного  колобка, не то – паучка. Но это было  именно то, что только что  прыгнуло ей на плечо и так её испугало.
– Марина, не бойся, это не опасно. – Паша недоумевающе пожал плечами. – Я не совсем понимаю, что это такое, но когда я кинулся на этого паучка  с ножом, спасая тебя, он вдруг перевернулся на спинку, поднял лапки вверх и так смешно замотал ими, что я понял, что от него зла нам не будет. А когда  я осмелел и  погладил его, он забрался мне на колени и притих, как ласковый котёнок. Вот я и думаю, что же  это всё-таки за чудо такое. Вроде на вид просто клякса какая-то, но с ногами, и бегать может, и прыгать, и не знаю, чего ещё от неё ожидать.
Марина    осторожно, с недоверием  потрогала тёмненький клубочек, ощутила его тонкость и беззащитность. Ощущение было такое, будто она трогала воздушный шарик, но не пустой, а залитый водой. Явственно  чувствовалось, что этот шарик был живой и не страшный. Он с опаской отстранился от её пальчиков, а затем, словно поверив в её незлобивость, мягко приник к ним.  Марина улыбнулась этому живому непонятному комочку, погладила двумя пальчиками и прижала к себе, пытаясь защитить и обогреть,  и поразилась — этот шарик вдруг растёкся плоским  блинчиком у неё на ладошках, а затем в центре собрался в комочек, в котором ребята вдруг узнали фигурку   девушки с вытянутыми  вперёд во внезапном порыве руками.   
– Паша, ты смотри, эта Кляксочка о чём-то нам пытается рассказать. Ведь она изобразила не что иное, а именно нашу «Марин Голд», которую мы ищем. Что бы это значило?
 – Поразительно, – задумчиво ответил Паша, – как она похожа на печально известного нам Эборга. Это ведь его,  и только его особенность — растекаться лужей и собираться затем в любую  фигуру. Очевидно, это милое создание — подарок от Эборга, некий привет от него, или может, у неё есть какое-то специальное  задание в этой пещере. Но как эта чёрная прелесть  попала сюда? Может быть,  она заблудилось в пещере, или  отстала от Эборга? Может быть, он сам позабыл здесь, в пещере,  этот колобочек, получив в свои руки наш чудесный талисман? Как бы там ни было, но эта «чернильница» нам  не опасна, и пусть она пойдёт  с нами. Вдруг где-либо пригодится. 
- Марина,–  внезапно спросил он, – а ты узнаёшь эту пещеру? Где мы сейчас находимся и куда нам идти, что бы попасть в ту большую пещеру  с окном, где вы обедали, и где лежал раненый Унушу?   
 – Паша, я не помню точно, всё-таки почти целая тысяча лет прошла,  но мне кажется,  мы находимся на правильном пути.  Появилось много новых ходов и отвилков, но мы идём по самому старому, и, видимо, верному для нас пути. Как только мы придём в большую пещеру, назовём её – «гостиная», мы станем там базовым лагерем, и от неё будем исследовать все  отвилочки. В одном из них   может оказаться наша «золотая баба». А по дороге на всех перекрёстках будем оставлять знаки для Саши, чтобы знал, куда мы ушли, так всегда спелеологи делают. 
Они  снова накинули на плечи рюкзачки и неторопливо двинулись далее по извилистому пещерному ходу. Он вёл себя крайне непостоянно. То  раздувался  до размеров вокзального холла, то сужался  до волчьей норы, но одно у него было неизменно – он постоянно шёл на подъём. Пробираясь  путаными закоулками, ребята прикинули, что поднялись уже  более чем на середину сопки. Они зарисовывали все боковые проходы, встречающиеся по ходу, отмечали какие-либо характерные особенности, на каких останавливался их взгляд. Но, как ни странно, впереди экспедиции,  перед Пашей, торопливо перебирала тонкими лапками тихая и скромная Клякса. Она шла очень уверенно, не раздумывая на тупиковых перекрёстках, терпеливо ожидая иногда приотставших  ребят.
 – Скоро мы  прийти должны, – прикинула Марина.– Мы уже  миновали крутую петлю со спуском. Я её вспоминаю. Она была  перед большой пещерой-гостиной, а от неё в сторону метров двадцать пять вправо была моя  девичья келья. Вообще-то это была вроде как комната самого Унушу, но мне отдали её во временное пользование, – беззаботно болтала  она, перебираясь через  небольшой завал на полу.
Ход свернул  влево, затем снова резко повернул. Марина шедшая за Пашей вплотную и смотря под ноги, вдруг за поворотом уткнулась в Пашин рюкзак.
– Паша, ты что стал, рубль нашёл? – удивилась Марина.
– Да нет, наоборот, дорогу потерял, – серьёзно ответил Паша.
 Марина заглянула за его спину и увидела, что перед ним в  рассеянном свете фонаря  ход до самого верха был завален обломками свалившегося  известняка.  О том, чтобы их разобрать и пройти дальше, не могло быть и речи. Слишком велик был вывал породы, да и обвал  мог  возобновиться и внезапно  завалить неосторожных путников. О пути вперёд  не могло быть и речи.
Впереди  Паши  стояла и покачивалась на ножках-соломинках  вроде тоже чем-то озабоченная Клякса.   
– Пришли, называется,– чертыхнулся Паша. – Придётся теперь  искать другие пути-дороги. Марина, ты не помнишь здесь каких-либо второстепенных  ходов?
– Да нет, не помню. Вот только тот зал, где была «Марин Голд». У него, как ты помнишь, было три выхода. Этот проход должен как-то встретиться с главным ходом. Ведь Унушу  попадал каким-то образом   в главную   пещеру, чтобы установить статую.  Давай вернёмся и попытаемся найти этот проход. Хотя, Паша, ты посмотри, что делает эта  чёрная кляксочка. Она почему-то упорно  карабкается на этот уступ. Чего бы это ей там надо было? Да подсади её, помоги малявочке.
Чернильно-чёрная, безуспешно пытающаяся  вскарабкаться на отвесную стену  Клякса  с помощью Паши всё-таки  взобралась на крутой уступ, с него скользнула   куда-то в сторону и пропала. Паша  взобрался вслед за ней и тоже пропал в каком-то сиреневом тумане.  Затем он появился   и радостно замахал Марине:
– Мариша, лезь сюда. Клякса умница. Она обнаружила  здесь хороший тайный проход в соседнюю  пещеру.
 Марина подпрыгнула и  с помощью Пашиной руки взобралась на  уступ. Перед ней был узкий лаз, но что-то в нём ей не нравилось. Она присмотрелась внимательнее, и вдруг с удивлением увидела, что этот лаз не имеет чётких границ. Края  прохода были нечётки и зыбки, а сам ход был как-то слегка скрыт нерезкой туманной дымкой сиреневого цвета, по которой временами пробегали совсем уж непонятные круги, как от брошенного в омут камня. Но  Марине некогда было задумываться над этими странными  причудами. Там внизу, за этой дымкой  её заждался Пашка. Она  с трудом протиснулась  в узкую щель между  двумя  крупными обломками  известняка, затем вслед за Пашей спрыгнула вниз и огляделась. Они находились в большом  пещерном коридоре, вырубленном в трещиноватой скале, сложенной белым рифовым известняком, в котором  местами угадывались остатки древних раковин.
– Марина, а ты не помнишь этих проходов?
– Нет, Паша, это какие-то совсем  свежие. Смотри, кажется, что они пробиты буквально вчера. Даже пыль ещё не осела на свежие сколы. Что-то мне не нравится в этой юной свежести, Паша. Ты не слышишь, вроде крики какие-то  вдалеке. Может, это Сашка с Батти нас ищут. Давай покричим им.
  Ребята  обрадовались  предстоящей встрече. Марина громко позвала Сашку, а Паша  оглушительно свистнул, вложив пальцы в рот и прижав ими язык,  как учил его друг. Потом они вместе  хором позвали :
– Саша! Саша!
Непонятный шум усилился, явно чувствовалось его  приближение, впереди за недалёким поворотом  посветлело каким-то неярким, колеблющимся  светом.
– Смотри, Паша, у Сашки,  наверно,  фонарь разбился, – догадалась Марина. – Он опять факелом светит. Пошли к нему навстречу. Может, он с Батти идёт, а Батти ранен. Потому они идут так медленно. А  может быть, ему помощь нужна. 
Ребята обрадовано  поспешили вперёд  навстречу неясному колышущемуся свету. Вот шум стал совсем близким. У   поворота возникли  кривые  длинные тени. Когда ребята  подошли совсем близко и приготовились к радостной встрече, из-за поворота осторожно выскочили три чужих странных непонятных силуэта. Луч фонаря ослепил и остановил их.  В ярком пучке света   изумлённые ребята вдруг увидели  трёх  азиатских воинов   в высоких меховых шапках, в  чёрных кожаных жилетках на голое тело, и с острыми пиками в руках. За  спиной у каждого  висел тугой лук, а на боку  болтался кожаный колчан со стрелами. Ослеплённые и испуганные  ярким светом, пришельцы что-то односложно тявкнули   и упали разом на колени,  уткнувшись лбами в неровный  пол. С одного из них слетела шапка, и под ней ребятам открылся  затылок с чёрными жёсткими  волосами, заплетёнными в косички. 


5. ПОЯВЛЕНИЕ АХМЕДА.

Закончив земляные работы, чумазые компаньоны, устало перекрестившись, уселись на травку передохнуть. Дело было сделано, соперники устранены, теперь можно  было спокойно  полюбоваться прекрасной панорамой, открывающейся с горы, полежать, отдохнуть  и помечтать. Умиротворённый  Дэн с печатью удовольствия на лице от завершенного удачного дела полулежал на склоне, облокотившись на упругий куст орешника, а  замученный шанцевым инструментом  Ал лежал навзничь и смотрел только  в небо, свои мысли обращая только к богу, ибо на землю смотреть ему было всё ещё невообразимо тяжко, поскольку творились на ней очень скверные,  шумные и непонятные дела.   
Дэн возлежал на склоне и просчитывал, сколько времени понадобится  для  полного устранения ребят.
– Ничего, Алквилл, – успокаивал он компаньона, – пройдёт десяток дней, эти зловредные дети сгинут в пещере, атакованные красноглазыми  силами ада, а нашему Проводнику ничего не будет, он-то их переживёт. Тогда придём мы, отроем ход обратно,  и с помощью нашего Проводника  найдём  то, что принадлежит  нам и только нам  по праву Космоса.  И начнётся у нас с тобой красивая и вкусная жизнь.  Купим  роскошную виллу на берегу голубой  лагуны, и заживём только для себя, день и ночь благодаря  господа бога за его благоволение к нам.
    Усталый Ал не чутко внимал бормотанию шефа,  шумно работая лёгкими. Солнце спряталось за лёгким облачком,  под слабым бризом слегка посвежело, удачная перспектива располагала к  покою, и наши работнички,  разомлев на  свежем  воздухе,  задремали после тяжких трудов. Алу приснились опять эти проклятые арбузы. Будто он вновь попал на  рынок и хочет стащить огромный переспелый арбуз, но тот уворачивается от  него, не даётся в руки, словно издевается над ним. Вдруг Ал понимает, что это вовсе не арбуз, а  почему-то ставший большим чёрный  бесовский  Проводник, который стал ему корчить рожи и протянул к нему свои тонкие противные щупальца,  опутавшие ему руки и ноги. Ал принялся кричать  и  отбиваться, но антихрист  так крепко стиснул поганые щупальца, что ему от отчаяния ничего не оставалось, как проснуться.    
Алквилл лежал на склоне, крепко связанный, но не Проводником, а тонким капроновым шнуром. Перед ним  стоял на коленях здоровенный чёрнобородый  человек, затягивающий у него на груди тугой узел. В стороне под кустом орешника  здоровенной куклой возлежал, тоже прочно  стянутым  крепкой  бечевой, его благодетель с кляпом во рту.  Дэн   бешено вращал глазами и всем своим видом выражал своё невероятное возмущение. Однако  на чернобородого это не производило никакого впечатления. Он вовсе не казался  диким  злодеем, а наоборот, сочился добродушием, с лица не сходила радушная улыбка. Чернобородый окончательно изо всех сил затянул сложный узел на груди Ала,  весело подмигнул ему левым чёрным пронзительным глазом, а затем повернулся к отцу Дионисию и укоризненно заметил:
– Ну, разве так можно, господа, ведь это же дети, наше будущее, а вы их вот так,  прямо  заживо закопали.
Затем он подошёл к Дэну и  небрежно выдернул у него  изо рта промокшую тряпку-кляп, но, услышав неистовые возмущенные крики, да ещё на непонятном наречии, вновь закрыл им  изрыгающий проклятья рот богослова.
– Господа, мы люди интеллигентные, зачем так  шуметь? Надо говорить спокойно и по существу вопроса. Если вы ответите мне на некоторые интересующие меня вопросы, я  уверен, что мы поладим и станем добрыми друзьями. Я вовсе не намерен входить в конфликт с самим Папой, хотя мы и разных конфессий. Не будучи  силён в итальянском,  мне остаётся надеяться лишь на то, что за прошедший месяц вы достигли некоторых успехов в русском языке, кроме ненормативной лексики. Поэтому я намерен немедленно приступить к прямым переговорам.
Чернобородый, неудобно  сидевший на корточках, оглянулся, подобрал неподалёку лежавший обломок известняка, сел на него, с облегчением вытянул ноги и продолжил разговор:
– Господа! Я знаю, чем вы занимаетесь вот уже целый месяц здесь, в окрестностях сопки Сестра. Я тоже не терял времени зря всё это время,  держал в поле зрения и вас, и эту дружную ребячью компанию. Немало сочувствуя  вашим неудачам,  предлагаю объединить наши  усилия в поисках «Золотой Бабы». Надо понять, что, если бы вам даже удалось найти то, о чём так мечтаете, то всё равно вы  не смогли бы  вывезти драгоценную находку  из страны. Я помогу вам в этом, но за 50 процентов. Вы понимаете, о чём я говорю? — переспросил он ошалело смотревших на него монахов.
Надо сказать, друзья по несчастью не многое поняли из степенной речи Чернобородого.  Перепуганный Алквилл,  по правде говоря, вообще не понял ничего. Он всего лишь смотрел в рот Чернобородому и думал только  о том, будут ли его бить и пытать сегодня, или уже  завтра. Зато шустрый Дэн кое-что ухватил из длинной речи их пленителя.  При слове «Золотая Баба» он заметно вздрогнул и попробовал освободиться от  пут, а при словах  «50 процентов» вдруг так замычал, что заглушил истошный  гудок электровоза где-то там, далеко внизу. Дэн заметался, засучил связанными ногами, отрицательно  замотал головой, но его остановила  вновь заструившаяся над жаркой поляной степенная речь Чернобородого:
– Господа, я вам советую крепко подумать  о моём предложении. Вы оказались одни в чужой стране, не знакомы ни с местностью, ни с  местными жителями, ни с местными порядками. А я здесь уже давно и у меня всё схвачено.  Конечно, вам не понравилась цифра 50, но это можно обсудить. В принципе, оценивая то большое, что уже вами сделано, я могу согласиться и на 40 процентов.
Дэн при этом вновь завопил и засучил ногами, но уже не столь энергично и шумно. Чернобородый внимательно посмотрел на него:
– Ну, так и быть. Учитывая ваши личные заслуги, а также тот факт, что вас всё-таки двое, я останавливаюсь окончательно на 30 процентах. Советую вам соглашаться,   дело к вечеру, а до утра вас здесь оставлять в таком виде не совсем удобно, господа. Комары, однако, ночью лютуют здесь. 
Дэн грустно молчал. Он понимал безвыходность положения, но терять почти  30 полновесных килограммов золота, к которому он уже успел привыкнуть и считал  давно  своим, было невыносимо больно. Но как только  Чернобородый произнёс слово «комары», Дэн тут же согласно закивал головой и попытался улыбнуться перекошенным ртом с кляпом.
– Ну вот, это совсем другое дело, – удовлетворённо произнёс Чернобородый.
Он вынул у Дэна изо рта  пропитавшийся слюной кляп, затем вынул из-за пояса огромный  тесак и  полоснул им по стягивающим  Дэна  верёвкам, повернулся за этим же  к Алу.  Дэн поднялся, со стоном расправил затёкшие руки и ноги, попрыгал на одном месте, и вдруг – воспользовавшись беспечностью  Чернобородого, выхватил у себя  из-за спины чёрный потёртый «ТТ», и, с ненавистью глядя на врага, с наслаждением   всадил в спину  противника всю обойму.  Чернобородый удивлённо повернулся, взглянул на него гаснущим взглядом, и рухнул на уже  успевший подсохнуть пепельно-серый грунт.







 6.  НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА.

– Марина, кто это?— удивлённо спросил Паша.  Странные воины, услышав  чужую речь, дернулись с испуга головами и с новой силой поклонились, сильно стукнувшись при этом лбами  о неровный  пол.
– Монголы какие-то, что ли? – ответила Марина. – Куда-то мы с тобой,  Паша,  не туда спрыгнули. Ты только посмотри, что это за воины, какие у них луки, стрелы, ятаганы кривые, да острые.  Нужно не дать им поднять головы, слепить фонарями,  а то они из нас  либо дуршлаг сотворят, либо азу по-монгольски приготовят. От  татарского азу оно не намного отличается, наверное. А это блюдо тебе неплохо известно по школьной столовой.
– Тогда, Марина, вот ты и свети им прямо в лица обеими фонарями, а я, пока они не пришли в себя, попробую разоружить их.
Паша  отдал свой фонарь  подруге и с опаской подошёл к уткнувшимся  в пол воинам. Но как только он попробовал вынуть у крайнего монгола саблю из ножен, как он встрепенулся, подскочил, закричал что-то  гортанное, отчего остальные двое тоже попытались подскочить, но были вновь остановлены  слепящим светом  и   грозным Пашкиным окриком:
– Лежать, я сказал, а то,  как дам по башке.
 Вряд ли сыны степей поняли смысл Пашиных слов, но его грозный тон прекратил  их сопротивление, да и слово «башка»,  видимо,  имело для них какой-то грозный  смысл, тем более,  что яркие  фонари внушили им животный ужас перед этим  неведомым холодным ослепляющим светом.  Паша, не теряя времени,  бодренько отобрал у них  всё оружие, сложил его в уголок к стеночке, затем позволил монголам подняться с колен и оглядеться. Увидев чужих,  странно  одетых людей с ярким божественным светом,  они снова упали на колени, бормоча  какие-то свои молитвы о пощаде.
– Марина, что будем делать с ними? – полушёпотом спросил Паша. – Сколько ещё они валяться так будут. Простудятся, пол холодный, однако.
– Да это бы ничего,– в тон ему ответила Марина, – аспирина у меня хватит на целое войско.   А   что дальше  делать,  не соображу. Но,  думаю, надо учесть мой прежний опыт пребывания у чжурчженей, принявших меня за богиню, и изобразить перед ними что-то похожее. Ты не помнишь, как по-татарски будет слово «дом», как сказать им «иди домой».
– Марина,  ты гений. Я всё понял. У нас в классе татарин  Наиль часто по своему болтает, и я у него кое-чему научился. Что-то они понять должны даже из моей речи.  По-ихнему «Иди домой» будет «Эйга кайтыгыз». Сейчас я попробую изобразить что-нибудь из школьной самодеятельности. Сначала буду чушь какую-нибудь нести для солидности, ты её не слушай, а в конце речи  отправлю их домой. Посмотрим, что получится. Ты фонарями сейчас меня освещай,  пока выступать буду. Они видеть меня должны.  Но если они что-нибудь опять затеют,  свети им  по глазам. Это для них вроде холодного душа будет. 
Паша   внезапно посерьёзнел, насупился, сдвинул брови, выпучил глаза  и своим самым громким, занудным и гнусавым   голосом  обратился   к монголам, изображая  из себя как минимум — мессию.
– Дорогие монгольские воины. Я рад приветствовать вас в наших  краях и очень надеюсь, что вы славно повоевали с неверными во славу Аллаха.
При упоминании Аллаха монголы как по команде  вздрогнули, воздели руки к небу, провели ими по лицам,  и снова упали лбами  на пол, бормоча: «Аллах акбар».  Паша продолжал болтать, постепенно входя в роль и стараясь почаще упоминать Аллаха. Он рассказал им про свои школьные успехи, сколько троек у него оказалось в  годовом табеле, сколько раз он подтягивается на перекладине и прочую чушь, не забывая  в конце  очередного  эпизода  упоминать великого Аллаха.  А закончил он гениально просто:
– Вы славно воевали, дорогие монгольские воины. Аллах вами очень доволен. Он считает, что теперь вам надо отдохнуть у родных очагов. Я по поручению самого Аллаха награждаю вас своей милостью и отправляю вас домой. Идите домой и отдыхайте. Передайте это вашему  командиру. Я всё сказал.
Он  подошёл к воинам, положил каждому на голову руку, затем поднял с колен, пожал им крепко руки и повторил: 
– Идите домой, отдыхайте. Эйга кайтыгыз.
Монголы стояли, переминаясь мягкими ичигами на месте, совершенно сбитые с толку, переводя взгляд с Паши на Марину и обратно. Марина перехватила их робкие взгляды, брошенные на сложенное в уголочке оружие, и она поспешила тоже промолвить  им по-татарски :
 – «Эйга кайтыгыз», «Идите домой», –  и махнула рукой в сторону, откуда они появились. Только теперь они поняли, что их  отпускают, но без оружия, и разом, как по команде,  развернулись, и так же крадучись, как пришли, двинулись в сторону выхода из пещеры с догорающими факелами в руках.
– Пашка, ты такой  молодчага, – восхитилась Марина, – болтал здорово, особенно про подтягивание на перекладине. Я и не знала, что ты тридцать  раз запросто это можешь.
– Ну, не совсем тридцать. Это я им  для важности присочинил,– смущённо ответил покрасневший Паша, – вдруг поймут, уважать станут. А так я всего  не больше пятнадцати раз могу подтянуться. А Сашка все двадцать запросто выполнит.
Тут Паша хлопнул себя по лбу:
– Марина, а где наша Клякса? Мы совсем забыли о ней с этими вояками.
Ребята осмотрели все закоулки пещерного хода, перевернули всё, что было можно, но славного паучка нигде не было. Они даже покричали хором, позвали Кляксу, но ответом им была лишь та  абсолютная, оглушительная тишина, которая бывает только в глубоких пещерах, и которую знают и побаиваются все спелеологи.
– Очевидно, Паша, она покинула нас. Видимо, у неё какие-то свои дела здесь есть. Как к нам пришла, так и ушла. Как кошка, которая ходит сама по себе. Ну, да что сделаешь. Может быть, ещё где-нибудь встретимся. 
 Ребята подождали, пока воины Аллаха скрылись  за поворотом, а затем, не торопясь, двинулись в другую сторону, прихватив с собой на всякий случай, по острому ятагану. 
 – Марина, а мы найдём дорогу обратно? Мы забыли отметить тот верхний пролаз, которым  сюда попали. Давай вернёмся и мелом пометим  выход.
– Не надо, Паша. Возвращаться – плохая примета, Там, в уголочке,  оружие осталось от этих вояк с косичками. Вот по нему и определимся при необходимости  для  возвращения.
  Ребята  осторожно двинулись   дальше по извилистому подземному ходу, ведущему их  в полную неизвестность. Они прошли еще несколько поворотов, с боков появились неизвестные  ранее хода, пропадающие в пугающей темноте, затем прошли ещё один крутой поворот и неожиданно  оказались в большом зале с высоким потолком, ровным полом и гулким эхом. Путешественники  остановились в центре зала, высвечивая фонарями стены, крутя головами и осматриваясь.
– Паша, – осторожно заметила Марина, – я,  кажется,  узнаю этот зал.
–Я тоже, – отозвался Паша. – Именно здесь мы нашли «Марин Голд». И именно отсюда  у нас похитили и её, и наш волшебный талисман.  Но, похоже, что сейчас попали сюда чуточку пораньше. Её ещё сюда не поставили.
– Но уже изваяли постамент, Паша, – сказала Марина и показала на крупную глыбу белого кристаллического известняка,  лежащую  для чего-то в центре зала. – Вот из этой глыбы известняка  позднее  будет вырублен пьедестал для «золотой богини».
– Да, пожалуй, но что-то здесь  мне не нравится. Как-то слишком внезапно скрылись  эти разоружённые бойцы Чингизхана. Я читал у Чивилихина, что монгольские воины были в те времена самыми упорными и свирепыми в борьбе,  чем и побеждали. У них было правило, если сдавался один из десятки, то хан уничтожал всю десятку. А если ошибалась десятка, то вырубали всю сотню, как капусту на колхозном поле. А тут трое воинов  сдались  двум подросткам и оружие отдали. Странно это.       
– Да ничего тут странного нет. Они же нас за богов приняли, вот и отдали оружие. Не будут же они с богами сражаться. Глупее не придумаешь.
– Марина, ты забываешь об одном. У монголов строго определённые божества. Они фанатики своих богов и пророков, а чужие идолы для них не существуют, если про них ничего  не сказано в Коране. Так что они, конечно, испугались и послушались  нас, но только до первого поворота, а сейчас, я полагаю,  уже вприпрыжку несутся по пещере с  целым войском обратно, разыскивая нас.
Только Паша произнёс эти слова, как вдруг со всех сторон  послышался непонятный странный шорох, будто что-то вокруг разом  сдвинулось  с  места, словно широкая песчаная река потекла по подземным коридорам, увлекая всё за собой.  Ребята, обеспокоенные шумом,  подняли фонари и увидели вокруг себя нацеленный на них лес боевых копий и густой частокол  застывших стрел с   дрожащими от напряжения на  тетиве пальцами, за которыми отсвечивали мрачной злобой чёрные точки  зрачков в узких прищуренных  глазах азиатских воинов. Затем они услышали звон битого стекла и их фонари разом погасли.

7.  ВОСКРЕШЕНИЕ  АХМЕДА.

 Уложив Чернобородого пятью точными выстрелами в упор, Дэн с лихой радостью подскочил к лежащему телу, злобно пнул его остроносыми ботинками, злорадно прошипев: «О, диабль», что по-итальянски, как известно, означает: «О, чёрт побери!»,  повернулся к напарнику  и что-то рявкнул ему вполголоса, добавив мрачно по-русски «Могила».  Ошарашенный поворотом дела Ал, испуганно поглядывая на Дэна с пистолетом в руке, принялся быстро откапывать вход в пещеру, который  совсем недавно они дружно  закапывали. Торопясь, Дэн тоже взял в руки лопату и стал  активно помогать компаньону. Через полчаса на месте былого лаза в пещеру чернела свежеотрытая прямоугольная могильная яма. Землекопы, запарившись от непривычного  труда,   присели отдохнуть на свежий отвал. Они сидели, понурившись, думая каждый о своём.
 Алквилл опять задумался о том, как тяжко  бог наказал его, лишив любимой работы по перевоспитанию диких народов. Ведь как было здорово раньше. Заходишь, бывало, в деревушку с узкоглазыми язычниками, которые  никогда и слыхом не слыхивали о Христе и верном слуге его Папе, снимешь с двух еретиков шкуру заживо, ещё троих поджаришь на медленном огне, и назавтра не только эта деревня, но и вся ближайшая округа спешит  с наскоро сколоченными  крестами к нему на коленях,  крестясь и кланяясь  направо и налево. А нынче, – он шумно  сплюнул в сторону, –  день и ночь борется с диаволом, засевшим всюду и везде, даже в срамном месте, а его вовсе  не понимают, и препоны ставят ему, руки вяжут и пальцами грозят.
Дэн же радостно размышлял о том, что с большим трудом, но он всё же отстоял своё тяжкое золото. Сколько страхов  натерпелся, что бы найти его, затем столько рисковал, чтобы вновь отыскать, и  почти  на самом финише вдруг нашёлся помощничек, который захотел отобрать его  «золотое» светлое будущее. Сейчас он  зароет этого бандита  в  яме, и пусть его найдут те, кто пойдёт за ним. А он в это время спокойно отсидится в городе и подготовит  себе  алиби. А свалить смерть чернобородого всегда можно будет  на этих противных подростков, которые тоже, кстати, сгинут в пещере. И все концы будут спрятаны в этой  чёрной дыре. А когда вся шумиха утихнет, он снова придёт сюда и возьмёт своё  золото.
Чем больше он думал об этом, тем большая ярость охватывала его, тем больше ненавидел он своего поверженного врага.  Наконец Дэн не выдержал, бросил взгляд на своего помощника Ала и хмуро буркнул ему:
– Хватит сидеть. Пора покончить с этим типом.
И в этот самый момент он  вдруг услышал знакомый  добродушный баритон:
– Молодцы, господа! Правильно копаете, но мелковато. Отдохнули немножко, а теперь надо продолжить и   полностью освободить проход в пещеру. Давайте, давайте, берите лопату, копайте смелее и поглубже, время к закату идёт, надо поторопиться.
Дэн с ужасом медленно повернулся. В пяти метрах от него на своём прежнем камне сидел, как ни в чём не бывало, этот ужасный Чернобородый, и ласково улыбался им обоим. Однако в руках у него чёрным равнодушным  дулом в упор на Дэна смотрел невозмутимый  работяга   пистолет.
– Пистолетик-то отдай, преподобный. Это опасная игрушка. Правда, когда патроны настоящие, а не холостые, как у тебя. 
Дэн медленно, как зомби, вынул из-за пояса своё оружие и передал  Чернобородому. Тот вынул обойму, осмотрел её внимательно, довольно усмехнулся в наглую бородищу, задвинул её обратно,  сунул пистолет  небрежно в карман,  ещё шире улыбнулся и сказал:
 – Вот теперь  будем  знакомиться. Меня зовут Ахмед, и мы будем друзьями. Мне кажется, что мы уже обо всём договорились. –
Он вопросительно взглянул на Дэна. Тот мрачно кивнул головой.
– Так вот.  У нас теперь  общие цели  и надо сделать всё, чтобы достичь их. Но в связи с последними некорректными вашими действиями я всё-таки вынужден поднять долю своего участия в мероприятии до 35% . Не надо аплодисментов, господа, дело решённое. А сейчас давайте  примемся  за работу. Солнце уже повернуло на вечер, а нам ещё столько надо успеть сделать.
Ахмед выразительно посмотрел на брошенные в стороне лопаты, кинул взгляд на солнце, уже начавшее сваливаться по ту сторону залива, и прилёг под куст орешника в десятке метров от загрустивших монахов с лопатами и небольшими кирками  в руках.
Делать было нечего, и вскоре на прокалённом августовским солнцем склоне закипела работа. У служивых господа уже имелся немалый опыт проведения земляных работ.   Через час с небольшим с утра  засыпанный ими  ход в пещеру был отрыт и очищен заново. Когда усталые землекопы присели отдохнуть, зорко следивший за ними Ахмед встал, подошел к вновь открывшемуся лазу и заглянул в него. Не заметив  ничего особенного,  он приказал спрятать шанцевый инструмент в кустах и готовиться к спуску.
– Ну что, согласие в движении к цели нами достигнуто, а всё необходимое для этого есть. Надо отдать должное, вы славно подготовились к пещерным странствиям. Поэтому быстренько достаём фонари и в путь. Впереди пойдёт старина Дэн.—Заметив  испуг на лице богослова, он тут же добавил: – Не надо благодарности, коллега,  это высокое доверие. За вами пойду я, а нашу скромную экспедицию замкнёт наш  друг, опытный борец с потусторонними силами  Ал.  В путь, друзья мои,– скомандовал Ахмед и подтолкнул оробевшего Дэна к зияющему мрачной чернотой входу.
 Глубоко вздохнув и покосившись на оттопыренный карман Ахмеда, откуда слегка высовывалась рукоятка чёрного  пистолета,  Дэн скользнул в  темноту. За ним   исчезли    остальные участники похода.
Несколько минут над чёрным узким лазом на поросшем травой склоне царила тишина. Там за рекой и заливом шумел большой портовый город, в заливе гремели якорями огромные океанские суда,  в стороне погромыхивала на стыках проворная дачная электричка, где-то тарахтел невидимый трактор на созревающих полях. А здесь лишь   ещё сыроватые  комья грунта на брошенных в кустах лопатах и кайлах, да свежие отпечатки подошв  новых кроссовок на отвале серой глины у входа в пещеру говорили о недавнем присутствии человека.
Вдруг жаркая  тишина склона нарушилась глухими щелчками-выстрелами, донёсшимися из пещеры. Затем из неё послышались отчаянные крики, ещё выстрелы и гулкий топот нескольких пар ног.  Из пещеры выпорхнул, именно  выпорхнул, а не вылез,  потный взъерошенный Ахмед, за ним с перекошенным от страха лицом  выскочил Дэн, а  в арьергарде отступающей  экспедиции  из пещеры кое-как выкарабкался задом наперёд мелко крестящийся правой  рукой Ал, а в левой у него был его старый знакомый – большой массивный серебряный миссионерский крест, которым он отчаянно заслонялся от чего-то или кого-то,  догонявшего его в пещере. Вся лихая троица без оглядки кинулась вниз по склону, в точности повторяя  прежний путь первого позорного бегства. Но самое странное, что в болтавшихся у Дэна и Ала за спиной походных рюкзачках, а у Ахмеда—в его дорогой модной ковбойской  шляпе,  торчало по лёгкой оперённой бамбуковой стреле с острым кованым железным наконечником.
Ничего не замечая вокруг себя и не оглядываясь, позорно  отступившая вторая экспедиция  скатывалась вниз к устью реки. Лишь на несколько секунд потный запыхавшийся  Ахмед решил  оглянуться, обегая куст орешника,  и с ужасом   заметил, как из пещеры вдруг один за другим  выскочили три юрких силуэта в рыжих кожаных жилетках, руки которых тотчас ощетинились острыми пиками, а за спиной аккуратно пристроились луки и стрелы. Они, видимо ослепнув на дневном свете после пещерной тьмы, сначала упали на колени, уткнув лица в землю, затем подняли глаза и огляделись. Увидев вдруг в бухте дымящие огромные  корабли, в небе низко летящий самолет, а неподалёку – пробегающую  по мосту электричку, они опять упали на колени, стукнув лбами  землю, прошептали в ужасе  несколько умоляющих  молитв, и, пробормотав глухо: – «Аллах акбар!»,  тотчас  исчезли  в пещерной темноте, будто их и не было вовсе.  Только на влажной глине отвала  остались отпечатки подошв их мягких кожаных  летних  ичигов.      

 
      
8. ОПАСНЫЕ  ВСТРЕЧИ.

– Паша, веди себя спокойно, не дёргайся, – прошептала Марина, – не то  через мгновение мы с тобой будем напоминать  как минимум двух юных дикобразов, только иголками   вовнутрь.
– Понятно, – ответил Паша, не поворачивая головы. – Однако, если бы они хотели нас убить, мы уже не шептались бы. Обрати внимание, как они ловко по нашим  фонарям попали. Все стёкла и лампочки вдребезги  поразбивали. Теперь, очевидно, они ждут того, кто решит нашу судьбу, и нам тоже придётся подождать, правда, под  прицелами этих крутых  джигитов. Только непонятно, откуда их столько на наши головы. Того гляди, ещё сам Чингисхан нарисуется  перед нами. Интересно, умеют ли эти свирепые физиономии улыбаться?  Ну-ка, я  испытаю  их на дружбу.
Паша  широко улыбнулся, приложил руку к сердцу и поклонился, демонстрируя свои явно дружественные намерения. Но ни один воин не шевельнулся, ни один палец не покинул натянутую тетиву, ни один взгляд не потеплел  в ответ на мирную улыбку. Так продолжалось минут пять, затем вдруг  в задних рядах войска  прошло смутное шевеление,  шеренга воинов  расступилась и четверо слуг вынесли  вперёд  роскошное позолоченное кресло, нечто вроде походного княжеского трона,  с восседающим на нём величественным, но совсем ещё молодым монгольским юношей в ярком халате. Слуги поставили трон на пол и с поклоном отошли назад. Тотчас  с боков юного хана стали по  дюжему охраннику с суровыми лицами, и с кривыми саблями наголо. Ребята стояли, не шевелясь, ожидая продолжения   спектакля.
Монгольский юноша на троне  что-то резко произнёс, видимо, отдал кому-то  распоряжение. Из толпы выскочил мелкий мужичонка, одетый в кожу, как все воины, но в русском треухе и с   обликом  явно не монгольским.
– Видимо из наших, или беглый каторжник или пленный русак, как переводчик будет, наверное, – прошептал  Паша. – Надо подружиться с ним. Да поймём ли  друг друга? Столько лет между нами.
Мужичонка в малахае подобострастно посмотрел на  сидящего на троне юношу и кивнул головой. Предводитель  кинул на него презрительный взгляд и  снова резко  произнёс  что-то. Мужичонка опять  мотнул головой и повернулся к ребятам:
– Мой повелитель хан Тугуй,  наместник великого Чингисхана,  отвечать велит, кто вы такие и откуда пришли? Почему так чудно одеты, и кто государь ваш?
Речь мужичка была очень растянута и так непривычна, но ребята, хотя и с трудом, поняли его тягучее наречие.
– Паша, отвечай, – шепнула Маринка. – А то я не знаю, что ему сказать.
– А я что, знаю, – шепотом в тон ей ответил Паша.
 Но, тем не менее,  он важно поклонился юному повелителю монголов и, надувшись величием, ответил:
– Мы явились  к хану Тугую из города Находка  Российской Федерации, Руси, значит, по-вашему. Величать меня Павлом, а это моя помощница Марина.
Паша весь покраснел от важности момента, стал даже вроде выше ростом. Шутка ли,  выступать послом своей страны,  да не где-нибудь, а в далёком  прошлом, в неведомой восточной  Тьму-Таракани,  и перед кем – почти перед самим    «Мамаем».   
Мужичок пролопотал что-то  своему  повелителю.  Тот кивнул головой и  опять бросил вопрос  толмачу в малахае. Переводчик вновь обратился к ребятам и прогундосил  на малопонятном  древнерусском:
– Мой повелитель хан Тугуй желает знать, где находится ваше государство и чем славно оно в поднебесном мире.
Тут Паша опять не сплоховал:
– Наше великое Российское государство простирается от берегов Балтийского и Чёрного, по вашему – Понтийского, морей до самого  Японского, а по вашему — до Восточного моря.  А славно оно людьми русскими и их делами на земле, в небе и даже в Космосе, о котором вы пока ещё и не ведаете. А мы хотели бы тоже спросить, что нужно всемогущему хану Тугую в этих местах, и не можем ли мы помочь ему чем-либо?
Толмач что-то долго объяснял нетерпеливо постукивающему по трону пальцами юноше-повелителю. Тот хмуро слушал переводчика, затем лицо его исказила гримаса крайнего гнева, глаза  налились яростью, он вскочил с трона, подскочил к Паше и что-то гневно прошипел ему в лицо. Затем сделал знак страже, которая тут же скрутила Паше руки за спиной, поставила на колени, к нему подскочил свирепый воин с глубоким  шрамом   на лбу. Он вынул из ножен кривой монгольский ятаган, и Марина с ужасом поняла, что сейчас он этим самым  мечом  отрубит голову Паше, её  закадычному другу.
Она пронзительно закричала и бросилась в ноги юному правителю:
– О, славный хан Тугуй. Пощади младого отрока, не желавшего  никому зла  и с доверием открывшегося твоей милости. Поведай, что тебя разгневало и, быть может, я смогу умерить величие твоего гнева и  сгладить  вину   моего лучшего  друга.
Она так разволновалась, так испугалась за друга, что голос её стал тонко и томно  срываться, лицо раскраснелось, волосы удачно упали на лицо, отчего она  стала необыкновенно прекрасна в зыбком свете горящих факелов. 
Юный монгол вдруг остановил палача, движением руки отослал его от ещё не успевшего испугаться  Паши,   и   с интересом взглянул в лицо упавшей ниц перед ним  Марины. Он вдруг увидел её длинные волосы, обратил внимание на  угадывающиеся под  джинсовой  курточкой совсем юные  девичьи прелести и внезапно понял, что перед ним не строптивый коварный враг, а юная красавица, молящая о пощаде  за своего друга.
Тугуй недоверчиво выслушал перепуганного толмача, что-то долго и путано лопотавшего ему, знаками показывая то на склонившегося  Пашу, то на коленопреклонённую Марину. Он подошёл  к Марине, взял её за подбородок и не грубо, но властно  повернул лицом к себе, взглянул в глаза, улыбнулся, и что-то резко скомандовал страже. Два стражника  тотчас   увели Пашу в сторону. А два других осторожно подняли Марину с пола, поклонились ей и тоже  отошли. Мужичок-переводчик  гнусаво обратился к Марине:
– Мой повелитель хан Тугуй разгневан той наглой ложью, что пытался высказать ему этот жалкий мальчишка. Есть лишь одна великая  страна,  огромная и всесильная  держава  великого Чингисхана, которая протягивается от моря на восходе солнца до моря на его  закате и нет в мире равных ей. И нет в мире ничего, чего бы  не знали  мудрецы Чингисхана, и не поведали бы об этом ему. Он   хочет знать, кто ты, и кем приходится тебе этот лживый отрок, заслуживший смерть за оскорбление  великого Чингисхана, и почему ты за него просишь?
Все жилочки Марины трепетали от страха за своего друга. Но она набралась мужества и спокойно ответила, глядя прямо в лицо заносчивому юному повелителю:
– Зовут меня Марина, о, славный хан Тугуй. Живу я  в городе Находка на берегу великого океана. А  это мой лучший  друг Паша, с которым я учусь в одном классе.   В пещере  мы  ищем ещё одного  нашего друга Сашу, который пропал здесь    несколько часов назад. Может быть,  вы встречали его уже в этой пещере?
Марина говорила нарочито медленно, повторяя некоторые слова дважды, чтобы толмач получше справился с переводом.  Что он болтал своему повелителю, что там  он понял  про город и про классы,  но, тем не менее,  предводитель войска несколько смягчился и не отводил восхищённого  взгляда от раскрасневшейся от страха за друга  и волнения Марины. Открыв рот и позабыв о своём величии,   он пристально смотрел, то на её розовое ушко, то на непослушный локон на её правой щёчке, переводил взгляд на прекрасно сидевший на ней джинсовый костюмчик.  Его ноздри нервно  трепетали, а пересохший язык лихорадочно облизывал потрескавшиеся от встречных  ветров губы.
Наконец он,  не выдержав испытания красотой, подошёл к Марине, взял её за руку и тихо произнёс несколько, по всей видимости,  ласковых слов. Мужичонка-толмач, ни разу не видевший своего повелителя в таком виде, наклонился к Марине и широко, совершенно по-дурацки улыбаясь,  перевёл ей:
– Мой повелитель берёт тебя своей первой любимой женой. Радуйся, женщина, ибо это великая честь для тебя. Ты будешь иметь всё, что захочешь. А когда мы, наконец,  найдём  великое золото этого подлого племени, ты станешь самой богатой невестой мира.
Марина  не знала, что и делать ей в таком положении. Странно, конечно, но ей уже второй раз именно в этой пещере   предлагают  стать самой богатой невестой  в мире, но два совершенно разных жениха. В первом случае  с Унушу  всё было гораздо  проще. Он умолял её стать его женой, и у неё была возможность выбора.
А вот в нынешнем, поспешном  сватовстве юного монгольского хана выбора не было вовсе.  Отказать прямо было никак нельзя, ибо свирепый монгол не знал слова «нет», да  и слишком остры и быстры были короткие монгольские сабли. К тому же,  она всё время помнила, что в том тёмном дальнем углу, окружённый многочисленными, самыми безжалостными  в мире палачами, всё ещё  стоит её друг Паша, жизнь которого, очень может быть, зависит теперь  только от неё. Она медлила с ответом, цена которого была слишком велика.
 Взоры нескольких десятков пар глаз  в этой странной сцене в глухой средневековой пещере при свете коптящих факелов  были сейчас направлены на эту маленькую отважную женщину, ещё совсем девочку, бесстрашно стоящую под направленными на неё стрелами и копьями. Тут Марина  вспомнила сцену в Шамбале, где в роскошных ханских покоях мило беседовали  двое  восточных вельмож, один из которых был   грозой средневековья, великим Чингисханом, а другой – никем иным, как самим Абдуллой, бывшим генеральным директором ООО «Время», ловким мафиози г. Находка.
– О, светлый хан Тугуй, – наконец решилась на ответ она, – для меня было бы великой честью принять ваше великодушное предложение, но я не могу этого сделать без разрешения самого Абдуллы Великолепного, главного советника самого великого повелителя всех народов Чингисхана, который является моим покровителем.
Мужичонка-толмач  очень внимательно  вслушивался в медленно произносимые для него  Мариной  слова, но при  дважды повторенном  имени Абдуллы он отшатнулся от Марины, кинул испуганный взгляд в сторону своего повелителя, и затем начал медленно что-то лопотать, не глядя в его сторону.  Юный же повелитель монголов при имени Абдуллы Великолепного вовсе  соскочил с трона, поднял руки к небу и неожиданно  завопил  что-то  громко и безутешно под гулкими сводами пещеры. Он так  явно сокрушался и каялся, бил себя в грудь и горестно качал головою,  что Марине даже стало жаль его. 
Толмач, подошедший к ней, шепнул  на невероятно древнем, но всё-таки немножко  понятном русском языке, что его повелитель  так убивается потому, что сам Абдулла Великолепный, не более, чем два года назад, при проводах  войска к берегам Великого Восточного моря, рассказывал юному хану о своих молодых друзьях из большого волшебного города, в котором жил он ранее, и просил   не причинять им зла, если вдруг молодые люди  встретятся на его пути. А он, неблагодарный,  едва не казнил  лучших друзей самого Абдуллы Великолепного.
Тугуй опять  разразился длинной покаянной речью, которую перевёл  немного  осмелевший толмач по имени Ефимка.
– Хан Тугуй глубоко кается в своей ошибке,  и в знак своего глубочайшего почтения к  своему покровителю Абдулле Великолепному,  просит  дружбы у  своих гостей, обещая выполнить любые их желания и просьбы.   
У ребят отлегло от сердца. Паша так признательно посмотрел на Марину, что ей стало даже неловко за свою находчивость. Однако надо было играть свою роль дальше, но соблюдая величайшую осторожность,  не ошибиться нелепо и грубо, как  и не переусердствовать в старании понравиться молодому хану.
– О, великий хан Тугуй, – снова начала Марина свою почтительную  речь, –  я очень рада нашей дружбе, и полагаю, что это будет полезно нам обоим. Со своей стороны я очень прошу великого хана Тугуя освободить из-под стражи моего друга Пашу, которого так усердно стерегут  воины  в  тёмном углу  пещеры.
Она подождала, пока толмач переведёт её слова хану, затем увидела, как молодой повелитель важно покивал головой и повелительно махнул  холёной рукой своим стражникам,  немедленно  освободившим Пашу.  Те же самые воины, едва не ставшие хладнокровными убийцами,  с почтением и поклоном развязали Паше    стянутые тонкими кожаными шнурами  посиневшие руки.  Паша подошёл к Марине, потирая и разминая руки, протёр вспотевшие очки и благодарно поклонился  высокомерно смотрящему на него Тугую. А Марина тем временем продолжила свою дипломатическую  беседу:
– Премного благодарна я вам, ваша милость, за вашу доброту и сердечность. А теперь позвольте узнать, какие цели привели вас в эти края, как вы оказались в этой пещере, и что вы  намерены предпринять дальше. Может быть, мы сможем чем-то помочь вам в ваших поисках и скитаниях. Мы хорошо знаем эти места, немало походили по ним.
Выслушав толмача, Тугуй с интересом приблизился к ребятам и начал что-то рассказывать, часто жестикулируя и грозя кому-то пальцем. Толмач Ефимка едва успевал переводить, путаясь в словах и жестах.
– Великий хан Тугуй по совету своего учителя и благодетеля Абдуллы Великолепного прибыл в эти края с целью выяснить причину могущества местного племени,   во главе которого стоит старый вождь Унушу. Он приказал  моему повелителю покорить эти края и вернуться с богатой добычей. Большое   войско хана Тугуя вот уже два года  бьётся с этим упрямым  племенем,   но никак не может победить его и узнать тайну несметного  богатства. На смену павшим воинам племени в строй встают новые  молодые стойкие бойцы, и нет им числа. Совсем недавно большая удача выпала   великому хану Тугую. Предатель Гутун из местного племени  за несколько  золотых монет открыл тайный вход в эту пещеру, и мои воины сумели внезапно проникнуть в неё и  взять в плен самого вождя этого племени. Этот старец знает все тайны своего народа, но вот третьи сутки он без питья и еды ни слова не говорит нашему повелителю. Великий хан Тугуй приказал подвергнуть его сегодня  злым пыткам, что бы вырвать у него тайну его богатства. Сейчас его приведут сюда, и вы увидите этого злодея.
В задних рядах монгольских  воинов  началось  движение. Передние ряды раздались, пропустив вперёд обнажённого по пояс седого старика со связанными позади руками, гордо шагавшего  на расправу. Его лицо покрывали багровые кровоподтёки, на руках и торсе виднелись свежие царапины и ссадины, один глаз почти совсем  заплыл фиолетовой опухолью. Он шел вперёд, глядя лишь  под ноги, чтобы не позволить себе упасть перед ненавистным ворогом. По бокам от него вышагивали два свирепых стражника с обнажёнными кривыми ятаганами, на отточенных лезвиях которых зловеще отражалось множество факелов, освещавших пещеру. Марина  вскрикнула, едва бросив взгляд на пленённого старца. Несмотря на возраст и  седины, она тотчас узнала в нём своего  друга Унушу.   Он же, увидев её  перед собой, остановился столь внезапно, словно его ударили наотмашь, взгляд его  прояснился, и радостное изумление  отразилось на лице его:
– Марину, Марину, – прошептали его губы, и более ничего нельзя было разобрать в его бормотании.

9. ОПЯТЬ ПРОКОЛ.

Пробуждение после бурной кайфовой ночи на  цыганской хате у Цыбули и Штымпа было тяжким и долгим. Было неприятно оттого, что память сохранила лишь отдельные яркие эпизоды их ночных похождений, а между ними тяжко зияли  чёрные провалы в памяти. Проснувшись  на каком-то тряпье в углу блатной квартиры, очумевшие друзья, тупо глядя друг на друга, вспоминали свои вчерашние приключения.
– Цыбуля, слышь, а классно вчера мы ширнулись,– тряся тяжёлой головой,  сипел, глядя в потолок,  Штымп.
– Да, Штымп, и девочки отличные подошли  попозже, помнишь?
– Да, помню, но какие же  это  были  девочки? Ты чё, Цыбуля, это же цыганка Тамара приходила,  с тебя долг требовала, а с ней Танька-чумная,  а ты им  по  дозе  сунул за пол-цены, они укололись и тоже забылись.
– Да это разве Танька  была? Ей же давно уже  за пятьдесят. А я зацеловал её, ха-ха, до икоты.  Мне показалось, что  это девочки с Института  пожаловали к нам. Вот это наглюкались мы с тобой, Штымп.
– Да, здорово было, Цибуля.  Товару мы вчера  толканули с тобой нехило,  помнишь?  Пацанам с первого участка, Владику и Шизику скинули на целый  кусок. Бедилле с четвёртого участка катанули аж на два  колечка. Сегодня «бабки» обещают скинуть.  Восточный и Ливадия уже на подходе. Там тоже всё схвачено.  А вот по «Волне» что-то не двигается. Надо с хлопцами оттуда  «стрелку» забить  и порешать всё конкретно.   
– Ладно, Штымп, хватит башкой трясти. Гляди — отвалится. У тебя же не шея, а шнурок от кроссовок.  Давай-ка сейчас  с утра уколемся по маленькой для поправки здоровья и двинем опять на «Волну» пацанов  на стрелку загонять.
Друзья  тяжело поднялись, нашли на заплёванной кухне какой-то затёртый  сухарь, погрызли его  по-братски, сидя на полу, затем сварганили утреннюю дозу ханки, забили себе её в измученные шприцем  вены и под лёгким кайфом вышли на улицу.
Утренняя прохлада  медленно отступала под уверенным натиском  дневного августовского зноя, на небе ни облачка, с моря ни дуновения свежего ветерка. Под палящим зноем  закайфованные партнёры быстро вспотели, устали двигать ногами и присели отдохнуть на скамейке возле Дома Молодёжи, известного ранее как Дом Культуры Строителей. Здесь в тенёчке под старыми тополями  было чуточку прохладнее,  они устало  облокотились на спинку скамейки и  сладко  задремали, уронив головы друг на друга….. 
    … А на «Волне» собрались классные пацаны. Они собрались, как всегда, в институте, перед входом, поставили в рядок большие тяжёлые скамейки, и расселись перед  инструктором Цибулей с бумагой и карандашами, готовясь конспектировать его указания.
– Ну, это прямо семинар такой классный получается., – восхитился Цибуля и приступил к делу. Он говорил  не слабее самого Цицерона, модулируя в определённых местах голос и помогая себе грамотной жестикуляцией. Сначала он обрисовал пацанам и гирлам трудности текущего момента, не забыв упомянуть о предательстве самого Абдуллы, затем сообщил о настоящих и будущих поставках товара, обрисовал им границы участка, в пределах которого они обязаны трудиться,  специально подчеркнув, что, чем лучше они будут работать, тем скорее они заживут классно, как арабские шейхи.  Все с ним соглашались,  понимали важность задач, поставленных перед ними  «паханом» Цибулей,  смотрели ему в рот и  были согласны трудиться  день и ночь, чтобы выполнить порученное им  большое дело и «распахать»  подконтрольный   участок до нужной кондиции.
Собравшиеся  внимательно слушали, как проникновенно втолковывал им  Цибуля  необходимую плотность охвата  территории, записывали балансы цен, задавали умные вопросы про то, как вести себя с чужими ментами, а как со своими, и вообще работать с этим контингентом  было просто здорово.
Всё шло прекрасно, пока к ним не подошёл вредный дедуля Матвеич из охраны Института  и не спросил, чем это они тут занимаются, и почему именно здесь, и попросил освободить  охраняемую территорию в самое ближайшее время. Однако Цибуля и не думал сдаваться. Он хитро посмотрел  на вредного охранника и тихо спросил у него:
– Слышь-ка, дед, а заработать хочешь? Славную зелень можно настричь в этих садах, если ты  со мной  дружить будешь. Это тебе не укроп на даче  дёргать. Машину классную купишь себе, девочки тебя любить будут. Отдыхать поедешь не в Хмыловку, а на Таити. Тётки там классные и все голые.  Их Гоген ещё рисовал на траве. Ха-ха!
 Видит Цибуля, заинтересовался дед, руками задвигал, пальцами зашуршал, будто деньги считает. 
– А сколько на лапу положишь? – спрашивает.
– А вот бери пайку товара, и с кажной ханки сотка тебе будет. Как пацанов своих наберёшь, так они к тебе будут два раза в день ходку делать, и с кажного, представляешь,  по сотке, а там и друзья ихнии подойдут. Им тоже надо ширнуться с кайфом, и подружки ихнии. Вот глядишь, в день у тебя не одна пенсия набежит. Ну, как, дед, по рукам?
 Смотрит Цибуля, а дед чем-то недоволен. Гримасничает, лоб морщит:
– Мало мне по сотке с ханки, жулик ты,– говорит дед, – себе вон по куску схватываешь, а мне  одни огрызки сбагрить хочешь. Не пойдёт так. Давай мне тоже кусок, а то ментам тебя сдам  и загремишь на нары.
– Какие нары,  – говорит ему раздосадованный Цибуля, – дед, очухайся. Все менты давно наши, с рукой протянутой ходють. На их три тыщи  собаку  не прокормишь, не то, чтобы всю семью. Кабы не мы с ханкой, они вымерли бы все как один ещё до перестройки. Соглашайся, дед, пока я добрый, а то других специалистов  найду, и останешься с пенсией в кармане,  на сухари не хватит.
А дед всё не соглашается, всё злится и ярится, кричит, что сам будет ханкой торговать, что у него тоже  друзья есть, что это его участок и ему, Цибуле поганому  тута неча делать.
Цибуля очень обиделся. Это ему-то самому главному сбытчику  такое говорят.
– Заткнись, – говорит, – дед, а то по балде получишь.
А дед не испугался да как схватит его, Цибулю за шею, и душить начал.  Цибуля кричит, вырывается, его тоже за хилую шею ухватить исхитрился и  давай деда душить и колотить. Слышит, хрипеть дед начинает.
– Так тебе и надо,– злорадно подумал Цибуля и  открыл глаза. Перед ним на скамейке сидел полузадушенный Штымп и, злобно  хрипя, пытался дотянуться короткими ручонками до его,  Цибулиной,   шеи. А вокруг скамейки, на которой они сидели, собрался народ и с удивлением взирает, как два чумных наркомана душат друг друга и ругаются всякими словами в полузабытьи. Вот это кайф схватили, нечего сказать.
Придя в себя,  наши пилигримы посмотрели друг на друга осовевшими глазами и поплелись дальше. Только после полудня они дотопали до Института и рухнули на те самые скамейки, которые уже мерещились Цибуле  днём, на которых он отчаянно  схватился с вахтёром  Матвеичем, будь он неладен. Но только они расположились отдохнуть и поработать с молодёжью, как перед ними возник опять тот же  Матвеич, но уже натуральный, в камуфляже и с физиономией, не предвещающей ничего хорошего.
– Надолго расположились?—спросил он с ходу. 
– Дед, ты чего, откуда? Ты  опять на нашу голову? А ты, что, того, согласен с нами работать?
 Всё смешалось во всё ещё одурманенной голове старшего специалиста наркосбыта Цибули. Но Матвеич не был склонен к долгим разговорам. Он внимательно посмотрел на  квёлых друзей, взглянул на юнцов, их окружающих,  и резко  скомандовал:
– А ну, встать. Кругом! Шагом марш! И чтобы вас тут я больше не видел. Здесь учебное заведение, а не блатная хата для хануриков.  Не то я точно поработаю с вами, как когда-то с нарушителями границы.  Мало   не покажется. 
Как будто кто-то под руки подхватил ослабших друзей и вынес их за новые  ворота Института. Они опомнились только возле ГАИ, удивлённо осмотрелись, почесали затылок и  печально отправились восвояси. Вторая попытка  вербовки клиентов  своего рынка сбыта наркозелья опять провалилась по их вине. 
А Матвеич после обхода  вернулся к напарнику и недовольно бросил :
– Что такое? Опять в подвале  что-то непонятное творится. Туда иду, свет  сквозь решётку сочится, обратно иду—погашен. А я прекрасно  знаю, что там никого нет и быть не может, так как все ключи у нас с тобой на табло развешены. Надо завтра Витюше-электрику задание дать, чтобы проверил. Может, замыкает где-нибудь  проводка.


   



10.   «НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА».

Совещание в «нехорошей» квартире на Пограничной  было назначено на позднее утро   следующего после позорного бегства  из пещеры дня. Чернобородый Ахмед  сидел, развалившись в  привинченном к полу  кресле  возле закрытого листами ДСП  окна и с мрачным любопытством  наблюдал, как суетливый Ал,  подпрыгивая,  пытается достать до телевизора  на потолке ножкой венского  стула. В это самое время на цветном экране знойный «мучачо» из бразильского сериала пытался соблазнить ослепительную брюнетку в алом  купальнике. Закалённому в боях за чистоту веры Алквиллу  выдержать подобный дьявольский соблазн  было просто невозможно.   Когда настойчивый «мачо» долгим паучьим  поцелуем надолго парализовал красотку, и сцена стала двигаться к финалу, измученный диаволом Ал в отчаянном прыжке достиг-таки  парящего под потолком «Хитачи» и изо всех сил треснул его  по пылающему бронзовыми телами экрану. Экран испуганно заморгал, что вывело Ахмеда из себя. Он встал и, мягко отобрав у воинствующего миссионера  ножку стула, крепко стукнул его   ею по голове.
– Чего прыгаешь? Кенгуру, что ли? Думать надо, а ты скачешь, как мартишка, –спокойно вымолвил чернобородый защитник телеэкрана  и сел на прежнее место. В руках он озабоченно крутил остроносую бамбуковую стрелу, внезапно вонзившуюся ему в шикарную ковбойскую шляпу вчера  во мраке  загадочной пещеры под горой Сестра.
С этой  злополучной стрелой он сегодня побывал в городском музее, где  милая  научная сотрудница  спокойно ему объяснила, что это очень искусная подделка под боевые  стрелы монгольской конницы времён Чингисхана.
– Стрела  вполне могла бы быть и подлинной, но сохранность её такова, будто её только вчера вынули из колчана. 
– Вот вчера её и вынули,—мрачно вымолвил  Ахмед.—Эта самая подделка вчера мне чуть в башку не попала. Еле ноги унёс от дикарей с луками.   
Он не ответил на молчаливый вопрос в глазах милого  историка, взял у неё из рук  свой экспонат и пошёл восвояси. Теперь же, глядя на сидящего в углу, обиженно отвернувшегося от телевизора и почёсывающего шишку на голове телененавистника, Ахмед усиленно размышлял о вчерашних приключениях в пещере, о том, почему    вдруг в подземной мгле перед ними, откуда ни возьмись,  появились  какие-то дикие  монголы  с копьями,  луками и стрелами, которые  первыми же точными попаданиями стрел  разом погасили свет слепящих их фонарей, о том, как в темноте вокруг них тотчас  зашелестели летящие мимо  смертельные стрелы, как они, спотыкаясь в полумгле, освещаемой лишь чадящими факелами преследователей, бежали к выходу, как он, Ахмед, выхватив из кармана пистолет, открыл  по преследователям  отчаянную стрельбу, забыв, что это оружие Дэна с холостыми патронами, как  драпала вся их перепуганная  тройка прочь от пещеры, и как он,  случайно  обернувшись,  увидел позади  выскочивших из чёрного пещерного входа  троих,  вооружённых  допотопными  луками и ятаганами,  монголов в меховых жилетках на голое грязное тело. 
 Но откуда взялись эти дикие сыны степей в окрестностях Находки в начале  двадцать первого века, сколько их там,  что они ищут во глубине пещеры мрачной? Уж не эту  ли золотую статую, тридцать пять процентов от которой, если не больше, уже принадлежит ему? Куда подевались те подростки, которые прошли в пещеру на полдня раньше их? Да и где же, наконец, сама «золотая баба», которую спрятал в пещере, по словам хитреца Дэна, какой-то  полужидкий инопланетянин?
Столько вопросов, на которые надо найти ответы, разгадка находится в пещере, но идти туда  очень непросто.   Надо  придумать какой-либо способ безопасного путешествия по  пещере, чтобы  никто не смог им помешать достичь своих целей, но что это за способ?  От его компаньонов толку немного, но Дэн знает больше, чем говорит, он  ещё пригодится, а полоумный Ал вовсе не опасен, пусть себе борется с унитазами во славу господа.
Вдруг Ахмеда  пронзила стремительная  здравая мысль. Он понял, что придумал способ,  как проникнуть в пещеру и перехитрить соперников.  Он приказал компаньонам сидеть в квартире до его прихода, ничего не предпринимать самостоятельно,  и, погрозив  внушительным кулаком  всё ещё почёсывающему шишку на темечке Алу, быстро покинул «нехорошую» квартиру и снова отправился в городской  музей к милой историчке.
Через  два  дня он появился в квартире компаньонов чисто выбритый, приказал  им тоже  побриться, посадил их в ожидавший во дворе джип,  и они лихо покатили вниз по Пограничной. Примерно через час шустрый молоденький бурундучок, живший в дупле старой  разлапистой берёзы близ  зияющего чёрным провалом входа в пещеру на крутом склоне  Сестры  увидел странную картину.
Возле входа в пещеру появились три необычных типа. Были они в  меховых жилетках без рукавов, в мягких кожаных  сапогах, опять же  в кожаных широких штанах на завязках, на головах у них  небрежно сидели меховые  шапочки, но самое странное было у них за спиной, где  у каждого торчала какая-то кривая  палка, перетянутая тонким узким шнуром. В кожаной сумке за спиной торчало несколько бамбуковых  палочек с острыми наконечниками и несколько берестяных факелов. Они потоптались перед входом в пещеру, перекрестились на восток, затем один за другим дружно  нырнули в тёмный провал пещеры. Бурундучок никогда не видел ничего похожего. Он тревожно пискнул, и,  подняв к зениту свой пушистый хвост, тремя прыжками  скрылся в родном дупле.      
Но ты, мой понятливый читатель,  конечно, догадался, что это опять была наша отчаянная троица, предпринявшая очередную попытку разгадки пещерных тайн горы Сестра. Впереди, энергично и решительно, с берестяным факелом в руках,  вышагивал сам Ахмед. Сорок килограммов чистого золота, к которым он уже успел привыкнуть, как к своим кровным,  заставили его отбросить все тревоги и опасения.  Внешне он выглядел   вылитым  монголом, мешала  лишь синева на выбритых  щеках, которую он тщетно пытался скрыть дамской пудрой, отчего вид имел несколько сомнительный и странный, как пегий конь в камуфляже. Он осторожно вышагивал    по тёмному извилистому проходу, неся за спиной туго натянутый роскошный  спортивный  лук французского производства, левой рукой придерживая на бедре спортивный кожаный колчан со стрелами.
За ним  едва поспевал мрачный Дэн. Он тоже несколько напоминал  среднестатистического монгола в своей меховой тюбетейке и тужурке, но разрез глаз и золотые фиксы во рту могли заставить зрителя в этом усомниться.  Последним в этой странной резвой  троице семенил  долговязый Ал.  Длинный и худющий, в своём бутафорском наряде он более всего напоминал огородное пугало в жилетке, зло перебирающее ногами  за своими целеустремлёнными спутниками. Длинный лук за его спиной вечно цеплялся за стены прохода, а большущий колчан ритмично постукивал его  по тощему  заду, поскольку придерживать его он не мог, так как  в левой руке он нёс свой неразлучный огромный серебряный крест, а правой механически перекрещивал спины своих впереди  вышагивающих спутников.    
Они прошли в полном молчании около получаса и вскоре  подошли  к пересечению нескольких ходов, образующих некое подобие  крупного зала. Ахмед, не зная, в какой из отвилков  свернуть, остановился в раздумье, поджёг свежий берестяный факел и нагнулся с ним, пытаясь разглядеть свежие следы на полу пещеры. Два его спутника подошли к нему поближе и тоже стали пристально смотреть на пол, бог знает, что там высматривая.
На сером, грязном и пыльном полу были видны многочисленные следы гостей этой необыкновенной пещеры. Здесь видны были следы мягких сапог с подошвой из лосиной шкуры истинных хозяев пещеры—воинов  племени Белого Леопарда,  местами их перекрывали следы остроносых  монгольских ичигов из грубой верблюжьей кожи. Но самое странное было в том, что иногда  суетливые  следы былых  времён перекрывали ребристые  отпечатки современных кроссовок  фирмы «Адидас». Вовсе не глупый человек,  Ахмед,  увидев эти исторические  несоответствия, многозначительно приподнял брови и понимающе покачал головой. Он понял, что не все ещё сюрпризы встретились на пути его  отважной поисковой группы. Как он был прав. Пока они все внимательно изучали отпечатки сапог на пыльном полу пещеры, вокруг них вдруг резко посветлело.
Они подняли глаза и с ужасом увидели лес копий и стрел, нацеленный на них со всех сторон. Правая рука Ахмеда потянулась было к пистолету в заднем кармане брюк, но, тотчас осознав бесполезность этой попытки отчаяния, он вернул её вверх, как и все его компаньоны.  Они стояли, нелепо воздев руки вверх, суетливо озирая своих  пленителей. Их окружала плотная группа людей, но, увы,  это были не монголы.
На них в упор с ненавистью и презрением  смотрели люди   азиатского облика, но одетые в почти современные кожаные куртки, холщёвые  брюки, аккуратные сапожки, чем-то напоминающие кроссовки, вооружённые либо длинными бамбуковыми пиками, либо, на удивление — диковинными арбалетами. С левой  стороны каждого из них, в области сердца, был пришит небольшой лоскутик белого пышного меха.
– Кто вы? — спросил их  Ахмед.
Но вместо ответа к ним   из толпы молча  вышло несколько  воинов. Они крепко связали пленникам руки кожаными тонкими ремешками. У них отобрали  бутафорское вооружение.  Воины с уважением  взяли  в руки отобранный у Ахмеда  спортивный лук, поцокали языками и восхищённо покачали головами, отдавая дань красоте и изяществу изделия фирмы «Пума». Они весело  посмеялись над луком мрачно озиравшегося и тихо чертыхающегося Дэна, а лук Ала небрежно забросили в дальний тёмный угол, как простой хлам.  Затем  пленникам приказали  развернуться  и быстро повели их по одному из тёмных ходов  куда-то в неведомую глубину горы.

 
11. СТРАННЫЙ ОБМЕН.

От нахмурившегося Тугуя не укрылись  движения и взгляды  пленника  и  очаровательной  гостьи. Он зло насупился, переводя взгляд с Марины на  Унушу и обратно. Затем резко бросил что-то Ефимке. Тот обратился к Марине:
– Мой повелитель спрашивает, откуда ты знаешь этого пленного старца, и что ты можешь сказать  о нём?
– О, великий хан Тугуй, – тотчас ответствовала ему Марина, – это вождь местного  племени Белого Леопарда – Унушу. Я  познакомилась с ним и с его народом  в прежние времена.  Это очень  достойное племя и прекрасный народ, известный своими большими  достижениями в труде и в бою. Я очень уважаю этих людей и прошу не причинять им зла. Мне известно, что и Абдулла Великолепный, – Марина сделала многозначительную паузу, бросив внимательный взгляд на юного предводителя, – уважал это племя и сотрудничал с ним,  о, умнейший  хан Тугуй, – продолжала плести сладкую лесть в духе времени Марина.
Толмач, мучаясь и спотыкаясь в словах, перевёл Тугую эту длинную и сложную  фразу. Сидя в кресле-троне, молодой повелитель пристально посмотрел на Марину, затем на гордо застывшего рядом Унушу и произнёс несколько    отрывистых фраз, над которыми толмач тоже долго мучился, косноязычно  мямля что-то себе под нос, из чего Марина поняла  следующее:
– Великий хан Тугуй уважает друзей Абдуллы Великолепного, но у него есть приказ великого Чингисхана узнать секрет могущества и богатства  племени Белого Леопарда, и он намерен выполнить этот приказ любой ценой. Этот старик должен открыть мне тайны его племени и  показать, где он берёт своё великое   золото.  Он должен подарить  золото  могущественному повелителю   Чингисхану, и только  тогда он и его племя будут прощены и отпущены. Если он откажется это сделать, то умрёт в страшных муках,  и его народ будет полностью  уничтожен.
Закончив этот сбивчивый монолог, толмач подошёл к Унушу и что-то злобно выкрикнул ему в лицо, явно  выслуживаясь перед своим повелителем. Унушу стоял, не шелохнувшись, только взгляд его выражал полное презрение к врагам. Он демонстративно отвернулся в сторону, давая понять, что его никак не интересуют речи презренных его мучителей. Молодой повелитель долгим взглядом посмотрел на гордого старца, на его вызывающую  позу и, сверкнув очами, крикнул что-то своим настороженным воинам. К Унушу тотчас подскочили двое палачей с  ятаганами в руках, грубо подняли старого гордого воина и швырнули его в тёмный угол, где в сполохах чадящих факелов зловеще заблестели  страшные пыточные крючья, тиски, иглы,  от одного вида  которых у Марины закружилась голова, и  в груди застыл кусочек льда.
– Нет, нет,– рванулась Марина к надменному юнцу, – только не пытки. Я знаю, где они берут своё золото. Я покажу вам  это место. Только отпустите Унушу, не мучайте его.
Толмач быстро перевёл Тугую  молящий крик девочки. В глазах последнего мелькнула радость. Он важно кивнул головой, сделал небрежный знак палачам отпустить старика  и бросил что-то толмачу.
  – Великий хан Тугуй согласен сохранить жизнь этому строптивцу, если ты укажешь нам место, где спрятано несметное  богатство Племени Белого Леопарда,– промямлил  наконец Ефимка, глядя в сторону.
 Марина торопливо согласно кивнула, бросила взгляд в сторону спасённого  Унушу, и чуть не вскрикнула, поймав полный горечи и презрения взгляд старого друга. Он смотрел на неё в упор, и слёзы жгучей обиды текли по его лицу.  Он понял  порыв Марины,  но не мог простить ей предательства, не хотел верить, что  его любимая, его священная   богиня Марину, память о которой он хранил в своём сердце  всю свою долгую жизнь, сможет открыть  его презренным  врагам  главный секрет его племени. Ради неё он в столь далёкой и прекрасной юности  без колебаний расстался с волшебным талисманом-оберегом его народа. Ради великой любви и абсолютного доверия  к ней открыл ей  самую главную тайну  племени, показал эту удивительную  золотую жилу — и вот какова награда за его большую любовь и доверие.
Марину от жалящего  взгляда друга встряхнуло, как током ударило. Не могла она спокойно переносить этот укоряющий, мучающий её взгляд. Стремясь выйти из этого изматывающего  штопора, она громко обратилась к юному предводителю, стараясь, чтобы её слова были слышны и Унушу:
– О, великий хан Тугуй, в давние времена мне посчастливилось узнать, что это племя располагает большими запасами золота, которое они  добывают  на ручье Фашидон, что расположен в одном  дне пути отсюда за большой рекой, по ту сторону перевала. Я смогу провести вас туда, но только при условии, что ни мне, ни моему другу Паше, ни славному и храброму Унушу не будет причинено никакого вреда.
Когда Ефимка закончил свой длиннющий  путанный перевод, молодой повелитель  согласно покачал головой, задумчиво глядя на  Марину, и махнул рукой в золочёном рукаве роскошного, но грязного халата, повелевая  начинать  движение. Мрачная масса воинов заколыхалась, разворачиваясь в узкой пещере. Вперёд двинулись воины авангарда в полном соответствии с искусством воинской тактики, за ними  пошли    Марина  с Пашей, который уже отошёл от смертельного  шока и даже начинал пошучивать.
– Да, Марина, только теперь я понял смысл  жизни, – мрачно сказал  он.— Он состоит в том, чтобы просто жить и видеть  землю, небо, солнце  и друзей рядом. Ты вовремя вмешалась в дискуссию, не то я уже робко стучался бы в дверь к святому Петру.
 Марина молча и  сочувственно  кивнула головой. Ей нечего было добавить к рассуждениям друга.  Рядом с ними тащился озабоченный толмач-Ефимка, крутящий безостановочно головой, смотря,  то на своего повелителя, развалившегося в носилках  позади него, то на странных необыкновенных проводников, бодро вышагивающих впереди. Позади носилок с ханом Тугуем  воины подгоняли связанного  Унушу, который понуро тащился, еле передвигая ноги, полный тоски и отчаяния. Он не понял объяснения Марины о золотоносном ручье и мучительно переживал предательство своей юной богини. 
Процессия неторопливо продвигалась по извилистым  ходам подземелья, приостанавливаясь возле узких лазов, где юному повелителю приходилось покидать свои  носилки  и пробираться  пешком, окружённому со всех сторон своими мрачными  воинами.
Впереди в пещерном мраке  показался  слабый тревожный колеблющийся свет. Кто-то неизвестный пробирался им навстречу. Движение тотчас  остановилось, авангард колонны  мгновенно  занял боевые позиции, а оставшиеся воины плотным кольцом окружили юного хана, готовясь своей грудью заслонить его от любой опасности. Факелы были потушены, чтобы скрыть своё присутствие. Напряжённое  ожидание опасности разлилось в полной темноте глубокой пещеры. Лишь слабое сопение воинов слышалось вокруг, да потрескивание грубой кожи, из которой были сшиты их  нательные  жилетки.
Впереди  у крутого поворота пещерного хода свечение усилилось. Кто-то  с факелами приближался к повороту. Наконец из-за него показался сначала ярко горящий факел, затем силуэт человека, который, выйдя из-за поворота, стал размахивать им и что-то громко кричать в темноту на незнакомом  ребятам языке. Однако монголы поняли эти крики и,  посоветовавшись с Тугуем, что-то закричали в ответ. Недолгие  переговоры закончились каким-то согласием, после чего  монголы вновь зажгли факелы, освободили ошеломлённого Унушу от тугих верёвок и пропустили его вперёд.  Навстречу  ему по ходу неуверенно  двинулись чьи-то три фигурки.
– Куда это Унушу отправляют?—встревожено спросила Марина у толмача, стоявшего в сторонке и  мявшего в руках свою затрёпанную до ветхости русскую ушанку.
– Мена-мена нада?—ответил он.– Монгола менять нада.
Унушу уже  прошёл далеко вперёд, потирая  багровые, затёкшие  от верёвок  руки, а к войску монголов  подходили трое неизвестных, с виду вроде монголов, но очень каких-то странных, необычных.  Марина и Паша  во все глаза смотрели на странных кочевников. Вроде одежда на них монгольская, да не совсем та, вроде с виду монголы, да уж больно странные. Вот один из пришлых повернулся к ним  лицом, и  ребята разом  ахнули.
– Монах, вот те раз. Вот так встреча. А вот и другой, который сдвинутый, из средневековья, мой обидчик.  Это что за маскарад? Паша, ты посмотри, на кого они похожи. Они под монголов молотят.  А третий, кто это с ними?
– Да, Мариша, похоже, это действительно наши знакомые монахи, и они по настоящему попались. Понятно, почему  они решили под монголов рядиться. Чтобы затеряться среди них в пещере. Но  ведь они среди них, как  ряженые скоморохи. – Паша еле сдерживал смех. –  Ты посмотри, Мариша, на этого монгола с крестом на шее. Он такой же монгол, как я эфиоп. Это хорошо, что их захватили люди Унушу. Чжурчжени  просто  взяли их  в плен и решили обменять на захваченного  вождя. А монголы согласились  отдать одного Унушу за трёх своих. Тем более, что вопрос по золоту решился с твоим появлением. Но самое интересное начнётся только сейчас, когда Тугуй узнает, что это не его люди. Из-за этих ряженых   он лишился важного пленного, сейчас у воинов Унушу развязались руки, и они опять могут начать боевые действия против захватчиков. Давай пока не показывать, что мы знаем, кто эти псевдомонголы. А третий, ты же видишь, он явно  из друзей Абдуллы. Кавказскую   бородищу, как ни брей, спрятать невозможно.  Понятно, что  эта, такая разная, компания каким-то образом объединилась с одной общей целью—поисками  нашей «Марин Голд» и, по сути, являются нашими конкурентами. Ну что же, постараемся  им в этом помешать.
– Паша, только это нужно делать очень аккуратно. Одно неосторожное слово, и их головы слетят с плеч, как грибные  шляпки. Не хотелось бы такого финала.  Да и наши головы тоже ещё не совсем уверенно себя чувствуют.
Пока ребята так перешептывались, трое новых пленников уже подошли к ожидавшему их монгольскому отряду. В рядах монголов прошелестел ропот удивления. Они с изумлением смотрели  на странных гостей, ряженых в похожие одежды, но им чужих и незнакомых. Настороженных пленников подвели к ожидавшему их Тугую. Юный хан исподлобья с мрачным изумлением смотрел на явившихся перед ним чудных воинов его войска. Он медленно подошёл к стоявшему впереди Дэну и резко сорвал с него его кожаную жилетку. Перед изумлёнными монголами под ней обнажилась золотистого цвета спортивная  майка  с яркой белой надписью «Адидас» на груди. Тугуй изумлённо посмотрел на эту одёжку, подошёл  к  его напарнику Алквиллу, стоящему рядом, и с любопытством  сдёрнул и с него бутафорскую жилетку. Под ней оказалось синее несвежее  спортивное  китайское трико, поверх которого нависал  массивный, потемневший в скитаниях и испытаниях символ средневекового миссионерства –– большой серебряный крест с барельефом распятого на нём Иисуса. 
Тугуй ещё более помрачнел и повернулся к  ожидавшему своей очереди Ахмеду. Того  крепко держали за руки двое рослых монголов.  Видавший всякое гангстер   стойко выдержал   тяжёлый, полный подозрительности взгляд юного повелителя. Эта строптивость  не понравилась привыкшему к крайней покорности Тугую.   Он брезгливо  сморщился и небрежно бросил  что-то толмачу. Тот встрепенулся и визгливо выкрикнул почти в лицо Ахмеду:
 –  Ты кто и кто твои люди? Почему так одеты? Если  вы вражеские лазутчики, то погибнете в ужасных муках.
Ахмед попытался вырваться из крепких рук монголов, но это у него не получилось, лишь несколько лишних  тумаков получил  в бок. Тогда  и он решил проявить покорность:
– Переведи своему шефу, что мы мирные люди, заблудились в пещере и не хотим никому зла.  Мы искали нашего товарища, исчезнувшего в пещере. Его зовут Абдулла и он нам очень нужен.
Толмач очень удивился и оживлённо жестикулируя, перевёл это Тугую. У  того  тоже  поползли  брови  вверх,  он  спросил что-то через толмача.
– Откуда ты знаешь Абдуллу? Как можно тебе  верить? – накинулся он на Ахмеда.
 Затем Тугуй вдруг обернулся к ребятам и опять бросил  по своему что-то толмачу. Тот  обратился уже к ребятам.
– Вы тоже  знаете Абдуллу, и он знает вас?  Может, вы знаете и этих людей? Может быть, вы заодно с ними?  Что вы скажете про них?
Над ребятами опять нависла  немалая опасность. Надо было что-то решать и ошибаться было нельзя. Сейчас  все взоры вновь  обратились к ним. Их ярко осветили разгоревшимися   факелами, и ребята увидели, как расширились глаза у Алквилла, и как мрачно посмотрел в их сторону старина Дэн. Один лишь Ахмед не огорчился, а действительно обрадовался встрече с современниками. Он с интересом посмотрел на них и тайком подмигнул.  Врать не имело смысла, ибо ни один жест и взгляд, какими обменялись встретившиеся незнакомцы, не укрылись от взора  внимательного Тугуя.
– Да, о великий хан Тугуй, –  обстоятельно начала свой ответ   Марина.– Мы знаем этих людей. Это люди из нашего города. Они действительно знали Абдуллу Великолепного и   отправились  в пещеру, чтобы отыскать его, ибо по нашему времени Абдулла  покинул друзей  всего месяц назад.
Взмокший от лингвистических нагрузок толмач Ефимка долго что-то пытался растолковать угрюмому повелителю, но тому уже явно надоели эти странные истории и непонятные встречи. Он резко вскочил  с кресла и звонким, ещё юношеским фальцетом что-то прокричал. Толмача затрясло от вида взбешённого повелителя. Он тоже подхватил его порыв и подскочив к группе пленников, буквально завизжал:
– Вы все врёте, и нет вам веры великого хана Тугуя. Вы обманом освободили  врага  Унушу, и ответите за это. – Он  пальцем указал на Марину и Пашу.–   Вот вы обещали открыть мне тайну большого золота этого племени. Вам   придётся  выполнить своё обещание или погибнуть.  А   вы немедленно   ответите за свой обман,– бросил он ряженой троице,  ошеломлённо взиравшей на  происходящее вокруг и пытающейся что-то понять в этой разноязыкой перепалке. 
Марина ждала чего-то подобного, но эта бешеная внезапная ярость напугала и её. Но она не подала и виду. Подмигнув молчаливо стоящему рядом Паше, она с достоинством ответствовала :
– О, великий хан Тугуй. Мне очень жаль, что так получилось, но я с моим другом докажем тебе нашу дружбу. Мы покажем тебе большое золото чжурчженей на Фашидоне. А эти люди не желали тебе зла. Они попали сюда случайно и не желают худого ни тебе, ни твоему  войску. Отпусти их, о, великий повелитель.
Едва только  измотанный Ефимка  перевёл Тугую речь Марины, произошло нечто, заставившее ребят замереть от ужаса. Стоявший рядом с компаньонами   полусумасшедший Ал вдруг совершенно изменился. В его глазах зажёгся злобный жёлтый огонёк, на лице проявилась гримаса хитрости и коварства. Неистово крестясь, он вдруг кинулся на колени перед развалившимся в кресле юным ханом, и что-то быстро начал ему говорить полушёпотом, оглядываясь на ребят   и показывая на них скрюченным  грязным пальцем.



12. ТРЕТЬЯ  ПОПЫТКА.

Несколько дней после своего повторного позорного  провала Цибуля и Штымп не виделись. У них накопились их обычные житейские дела, которые, как ни тяжело, но делать было надо. Цибулю мать заставила-таки  отправиться на огород, поухаживать за овощами и накопать картошки для дома. А Штымпа  родители засадили за учебники, пытаясь заставить подготовиться к вступительным экзаменам хоть в какое-нибудь  городское  училище. Для собственного удовольствия  наркоты у них пока хватало, и они, кое-как выполнив родительские слёзные просьбы, наконец, встретились на квартире у Цибули далеко не ранним утром.
Штымп вошёл в квартиру друга, слегка пошатываясь от очередной дозы, и застал его ещё в постели, тоже слегка не в  себе с утреннего  нырка в «кайф».
– Цыбуля, ты чё, вставай, хватит валяться, кайф ловить. Когда  Институт  брать будем? Ахмед нам неделю сроку  дал, скоро за «цугундер» брать будет.
– А, это ты, Штымп. Это точно, надо делать бабки, пока  из нас  не начали  делать поясные  ремни. Щас, я очухаюсь, и пойдём  на дело.
Цибуля долго вставал с мятой постели, ещё дольше одевался. Перекусив, чем попало, из холодильника, друзья выкатились из дома уже после полудня. Они твёрдо решили с «чекой» больше не баловаться и, наконец-то заняться поиском надёжных заказчиков на свой товар.   Дождавшись  автобуса, друзья доехали до «Волны», откуда двинулись к Институту.
 День уже клонился к вечеру. У входа в Институт студентов уже не было, но сидела двое местных ребят, лениво потягивающих из банок пиво, и о чём-то неторопливо болтающих. Немного посвежевшие за прогулку  наркоманы  подошли к ним, сели и прислушались.  Мелковатый  шустренький хлопец недовольно покосился на подошедших. Его напарник, коренастый конопатенький  парнишка, оглянулся вокруг, увидел вдруг  сидящих рядом известных наркоманов и возмутился :
– А вам что здесь надо, сидите тут, уши растопырили. А ну брысь отсюда, пока я своих хлопцев не позвал.  У нас  тут без вас проблем хватает. Сейчас ребят  кликну, они вас живо на пинках отсюда вынесут.
Цыбуля явно не ожидал такой наглости от малявок.
– Ты чё гонишь, букашка? Я тут по делу.  Дениса тут не видел? С четвёртого или пятого курса он. Нужен он нам срочно.
– Не видел я твоего  Дениса, этого наркомана. Он тут утрами только шляется, сбыт налаживает.
Цыбуля встрепенулся.
– Вот, Штымп, говорил я тебе, что с утречка тута надо быть. А то пока мы с тобой сюда приползаем, здесь к вечеру  уже только одни заочники остаются. А с них нам навару нету. Они мужики самостоятельные.  Давай,  посидим ещё немного, передохнём, и попылим опять на хату, а то  меня  уже  прессовать начинает.
Но посидеть им не пришлось. Вышедший из института,   уже известный им Матвеич,  опять резко  шуганул их со двора,  и они поплелись, едва передвигая ноги, куда-то  за институт, в частный сектор. Но идти далеко у них не хватило ни сил, ни желания. Едва они зашли за здание, как Цыбуля взмолился:
– Слушай, Штымп, что-то я совсем  заплохел. Трясти  меня начинает. Давай нырнём вот сюда за бомбоубежище, тута хорошо, тихо, деревья густые. Ширнёмся  чуток, и тогда  дальше почухаем.
Штымп не возражал, ибо тоже был не в лучшем самочувствии. Горемыки зашли в густые  молодые кленовые заросли за институтским бомбоубежищем, служившим  сейчас и гаражом, и складом всякой рухляди, тут же на плитах приготовили себе по сладкой  дозе, кое-как нашли у себя вену, укололись и   забылись в дебильном кайфе, сидя в тенёчке  и облокотясь  друг на дружку.
Так просидели они довольно долго. Уже опустились на город душные августовские сумерки. Уже Луна красным медным тазом величаво  поднялась  над зеркальной  бухтой, но тут же стыдливо спряталась за набежавшие плотные облака. Натрудившиеся за жаркий суматошный  день  пичуги устало  умолкли до утра в своих уютных гнёздышках. Только дворовые псы лениво, на всякий случай, перебрёхивались через заборы, тоже готовясь ко сну. 
Какой-то неясный глуховатый  стук вывел Цыбулю из сладкого кайфа. Он открыл глаза и ничего не понял в сплошной загадочной темноте. Напрасно он всматривался перед собой, усиленно моргая ещё сонными глазами, в ночной мрак, полный каких-то неясных пугающих теней. Ничего не понимающим разумом он пытался осознать себя, вспомнить, кто он, где же он находится, и что ему делать дальше?  Он вдруг осознал себя невероятно одиноким,  внезапно  заброшенным в кромешную вечную  тьму,  у него исчезло ощущение земной тверди под ногами и небесного свода над головой, ни один звук не тревожил его слух, ни один лучик света не останавливал его беспокойный взгляд. Животный ужас охватил его ещё барахтающуюся в наркотическом дурмане и ничего не осознающую  в темноте  душу, и он завыл звериным воем о помощи, моля о ней и прося пощады, ещё не зная у кого и почему. Его мечущиеся в темноте  руки вдруг толкнули лежащее рядом чьё-то  неподвижное тело, которое тотчас содрогнулось, вскинулось и тоже отчаянно в страхе завопило на всю округу.
Вахтёр Иван  Матвеич, совершая  свой обычный ночной обход территории Института, тоже обратил внимание на подозрительный посторонний стук, напоминающий звук трения металла о металл. Он уже было хотел кинуться на этот звук в темноте, но в это время его остановил жуткий непонятно чей  не то крик, не то вой в кустах за бомбоубежищем. Он кинулся  на истошный крик, и яркий луч его сторожевого фонаря высветил весьма своеобразную картину.
          В буйных диких  кленовых зарослях  на бетонной плите у забора  сидели, судорожно вцепившись друг в друга  и вопя от ужаса, его старые знакомые – парочка известных наркоманов. На их бессмысленных  лицах застыл животный страх. Они намертво вцепились друг в друга  и, подняв лица к небу, испуганно  выли, в ужасе едва не кусая друг друга.
Матвеичу, мужчине не робкого десятка, уже не первый год работающему в охране, отслужившему почти четыре года на границе, стало непривычно жутко. Мурашки забегали у него под рубашкой, и, чтобы не поддаться страху, Матвеич  высветил сладкую парочку фонарём и свирепо рявкнул на них, да так, что они враз опомнились, узнали друг-друга, поняли,  где они находятся, и кинулись бежать сквозь заросли вдоль забора, спотыкаясь и привычно матюгаясь для храбрости.
Вдруг впереди бегущих наркоманов, в плотной  ночной мгле, прямо посреди массивной бетонной плиты   длинного забора, окружающего Институт, появилось странное светлое пятно  из клубящегося  необыкновенного   сиреневого тумана. Своим плохо соображающим сознанием беглецы приняли это пятно  за приоткрытую куда-то в свет, к людям дверь, и разом вместе кинулись в сиреневый спасительный вход, пытаясь там спрятаться от кажущейся им погони.  Две  испуганные тени  с разбегу нырнули в  сиреневое пятно и исчезли в нём. А пятно вдруг стало стремительно сужаться, превратилось в яркую точку на серой плите бетонного забора и, наконец,  погасло, исчезнув  совершенно бесследно.
А Матвеич ещё раз шумнул на незадачливых наркоманов, проводил их взглядом, покачал головой, и поспешил продолжить свой  дежурный ночной  обход. Лучик фонаря выхватывал из темноты то угол здания, то тёмное молчаливое окно, то.. .  Матвеич  пригляделся зорче, высветил в ночи заброшенную дверь в подвал, подошёл к ней поближе, и вдруг заметил, как в лучике фонаря блеснула  приоткрытая дужка старого  ржавого  висячего замка. Дверь было притворена, но было ясно, что её открывали. Этот  факт  был так тревожен и непонятен, что Матвеич  засвистел в свой  свисток, вызывая напарника. Вдвоём они осмотрели вскрытый  подвал, но никого в нём  не обнаружили. Удивительно,  кому и зачем нужно было стремиться сквозь  надёжные запоры в пустой  сырой подвал.


13. ПРЕДАТЕЛЬСТВО МОНАХА.

 Марина  поняла, что ошеломлённый и  совсем затурканный нашей  цивилизацией  Алквилл  сообразил, что наконец-то он  вернулся в своё родное законное время и воспрянул своим   неистовым средневековым миссионерским духом. Самое скверное было в том, что он  за годы странствий по азиатским просторам неплохо освоил   языки народов, которых огнём и мечом тащил в свою веру, и сейчас он напрямую говорил с Тугуем, выкладывая тому  всё, что накопилось  в его взбудораженной голове за последний месяц. А может, он даже был знаком с Тугуем и ранее, или слышал о нём в своих прежних грабительских походах. Марина только поёжилась, прикинув, что этот фанатик может наговорить о них этому юному самодовольному  властелину их жизней, в каких невероятных грехах и деяниях он может обвинить их.
– Паша, – прошептала она другу, – надеюсь, он ничего не скажет о «Марин Голд»  этому  юному повелителю. Иначе  очень подставит  своего благодетеля Дэна.
– Сомневаюсь, что он вообще знает о ней. Дэн не такой дурак, чтобы этому полусумасшедшему фанатику открывать свои самые сокровенные тайны. Всё, что он сейчас молотит Тугую, так это про то, какие мы скверные и страшные, и какой хороший его благодетель Дэн.
– Ну что, мальцы-удальцы, достукались, допрыгались,– раздался рядом с ними свистящий шёпот Ахмеда.– Сейчас этот чокнутый враг  унитазов такое поведает хану обо  всех нас, что  тому останется только четвертовать нас всех  на первой же земляничной полянке. А что вы там говорили ему о золоте?
– За  американским перевалом  есть хорошее золото, и мы им хотим откупиться от хана,— ответил ему бегло Паша.–   Только бы не ошибиться  в тайге. Ведь там сейчас поста ГАИ нет на перевале, кого можно было бы порасспросить про дорогу на прииск.
– Да я был на этом прииске,– ответил Ахмед.– Не так уж и много там  золота.
– Это в наше время его уже не так много осталось. А восемьсот лет назад чжурчжени в ручьях самородки собирали. Детям бросали в бабки  играть.
Тем временем, поток красноречия  отчаянно жестикулирующего Ала иссяк Он замолк и продолжал лишь  молча бить поклоны перед Тугуем, заверяя того  в своей преданности.  Тугуй, всё это время с интересом поглядывающий на пленников, вдруг резко что-то скомандовал. Двое монголов подскочили к Ахмеду, грубо оттолкнув ребят,  схватили его за руки, а Ефимка  деловито вывернул ему карманы, как будто он всю жизнь именно этим и занимался.  Кроме записной книжки, пачки сигарет «Мальборо» и  пёстрого носового платка, Ефимка выудил из заднего кармана брюк солидный «Макаров»  и протянул всё это повелителю. Брезгливо оттолкнув платок, Тугуй  мельком осмотрел записную книжку, с кислой гримасой  пощупал и понюхал сигареты, но с радостным блеском в глазах схватил пистолет и стал его рассматривать, вертеть в руках, изучая и явно радуясь. Очевидно, Ал успел уже ему рассказать о страшном оружии этих неверных.
 Ахмед с мрачным любопытством наблюдал происходящее. Когда хан взял пистолет обеими руками и положил палец на спусковой крючок, он предостерегающе крикнул, но было поздно. Внезапно грянул выстрел, прогремевший в замкнутой пещере особенно пугающе и громко. Стоявший перед Тугуем на коленях   и беспрерывно кланявшийся  Ал вдруг дёрнулся всем телом, изумлённо открыл недоумевающие глаза и завалился набок. Под ним расплывалась  кровавая лужица. От неожиданного выстрела перепуганный  Тугуй бросил пистолет перед собой, все монголы упали тотчас на колени, и только лишь один  Ахмед не растерялся.
Почувствовав свободные руки, он  мгновенно подхватил с полу пистолет, два раза выстрелил поверх толпы для эффекта, схватил за руку Дэна, подмигнул ребятам и кинулся в глубину пещеры, увлекая за собой и ребят. Сначала они бежали молча в темноте, лишь слегка освещаемой отблесками далёких факелов. Но в кармане у Дэна обнаружился  маленький фонарик, и за поворотом  они бежали уже более уверенно, только не знали куда. Впереди бежал Ахмед с Дэном, а сзади едва поспевали за ними Паша с запыхавшейся Мариной. Позади них слышался неясный шум и топот погони. Опомнившиеся монголы пустились вдогонку за ними и их намерения были совершенно ясны, догони они беглецов. 
Бежать было всё труднее. Пол пещеры становился неровным, ширина пещеры сужалась, а бегущие впереди с плохоньким фонарём Ахмед с Дэном  постепенно уходили вперёд, поскольку  ребята уже начали уставать. По пути друзья подобрали брошенный кем-то факел, подожгли его, и побежали дальше.
– Паша, я уже больше  не могу,– взмолилась вскоре Марина,– проклятая пещера, сколько можно по ней бегать. Прошлый раз   убегали по ней от кого-то куда-то, и теперь то же самое. Паша, ещё немного, и я упаду. Чёрт с ними, с монголами, не убьют же они друзей Абдуллы.
– Марина,– отвечал ей на бегу тоже запыхавшийся Паша.— Они сейчас злы, как волчья стая в погоне, и я не могу ручаться за наши жизни. Ещё немного потерпи, и мы что-нибудь придумаем.
– Паша, не могу  больше. Ты знаешь, я ходить могу сколько угодно, а вот бегать столько не приходилось. Давай спрячемся где-нибудь потихоньку, а они мимо пробегут, и не  заметят нас. Да к тому же, и факел наш вот-вот погаснет. Ещё немного, и мы останемся в темноте.
   Марина уже не бежала, а тихо шла,  спотыкаясь на ровном месте  и  опираясь на неровные стены узкого прохода. Паша понимал, что это уже предел её возможностей. Тут как раз  справа появился узенький ход-отвилок, некая чёрная дыра, зовущая   в неизвестность. Паша не останавливаясь, швырнул почти погасший факел на пол вперёд подальше, скользнул в черноту, втащил туда Марину  и, спрятавшись за грудой камней, они затаились, не шевелясь и сдерживая шумное дыхание.
– Паша, а мне Ала жалко. Хоть он чуть и не погубил нас, но он же не виноват в том, что он такой. Он  человек своего времени,– прошептала Марина, вспоминая нелепую гибель фанатичного монаха, – и по-своему его можно понять и пожалеть.
– Мне тоже, Мариша, жаль его. Но в этом есть какая-то логика. Ал  в своей фанатичности  загонял народы в веру путём насилия. К тому же он предал своего благодетеля, кинувшись Тугую в ноги. Вот за это предательство  и поплатился.
Они замолчали, услышав приближающийся шум.
Едва они отдышались, как мимо них в свете чадящих факелов  пронеслась погоня. Выносливые монголы бежали   не  быстро, но размеренно, уверенные в том, что беглецам деваться некуда и они вот-вот попадут им в руки. Наступила тишина, затем там, куда убежали Ахмед с Дэном и монгольская погоня, раздались два выстрела, послышались  крики, шум, беготня. Затем всё стихло.
– Интересно, чем там всё закончилось?—прошептала Марина.
– Я думаю, Мариша, монголы отступили. Против пистолета лук бессилен. А Ахмед шутить не будет, мафия стрелять умеет.
Через несколько минут  послышались торопливые шаги и приглушённая монгольская речь. Это возвращалась ни с чем погоня. Один из монголов   был окровавлен и прихрамывал на левую ногу. Они, негромко переругиваясь, торопливо проскочили  лаз, в котором затаились ребята, и  голоса их  пропали  в пещерном мраке. 
– Паша, они прошли обратно, может быть, и нам  теперь можно продолжить  движение вперёд.
–  Куда, к Ахмеду  в компаньоны?  Это не наша команда. Тем более,  что сейчас монголы всей силой бросятся в погоню за ними и одним пистолетом тем не отбиться. Да и патронов у Ахмеда не так уж и много осталось. Я думаю, надо отсидеться тут в тишине и подождать, пока монголы не покинут пещеру. Не будут же они шататься здесь до бесконечности. Да и ты ещё совсем  не отдохнула.
           – Паша, а как они покинут пещеру. Ведь снаружи наше время, двадцать первый век. Их что же, танками останавливать придётся. И где они найдут своего Чингиза?
– Нет, Марина, у них свои пути-дороги, они вернутся в своё время, как пришли, так и уйдут. Тут есть какая-то загадка времени, которой мы ещё не знаем. Вопрос в другом, сможем ли мы вернуться  к себе, в своё время?  Касание времён произошло через тот затуманенный  лаз наверху. А если это лишь временное  смыкание времени? Тогда петля разомкнётся и мы останемся навсегда там, где были в момент размыкания, то есть  во глубине веков. И нам придётся жить либо с монголами, либо с чжурчженями всю оставшуюся жизнь. 
– Паша, не пугай меня. Я уже один раз побывала в этой ситуации, и больше не хочу и думать об этом. Мы обязательно вернёмся и ещё погуляем по  нашей Находке.
Так ребята просидели в полной темноте, не имея ни факела, ни фонаря ещё несколько минут. Вдруг  в пещерной гулкой тишине послышались голоса, топот множества ног, по стенам заметались блики приближающихся дымных факелов.
– Монголы возвращаются, – прошептал Паша на ушко Марине. – Лежим тихо, не кашлять и не чихать. Они пройдут ходом, а потом мы сможем идти своей дорогой. Ведь мы сюда пришли искать «Марин Голд», а монголы—это просто досадный эпизод. Надо будет найти ту пещеру, отыскать «Золотую Бабу», а затем найти   сиреневый лаз  с петлёй времени и вернуться  домой. Хватит с нас  путешествий во времени. Сашка нас, наверно, заискался  уже.
Они замолчали, прислушиваясь к приближающемуся монгольскому войску. Вот передний авангардный отряд молча миновал их, за ним шла основная масса  войска. Они шли  серым  потоком  мимо ниши, в которой затаились ребята, освещаемые чадящими факелами. Уже прошла  их основная часть, уже  мимо проскользнули носилки с юным Тугуем, когда вдруг шедший с краю  воин остановился, прокричал что-то,  к нему подбежали ещё несколько, они подняли с пола что-то светлое. Марина  с ужасом узнала в  белом клочке  свой  потерянный ситцевый  носовой платок.  Он лежал  на полу пещеры, как раз напротив входа в лаз, в котором спрятались ребята.
 Монголы зашумели, закричали, подожгли свежие факелы и, бестолково  галдя, кинулись в нишу. Заметить ребят за кучей камней уже не составляло труда. На них опять уставились острые пики, приглашая подняться.  Тёмная ниша наполнилась коптящим пламенем и ярко осветилась. Свет с непривычки  резал глаза. Ярко освещённые, ребята медленно поднялись из-за кучи камней в углу. На них  злобно  уставились  десятки  копий, и острые, нацеленные в них,  стрелы задрожали под напором напряжённой тетивы.   Пригнувшись, в нишу стремительно не  вошёл, а влетел  разгневанный Тугуй. За ним, споткнувшись на пороге, кубарем вкатился    вспотевший от усердия Ефимка-толмач.
Юный повелитель  кинул свирепый  взгляд на застывших под пиками ребят, кривая презрительная гримаса  исказила его лицо. Он что-то закричал им в лицо, погрозил им пальцем и резко взмахнул рукой, словно подводя черту. Ребята молча смотрели на эту сцену. Марина перевела взгляд на Ефимку и увидела его застывшее в ужасе белое лицо.
– Великий хан Тугуй, – еле шевеля трясущимися от страха  губами, прошептал толмач, – сказал, что вы хотели его обмануть и подлежите казни, как  лжецы и предатели. Вы умрёте сейчас по воле моего повелителя.
 Ребята увидели, как зашевелились  стрелки из лука, как напряглись копейщики. Все они, оглянувшись на Тугуя, ждали его последней решающей команды. Взбешённый юный повелитель отвернулся от ребят и направился к выходу, резко махнув рукой своему застывшему в ожидании войску. Ребята замерли, ожидая свиста жалящих  стрел и тупых ударов копий.    Но напряжённые пальцы лучников не успели  отпустить тетиву, а копейщики – метнуть  копьё в обречённых, как вдруг какое-то тёмное пятно метнулось  в дальнем углу пещеры из-под камней, и,  внезапно  рассыпавшись мелкой чёрной сеткой, упало на войско, разом  охватив всех его воинов, их стрелы и пики, и так стянуло  их в один  тугой узел, что они не смогли даже вздохнуть. Только общий выдох, как  жалобный  стон,  раздался в пещере,  и всё потом разом стихло.
– Паша, что это такое? – спросила ошеломлённая Марина.–Я уже прощалась с жизнью, и вдруг такой поворот.
– Марина, нам крупно повезло.– Паша  нервно протирал вспотевшие от волнения  очки, близоруким прищуренным взглядом  внимательно разглядывая  стянутых в один тугой узел монголов во главе со своим вождём. – Волею судеб  мы оказались в одной пещере с нашей милой Кляксой. Она не могла позволить нам умереть. У неё, видимо,  другие планы по отношению к нам. Однако, если бы не она, нас уже не было бы в живых из-за этого юного психа.
Он подошёл к туго стянутому тонкой сеткой и испуганно молча взиравшему на него Тугую и без злобы бросил ему :
– Ну что нам с тобой теперь делать, ума не приложу. Развязать, так  ты опять  за пики и стрелы схватишься. А оставить так, помрёте тут все в три дня. Кляксочка, давай их разоружим и отправим  пешком  на историческую  родину.
Никто не ответил  ему в пещере при почти погасших факелах. Даже Марина промолчала, не зная, что же будет дальше. Но, видимо, Клякса поняла намёк правильно. Вдруг неведомая сила разом  выбросила  из толпы спутанных сетью  воинов все луки, стрелы и копья, и, переломав их с нещадным хрустом, швырнула  в дальний угол. Затем по одному стали освобождаться  ошеломлённые монголы. Первым освободили  юного  повелителя. Это был уже не тот надменный юноша, запросто повелевавший сотней воинов. Перед ними стоял хмурый мальчишка в парчёвом грязном халате, размазывающий по щекам слёзы досады и отчаяния.
–  То-то же,– довольно заметил ему Паша, забыв, что тот ничего не понимает по- русски.—Запомни на всю последующую   историческую эпоху. Кто к  нам в Россию  со стрелами и копьями придёт, тому худо придётся. Передай внуку своему Мамаю, что будет у него ещё поле Куликово. А сейчас,  собирай своё лихое войско, и марш домой, к мамкам и нянькам.  Абдулле Великолепному    привет передай из Находки. Скажи ему, что найдём мы его тайник, вот только  дела здесь закончим.
Опозоренный  Тугуй, не дожидаясь перевода этой речи толмачом,  и не поднимая взора на ребят, поклонился  им и стремительно  вышел из невезучего тупичка, метнув грозный взгляд на своих освобождающихся бойцов. Вдруг  из  толпы выскользнул радостный толмач Ефимка и, потирая  затёкшие руки, изумлённо уставился на ребят. Пашка подмигнул ему из-под очков:
– Ефимка, а ты куда идёшь? Ты же у них в плену был. Так вот, мы тебя освобождаем и отпускаем на волю. Теперь ты свободный человек, и можешь либо остаться здесь у нас, либо отбыть на свою родину. Ты из каких мест-то расейских?
– Суздальский я, – не веря в своё счастье, загундосил Ефимка.—Я с князем суздальским  Ярополком  в посольство ходил, так они вороги, князя убили, а меня в полон взяли, пошто я язык их ведал малость самую. Вот с тех пор и маюсь с ними уже третий год, подишь-ты. У меня в Суздале невеста осталась, Настенька.  Свадьбу сыграть опосля посольства собиралися. Сам Ярополк  посаженным отцом обещал быть.
– Ну, а сбежать что ли не мог от них  никак  за всё это время?
– Скажешь тоже, сбяжать. Они на конях, куды от них убяжишь, в степи-то. Уж кабы лес был, как тута, то, подишь-ты, точно сбяжал бы. Уж больно по Насте, невесте своей,  скучаю. Она ждать меня обещалась, сейчас убивается, подишь-ты.
– Теперь увидишь ты свою Настю. Отыщем Унушу, попросим его не препятствовать твоему уходу в родные края. Он тебе грамоту охранную даст в дорогу.
Тем временем  освобождаемые по одному обезоруженные  монголы серыми мышками тихонечко выскакивали из тупичка  и пропадали в дымном мраке  древнего  хода. Когда последние из них  скрылись за поворотом вместе с роскошным креслом своего повелителя, ребята переглянулись и запрыгали  по  пещере, крича и вопя нечто нечленораздельное, изрядно напугав этим  ещё не пришедшего в себя  Ефимку.
– Клякса, Клякса, три копейки вакса,– орали они на всю пещеру какую-то древнюю дразнилку, прыгая и дурачась вокруг ошалевшего Ефимки. На плече у Марины при этом восседало странное существо абсолютно чёрного цвета, едва различимое во тьме пещеры, по форме напоминающее крупного  пузатого паучка, тонкими лапками обнимающее её за шею и гладящее  лапками  по взъерошенным волосам.
– Клякса, ты что же тогда покинула нас в пещере? Ты же нам дорогу показывала к золотой Маринке, и куда-то пропала так сразу. А где статуя, где « Марин Голд»? 
Паша нарочито строго спрашивал Кляксу, сняв её с плеча Марины и шутливо грозя ей пальцем. Однако Клякса вроде бы обиделась, тотчас спрыгнула с рук, метнулась в тёмный угол и пропала  среди груды камней, за которой прятались   ребята.
– Ну вот, Паша,–– раздался недовольный голос Марины.—Обидел ты  её,  она опять спряталась  от нас. Кляксочка   всё-всё понимает, только сказать не может. Где нам её теперь отыскать?
Внезапно там, в тёмном углу  пещеры, послышался громкий  шум сдвигаемых камней, каменная  груда  зашевелилась, камни поднимались и рассыпались в стороны, освобождая  медленно поднимавшуюся из-под них   сверкающую  полированным золотом  ту самую  «Марин Голд», за которой они и пожаловали в это мрачное место. Статуя была плотно опутана мелкой сеткой чёрного цвета, в которой ребята уже сразу признали претерпевшую метаморфозу  свою подружку Кляксу.
– Так вот она где, наша «Марин Голд» – восхищённо вымолвил Паша.—Это Эборг завалил  её  камнями в тёмном углу, спрятав для своего помощника монаха.. Надо же! Мы сюда пришли за ней, за ней прятались, а не знали, что она там, буквально под нами.
– Вот это да, Паша! Ура! «Золотая баба» наша! Это заслуга душечки Кляксы. Если бы не она, не видать бы нам с тобой не то, что этой статуи, а и  жизни даже. Тугуй жалости к врагам не знает. А эта махонькая чёрненькая хитрунья обладает, видимо, такими чудесными возможностями, о  которых мы  и не догадываемся. А что нам дальше делать с этой кучей золота, как ты думаешь, Паша?
– Марина, всё очень просто. Нужно её опять надёжно спрятать в этой пещере и в этом самом  времени. А потом вернуться в наше время и откопать её.  Что мы сейчас и сделаем. А Кляксочка нам поможет в этом.
 Паша подошёл к висящей в воздухе  горизонтально  золотой Маринке, погладил её, словно убеждаясь в её реальности, и обернулся к Марине, собираясь что-то ещё  сказать, но не успел. Мимо него  со свистом пролетел  обломок монгольской пики, затем ещё один, острый камень ударился рядом с ним о стену. Уклоняясь от летящих в него острых пик и камней, он кинулся в сторону,  успев одновременно бросить  взгляд назад, и обомлел.  Возле кучи сломанного Кляксой  вооружения монголов стоял Ефимка с лицом, перекошенным от ненависти, и бросал в него стрелами и копьями,  хрипя и крича сорванным голосом :
– Моё, моё. Не отдам никому.
Он подскочил к  «Марин Голд», в исступлении обнял статую и зарыдал, проливая  кипящие слёзы на закоченевший  во тьме пещеры и отливающий багровыми бликами металл.
– Золото, это моё золото. Никому его не отдам. Столько золота. Я стану  самым богатым купцом в Суздале, выстрою себе высокие хоромы, и буду жить с моей  Настей в радости до самой старости.
– Совсем одурел парнишка,– промолвил ещё тяжело дышащий Паша. – Чудак-человек, тебе одного пальца её хватило бы для безбедной жизни. Но  мы же не имеем права распоряжаться ею. Это общая  наша городская собственность. Её в музей надо передавать, а ты—хоромы строить. Рабская твоя психология, Ефимка. Ты за этот кусок золота чуть меня не угробил. А ведь  я тебе свободу подарил.
– Не отдам, это моё. Убью, малец, не замай, не подходи. Грех смертный на себя приму, но не отдам золото.
Совсем Ефимке плохо стало. Глаза выкатились синими  бельмами, лицо забелело меловой маской. Выхватил он в куче камней  большущий острый обломок  и замахнулся им в бешенстве на Пашу, но бросить не успел.  Тёмная тонкая ниточка  Кляксы  вдруг обвила его вспотевший лоб, ниточка расширилась, стала  чёрной полоской, закрывшей его глаза. Ефимка внезапно успокоился, глаза его устало закрылись. Он медленно  опустил напрягшиеся   руки,  присел на камни, затем откинулся на неровную  стену  и забылся с печалью на лице.
– Ну вот, опять Кляксочка  нас выручила. Пусть Ефимка поспит немного, бедняжка. От такого самородка у кого угодно крыша поедет. Марина, пока он отдыхает, надо спрятать нашу «Марин Голд».  Кляксочка, давай обратно спрячем эту золотую куклу.
Золотая статуя  легонько двинулась обратно к куче камней,  камни послушно расступились  под ней, и она стала медленно опускаться  вниз. Ещё немного, и она насовсем скрылась бы под камнями, как будто и не было здесь  этой дивной золотой фигуры. Вдруг слабый скачущий свет факелов затмил яркий луч  фонарика. Ребята обернулись на свет и обомлели.


14. СТРАННАЯ  СИГАРЕТА.

В Институте с самого утра царило некое недоумение среди персонала. Обнаруженный  сторожем  Матвеичем   висячий,  ржавый, давно не открывающийся замок на институтском подвале открытым, а пустой, бесполезный подвал кем-то обысканным, взбудоражило умы сотрудников. Это было удивительно тем, что в этом подвале ничего не было, что могло возбудить интерес у самого непритязательного  воришки. Но факт вскрытия  двери подвала был, о чём и шептались  между собой озадаченные сотрудники.
Матвеич с удивлением рассматривал старенький ржавый замок. Он вертел замок и так, и эдак, удивлённо качал головой, зачем-то трогал  пальцем, рассматривал его на свет.
– Вот ведь, анафема, таких замков годков двадцать уж не делают, а ключ подобрал, однако. А зачем? Ведь там, в подвале ничего нет, кроме ржавых труб и слоя пыли. Это все знают. Сколько времени этот подвал простоял пустой и брошенный. Несколько лет мальчишки местные носились по нему с криками, играя в войну, и творя свои мальчишеские мелкие гадости, разбивая и растаскивая всё, что только можно. Ясно, что  эта  работа никак не местной шпаны.  А если это не её работа, то чья?
Этот же вопрос задавали и все, кому Матвеич показывал злополучный замок. Все дивились, трогали замок, тоже качали головами, но  ничего толкового не могли придумать  в объяснение. 
Тем не менее, из произошедшего в руководстве Института были сделаны соответствующие выводы. На совещании  директором Института был дан строгий приказ  злополучный подвал закрыть на более крепкий, современный, прехитрый замочище. Решётку тоже подварили, усилили  и приказали сторожам  более внимательно за  всем присматривать, что они и  без того усердно делали.
Сегодня, отправляясь в очередной обход вокруг института, уже после  полуночи, Матвеич взял фонарь и двинулся в ночной рейд. Ночь выдалась тёмная и ветреная. Вечером прошёл непродолжительный, но сильный  ливень. Мокрый асфальт  в свете прожекторов отливал дорогим серебром. Ураганный ветер жалобно  завывал в дверях и мешал открывать их. Но едва Матвеич  приотворил дверь, как ветер подхватил её, рывком открыл   и  буквально вышвырнул сторожа на двор. Плотнее запахнув камуфляжную фуфайку, сторож двинулся в обход.   Если у фасада здания ветер налетал внезапными мощными порывами, то с боков  он уже  едва не валил с ног. Осмотрев первую часть двора, сторож, прикрываясь от сырого  ветра воротником, двинулся на другую половину. Подойдя к подвалу, он проверил замок, решётку, отметил, что всё в полном порядке, и двинулся  дальше,
А через два часа, при очередном  обходе двора дверь подвала  вновь  была обнаружена открытой, рядом валялся на земле открытый хитрющий замок в полной исправности и искусная монтировочка, которой была  отжата и открыта дверь подвала.
Этот  безобразный факт уже решили не оставлять без внимания специальных органов.  Прибывшая утром  милиция собрала  вещественные доказательства в полиэтиленовые пакеты, допросила дежурную смену охраны, осмотрела пустой  подвал и, не найдя никаких повреждений и не определив сумму ущерба, дружно укатила обратно, объявив этот случай шалостями местных ребятишек и отказавшись  от регистрации инцидента, дабы не ухудшать статистику  раскрываемости по городу.
– Сторожить надо получше,  и ребятишек гонять, а не дремать  в уголочке,– заявил на прощание дежурный опер Матвеичу. 
На что Матвеич только молча пожал плечами.
На данный инцидент в руководстве Института  вновь  энергично отреагировали. Дали команду заменить замок на ещё более мощный и секретный, опять усилили решётку и дверные запоры, и на этом снова успокоились. Но никто почему-то не стал искать ответ на очень интересный вопрос, а зачем опытному и столь  добротно экипированному вору понадобилось так упорно пытаться проникнуть в пустой подвал.   Не успокоился лишь неугомонный Матвеич. Он сразу задал этот вопрос себе самому, и, не найдя ответа, стал усиленно размышлять.
Через несколько дней, в свою очередную смену он выбрал время поспокойнее и, оставив напарника на вахте, сам  отправился  в загадочный подвал, бормоча себе под нос, что тут что-то не так. Но направился он в подвал не с улицы, а через внутренний вход из коридора.
Войдя в подвальное помещение со стороны  строящейся в подвале сауны, он стал внимательно осматривать  помещение подвала. Вдоль стен тянулись коммуникационные трубы. Между ними путались кабели электроснабжения и связи. Низкие подвальные оконца забраны решётками и застеклены. Помещение освещалось одной лампочкой, подвешенной на проводе посередине помещения. Здесь не было ничего, ради чего сюда стоило бы стараться проникнуть сквозь закрытые двери и решётки. Но ведь уже были две попытки, причём  успешные. Вор всё-таки проник в помещение, но что он здесь искал и нашёл ли?
Взгляд Матвеича  скользил вдоль стен, осматривая  грязные пятна на бетонных плитах, ржавые трубы, остатки строительного  мусора и прочие неинтересные подробности. Вдруг его взгляд обнаружил  на земле какое-то светлое маленькое пятнышко. Он подошёл поближе, подсветил фонарём. Это был всего-навсего окурок сигареты, но довольно свежий, не запылённый и не затоптанный, как всё в этом подвале. На сохранившейся части  окурка чётко золотом было написано по-иностранному: «Parlament».
– Точно! Есть такие сигареты у нас, больно дорогие, наверное, импортные, – подумал Матвеич.– Из наших никто не курит такие сигареты. А окурочек совсем свеженький, почти наполовину недокуренный. Видимо, кто-то торопился, нервничал, бросил, не докурив. Но что можно искать здесь, в этом пустом подвале с ржавыми  трубами?
Матвеич раз за разом внимательно осматривал помещение, стараясь не пропустить ничего необычного. Что-то было не так, а что, он не мог понять. Что-то тревожило его рассудок и интуицию, но где-то  очень глубоко в подсознании. Так ничего и не обнаружив, он вернулся на вахту.



15. ДВА   ВЫСТРЕЛА.

– Поздно прятать, – раздался  рядом громкий уверенный голос.— Эта золотая кукла наша. Паша, отойди в сторонку, не мешайся под ногами, юноша.
В проход  уверенно шагнула мрачная тень, за ней другая. Ошеломлённые ребята  узнали в них Ахмеда и Дэна.  Не обращая внимания  на ребят, они подошли к статуе, жадно ощупали её, по-хозяйски погладили  дрожащими ладонями её драгоценные формы. В глазах у них вдруг  зажглись маленькие злобные фонарики, которыми они хищно посмотрели друг на друга.  Ахмед, картинно прищурившись,  бросил взгляд  на Пашу.
– Ну что, гимназия,– проговорил он.– Спасибо, что помогли нам найти её. А теперь  мы  сами справимся. А ты, Паша, забирай свою подружку, и  спешите быстренько оба отсюда домой, к мамам и папам. Эта золотая безделушка по всем законам принадлежит нам с мистером Дэном.  И паучок – проводничок, которого вы прозвали так удачно–Клякса, как я понял, тоже ему подарен. Так что, поторапливайтесь. Как говорится, - Гуд бай, бэби! А мы эту золотую куколку сейчас с помощью  паучка отнесём, куда следует. У Кляксы это здорово получается.
Паша возмутился:
 – Это вовсе  не ваша «кукла». Это легендарная «золотая баба», о которой сложено столько легенд, и она принадлежит всему нашему городу. Именно её  ищут в Приморье  уже столько  лет.  Мы первые её нашли и в музей  сдадим.
 Ахмед поморщился :
 – Гимназия, что за бред, какой музей? Вы поймите, на весь город здесь всё равно  не хватит золота, а вот нам с Дэном,– он как-то споткнулся на этих словах, – вполне достаточно, – странно, вопросительно-утвердительно   завершил он свою речь. И тотчас свирепо добавил:
– Довольно трепать языком. Быстро отсюда, пока я добрый, и не вздумайте следить за нами. У меня в пистолетике ещё не одна обойма осталась. Будете фокусничать,  я быстренько расставлю все знаки препинания  в этом затянувшемся диктанте. Забирайте ваши тусклые  факелы и марш отсюда.
Да, да, – закивал деловито протиравший носовым платком золотую богиню  не очень поднаторевший в русском языке  Дэн.—Давай, давай. Бистро. А ты, Клякса, так тебя зовут, поднимай  золото, моё золото, наше золото,– повторил он, оглянувшись на компаньона. 
– Ахмед, –  вдруг обратился Дэн к  компаньону, – а что делать этот  человек? Странный он, живой, шевелится. 
В дальнем углу действительно  зашевелился проснувшийся  Ефимка. Он открыл глаза, посмотрел вокруг ещё бестолковым сонным взглядом, и на свою беду, опять увидел невысоко парящую в воздухе «Марин Голд».  Он вскочил,  не то закричал, не то зарычал:
– Моя! Она моя! – и кинулся  к статуе, пытаясь отпихнуть от неё Дэна, и угрожающе смотря на всех остальных.
 Ахмед укоризненно покачал головой, и, не тратя слов, коротким и резким отработанным ударом ударил его по темечку рукояткой пистолета. Ефимка  от неожиданности крутанулся на месте, глаза его закатились, и он рухнул туда же, где отлёживался ещё совсем недавно. Затем  Ахмед, зло сверкая белками глаз,   грубо вытолкал заупрямившихся было  ребят  из ниши, ещё раз пригрозив им пистолетом:
– Марш отсюда, и помалкивайте обо всём, что видели.
Делать было нечего. Покосившись на пистолет  свирепого  Ахмеда, ребята  подняли факелы и понуро отправились к выходу из пещеры.
– Бандит поганый! — в сердцах выругался Паша, протирая запотевшие от волнения очки.
Они поплелись по пещерному  ходу, который сейчас совсем не напоминал тот пустынный извилистый коридор, по которому они шли сюда совсем недавно. Сейчас, когда по нему прошли десятки людей из разных эпох, он напоминал оживлённую туристскую тропу, заваленную остатками обгоревших  факелов, обломками луков и стрел, лоскутами одежды и затоптанную десятками торопливых ног. На одном из поворотов они увидели даже яркую упаковку от шоколада «Российский» с Московским Кремлём.
– Надо же,– усмехнулся Паша.– Это наши  обидчики подкреплялись.
– Да, археологи будущего сойдут с ума,  откопав  из-под вековых наслоений однажды этот фантик, –  ответила   Марина.
– Этот вопрос для них будет абсолютно  нерешаемый  в пределах классической науки. Такие случаи уже отмечались неоднократно. То в юрских известняках находили изделия из нержавеющей стали, то в черепах динозавров находили пулевые отверстия. А самое интересное нашли в пустыне Гоби, где рядом с застывшими в иловых отложениях трёхпалыми отпечатками динозавров нашли следы самых обыкновенных человеческих ног в ботинках с ребристыми подошвами и даже босых. Палеонтологи не верили своим глазам, но факт неоспоримый, как, впрочем,  и необъяснимый.   
– Паша, а как ты думаешь, – начала  Марина, но закончить вопрос не успела. Позади них в пещерном глухом мраке оглушительно грянули почти одновременно два выстрела. Ребята переглянулись и кинулись обратно к нише с их недругами, от которой не успели ещё уйти далеко.  В ней в тусклом свете брошенного  на пол фонаря, возле кучи камней, они увидели два неподвижных тела. На неровном полу пещерного тупичка друг напротив друга с масками ненависти на лицах в неудобных позах   лежали Ахмед и Дэн. В судорожно сжатых ладонях они держали  злые пистолеты, из дул которых ещё выходил тоненькими  струйками синий пороховой дымок. Под ними расплывались тёмно-багровые кровавые лужи. Ребята переглянулись и печально покачали головами.
– Марина, ты посмотри на этих алчных  любителей золота. Они считали своим то, что им не принадлежало. И  за это были готовы убить кого угодно.
– Но сами нашли ужасную смерть. Они одновременно выстрелили друг в друга и поразили сами себя   наповал. Сколько зла в этом мире от золота,– вздохнула Марина.– А оно ведь ни в чём не виновато. Это  обыкновенный металл, даже не очень  редкий, но очень нужный в промышленности. Паша, а где наша «Марин Голд»? Они что, её снова спрятали?
– Действительно, куда она подевалась? Не похоже, чтобы они её успели перепрятать. И куда? Видишь, куча камней, как была разворочена, так и осталась. А больше здесь спрятать такую большую фигуру негде. Да и  Кляксочка куда-то пропала. А почему она  их не остановила, не отобрала у них пистолеты, как ты думаешь? Ведь она против любого насилия, как мы поняли из произошедшего ранее. Нас она спасла от взбесившихся монголов. А тут двойное убийство, а она и пальцем не шевельнула. Непонятно.
– Паша, я думаю, что когда они стрелялись, её уже здесь не было. Кляксочка, видимо, внезапно исчезла вместе с «Марин Голд». Она и это, наверно, умеет делать. Жаль ей было отдавать   подобное  сокровище этим сомнительным личностям. Она же не дура, и поняла, кто они такие, и зачем им надо золото. А наши  горе-золотоискатели заподозрили друг-друга в воровстве и начали сводить счёты. Давай спросим об этом нашего Ефимку. Видишь, он зашевелился там, в углу, приходит уже в себя.
Паша поднял с пола подсевший фонарь невезучих золотоискателей, выключил его и передал  Марине.
– Поберечь надо. Пока факелами обойдёмся.
Затем подошёл к сидевшему в  тёмном углу Ефимке, тупо смотревшему на угловатую стену и осторожно  ощупывающему здоровенную шишку на ушибленном темени: 
– Ну что, Аника-воин, получил золота в полной мере?  Будешь знать, как с ним связываться.  Куда оно подевалось, не видел? Где золотая статуя? – прокричал он ему на ухо, руками пытаясь изобразить её формы.
От неожиданности Ефимка  дёрнул головой,  но при этом печально покачал ею, давая понять, что ничего не помнит и не знает. Но внезапно он встрепенулся, словно вспомнил что-то, резко огляделся вокруг, вскочил на ноги и забегал по пещере, осматриваясь, словно ища чего-то. Он подскочил к куче разваленных камней, пробежал по всем тёмным углам, затем подскочил к Ахмеду и стал его трясти, плача и лопоча  что-то непонятное. Голова Ахмеда  безжизненно моталась из стороны в сторону, а в открытых мёртвых глазах его тускло метались  блики догорающих факелов.
Марина  не могла спокойно смотреть на эту истеричную сцену. Она поморщилась, подошла к рыдающему  Ефимке и положила руку ему на плечо :
– Ефимка, не надо так расстраиваться. Зачем тебе столько золота?  Ты же его всё равно не увезёшь к себе в Суздаль. Да не убивайся так, мы что-нибудь придумаем для тебя.  Радуйся, что ты свободен, жив и здоров, а твоя Настенька тебе и без золота рада будет. Тебе надобно  ещё добраться до дома, а это, считай, через всю матушку-Расею пройти необходимо.
 Ефимка поднял на неё всхлипывающее заплаканное лицо, благодарно покивал головой и жалко улыбнулся. Лисий заношенный треух  слетел с его головы, и ребята увидели, что он ведь совсем ещё молод, чуть постарше их самих, да только заросший длинными волосами  и очень грязный. 
– Э, Ефимка, да ты же совсем салажонок ещё. Сколько тебе годков-то нынче, жених? — спросила его, смеясь, Марина.
– Дак  это  скоро осьмнадцать будет,– серьёзно ответил юный толмач.— Меня батяня в пять годков обручил с Настенькой, как только она родилась у нашего воеводы Афанасия. Мы росли вместе, яблоки сообща воровали с поповского сада опосля яблочного Спаса. Господь простит тогда, а до Спаса никак не можно. А третьим у нас татарчонок был приблудный. Он меня по-ихнему и научил толмачить. А когда князь Ярополк с посольством отправился в татары, меня прихватил на случай чего. Да вот хан Багир наше посольство набегом погубил, князя Ярополка муками извёл, а меня толмачить оставил. Затем с сыном своим Тугуем  в поход отправил.
– Ефимка, а чего ты грязный-то такой?  Будто все годы немытым толмачишь.
– А то как же.  Они же, разбойники, сами не мылись никогда, и мне запрещали. Я тайком на речку бегал, вроде бы рыбу ловить, а заодно и отмокал вдоволь. Вот к батяне вернусь, баню истопим, и отпарюсь за все годы в бусурманстве.
Паша сочувственно поглядел на сверстника.
– Ефимка, а ты как домой будешь добираться. Ты хоть понимаешь, где находишься сейчас. Ведь до твоего Суздаля  полсвета  прошагать надо. Весь Китай пройти, арабские  племена, затем племена южных татар, которые тебя опять в плен возьмут и Тугую вернут. А тот припомнит тебе твоё бегство к нам. Может, с нами останешься? Мы тебя грамоте обучим, специальности выучим и в нынешний Суздаль самолётом отправим. По небу хочешь полетать?
Ефимка испуганно замахал руками, истово перекрестился :
– Свят-свят. Да разве я ведьмак  какой, что б по небу-то летать. А грамоте меня дьяк наш Суздальский Еремей малость научил. Молитвы   читать могу, но не складно. А домой чтобы попасть, я   знаю, надо на закат солнышка  всё время итить. Как до тёплого  Понтийского  моря дойдешь, так сразу на солнце к холоду путь повернуть, опосля  так  на  русичей   и выйдешь. А там они дальше подскажут дорогу в родной Суздаль. Сейчас там яблоки соком наливаются. Однако Спас скоро, мальчишки опять в сады полезут, — мечтательно улыбнулся он чумазым лицом.
– Да ты не  так и прост, Ефимка,– заметила Марина. – И грамоте разумеешь, и дорогу домой отыщешь, надо полагать. Вот только учти, чтобы по небу летать, не надо быть ведьмаком. Я вот не ведьма, а на самолёте и в Москву, и в Токио летала. Да где тебе их знать. При тебе на Руси ещё, поди, и Москвы-то не было. В наше время все самолётами  летают, если захотят.   
– И если деньги на билет найдут,– вскользь заметил Паша.
Марина хотела что-то добавить, как вдруг  осеклась. В пещере стало внезапно светлее. Ребята оглянулись. Вокруг них опять стояли ряды воинов с факелами в руках. Но в их глазах не было злобы и ненависти, а в руках не было настороженных  копий и нацеленных стрел. На левой стороне куртки  каждого воина  был пришит  кусочек белого пушистого меха. 

16. ТАИНСТВЕННАЯ  ДВЕРЬ.

На скамейках перед институтом сидели двое местных  хлопцев и о чём-то оживлённо беседовали. Матвеич вышел на двор покурить, и заодно турнуть со двора посторонних, но, услышав, о чём они беседуют, остановился и прислушался.
Говорил один из мальчишек, студент ПТУ Костик. Другой, долговязый паренёк, тоже из местных, удивлённо слушал:
– Вот он и спрашивает меня, а не видел ли я здесь ранее кого-либо из взрослых, которые что-то делали бы в подвалах этого дома, когда он только строился. А я ему говорю, нет, а что?  А он отвечает, ничего просто так, и просит, чтобы я никому об этом разговоре не рассказывал, угощает меня сигаретой «Парламент», а потом пачку такую  целую мне подарил. За молчание, значит. Сам мужик крутой, конкретно. Его около ГАИ «Лендик» ждал беленький, водитель  с чёрной  бородой, глаза злые, как у голодного наркомана. Так вот я этому крутому  почему-то  не рассказал, что как раз здесь возился несколько лет назад в правом крыле в подвале один азербайджанец чернобородый. С каким-то помощником он что-то там то ли копал, то ли бетонировал, железки таскал всякие. Но нас и близко не подпускал посмотреть на свою работу.
Тут Костик обернулся, увидел неподалёку стоящего Матвеича, и  замолчал. Затем оба подростка  встали со скамейки и, негромко беседуя, удалились.  А Матвеич стал рассуждать об этом  рассказе паренька. Значит, очень большие люди интересуются этим подвалом. Он уже не сомневался в том, что сигаретка, подобранная им в подвале, оставлена  никем иным, как этим таинственным незнакомцем, ездившем на белом «Ленд Круизере» и курившим  дорогие  сигареты  «Парламент». Но что надо такому крутому дельцу в подвале? Почему он действует тайком, а не обратится официально к руководству института, и не проведёт поиски официально. Значит, он не хочет, чтобы об этом узнал ещё кто-либо, не говоря уже о властях. И если он так упорен и настойчив, значит, там не простая кепка забыта, и не червонец потерян. Такой человек будет искать только очень большие деньги или очень дорогие вещи. Тут Матвеича осенило.
– Тайник, конечно, тайник!  В заброшенном  подвале кто-то устроил крутой тайник, и его пытается разыскать  другой. А что, подвал длительное время был заброшен, но само здание и подвал строили на века.  Простоять он должен был именно столько  времени. Очень удобно для тайника. Но, видимо, его устроитель не думал, что это здание так скоро приберут к рукам другие  деловые люди и устроят в нём   Институт со студентами и с постоянной охраной. 
Матвеич  покачал головой, ещё несколько раз проверил свои умозаключения, и, убедившись в их правильности, принял решение.  Но он об этом никому не сказал, даже своему напарнику. Нечего раньше времени суету  создавать. Всё равно этому никто не поверит. Надо всё самому  тщательно проверить и перепроверить. Когда стемнело, он решительно взял фонарь, ключи, и, сказав напарнику, что пошёл в обход,  снова отправился  в загадочный подвал Института.
Опять серые влажные стены, сложное переплетение труб, тяжкое основание фундамента, сложенное из крупных бетонных блоков. Вот перегородки, сложенные тоже из блоков, но между отдельными блоками пространство  почему-то заложено красным кирпичом. С чего бы это? Матвеич подошёл поближе, изучил  кирпичную кладку, сообразил, что эта кладка образует  в подвале почему-то  квадрат размером с небольшую комнату. Очень это заинтересовало заядлого любителя детективов. Он обошёл эту кладку, зачем-то потрогал кирпичи, оказавшиеся отчего-то более тёплыми, чем  массивные блоки. Затем он обнаружил в кладке еле заметную щель, а рядом торчащий из кладки кусок ржавой арматуры. Матвеич пошевелил ржавую железку. Она  вдруг неожиданно подалась, повернулась в его руках, узкая  щель в кирпичах открылась, часть кладки ушла вниз, впереди неожиданно  открыв небольшой дверной проём, а в нём крутые  ступеньки, ведущие  куда-то  вниз.
Матвеич, хотя и ожидал что-то подобное, тем не менее, очень удивился, оглянулся вокруг, покачал головой, открыл дверцу пошире, и, освещая путь фонарём, стал осторожно  спускаться по узенькой крутой металлической лесенке, окрашенной суриком в тёмно-багряный цвет.
Спустившись по ступенькам на  бетонный пол, покрытый  толстым импортным линолеумом, он огляделся.  В тусклом свете небольшого светильника  высветились оштукатуренные   стены крохотной комнатушки, грубо   выбеленные    серой    известью.  В  одну  из стен, прямо напротив лестницы, был замурован небольшой стальной   сейф. Дверца сейфа была закрыта.  Кроме сейфа в комнатушке больше ничего не было. Вся комнатка производила впечатление полной заброшенности и забытости. Было ясно, что в этом помещении уже давно никого не было. На полу, на стуле, на ручке сейфа лежал тонкий слой серой пыли, от одного вида которой  у Матвеича  запершило в горле. Матвеичу захотелось тотчас убежать отсюда, ибо он понимал, что попал неожиданно в чей-то драгоценный тайник, от хозяина которого ничего хорошего ждать не следовало, появись он тут сейчас. Но любопытство в нём всё же  возобладало.    
 Осторожно оглядываясь и прислушиваясь, вахтёр подошёл  к сейфу и попробовал  повернуть  ручку. Она неожиданно легко подалась, отчего сейф вдруг резко открылся, совсем как дверца в обыкновенном холодильнике. Внутри сейфа оказалось два отделения. В меньшем  верхнем отделении  он увидел небольшой брезентовый мешочек, с каким обычно ходят инкассаторы. А в нижнем отделении ровными рядами лежали прозрачные  полиэтиленовые пакеты с  белым порошком. Матвеич взял один из них и с захолонувшим сердцем прочитал на нём надпись, сделанную красной краской латинскими буквами: GEROIN и странный  трилистник    над этой надписью. Мешочков было много, несколько десятков.
В это время Матвеич ощутил рядом  какое-то неясное движение, что-то где-то  вроде шевельнулось  и стало беззвучно, но как-то угрожающе двигаться. Он ощутил это подсознанием, быстро осмотрелся, кинул взгляд на выход, и успел лишь заметить стремительно уменьшающуюся щель в дверном проёме. Затем щель совсем исчезла, дверь закрылась, сухо, револьверному, щёлкнул закрывшийся замок, тусклый свет в комнате  совсем погас, и он остался в полной темноте, в абсолютной тишине и в мрачной неизвестности.




17. НОВАЯ ВСТРЕЧА  С УНУШУ.

Воины стояли молча, явно ожидая кого-то. Наконец из их рядов неторопливо вышел седовласый старец с цепким внимательным взглядом, недавний пленник хана Тугуя. У Марины радостно забилось сердце.
– Унушу! Я так рада нашей  встрече. Как ты изменился?– воскликнула она и кинулась к другу, но вдруг остановилась в недоумении. На лице внимательно смотревшего на  неё Унушу явно не было радости, но  был написан вопрос. Он был выражен и в его недоверчиво поджатых сухих губах, и выцветших умных, но усталых глазах, в недоверчиво склонённой набок голове, и во всей его позе человека, решающего очень сложную для себя задачу.
–Ты что, сердишься на меня за то, что я    пообещала показать им твоё золото. Но я ведь имела в виду золото ручья Фашидон, а не твою золотую жилу. Это есть тут недалеко такая золотоносная речушка, – недоумённо тараторила она, забыв, что её друг  не понимает по-русски. 
– Марина, он не понимает тебя, и  он тебе не верит,– напомнил ей Паша. – Эй, Ефимка, – обратился он к толмачу, – ты понимаешь по-ихнему. Переведи то, что Марина сказала Унушу.
Ефимка, с недоверием и опаской взирающий на новое войско, вдруг окружившее их, с большим трудом перевёл слова Марины. Унушу оживился, с интересом взглянул на Марину. Что-то быстро спросил у Марины. Ефимка, опять морща лоб и мучительно долго подбирая слова, перевёл его вопрос.
– Откуда ты знаешь про Фашидон? Я  назвал так эту речку. По-нашему это значит– «рыбное место».
– И сейчас этот небольшой ручеёк за перевалом называется именно так. Там в наше время золото геологи нашли. А если золото  было в наше время, то сейчас, в древности, его должно быть намного больше. Это же понятно. Сколько его собрали и намыли здесь за тысячу лет.  Ручей  совсем недалеко отсюда. Всего один день пути на запад к перевалу. На это я и рассчитывала, говоря Тугую про большое золото.
– Да, там есть такая речка,– подтвердил Унушу. – Но там не так уж и много золота. Наши враги могли тебя с другом посчитать обманщиками, – забеспокоился Унушу.
 У него отлегло от сердца. Его прекрасная Марьяну не была предательницей, она не желала зла его настрадавшемуся  племени. Он подошёл к Марине, обнял её за плечи, обернулся к своим воинам:
 – Это та самая прекрасная  богиня Марьяну,  о которой я  всем вам рассказывал и рассказываю все мои долгие годы. Очень много лет прошло с тех пор, как я впервые встретился с ней в этой пещере. Марьяну  спасла мне жизнь своими волшебными снадобьями,  научила наш народ многим ремёслам,  дала нашему народу новое  оружие —арбалету.  Многие годы прошли с нашей первой встречи. Тогда я  был такой же юный, как она сейчас. Сейчас я  стал  старый и слабый телом, а Марьяну осталась такой же, какой была много-много годов назад. Она действительно богиня.
Старик разволновался, его обычно тихий голос звучал сейчас  высоко и непривычно  громко. Толмач Ефимка едва успевал за ним кое-как переводить его восторженную речь для ребят. А Унушу  продолжал:
– В те старые времена она спасла жизнь  мудрому вождю Таргу, прогнав  от нашего племени дикарей и злого белого человека, напавшего на нас в борьбе за таёжный талисман. А сейчас он с тобой, этот волшебный камень? – спросил он у Марины.
Она отрицательно покачала головой.
– О нет, дорогой Унушу. Этот волшебный талисман, по воле обстоятельств, пришлось отдать в далёкий неведомый нам  мир, чтобы спасти от гибели целую планету.  Он сейчас летит  где-то далеко-далеко среди звёзд.
Тень огорчения легла на светлый лик вождя.
– Скажи, прекрасная Марьяну, а почему ты отдала наш талисман кому-то далёкому и чужому. Ведь он так нужен нам самим. Сколько несправедливостей на нашей земле происходит. Мой народ уже столько лет  бьётся с коварными монголами, да и вы сами сейчас едва не погибли от их рук. А будь с нами  волшебный оберег дедушки Таргу, ничего худого не случилось бы.
– Понимаешь, Унушу,– задумчиво ответила ему Марина.– Без этого камня может погибнуть целая планета в другом конце Галактики, хотя ты и не знаешь, что это такое. Кроме того, могла возникнуть война между двумя космическими цивилизациями. Разве мы можем это допустить? Мы могучая самостоятельная   цивилизация, и мы сами должны творить свою историю. Наша история должна быть честной и гуманной ко всем другим народам и цивилизациям. Каждый народ  имеет право на жизнь такую, какую он желает иметь. Если бы я не отдала талисман  Эборгу на Эболу, мне и всем землянам было бы очень стыдно. И сам талисман нас не понял бы. Он перестал бы нас уважать. А что может быть ужаснее? Ты  понимаешь меня, Унушу?   
Из сбивчивого и путаного перевода толмача Ефимки Унушу мало что понял. Но ему стало ясно, что если его могущественная  богиня Марьяну так решила, значит, это было правильно. И подобного  объяснения ему вполне  хватило. Но он не унимался.
– А скажи, прекрасная Марьяну, кто этот юноша, который находится с тобой, у которого такие большие блестящие круглые глаза? Это твой жених, брат, слуга, или кто-то ещё?
– Это мой  друг, зовут его Паша, по-вашему–Пашу. Это очень умный и надёжный друг, как и ты. Можешь полагаться на него, как  на меня. Он тебя никогда не подведёт, подскажет хороший совет и сам всё сделает, как надо.  А на глазах у него обыкновенные очки. Это такой инструмент для  плохо  видящих людей. Вот возьми, сам попробуй поносить их.
Она с улыбкой сняла с Паши его очки и осторожно одела на нос Унушу. Старик  поморгал, покрутил головой,  вскрикнул от удивления, причмокнул губами, восхищённо покачал головой,  и что-то восторженно крикнул Ефимке.
– Старый вождь очень доволен. Он давно не смотрел так  хорошо, как зоркий  орлан. Его старые глаза видят сейчас точно так, как во времена  молодости.
Паша очень обрадовался этому.
– Унушу, я рад, что очки тебе помогли. Я тебе дарю эти очки. Они твои. А у меня есть  такие же запасные. 
Он достал из рюкзачка футляр, вынул из него такие же очки и надел их.  Теперь в пещере очкариков стало сразу двое. Так странно было видеть на седом старом вожде чжурчженей круглые стекляшки очков, что Марина не выдержала и неожиданно даже для себя прыснула в кулачёк. За ней улыбнулся Пашка, затем заверещал, глядя на них, визгливым смехом толмач Ефимка, а за ним  грянуло всё молчаливое войско племени Белого Леопарда.  Все от души смеялись, кто, тыча пальцами в смешного вождя, кто в непонятного Пашу, кто-то хлопал себя по животу, приседая и запрокидывая  голову, а кое-кто уже упал на пол и заливался безудержным заразительным хохотом, мотая в воздухе ногами в стоптанных ичигах. На всех упало огромное облегчение, сменившее невероятное боевое напряжение последних дней.
Насмеявшись, ребята  почувствовали, как они устали и проголодались. С момента их входа в пещеру прошли уже почти сутки,  и всё это время  они ничего не ели при их невероятных приключениях. Только иногда им удавалось чуть приложиться к  солдатской алюминиевой фляжке, ещё сохранившей остатки воды.
Унуши понял, как они голодны по лихорадочному блеску их глаз, и пригласил ребят перекусить в одной из пещер. Следуя за проводниками, они довольно скоро пришли в большую пещеру, которую сразу узнали. Это был тот самый зал, в котором они в прошлое посещение нашли, а затем так досадно потеряли «Марин Голд».
Сейчас зал был пуст, как разорённая пирамида  Тутанхамона. Унушу с ребятами расположился в центре зала, у большого кострища, дым от которого уходил куда-то вверх и пропадал в трещинах свода и карстовых полостях. Вокруг них, несколько поодаль, расположились воины Унушу.
Унушу  постелил на пол пещеры чистые  циновки, на которые его помощники  выложили   провиантские запасы. Многое уже было знакомо ребятам  по угощениям Марины в их прошлое посещение пещеры. Это копчёное мясо молодых поросят в аппетитных тонких  полосках, это куски  отварной ароматной изюбрятины, рябчики, жаренные  в кабаньем  сале, рыба вяленая и копчёная, и немало ещё всяких корешков на десерт.  Но украшением стола стали лепёшки из кедровой и жёлудевой муки, которые их  научила готовить  Марина в первом посещении. Они немного горчили на вкус, но были очень сочными и вкусными.
А ребята, со своей стороны, тоже выложили свои запасы. Кружочек копчёной колбасы, булку серого, но ещё свежего хлеба, и кулёчек с карамельками, которые всегда брала с собой Марина на всякий случай.
Для приготовления крепкого чая  ребята подвесили над огнём  свой закопчённый котелок, а бойцы Унушу  приспособили рядом с костром большой кувшин, в который  они стали бросать раскалённые в костре  камни, а потом в бурлящий  кипяток бросили  нарезанную   лиану лимонника.
Пир удался на славу. Ребята от души наелись таёжных деликатесов двенадцатого века, и запили отваром  лимонника, а Унушу и его воины полакомились деликатесами двадцать первого века. Очень им понравились Пашины карамельки. Чжурчжени, вместо сахара использующие различные лесные ягоды, с детским  восторгом сосали леденцы, смотря благодарными глазами на ребят. А на десерт Марина угостила их  остатками «Кока-колы», отыскавшимися  в глубинах её рюкзачка. Странно было смотреть на средневековых воинов в боевой раскраске, из своих походных деревянных пиал пьющих  шипучую американскую газировку. Их глаза при этом сияли удивлением и восторгом.
После ужина ребят потянуло на сон. Унушу объявил привал, и всё войско стало готовиться ко сну. Ребята расстелили свои лёгкие туристские спальные мешки в тихом углу и быстро заснули, не обращая внимания на суету вокруг них. Они провели почти сутки на ногах, пережили столько  опасных мгновений, и сейчас, очутившись в окружении друзей, уснули почти мгновенно, глубоко и спокойно, без сновидений. Рядом с ними расположился  на походной циновке  успокоившийся Ефимка, всё ещё хранивший на лице  размазанные  следы горьких слёз по утраченной «золотой богине».  Не дремал  лишь боевой ночной дозор, расположившийся в каждом из проходов и чутко слушающий пещерную тишину.








18. В ЗАПАДНЕ.

Очутившись в темноте, Матвеич не испугался её, а только несколько насторожился. Он с детства прочно усвоил, что надо бояться не темноты, а того, кто  в ней прячется. А в этой бетонной коробке никто не мог спрятаться. Тем более, у него был с собой свой надёжный друг-фонарь, который он сам сегодня  с утра  успел подзарядить под самую, как говорится, «завязку».
Он включил фонарь, неторопливо поднялся по лесенке и попытался открыть дверь рукой. Она не поддалась, словно он толкнул стенку. Он упёрся в дверь плечом, эффект тот же. Тогда он ухитрился упереться ногами в стенки и толкнул дверь изо всех  сил. Но и это  оказалось бесполезно. 
Матвеич  неторопливо приступил к  осмотру  двери, пытаясь отыскать на ней потайную защёлку. Но дверь равнодушно отсвечивала ему ровным и гладким  металлическим блеском  и  не  хотела  открываться.  На ней не было видно ни одного выступа или секретного углубления. На ней не было даже намёка на ручку.
 – Видимо, её открывают не силой, а ключём,– решил Матвеич. Однако подходящего  ключа  у него не было.  Он  руками ещё раз  ощупал всю дверь, дверной косяк, наконец, всю стенку этой  странной потайной комнаты-сейфа, но  ничего не обнаружил, и понял, что попал всерьёз. Видимо, эта дверь была так задумана, как коварная западня для нежеланных посетителей. Очень жаль, что он  не сказал напарнику, куда он пошёл. А тот  наверняка  подумает, что он ушёл на обычный наружный обход территории, и его будут искать во дворе Института, в корпусе, да где угодно. Но никому и в голову не придёт, что он находится в секретной комнате в подвале Института, о которой никто и не догадывается.
Матвеич присел на ступеньку, выключил фонарь.
– Экономить надо, однако,– решил он.— Кто знает, сколько мне в этом железобетонном  сундуке ещё торчать придётся.
Что-то надо делать, но что, он не мог сообразить. Можно подавать сигналы стуком, как на подводной лодке, но ведь стучать нечем и не по чему. Если стучать фонарём, то останешься вовсе без света, а это ещё хуже. В комнате не было ничего, кроме сейфа, героина в пакетиках и чего-то  ещё в мешочке на верхней полочке в сейфе.
Пора было прояснить и этот вопрос. Матвеич  включил фонарь, подошёл к сейфу, приоткрыл дверцу пошире и взял мешочек в руки. Он оказался совсем лёгоньким, и был  наполнен до половины чем-то рыхлым, сыпучим. Матвеич запустил туда свою ладонь, вынул и открыл рот от удивления.
– Вот это да!—только и вымолвил он.
На его ладони в ярком свете фонаря горело лучистое разноцветное пламя – сотни разноцветных кристаллов-самоцветов играли тысячами своих отполированных природой граней, дразня зрение и смущая сознание своей красотой и ценностью. Матвеич прежде был простым сварщиком, и в камнях совсем не  разбирался, но он сразу  понял, какое огромное богатство лежит у него на ладони. Что оно не потеряно кем-то. Оно очень хорошо и умело спрятано. И ещё он знал наверняка, что за этим лучистым сокровищем  рано или поздно придут. Тогда ему очень не поздоровится. Не зря влиятельный незнакомец  уже в который раз тайно проникает  в подвал, пытаясь найти именно этот тайник. В этом Матвеич теперь уже не сомневался.    Поэтому надо приложить все силы, чтобы выбраться отсюда поскорее, в любом случае до прихода грозного хозяина этих сокровищ. Но как это сделать, Матвеич не знал.
Хотелось курить, но курить было нельзя, потому  что слишком мал был объём этой комнаты. Матвеич понимал, что если здесь нет скрытой вентиляции, то у него могут возникнуть даже  проблемы с воздухом для дыхания. И уж совсем тогда не стоит тратить драгоценный  кислород на табачный дым. Он опять выключил фонарь, посидел в темноте, попробовал крикнуть, но сам же и отказался, понимая, что его сиплый глуховатый  голос   не услышат даже сонные крысы в подвале.
Была глухая августовская ночь, Матвеичу захотелось спать. Поскольку делать было нечего, он решил подремать на полу комнатёнки, покрытом  импортным пластиком. Он прилёг, свернулся калачиком, пытаясь согреться от подвальной сырости, и вдруг почувствовал, что ему в щеку ударила тонкая струйка холодного свежего воздуха. Забыв про сон, Матвеич вскочил, поднял с пола пластик и с ликованием увидел в полу маленькую железную дверцу, а в ней колечко, за которое он сразу и потянул. Дверь неожиданно легко поднялась, открыв под собой грубые железные, ржавые ступени, ведущие  вниз.
Раздумывать было некогда. Матвеич кинулся к сейфу, не раздумывая, схватил мешочек с драгоценными кристаллами, сунул его в карман и стал спускаться по лестнице, пробуя  ступени на прочность. Спустившись всего на несколько ступеней, он остановился. Дальше пути не было. Перед ним  оказалась  стена странного сиреневого   колеблющегося тумана, перекрывающая ему  дальнейший ход. Эта стена не внушала ему доверия. Она была какая-то странная, непонятная, никогда ранее не виданная. Но делать было нечего. Не идти же обратно в комнату-сейф. Матвеич осторожно протянул руку вперёд, и она совершенно спокойно вошла в туман, не ощутив никакого сопротивления и не почувствовав ничего опасного. За сизоватым туманом, напомнившим Матвеичу табачный дым, не было никакого препятствия.  Матвеич немного постоял, подумал, словно набираясь смелости, затем, осторожно  шагнул вперёд и вошёл  в неизвестность, зажмурив  на всякий случай глаза. Отступать ему было некуда. 
Когда он открыл глаза, то очень удивился, увидев, что находится в довольно длинном и высоком пещерном зале, в котором было чуть светло от нескольких, еле теплившихся, дымящих факелов, а перед ним  прямо на полу спят несколько десятков странных людей  в одеждах из звериных шкур. Перед каждым из них лежали или луки со стрелами, или короткий, ладно сделанный арбалет. Спали все, спала даже караульная стража, спала  стоя, опершись на копьё и прислонившись к стене пещеры. Казалось, спали даже полупритухшие факелы, чуть-чуть потрескивающие в укромных углах. А в центре всей компании, положив головы на рюкзачки и забравшись в чехлы от спальных мешков, спали двое ребят – мальчишка в спортивной летней ветровке и  девочка в потрёпанном  джинсовом костюмчике.
 Матвеич ничего не понял из увиденного. Стараясь не шуметь, не мешать отдыхающим,  он осторожно отступил в дальний угол пещеры, пригасил фонарь, присел на  камень  у  стены и закурил, не имея более мочи терпеть жизнь без курева, стараясь  при этом понять, куда он попал, и что ему делать дальше. Сигаретный дымок колечками поплыл по пещере, постепенно достигая спящих и заставляя их ворочаться   во сне, смешно гримасничать  и шевелить губами. Наконец непонятный запах достиг ноздрей старого вождя.  Унушу во сне вдруг застонал, закрутил головой и, резко открыв глаза, вскочил, схватившись за боевой кинжал и издав резкий крик. Тотчас вскочило всё войско, со сна ничего не понимающее, но почувствовавшее  в крике вождя опасность, сразу ощетинившееся  копьями и настороженными арбалетами против любой опасности. Зашевелились, протирая сонные глаза, и проснувшиеся от общей тревоги ребята.
Матвеич, чувствуя, что это  он стал источником их тревоги,  забеспокоился.  Он совсем замер в своём уголке, только  привстал с камня, на котором сидел, напрасно надеясь, что его не заметят.    А разбуженное войско, осветив пещеру ярко вспыхнувшими смолистыми факелами, сразу приметило настороженного незнакомца..
Заметив оробевшего Матвеича, Унушу и его войско отскочили к противоположной стене и, выставив оружие, стали ожидать врага. Но враг не наступал. Он спокойно  стоял  у стены  и миролюбиво пускал изо рта  дым странными колечками. Такого Унушу никогда не видел. Что-то невероятное и ужасное увидел он в скромно курившем  вахтёре, испуг отразился на его лице. Он решил, что это дух гор вышел к ним, гневаясь и  пуская дым, чтобы навсегда  усыпить их в своих владениях. Унушу  закричал духу, что он вождь  мирного племени и уважает законы гор. Если духу гор  так угодно, то он уйдёт тотчас  отсюда и никогда больше не вернётся.
– Только не обижай людей моего племени,– жалобно просил испуганный Унушу.
 Паша с Мариной, увидев  у стены невысокого  пожилого   мужчину в камуфляже с дымящейся  сигаретой, очень удивились  и облегчённо вздохнули.
– Не бойтесь,– закричал Паша перепуганному войску и вождю, – это мирный гость. Он не причинит нам зла.
Паша подошёл к  Матвеичу:
– Здравствуйте. Вы кто и откуда?—  спросил он, широко улыбаясь неожиданному гостю. Матвеич  с интересом взглянул на Пашу,  с наслаждением выпустил изо рта очередную порцию густого терпкого дыма, от чего туземцы едва не упали на колени, и неожиданно низким баском просто ответил:
 – Известно кто. Иван Матвеевич я  из  Института, с вахты я, вышел на обход и попал сюда.  А где это я  и кто эти люди? Кино снимаете, что-ли? 
Паша негромко хохотнул:
 – Да, интересное кино получается. А как вы из Института здесь очутились. Ведь мы сейчас находимся в пещере под горой Сестра. Отсюда до Института более десяти километров, да ещё  под морским заливом. Да и век сейчас не двадцать первый, а тринадцатый, судя по всему. Давно вы из Института ушли?
– Да недавно совсем. Вот только первую  сигарету докуриваю. А насчёт Сестры, это вы, молодой человек, неправду говорите. Я только что  из подвала вышел и  несколько метров всего  прошёл, как  в ваше сонное царство попал.
Паша  почувствовал радость. 
– Марина, слышишь, Иван Матвеевич только что из Института вышел и у нас очутился. Значит где-то здесь, совсем  рядом, пространственно-временное окно прячется. Иван Матвеевич, – обратился он опять к Матвеичу,–  а где  это самое место, через которое вы вошли сюда?
Матвеич  кинул взгляд на растерянно наблюдающих за ним туземцев, на девочку в джинсах, на ожидающего ответ Пашу и ответил:
–Да вот здесь я глаза и открыл. А закрыл их в подвале Института, перед тем, как шагнуть сюда
Вахтёр показал  на место чуть в стороне от них, где  на камне у стены ещё лежала его  простенькая зажигалка. Он включил свой мощный фонарь, осветил это место, но кроме серой известняковой стены и груды мелких обломков под ней,  ничего более не высветил. Паша подошёл к этому месту, ощупал стены сверху донизу, простучал её обломком скалы, но тоже  ничего не обнаружил.
– Обыкновенная стена, Марина. Как сюда смог пройти институтский вахтёр, понять невозможно. Не спи мы так крепко, через минуту уже были бы  в городе и ели бы мороженное на «Североторге». Но, похоже, это случится ещё нескоро.
– Иван Матвеевич,– обратился он к продолжающему пыхтеть сигаретой вахтёру, – позвольте вам подробно объяснить, что вы в данный момент, по собственной неосторожности, или по  воле обстоятельств, оказались во глубине веков, в гостях у племени Белого Леопарда, в их родовом убежище, в  средневековой пещере под горой Сестра в XIII веке от Рождества  Христова. Позвольте,  я познакомлю вас с хозяевами этих мест.
Паша набрал в лёгкие воздуха для солидного монолога, придал лицу выражение необыкновенной значительности и молвил, лукаво посверкивая глазами и указывая рукой на застывшего в стороне Унушу:
– Это мудрый вождь и предводитель местных чжурчженей, давний друг Марины, храбрый воин Унушу. А это  его войско, только что отразившее набег монгольских  воинов великого завоевателя и покорителя народов Чингисхана, напавших  на их посёлок.  А это Марина, ученица девятого класса средней школы № 12  в городе Находка.
Матвеич  очень серьёзно посмотрел на Унушу и уважительно протянул ему руку, чтобы поздороваться. Унушу взял его ладонь  в свои руки, и, не зная, что с ней делать, посмотрел на Пашу и Марину. Паша улыбнулся:
– Вот какой совсем древний народ. Даже не знает, как люди здороваются. Это так у нас люди знакомятся, – пояснил он Унушу. – Показывают друг другу свои пустые руки без оружия и пожимают их. Вот так.
Он демонстративно пожал руку  Марине. Унушу внимательно посмотрел на это  и торжественно пожал руку своему новому знакомому в камуфляже.
А Марина, присмотревшись к   вахтёру, заметила :
– А я вас помню. Я как-то приходила в Институт к подруге, а вы меня пропускать не хотели  без пропуска. Потом  подруга меня выручила, провела вовнутрь,  и я осмотрела Институт. Он, кстати, мне очень понравился. Настоящая  «альма матер». Если не поступлю в МГУ, то учиться буду только  у вас.
Паша усмехнулся:
– Для начала надо  отсюда выбраться. А то придётся тебе вместо учёбы в Институте открыть в тайге филиал  Института благородных девиц, и преподавать в нём до конца   тринадцатого  века за кусок мяса,  а я организую  школу самбо в хижине вождя.
– Скажешь тоже, Паша. Мы обязательно выберемся отсюда. Вот и дедушку Ивана Матвеича надо отсюда вывести.
– Меня никуда не надо выводить,– ворчливо вымолвил Матвеич. – Я на работе, у меня напарник там  один остался. Мне надо срочно вернуться в Институт. Где тут у вас выход из пещеры?
– Выход тут есть, уважаемый Иван Матвеич.– Паше наскучило  объяснять очевидное уже  в который раз. – Только выйдите вы отсюда в первобытную тайгу  восьмисотлетней давности. Там, наверху ни дорог, ни автобусов ещё не придумали. И до Института вам никак не добраться в ближайшие восемьсот лет. К тому же наверху вас могут встретить лихие монгольские джигиты.
– Какие-такие джигиты? У меня ключи от подвала. Их в Институте искать будут. Мне крепко  влетит за это. Так что же мне делать? – спросил озадаченный вахтёр. – Завтра у меня зарплата, а послезавтра у тёщи день рождения.
– Ну что ж, Иван Матвеевич? Зарплата от вас никуда не уйдёт, а к  тёще на юбилей вы можете ещё успеть.
 Марина продолжила:
–  У  нас тут, уважаемый Иван Матвеевич, немало проблем и без того. Мы едва избавились от воинственных монгольских воинов, обезоружив их и отправив домой. Теперь надо вот  Ефимку отправить к его невесте Настеньке в Суздаль. Она его уже столько лет ждёт.  Это  целых  полмира пройти надо.  А у него в кармане даже куска хлеба не завалялось. Как тут быть?
Услышав своё имя, Ефимка опять расстроился, зашмыгал носом  и запричитал что-то о Настеньке, долгой  дороге и золоте, золоте, золоте.
–  А кто он такой, этот Ефимка? – полюбопытствовал Матвеич.
Услышав недолгую, грустную историю  монгольского пленника, Матвеич залез в обширный карман камуфляжных брюк и вытянул оттуда  увесистый мешочек.
–  Его горю я смогу помочь, – важно вымолвил  он. –  Ефимке в дорогу мы вот чего дадим, – выпалил он радостным баском и высыпал на циновку  горстку  сверкающих камней.
– Вот это да! – восхитились ребята.—Откуда это у вас?
Матвеич  довольно улыбнулся, подмигнул ребятам, покровительственно похлопал по плечу замершего перед красотой природных самоцветов Унушу, но ответить не успел. За него лениво  ответил хриплый басовитый  голос из тёмного угла рядом с боковым ходом:
– Это тот самый  клад Абдуллы. Я ведь  за лето  весь подвал институтский  истоптал коленками, но так ничего и не нашёл. А ты, дед, значит, всё же  докопался.  Но это мой клад, и мои камешки. Абдулла мне клад завещал. Я его беру  себе. Все быстро отойдите в сторону. Спокойно, не надо  дёргаться.  Туземцам прикажите  вести себя прилично. Не то  в  вашей юной богине могут появиться несколько свежих дырочек диаметром  7.62. Но это ещё не все мои вопросы.   Извольте мне ответить,  куда подевалась наша  такая всеми желанная золотая леди?
Все обернулись на голос и увидели в пещерном сумраке Ахмеда в псевдомонгольской тужурке с перебинтованным   левым  плечом, в правой руке он держал чёрный  пистолет, направленный прямо на Марину. За ним с забинтованным правым плечом стоял хмурый Дэн. Взгляд его тоже не предвещал ничего хорошего. Унушу  видел эту сцену, но он  ничего не понял  из длинной речи бандита, не знал значения чёрной вещицы в руках у незваного  гостя, и не понимал той большой опасности для своих друзей, в которую они угодили в очередной раз. Унушу   спокойно смотрел на двух недавних пленников  его  войска, вновь возникших перед ним в   зыбком свете чадящих  факелов, ожидая разъяснений от ребят. Унушу был спокоен. Он  считал, что сила сейчас на его стороне.


19.   ПЕРЕПОЛОХ НА ВАХТЕ.

Первым почувствовал неладное  напарник Матвеича, вахтёр Степаныч. Уже прошло более часа, как Матвеич ушёл в обход территории и до сих пор не вернулся. Степаныч подождал его, сколько смог, затем лично  обежал и осмотрел двор Института, покричал на всякий случай в тёмных местах, но  это ничего не прояснило. Тогда он вернулся на вахту и изучил ключи, висящие на доске. Его опытный взгляд сразу заметил отсутствие связки  ключей от подвала.
Подвал оказался открытым, но пустым. Все другие выходы были наглухо запечатаны. Спрятаться здесь было совершенно негде, но ведь он должен быть где-то здесь.  Совсем сбитый с толку Степаныч позвонил руководству, подняв его среди ночи. Те недовольно посоветовали ему не пороть горячку, дождаться утра, а там, когда    заявится загулявший Матвеич, с ним начнут разбираться по полной программе.
 Но Матвеич поутру не явился на оставленный пост.  Начальство, дав команду обойти все подвалы, аудитории и прочие очкуры, в которых можно спрятаться, лишь к обеду почувствовало серьёзность положения, и обратилось в милицию. Срочно прибывший наряд ППС в составе сержанта Соколова  и водителя Воробьёва  до самого вечера обходил  все закоулки  Института, но ничего не обнаружив, уехал ни с чем.
 На второе утро,  прибывший на поиски пропавшего вахтёра  инструктор  В.С. Коршун, с  розыскной рыжей овчаркой  по кличке Чубайс,  приступил к серьёзным поискам.  Чубайсу  дали понюхать  оставшиеся вещи пропавшего Матвеича, после чего она сразу привела своего инструктора в подвал Института,  улеглась возле какого-то кирпичного нелепого выступа в фундаменте и заскулила. Ёё уводили прочь, ругали, кормили, затем снова давали понюхать вещи пропавшего вахтёра. И снова рыжая бестия приводила в подвал к этому же кирпичному выступу.
Никто уже не знал, что делать дальше, когда Степаныч вдруг заметил подозрительную трещину в этом не менее странном выступе. С помощью лома и кувалды удалось сбить несколько кирпичей, когда под ними вдруг обнаружилась стальная секретная  дверь, ведущая вниз. Только  тогда были вызваны специалисты  из учреждения, где всё знают и умеют, которые открыли потайную дверь с помощью элементарного автогена. За дверью  нашли тайную комнатку с сейфом, а в нём – множество полиэтиленовых мешочков с белым порошком, которые тотчас отправили на исследование в специальную лабораторию.
При очень внимательном  изучении сейфа в нём нашли и несколько мелких камешков  ценного качества, которые тоже заинтересовали органы дознания. Немало и отпечатков пальчиков нашли в этой интересной комнатёнке, среди которых самыми впечатляющими были отпечатки указательного и большого пальцев пропавшего несколько недель назад местного криминального авторитета Абдуллы  Азизова.  Много чего интересного нашли специалисты в этой комнате, но не было в ней главного – пропавшего вахтёра Ивана Матвеевича в полном вахтёрском снаряжении.
Отчаявшиеся органы обратились опять-таки к помощи четвероногого Чубайса, который  привёл их к дыре в полу тайной комнаты, уходящей  не куда-нибудь, а прямёхонько в землю.
– Ну, не провалился же он, в самом деле, сквозь землю,– недоумевали органы, не подозревавшие, насколько они были близки к истине. К этому времени подоспел анализ белого порошка из лаборатории, который показал наличие внутри этих таинственных мешочков банальнейшей глюкозы, но сверхчистого состава, который не производится даже на самых лучших зарубежных фармацевтических фабриках. Специалисты непонимающе качали головами и пожимали плечами, поскольку на пакетах нашли совсем другую, более серьёзную надпись  и трилистник. Однако специалисты из всезнающего учреждения  уже были знакомы с подобными случаями  в  городе, которым пока что не нашли никакого разумного объяснения.
Как бы там ни было, но была изучена даже очень простая и обыкновенная жизнь  вахтёра Матвеича на предмет, не занимался ли он оккультизмом и колдовством в свободное от вахты время. Однако ничего порочащего честного пенсионера, кроме нечастых походов в нерабочее время в ближайшую палатку за пресловутой «чекушкой», обнаружено не было.
Именно поэтому, до полного разъяснения обстоятельств, было решено оставить в таинственном подвале Института милицейский пост для задержания тех, кто может  явиться  сюда за  белым порошком в полиэтиленовых пакетах. При этом были учтены уже имевшие место ранее неоднократные попытки тайного проникновения в злополучный подвал неких настойчивых взломщиков. Потому подвал  снаружи  был  закрыт,  как  всегда,   на   висячий  замок.


20.  «БОГАТАЯ»   ПОЛЯНА.

Стремительно влетев в странное сиреневое пятно, два друга-наркомана по инерции продолжали бестолково  бежать, пока  их одурманенный наркотой мозг не сообразил, что  вокруг что-то не так, как вроде бы должно быть.  Они остановились, огляделись и не поверили своим глазам. Давно привыкшие к самым разным  наркотическим глюкам и видениям,  тут они  встали, как вкопанные, открыв рот и удивлённо моргая глазами. Вместо тёмной ужасной ночи  вокруг них бурлил и кипел жизнью  роскошный яркий тёплый летний день.
Они стояли у подножия горы Сестра на берегу  реки, посреди  обширной  поляны, а вокруг них зелёной стеной  стояла высоченная зрелая конопля. Её узорчатые огромные листья  превосходили самые смелые мечты  опытных наркоманов, а толстые  прочные стволы были похожи скорее на  кустарник, чем на привычную желанную травку. Заросли конопли  занимали всю немалую  поляну и простирались по терраске  далее к лесу, занимая всё пространство вдоль реки, уверенно вытесняя отовсюду даже  вездесущий могучий папоротник. Опытный разум наших беглецов сразу охватил всю увиденную прекрасную  картину и тотчас автоматически оценил её. А когда их математические способности упёрлись в верхнюю шкалу известных им  цифр и остановились на графе «страшно много», то по привычке они сразу попытались определить хозяина этого сокровища.
Поскольку никого рядом не оказалось, то они поняли, что им придётся весь этот «Клондайк» делить между собой и сразу же ощетинились. Цыбуля бросил злой взгляд на напарника и поспешно вымолвил:
– Моё, я первый это увидел. Вот это, и вон туда, и  до  тех самых дальних деревьев, – торопился он закрепить свой приоритет над неожиданно свалившимся богатством. – Весь берег здесь мой, – добавил он решительно, всё же опасливо косясь на примолкнувшего рядом Штымпа.
 А туповатый  его спутник, оглядывая вожделенное пространство с дармовым  зельем, которое стоит такие «крутые бабки», с некоторым опозданием, наконец,  осознал, что его, как ни смотри, а  обокрали,  неожиданно даже для себя вдруг завопил тонким паническим фальцетом :
– А чё! А чё!. Я тоже видел. Мы вместе сюда пришли. Давай по-честному, Цыбуля, пополам, по-братски поделимся.
Однако это предложение нисколько не понравилось Цыбуле, уже по-хозяйски  прикинувшему, как распорядиться всем этим богатством. Делиться с напарником никак не входило в его честолюбивые планы. Он  свысока посмотрел на конкурента, презрительно сплюнул и сунул ему под нос кривой грязный кукиш.
– Вот тебе! – прошипел он. – Я здесь главный и ничего тебе не отдам. Хочешь иметь, иди, ищи себе другую поляну на другом берегу. А этот берег весь мой. Вокруг всё моё. Я здесь хатку поставлю, травку выкошу, высушу, «ханку» сделаю и в Москву Яшке- Чёрному отправлю. Вот тогда и заживу. Счёт в Женеве открою, дачу в Каннах куплю. Там девочки классные, и не ломают из себя,  не то, что эти воображалы в Институте.
Совсем обидно стало от этих слов  Штымпу. Такое славное светлое будущее стремительно уплывало у него из-под носа. Он тоже имел право на личное частье. Они с Цыбулей вместе попали на такую  славную поляну. А Цыбуля так  нечестно и подло поступил по отношению к своему  товарищу. Чтобы доказать своё законное право на красивую жизнь, он толкнул  товарища в грудь и закричал :
– Нечестно так! Пополам надо. Я тоже хочу в Канны, –  кричал он, даже не зная, где же находится на карте мира это славное место. – Ты, Цыбуля, жмот и харя подлая. Про тебя все так говорят.   
Такого Цыбуля вынести не мог. Он столько хорошего сделал для своего друга Штымпа, столько раз давал ему «ханку» в долг, и вот такая неблагодарность.
– А, ты вот как! –  пропищал  он  оскорблённым кроликом.—Я тебя столько раз выручал, а ты меня харей кличешь? Вот тебе! – вскричал он и толкнул товарища изо всех сил в плечо. Штымп завалился набок, но в падении ухватился за напарника, и они оба повалились в заросли  конопли, яростно  колотя друг друга, кряхтя, сопя и глухо, неразборчиво, грязно ругаясь. 
Поколачивая друга, Цыбуля  почувствовал, что его противник внезапно  прекратил сопротивление. Торжествуя победу, он в последний раз пнул его с нескрываемым удовольствием победителя, осмотрелся вокруг и неожиданно тоже замер, как напуганная  чем-то  букашка. Копошащиеся в траве наркоманы  вдруг  обнаружили, что они уже не одни в этом вожделенном зелёном мире. Наркоманы увидели  возле себя странных молчаливых  зрителей и замерли в испуге и недоумении.


21. ВАХТА НЕ СДАЁТСЯ.

Марина и Паша встретили Ахмеда с Дэном не только  с нескрываемым   удивлением, но и с понятным разочарованием.
–  Ой, а мы думали, что вы убили друг друга,– простодушно  сказала Марина. – Но это же  здорово, что вы живы,– постаралась  радостно поправиться она.– Но зачем вы так  опять сразу к нам,  с пистолетом? Мы вам ничего плохого не делали. Мы даже вместе от монголов удирали. А вы  сразу  ¬– «руки вверх!». Фашизм прямо  какой-то. Да  не переживайте вы так. Мы не знаем, куда подевалась моя золотая копия,– кокетливо добавила она. –  Для нас сейчас самый важный вопрос, как нам  попасть обратно домой. Мы уже вторые сутки путешествуем по этой пещере, и конца не видно этой прогулке. Надоело  до чёртиков.  Вот и вахтёр  из Института появился. Дедушка  тоже домой  торопится.
– А вот этот дедуля нам сейчас и расскажет, откуда у него взялись  самоцветы из  клада Абдуллы,  и как он с ними очутился здесь?  Эй, дед,  а я тебя помню. Ты мне крепко мешал искать тайник Абдуллы  в подвале Института. Но, при всём уважении к вашим сединам, мешочек с камешками я у вас реквизирую. У меня  на него свои планы имеются. Давай-ка, дед, верни вот сюда  моё хозяйство.
 Ахмед насмешливо посмотрел на Матвеича и, чуточку поморщившись от боли,  протянул левую ладонь, ожидая мешочек с камнями.
Матвеич  во время этой странной  сцены стоял молча у стены, удивлённо взирая  на людей с пистолетами, которые, появившись непонятно откуда, вдруг стали командовать им, работником охраны Института, да ещё при исполнении им своих прямых обязанностей. Услышав последние, насмешливые слова Ахмеда, он послушно кивнул  головой, незаметно подмигнув ребятам, неуклюже   достал  из кармана драгоценный  клад  и  стал  бочком  пробираться к наглецу, услужливо  держа  мешочек впереди себя. Ахмед, некрасиво  усмехаясь ему в лицо,  готовясь взять драгоценности, небрежно переложил пистолет в левую раненую руку, а правую  протянул навстречу вахтеру.
В этот самый момент, подойдя к бандиту, Матвеич вдруг резко и неожиданно включил  фонарь прямо в лицо Ахмеду, внезапно ослепив его, и тотчас изо всей силы ударил  тяжёлым фонарём   по пистолету, выбив его на пол, где его сразу подхватил проворный Пашка. Ахмед рванулся было к обидчику, но резкая боль в раненой руке заставила его охнуть и остановиться.  Наконец и Унушу понял, что с его друзьями  происходит  нечто неладное, резко дал команду своим воинам, и тотчас оба налётчика уже лежали  крепко скрученные на холодном полу пещеры, со страхом озираясь на уставившиеся на них острые копья  воинов племени Белого Леопарда.
Теперь уже Паша,  поиграв  пистолетом и пряча его в карман, весело подмигивал лежащим на полу пещеры  связанным  охотникам за кладами.
– Ну вот,  теперь другое дело. А то размахались тут пистолетом, раскомандовались, как своими лакеями.  Полежите, подумайте, поучитесь сначала  себя культурно  вести. А камешками мы сами распорядимся. Вы их всё равно в казино проиграете. Правильно я говорю, Марина?
Марина, за весь этот эпизод не произнёсшая ни слова, подошла к Матвеичу и молча поцеловала его в уже успевшую покрыться седоватой щетиной щеку.
– Какой вы молодец, Иван Матвеич. Вы, наверное, в армии служили?
Матвеич,  закурив очередную сигарету, довольно поддакнул:
– А как же. Пограничные войска. Вот  тогда у нас на заставе граница точно  на замке была. Не то, что сейчас, ходят пешком вразвалочку все, кому не лень. 
Клубы дыма от его  сигареты наполнили пещеру. Кто-то из воинов закашлялся. Унушу, с жадным вниманием следивший за Матвеичем, подошёл к нему  и уставился на горящую сигарету. Матвеич покосился на него, приобнял  за плечи и протянул ему  сигарету:
– Попробуй, старина, хоть и вредно, но приятно.
Унушу с опаской  взял сигарету, глубоко затянулся и неосторожно  вдохнул весь дым в себя.   Тотчас яростный  кашель  наполнил пещеру. Багровое лицо  вождя выражало великую муку, но ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице. Только из его вмиг покрасневших от напряжения глаз неожиданно обильно  потекли слёзы.  Воины с уважением и страхом взирали на своего выдыхающего дым вождя. Унушу ещё раз приложился к сигарете, и через несколько минут уже важно пускал дым наравне с Матвеичем, правда, глубоко не затягиваясь.
Но тут неожиданная  тревога пролетела по пещере. Из недр пещеры к вождю подскочил  воин из дальней стражи  и что-то прошептал ему на ухо. Унушу встрепенулся, что-то буркнул Ефимке и отдал какой-то приказ своим воинам.  Воины зашевелились,  Лучники вложили стрелы в арбалеты, копья развернулись в сторону тёмных пещерных ходов.  Паша  тоже насторожился:
– Ефимка, что случилось? 
Ефимка покачал головой :
– Однако, плохо. Новое монгольское войско вошло в пещеру. Очень большое и вооружённое. Уже не Тугуй командир, а другой большой начальник, сильный и смелый хан  Бутуй. Его послал  на помощь Тугую сам хан Чингис. Они идут сразу по всем ходам как раз к нам, и нам уже  не убежать от них. Вождь Унушу сказал, что будет биться до последнего воина.
Паша  покачал головой:
– Да что же это за напасть такая. Только с одними справишься, другие наступают. Вот ведь раньше, оказывается, какая жизнь была. Сплошные убегалки и догонялки, погони и битвы. Мемуары тогда действительно  писать было некому и некогда. Друзья, нам тоже придётся поучаствовать в этой баталии. Может, нас спасёт вот этот  смуглый боец, –  сказал он, доставая из кармана пистолет.
– Паша, там всего три патрона осталось. На него не надейся. Ноги надо делать, а не трясти доспехами. Монголы воюют с чжурчженями, а не с нами. Вот они пусть и бьются, — раздался  из темноты хриплый голос связанного Ахмеда.
Паша обернулся на голос:
– Ну да, это будет не по-нашенски. Мы друзей в беде не бросаем. Иван Матвеич, вы человек военный, что делать будем? 
Матвеич покачал головой:
– Судя по их тревоге, войско идёт действительно немалое. Драка будет серьёзная, а помочь им нечем. У нас всего три патрона против целой армии. Нам хотя бы одну гранату, вот тогда воины Чингисхана драпали бы отсюда без остановки до самого Байкала. А в этой обстановке  нам бы скрыться отсюда куда-нибудь.
Матвеич бросил печальный взгляд вокруг и вдруг ахнул:
– А это что?
Перед ними в темноте пещеры часть стены вдруг  исчезла, и на её месте светлым пятном  медленно клубился сиреневый  туман.
– Да я же сюда попал как раз через такую же дыру. А теперь мы обратно попробуем выбраться.  Пусть там и тесновато будет, зато монголов нет.  Все сюда, – скомандовал он, – иначе пропадём с этими башибузуками. Первыми пойдут Паша и Марина. Будете встречать там воинов Унушу.  А я, так и быть, как профессионал охраны, пойду последним. Авось успею до подхода кочевников.  Вот ведь какие дела. Никогда не поверил бы такому, если бы сам не видел. Ну-ка, побыстрее, времени нет. Вот-вот басурманы набегут.
В сиреневое окно первыми   смело вошли, взявшись за руки, Паша и Марина. За ними  Матвеич отправил настороженного Унушу,  за которым  в неизвестность дружно кинулись его воины, потешно выставляя впереди себя острые пики и заряженные   арбалеты.
– А мы,– вдруг раздался жалобный возглас из тёмного угла. – Освободите нас, Матвеич, пожалуйста.  Монголы нас сразу  прикончат, как телят. Тем более, что мы совсем без оружия.
 Матвеич в сердцах хлопнул себя по лбу:
– Вот беда! В суматохе про своих супостатов забыли. Ефимка, освободи их, пусть удирают, пока целы.
Понятливый Ефимка метнулся к лежащим в углу связанным искателям кладов, кинжалом перерезал их путы и они, помня об особых своих  отношениях с монголами, быстрее лани скрылись в спасительном тумане.
Едва за ними вслед в потускневшее окно прошмыгнул перекрестившийся Ефимка, как  в пещере послышался шум  набегающей толпы, по стенам затрепетали блики приближающихся факелов, раздались звуки резких громких команд. Матвеич  поспешно кинулся к  туманному окну. Но  никакого тумана  уже не было и в помине. Перед ним  прочно стояла серая  стена крепчайшего известняка со следами работы рубил древних каменотёсов.  Очередное спасительное  временное окно внезапно закрылась, и быть может,  уже навсегда.  Матвеич заметался по пещере, пытаясь найти укромный уголок, затем понял тщетность своих попыток, сплюнул с досады, присел на уже знакомый камешек в углу пещеры и закурил свою третью сигарету в тринадцатом  веке.
 Яркие факелы осветили направленные на него луки и копья, злые азиатские  лица и ненавидящие взгляды. Не обращая на них никакого внимания, Матвеич выкурил сигарету, затем сразу начал вторую. Когда он щёлкнул зажигалкой  и прикурил от ярко горящего язычка пламени, по толпе азиатов пронёсся явный шёпот удивления.
В толпе возник неясный шум.  Толпа  расступилась, и вперёд вышел  низенький толстенький монгол в роскошном халате и  с плетью в руке.
– Ясно, – подумал Матвеич, – начальничек пришёл. Сейчас вопросы задавать будет.
Монгол подошёл к нему  поближе, его маленькие глазки  буквально ощупали мирно сидящего на камне и густо дымящего Матвеича.  Он подозвал к себе кого-то из толпы воинов, и что-то буркнул ему по-своему. Тот оборотился к Матвеичу и, явно робея, что-то сказал ему на непонятном языке. Матвеич отрицательно  покачал головой.  Толмач опять спросил его о чём-то, и опять непонятно.
– Не понимаю я, –  бросил ему Матвеич,– русский я, урус по-вашему.
Монголы поняли и изумлённо стали  обсуждать это  между собой. Затем толмач подскочил к Матвеичу и на ужасном русском спросил:
– Что здесь делат урус?
–  Заблудился я здесь, в пещере, выход ищу наверх.
–  Откуда здесь урус. Урус далеко.
– Я живу здесь. – Матвеич показал наверх.
– Почему дым? Покажи огонь.
– Потому что курю я, понимаешь.—Матвеич показал  на сигарету, достал зажигалку и прикурил потухшую было сигарету.—Вот видишь, курю.– И он пустил густую струю дыма в сторону войска.
Поражённые монголы, как зачарованные, смотрели на язычок пламени зажигалки. Затем толстенький монгол подошёл к Матвеичу и властно протянул руку, требуя зажигалку. Матвеич хитровато улыбнулся.
 – Э, нет! А как я прикуривать буду, славный мой.
Толстячок  разгневался, крикнул своим людям. Те набежали на Матвеича, схватили за руки  и отобрали малюсенькую зажигалочку – выручалочку. Толстенький начальник взял её в руки  и с интересом стал  рассматривать. Но огонь не появлялся. Толстяк стал  что-то кричать, крутить её во все стороны и бестолково давить на корпус. Всё тщетно. Тогда он повернулся к Матвеичу,  вернул ему странную вещицу, которая не хотела загораться. Матвеич взял её в руки:
– Знать надо, господа кочевники, как  огонь добывают.
Он нажал на планку, и язычок пламени осветил его небритое лицо. Толстячок вылупил глаза, внимательно посмотрел на Матвеича и что-то буркнул толмачу.
– Хан Бутуй  берёт тебя с собой. Будешь факелы огонь делать.
– Давай попробуем, – вымолвил Матвеич. – Это всё же лучше, чем башка с плеч. 
К нему подскочили два воина с копьями  и  небрежно толкнули  в спину. Вахтёр понял, что надо идти. Длинная  колонна двинулось вновь  по пещере.


22. БЕГОМ  ОТ САБЕЛЬ.

На  барахтанье наркоманов в траве  с большим интересом смотрели стоящие неподалёку  странно одетые люди в кожаных тужурках, с копьями и луками в руках. За спиной у них висели набитые бамбуковыми стрелами кожаные колчаны.
– Штымп, ты гляди,– вымолвил вдруг потерявший злость на друга Цыбуля.—Китайцы  какие-то странные, ряженые, что ли.  Может, туристы какие?
– Слышь, Цыбуля. А если это охрана этой плантации, то чё мы с тобой дерёмся? Может, эти китайцы щас нас лупить начнут? Давай дёру дадим.
Цыбуле это предложение понравилось.
– Только сначала давай попробуем с ними договориться. А если не получится, то сигай в кусты, а я за тобой.
Однако они не успели с разговорами. Странные   воины грубо налетели на них, угрожая копьями, заставили подняться  и приказали двигаться  вперёд, больно  подталкивая сзади. 
– Ты чё, китайская морда, колешься, – попробовал возмутиться Цыбуля, но, получив в ответ резкий окрик и ещё один чувствительный толчок  копьём в ребро, послушно замолчал. Их  вывели на широкую поляну, где  на золочёном кресле важно восседал разодетый в яркие шелка властный китаец. Его окружала внушительная толпа воинов с копьями и стрелами. Китаец внимательно посмотрел на них, брезгливо поморщился, небрежно подозвал к себе одного из  своих людей с длинной косой ниже плеч и что-то властно  приказал  ему. Тот подскочил к пленникам и  спросил у них на непонятном языке.
– Чё, чё?—недоумевающее переспросил Цыбуля.—Ты по-русски спроси. Я по-вашему не понимаю. Кто вы такие и что у нас в Находке делаете?
Цыбуля вдруг  ощутил себя гражданином своей страны и решил покачать права свободного  человека.
– Кто вам дал право брать нас в плен и угрожать нам. Мы ничего плохого не делали. На вашу коноплю вышли случайно и ничего с ней делать не хотели. Нужна она нам. У нас героина сколь хочешь. Отпустите нас, мы домой пойдём. А то мы Мамеду пожалуемся, он вам покажет.
Цыбуля  сам удивился своей храбрости. Он горделиво осмотрелся,  надеясь  увидеть испуг на лицах этих наглецов. Мамеда все боятся, и эти не исключение.  К тому же он попытался  определить, где они находятся и куда лучше бежать при необходимости.  Он увидел знакомые скалы Сестры, а вот и Племянничек, правда, почему-то без железного отражателя  на нём. Он  обернулся к реке, ожидая увидеть привычный силуэт моста через реку Сучан, но почему-то  его  не нашёл  на месте. Тогда он обернулся  и посмотрел через реку, ожидая увидеть знакомые городские улочки  в частном секторе за рекой, но там не оказалось ни улочек, ни этого самого  сектора. Цыбуля  озадаченно  посмотрел на унылого Штымпа:
– Слышь, Штымп, а куда мост подевался? Вот Сестра, вот Племянник, а моста-то нету.
Штымп тупо посмотрел на реку.
– А может, он за поворотом?
– Ты чё тупишь?—не выдержал Цыбуля.—Какой поворот? Вон вся река до самого Брата видна, а мост где, ты мне скажи?  А, –  вдруг завопил он. – Штымп, а Брат-то гляди, весь  лесом порос  и целый. А он уже лет тридцать, как уполовиненный.
Штымп туповато вертел головой, ничего не понимая и не произнося ни слова. Цыбуля же, только сейчас вдруг начавший что-то соображать, преданно посмотрел в глаза китайцу с косичкой и угодливо улыбаясь, спросил:
– Что вы сказали?
Китаец выхватил откуда-то тонкую кожаную плеть, пребольно ударил Цыбулю по спине и спросил на ужасном русском:
– Кто ты? Отвечай  хану Бутую, посланцу великого Чингисхана.  Откуда ты  пришёл и что делаешь в этих краях?
Цыбуля, морщась от удара плети и с опаской поглядывая на неё, сразу всё понял.
– Штымп, он сказал, что они от Чингисхана. Ты смотри, и одеты они по-старинному. А луки и стрелы? А вокруг, погляди, ни города, ни кораблей на бухте. Мы куда с тобой угодили? У тебя  по истории что было в школе?
– Я с неё удирал всегда. У нашей  исторички от меня аллергия завсегда случалась. Она  задыхаться начинала и пятнами красными вся  покрывалась. Я из жалости к ней с урока и удирал куда попало.
– Ну и дурак же ты, Штымп. Если бы ты ходил на историю, то понял бы, куда мы попали с тобой. Если это нам не снится, если это не глюки такие классные, то мы с тобой, каким-то образом, оказались в прошлом, в тех временах, когда монголы воевали с местными племенами.  Никакие это не китайцы. Это монголы, завоеватели и разорители  Приморья. Я как-то по телику передачу про них видел. С ними надо быть поосторожнее, а то враз голову с плеч снимут. С воспитанием у них очень строго было.
Затем, нагнувшись ещё ниже и улыбнувшись ещё любезнее, Цыбуля жалостливо и тоскливо заныл:
– Школьники мы,  гуляли здесь и заблудились в лесу.    Мы из города Находка, вон там, на берегу, был наш город, и пропал куда-то.
Монгол с косичкой, усиленно морщась, кое-как перевёл эти слова Бутую. Тот нахмурился,  изучающе  взглянул на пленников исподлобья, и что-то коротко бросил  толмачу.  Тот опять подскочил к пленникам.
– Вы врать, –  закричал он.—Здесь нет и никогда не был городище. 
Цыбуля опять захныкал:
– Мы по берегу ходили, травку  хотели собирать. Нам  домой надо идти. Отпустите нас. Нам вашей травы не надо. У нас своей хватает.
Толмач опять перевёл эти слова хану. Тот неожиданно и зло рассмеялся. Толмач удивлённо спросил:
– Какую траву ты  собирать и зачем?
Цыбуля взглянул на Штымпа, пожал плечами и показал на могучие заросли конопли. Хан ещё сильнее рассмеялся, тыча в наркоманов коротким пухлым пальцем. Вслед за ним угодливо захихикал и толмач с косичкой. Затем Бутуй брезгливо провёл у себя по горлу, махнул в их сторону правой рукой и щёлкнул пальцами. Тотчас к ним подскочили два монгола с оголёнными саблями и погнали их  в кусты подальше от толпы воинов.  Цыбуля напрягся, оглянулся, увидел устремлённые на них хмурые взгляды и понял, что их ведут на казнь.
– Штымп, нам сейчас  бошки поотрубают,– бросил он напарнику.—Надо делать ноги.
В это время  они подошли  к широкой, пробитой в склоне горы тропе среди могучих кедров с густым подлеском. Цыбуля тотчас сообразил, что бежать надо вниз по склону, туда, где темнел густой хвойный подлесок. В этих плотных зарослях  неуклюжие монголы с их длинными  копьями и широкими луками не поспеют за ними. Правда, они тоже не спринтеры, но от верной гибели ноги сами их понесут. Продолжая широко улыбаться и кланяться врагам, он шепнул Штымпу:
– Штымп, тикаем в кедровник, –  и стремительно кинулся вниз, слыша за собой пыхтенье тщедушного Штымпа.  Монголы оказались действительно  не готовы к побегу. Пока они доставали стрелы и пускали их в беглецов, те уже скрылись за поворотом, потом за другим. Беглецы лишь слышали, как мимо них, но чуть  в сторонке, просвистело несколько стрел. Вверху слышались незнакомые возгласы, яростные  крики, очевидно, команды. Объятые смертельным ужасом, наркоманы летели вниз, не чуя ног, как вдруг   увидели прямо перед собой лежащего поперёк тропы огромного тигра. Царь тайги  нисколько не удивился их стремительному  появлению, лишь лениво повернулся в их сторону,  открыл  зубастую пасть  и издал сиплый, но грозный  рык, от которого ребята стремительно развернулись и, не останавливаясь, кинулись  в другую сторону.
Пробежав какую-то сотню метров, они бешеным аллюром  вломились в роскошный малинник, где носом к носу столкнулись с семейством лакомившихся переспелой ягодой медведей. Двое  медвежат от страха упали  в траву, а матёрая медведица, взревев, встала на дыбы и пошла на ребят, хищно разевая зубастую пасть и целя в  них  когтистые лапы.
Едва не падающие от усталости наркоманы от страха  обрели новые силы и ринулись обратно через тропу, надеясь там найти спасение от всех ужасов, выпавших внезапно на их долю. Но только они выскочили из леса на широкую  поляну, как опять  увидели перед собой десяток запыхавшихся  монголов.  Погоня  разом повернула  к ним, потрясая клинками и натягивая луки. В  ужасе  наркоманы  ринулись по тропе вниз, пока опять не попали  на рассерженного и нервно бьющего  хвостом по стволу кедра тигра.  В лесу неподалёку слышались тревожные команды   монголов, пытающихся отыскать и казнить беглецов. Сил у измученных ребят  уже не осталось  совсем. Они из последних сил, шатаясь и падая,  выбежали  на тропу и почти на четвереньках  устремились  по тропе вверх, с ужасом слыша за собой треск  кустарника  и топот чьих-то тяжёлых ног.
Тропа  скоро вышла на гребень склона  и повела их на вершину. Но силы у беглецов были уже на исходе. Тяжело дыша и задыхаясь, Цыбуля  свернул  с тропы в густой орешник на склоне и упал за ним в траву, со свистом хватая воздух измученными лёгкими. Обессиленный Штымп с тихим  стоном шлёпнулся рядом. Они лежали, чутко прислушиваясь  к звукам на тропе. Но там было тихо. Очевидно, монголы не стали тратить время на поимку  не так уж и нужных им беглецов.
Так они пролежали несколько часов. Отдышавшись и придя в себя от пережитого ужаса, они удивлённо посмотрели друг на друга.
– Слышь, Штымп, а чё это было? Может, глюки какие? Откуда здесь монголам взяться, в натуре?
Штымп молча сидел в стороне, что-то пытаясь выдернуть из летней курточки. Цыбуля присмотрелся. Это была тонкая бамбуковая стрела с острым кованым железным наконечником и лёгким оперением, застрявшая у товарища в летней курточке.

23. НОЧНОЙ  ВИЗИТ.

Ребята, взявшись за руки, отважно вошли в клубящийся сиреневый  туман.  Ничего не было видно, ни дороги под ногами, ни даже друг друга. Сделав несколько мелких осторожных шагов, они вдруг вынырнули из тумана, но уже в небольшой странной комнатке с тусклой запылённой лампочкой под потолком и приоткрытой железной дверью. В комнатке ничего не было, кроме побелённых  стен  и встроенного в стену небольшого стального, тоже почему-то открытого,  сейфа. Пока ребята осматривались, в комнатке появился настороженный Унушу, за ним его молчаливое войско, после чего в комнатушке стало тесновато и душновато. Приказав знаками Унушу и воинам  не шуметь, Паша  осторожно  выглянул в приоткрытую дверь. Марина заметила, как его лицо изумлённо вытянулось, и он осторожно спустился по лесенке обратно в комнатушку.
– Что там? – шёпотом спросила Марина.
– Подвал какой-то,– пожав плечами, ответил Паша тоже чуть слышно.-  Но самое интересное, что возле двери на выходе в кресле сладко  спит самый настоящий наш находкинский мент. Я его где-то уже раньше видел. Охраняет что-то, или нас ожидает.
– Да это же просто здорово, что мент, а  не монгол или арап какой-нибудь. Ведь нас в принципе могло занести через это случайное временное окно куда угодно—в Малайзию, в Антарктиду, или в Париж. А мент, это хорошо. Он лицо государственное, он службу несёт. Про нас он вряд ли что знает. Это просто случайность какая-то. Паша, а мы не в подвал банка угодили? А может быть, это  КПЗ, и нам  пора  идти сдаваться.
В это время в комнатке появились запыхавшийся Ахмед с Дэном, а за ними, последним, читая шёпотом молитвы и часто крестясь, в комнатушку едва втиснулся Ефимка.   
– А Иван Матвеевич?—спросил Паша. 
Ахмед  поморщился:
– Сейчас служба появится. Я ему   покажу, как мафию обижать.
– Тихо,– предупредил его Паша.—Там мент нас ожидает.
Ахмед насторожился:
– Какой – такой мент? Ну что за жизнь пошла? Там монголы догоняют, здесь менты уже поджидают. Куда податься бедному бандиту?!
Ахмед осторожно выглянул  за дверь и вернулся, хмуря густые  брови.
– Паша,  мы попали туда, где я уже не раз бывал, а именно– в подвал Института.  Это заброшенное здание когда-то давно  купил Абдулла для себя. Рассчитывая здесь быть долго, он даже устроил  в подвале  тайник-сейф, где мы сейчас и находимся. Здесь он хранил свои самые заветные драгоценности – уральские изумруды, самоцветы из  Якутии и кое-что другое. Но неожиданно здание перепродали  под Институт, и в тайник стало трудно добираться. Он начал строить новый тайник, но не успел перенести свои сокровища. Я примерно знал, где тайник находится, но не смог найти его сразу, тайком и в темноте. А ваш премудрый  пескарь Матвеич, видимо, разгадал секрет тайника и взял изумруды из сейфа.  Кроме камешков, здесь  должно быть ещё кое-что, гораздо серьёзнее. Но мы, наверно, опять опоздали, если судить по засаде.
Сквозь толпу воинов Ахмед подошёл к сейфу, открыл его и, заглянув вовнутрь, тихонько присвистнул, понимающе покачал головой и снова прикрыл дверцу.
– Тут, как после похода Мамая,– буркнул он. – Теперь надо  обсудить ситуацию,– обратился он шёпотом к Марине и Паше. – Случай  тяжёлый, но не безнадёжный. Мент нас сторожит  у двери подвала. Он ожидает, что кто-то  придёт с улицы. Это он меня с улицы ожидает. А мы с вами пойдём другим путём. Только тихо, иначе нам и  нашим гостям из прошлого будет очень сложно объяснить ментам своё появление здесь. Но куда же этот боевой  дедок подевался? Пойду потороплю его. У меня к нему есть  особый интерес.
Он растолкал теснящееся в комнатушке войско Унуши и спустился  по лесенке вниз. Оттуда  послышался его недоумённый шёпот, затем он быстро вернулся, нашел глазами Пашу:
– Слушай, Паша, а там прохода уже нет. Там лестница в землю уходит. Куда дед подевался? Мне камешки сдать в общак надо, иначе будет мне  очень строгий выговор с занесением в личное дело. У нас строго с этим.
Паша не поверил, тоже спустился вниз:
– Вот так  фокус. Закрылось окошко в прошлое, а Матвеич там   остался. Вот беда-то. Монголы  с ним за всех нас разберутся. Что же делать?– шёпотом спросил он.
– Что делать, это понятно. Ноги надо делать отсюда,– прошептал в ответ Ахмед,– пока мент не проснулся, или пока к нему смена не пришла.
Ребятам пришлось с ним согласиться. Если вся их компания попадёт в милицию, то им будет очень трудно объяснить дежурным оперативникам  появление средневековых вооружённых туземцев в ночном городе. Переговоры могут затянуться на месяцы, а за это время все временные связи могут поменяться, и Унушу с бойцами своего племени рискует  навсегда остаться никому не нужным в Находке  двадцать первого века. В этом случае Ахмед был прав.
Сначала  Ахмед с Пашей, а за ними и вся команда  с арбалетами, копьями и стрелами осторожно  вышли из комнатушки, и гуськом  на  цыпочках прошли в длинный полутёмный коридор всего лишь в нескольких  метрах от сладко спящего и громко храпящего в удобном кресле милиционера. У идущего последним Ефимки вдруг под ногой громко скрипнул какой-то камешек. Милиционер вздрогнул, заворочался в низко разложенном автомобильном кресле, открыл глаза, сонно посмотрел на застывшую от страха  компанию и, приняв их за очередной  интересный сон,  глупо улыбнулся, отвернулся и снова  захрапел.
Вся процессия шумно вздохнула и проследовала дальше. Они прошли длинный подвальный  коридор, миновали  сауну,  поднялись по крутой лестнице и вышли в другой  коридор, оказавшийся    первым этажом Института. В вахтёрской горел свет, но было тихо.  Одинокий седой вахтёр тоже мирно спал, склонившись на стол. Ключ от входной двери был в замке, и скоро вся странная команда, пройдя двор Института,  оказалась  на площадке напротив рынка, рядом с городским  ГАИ.
Стояла тихая августовская ночь.  По улицам залитой  ночным освещением  Находки, подмаргивая стоп-сигналами и  шурша шинами,  скользили  редкие автомобили. На здании Института и напротив него на  супермаркете неистово  скакала и крутилась яркая  цветная  реклама, с пляжной дискотеки  доносилась громкая  музыка. Ошеломлённые невиданным и непонятным зрелищем большого ночного  города   Унушу и его войско с копьями и арбалетами застыли тёмными силуэтами, пытаясь хоть что-то понять в  круговерти и свистопляске звука и цвета. Марина через Ефимку стала  им  объяснять обстановку вокруг,  а  Ахмед с Пашей отошли в сторонку для приватной беседы.
– Паша,– задумчиво начал Ахмед,– ты умный мальчик, но что ты будешь делать с этим войском сегодня утром? В музей сдашь или в милицию? Но это твои проблемы. А  меня волнует лишь один вопрос, куда подевался этот настырный вахтёр Матвеич  с моими изумрудами и с другим содержимым сейфа?  Он не вышел вместе  с нами, и мне непонятно,  или он не успел убежать, или не захотел. А может, он уже давно там гуляет, Паша? А вдруг у него свой канал входа там открыт,  с Америкой, скажем, или с Европой. Ты помнишь, как в  этом смешном кино про окно в Париж. Матвеич  уже давно работает здесь. Времени у него было достаточно. Короче, мы с ним разберёмся, когда он появится. А что ты скажешь на это, умный мальчик?
– А я думаю, что с Иваном Матвеичем не разбираться надо, а выручать его. Видимо, он не успел выйти с нами, потому что пространственно-временное окно внезапно закрылось, и он оказался отрезан  от нас восемью веками.  Теперь он не иначе, как в плену у разгневанных монголов, которые ищут в пещере своих обидчиков, чтобы поквитаться с ними за свой позор, и, боюсь, что они  отыграются на безобидном вахтёре.
– Ничего себе, безобидный, – не согласился Ахмед, почёсывая ушибленную Матвеичем  правую руку.—Нахал такой прямо. Рука болит.
– Не надо было на нас сразу вот так с пистолетом наезжать,– огрызнулся в ответ  Паша и продолжил:
– А Унушу и его людей тоже спасать надо, но уже  отсюда. Останься они здесь—пропадут  ни за что. Кому они здесь нужны со своей древностью? У нас своих бомжей вон сколько вокруг. А там монголы  изведут весь народ местный, оставшийся без вождя и войска. Историю нельзя нарушать столь бесцеремонно. Необходимо  всё вернуть на своё место. Мы с Мариной поступим так.  Сейчас отведём Унушу с войском в безопасное место, забежим домой, успокоим родителей, запасёмся фонарями,  и вечерком двинем обратно в пещеру. А вы что намерены делать?
– А мы намерены продолжить то, зачем пришли в пещеру, и чему вы нам так некстати  помешали. Что мне скажет умный мальчик про золотую статую, которую мы нашли в пещере и так бездарно потеряли.  Она была у нас в руках, пока не случилась  эта досадная перестрелка. Как я понял, и вы не знаете, где она?
Дэн, стоявший рядом и усиленно прислушивающийся к разговору, тотчас уловил сказанное и поддержал компаньона, усиленно кивая головой: 
– Си. Си. О, да-да-да, чьёрт поберьи! 
За Пашу успела ответить подошедшая к ним Марина.
– Если по-честному, то нашли эту статую мы с Пашей. Тем более, что  эту статую нам подарил её автор, вождь Унушу, как мой художественный обожествлённый образ.     Вы к ней не имеете никакого отношения, как и ваш  расплывчатый Эборг. Тем не менее, вы её у нас отобрали, а нас попросту выгнали оттуда, и после этого у вас хватает наглости  ещё и спрашивать у нас про «Марин Голд». Ищите там, где потеряли. Вы же последние остались с ней.
– А куда подевалась эта чёрная чертовка, которая тоже принадлежит Дэну, как подарок его космического компаньона.
  Дэн выпучил глаза и  опять закивал головой:
– Си. Да-да.
Ахмед внимательно посмотрел на ребят:
–  Я понимаю, что эта статуя сейчас находится не у вас, а  всё ещё там, в пещере, и я вас предупреждаю, что она по праву принадлежит нам с этим иностранным гражданином. Все, кто будет нам  мешать в её отыскании, будут нашими, если не врагами, то соперниками. Так что, ребята, делайте с этими аборигенами, что хотите, но не попадайтесь нам больше  на поисковой тропе. – Ахмед грозно сдвинул брови и свирепо взглянул на ребят. – Церемониться с вами не будем. Мы найдём свою статую, как и вернём клад Абдуллы. Этот шустрый дедок никуда от нас не скроется. Прощайте, юные краеведы. Ах да, Паша, пистолет верни, пожалуйста, – решительно обратился он к Паше.–  Он у меня на подотчёте числится. 
Однако Паша не шевельнулся.
– Пистолет является оружием, запрещённым  к ношению, и я его вам не отдам,–твёрдо сказал он.–А попытаетесь отобрать, у меня вот какая поддержка ,– и он показал на Унушу с войском, настороженно стоящих рядом и наблюдавших за разговором.—Я пистолет  в милицию сдам. Скажу, что нашёл на пляже где-нибудь. Не бойтесь,  вас сдавать  не буду.
Ахмед  зло посмотрел на ребят, окинул долгим взглядом всё войско с меткими арбалетами и острыми копьями, понял, что он не в тайге или пещере, а в городе, где шуметь никак не следует, и пошёл прочь, увлекая за собой  оглядывающегося Дэна.
Паша подождал, пока они отойдут подальше, и быстро промолвил Марине:
– Необходимо  срочно возвращаться в пещеру. Надо  попытаться отыскать  пульсирующее временное  окно и отправить Унушу и  отряд  в его время, а оттуда вызволить Ивана Матвеича.  Сейчас с вахты позвоним домой, скажем, что всё в порядке, успокоим родителей, а сами  немедленно двинем  обратно, пока эти конкуренты не сдали нас милиции, или не вернулись обратно с вооружёнными  братками. Заходить домой  нам  никак нельзя. Мы потеряем время,  и в пещере нас может уже ожидать  бандитская  засада.
Паша с Мариной вернулись  в Институт, удивив пробудившегося вахтёра:
– Откуда вы взялись глухой ночью? А почему дверь открыта?
– Сторожить надо получше, тогда и вопросов таких не будет, – авторитетно ответила ему Марина. –   Автобус у нас сломался, позвонить надо.
Вахтёр покачал головой, но позвонить позволил. Дома родители ребят очень обрадовались звонку, сказали, что уже начали волноваться, куда они опять  все пропали, сказали, что  им звонил отец Сашки и  интересовался, когда будете дома. Пришлось соврать, что Саша с ними, что они в полном порядке  и скоро все вернутся.
  После разговоров с родителями, воспользовавшись  ночной темнотой, друзья с отрядом вооружённых чжурчженей  тёмными улицами через частный сектор торопливо  прошли до станции Находка. В ночном кафе  Марина вдосталь угостила  гостей из прошлого горячим лавашем, чипсами и напоила  «Кока-колой». Особенно им понравились хрустящие чипсы.
– Совсем,  как сушёный кузнечик, –  хрустели и радостно  смеялись  бойцы средневекового спецназа.
Локомотив грузового состава с яркими прожекторами  заставил отважных воинов племени Белого Леопарда  в тихой панике упасть на колени.  От  проходящего  через станцию товарного  состава воины Унушу заметно  побледнели  в предутреннем сумраке.  Зачарованные  грохотом вагонов на стыках рельсов и мельканием  нефтяных  цистерн, они оживились, лишь увидев полувагоны, гружённые сибирским лесом. Качая головами и переглядываясь, средневековые воины с сочувствием провожали каждый вагон с мёртвым, уложенным в штабели и перетянутым стальными тросами таким  родным и знакомым им    лесом, убиенной средой их обитания.
Первый утренний автобус был  совсем пуст. Лишь несколько ранних  бабушек-дачниц да водитель с кондуктором обратили внимание на необычных пассажиров.
– Кино снимаем, –  объяснил  Паша ситуацию кондуктору и  пассажирам, с изумлением уставившихся  на странных попутчиков. После этого все  успокоились и тихо задремали в мягких креслах. Только воины-чжурчжени и толмач Ефимка   изумлённо смотрели вокруг, качали головами и всякий раз пугались, когда автобус бросало на ухабе, или когда он тормозил, или того хуже — сигналил зазевавшимся прохожим.
С великим удивлением они смотрели на огромные океанские корабли, отдыхающие на рейде в бухте, а утренняя электричка на порт Восточный, прошедшая  прямо под ними, когда автобус проезжал по путепроводу, едва не лишила их сознания. Длинный зелёный состав показался им громадной змеёй, догоняющей их, чтобы плотно позавтракать. Юный Ефимка, спасаясь от неё,  даже попытался выпрыгнуть на ходу из салона, чем очень испугал  пассажиров.  Конечно, это путешествие показалось посланникам средневековья  волшебным сном. Только  Унушу был предельно собран и внимателен, как, впрочем, и полагалось вождю племени, потому, что  он полностью доверял своей юной богине Марину и её другу Пашу.
Уже совсем рассвело, когда  вооружённый отряд в долине реки вышел на тропку, ведущую к пещере. Чуть заметная её нить  вывела  на широкую  торную тропу, петляющую между деревьев и уводящую вверх. Торопливое движение  утомило  путников, и  Марина с Пашей решили дать всем отдохнуть  перед спуском в пещеру. Они остановились в небольшой  рощице из нескольких берёзок и  ореховых деревьев, где трава была особенно пышная, и были развалы небольших камней, на которых можно было удобно посидеть и подремать.

    
24.   НЕПРИЯТНАЯ БЕСЕДА.

Ахмед покинул ребят в крайнем раздражении. Во-первых, он так унизительно  лишился своего любимого пистолета. Хорошо, что коллеги по бизнесу не видели его бледного позора.  Во-вторых, он потерял столько времени, но ничего не достиг. Из-за каких-то сопливых мальчишек и этого идиота-итальянца   он потерял более ста полновесных килограммов чистого золота, и даже камни Абдуллы из тайника, будучи рядом с ним,  исчезли непонятно куда.
Какой-то седой дедок-вахтёр уложил его, Ахмеда, на пол и отобрал такие дорогие камни. Правда,  он  был  ранен,  и  только  этим  можно  объяснить его  позорный   проигрыш. Но какие  это были удивительные самоцветы, отборные уральские изумруды и уникальные по качеству   алмазы и хризолиты с якутских рудников. Не один лихой бандит  простился с жизнью из-за этих пёстрых камушков. Расскажи такое его друзьям – не поверят, засмеют. А если поверят, не простят. Выгонят его из команды, и тогда куда  он пойдёт. За ничтожную зарплату  на завод, или продавать семечки на рынке. Ахмеда  передёрнуло от отвращения и ужаса. Нет, так не годится. Его  так ещё никто не обводил вокруг пальца. А тут ещё этот поганенький итальяшка. Он-то во всём и виноват. Это же он ранил его  в плечо. Подумаешь, что я  первый выхватил пистолет. А может, я только попугать хотел?  Хорошо, что не серьёзно ранил. А если бы убил? Бросить его к чёртовой матери. Никак  нельзя. Эта чёрная чертовка Клякса только его признает.  Ему же её  подарил, как он говорит, этот чокнутый полужидкий инопланетянин. Нет, надо его пока потерпеть. Когда найдём эту золотую куклу и вывезем за границу, тогда можно будет и напомнить моему компаньону его досадные ошибки.
Ахмед угрюмо поморщился, покачал головой, бросил быстрый взгляд исподтишка  на компаньона, молча шагающего рядом, и неожиданно поймал  его упорный недобрый взгляд.
А мрачный Дэн, шагая рядом с мафиози, тоже ворошил  невесёлые мысли в своей начинающей седеть головушке.
– Проклятый бандит,– думал он, едва поспевая за широко шагающим Ахмедом.—И откуда он только взялся на мою голову?  Итальянская  мафия  такое  не  прощает. Мы с Алом уже давно были бы и с золотом,  и  за границей.  Подумаешь, эти  юнцы нам не помешали бы. А сейчас он соберёт своих бандитов в погоню за «золотой леди», и что  останется мне после них. Они меня сбросят со скалы  при  первом удобном случае, а золото просадят в казино, пьяные ублюдки..
Ахмед внутренне вздрогнул от взгляда Дэна, но пересилил себя, улыбнулся ему, подмигнул левым глазом:
– Не печалься, Дэн. Мы её всё равно отыщем. Эта  драгоценная леди будет наша, и очень скоро. Если бы не эти вредные ребятишки, мы с тобой уже были бы настоящими миллионерами. Но ещё не вечер. 
Они подошли к автобусной остановке. Группа сонных  озабоченных людей ожидала первого автобуса. Люди удивлённо смотрели на странных чумазых  пассажиров в непонятной  одёжке из короткой кожаной куртки с кожаными, короткими брюками, напоминающими какие-то старые картинки из школьных учебников по истории.
Ахмед с Дэном стали в сторонке, чувствуя себя немного не в себе от всеобщего внимания, когда возле них остановился шикарный, истекающий чёрным лаком джип. Его окно справа медленно открылось, и через неширокую щель в окне Ахмед услышал знакомый голос, от которого он вздрогнул, как от удара хлыстом:
– А, дорогой, ты пропал куда-то, совсем как незабвенный Абдулла.  Садись, расскажи, куда путь держишь? Очень интересно будет тебя послушать, – добавил голос с добродушной улыбкой, от которой у Ахмеда резко  зашумело в голове.– А твой друг пусть домой едет. У него там тоже новости есть.
Ахмед хмуро посмотрел на Дэна, буркнул ему на ухо чуть слышно:
– Ступай и помалкивай,– и сел в джип, украдкой бросив быстрый взгляд назад.
В машине на заднем сиденье сидел тучный бородатый мужчина, с любопытством встретивший Ахмеда.
– Ну что, рассказывай, где был и что искал? Каково там, во глубине пещерной тьмы? Что же там такое спрятано, что ты свою такую дорогую машину бросаешь в лесу, как пустую зажигалку, и исчезаешь на несколько дней? И ради чего ты решил лишиться такой красивой бороды? Может, ты её скупщикам сдал на парик, ха-ха, за  баксы?   А ведь у тебя было одно срочное задание – найти тайник Абдуллы. Мы  уже подумали, что ты его нашёл, и с нами делиться не спешишь. А, может быть, действительно, так и есть? Ведь там много чего интересного должно быть, в тайнике у Абдуллы. А, Ахмед, расскажи своим друзьям, но всё подробно. Нам очень интересно будет послушать твою версию.
После этих слов водитель джипа как-то зловеще хохотнул и резко тронул с места. Оставшийся на остановке Дэн не стал дожидаться автобуса,  сел в ожидавшее  на остановке  такси и бросил на ужасном  русском:
– На Пограничную.
У своего дома он остановил машину, попросил таксиста подождать, поскольку деньги у него дома, поднялся к себе, ища  у себя в дальнем кармане ключ от квартиры. Но ключа, естественно, не было. Всё выгребли у него из карманов любопытные монголы. Даже зелёненькие баксы. Что будет делать с ними великий Чингисхан, интересно было бы посмотреть.
Увидев, кто подъехал, весь дом захлопал окнами и дверьми, по лестницам затопали десятки торопливых ног, зазвонили телефоны и запищали мобильники. Женщины, ожидая появления неистового монаха, в ужасе закрывали форточки и боялись выходить на улицу. Но их страхи оказались напрасными. Итальяшка приехал  один.
Дэн поднялся в квартиру и понял, что ключ ему совсем не нужен. Дверь была открыта, а в доме был полный тарарам. Благодаря его покойному другу Алу, в квартире и так был бедлам от причуд средневекового фанатика. Но к этому хаосу добавился ещё и отвратительный  грабёж. Кто-то неизвестный вскрыл его квартиру, и всю её перерыл в поисках денег или ещё чего. Постель и одежда валялись на полу, кухонная посуда тоже была сброшена  на пол. Те немногие деньги, хранившиеся у него в парадном костюме, исчезли вместе с самим костюмом. А ещё исчезла вся  электроника—и телевизор с потолка, и телефон из сейфа. Не взяли только сам сейф, но лишь по причине его громоздкости  и немалой тяжести. Однако  сейф был грубо вскрыт и зловеще зиял открытой дверцей.
Но потери этих мелочей не очень огорчили вернувшегося хозяина. Кое-как отыскав в старом спортивном костюме забытую там сотню рублей, Дэн отпустил таксиста, сел на разорённую койку в позу роденовского мыслителя  и стал усиленно  мыслить. Думать ему было о чём.
    Ахмед в это самое время на упомянутом джипе приехал к большущему коттеджу на объездной дороге. Там он вместе с пассажиром джипа  поднялся в комнату для гостей. Ахмеду дали время помыться и переодеться из монгольской бутафорской  одежды в привычный  дорогой костюм. Переодеваясь, Ахмед услышал стук чего-то выпавшего из бутафорского наряда. Нагнувшись, он с удивлением поднял с пола миниатюрный золотой  пистолет Дэна, отобранный у него после злополучной перестрелки. Ахмед снова сунул его в карман тужурки и забыл о нём.  Затем  хозяин с гостем  сели возле зеркального бара, и, отпивая из миниатюрных хрустальных рюмочек дорогой коньяк, приготовились к длительной и  интересной  беседе. К беседе присоединились и другие уважаемые гости этого дома.
– Друзья, – начал  уже успокоившийся Ахмед изложение своей истории. – Как вы знаете, мне было поручено, одновременно с налаживанием новой сети дилеров для надёжного сбыта нашего непростого  товара, ещё и поиск  тайника Абдуллы с немалыми ценностями в нём. Исчезнувший Абдулла был не только очень осторожен, но и очень самоуверен. Именно поэтому он устроил свой тайник в подвале брошенного здания, которое уже приобрёл для себя, соблазнившись его дешевизной. Но в дальнейшем, как вы знаете, сделка расстроилась, и здание передали под Институт, который сейчас там благополучно развивается. И правильно сделали, между прочим.  Но тайник в подвале стал труднодоступен. Охрана там стала  хорошо  работать.
Я несколько раз сумел пробраться в подвал с тайником, но не смог его отыскать. Настолько хорошо его замаскировал наш общий друг Абдулла. Внезапно  узнаю, что нашим тайником интересуется ещё  приехавший к нам в город некий итальянец, какой-то  патер Дионисий. Я стал за ним следить и открыл удивительные вещи. Оказывается, этот итальяшка, прочно связанный с итальянской  мафией «Коза Ностра»,  вместе с каким-то неведомо откуда взявшимся совершенно диким средневековым  монахом, открыл некий  фантастический путь из пещеры под горой Сестра в подвал Института, и, как ни странно,  именно в  тайник Абдуллы. Вступив в сговор с этим итальяшкой, я предложил ему мою помощь в отыскании  тайника и в сбыте товара, на что он согласился, поскольку  был иностранцем  и не знал местных условий. Мы с ним несколько  дней  назад проникли было в пещеру, но попали почему-то в далёкое прошлое этих мест и нас атаковали, в натуре, воины самого Чингисхана, прогнавшие нас из пещеры.  Они едва не подстрелили нас из  луков бамбуковыми стрелами. Одна из них застряла в моей шляпе.
Ахмед, услышав смешки и заметив перемигивание слушателей, достал из-за отворота пиджака ту самую злополучную стрелу, продемонстрировал её удивлённым собеседникам  и продолжил повествование:
  – Именно вот эта, друзья мои, самая обыкновенная стрела монгольского воина  едва не лишила меня жизни. Кстати, специалисты подтвердили её подлинность.  Тогда мы решили перехитрить хранителей пещерных ходов, и задумали этот маскарад с переодеванием в монгольскую форму, описание которой я нашёл в литературе, и которую успел разглядеть на них в пещере. Но, попав вторично  в пещеру, мы всё-таки  попали в плен к монголам, потеряли оружие,  бежали от них, когда меня немного ранило в руку.
 Неожиданно  в пещере мы встретили  вахтёра-охранника из Института, который, оказывается, раньше нас разгадал загадку тайника Абдуллы, проник в него в подвале Института и похитил из него ту самую партию  драгоценных камней. Затем этот прехитрый  старикашка  чудесным образом  по нашему  фантастическому ходу проник из тайника под Институтом в пещерный город под Сестрой. Видимо, он давно пользовался этим ходом и хотел спрятать камни в пещере. Я видел у него наши  камни, но не стал спешить с их экспроприацией. Подобные операции  следует проводить  без лишних глаз. А там оказались свидетели—школьники из Находки,  мальчишка и девчонка. Они путешествовать любят, понимаешь.
Всё-таки я сумел перехитрить всех и заманил их  в тайник в подвале Института из пещеры, но обнаружил, что тайник совсем пуст, а возле него – ментовская засада. Весь товар, очевидно, попал либо к этому вахтёру, либо  к ментам. Но самое досадное, что мы все вышли из пещеры, а этот дедок почему-то остался там, в пещере,  причём, вместе с камешками.  Кстати, этот зловредный   итальяшка  вышел оттуда  вместе со мной. Вы его видели на автобусной остановке.
Вот поэтому я сейчас срочно собираюсь обратно в пещеру, но без этого гнусного монаха,  с двумя надёжными и хорошо подготовленными братками. Не исключено, что мы опять можем встретить сопротивление, и нам придётся   немножко пострелять. Люди у меня есть. Но нужна помощь с экипировкой. Чтобы отбиться от войска Чингисхана, нам надо каждому по пистолету, по  «Калашу» с несколькими снаряженными  «магазинами», и с десяток  гранат. С таким вооружением нам никакой Мамай-Бабай  будет не страшен.
Ахмед закончил свою удивительную историю. Слушатели удивлённо  покрутили головами, не решаясь поверить в такую небывальщину. Наконец Хафиз с улыбочкой заметил Ахмеду:
– Какой удивительный случай. Прямо не верится даже. Монголы, Чингисхан, вахтёр-махтёр какой-то с нашими камешками, таинственные проходы. Вот где можно порезвиться, проявить себя, а наш коллега Ахмед, отважный джигит, не смог справиться с каким-то вахтёром.  Конечно, мы поможем тебе всем, что нужно для этого дела, но в последний раз.  Оружие дадим, сколько просишь, но людей моих возьмёшь. Завтра к утру чтобы камни были здесь.— Он показал на стол. — А основной  товар наш из тайника   уже давно  в ментовке. Мы это знаем от самих ментов. Но товар негодный оказался, как и вся та партия у Абдуллы.  Глюкоза там в пакетиках  под афганской печатью с  трилистником. Как так получилось, никто понять не может. Поставщики клянутся на коране в своей честности, печати в порядке, а внутри глюкоза с витамином «С», будь он проклят.  Никогда больше в рот аскорбинку не возьму. А вот камешки надо вернуть обязательно. Наши сибирские коллеги очень волнуются.  А зачем волновать хороших людей? Это очень глупо.   И  опасно,– добавил он с особым нажимом на последнее слово.
Ахмед понял, что разговор окончен и  поднялся. Хафиз продолжил:
– Тебя отвезут домой. Через два часа подъедут двое моих джигитов со всем необходимым. Вот и отправляйся с ними немедленно в пещеру. Без камней не возвращайся, — добавил он хмуро.
Когда Ахмет, кивнув головой, двинулся к выходу, Хафиз остановил его и с усмешкой добавил:
– Кстати, если эту «золотую девочку» встретишь в пещере, то тоже прихвати. Зачем такое добро под землёй оставлять? Нам пригодится. Сколько его там, ты говоришь? Ты как всегда  прав. 83  килограмма  золота  на дороге не валяются.
Ахмед побледнел, кивнул головой и вышел, прихватив с собой свой монгольский камуфляж.
– Откуда они узнали про «золотую бабу»?—с досадой  думал он.—Какая сволочь проболталась?
В это самое время  внезапно очнулся от дум  наш одинокий мыслитель в «нехорошей квартире» на Пограничной. Он решительно встал, прошёл к соседям и от них позвонил в милицию. Прибывшему через несколько минут  дежурному наряду Дэн  решительно подал  заявление  об ограблении своей квартиры.  На вопрос, кто бы это мог совершить, он указал приметы высокого  мужчины с кавказской внешностью по имени «Ахмед», который не раз бывал в его квартире. Среди похищенного был заявлен маленький позолоченный браунинг, уже однажды знакомый    местной милиции.
Затем  Дэн  в явной спешке посетил банк, в спортивном магазине  несколько приоделся, там же  приобрёл   фонарь с запасом батареек, большущий моток тонкой, но крепкой верёвки, небольшой рюкзачок, заполнив его  набором консервов,  галет  и питьевой воды.  Затем он нанял такси, которое довезло его до  сопочки Племянник. Далее он  расплатился с таксистом, поспешно  вышел из машины и стремительно  пропал в придорожных зарослях.
Когда  через два часа к роскошному коттеджу Ахмеда подкатили  его   помощники с арсеналом оружия, они неожиданно увидели во дворе милицейский УАЗик, встречаться с которым у них не было никакого желания. Бандиты  скорёхонько скрылись из  виду, лишь за поворотом облегчённо переведя дух. На  заднем  сиденье УАЗа под  накидкой  пряталось  серьёзное  оружие,  которое  наверняка  заинтересовало  бы  милицию.
А в коттедже вконец озадаченный  Ахмед  яростно оправдывался  перед внезапно нагрянувшими к нему оперативниками:
– Какой ограбление? Зачем ограбление? У меня такой богатый   бизнес, доход есть хороший, кто такой сказал? Поделиться могу, – добавил он, хитро подмигнув строгому капитану милиции.
Однако, когда  милиционеры  вытряхнули из его монгольских лохмотьев  золотой браунинг и глубокомысленно переглянулись, Ахмед  всё понял и  зарычал  раненым тигром.  Несмотря на свои очень высокие связи в верхах, Ахмед смог выйти из отделения милиции  лишь через пять часов с подпиской о невыезде в кармане. Выйдя из милиции, он немедленно связался  с Хафизом, и   через полчаса уже  появился, мрачнее грозовой тучи,  с двумя вооружёнными до зубов подельниками возле г.Сестра, где  они вскоре тоже  скрылись  в густом подлеске. Ахмед очень спешил, поскольку понимал, что невероятно    опаздывает.


25.  НЕОБЫКНОВЕННАЯ   БИТВА.

Было раннее утро. Солнце ещё не взошло, но его приближение уже ощущалось  чутким миром природы. Прямо на глазах у ребят на траву падала густая роса, отчего трава тяжелела и, тихо шурша, покорно  пригибалась к земле.  Завозились в кронах деревьев очнувшиеся от дремоты птахи. Зашуршали в траве проснувшиеся мыши и бурундуки.  Но все молчали, словно ожидая какого-то тайного сигнала. Ночная тьма быстро скатывалась к западу, а на востоке уже полнеба было залито алой зарёй.  Наконец, первый луч солнца внезапно вырвался из-за сопки и озарил озябшие верхушки деревьев и  далёкие вершины Американского  перевала.
И тотчас роща взорвалась птичьим щебетаньем, пискнул совсем рядом пронёсшийся мимо радостный  бурундучок. Ему ответил сосед неподалёку. А вот и белка, выскочив из дупла, как сумасшедшая,  понеслась по деревьям, словно выполняя обязательный утренний оздоровительный моцион. В лесу на поляне, провожая  лесного барчука-барсука,  зацокали, затрещали сороки, а в густом кедровнике проснулся и недовольно захрюкал, поднимая своё многочисленное семейство, старый кабан-секач.  Вся природа наполнилась радостью предстоящего летнего  дня, приготовилась выполнять  свои простые, но столь необходимые для жизни,  очень важные  дела. Даже лёгкий  ветерок  проснулся и зашелестел в вершинах деревьев, отчего  с неожиданным стуком на землю упало несколько рано созревших  орехов, тотчас деловито подобранных  недремлющими бурундуками,  опередившими  даже  стремительных  белок.
Марина с наслаждением упала в густую траву, полностью отдаваясь неожиданному  отдыху,  вдыхая  полной грудью живительную утреннюю свежесть. Паша   прилёг неподалёку  на удобное местечко среди камней под пышной молодой берёзкой и закрыл глаза. Воины Унушу  заняли круговую оборону, привычно оберегая своего вождя и его друзей от любой неведомой опасности.
Пашу  потянуло в сон. Они уже которые сутки  нормально не отдыхают. Всё тяжелейшие погони, нешуточная борьба с жестоким противником. Только позавчера монголы хана Тугуя  чуть не отрубили ему  голову, а сколько раз Ахмед наводил на них свой пистолет, уже не сосчитать.  Хотя бы  здесь, у себя дома, в полной безопасности можно немного расслабиться. Он уже почти задремал, как вдруг  неведомое  тревожное чувство опасности  заставило его открыть глаза.
Странные   перемены вокруг внезапно  бросились ему в глаза.  Вместо молодой берёзки над ним   нависли ветви могучего старого кедра,  возникшего рядом. Камней стало больше, и они  вроде бы  чуточку даже  выросли. Но к этим впечатлениям   прибавились ещё и непонятные звуки — топот чьих-то ног, цокот копыт, незнакомая гортанная резкая речь. Паша вскочил на ноги и увидел, что воины во главе с Унушу прячутся  в густом подлеске  и о чём-то совещаются.  Он аккуратно протёр очки, осторожно подкрался к  кустам по другую сторону тропы, взглянул сквозь них  и похолодел от неожиданного вязкого страха.
Перед ним  у знакомого  входа в пещеру толпился отряд монголов, в стороне  переступали ногами их малорослые кони под сёдлами, а из пещеры как раз в это время выводили вахтёра  Ивана Матвеевича в камуфляжной форме. За ним шли два монгола с длинными копьями, которыми они  небрежно  подталкивали неохотно шагающего вахтёра  в спину.
Паша  встретился взглядом с Мариной. Она  тоже заметила вражеское войско и покачала головой.  Паша кинул взгляд в сторону Унушу и обомлел. Его войско внезапно  бесследно  исчезло  в окружающем зелёном хаосе, а  прямо на них с Мариной    из леса беззаботно  шли два молодых весёлых  монгола, которые несли на палке поросёнка, только что подстреленного в тайге. Они шли ходко, не смотря по сторонам, довольные удачной охотой. Из смертельно оскаленной пасти молодой свинки капала ещё горячая кровь. Ребята разом, как по команде упали в густую траву. Радостные охотники, ничего не замечая кругом себя, благополучно прошли бы мимо, но тут один  из них, не рассмотрев под ногами коварный  сучок, запнулся об него и полетел  на землю, увлекая за собой и добычу, и  своего товарища. Свалившись  в траву, один из  охотников  очутился  внезапно  нос к носу с затаившейся  в траве  Мариной. 
Увидев лежащую перед собой  в траве необычную девочку, он изумлённо  открыл рот, несколько раз моргнул обоими  глазами, словно проверяя себя, не спит ли,  и, резво вскочив на ноги,  громко  заорал, даже заверещал, точно раненый заяц. Прятаться ребятам стало бессмысленно.  На визг перепуганного монгола уже бежали монгольские  воины  с обнажёнными кривыми саблями и длинными пиками. Воины Унушу, повинуясь коротким резким командам вождя, встали в полный рост, взяли на изготовку снаряжённые арбалеты и  острые пики  и  застыли вокруг ребят, заняв классическую круговую оборону.   Первые монголы, подбежав к ним,  настороженно  остановились, выставив копья и  ожидая полного окружения врага. Врагов было намного больше, и они ждали лишь команды предводителя, чтобы смять редкую цепь противника с кусочками белого меха на левой стороне груди. Положение становилось  абсолютно безнадёжным.
Лучше  всех это понимал опытный боец Унуши. Он не опасался схватки с врагом, но не мог рисковать своими божественными друзьями – Мариной и Пашей.  Не мешкая,  он  вынул из-за пазухи тонкую дудочку вроде свирели и подул в неё. Послышалась  пронзительная тревожная мелодия, заставившая набегавших врагов в недоумении остановиться.  Немедленно сверху, словно в ответ на пение свирели, послышался  гортанный крик орлана, который тревожным  таёжным набатом зазвучал в вышине, перелетая от сопки к сопке, от рощи к роще, от ручья к ручью, и лес зашевелился, наполнился шорохами, смутными тенями в  густых орешниках и хвойных перелесках.
 Не успели все монголы собраться и окружить  ощетинившееся оружием  войско Унушу, как  из тайги  на них  с  рёвом, визгом и рыком  кинулось стремительное стадо  таёжных чудовищ. 
Огромные  свирепые тигры прыжками  бросились  на иноземное войско, опрокидывая их строй и оборачивая в паническое бегство.   Быстрые, как молнии, пятнистые леопарды  страшной визжащей тенью   упали с деревьев на табун монгольских лошадок и погнали его прочь от войска вниз к реке.  Ставшие на задние лапы  и злобно ревущие огромные бурые медведи и их  проворные  чёрно-белые  гималайские собратья,   все разом кинулись на опешившее монгольское войско,  привели его в ужас и обратили в позорное бегство вниз по склону вслед за лошадьми  к спасительной реке. Вслед за объятыми ужасом монголами, злобно хрюкая, неслись дикие свиньи и рогатые  изюбри, поддевая врагов  на  острые клыки и широченные рога. Даже жирные барсуки  выползли из своих нор, пытаясь схватить за ногу пробегающих мимо их нор перепуганных  степных воинов.  Объятые страхом монголы позорно бежали  позади   своих испуганных   коней, бросая оружие, не оглядываясь назад, и жалобно  моля своих богов о защите, а врагов о  пощаде. Напрасно некоторые из них пытались остановить войско  и натянуть тетиву своих тугих луков. На них тотчас  пикировали стаи таёжных  птиц. Юркие сороки и кедровки бросались врагам в лицо, слепя их  и мешая точно  прицелиться. Совы и филины, страшно ухая и гукая, вцеплялись им в волосы, царапали  до крови, заставляя бросать бесполезное  оружие и отбиваться голыми руками от неистовых птиц. А соколы, кречеты и орланы, пикируя со свистом на бегущее войско, крепкими когтями  вырывали у врагов из рук луки и стрелы.  Рычащая и визжащая таёжная звериная армия долго ещё гнала перепуганных пришельцев вниз к реке, но  тотчас исчезла, растворилась бесследно в таёжных буреломах, едва последние удирающие монгольские воины скрылись у ребят из виду, и Унушу дал отбой лесной тревоги ликующими трелями своей  чудесной  дудочки. 
Через несколько минут на лужайке перед входом в пещеру остались лишь  брошенные врагами  копья и луки и не успевший ничего понять, недоумённо оглядывающийся  то на зверей, то на друзей, Матвеич. К нему подбежала первой Марина,  затормошила его, обняла  и поцеловала в великой радости.
– Вот здорово, Иван Матвеич. Ещё немного, и они увезли бы вас, бог знает куда.  Вы не ранены? Они ничего вам не сделали? Как же вы отстали от нас там, в пещере?
– Да как? – Ошеломлённый внезапным освобождением, Матвеич  недоумённо оглядывался по сторонам, с трудом подбирая слова. – Кинулся я за вами вслед, а окно и закрылось. Передо мной стена встала, серая, сплошная, пыльная, с какими-то мурашами на  ней. А тут эти супостаты набежали, хорошо сразу на копья не подняли. Но угрожали много, кулаками махали  и луками трясли. Меня подружка - зажигалочка спасла. Спасибо ей и сигаретке. Их начальник, пухленький  такой монгол, кричал  всё время то на меня, то на своих цириков. А как я от зажигалки прикурил, так он от неё глаз не отводил. После этого   меня монголы  взяли к себе главным специалистом по огненным вопросам. Я с ними обошёл всю пещеру, вас догнать хотели.  Монголы  всем войском собирались вокруг меня, когда я поджигал очередной факел. Они всё Унушу искали, вождя им надо было найти во что бы то ни стало. А когда его не отыскали,   поспешили на выход, где мы и встретились.  Ну, теперь, слава богу, всё позади. Сейчас перекурю и двину обратно в город. Совсем потеряли меня, наверно, на вахте в Институте.
Он заметил стоявшего чуть в сторонке Унушу.
– А тебе, вождь, спасибо за освобождение. Как у тебя  ловко получается со зверями  лесными. Жаль, что у вас  слоны не водятся. Не то, гнали бы этих  вояк  галопом до самой Индии. А с таёжным зверьём, видать,  у вас полное взаимопонимание? Вы с таёжной армией  договор о взаимной помощи заключили, не так  ли?  Да, долго монголы будут помнить эту рычащую армию в устье Сучана. У меня самого душа в пятках оказалась, когда мимо меня рычащий тигр с оскаленной пастью пробежал.
На это  Унушу что-то коротко ответил, скромно улыбаясь и приветливо кивая головой вахтёру.
– Тайга одна на всех. Все вокруг соседи, помогаем,– перевёл толмач Ефимка эту фразу и улыбку вождя.
– Ну, ладно,  хватит болтать.  – Матвеич куда-то засобирался.–  Мне пора двигать домой.
Марина сочувственно посмотрела на старика.
– Опомнитесь, Иван Матвеевич! Какой город? Куда вам двигать? Опять вокруг нас тайга средневековая. Надо нам всем  сначала в своё время вернуться. Вокруг нас  опять такая чертовщина творится. Мы только что из города вернулись, через  Институт прошли, с родной вашей   вахты позвонили   родителям, успокоили их, затем кинулись сюда вас выручать.  Присели  отдохнуть у тропы в 21-ом веке, а очутились опять  в тринадцатом. Вот чудеса! Хорошо, что поспели вовремя
– Ну, не надо мне сказки рассказывать,– опять не поверил друзьям  Матвеич.—Я возле Сестры сейчас нахожусь? Точно так. Вот устье  Сучана, а вон там должен быть мост через реку. А куда мост подевался? – жалобно спросил он у Паши.
Паша  пожал плечами:
– Мост, дорогой Иван Матвеич, появится здесь  через восемьсот лет в городе Находка. А мы сейчас  находимся  в древней империи чжурчженей в гостях  у племени Белого Леопарда. Почему-то нас всё время бросает в это время. Или это кому-то нужно, или нами играет слепой случай.  Я  пытаюсь в этом  разобраться. Но нам сейчас не до этого. Главную задачу мы выполнили, вас освободили, и монголов прогнали  с помощью  таёжной, непобедимой звериной армады. Какой удивительный  пример нам всем в будущих веках показал Унушу. С тайгой и её обитателями дружить надо. А в наше время тайгу покорять взялись, а зверей уничтожать. Вот и получается, что мы сами себя  лишили  столь  надёжного союзника. 
Но у нас осталось немало прежних  задач —  вернуться домой  в своё время,  вас вернуть на вахту, Ефимку отправить в Суздаль к Настеньке, отыскать в пещере нашего пропавшего Сашку, и, наконец, выяснить, куда подевалась Клякса с «Марин Голд». Однако все эти задачи связаны между собой. Чтобы их  решить, нам следует  опять идти в пещеру  и все эти проблемы  решать через неё. Где-то там есть тот лаз, через который можно будет попасть обратно в своё время. А Ефимка пусть пока с нами будет за толмача. Ведь без него с Унушу никак не поговоришь. Найдём золотую статую, и при первом удобном случае отправим его на родину.
– Паша, ты совершенно прав. Только нам надо  поторопиться. Ты забыл об одной из важнейших задач – избежать встречи с мафиози. Я думаю, что они  время зря не теряют, и уже мчатся сюда на своих быстроходных джипах. Ясно, что они учтут свои ошибки и скоро будут здесь — с  автоматами, гранатами и прочими военными чудесами нашего века. Тогда никакие монголы им не будут страшны. И с нами они не будут церемониться. Они очень спешат, а нам  необходимо  их опередить.
– Да, время терять нельзя. Бандиты уже на подходе должны быть. А может, они уже и обошли нас. Вперёд и вниз, а там посмотрим,– скомандовал Паша.
 Вся группа организованно  скрылась в пещере. Уже в который раз ребята шли по знакомым тёмным проходам. Дорогу им освещал фонарь Матвеича,  в панике брошенный монголами при бегстве. Шли они быстро, без опаски, поскольку  монголы были позорно  изгнаны из пещеры, а бандиты, наверное, ещё не подоспели, и бояться  им было некого. Впереди смело вышагивали воины  Унушу, а  за ними шли Паша с Мариной, Унушу, Ефимка и замыкал шествие опытный ветеран-пограничник Матвеич.
Они уже прошли добрую часть пути, когда подошли к  знакомому месту, где в прошлый раз, перебираясь в соседний проход через лаз наверху, они неосторожно  попали в прошлое. На этот раз лаз был вполне обычной дырой в стене пещеры. Никакого сиреневого тумана не наблюдалось. Они все по очереди, помогая друг другу, перебрались  через него, но чуда не произошло. Они пошли дальше по проходу, шумя и громко  зовя подругу Кляксу. В тёмном проходе  впереди послышался какой-то не то шум, не то возглас. Вся группа  остановилась, затем двое из воинов  прошли вперёд, и через несколько минут они вернулись уже втроём. В третьем их спутнике удивлённые  ребята  узнали своего давнего  знакомого – вдруг неожиданно воскресшего Алквилла. Но в каком он был виде!
Он по-прежнему был в своём псевдомонгольском обличье, но в ужасном состоянии. Его монгольская накидка была залита кровью, левая рука  висела плетью. Взгляд его, и ранее не отличавшийся разумом, был вовсе безумен. Из его глаз текли обильные слёзы, но он уверенно  в правой руке держал свой  совсем потемневший серебряный крест и осенял им всех и вся, что-то бормоча пересохшими губами.
Марина всплеснула руками:
– Боже мой, Алквилл! А мы думали, что вас подстрелил этот мальчик-хан.  Да вы ранены,  вас же лечить и спасать надо. Паша, помоги мне раздеть его и обработать ему рану.
 Паша с Матвеичем  уложили  еле двигающегося  миссионера на выступ у стены, сняли с него кожаную накидку, затем разрезали китайскую  тенниску с Че Геварой на груди и открыли на левом плече загноившуюся пулевую рану с почерневшими отмирающими тканями по  краями. Марина покачала головой:
– Паша, плохо дело. Гангрена начинается. Здесь нужна срочная  операция. Очевидно, пуля застряла в плече, и её необходимо  удалять. Но я не  хирург, и не смогу это выполнить. Я непременно в обморок упаду.  Я не фельдшер. А если этого не сделать, он умрёт от заражения крови.
– Марина, я тоже не знаю, как быть. Надо помочь ему, хотя он и превредный монах в китайских штанах. Но я  тоже не эскулап.
К ним подошёл Унушу, внимательно осмотрел рану, покачал головой, что-то сказал. Ефимка перевёл :
– Очень плохо. Не жилец, однако.
Марина не согласилась с этим:
– Ефимка, переведи Унушу, что если у Ала  из раны вытащить пулю, то он ещё сможет  поправиться..
Унушу выслушал  перевод, пожал плечами, вытащил из-за пазухи какой-то зелёный комочек и сунул Алквиллу в рот. Тот пожевал его, с лица его пропала гримаса муки, он закрыл глаза и спокойно заснул. Унушу, тем временем, достал оттуда же, из-за пазухи тонкий острый железный ножичек и раскалил его в пламени факела. Затем раскалённым лезвием он вскрыл рану у спящего Алквилла. Оттуда брызнула сукровица и багровый гной. Ножом он нащупал в ране кусочек свинца и  лезвием  ловко вынул его из раны. Вся операция заняла не более минуты. Вытерев ножичек о штаны, он снова прокалил его на огне и спрятал. Спящий Алквилл во время этой экзекуции даже не пошевелился.
Марина восхищённо посмотрела на Унушу :
 – Так ты хирург, Унушу, да ещё какой  классный.
Ефимка  согласно покачал головой:
– Унушу шаман, хороший шаман. Всё умеет. Он так у воинов стрелы обломившиеся вытаскивает.
– Ефимка, спроси у Унушу, а что он дал пожевать раненому?
– Он говорит, что это листья лесного дурмана и порошок сохачьего гриба, замешанные на жабьей слизи. Больной будет спать двое суток. Если проснётся, будет жить, если нет, значить дух покинул его и ушёл искать новое тело.
– Понятно. Это, очевидно, листья конопли и порошок мухомора. Ну, а с жабьей слизью тоже, вроде бы,  всё ясно. Смесь адская, но, как видишь, помогла. Раненый Ал так глубоко  отключился, что его хоть пополам режь. Отличный наркоз. Надо нашим докторам подсказать, особенно про жабью слизь.
– Так-то оно так, – протянул Матвеич,– но вот проснётся ли он, вот в чём вопрос?
– А что нам теперь с ним делать? – решительно вмешалась Марина.– Конечно, у нас есть антибиотики, которые должны помочь  ему выкарабкаться. И рану мы сейчас обработаем и перебинтуем. Но мы не можем его бросить здесь на волю случая. И с собой тащить его в пещеру тоже нет смысла. Ему сейчас нужно солнце и свежий воздух, а не пещерный мрак.
Марина   тщательно обработала кровоточащую рану перекисью водорода и  настойкой йода, приложила ватный тампон и мастерски перевязала её. Затем монаху  в рот всыпали порошок антибиотика из аптечки. Алквилл пошевелил раненой рукой, открыл мутные глаза, и снова забылся.
– Так как же нам с ним поступить?—переспросила Марина.—Оставить здесь нельзя, и нести с собой нет возможности. Да и куда его тащить-то,  в пещеру тёмную и грязную. Конечно, ему воздух нужен, солнце  и покой.
– И оставаться с ним нам тоже нельзя,– подхватил Матвеич.– Того гляди, заявится сюда Ахмед с бандитами. А нам и не убежать с ним, и не спрятаться.
–  Алквилл  лучший друг Дэна. Пусть Дэн с ним и возится,– вставил Паша.
– Он был нужен Дэну как дармовая покорная рабочая сила. А сейчас Дэн сам у Ахмеда за раба пашет. Никому наш монах  сейчас не будет нужен. Бросят они его, как совершенно бесполезную стоптанную развалившуюся обувь, и удерут  искать золотую богиню.
 – Ребята,– снова вступил в разговор Паша.— Конечно, больного брать с собой в пещеру не стоит. Но и бросить такого беспомощного невозможно. Возвращаться нам обратно тоже никак нельзя. Нет никакой гарантии, что мы там наверху вернёмся в своё время. И  время нам очень дорого. Сколько мы его уже потеряли. Чувствую, что бандиты вот-вот будут здесь. Я предлагаю поступить следующим образом.   Надо больного оставить под присмотром Ефимки и отправить их обоих в родные края. Ведь они из одного времени и им всё равно придётся вместе выбираться на запад. Рим не так уж и далёк от Суздаля. Доберутся до Москвы, а там всё-таки какая-то, но цивилизация. Выживет Ал, будут вместе выходить. Двоим и легче, и безопаснее. А если не выкарабкается, то Ефимка похоронит его по нашему христианскому обычаю, и тогда  сам, глядишь, доберётся до родных мест. В дорогу  мы их снабдим валютой от Матвеича.  Камни-самоцветы во все времена ценятся.  А чтобы они не потерялись в здешних,  незнакомых лесах, Унушу  отправит  с ними двух своих рослых воинов для сопровождения и помощи. Они вынесут Ала из пещеры и проводят наших пилигримов до границ  своих владений, а там  передадут следующим стражам лесов. Наверное, это единственный выход. Если мы не выберемся из пещеры  обратно в своё время  в Находку, то на обратном пути, может быть, догоним  их и поможем при необходимости. А бандиты, если встретят этот печальный караван с раненым,  не будут им мешать.
– Паша, а как мы с Унушу общаться тогда будем?  Без толмача Ефимки  трудно  нам придётся.
– Конечно, нелегко нам будет. Но сколько нам ещё общаться-то придётся? Всё-таки нам нужно побыстрее вернуться домой. В крайнем случае, с Унушу мы уже вполне можем общаться и без слов. Ведь он шаман и нас понимает лучше нас самих. Правда, Унушу? – спросил он старика по-русски. 
Унушу важно согласно кивнул головой, словно понимая  разговор.
– Видите? Для умных людей язык не главное в общении. Важно уважать и понимать друг-друга  душой, сердцем чувствовать нужду друга.. Иван  Матвеевич, вы сохранили камешки из тайника. Давайте передадим  их нашему путешественнику. Ахмед очень о них беспокоился. Ну да не беда. Если что, скажем ему, что монголы их  отняли у вас.
Матвеич понимающе  кивнул головой, присел на выступ скалы, снял свои здоровенные армейские форменные башмаки, и из их тупых сбитых носков вытряхнул небольшие узелочки, в которых заиграли всеми цветами радуги две пригоршни  самоцветов. Все залюбовались игрой лучей в свете факелов. Паша обнял  Ефимку  на  прощание.
– Этой валюты вам   и до Рима хватит. Только ты, Ефимка, если с Алом будешь добираться до Европы, ему не показывай все камни. Спрячь их, как Матвеич, в сапоги, и по одному доставай при необходимости. Чтобы он не видел, где ты их прячешь.  Не то Алквилл позариться на них  может. Жадности и глупости у него хватит. Ну, давайте прощаться. Если бандиты вас встретят, ничего они вам не сделают. Они нас обойти спешат. А - И  не  дрейфь, Ефимка,  всё  у  тебя  будет  хорошо. Скоро  ты  встретишься с  Абдуллой Великолепным, который  поможет  тебе  добраться  до  родных  мест. Передай  ему  от  нас  привет.
В  глазах  Марины  Пашка  увидел  немой  вопрос.
-  Вспомни,  Марина,  что  написано  в  записках  Абдуллы.  Он  писал  нам  о  Ефимке,  с  которым ходил  в  посольство  в  Европу.
- Да, - вспомнила  девочка, -  но  он  ничего  не  написал  нам  о  судьбе  Алквилла. 
На  это  Паша  лишь  пожал  плечами.
Друзья стали прощаться. Унушу на прощание подарил Ефимке длинный клинок белого металла работы местных мастеров и передал кусочек белого меха из  остатков шкуры Белого Леопарда, в честь которого названо было его племя.
–  Знай, Ефимка,  кто бы тебе ни встретился в нашей тайге, кроме монголов, покажи им этот кусочек белого меха, и они помогут тебе, как мне. Они проведут тебя сквозь тайгу до самого Китая,– сказал он на понятном Ефимке языке.– А там тебе поможет твой дальний попутчик Алквилл. Он те места знает  неплохо и с языком знаком. Если выживет, конечно.
Матвеич подарил Ефимке на прощание в дальний путь остаток спичек в коробке:
– Вот тебе, Ефимка, в дорогу спички  для разведения костра.  Их тут осталось штук тридцать. Ты уже видел, как я ими пользовался. Береги их, по-пустому не балуй. А если  принесёшь их домой в Суздаль, то передай умным людям. Они научатся их делать и в ваше время. Ничего сложного здесь нет.
Марина же отдала Ефимке весь запас антибиотиков для Ала, пузырёк с йодом, остатки бинтов, разъяснив, когда и как надо давать больному  лекарство, как пользоваться йодом, как делать перевязку. Ефимка бережно спрятал лекарства  в котомку, затем собрал  драгоценные  камни в чистую  тряпицу, перекрестил их, спрятал под стельку из соломы  в носки мягких монгольских ичигов и низко поклонился друзьям: 
– Премного благодарствую, дорогие други. Много удивительного видел я в последние дни. Но самое удивительное, это вы, люди далёкого  времени. Если я дойду до родного Суздаля, то расскажу про вас всему народу русскому, про ваши сказочные  города, залитые волшебным светом, про  чудные  повозки, мчащиеся  по дорогам, обгоняя ветер, про железных птиц, перевозящих людей по воздуху. Я расскажу эту историю всем  своим согражданам, мы запишем эту историю в наши летописные книги. Премного ещё  учиться народам нашего времени, чтобы сравняться с вами в благородных и чудных  деяниях.
На его чумазом мальчишечьем лице текли слёзы благодарности, а глаза уже сияли радостью  возможной встречи с родными, близкими, и с ненаглядной Настенькой, ждущей его из полона в не столь уж и далёком Суздале. Он, сейчас такой здоровый, свободный и богатый для такого дальнего похода, непременно вернётся в родную Руссию, в батюшкин дом, и навсегда сохранит благодарность людям, пособившим  ему в этом.
Но время шло, и надо было поторапливаться.  Колонна перегруппировалась. Два рослых воина из войска Унушу, по имени Бучу и Тучу, остались с Ефимкой и больным Алом, а остальные двинулись дальше, в глубину пещеры, на  поиск золотой богини и заветного окна в родное будущее. Впереди, с фонарём шёл Паша, за ним едва  поспевала Марина, далее  вышагивали таёжные бойцы Унушу во главе с со своим вождём.. Опять замыкал колонну опытный пограничник  Матвеич с двумя бойцами, вооружёнными мощными скорострельными арбалетами, последним изобретением Унушу.




26. ДОМОЙ, В РУССИЮ.

Оставшийся в пещере со своим  небольшим отрядом Ефимка совсем было взгрустнул, вспомнив своих ушедших друзей, но затем понял, что это ему не поможет. Печально  смахнув набежавшие на глаза слезинки рукавом, он оглядел свой невеликий караван, оценил трезво свои возможности, и решительно махнул рукой  в сторону выхода из пещеры. Таёжные его помощники поняли команду, положили бесчувственного Ала на заранее приготовленные носилки из ивовых  прутьев, подняли его и споро двинулись к выходу. Факелов у них осталось не так уж и  много, и надо было поспешать.
Они шли уже около часа,  как  впереди  увидели  мелькание света и шум чьих-то шагов. Испугавшись, что это в пещеру  спешит банда Ахмеда, наши путешественники быстро затаились  в ближайшем боковом ходе. Но когда Ефимка с удивлением увидел одинокого Дэна, деловито спешащего в глубину  пещеры, то  он не удержался и окликнул его. Он уже знал, что  Дэн был товарищем  Ала, и обязан помочь своему беспомощному другу.
На возглас Ефимки Дэн испуганно  отпрянул в сторону, осветил фонарём весь отряд, но, не заметив для себя опасности, подошёл к ним. Ефимка показал рукой на лежащего без памяти Алквилла:
– Твой товарищ совсем плохой. Надо помогать.
Дэн, брезгливо поморщившись при виде тяжело больного напарника, небрежно махнул рукой:
– А, господь поможет. Где Марина?– спросил он у Ефимки.– С кем она, как долго они уже  идут?
Кое-как поняв, что не так уж много потеряно  времени, он открыл рюкзак, достал из него две банки тушёнки, передал их Ефимке, бросив на ходу:
–Кушать, костёр, огонь,–  торопливо перекрестил их, и пустился далее в путь, повторяя: 
– Всё во власти Господа нашего.
Ефимка обескуражено помахал  ему вслед рукой, и они пошли в разные стороны, каждый  торопясь осуществить свои планы. Скоро перед Ефимкой забрезжил дневной свет. Они вышли из пещеры после полудня. Яркое жаркое солнце уже перевалило через зеркало залива Находка и начало свой ежедневный путь к закату, осыпая своими жгучими лучами горы, лениво текущую к морю реку, жёлтые, совсем чистые,   средневековые речные пляжи.
Приятно было после пещерного прохладного мрака окунуться в летний расслабляющий зной, разогреть озябшие под землёй косточки, вдохнуть тёплый живительный воздух, настоянный на свежести чистой реки, на аромате  таёжного бора, на солёных брызгах недалёкого океана.  Ефимка решил немного отойти от входа в пещеру и остановиться для отдыха  на берегу реки выше по течению. Тем более, что ему надо было поухаживать за раненым, как его просила  прекрасная Марина.
Отряд отошёл вверх по реке несколько километров и остановился на лужайке, на берегу реки, у крутого склона сопки, очень похожей на Сестру. Ефимка вспомнил, что Марина с Пашей называли эту горушку, круто  стоящую  посреди речной долины, ласковым именем Брат. На  тёплом солнышке раненый Алквилл  начал приходить в себя, открыл глаза, осмотрелся вокруг. Вспомнив про свой воинственный  крест, стал осенять им и своих носильщиков, и Ефимку, шагающего рядом, и всё вокруг, видимо  радуясь  приближающемуся выздоровлению. Но, вскоре утомившись, он снова притих и заснул спокойным сном. Его положили в тенёчке под раскидистой вербой.
Бучу и Тучу отправились на охоту в ближайший лесок, а  Ефимка раздул огонь из остатков  ещё дымящегося факела, достал  из своего бездонного мешка банку консервов, и недоумевающе стал вертеть её в руках. Он понял, что  в этой блестящей твёрдой и звонкой штуке есть  что-то съедобное. Но как до него добраться, ему не объяснил спешащий Дэн. Но он сказал, что банку надо подогреть в костре. Поэтому Ефимка, поцарапав банку ногтями, постучав ею о камень, с досадой бросил её в костёр и принялся за свои докторские обязанности.
Он тщательно, как учила его  прекрасная подруга Марина, промыл и  перевязал Алу рану, дал съесть ему белые и жёлтые камешки-таблетки, от горечи которых  бедного больного скривило так, как не страдал он от самой раны. Только несколько ягод с ближайшего малинного куста сняли с лица больного мучительную гримасу  горечи. В это время к очагу вернулись  счастливые и усталые Бучу и Тучу, успевшие   подстрелить из арбалета на знакомом болотном солонце крупного беспечного  козла. Они ловко разделали его своими железными  ножами, проворно посадили тушку на вертел, и через несколько минут аромат жареного мяса разнёсся по тайге, заставляя ноздри людей голодно  раздуваться, а зверей и птиц – сторониться этих мест. 
Уже вечерело. От реки повеяло прохладой, с моря подул свежий ветерок, принёсший стену белого плотного тумана.  Усталый отряд собрался у очага, где источала  вкуснейший аромат остывающая тушка. Как старший в отряде, Ефимка  достал большой железный нож с рукояткой из рога изюбра, подаренный ему на память Унушу,  отрезал большущий кусок  от ароматной туши и подал больному Алу, благодарно  принявшему дар и впившийся в него жадными жёлтыми зубами. Такими же сочными  кусками  он оделил и охотников, главных виновников этой трапезы. Наконец и  сам он отхватил от туши кусок нежнейшей шейки, но ухватить её зубами не успел.
Оглушительный взрыв раздался в костре  рядом с ними. Тихо догорающий костёр вдруг с оглушительным грохотом   взметнулся в небо, насмерть перепугав мирных сидельцев. Что-то очень горячее, но очень вкусное, обдало ужинающих у костра.  Ал тотчас выпал в долгий обморок прямо с куском мяса во рту. Бучу и Тучу упали в траву и долго лежали так, боясь пошевелиться,  одним глазом всё же  посматривая вокруг и пытаясь найти врага, так напугавшего их. Ефимка же, остался сидеть, как сидел, только закрыл глаза от испуга, и, наоборот,  открыв от неожиданности рот, не успев даже укусить свой кусок жареного мяса. Все застыли, ожидая страшного  продолжения начавшегося ужаса. Но  вокруг было так тихо, что их уши уловили даже шум далёкого прибоя в устье реки Сучан. Ефимка открыл глаза и осмотрелся.
По-прежнему спокойно  текла мимо к морю  река, чуть пошумливал ветерок в кустах тальника на косе, мягко плеснула рыба в тёмном  омуте.  Ничего угрожающего вокруг не наблюдалось. Только на лице что-то несильно продолжало припекать. Он тронул языком это нечто. Показалось, что это очень вкусно. Он снял с лица остатки тушёнки из взорвавшейся банки и слизнул её. Затем заметил в костре вздувшуюся, почти круглую банку с рваной дырой сверху. Ножом он расширил дыру в банке, доел остатки тушёнки, покрутил банку в руках, но выбрасывать её не стал, а положил опять за пазуху. Всё пригодится в дальнем походе, особенно такая ценная  посуда. Заметив деловитость Ефимки, ожили и его спутники.
Отойдя  от испуга, сытно поужинав, и не заметив ничего угрожающего, они устроились на ночлег. Ефимка расположился под кустом густой вербы на берегу реки. Недалеко от него,  на травке,  отдыхал от ужина  оживающий  на глазах Алквилл.  А Бучу и Тучу устроились, как было принято у них в племени, на нижних,  крепких ветвях старого дуба, соорудив себе гнездо  на манер гнезда орлана.
Ночь прошла спокойно, если не считать шороха  мелкого лесного народа – мышат, бурундуков, белок, суетливо подбирающих возле тлеющего костра остатки былого ужина. Крупные хищники остерегались  запаха  дыма и близко не подходили.
Ранним утром путники доели то, что ещё осталось от вчерашнего охотничьего трофея, и двинулись дальше.  По известному Бучу и Тучу броду они перешли реку наискось по перекату. Очень всех обрадовал выздоравливающий Ал, который уже сам осторожно  пустился в путь, и только через реку его перенесли воины на носилках. Едва они перешли реку, как вдруг путь им преградили рослые незнакомые воины, внезапно вынырнувшие из кустов тальника, густо поросшего на другом   берегу. Одеты они были подобно воинам Унушу.  Бучу и Тучу узнали в них воинов соседнего племени Отважного Тигра, потому что на их груди были нашиты кусочки от шкуры хозяина тайги.  Они радостно встретили  своих соседей, долго хлопали друг-друга по плечам, о чём-то бурно беседовали, помогая себе отчаянной  мимикой и жестикуляцией. Потом Бучу и Тучу указали своим новым друзьям на своих попутчиков, похлопали Ефимку и Ала по плечам, и были таковы, перейдя тотчас по перекату обратно через реку.
Ефимка понял, что их передали дальше другому племени для следования через их территорию.  Отряд  с новыми проводниками вновь двинулся в путь   тайными тропами,  и вскоре, за большим перевалом  их опять  передали  воинам следующего племени Великого  Изюбра. Тем временем, благодаря неустанным хлопотам Ефимки,  лекарствам от Марины и сытному питанию жареным мясом, коего в достатке было в их скитаниях,    Алквилл совсем поправился, ему идти стало легче, и отряд начал   двигаться гораздо быстрее. Так они, в течении одной луны, пересекли всю территорию страны чжурчженей, побывали даже в их столице, где приобрели  себе за один зелёный камешек от Матвеича  новую одежду и  обувь взамен истрепавшейся, обзавелись припасами на предстоящий путь по землям  диких  манчжур.
Алквилл совсем окреп, но стал очень подозрителен и груб с Ефимкой, стал   покрикивать на него  и пытался даже  повелевать. Общались спутники между собой на  монгольском языке, коим оба владели  в достаточной мере. После того, как Алквилл  увидел у Ефимки  зелёный камешек, вовсе не спускал с него глаз. Доверчивый Ефимка не обращал на это внимания, пока вдруг как-то ночью  не проснулся от подозрительного шума. Открыв глаза, он увидел Алквилла, тайком обшаривающего его карманы.
–Ты что ищешь,  почтенный Алквилл?– спросил  Ефимка?
Ал даже не смутился, косо  бросив на попутчика злой  взгляд:
– Зелёный камень где? Давай все  камни мне, мальчишка.
–  Я не могу их дать тебе. Мне их подарили мои друзья для того, чтобы мы с тобой вместе добрались домой.
–Я старше тебя, и потому только  я должен распоряжаться этим сокровищем. А ты будешь моим слугой. Меня послал в эти края сам великий Папа, и я должен вернуться к нему и рассказать о моих странствиях и открытиях. А ты, еретик, глупый мальчишка, будешь помогать мне в моём великом походе. 
– У нас один бог, Иисус Христос, и он учит нас добру и справедливости.
– Вот и я говорю. Давай делиться по справедливости. Тебе половину и мне половину камней.
Трудно было мальчишке  Ефимке спорить со взрослым  фанатичным монахом.  Пришлось ему снять сапог, вынуть оттуда тряпичку с камнями самоцветными и разделить их поровну.
– Ладно, почтенный Алквилл. Будем делиться, но поровну. А рассчитываться в дороге будем вместе по камушку. Подставляй руку. Вот тебе камешек, а это мне камешек. Ещё тебе, ещё мне.
Но делёжка не получилась. Алквилл грубо выхватил у Ефимки всю тряпицу с каменьями.
– Ты глупый мальчишка,– шипел он на монгольском языке, пряча  камни глубоко за пазуху.–Я буду  командовать всем, а ты будешь прислуживать мне, грязный урус.
Он сильно  толкнул  Ефимку  в грудь, отчего юноша упал, ударившись головой о камень у дороги, и потерял сознание. Очнулся он оттого, что Алквилл тряс его за одежду, приводя в чувство.
– Что разлёгся, как ханский  сын? Давай вставай, уже светает. Иди за хворостом, разжигай костёр. Готовь  завтрак, а я посплю ещё  немного.
Очень болела голова, но Ефимка покорно отправился за дровами, и после завтрака они отправились дальше по извилистой, раскисшей конной тропе. На следующий день их в дороге нагнал манчжурский  обоз, вёзший в Китай из приморских краёв вяленую рыбу и  мясо, шкуры зверей и прочие таёжные товары. Начальник обоза, толстый китаец, за красный камешек позволил им идти вместе  с обозом. Стало спокойнее и увереннее. 
 Несколько дней наши путники  ночевали в шумной толпе обозников. Утром их поднимали крики погонщиков, собирающих своих лошадей  по обочинам дорог, по зелёным лужайкам в тайге, на высоких террасках  в долинах рек.  Алквилл всегда  любил по утрам  понежиться в постели, а Ефимку  посылал в лес за хворостом для утреннего костра.
Они ушли уже далеко от земли чжурчженей, в степи северного Китая.  Через несколько дней  должны были прибыть в северный китайский город,  где были русские купцы,  с которыми Ефимка рассчитывал  добраться до родных земель за яицкими горами.
Стоял уже конец сентября. Ночи стали длинными и прохладными.  Обоз стал на ночлег в глухом лесу на берегу небольшой  речушки. Переход был трудным, под моросящим дождём, с тяжёлыми  переправами через стремительные холодные  реки. Очень измотались и люди, и лошади. Поэтому начальник обоза дал людям и лошадям подольше отдохнуть, и поднял обозников, когда солнце уже висело  над соседней сопкой. Погонщики быстро собрали  своих лошадей, впрягли их в телеги и сели завтракать.
Ефимка в это утро поднялся,  по обыкновению, легко, быстро скатал толстую кошму-матрас, в которой он спал, завернувшись в неё и положив под голову походный мешок, и по привычке побежал в лес за хворостом.  Обнаружив в  небольшом овраге прекрасный  сухой кустарник, он нырнул туда, наломал его достаточно, и, стянув  вязанку хвороста  кожаным ремешком, собрался было тащить её к костру, как вдруг услышал у обоза сильный шум, крики, топот лошадей и звон клинков. Высунувшись из оврага, он увидел, что на обоз напал крупный отряд китайских бандитов-хунхузов.
В жестокой сече хунхузы одержали быструю  победу, полностью истребив всех обозников. Ефимка с ужасом  увидел, как  рослый бандит с длинными  усами прямо с лошади на скаку длинным  копьём пронзил его попутчика Алквилла, пытавшегося спрятаться в лесу. Через несколько минут шум утих. Хунхузам осталось лишь тронуть подготовленный к движению   обоз с места, и скоро  на месте шумного ночлега осталась лишь тихая  лужайка,  залитая кровью и покрытая мёртвыми телами. Раненых не было, ибо свидетели бандитам были  не нужны. Ефимка истово перекрестился, только сейчас сообразив, от чего его спасла нудная утренняя обязанность по сбору дров для костра.      
Убедившись, что бандиты ушли далеко, Ефимка вылез из оврага и вышел на поляну. Алквилл  лежал в луже крови с ужасной  раной в груди. Его уже  обшарили опытные руки лесных грабителей, которые сняли с него не только крепкую ещё куртку, но и    ичиги, в которых он прятал  драгоценные камни. Пока Ефимка тащил тело своего неудачливого попутчика в сторону от дороги, он  почувствовал среди его рубахи что-то твёрдое. Это оказался  забытый  грабителями  среди белья  серебряный крест, столь долго служивший своему хозяину, но так и не спасший его в лихой час.
Ефимка снял крест с шеи погибшего, отмыл в ручье от крови и надел на себя. Ему сразу стало легче на душе. Здесь, в далёком   краю, среди чужих богов, он был уже не одинок. Со святым крестом их было уже двое. Правда, не было с ним теперь заветной тряпицы с горстью драгоценных камешков, подарка Марины и деда Матвеича в дальний и трудный путь к родному очагу, но он почувствовал в себе твёрдую решимость достичь своей заветной цели.   Предав по христианскому обычаю тело своего неудачливого попутчика   земле, Ефимка  перекрестил могильный холмик, перекрестился сам, и решительно двинулся в дальний путь, чувствуя, что с каждым шагом он приближается к родной земле.


27.  СПАСЕНИЕ  ТООМБЫ.

Опять перед ребятами потянулись тёмные  пещерные ходы с неровными, скучными серыми стенами, слабо освещаемыми  дымными факелами воинов Унушу. Уже начавший сдавать фонарь Матвеича пока не включали, берегли на самый крайний случай.  Они прошли около часа, когда Матвеич попросил пощады. Дурная привычка стиснула его грудь неодолимым желанием покурить. Он достал пачку своей привычной «Примы», присел на груду камней в очередном тупичке. Тотчас вокруг него собрались воины-чжурчжени, подошёл и Унушу. В знак уважения к вождю пришлось и его угостить сигаретой. Затем наступил самый  волнующий момент. Матвеич вынул из кармана  свою обычную газовую  зажигалку. Воины шумно вдохнули и замерли в ожидании чуда—появления огня из этой маленькой цветной коробочки.
Матвеич щёлкнул зажигалкой, и все шумно выдохнули – чудо свершилось и на этот раз. Матвеич дал прикурить Унушу, затем прикурил с наслаждением сам. Пахучий дым клубами и кольцами поплыл по пещере, окуривая стены и медленно поднимаясь  к невысокому потолку. Сидя на камне,  Матвеич с удовольствием спокойно покуривал, а Унушу, сидя напротив него,  важно пускал дым, внушая своим воинам почти такой же трепет, какой они испытывали к  волшебнику  в камуфляже. Марина с Пашей просто отдыхали, с улыбкой поглядывая на своих неистово дымящих с самым серьёзным видом  спутников, оглядывая в который раз пещеру в факельных бликах,  и прислушиваясь к  пещерным шорохам и звукам.
Внезапно  Марина услышала как бы далёкий приглушённый стон. Она вздрогнула, повернулась к Паше. Тот спокойно дремал, откинувшись к стене.
– Паша, – прошептала Марина, не желая привлекать внимание всего отряда.—Ты слышал, стонет кто-то недалеко.
– Марина, ну что ты выдумываешь.  Кто может тут стонать?
– Откуда я знаю? Но я слышала его очень отчётливо. А вдруг это опять раненый Батти?—не успокаивалась девочка.
Паша открыл глаза, осмотрелся, прислушался. Опять раздался далёкий, но  мучительный  стон, сопровождаемый каким-то шорохом. Ребята вскочили, включили фонарь и,  взяв с собой ещё двух воинов, двинулись на звук. Они прошли метров двадцать дальше по основному ходу, а затем  показался малый боковой лаз, откуда снова послышался слабеющий стон. Паша посветил в дыру фонарём, засунул туда голову, затем, пробормотав что-то, нырнул в него целиком.
– Марина, иди сюда, – услышала она из чёрной дыры пролаза.  Она нырнула в темноту и очутилась в небольшом пещерном гроте, у стены которого лежал человек, завёрнутый во что-то  непонятное,  весь крепко  перемотанный кожаными монгольскими ремешками.  Ребята разрезали тенета, развернули странные лохмотья и ахнули.
Перед ними лежал измученный туго стянутыми  ремнями  крылатый человек. Его крылья представляли сейчас  собой жалкое зрелище. Грубо окрученные вокруг тела, со свежими ссадинами и порезами от впившихся в тело сыромятных ремней, местами надломленные, они напоминали грязную, небрежно скомканную бумагу на обочине дороги. Очевидно, во время связывания кожаные ремешки были сырыми, вымоченными в воде, а за прошедшее в пещере время они высохли и закаменели, резко стянув тело пленника в прочнейшие  путы.
– Тоомба,– вскрикнула Марина.– Кто это посмел поймать тебя и так варварски связать? Ты посмотри, Паша, у него все крылья в ссадинах и порезах. Они его пытали, что  ли, варвары.
Паша внимательно осмотрел освобождённого пленника. Тоомба  лежал не шевелясь, без сознания, с закрытыми глазами. Его воспалённые, искусанные в муках, губы шевелились, словно что-то шептали в забытьи.   
– Это явная работа монголов. Видимо, они  как-то изловчились поймать летающего человека. Скорее всего, обманом взяли. Схватили его, связали и хотели с собой увезти, как диковинку, в подарок хану Чингизу. Да не получилось. От нас еле ноги унёсли, а Тоомбу  забыли в углу пещеры. Марина, доставай свою аптечку, спасать его надо. А то он не только крыльев, но и жизни лишится.
– Сначала  ему надо дать воды попить. Правда, сначала самую малость. Ведь он тут уже не одни сутки  мается, бедняга. Интересно, тот ли это Тоомба, который меня спасал. А может, это уже его сын или внук.   
Марина достала из рюкзачка аптечку, обработала раны страдальца и перебинтовала остатками бинтов. К ним подошли Унушу с Матвеичем.
– Вот  чудо какое,– изумился Матвеич.— Оказывается, они действительно есть, ангелы, значит. Это кто же над ним, сердешным,  так поиздевался? Уж, не сам ли сатана?
– Известно, кто,– отозвался Паша.—Монголы, конечно. Видимо, хотели в подарок Чингисхану отвезти, да мы помешали.
Унушу  молча наблюдал за Мариной, хлопочущей возле раненого. Затем также  молча вынул из своей котомки глиняный небольшой кувшинчик, заткнутый простой деревянной пробочкой, открыл его и смочил Тоомбе спёкшиеся от жара губы. Больной беспокойно зашевелился, облизал губы и открыл глаза.  В его взгляде отразилось крайнее изумление, затем радость, и, наконец – облегчение от того, что он не видит здесь своих мучителей и истязателей. Он зашевелился, пытаясь приподняться. Его уставшие от пут крылья зашевелились, собираясь в складки и изучая свои возможности.  Паша помог ему присесть у стены, откинувшись на собственные крылья. Марина протянула ему кружку с остатками «Кока-Колы» на донышке, которую он взял в нетвёрдые ещё руки и выпил до дна. Раненый  благодарно посмотрел на Марину, затем перевёл взгляд на Унушу, и кивнул ему, как давнему знакомому. Марина кинула взгляд на Унушу:
– Ты знаешь его? Это он спас тебя и меня в прежнее посещение? Странно,  он совсем не изменился, а  прошло  более тридцати лет.
Унушу  вопрос понял по мимике  и  согласно кивнул головой, показывая на Тоомбу, на себя и на Марину. Марина продолжила:
– Паша, а как ты думаешь, кто он такой, этот Тоомба?
– Сам теряюсь в догадках. По виду, вроде бы обыкновенный человек, если не считать откуда-то взявшихся крыльев. Разумен ли он, или его профессия спасателя заложена только  на инстинктивном уровне? Может быть, это тупиковая вымершая ветвь человека разумного летающего? Пока не могу ничего толком сказать.
Матвеич долго приглядывался к человеку-птице. Зачем-то потрогал его сложенные крылья, уважительно погладил могучие маховые мышцы спины, приводящие в движение огромные крылья.
– А что, он в самом деле умеет летать?—обратился он к ребятам.
– Это дикий таёжный спасатель,– пояснил ему Паша. – Он не только летает сам, но  может и нести спасённого. Именно он спас Марину от дикаря в прошлое посещение, кинувшись на похитителя с воздуха, напугав его и отняв у него Марину. Унушу тоже обязан ему жизнью. Тоомба  поймал его на лету почти у самых камней, когда  тот, раненый дикарями, сорвался со скалы. Теперь мы, в свою очередь, должны,  просто обязаны  спасти  жизнь ему.   Не вернись мы в пещеру, он погиб бы здесь через несколько дней или часов без воды и пищи, от мучений в скрученных руках и крыльях.
– Да, здорово,– восхитился Матвеич.— Такого бы спасателя в штат МЧС зачислить. Ни вертолёта не надо, ни парашюта.
– По некоторым данным, у нас в Приморье, в районе хребтов Пидан и Чандалаз  видели таких летающих людей и в наше время. Сам Арсеньев наблюдал что-то подобное в тайге. Хорошо  бы с Тоомбой как-то пообщаться. Вдруг он здесь  не один, а  целое подразделение. Связаться  бы с ними. Сколько жизней можно было бы спасти в тайге с такими спасателями
Пока ребята переговаривались, Марина закончила обработку ран Тоомбы, перевязала его, смазала ссадины и порезы йодом и мазями. Он уже пришёл в себя и внимательно наблюдал  за её действиями. Когда же она вынула шприц и собралась сделать ему инъекцию антибиотика, он испуганно замотал головой и что-то залопотал на незнакомом  певучем языке.
Паша обрадовался:
– Ты смотри, разговаривает. Значит, он мыслит и разумеет. Видимо,  он не один на белом свете. Ведь надо же ему с кем-то  ещё разговаривать при наличии языка. И уколов боится.  Да ты не бойся,– начал успокаивать он Тоомбу.—Это не больно. Тебе легче станет,–ласково уговаривал он.
Марина взяла Тоомбу за шерстистую руку, протёрла спиртом плечо и резким движением  попыталась сделать ему укол в мягкую ткань предплечья, выше локтевого сустава.  Но острая игла, пронзив мягкую, тёплую кожу, вдруг резко упёрлась  во  что-то, как споткнулась, даже слегка прогнулась с металлическим стуком.  Марина удивлённо повторила попытку, но  с тем же успехом. Она посмотрела удивлённо на Пашу, а тот на неё.
– Паша, он что, железный? Игла как будто  стукнулась о металл.
  Тут Паша хлопнул себя по лбу.
– Как я сразу не догадался?  Да он же просто  робот или, как его,  киборг.  Машина-спасатель. А обликом совсем как человек, андроид, значит.  Помнишь, Марина, прекрасные рассказы Айзека Азимова и его три закона роботехники. Но тогда  вопрос, кто  его сделал и для чего?
– Но если он киборг, то почему он так обессилел?  На каком источнике энергии он работает? Видишь, он почти без сил. Ему необходимо  помочь, но как? 
–  Я, кажется, догадался, что ему нужно. Он уже несколько суток находится в пещере, в полной темноте. А если это очень совершенная техника, то она должна работать от света, то есть, от солнечной энергии. Именно её он и был лишен все эти дни. Его может спасти лишь солнечный свет. Необходимо  поскорее вынести его на солнце.
Паша обернулся к Унушу, жестами попытался объяснить  ему про  солнце, небо. Как ни удивительно, но догадливый вождь понял его. Он что-то  резко бросил своим воинам.  Те дружно подхватили несчастного Тоомбу, совсем без сил привалившегося к стене пещеры, положили его на копья, и быстро понесли по пещере. За ними поспешили все остальные.  Унушу  прекрасно ориентировался в знакомой пещере, и вскоре  наши путники оказались в огромном  зале, в стене которого зияла большая дыра, через которую вся  пещера была наполнена ярким солнечным светом. Внизу сквозь отверстие в стене  блестел   Сучан..
Марина сразу узнала главную пещеру  племени Белого Леопарда. В том углу в первое её путешествие в прошлое  лежал раненый Унушу. Здесь же, в том проходе была её девичья келья, в которой её обряжали девушки к свадьбе с Унушу. Марина встретилась глазами с Пашей и понимающе кивнула ему.
Тем временем, воины Унушу поднесли несчастного, еле подающего признаки жизни Тоомбу к  окну,  и положили прямо под солнечные лучи. Попав под прямые лучи солнца Тоомба весь встрепенулся, открыл глаза и посмотрел  на светило  в упор. На несколько мгновений он замер, затем  привстал на колени и раскинул свои израненные крылья. С каждым мгновением он становился всё сильнее. Казалось, солнечный свет напрямую через глаза  вливается в его мышцы, наполняя их силой, а взгляд  разумом. Через несколько минут он уже смог встать на ноги и полностью раскинуть  огромные крылья, отчего по пещере пробежал  небольшой озорной вихрь, поднявший вековую пыль, ставшую  на солнце плотным столбом. Все с удивлением наблюдали за чудесным исцелением   немощного пленника, ещё совсем недавно чуть живого.
Через десяток минут   Тоомба вовсе  преобразился, взгляд его заиграл жизненным блеском, движения стали чёткими, резкими и красивыми. Он подошёл к отверстию в стене, посмотрел на шумящее внизу море, на сияющую  после пещерного мрака  голубизну  чистого летнего неба,  оглянулся на выручивших его друзей.  Человек  с  крыльями  одарил их долгим благодарным взглядом, затем, сложив крылья, протиснулся сквозь отверстие и вдруг скользнул вниз в бездну обрыва. Все только ахнули, кинулись к окну и увидели, как Тоомба в падении расправил крылья и плавно перешёл в пикирующий полёт, затем, уже над самыми волнами, несколько раз взмахнув крыльями, стало набирать   высоту. Поднявшись на уровень пещеры, он сделал несколько кругов  перед друзьями, затем, бросив прощальный, тоскливый клич,  стал набирать высоту и вскоре скрылся в вышине яркого чистого неба.  Друзья так и не поняли, кто он был на самом деле, и куда пропал  он в голубых небесах.



28. В ГОСТЯХ У   АБДУЛЛЫ.

Грустно было Ефимке  пробираться по раскисшей таёжной дороге-тропе  одному, без средств, без припасов, увезённых грабителями, почти без надежды. Но он упорно шёл на закат солнца, зная, что там его родная земля. Каждый вечер он уходил в сторону от дороги, и там, где-нибудь в глухом овражке, хоронясь от разбойников, устраивал ночной привал.  Баночку из-под взорвавшихся консервов он очень удачно пристроил под  хранилище для горящих угольков, из которых он вечерами раздувал небольшой костёр.  На костре  сушился, готовил скудный ужин, возле него коротал прохладную осеннюю  ночь. Драгоценный коробок спичек от Матвеича он берёг, как самое дорогое, ибо знал, что в путешествии огонь – это и еда, и тепло, и защита от хищников. Питаться приходилось ягодами, грибами, улитками, птичьими яйцами из поздних кладок, которые он приловчился находить и печь на костре. Иногда удавалось изловить лесную змею, которую он с удовольствием запекал в костре и жадно съедал. Много сил забирала тяжкая дорога, и надо было исхитриться их чем-то восполнять.
Однажды Ефимка в тайге набрёл на полусъеденную тушу изюбра, оставленную тигром. Зверя  рядом не было, но  Ефимка чувствовал, что тигр находится где-то недалеко, ушёл на водопой или ещё где-либо  бродит  по своим звериным делам. Хищник должен обязательно вернуться, чтобы   доесть тушу оленя, и его следует остерегаться.
Однако голод был сильнее чувства опасности. Оглядевшись по сторонам, Ефимка подскочил к туше, кинжалом  отхватил от неё большущий кусок  мяса, кинул его в мешок,  и собрался было  удирать в тайгу, как вдруг рядом с ним раздался тягучий сиплый  тигриный рык. Он обернулся на звук, и ноги отказали ему. В нескольких метрах от него стоял разгневанный тигр с   резко подёргивающимся хвостом, с открытой пастью, из которой раздавалось глухое рычание.
Ефимка  застыл серым камнем. Тигр тоже не двигался, продолжая тихо рычать. Это продолжалось неизвестно сколько времени. Наконец, Ефимка пришёл в себя. Страх исчез, оставив одну обиду на себя, на тигра, на весь мир, в котором ему нет счастливого места. Слова сами вырвались у мальчика, заставив тигра повернуть голову и внимательно прислушаться к нему.
– Ну что ты рычишь?–с обидой кричал он тигру.– Я ведь совсем немного взял мяса. Я очень хочу есть. У меня  уже совсем не осталось сил, а мне ещё так далеко надо  идти. Поделись со мной своей добычей, царь тайги. Ты  такой большой и  сильный. Ты ещё  поймаешь для себя оленя, а я завтра утром  могу уже  не встать. Что будет тогда с моей Настенькой в моём родном Суздале?  Ну, не будь такой жадиной, оставь мне этот кусочек мяса. Я всегда буду помнить твою доброту.
Жалобный голос Ефимки, казалось, заинтересовал тигра. Он наклонил  голову в другую сторону и неожиданно присел на задние лапы. Затем широко зевнул и прилёг, положив голову на передние лапы, продолжая внимательно наблюдать за мальчишкой. Ефимка, продолжая без устали болтать, начал осторожно, не сводя глаз со зверя, двигаться к лесу. Тигр сделал вид, что совсем  потерял к нему интерес, закрыл глаза и задремал возле туши. Кое-как, пятясь задом, Ефимка выбрался  за куст, потом за другой.  Потеряв зверя из виду, он развернулся, судорожно вдохнул в себя воздух  полной грудью, и кинулся бежать,  что было сил.
Опомнился он на дороге, в верной  версте от опасного места встречи. Уже вечерело. Надо было думать о ночлеге. Ефимка  решил пройти ещё немного по дороге, и, встретив какой-либо ручеёк, подняться по нему вверх и там заночевать. Он сосредоточенно шагал по петляющему между деревьями раскисшему лесному пути, предвкушая  сытный ужин с вкуснейшим жареным мясом, подаренным ему царём тайги, как вдруг сзади из-за поворота дороги прямо на него  вылетел отряд всадников. Убегать и прятаться было поздно. Ефимка остановился и стал смиренно ожидать приближения конников. Чего было опасаться ему, одинокому нищему путнику, у которого  был с собой  всего-то  кусок оленьего мяса  на ужин в котомке. Всадников было не более десятка. Когда они приблизились, он узнал в них  монгольских воинов в характерных кожаных тужурках, с луками за спиной и колчанами стрел на боку.
Всадники подскакали к нему, устрашающе выставив вперёд  копья и крича что-то по-монгольски. Ефимка разобрал, что у него спрашивают, где остальные грабители. Спасло его неплохое знание их языка. Не зря он столько лет томился  в неволе у хана Тугуя.
– Я одинокий путник. Меня с попутчиком  ограбили разбойники в нескольких днях хода отсюда.  Моего спутника убили, и всех людей в обозе тоже убили, а подводы угнали в тайгу. Я иду в дальний путь. Помогите мне добраться до людей.
Монголы, сдвинув головы,  посовещались вполголоса. Затем, старший из них, крикнул Ефимке:
– Нам нужен человек, видевший разбойников. Поедешь с нами.
Они посадили Ефимку на запасную лошадь, и отряд поскакал дальше, шумом и  топотом копыт распугивая осторожное  зверьё на много километров вокруг.
Два дня они пробирались таёжными тропами, ночуя у костра в тайге, а на третий день  прибыли в крупный монгольский посёлок. Он представлял собой множество мазаных глиной землянок, окружённых  походными монгольскими шатрами, кибитками, юртами. Всюду горели костры, на вертелах которых   поджаривалось немало телят и барашков. Отряд проскакал через весь посёлок и подъехал к одиноко стоящему на высоком берегу реки самому большому белому шатру, вокруг которого стояла охрана с обнажёнными   кривыми саблями.
Командир  отряда вошёл в шатёр. Другие конники спешились, привязали усталых коней за столб у шатра, стали спокойно ожидать, приглядывая  за  спешившимся  Ефимкой. Кто-то поправлял сбрую у коня, кто-то точил притупившееся копьё на подходящем камне.  Вскоре командир вышел из шатра и позвал Ефимку:
– Сам Абдулла-бей хочет поговорить с тобой. Как войдёшь, сразу падай  на колени, если хочешь жить.
В полутёмном шатре на перинах, накрытых яркими коврами, восседало несколько человек. Одного из них Ефимка узнал сразу. Это был тот самый разбойник с длинными вислыми усами, который копьём пронзил несчастного Алквилла. Он сидел чуть в стороне от  других и с любопытством и тревогой взирал на вошедшего Ефимку. В центре шатра, на самых высоких перинах восседал чернобородый человек с холёным кавказским лицом. Он внимательно взглянул на Ефимку, смиренно стоящего перед ним на коленях:
– Кто будешь, откуда  и куда путь держишь, отрок?—спросил он на не совсем правильном монгольском языке. 
Ефимка рассказал ему свою историю. Что-то было в этом человеке такое, что вызывало у натерпевшегося юноши  уважение и доверие. По мере рассказа взгляд чернобородого становился  всё внимательнее и даже как-то веселее. Особенно заинтересовала его история с  драгоценными камнями, подаренными  Ефимке  Матвеичем. 
– И где же сейчас эти камни?—спросил он с большим интересом.
– Их у меня сначала отобрал мой попутчик, божий человек Алквилл. А потом вот этот человек пронзил  Алквилла копьём и взял себе эти камни.
Ефимка  решительно указал на сидящего в сторонке человека. Чернобородый Абдулла изумлённо взглянул на сидящего рядом:
– Так это ты, змеюка  подлая,  ограбил обоз, который тебе охранять доверили. Да как ты посмел обмануть меня?
Усатый разбойник стал белее шатра.
– Абдулла-бей, да кому ты веришь. Мальчишка блудный, невесть что болтает.
Абдулла рассвирепел:
– Обыскать негодяя,–приказал он страже.
Охрана подскочила к усатому разбойнику, вытащила у него из тайного кармана тот самый узелок с каменьями, аккуратно увязанный ещё бедным Алом, и с поклоном  отдала  его Абдулле. Тот сверкнул глазами на Ефимку:
– Эти камни?
– Точно эти. И узелок ещё тот самый, из нашей тряпицы связан.
Ефимка вытащил такой же лоскут из своей пазухи. Абдулла развязал тряпицу, высыпал камни на ладонь. Блистающей грудкой они засияли в полумраке, заставив всех разинуть рты от восхищения.
– Уведите разбойника,– приказал он охране.– И оставьте нас вдвоём.
Разоблачённого  усатого предателя увели в темницу. Охрана тоже удалилась. А затем случилось вовсе удивительное  событие. Как только они остались с Абдуллой наедине, тот подозвал Ефимку к себе, усадил рядом:
– Так, говоришь, что ты русский,– спросил он на  странном русском языке. На таком же языке говорили и его недавние друзья   Паша и Марина.  Ефимка кивнул, не понимая, что за этим последует.
– Тогда, Ефимка, ты моим гостем будешь. Ты вернул мне то, о чём я и мечтать не мог долгие годы. Рассказывай мне подробно всё, что с тобой было.  Ты даже не представляешь, насколько мне это интересно.
Абдулла приказал принести обед на двоих. Оголодавший за дни скитаний Ефимка  накинулся на еду, между этим  подробно рассказывая своему высокому покровителю историю своих скитаний. Не забыл он упомянуть и про ночную экскурсию в залитый огнями огромный фантастический город с самодвижущимися повозками, с летающими железными птицами, с блистающими огнями,  который ему показали его друзья Марина и Паша. Абдулла весело смеялся и согласно кивал головой.      
На этом удивительные приключения Ефимки не закончились.  Абдулла оставил его при себе самым главным толмачом-переводчиком. А через полгода взял его с собой в далёкое посольское путешествие в Европу. Ровно через два года после расставания с друзьями в пещере под горой Сестра Ефимка прибыл с монгольским посольством в только ещё строящуюся деревянную юную Москву, где участвовал в переговорах посланца Чингисхана Абдуллы-бея с князем Владимиром  Всеволодовичем, князем  Московским, вошедшим в историю как  сын  Всеволода-Большое  Гнездо  и  внук  Юрия Долгорукого,  основателя  Москвы. По завершении переговоров Абдулла щедро одарил Ефимку золотом и каменьями драгоценными за справную  службу и отпустил его в родной Суздаль, который встретил мальчишку как богатого и знатного путешественника.
На весёлой   свадьбе Ефимки-толмача с Настей, дочкой богатого купца Устина, гуляла вся знать суздальская и гости из Москвы во главе с князем Владимиром. Был на свадьбе и гость из далёкого Рима, кому счастливый Ефимка-жених рассказал о своём невезучем друге монахе Алквилле. Гость из Рима  эту историю вписал в свои донесения из Московии. Но кому она была теперь нужна, эта старинная  история неистового католического миссионера  в благоденствующем  вечном городе Риме.   
Но до сих пор в древних документах города Суздаля нередко  встречаются  бумаги, подписанные его   воеводой Ефимием–толмачом. Ефимка прожил длинную и удачную жизнь. Уже в годах,  на народном  вече он был избран городским  воеводою. Правил он честно и справедливо, чем снискал уважение  граждан славного свободного города Суздаля. Спички, подаренные ему Матвеичем, он хранил как самую дорогую волшебную  вещь. Однажды он показал действие чудесного  огня своему знакомому, учёному-алхимику из северной  страны. Тот очень заинтересовался этим необыкновенным явлением, в результате чего спустя некоторое время в Швеции были изобретены первые  в мире спички из белого фосфора. 
 Но мало кто знал, что самой большой радостью  для городского головы были долгие вечера  при свечах  в его просторном доме, когда вокруг него собиралась вся окрестная  ребятня,  и воевода  Ефимий, с загадочной улыбкой на лице, рассказывал им про свои удивительные приключения в далёком монгольском плену, про своих верных друзей Пашу, Марину и удивительного стражника Матвеича, который мог зажигать огонь одним волшебным движением пальца, про необыкновенную золотую статую,  про сияющий  огнями неведомый город у моря с  самодвижущимися повозками, высокими красивыми зданиями,  про умелое и храброе таёжное  племя Белого Леопарда, его мудрого вождя Унушу, и все-все свои другие  необычайные  приключения в дальних краях. Далеко за полночь заканчивал рассказывать он  детям эти истории, и сам уже не знал, было ли это с ним на самом деле, или это всё  приснилось ему  в давних,  волшебных снах.
Один из его  внимательных слушателей, повзрослев, записал воспоминания  суздальского головы в летописные книги, откуда мы и узнали историю его необыкновенного путешествия из Находки в Суздаль в далёком тринадцатом веке. А в Суздальском городском музее  есть ценный экспонат,  древний серебряный крест, который, по легенде, хранил у себя знаменитый суздальский воевода Ефимка-толмач.


29. НАЙТИ И ПОТЕРЯТЬ.

После прощания с Тоомбой все поскучнели и присели отдохнуть в большой зале, у проёма-окна, откуда открывался  вид на устье Сучана с высоты птичьего полёта. Люди Унушу в центре пещеры развели небольшой очаг-костёр, на который Паша скоренько пристроил свой  видавший виды прокопчённый походный котелок.
– Паша, а всё-таки, как ты думаешь, кто же он на самом деле, этот необыкновенный летающий спасатель?
– Не знаю. Получается, что он просто машина, запрограммированная на спасение людей, а может, и не только людей.
– А почему он пил «кока-колу»?
– Кожа у него тёплая и живая. Значит, какой-то обмен веществ у него в теле присутствует. Видимо, для этого он и пил жидкость.
– Он какой-то странный, такой  одинокий и печальный.
– А ты где-нибудь видела улыбающуюся стиральную машину или грузовик. Это же машина, обтянутая кожей, имеющая форму человека. Или, если угодно, компьютер с определённой программой. А до моделирования эмоций   мастера, изготовившие его,  видимо, ещё не доросли.
– У моего папы, когда он работал  инженером, был горбатенький «Запорожец». Так вот этот скромный автомобиль  всегда улыбался, причем так смущённо, будто извинялся за свою убогость. Точно так себя ведут очень простые люди, попавшие вдруг  впервые под  внимание толпы. Они так смущаются, что другим тоже неловко от этого  становится. 
– Ах, вот как. Тем не менее, они очень хорошие люди, если умеют смущаться и просто улыбаться. А он спасателем не работал, твой «Запорожец»?
– Именно спасателем он и был. Он спасал нашу семью. И на дачу, и на рыбалку, и  за папоротником нас возил. Бывало, разваливался на ходу, но папа  тут же ставил всё на место, и мы ехали дальше.
– Тоомба вроде не разваливается, хотя монголы потрепали его изрядно. Интересно, где его хижина, или ангар, скажем, если он летающая машина. Ну да ладно, об этом потом договорим. Сейчас следует  подумать, что нам делать дальше. Сколько можно скитаться по пещере в темноте. Унушу с войском  отпускать пора. Без вождя его народу туго приходится. Матвеичу домой с вахты  уже давно пора явиться. Семья, небось, в догадках теряется. Как ты думаешь, Матвеич? – спросил Паша вахтёра, сидящего у окна и уже вместе с Унушу смолящего  очередную сигарету. Матвеич крепко затянулся, выпустил в окно  густую струю дыма и пробасил в ответ:
– А ничего, потерпят. Я, бывало,  не раз, по необходимости, оставался на вторую смену, подменял товарищей. Теперь они меня выручат,  отстоят вахту  за меня.
– Это правильно, Иван Матвеевич. Но что  сейчас для нас самое важное, так это вернуться  в своё время. А то, Иван Матвеевич, придёте вы на вахту, а там и здание-то ваше ещё не построили, а то, глядишь,  снесли уже по старости.
– Да кто ж его сносить-то будет. Оно  новое ещё. Только пятилетие скоро  отмечать будем.
– Это не от нас зависит. Если петля времени забросит нас лет на сто вперёд, что делать будем? Вернёмся в Находку, а её нет. Затопило наш город  волнами Японского моря вследствие глобального потепления. Но мы опять не о том.  Марина, где нам искать Кляксу с «Марин Голд». Надо поторапливаться. За нами по пятам Ахмед с Дэном мчатся, вооружённые до зубов и выше. Да и Сашку нужно  как-то найти. Не может же  он пропасть навсегда. Если мы без него явимся, нам  его родители такой импичмент устроят, мало не покажется.
– Паша, я не знаю, как нам быть. Мы прошли практически всю пещеру, обыскали все её закоулки. Ведь с нами  Унушу, а лучше него пещеру никто не знает.  Нигде нет следов ни Саши, ни Батти, ни «Марин Голд», ни Кляксы. Где же  эта маленькая чёрненькая волшебница? Клякса! Клякса!— вдруг неожиданно даже для себя громко крикнула Марина в тяжёлый мрак пещеры.— Где ты?
Только гулкое многократное эхо отозвалось в ответ Марине. Ребята помолчали, невольно прислушиваясь. Внезапно где-то  вверху, в  темноте пещерного свода послышался какой-то шорох, некое тихое постукивание,  почувствовалось  чьё-то незримое присутствие, призрачное  странное  скрытое движение. Паша включил фонарь, направил его яркий луч вверх и, поражённый, застыл, не смея вымолвить ни слова. Так же молча, уставившись вверх, затаив дыхание, замерли все члены этого маленького отряда пещерных скитальцев.
Высоко над ними, под самым сводом пещерного зала в воздухе беззвучно парила золотая статуя. За ней темнела глубокая ниша, в которой статуя пряталась всё  это время.   Золотым блеском слепя глаза  встречающим, она медленно и величаво опускалась к ногам  остолбеневших зрителей. Наконец она опустилась на пол пещеры, глухо стукнув металлом о камень. Тотчас от статуи отделился  чёрный комочек, на тонких ножках метнувшийся к Марине и деловито устроившийся у неё на плече.
– Клякса! — ахнул Паша, протирая вдруг вспотевшие от волнения очки.— Вот это здорово! Марина, ты посмотри, какая она умница. Дождалась-таки нас.
Марина радостно прижала чёрный комочек к щеке, ласково погладила его:
– Какая ты молодчина, Кляксочка, что дождалась нас.  «Марин Голд» сохранила. Вот как только выберемся отсюда, угощу тебя самыми вкусными конфетами. Ты любишь конфеты?
Клякса скромно помалкивала,  доверчиво прижимаясь к плечику девочки. 
Первым к золотой  фигуре девушки подошёл Унушу. Он погладил её по холодной щеке, подозвал к себе Марину и словами и жестами показал, что дарит ей это золотое сокровище. Марина благодарно поцеловала старика в лоб.
– Спасибо, дорогой Унушу. Это будет  прекрасный подарок нашему городу. Теперь  весь мир узнает о нас. Мы поместим эту легендарную «Золотую бабу»  в музей и напишем, что это дар Находке от вождя племени Белого Леопарда Великого Воина Унушу. Пусть все знают, какие люди жили на нашей находкинской земле в старые древние времена.
Затем к  статуе подошёл ошеломлённый Матвеич. Он погладил золотое тело, попробовал приподнять его, но только смешно покряхтел при этом. Статуя даже не шелохнулась.
– Вот это сокровище, – раздался его восхищённый голос.—Это же целое месторождение золота в одном слитке. Унушу, ты где разжился таким богатством? Не жалко расставаться?
Унушу как всегда правильно  понял обращённый к нему на незнакомом языке  вопрос. Он небрежно махнул рукой:
– Тама. Многа, многа,—ответил он уже знакомыми ему словами.
Паша обнял старика:
– Спасибо, Унушу. Вот мы и выполнили самую главную нашу задачу. Нашли, наконец, неуловимую  нашу «Марин Голд». Но нам надо торопиться. Теперь надо побыстрее спрятать  эту золотую леди, пока нас не обнаружили наши конкуренты. 
– Поздно, Паша, –  раздался  голос со знакомым европейским  акцентом из темного угла пещеры, где скрывался один из заваленных обвалами пещерных ходов. – Это мой  золото, я  никому не отдать,  и не надо  мне  мешать.
Метнувшиеся туда  фонари высветили в этом углу  стоявшего в проходе Дэна. Выйдя из своего укрытия, он уверенно шагнул к золотой фигуре, тоже бережно погладил её, и что-то резко произнёс, словно отдал какую-то команду. Тотчас Клякса, разнежившаяся на плече Марины, упала вниз и рассыпалась тонкой сетью на золоте «Марин Голд». Дэн опять что-то скомандовал, и золотое сокровище медленно воспарило над неровным полом пещеры и двинулось по проходу к выходу из пещеры. Довольный Дэн весело помахал оставшимся  в пещере  рукой, и двинулся вслед  за ней. Ребята возмутились. Паша стал перед статуей и загородил ей дорогу.
– Дэн, оставь сейчас же нашу золотую Марину. Это собственность Унушу, и он только что подарил её нам и всему нашему городу.  Унушу, не отдавай её этому грабителю, –  указал он на похитителя.  Унушу что-то скомандовал своим воинам, и они тут же перегородили статуе и Дэну  путь копьями и настороженными скорострельными арбалетами. 
– Это мой золото, по праву Космоса,– решительно возразил Дэн. – Его для меня бережёт это, Клякса. И никто не сможет отобрать  мой  золото у меня,
– Ну, это ты не прав, итальянский разбойник,–  раздался  спокойный  голос с кавказским акцентом уже из другого угла. — Оно было наше с тобой. Но ты подло нарушил условия нашего договора и лишился права на это сокровище. Сейчас оно уже моё, и вряд ли ты сможешь  спорить со мной по этому поводу.
В темноте вспыхнули мощные фонари, и все увидели сурового, без обычной своей улыбки Ахмеда с автоматом в правой руке, а  левой рукой он  демонстративно поигрывал  ручной гранатой. За ним в проходе виднелись внушительные  фигуры двух  его спутников, тоже вооружённых до зубов и выше. Один из его молодчиков, довольно осклабившись, неожиданно дал короткую очередь из автомата  в окно пещеры. Воины Унушу от неожиданности попадали на пол, остальные застыли  от безнадёжности ситуации.
– Вот именно. На этот раз мы не дадим себя одурачить,– заявил довольный произведённым эффектом Ахмед. –  Отойдите от этой золотой безделушки. Дэн, прикажи своей помощнице доставить золото туда, куда я  прикажу.
Разом помрачневший и осунувшийся Дэн молча кивнул,  что-то буркнул Кляксе на своём языке.
Ахмед улыбнулся:
– Вот так-то лучше. А теперь, Дэн, скомандуй своей помощнице, чтобы она вывела нас отсюда в город  вместе с этой золотой леди.
Дэн опять что-то шепнул  Кляксе. «Марин Голд» покачнулась, медленно приподнялась над полом  и плавно  двинулась к выходу из зала. Но едва она приблизилась к стене, как в известняковой толще возникло  увеличивающееся фиолетовое пятно, в котором вскоре заклубился уже всем знакомый сиреневый туман. Золотая статуя вошла в него и исчезла. За ней в сиреневый туман торопливо кинулся и  исчез  Ахмед, затем Дэн  и их оба спутника. Все остальные  в пещере стояли застывшие, словно окаменевшие. Первым опомнился Матвеич.  Внезапно он сорвался с места и кинулся вслед за исчезающими в тумане времени  мафиози.
– Эй, вы куда? Это же наша статуя, верни  сейчас же,– закричал он, подбегая к клубящемуся окну в стене. Пытаясь воспрепятствовать их  бегству, он схватил  последнего бандита за куртку, но тот рванулся и исчез в тумане, втянув за собой и некрупного  Матвеича.  Вслед за этим  сиреневое клубящееся окно времени несколько раз моргнуло и стремительно закрылось, оставив за собой ту же мрачную известняковую скалу.
Всё произошло столь стремительно, что никто в пещере не успел даже пошевелиться. Лишь Паша  попытался остановить Матвеича, но безуспешно. Он оглянулся на Марину.
– Вот, негодяи, опять отобрали у нас нашу золотую статую. Матвеич  с ними исчез. Да что же это происходит? Все куда-то исчезают, а отвечать нам с тобой придётся.
– Да, Паша, жаль, что они удрали. Но  мы никак не могли помешать им. Даже Клякса не решилась на это, хотя не любит их.  Очевидно, она специально была оставлена Эборгом  Дэну в помощь, и не может его ослушаться. А что  мы могли противопоставить  этим вооружённым  автоматами и гранатами головорезам. У нас  всего-то десяток средневековых арбалетов. Это же нереально. Не расстраивайся, Паша. Может, всё ещё как-то образуется. Хуже другое. Вот  как бы они с Матвеичем не расправились. Свидетель им совсем не нужен. И другое. Они все уже, наверное, у себя дома в Находке, а мы всё ещё здесь.
– Марина, ты как всегда права. «Марин Голд» мы опять потеряли, хоть и не по нашей вине. Теперь нам нужно  хотя бы  вернуться домой целыми и невредимыми. Сашку надо отыскать. Но где и как его искать? Окно в наше время уже  закрылось. А вдруг навсегда? Странно как-то, кто же его открывает? То ли это Клякса  способна на фокусы со временем, то ли оно случайно так  удачно  или неудачно  для нас   открывается и закрывается.  Если это Кляксочка, тогда почему для нас она ещё раз не откроет такое окно? 
Паша  задумчиво покачал головой и огляделся. В сумраке пещеры коптящими факелами выхватывались  серьезные настороженные лица воинов Унушу, а сам он,  сильно заскучавший после исчезновения друга Матвеича, сидел перед ребятами и внимательно смотрел им в глаза, словно спрашивая:
– Что вы будете делать сейчас?
А Паша как раз  не знал, что им  теперь делать. В это время его взгляд привлекло странное тёмное пятно в дальнем углу пещеры, как раз там, где исчезли в сиреневом тумане  Ахмед со своими бандитами, и решивший им помешать Матвеич.  Паша подошёл поближе, посветил фонариком, нагнулся и  у него в руках оказался отливающий чёрной металлической  злостью автомат с рожком  и свисающим  с него ремнём.
– Марина!—голос Пашки аж звенел от удивления. – Ты посмотри, какой сюрприз нам приготовила наша миленькая Кляксочка. Она разоружила наших обидчиков до нуля. Да тут нам арсенал остался на целый стрелковый взвод. Похоже, что они ушли отсюда только  с зубочистками.
Марина подскочила к нему. Под стенкой пещеры аккуратной грудкой было сложено  оружие. Марина впервые видела перед собой  эти настоящие смертоносные изделия двадцатого века. А Паша восхищённо перебирал лежащее под стеной вооружение—автоматы, пистолеты, гранаты, снаряженные магазины, и даже острющие бандитские ножи.
– Смотри, Марина, это знаменитый «Калашников», а это «Узи», такой маленький портативный автомат израильского производства. Его особенно любят диверсанты и бандиты.   Чёрный  пистолет  –  знаменитый  «ТТ»,  оружие  Великой Отечественной войны. А  этот, рыженький — пистолет Макарова. Он создан уже после войны и сейчас является основным личным офицерским оружием. Ты смотри!—голос его даже пресёкся от восторга. – А магазинов заряженных сколько! Тут даже гранаты есть. Это  они, ручные гранаты, «лимонки» по-военному. Их надо убрать подальше. А то эти мальчики, – он кивнул на невозмутимых бойцов Унушу, – по неопытности чеку выдернут. И удивиться не успеют оружию будущего.
К ребятам подошёл Унушу. Он заинтересовался их оживлённым разговором и, указав  на груду оружия, что-то спросил по-своему. Паша понял вопрос удивлённого старца.
– Это оружие, Унушу. Оборона, понимаешь, пиф-паф и всё спокойно.
Унушу  непонимающе  покачал головой.
– Пиф-паф,– повторил он и снова  покачал головой.
– Не понимаешь. Сейчас покажу в действии.
Паша взял автомат в руки по-боевому, снял его с предохранителя,  и, прицелившись в тёмную глубину пещерного хода, нажал на курок. Короткая автоматная очередь  оглушительно  взорвала пещерную тишину. От неожиданности воины Унушу снова упали на колени, но Унушу устоял, только побелел лицом, ставшим  заметным даже в пещерном мраке.  Марина тоже вздрогнула от неожиданности. Только Паша нарочито спокойно и даже небрежно, по-мальчишески улыбнулся:
– Вот видишь, теперь нам не страшен даже сам Чингисхан. Пусть только сунется. Его довольная улыбка сменилась недоумением. В пещере, куда ушли пробные Пашины выстрелы, послышался какой-то шум, даже вроде  чей-то топот. Паша включил фонарь и посветил в тёмный проход.   Весь пещерный ход был забит монголами. Но все они стояли  на коленях. Луки и копья лежали рядом.
– Вот это да,– протянул Паша.—Ещё чуть-чуть, и мы все стали бы  ёжиками во мраке, но мёртвыми. Спасибо тебе, милая Кляксочка. Во время же  я занялся показательной стрельбой.
Он подозвал к себе Унушу. Самыми простыми словами и жестами он попросил вождя выйти к  монголам и на их языке попросить их удалиться, иначе он со своим оружием  их уничтожит. Понятливый Унушу вышел в проход. Он держал очень длинную для себя речь, не менее пяти минут. Но после его выступления монголы дружно поднялись с колен, взяли свои луки и двинулись туда, откуда пришли. Тут стремительная  стрела, выпущенная чьей-то коварной  рукой из толпы, просвистела в темноте и ударилась в стену рядом с Пашей.
– А, вы так,– рассердился Паша и дал длинную очередь из автомата  в проход повыше голов врага. Очередь получилась очень эффектная. Трассирующие пули со зловещим свистом прошили пещерный мрак, и это окончательно убедило монголов, что надо уносить ноги. К тому же, в толпе послышались чьи-то истошные вопли. Очевидно, одна из пуль рикошетом задела кого-то из толпы, и это усилило эффект психологического воздействия. Через минуту в проходе уже никого не было. 
– Знай наших!– задорно прокричал в темноту Паша и подмигнул  оторопевшему Унушу.— Надеюсь, что они ушли уже насовсем. Унушу,– обратился он к старику-вождю,– теперь вам не страшен никто, хоть Александр Македонский со своими слонами. Но это только пока есть патроны. Поэтому будем их экономить. Марина, – обратился он к подруге,– я думаю, что хватит нам странствовать по этой уже изрядно надоевшей пещере. Золотую Марину мы потеряли надолго, может быть, что и навсегда. Нам  бы  сейчас поскорее выбраться из пещеры и обратиться в милицию, чтобы власти перекрыли пути вывоза золотой статуи из города. Сашку здесь тоже вряд ли мы  отыщем, скитаясь  по  тёмным коридорам. Он сам должен выйти на нас. Тоже, наверное, беспокоится, куда мы подевались, и что с нами случилось. Да и Унушу пора вернуться к своему племени. Кроме того, надо проверить, куда удрали монголы. Пора выходить из пещеры и там решать, что делать дальше. 
– Совершенно верно,– поддержала друга  Марина,– Нам уже нечего делать в этой чёрной дыре. А с таким вооружением никакие монголы нам уже не страшны. Только надо Унушу научить пользоваться  оружием  нашего времени. Вот этим ты и займёшься  первое время наверху. А я проверю, чему научились местные девушки за прошедшие несколько десятков лет с моего первого посещения.  А там, глядишь, может быть,  что-либо и про Сашу узнаем. 
Выход из пещеры занял совсем немного времени. Через час все уже стояли на поляне перед входом в пещеру, щурились от яркого солнца и с удовольствием вдыхали свежий  лесной воздух.  Монголов не было нигде видно. Унушу встретился  со  своими разведчиками, которые поведали вождю, что монгольский отряд в панике выбежал из пещеры, после чего всё вражье  войско спешно собралось и отступило за реку. Паша  остался  очень  доволен полученным результатом.
– Унушу, сейчас можешь смело собирать народ свой в посёлок. Больше сюда они не придут. А если придут другие, то мы научим вас, как с ними справиться.
Разослав гонцов для общего сбора племени, ребята с отрядом Унушу  заночевали в разрушенном посёлке под Сестрой. Чжурчжени до вечера  ловко восстановили проваленные крыши в нескольких землянках, привели в нормальный вид большущее  жилище вождя, в котором разместился Унушу с ребятами.  Посреди жилища вождя, на сухом земляном полу развели костёр, на котором поджарили целиком подстреленного молодого поросёнка. Пока мясо жарилось, Паша принялся обучать  Унушу обращению с оружием.
– Вот эта мушка должна попасть в прорезь прицела автомата вместе с целью,– важно старался педагог, сам никогда не державший в руках автомата. Но других знатоков здесь не было.—А затем нажимаешь вот на этот крючочек, и …
Одиночный выстрел вновь заставил Унушу побледнеть, но дырка в старом пне, послужившем хорошей мишенью, заставила его удивлённо поднять брови и недоумевающее покачать головой. А Паша опять терпеливо объяснил вождю,  что надо делать, после чего тот, сделав свой первый выстрел, вскочил на ноги и долго что-то кричал кому-то за рекой, грозя  кулаками и выкрикивая явные угрозы. 
– Правильно, Унушу. Пусть только попробуют сунуться, – добродушно посмеивался над ним Паша, довольный своим учеником.
К вечеру, когда аромат жареного поросёнка затмил все другие соблазны и запахи и настойчиво позвал к ужину,  способный Унушу уже  спокойно попадал в пень с доброй сотни метров. Это наполнило его такой гордостью, что он стал ходить по посёлку с настолько   высоко задранной  головой, что даже его воины с удивлением поглядывали на своего вождя. Между тем, ужин удался на славу. Мясо поросёнка с корешками было настолько нежным и сочным, а ребята так устали слоняться по тёмным пещерным ходам-пролазам и столь проголодались, что после ужина Марина тотчас уснула  в одном из тёмных углов.
  А Унушу после ужина вдруг вспомнил своего исчезнувшего друга Матвеича и решил закурить. Он долго ходил по окраинам посёлка, собирая сухой виноградный лист.  Пришлось Паше на скорую руку изготовить из береговой глины  для него простенькую  трубку, обжечь её в костре и торжественно вручить вождю. Унушу    важно раскурил в ней сухой лист молодого винограда и был донельзя доволен и горд собой.  Дурной пример Матвеича подействовал на него неотразимо, и Паша никак не мог ему объяснить, что курение очень вредно, как совершенно справедливо  предупреждает всех курильщиков  таинственный   колдун  по имени Минздрав.  После перекура, выставив ночные караулы, усталые  друзья смогли, наконец, заснуть на мягкой постели из свежих  лесных трав.


30. ОТДЫХ НА ВЕРШИНЕ.


Цыбуля тупо уставился на  стрелу. Это была самая настоящая монгольская стрела, лёгонькая, с острым, как шип у розы, наконечником, с пёстрым оперением от какой-то степной птицы. На излёте она догнала  улепётывающего по тропе Штымпа   и вонзилась в его развевающуюся на бегу летнюю ветровку. Поругиваясь, Штымп,  наконец, выдернул её из плотной ткани ветровки, и протянул  сидящему  рядом Цыбуле.
– Полюбуйся на этот глюк.  Чуть-чуть  правее, и на одну дырку в моей  заднице  стало  бы больше. А если вдруг  она оказалась бы отравлена какой-нибудь древней гадостью? Тогда  пришлось бы тебе на этой вершине хоронить друга детства.
Цыбуля  осторожно взял стрелу, проверил  пальцем остроту наконечника, зачем-то  попробовал  её на гибкость, покачал головой и скорчил кислую гримасу.
– Да, Штымп, это не глюк, а самая настоящая  стрела  древних кочевников.  Дырка от неё была бы самая натуральная. Похоже, Штымп, мы с тобой угодили в историю, из которой выпутаемся ли?  Погони за нами, вроде бы, уже нет. А как нам быть, я не знаю. Вниз идти нельзя. Опять попадём  на кривые сабли. Пошли-ка  осторожно вверх, на вершину. Там осмотримся, попробуем разобраться в ситуации. Может, сверху что-нибудь и разглядим.
Ребята осторожно, с оглядкой,  выбрались обратно на тропу, и пошли по ней вверх.  Тропа  упорно поднималась   по гребню склона, петляя вместе с ним, прыгая по камням и огибая крупные  деревья. Минут через двадцать они поднялись на вершину Сестры и внимательно огляделись вокруг. Они не узнавали свою, так давно знакомую  местность. Всё было вроде бы  так, как и раньше. Под ними далеко внизу медленно стекал в залив Америка   родной Сучан. Справа вдалеке просматривались характерным профилем екатерининские скалы. За ними исполинским горбом над  долинами  рек вздымался хребет Чандалаз. Спокойная, вечная, с раннего детства  знакомая  картина.
Но многое было  совсем  не так. Устье реки внизу не было перегорожено песчаной косой  и морской прибой беспрепятственно доходил до самых скал у подножия  сопки.  Моста через реку и в помине не было, а чуточку правее сквозь лёгкую дымку просматривался  старина Брат, но целенький, с острой вершиной, поросший древним кедрачом. Внизу под сопкой, среди зелёной листвы деревьев виднелась черепичная  крыша какого-то строения в китайском стиле. А там, где должен быть родной город, сверху видна была  накрытая неплотным туманом заболоченная плоскотина  без единого признака жилья.
– Цыбуля, куда мы попали, ё-моё, и что нам теперь  делать?– жалобно поскуливал  оробевший Штымп, сидя на камнях на самой вершине сопки.—Что это было с нами. Может, всё-таки – кино или глюки?
–   Какое там кино?  Откуда глюки, когда мы с тобой уже вторые сутки даже не нюхали  наркоту. Только бегали по сопкам, как  бешеные кролики. Ты прикинь, что  если бы мы с тобой  не дали дёру в кусты,  они нам бошки отрубили бы, в натуре. Я видел рожу их начальника. Он на нас смотрел так брезгливо, как на чахоточный плевок, или  как на вонючий  мусор, на  бесполезный хлам. Как ты думаешь, почему?
– Да ясно, почему.  Ты же ему сказал, какую травку собираешь. А эту травку и у них, наверное, никто не уважает.
– Ты знаешь, Штымп, а я, в самом деле, читал где-то, что тех, кто курил анашу и опиум, в средние века в некоторых странах  действительно казнили. Там время на  воспитание не тратили.
– Слушай, Цыбуля, а ты как считаешь, мы с тобой нужны нашему обществу в таком вот виде?  От «ханки» до «ханки», от дозы до дозы?
– Штымп, ты чо мне такие вопросы задаёшь? Я тебе не бакалавр наук. Нужен, не нужен. Куда мы денемся  теперь  после трёх лет «геркиной» терапии. Раньше надо было думать об этом, когда Абдулла нас  «товаром» бесплатно  любезно угощал.   Мы ему  тогда  чуть  руку  не  целовали.  Считали  себя  такими  крутыми  и  смелыми   пацанами. А  сейчас дошло до того, что даже средневековые монголы нас  за людей не посчитали. Как бесполезных щенят уничтожить хотели.
– Цыбуля, а ты полагаешь, что я не думаю об этом?  Я каждый день со стоном и  проклятием  вспоминаю тот самый  первый свой чинарик с травкой, который я выкурил с Вовкой Лымарем  после физкультуры в школе.  Мы с ним так тогда наглюкались, так хохотали непонятно над чем, что потом до вечера постоянно икали, и   животы у нас разболелись. Я летал тогда  в небе, а ты же знаешь, что я хотел лётчиком военным стать. А тут никакого самолёта не надо было.  Летишь себе, как птица, и все тебя видят в небе и удивляются. Я такой гордый был от этого. А через несколько дней уже не мог без «травки»  жить. Докатился до знакомства с великим «Герой», что б он пропал на веки вечные.   Если бы не тот самый первый проклятый  «чинарик», я бы  точно лётчиком стал. А сейчас даже в дворники меня не возьмут по состоянию моего здоровья
– Ты знаешь, Штымп, а я ведь тоже первый раз «травку»  попробовал из-за Галки Конновой.  Нравилась она мне тогда необыкновенно. Она самая красивая в классе была. Как-то после уроков она пригласила меня  в компанию со старшими ребятами из ПТУ. Как я мог отказаться от свидания. Мы сидели в парке и болтали про корабли, моря, шторма и большие заработки. Подошёл   к нам Васька-«Краб» из соседней школы  и предложил покурить с хохмами. Я отказался, но Галка так на меня презрительно посмотрела, что я согласился и накурился   больше всех. Мы  тоже смеялись, летали и дурачились, и Галку я    вечером  проводил домой и  в первый раз робко поцеловал в щёчку. А потом я узнал, что она   за меня от Краба три дозы  на халяву получила. А позднее  мы с ней уже  вместе курили, одним шприцем кололись, пока она не умерла от передозы в прошлом году. А я вот так и остался  один на один с Абдуллой и его «чеками».
– Слушай, Цыбуля, а почему нам с тобой сейчас колоться совсем  не хочется? Ведь мы с тобой в последний раз «ширнулись» почти  сутки тому назад, возле Института. А «чеки» у нас с тобой здесь нет. Что это с нами происходит?
– А я сам удивляюсь. Наверно, это с перепугу. Я так испугался, когда монголы меня в кусты повели.  Ты знаешь, в тот момент  передо мной  пронеслась вся моя не столь длинная, но такая бесполезная, никому не нужная  жизнь, и я подумал, что если я спасусь от этих острющих  кривых сабель, то уже никогда не буду  с наркотой дело иметь. Сейчас уже сутки на исходе, а я не хочу «ширяться». Слушай, Штымп, а вдруг это насовсем получилось. Если бы так, я бы   новую жизнь начал. Завтра на работу устроился бы, к мамке на завод. Может, токарем возьмут, может слесарем. Школу вечернюю закончил бы, на шофёра выучился бы. Вон дальнобойщики, какие немалые бабки имеют. Работа у них такая интересная, всё время новые дороги, новые люди.  А мамка-то как будет рада.  А то она совсем извелась уже со мной,  не старая ещё, а выглядит, как пенсионерка.
– Ты знаешь, Цыбуля, а я тоже, если бы вдруг так случилось, завязал бы с «чеками» и «дозами» навсегда. Надоело посмешищем быть на весь район. Чуть появишься где, так на меня уже пальцем тычут, вон, мол, Штымп уколотый на бреющем тащится.   А мне так стыдно, что хочется обратно домой убежать и под кровать спрятаться, как в детстве от отца хоронился, когда он пьяный с работы приходил. Каждый раз, когда колюсь,  говорю себе, что всё, это в последний раз. Но проходит несколько часов, и страх вселяется в меня, толкает  под дых и требует допинга. А уж ломки я боюсь не меньше, чем испугался этих монгольских кривых сабель. Несколько раз случалась она у меня, целые сутки как-то колотило. Если бы дома был, не выдержал бы, выпрыгнул бы из окна со своего пятого этажа.   А так,  на «малине» у «цыгана» в полуподвале перевалялся, пока он не появился и не кинул мне «косяк» из жалости. Если каким-то чудесным способом минует меня эта коварная напасть, то я, Цыбуля, клянусь,  в моряки пойду. Хочется мне мир посмотреть. На свете так  много  интересного, а для нас с тобой сейчас весь мир  в дозе  собрался. Разве это жизнь – от укола до укола.
Ребята примолкли. Спокойно сидеть на вершине было приятно. Солнца не было видно.  Оно спряталось в странной серой дымке, поглотившей весь мир вокруг. Было жарко, даже душно. Ребята распарились, разомлели, скинули  куртки и рубахи, обнажив свои  белые, в самом конце знойного лета ещё не знающие  загара, худющие   спины. Они замолчали, предаваясь своим внезапно нахлынувшим на них  призрачным мечтам о новой и интересной жизни. Ещё час назад они, смертельно испуганные, удирали что было сил от неминуемой гибели, а сейчас, забыв свои тревоги, представляли себя то за штурвалом авиалайнера, то за баранкой  огромной фуры, то в рубке   супертанкера. Они даже чуточку придремали, не зная, что им делать дальше,  опасаясь тронуться со своего тёплого и уютного местечка в  неведомый, полный таких невероятных опасностей мир.
Внимательно рассматривающий  всё вокруг Цыбуля обратил внимание на груду камней, в ложбинке чуть ниже вершины. Он подошёл к ней, пригляделся.
– Слышь, Штымп, а тут похоронен кто-то. На камне  даже нацарапано что-то, причём по-русски. Сейчас прочитаю. «Дедушке Таргу от Марины». Какой-то Таргу? Какая Марина? А почему по-нашему написано, если вокруг одни монголы. Ничего я не понимаю. Где мы находимся, и что нам делать дальше?
Вдруг Цыбуля услышал нечто подозрительное. Он мгновенно насторожился и прислушался. Внизу  на тропе потрескивали сухие ветки и  слышались чьи-то тяжёлые приближающиеся  шаги.
– Штымп, тикай,– прошептал он напарнику, и сам мгновенно скатился с вершины  вниз в кустарник, едва успев прихватить рубаху. За ним  кубарем свалился  ничего не понимающий, но послушный  Штымп. Снизу им было хорошо видно, как кусты на тропе раздвинулись, и на вершину поднялось нечто огромное, тёмное и лохматое.

31.  ПОСЛЕДНИЙ БОЙ.

На следующий день жизнь в посёлке племени Белого Леопарда под сопкой Сестра закипела с небывалой силой. Удостоверившись в огневой мощи подаренного ребятами вооружения, Унушу, со снаряженным пистолетом за пазухой, расставил  по окраинам посёлка сторожевые посты, затем вернул в посёлок из дальних схронов  весь свой народ и приступил к восстановительным работам. Женщины, дети и старики  занялись ремонтом разрушенного монголами жилья, а наиболее крепкие воины  под руководством Паши приступили к оборудованию заградительных блокпостов на подступах к посёлку. Паша с  самого утра обошёл  вместе с Унушу  весь посёлок и подступы к нему. Видя, с каким уважением к нему относится сам вождь, все члены племени беспрекословно подчинялись мальчику.
  Один из постов Паша распорядился  разместить в небольшой пещере-гроте на крутом склоне горы Племянник, откуда полностью просматривалась и простреливалась  вся  устьевая часть долины  реки перед посёлком, закрывая  южную  сторону. Второй блокпост, состоящий  из   глубокого закрытого   окопа,  Паша разместил на тропе между Сестрой и Племянником, полностью исключив возможность внезапного удара противника  через ложбину с  востока. Третий пост он выставил на вершине  горы Сестра, откуда контролировались все подступы к посёлку от бухты Лашкевича.  После полудня  Паша обошёл места работ, и остался доволен ходом возведения фортификационных сооружений. Воины работали  быстро, а главное, всё выполняли  с пониманием проблемы.
Вернувшись  в посёлок, он нашёл Марину  в жилище вождя в  компании молодых девушек. Она устроила  для них курсы девичьих  рукоделий по типу тех, что она проводила в дни своего первого посещения племени, во времена  молодости вождя Унушу. Прилежные  средневековые курсистки  уже успели  пройти курс личной гигиены,  ускоренный курс кулинарных наук и приступили к самому интересному разделу программы – семейному  рукоделию. Паша немного посидел в уголочке, отдыхая в тени просторной хижины от обеденного зноя, затем не выдержал и прервал Марину, демонстрирующую технику кройки и шитья  на примере своих потрёпанных джинсов.
– Марина, давай сделаем  перерыв на пару часиков. Я  предлагаю нам сейчас сходить на речку. Искупаемся и порыбачим заодно. Я  носился  целый день по окрестностям в такой зной, пропотел до самой  печёнки. Пещерную пыль и копоть смыть не помешало бы нам. К тому же,  ты  представь, побывать на Сучане  в такие древние  времена и удочки не забросить. Мы сами себе этого никогда не простим, а ребята  сочтут нас за  полных идиотов. Я даже загадывать боюсь, какая рыбалка ждёт нас в этом краю нетронутой природы. Снасти у нас есть, удилища вырежем из тальника, а наживку найдём на берегу. Вечером  ушицу заварим на всю деревню, и за ужином  будем решать с Унушу, что делать дальше, и как нам вернуться домой.
Марина  подмигнула другу и согласно кивнула головой.
– Сейчас  я отпущу  своих курсисток, надену купальник и, айда на речку. Действительно, не грех и искупаться в такой зной.  А ты готовь удочки и наживку.
Ребята торопливо разошлись. Паша  побежал в заросли краснотала, обильно разросшегося на песчаных косах реки,  где срезал несколько длинных веток на удилища. Там же, на сыром склоне накопал жирных червей для наживки. Когда Марина явилась на берег, всё уже  было готово к  рыбалке.
– Марина, давай поднимемся немного вверх по течению. Здесь морской прибой достаёт и вода солоноватая. А я хочу  в реке рыбу половить и улов  сравнить с нашим временем.
Они поднялись   вверх по реке на несколько сотен метров выше посёлка и остановились чуть выше по течению невеликой, но очень красивой от поросшего на ней кедрового молодняка  сопки  «Племянник». Паша  с интересом осмотрелся:
– Марина,  ты представляешь, мы сейчас сидим как раз на том месте, где через восемьсот лет через речку  будет возведён мост на порт Восточный. Вот эта часть скалы будет строителями убрана, а вон там будет произведена  отсыпка грунта под опоры. Сейчас здесь просто тихая речка, а чуть ниже — брод, по которому монголы сюда и зачастили. Ладно, хватит географией заниматься.  Давай искупаемся в древнем Сучане, отмоем пещерную пыль и грязь, а потом и порыбачим.
Они почти одновременно кинулись в воду. Вода была совсем тёплая,  и почти не освежала, но ребята с удовольствием резвились, плескались, плавали, ныряли, гонялись друг за другом, совсем как в  своём родном,  таком уже далёком двадцать первом веке. Наплававшись в чистейшей,  слегка солоноватой воде средневекового  Сучана, они выбрались на горячий прокалённый отмытый речной песок и с наслаждением подставили мокрые спины под горячие лучи солнца.
– Ты знаешь, Паша, – закрыв глаза и расслабившись,  промолвила Марина, – мне кажется, что сейчас солнце греет посильнее, чем в наше время. Кожа чуть не трескается от жара.
– Конечно, оно же сейчас моложе на целых восемьсот лет,– в тон ей так же лениво и сонно ответил Паша. В это время что-то прожужжало возле них и шлёпнулось в песок.
– Оса что ли, или птичка какая? – подумал Паша и открыл глаза. Между ним и Мариной в песке  торчала оперённая монгольская стрела. Её кончик ещё мелко подрагивал от стремительного полёта. Паша кинул взгляд вокруг и внезапно увидел  в трёх десятках метров от себя  монгола, торопливо прилаживающего к тетиве лука  очередную стрелу. А чуть выше от них   по течению через реку  переправлялся крупный   монгольский  отряд. Его авангард уже выходил из воды на этом берегу, а последние, на том берегу,  ещё даже не подошли к воде.
– Ого, несколько сот голов будет,– спрятавшись в кустах, шёпотом скомандовал Паша. – Марина, беги в лагерь, найди Унушу, пусть ко мне спешит с оружием. Всё пусть несёт, но в первую очередь –  гранаты. Присмотри за ними, чтобы они ничего не напутали с оружием.  А я постараюсь это войско  пока задержать здесь.
Марина спешно скрылась в кустах, а он классическим подкатом кинулся к куртке, лёжа  выхватил из её кармана блестящий «Макаров», в прыжке  снял его с предохранителя, и в тот момент, когда замешкавшийся монгол с трудом  натянул тетиву, он выстрелил в него, целясь в ноги. Он видел, что в спешке промахнулся, но грохот выстрела заставил нападавшего бросить лук и упасть на песок.   Больше стрелять Паша не стал, экономя заряды. Беглым взглядом  он увидел, что Марина  мелькнула уже довольно  далеко, торопясь в посёлок. Теперь всё зависело только от неё и от проворства Унушу.
Тем временем передовой отряд монголов уже был на берегу, отряхиваясь от воды и ожидая дальнейших  команд. Непонятный громкий звук пистолетного  выстрела насторожил их. Кое-кто стал поглядывать в сторону выстрела. Паша  упал на песок и застыл, стараясь не обнаружить себя раньше времени.  Лежал на песке и перепуганный монгол-стрелок. Наконец, он, не обнаружив  для себя ничего угрожающего, вскочил на ноги, отбросил в сторону лук,  что-то крикнул своим соратникам,  и с громким яростным воплем, нечто вроде нашего «Ура», кинулся на Пашу  с острым кривым клинком наперевес.
– Вот достал,– проворчал Паша, и прицельным  выстрелом свалил набегавшего, ранив его в ногу. От внезапной боли монгол  буквально  завизжал  на всю округу, катаясь по земле, схватившись за ногу и непонимающе глядя на   кровь, льющуюся из раны. Но он уже не интересовал Пашу.  На крик раненого  мчалось всё войско, и с пистолетом против него долго выстоять будет невозможно.  Паше ничего не оставалось, как забраться на камень, с которого он хотел рыбачить, и выстрелить по первому мчащемуся на него монголу. Тот упал, но через него уже прыгали другие разъярённые кочевники на своих коренастых лошадёнках, и  лавина мстителей почти настигала Пашу. Его спасало лишь то, что перед ним, как раз там, где он подстрелил первого врага, среди густых кустарниковых зарослей был всего один неширокий проход, способный пропустить лишь одного всадника.
Паша подождал, когда  в проходе появится самый резвый нападающий, и аккуратно снял его. Тучный  монгол слетел с коня, запутался  в стременах и застрял в кустарнике, загородив проход. Пока другие пытались обойти его или отыскать другие проходы в зарослях, Паша, мысленно извинившись, ранил ещё нескольких. Странно, но нападающие монголы совсем не боялись огнестрельного оружия, как это было ранее в пещере.
– Очевидно, воины Бутуя  уже ознакомили всё войско с новым ужасным оружием белых пришельцев.  А те  сразу поняли, что оно не опасно для всей массы наступающих. И они правы, чёрт побери! Но вы ещё не видели всего  нашего оружия,– зловеще заключил Паша. 
В пистолете оставалось  всего три патрона.  Проход в кустах уже освободили от раненых,  и в нём появилась  следующая волна наступающих. Одного за другим Паша остановил  троих всадников, а на четвёртом пистолет издал лишь сухой щелчок. Паша отбросил пистолет в кусты и приготовился к рукопашной, но тут его кто-то тронул за ногу. Оглянувшись, он увидел мальца-огольца Сургу, десятилетнего внука Унушу, который  протягивал ему  влажную от пота гранату. Граната зловеще поблёскивала на солнце.  Но самое ужасное  было в том, что чека гранаты зацепилась кольцом  за обломанную ветку  тальника, растущего возле скалы, и уже  почти выскочила из гнезда. Раздумывать было некогда. Выхватив гранату из рук мальца, Паша  швырнул её  в гущу нападавших, схватил Сургу за плечи и вместе с ним упал за камень, хоронясь от осколков. Громыхнуло так, что содрогнулся даже огромный валун, за которым они прятались.
Когда визжание осколков утихло,  Паша выглянул из укрытия, прижимая к себе мальчонку.   Две лошади лежали на песке и бились в агонии. Несколько раненых  монголов пытались встать  в лужах крови. Остальные в ужасе  улепётывали со всех ног за реку, вонзая коням в бока острые шпоры и даже не оглядываясь на оставшихся.  Через несколько минут на этом берегу остались лишь неспособные двигаться тяжелораненые  нападающие. В это время  на берегу появился запыхавшийся Унушу с воинами, несшими весь арсенал обороняющихся: три автомата,  два пистолета  и две оставшиеся гранаты. Была среди них и перепуганная Марина. Увидев Пашу целым и невредимым, она прыгнула ему на шею:
– Пашка, я так перепугалась, когда услышала выстрелы. Я их все считала. Один, два, три. Когда после шестого  наступило молчание, у меня чуть ноги не подкосились. А ты совсем цел? Стрелой тебя не задело?
– Да цел, вроде бы,– отвечал обессилевший Паша.
Он сел на камень, смахнул   нечаянные слезинки, показал на искалеченных  раненых.
– Ты знаешь, как жаль мне их. Они же ни в чём не виноваты. Но выхода не было. Они меня не пожалели бы. Ты посмотри, какие ятаганы у них преострые, бриться можно. Марина, доставай снова свою аптечку, всё, что у тебя там осталось, надо оказать им помощь. А  убитыми займётся Унушу с воинами.
Тут Паша увидел Унушу, широким шагом направляющегося к раненым врагам. В руке у него был небольшой боевой топорик, а на лице была написана лютая ненависть к врагам.
– Унушу,– позвал  он вождя. 
Унушу обернулся, гневно поднял топор и обрушил его вниз, давая знать друзьям о своих серьёзных намерениях. Паша кинулся к нему, отобрал топор.
– Ты что, Унушу. Это же пленные. Они тяжело  ранены, и им надо помочь. Они ведь  не виноваты в том, что их посылают убивать нас.   
Унушу  явно не понравилось подобное проявление гуманизма. Он начал долго и возмущённо что-то объяснять ребятам, отчаянно жестикулируя и часто повторяя немногие усвоенные русские слова:
– Убить, мстить, хорошо.
– Унушу, успокойся. Убивать надо в бою вооружённых врагов, а не после боя  покалеченных и беззащитных людей. Сейчас Марина окажет им помощь, а потом будем думать, что делать с ними. Пошли, Мариша, смотри, они очень мучаются, истекают кровью от осколочных   ран. И к тому же невероятно  напуганы взрывом гранаты. Такого они даже в самых ужасных снах видеть не могли.
Ребята подошли к  самому ближнему раненому монголу, лежащему рядом с раненой лошадью. Это был мужчина средних лет, с чёрной бородкой, в кожаных штанах и холщёвом кафтане. У него осколками было разорвано бедро, посечены руки, на плече  зияла открытая кровоточащая рана. Раненый держался из последних сил. Он дрожал мелкой дрожью не то от потери крови, не то от смертного ужаса при виде приближающихся врагов. Он понимал, чем обычно заканчиваются  подобные битвы для беспомощных раненых. Паша постарался его успокоить. Он улыбнулся ему,  жестами показал, что его будут осматривать и лечить. Раненый испуганно  наблюдал за их действиями. Кровь продолжала сочиться из ран, наполняя лужу на песке.  Марине стало дурно от запаха и вида крови. Она зажмурилась и отвернулась.
– Паша, я фельдшерских курсов не заканчивала, и боевой санитарной практики не имею. Я только ваши ссадины лечила йодом, вот и все мои познания в медицине. А ты что, хочешь, чтобы я провела хирургические операции с усечением и наложением швов.  Ах, как это ужасно. Почему люди так жестоки друг к другу?
– Мариша, я не мог поступить иначе. Если бы в последнюю минуту не подоспел шалунишка Сургу, то меня бы уже не было на свете. Эти жестокие воины-завоеватели  с лёгкостью уничтожили бы меня, как уничтожали всех врагов  на своём пути. Я могу лишь попросить прощения у них, а ты должна помочь им избавиться от страданий. Кроме нас, помочь им больше некому. Унушу с его воинами тоже дети своего  времени и церемониться с ними не будут. Слишком много горя принесли эти  завоеватели  здешнему народу.
Марина пересилила себя и подошла к раненому.  Проворно обработав раны перекисью водорода и йодом, она присыпала их стрептоцидом и перевязала  остатками бинтов. Раненому дали выпить валерьянки, и он заснул в тени под молодой ольхой. Двое других тоже нуждались в помощи. У молодого монгольского юноши была перебита осколком  голень, и ему пришлось наложить шину. Третьему, самому старому раненому  монголу с множеством тяжёлых, но неопасных ран, пришлось  для перевязки порвать на бинты  чистый запасной вкладыш для спального мешка. Двое монгольских воинов погибли  от взрыва гранаты. Других раненых не было. Очевидно,  легкораненые  нашли в себе силы  отступить вместе с отрядом.
Марина увлеклась работой, споро и сноровисто управляясь со сложными перевязками. Её поддерживало лишь то, что кроме неё, никто не сможет помочь раненым. За ней внимательно следили молоденькие девчушки из племени.  Марина поймала восхищённый взгляд Утуру, внучки вождя Унушу, тщательно изучающей  её возню с бинтами. Марина подмигнула ей и подбадривающее кивнула. Утуру ответила по-детски широкой и счастливой улыбкой.
Наконец, по распоряжению строгого инструктора по военной подготовке Паши,  раненых отнесли в посёлок.  Измученная непривычной тяжёлой работой санитарки, Марина  присела  передохнуть возле хижины вождя. Вскоре подошёл  Паша,  проводивший  очередные занятия с Унушу и молодыми воинами по военной подготовке и обращению с оружием.
– Ну, как успехи, санитарка, звать Маринка,– спросил он.
– Знаешь, Паша, я никогда так не уставала. Причём не физически, а от морального напряжения. Хорошо, что хоть раненые не тяжёлые. А  погибшими  занимались бойцы Унушу, похоронившие их   за посёлком.
– Ты, Мариша, просто молодец. Без практики такую работу проделать, надо суметь. Глядишь, после школы  не на журфак, а в медицинский институт пойдёшь учиться. Но и я времени зря не терял. Я выяснил, что чжурчжени уже давно знают   порох. Они его используют лишь для ритуальных целей и для иллюминации. А я подсказал им, как сделать из металла пустотелые ядра, начинить их порохом и стрелять из пушек. Пушки, правда,  надо ещё отлить. Но  уже сейчас эти ядра можно бросать во врагов  обыкновенной  катапультой. Ещё я научил их заряжать порохом  патроны для пистолетов и автоматов и отливать пули. А свинца  в этих краях достаточно.  Если они освоят эти операции, то станут абсолютно  непобедимы.
–  Да, Паша, ты просто гений.  Можно сказать, что ты реально  изменил ход истории в этом регионе на самом краю света. Учти, Чингисхан  этого тебе не простит. А что касается меня, то  практика медицинская в жизни всегда пригодится. Но  после школы я непременно пойду на факультет журналистики, и только в МГУ, в Москву. Я и сейчас постоянно ловлю себя на том, что мысленно описываю то, что с нами происходит.
– Ну и как, получается? – бросил Паша.
– Вроде бы да. Но надо ежедневно  дневник вести. Очень  многое забывается. После возвращения отсюда обязательно положу в рюкзак тетрадь общую, карандаши и ручки. И каждый вечер буду записывать все наши  приключения для истории.
– Ладно, согласен. А сейчас всё-таки давай сходим на рыбалку. Удочки у нас остались там, у скалы, где мы бой приняли. Скоро  стемнеет, может клёв вечером начнётся.
Ребята засобирались. Крикнули Унушу, чтобы их ждали с уловом.
– Вот с таким,– смеясь, показал Паша  в полный размах рук.


 32. ОПЯТЬ  ОДНИ.

Подойдя к  камню на берегу, Паша нашёл удочки в полной сохранности. На одной из них  устало болталась крупная краснопёрка.
– С почином  тебя, Паша. Давай я заброшу свои удочки.
Марина наживила крючок   и рыбалка началась. Клёв был просто фантастический. Ребята не успевали менять наживку. За час с небольшим возле них на берегу  барахтались   десяток краснопёрок, несколько  средних камбал,  две крупные горбуши. Последним  вытащили   огромного  сома, чуть не в метр длиной.  Он попался на удочку  Марине, но она позвала на помощь Пашу, и они вдвоём,  с большим трудом вытащили отчаянно сопротивляющегося гиганта  на берег.
– Пора заканчивать, Паша,– устало бросила Марина другу. – Этой рыбы хватит на всё племя. Как понесём её? – озаботилась она.
– Донести-донесём! – задумчиво ответил Паша, как-то странно осматриваясь вокруг. – Ты ничего не замечаешь странного, Марина? – спросил он подругу.
– Да ничего,– ответила она. – Только небо какое-то серое. Непонятно, то ли сейчас утро, то ли вечер. 
– Ты совершенно права. И ещё, ты заметь, что мы с тобой уже часа три рыбу ловим. Давно должно было уже стемнеть, а всё ещё только вечереет. Это даже не сумерки, а нечто другое. Это похоже, скорее, на рассвет.  Давай собирать рыбу и пошли в посёлок. Нас, поди, заждались уже.
Ребята собрали рыбу, смотали удочки и скорым шагом двинулись в посёлок.  Тропа почему-то  оказалась странно заброшенной. Местами на ней выросли даже молодые деревца. Она часто терялась в траве и ребята находили её скорее по интуиции.
– Паша, мне кажется, что это совсем другая тропа. Мы с тобой не заблудились случайно.
– Ну, как тут можно заблудиться, Марина. Ведь мы с тобой у подножия Сестры и вот здесь уже должен быть посёлок. Но где он?—растерянно спросил Паша, оглядываясь на Марину.
На берегу реки, как раз на расширении речной косы, там, где  три часа тому назад стоял оживлённый посёлок племени Белого Леопарда, было пусто. Ошибиться было невозможно. Сколько раз они уже бывали здесь. Вон та старая ольха у скалы, возле которой стояла хижина вождя Унушу, а там, чуть выше, посреди посёлка, на невысокой терраске возвышался  жертвенный камень. Он и сейчас стоял, правда, несколько вросший в почву, но посёлка вокруг не было.
– Паша, что случилось? Куда исчез посёлок? Что происходит?
Паша стоял молча, осматриваясь и пытаясь что-то понять.
– Марина, посёлок исчез за те три часа, пока мы с тобой рыбу удили. Как это могло случиться, не знаю. Давай-ка поднимемся чуть повыше.
Они прошли в ту часть, где Паша несколькими часами ранее размещал блок-посты для обороны от монголов. Первый блок-пост в пещере под Племянником они нашли  сразу. Укрытие оказалось засыпано  камнями с мелкой  дресвой, завалено прелой листвой и даже  местами задерновано.
– Марина, я сегодня  утром был на этом посту. При мне этот окоп отрыли и оборудовали по моим рекомендациям.  А сейчас этому укрытию навскидку  уже несколько десятков  лет. Мы с тобой  оказались выброшены из времени чжурчженей далеко вперёд. Где мы сейчас, трудно сказать.  Немного нужно раскопать   этот окоп.
Они принялись разбирать  груды камней в скалистой яме, бывшей когда-то окопом. Вдруг  в камнях что-то отозвалось металлом. Паша  выбросил несколько серых обломков известняка и поднял  ржавый разбитый автомат. На дне окопа  темнели позеленевшие от времени  остатки стреляных гильз. Паша с трудом отделил от автомата  ржавый магазин. Он был пуст.
– Марина, они  дрались до последнего патрона. Давай очистим  весь окоп. Может, что-то ещё там отыщем.
Они начали дальше разбирать каменные  завалы  в окопе. Среди камней попадались ржавые  монгольские наконечники стрел, несколько изломанных тяжёлых   пик.
– Ты видишь, Марина, по гильзам и по  полуистлевшим монгольским стрелам, с момента битвы прошло не менее полусотни лет. Примерно такие гильзы находят сейчас на местах боёв  Великой Отечественной войны. 
– Паша, я вообще не понимаю, где мы с тобой сейчас находимся? Ты посмотри вокруг. Ведь мы ушли на рыбалку после боя с монголами вечером, часов эдак в пять. С тех пор прошло несколько часов, давно должно уже  стемнеть, а сейчас светло, совсем как в ранних сумерках. Солнца не видно, дымка какая- то странная.
Её речь оборвал Пашин возглас.
– Марина, ты смотри, что здесь!
Паша показал рукой  на что-то белеющее среди камней. Марина пригляделась. Среди обломков серого известняка  просвечивали серые человеческие кости. Паша убрал ещё несколько камней и освободил почти весь скелет.  На костях местами лежали  остатки шерстяного  свитера и истлевшая кожаная  тужурка. В верхней её части Марина увидела кусочек шкуры с пышным мехом Белого Леопарда. Что-то ещё непонятное просматривалось  в районе груди погибшего воина. Марина протянула руку, подняла этот предмет и ахнула.
– Паша, ты смотри, что я нашла.
У неё в руках среди двух  тонких пластин прозрачной слюды мусковита  была её собственная фотография, которую она подарила Унушу ещё в первый свой визит в прошлое. Для герметичности по краям слюдяные пластинки были скреплены  чем-то клейким, очевидно, кедровой смолой. Уголок фотографии был пробит  монгольской стрелой.
– Паша, это останки Унушу.  Он хранил мою фотографию у себя на сердце, но, к сожалению, она не спасла ему жизнь.
–  Он погиб в бою, как и положено вождю и храбрейшему воину, сражаясь до последнего патрона. Что же произошло здесь? Очевидно, монголы не смирились с поражением и вернулись с большим войском. Даже наше современнейшее оружие не спасло таёжный народ от разгрома. Унушу вступил в бой, но врагов оказалось  слишком много. Но почему это случилось без нас?  Если бы мы были с ними, то подсказали бы, как победить воинов Чингисхана. Где же мы сейчас находимся? Что случилось с сутками, со временем?   Как нам вернуться домой? Сейчас я не знаю ответа на эти вопросы.
– Паша, мне страшно. У меня такое чувство, что мы сейчас вообще вне времени, внутри какой-то чудовищной временной петли. Чем это закончится, предугадать невозможно. У нас ничего не осталось, даже наших рюкзаков. Ни еды, ни оружия. Только серое небо, река и сопка Сестра. Даже удочки мы оставили внизу и, видимо, их уже не сможем отыскать. А я уже есть хочу. Ведь мы с тобой только позавтракали  утром с Унушу. Что же нам делать, как ты думаешь?
– Марина, попали мы с тобой в непростую передрягу.  Видимо, мы действительно находимся  вне времени и  надеяться нам на кого-то бесполезно. Сейчас в этом временном интервале только мы с тобой и более никого. Рассчитывать мы можем только на себя. К счастью, у меня остался пистолет с несколькими патронами. Я думаю так. Нам сейчас надо подняться на вершину Сестры и осмотреться. Может, эта петля времени имеет границы, и мы сможем выскользнуть из неё. А может, заметим вокруг  ещё кого-нибудь или что-нибудь? Но, перед уходом, надо бы  предать земле останки нашего друга. Давай перенесём  останки Унушу на сопку и похороним его  по обычаю предков рядом с его предшественником  дедушкой Таргу.
– Ты знаешь, Паша, я так не думаю. Мне кажется, не стоит тревожить останки  героя. Унушу погиб на боевом посту. Пусть этот окоп и будет его могилой.
Ребята  аккуратно засыпали остатки боевого окопа, сверху выложили камнями небольшую пирамидку, чтобы проще было отыскать захоронение  спустя сотни лет. При этом Паша обнаружил рядом с останками вождя  знаменитый нож Унушу из белого металла,  который  не тупился и резал абсолютно  всё. Этот нож был изготовлен  по подсказке волшебного талисмана далёкими предками дедушки Таргу, и передавался  в племени по наследству от вождя к вождю.
– Теперь я получил его в наследство, – печально  заключил Паша, пряча  нож  за пояс. Минуту ребята постояли на могиле Унушу,  а затем медленно побрели  на вершину легендарной сопки.


33. РАДОСТНАЯ  ВСТРЕЧА.

Подъём  на сопку занял не более часа. Ребята поднимались, не спеша, со стороны горы «Племянник», внимательно оглядываясь по сторонам, словно  стараясь найти отгадки на все мучающие их вопросы. Но по мере подъёма ничего не менялось. Не наступала ночь, и не разгоралась утренняя заря. Воздух словно  застыл неподвижным кристаллом, ни один листочек на деревьях не шелохнётся. Даже облака как бы застыли на месте, точно нарисованные на огромном сером холсте. Крутой подъём заканчивался.  Ближе к вершине  тропа становилась положе и менее заметной, теряясь в густой траве. Ребята уже почти поднялись на вершину, как вдруг Паша проворно отпрянул от тропы вниз и  упал в траву, знаком  приказывая  Марине сделать то же самое. Марина, шедшая за ним,  залегла и подползла к нему:
– В чём дело?– шёпотом спросила она.
– Там чья-то речь,– тихо ответил Паша. – Давай послушаем. А вдруг это монголы устроили засаду, или мало ли кто ещё может оказаться здесь  в этом непонятном времени.
Они залегли и стали прислушиваться. Вдруг чуть выше них  в кусты внезапно сверху свалились двое неизвестных. Ребята притихли, пытаясь разглядеть и понять, что же происходит вокруг. Эти двое тоже притихли, прислушиваясь к чему-то и совсем не замечая ребят чуть ниже себя. Затем они зашептались:
– Цыбуля, кто там? Что ты видел? – спросил один из них.
– А фиг его знает! – ответил второй.—Что-то огромное и лохматое. Может медведь, а может, леший какой. Лежи тихо. У них знаешь, какое чутьё и слух? За версту учуют. Вмиг слопают.
– Ну, надо же! – подосадовал первый.– От монголов удрали с тобой, Цыбуля, а к лешему на ужин попадём.
– Ничего, Штымп, глядишь, и побрезгуют. Авось мы невкусные. Худые да болезные, какой с нас навар.
Паша услышал их шептание и изумился. С кем  угодно он был согласен встретиться  здесь в безвременье, на вершине загадочной сопки, только не с  этими бестолковыми дружками-наркоманами.
– Марина,– прошептал он подруге,– это Цыбуля со  Штымпом, те самые наркоманы, которых Сашка  отлупил месяц назад.  Как они тут оказались, и что тут делают?  От кого-то прячутся, какого-то лешего боятся.
– Действительно, только их нам не хватало здесь в такой момент.
– Ладно, я сейчас  попробую выяснить у них, в чём дело.
Паша  бесшумно  пополз вверх  и осторожно тронул  Штымпа, лежавшего чуть пониже, за кроссовку. Последний этого явно не ожидал. С отчаянным воплем  перепуганный Штымп взвился свечкой и  скачками кинулся вверх, откуда он  с ещё более страшным криком:
– Мама, мамочка! – кинулся обратно, столкнувшись с  подскочившим от его крика Цыбулей. Не помня себя от страха, они   упали в траву и, закрыв глаза,  продолжали   кричать от ужаса.
Паша застыл  от неожиданности, не зная, что и делать. Он напряжённо смотрел вверх на тропу, пытаясь понять, кто же так напугал  трусливых наркоманов. В кустах наверху что-то зашевелилось,  зашелестела трава,  затрещали раздвигаемые  ветки, и внезапно среди них показалась добродушная улыбающаяся лохматая физиономия их друга Батти. 
Он поискал глазами источник шума, недоумённо покачал головой, затем его взор поймал изумлённый взгляд Паши.  Взгляд Батти остановился на Паше, затем он скользнул на Марину и счастливый  рёв огласил вершину сопки Сестра  под загадочным серым небосводом. Радостно рыча на всю округу, и колотя себя в грудь, он вышел из кустов  и направился к Паше. Рядом с Батти  в кустах мелькнула такая знакомая Сашкина физиономия, что Пашка тоже не выдержал, вскочил на ноги и с криком :
– Сашка! Сашка!– кинулся к другу  в объятия. Марина подскочила, пытаясь обнять необъятного огромного своего друга  Батти, но споткнулась об продолжающих лежать в траве дружков–наркоманов и свалилась бы  на них, но её проворно подхватил всё тот же  Батти.   
В это время  перепуганный Штымп, услышав посторонние крики и возгласы, открыл, наконец, глаза и, увидев над собой нависающую фигуру лохматого Батти, опять взревел благим матом и кинулся вниз с сопки, кувырком пролетая её крутые участки спуска. Где-то уже далеко внизу  услышал он призывные крики ребят и несколько опомнился.   Цыбуля же, перепуганный криками своего друга, лёжа в траве, совсем уж прощался с жизнью, как вдруг, открыв глаза, увидел счастливую физиономию Сашки-Рыжего, которому строил столько  пакостей в недавние времена, и тоже испугался. Но испугался он не Саши и его друзей, и даже не огромного Батти, а того, что друзья могут уйти отсюда, а его со Штымпом бросить здесь, среди неизвестности и  серого безмолвия.
Он  поднялся на колени и, обращаясь к прыгающим от радости встречи ребятам, заныл противным плачущим голосом:
– Ребята, как хорошо, что вы тоже здесь. Не бросайте нас, мы  больше не будем вам мешать.
Пашке надоело его нытьё. Он  подмигнул ему, по-дружески хлопнул  по спине:
–  Вы-то как тут очутились, горемыки? Уж чего-чего, а конопли здесь видимо-невидимо. Только  как экспорт «химки» наладить отсюда через восемьсот лет. Не придумали ещё?
Цыбулю всего передёрнуло.   
– А нам со Штымпом не надо конопли. И мака не надо. Колоться я больше  не буду. Штымп тоже «завязал» с наркотой.   Только возьмите нас  отсюда.
Паша кинул на кающегося наркомана недоверчивый взгляд.
 – Неужели  это  случилось? Ладно, поживём–увидим. Хватит ныть, вояка.  Иди, своего друга отыщи. А то ещё потеряется с перепугу. Как пакостить, так он самый храбрый, а чуть что, так он уже  далеко в кустах. Никуда мы не уйдём, и вас не кинем, потому  что ещё сами  не знаем, куда идти.
Счастливое свидание на вершине Сестры продолжалось. Пока Паша вразумлял   Цыбулю, Марина восторженно носилась  от Сашки к Батти и обратно, тиская их по очереди, и, казалось,  не вполне веря в происходящее.
– Батти, ты уже совсем здоров. А как же твои тяжёлые раны на груди? Когда ты их успел залечить?—приставала она к  добродушно улыбающемуся лохматому чудовищу. Но ответа она не успевала дождаться, потому, что уже подскакивала к Сашке, бросалась без памяти ему на шею и засыпала вопросами.
– Сашка,  где  ты с Батти  был всё это время? Почему  не подал нам знак, что у вас всё в порядке?  Мы уже не знали, что и думать. А что с нами было! Ты не поверишь, когда узнаешь. Паша, расскажи им, где мы были, и что с нами происходило.
Пашка тоже совсем растаял от внезапной радостной встречи.  Глупо и радостно улыбаясь, он переводил счастливый взгляд с Марины на Сашку, с Сашки  на Батти, досадливо морщился, глядя на Цыбулю.
– Да ладно,– отмахивался он от мечущейся между друзьями Марины. – Успеем наговориться. Давай в чувство немного придём. А то  толком сами ещё и не знаем, где находимся и что нам делать.
Наконец они успокоились, поднялись на вершину сопки, на которой через несколько  сот  лет установят металлическую топографическую пирамидку, уселись там на камни и впервые внимательно посмотрели друг на друга. Они не виделись всего двое суток, но перемены с ними были разительны. Сашка   почему-то здорово  вытянулся, почти догнав Пашу в росте, в нём появилась взрослая основательность и какая-то скрытая надёжность.
Пашка, наоборот,  раздался в ширину, несколько потемнел лицом, и у него появилась резкая морщинка  на лбу между бровями, результат сложных  раздумий.  Маринка заметила у него даже первую седую прядь на правом  виске, которая впоследствии всё же исчезла.
Маринка же стала  просто намного серьёзнее.  Прекратились её смешки и  приколы  с друзьями. Она за эти дни  вдруг осознала,  насколько мир сложнее тех милых детских представлений о мире, в котором хитренькие  зайчики прекрасно сосуществуют с коварными и хищными разбойниками-волками, и даже нередко побеждают их.   Её внимательный взгляд наполнился сочувствием к нуждающимся в помощи,   и ненавистью к  сильным мира сего, использующим свои немалые  возможности  лишь для унижения  себе подобных. Она начала понимать, что мир должен быть построен  только лишь  на  добре. А если это не так, значит в мире что-то неправильно, и его надо менять.
А Цыбуля со Штымпом  изменились более всех, но внешне это никак не отразилось на их тщедушных фигурках.  Однако смертельный ужас  монгольского плена настолько  поразил их, что позволил им полностью вырваться  из невероятно крепких  объятий «великого Геры». Уже вторые сутки они не курили анашу, не глотали никакие поганые «колёса», не кололи в тощие  вены  эту жуткую «химку», и это никак не влияло на их самочувствие. Они воспрянули духом, они уже могли прямо, не пряча взгляда, смотреть в честные глаза своих новых друзей, и это им самим очень нравилось. Бывшие хулиганы и наркоманы  впервые почувствовали себя такими же, как все, и это было очень здорово.
Один  Батти  совсем не изменился.  Он по-прежнему возвышался среди ребят эдакой тёмной огромной  лохматой горой, переводящей свой добрый взгляд с одного на другого, и спокойная  улыбка  не сходила с его лица.
Сейчас они сидели все шестеро вместе на вершине сопки Сестра, все такие разные, но они ощущали себя единым дружным сплочённым коллективом, способным на многое и пытались найти выход из своего странного положения.
  Каким-то  случайным колебанием  петли  времени все они оказались заброшены на многие сотни лет в далёкое прошлое своего края, очутились среди незнакомых  народов, оказались вовлечены в очень острые конфликты тех времён,  но они  нигде  не предали ни себя, ни друзей, не уронили чести ни своей, ни своего сложного времени. Им осталось вернуться домой. Но если бы они знали, как это сделать.
Они расположились на  вершине сопки. Перед  ними  чёрным провалом обрывались  отвесные скалы Сестры, под которыми  неспешно нёс свои воды в океан старик Сучан. Видимости с горы почти не было.  Все вокруг терялось в серой зыбкой дымке, за которой  лишь угадывались болота и сопки  по ту сторону реки. Странно было ребятам видеть эти давно знакомые места, где должен шуметь и бурлить  жизнью любимый город, такими пустынными, молчаливыми и загадочными.
Ребята молчали, захваченные этой волнительной картиной. Наконец Паша нарушил задумчивое изучение окрестностей.
– Сашка, объясни, пожалуйста, куда ты пропал вместе с Батти, и где вы были всё это время? Нам так не хватало тебя. Тут у нас такое было.
Сашка бросил взгляд на друга, улыбнулся и хлопнул по огромной спине своего лохматого соседа.
–  Да дело то всё в том, что это не я исчез, а  вы пропали куда-то из той пещерки, где мы нашли раненого Батти. Я так разозлился тогда на вас. Вдруг оглянулся назад, а вас и в помине нет. Выглянул из тупичка, опять никого. И тут  такое началось, что только благодаря Батти  я вернулся сюда целёхоньким. Почему-то после вашего исчезновения Батти сразу выздоровел, раны его стали затягиваться почти на глазах, и мы с ним тут же приняли бой с нуреками.
– Какими нуреками? Может, монголами?—перебила его Марина.
– Да нет, именно с нуреками. Они напали на нас сразу всем войском, взяли нас в плен, скрутили в тугой кокон. Мы едва спаслись  от них  с помощью атрибутки.
– Саша, ты что, глючишь, что-ли? Какой атрибуткой вы отбились, и от каких нуреков? – уже не выдержал Паша.
– Да нет, именно    атрибуткой, с острыми зубками, цепкими  коготками на  лапках. Нуреки их страшно боятся. Это Батти мне потом  объяснил. А были мы вовсе не здесь, а на соседней планете Алюка, населённой атрибутками и  нуреками. Я долго думал на эту тему и понял, что каким-то образом в той пещере соприкоснулись два параллельных мира — наш и планеты Алюка. И мы с вами оказались разделены космическим пространством в тысячи парсеков.  Мы с Батти оказался под лиловым солнцем, в багровом лесу, окружённые сотнями презлющих нуреков. Спасла нас вот эта миленькая атрибутка.
Сашка с гордостью   достал из кармана  обыкновенную белую крысу и важно показал друзьям. Марина тихонько взвизгнула от неожиданности. Паша посмотрел на грызуна с любопытством. Колька со Славкой  взглянули без интереса. Им в  глюках и не такое мерещилось.
– Это что, она и есть, твоя  презлющая атрибутка,– с сарказмом спросил Паша друга.
– Ты угадал, Паша,– вдруг пропищала крыска ему  в ответ.—Только я презлющая с нуреками. Вот уж кого терпеть не могу. Кто их только придумал, чучел эдаких.
Марина  взвизгнула  от восхищения.
– Сашка, она что, говорящая? Ой, познакомь меня с ней. Можно, я её в школу возьму на урок биологии. Биологичка точно в осадок выпадет.  И весь класс с ней тоже. 
Паша с ещё большим любопытством взглянул на крыску. Цыбуля  повернулся к своему другу:
– Слышь, Штымп, а у меня в глюках и не такое бывало. И шпалы говорящие случались. А с мебелью я вообще  частенько беседовал на отвлечённые темы.
– Так то в глюках,– многозначительно протянул его дружок.—Забудь об этом., а это всё в натуре. Ты погляди, Цыбуля, она  живая и настоящая. Она кусается?– спросил он с опаской у Саши.
– К врагам её свирепей никого не знаю. Нуреки стонали и выли  от неё. Кое-кто  успевал спастись бегством. Однако,  с друзьями она, наоборот, самая верная и заботливая, самая милая  и умная зверушка. Правда, Пилка? – спросил он крыску.
– Совершенная правда,– пискнула крыска и принялась отгрызать у Сашки пуговицу на рубашке.
– Вот это самый крупный её недостаток. Грызёт всё подряд. Я прозвал её Пилкой, когда у меня в карманах одна труха  осталась от всяких мелочей типа карандаша и расчёски, – добавил он и вынул из кармана остаток расчёски без единого зубца.
– Так её Пилка зовут? Пилочка, пойдём ко мне,– елейным голоском обратилась Марина к крыске. Та, сидя у Саши на плече, повернулась к Марине:
– Пожалуйста, только не надо нежностей. Не люблю. Я боевая крыса с неограниченными возможностями.
– Ой, да ладно, Пилочка. Мы с тобой должны подружиться. Все девочки должны  дружить друг с другом. Я  тоже боевая девчонка. Не веришь, спроси у ребят. В каких только переделках не бывали мы с ними, я ни разу не пискнула. Правда, ребята? – обратилась она к друзьям.
  Мальчишки согласно кивнули головами.
– Это точно, Пилка. Вы стоите друг-друга, – добавил улыбающийся Паша.—Маринка свирепых  монголов боялась не больше, чем ты, Пилка, твоих врагов нуреков.  Саш,  расскажи поподробнее.  Страшно интересная история у тебя получается.
Саша пожал плечами.
  – Ребята,  я всё это вам потом расскажу. Пяти минут всё равно будет мало. А больше у нас времени  нет. А вы-то как тут без нас с Батти?
Марина разочарованно  протянула:
– Ну, ты даёшь, Сашка! Какая-то Алюка, нуреки. А  у нас тут всё просто. Мы, как сумасшедшие, по пещере носились, тебя всё искали, монголов вместе с Унушу  громили, сами чуть голову не потеряли. То монголы перед нами   сабельками махали, то бандиты нам пистолетами угрожали. Несколько раз находили мы нашу «Марин Голд» и снова её у нас отбирали. Если всё рассказывать, дня не хватит. А  ты, значит, в это время   по чужим планетам разгуливал, нуреков атрибутками мочил.
Сашка усмехнулся:
– Да, разгуливал. А  вас-то как сюда занесло?—обратился он к Цыбуле со Штымпом, сидевшим   напротив  и слушавших их, буквально открыв рот. – В этом времени  «Герой» ещё не балуются. Подобную  гадость  не изобрели пока на этой молодой Земле. А коноплю отсюда поставлять в наше время вам  староста этих мест  не позволит. Правда, Батти? 
Он ласково шлёпнул Батти по спине. Йети  широко улыбнулся, открыв свои огромные клыки, грозно взглянул на притихших наркоманов, и согласно покивал головой.
– Батти  строгий. Батти видит. Нельзя.
Цыбуля покраснел.
– Ребята, вы простите нас со Штымпом. Мы больше не будем вам мешать. Мы уже не   наркоманы. Мы уже вторые сутки без «дозы», и нас вовсе не ломает. А как мы попали сюда, мы сами толком не знаем. Мы со Штымпом  убегали от сторожа в Институте  и влетели куда-то под кайфом, сами не помним, куда и как. Только очухались, а тут  на нас  ряженые прут, с пиками и луками. Мы думали, что кино снимают, а это монголы самого Чингисхана оказались. Они  нам бошки хотели отрубить за то, что мы травкой интересовались.  Мы со Штымпом  дёру дали, и сюда прибёгли. Вот и вся наша история. Но вот что удивительно.  С  того  самого  момента, как монголы сабли возле нас  оголили,  у нас как рукой сняло зависимость к зелью. Вот уже почти двое суток, как нас и не тянет, и дальше  не потянет. Я это чувствую, ребята, поверьте, больше эту гадость не то, что в вену, а ни курить, ни глотать, ни нюхать ничего больше не буду. Как отрезало у нас со Штымпом.? Правда?– спросил он напарника.
 Штымп  согласно закивал головой.
– Да, вот бы  всех наркоманов монгольскими сабельками попугать. Великая польза была бы миру от того перепугу. Ну ладно, если вы уже другие, тогда мы вас берём в свою компанию,– вступила в разговор Марина. – Но с этого момента у нас нет никакого Цыбули, а есть наш товарищ Коля Арапкин, и нет уже больше наркомана  Штымпа, а появился уважаемый Слава Дюбин. Так, ребята?
– Естественно,– поддержал подругу кратко Саша. – Но при условии, чтобы никто и никогда больше не слышал от вас про наркоту.  Иначе выгоним с позором.  Поклянитесь на этой священной вершине.
– Клянёмся, – поспешно  хором повторили мальчишки, глядя преданно ребятам в глаза. – А если мы нарушим клятву, то пусть нас покарает всеобщее презрение, –  закончили они клятву, потупив взоры.
– Нормально,– заговорил, наконец, долго молчавший Паша.— А  это, наверное, неплохой метод лечения от наркозависимости. Если всех наркоманов к Чингисхану отправить, то, может быть, мы избавились бы от этой дряни. Подумать следует над этим эффектом страха. Только бы нам  выбраться из  ловушки  домой. А то, что толку от наших  клятв и рассказов о былом.  Я, ребята,  обдумал наши приключения во времени и хочу высказать  свои соображения по этому поводу. Вы согласны меня  выслушать?
– Давай, «Лобачевский», мы все само внимание,– шутливо согласилась Марина. – А кого же слушать, как не тебя? 
– Так вот, дорогие коллеги.– Паша встал перед друзьями, взял в руки хворостинку орешника вместо указки и начал свою учёную речь:
–  В последние месяцы в этих местах  с нами произошло немало удивительного и загадочного. А всё началось, как вы помните, с обнаружения  нами на горе Сестра  чудесного камня-талисмана. История эта завершилась передачей волшебного  камня соседней звёздной цивилизации, очень нуждающейся в нём для своего спасения. Камень  исчез с нашей планеты, но, по всей видимости, оставил на ней какие-то очень глубокие следы. Талисман был потерян  именно в  этих местах  и пролежал в трещине на скале   около восьмисот лет в полной  изоляции. В безвестности для нас, но не для всех. Имея разумную природу и способность общаться на полевом уровне, наш талисман, видимо, каким-то образом вёл своеобразный диалог  с аналогичными фрагментами или субстанциями в нашем мире и невольно  нарушал временное поле в этом районе. Но, присутствуя здесь, оберег дедушки Таргу  регулировал эти процессы, стараясь не допускать временных аномалий и прорывов. Хотя, как вы знаете, иногда они всё же случались.
Однако, отбыв с планеты Земля на планету Эбола, он перестал регулировать остаточные процессы нарушения временного режима в районе горы Сестра. А мы тут как раз начали   поиски нашей незабвенной «Марин Голд». Оттого у нас начались удивительные приключения во времени. Временные нарушения, как вы знаете, имели  нестабильный характер. Различные прорывы во времени возникали то в одном месте, то в другом, но все они, как я выяснил, происходили строго в пределах   линий, соединяющих  этот чудесный талисман с другими обломками на  нашей планете.
Как вы помните, мудрец Афраний рассказал нам, что один из этих обломков хранится в настоящее время в государстве Израиль. А главный камень Мудрости—камень Шантамани, расположен в тибетских горах на горе Малый Кайлас, строго на юго-запад от нас.  Так вот, как раз на этой линии находится в нашем городе и всем известный  Институт. В подвале Института  как раз и возникло   пространственно-временное окно, позволяющее попадать через  него  в другие времена и пространства. Наши новые друзья, Коля и Слава тоже попали к нам из района Института.  Возможно, что этому ещё способствовала и  форма этого здания, чем-то напоминающая древние грандиозные строения. Что ещё немаловажно, как раз с этой линией, на отдельных отрезках,  совпадает древняя тропа, идущая снизу сюда на вершину. В последний  раз, как вы помните, после ночного бегства от монголов  в Институт  мы попали во времена  чжурчженей  как раз на этой тропе.
Поэтому, как мне кажется, если мы хотим вернуться в наше родное время, мы должны держаться этой тропы и ждать момента размыкания  временной петли. Но когда она  прервётся, я ещё не понял. Может быть, её нам придётся ждать несколько лет, а может, несколько минут. Я закончил свой доклад. Кто желает выступить в прениях?      
Паша замолчал и внимательно оглядел слушателей. Те, в свою очередь, удивлённо смотрели на него. Первой  не вытерпела Марина:
– Ну, Пашка, ты голова! Это же надо всё так изучить,  обобщить и изложить в пятиминутном докладе. Быть тебе академиком. Правда, если мы вырвемся из этой  петли.  А то, может быть, придётся нам до конца дней своих рыбу ловить в древнем Сучане.
– Паша, а какой вывод из всего сказанного можно сделать? – вступил Сашка в разговор.– Ведь нас в данный момент  интересует не глубокая теория, а примитивнейшая  практика. Как нам вернуться в своё время?  Вот ты предположил временную петлю в районе тропы. А ты не задумывался над тем, почему Марина в первом посещении прошлого попала во времена  вождя Таргу, а вы в последних контактах опоздали на полсотни лет и попали уже к старому вождю Унушу. А затем, после последней рыбалки внезапно сместились опять на несколько десятков лет вперёд.  Значит, происходит смещение временного поля в сторону современности. А нет ли ещё каких-либо  смещений поля, как ты думаешь?
Паша  удивлённо глянул на друга, на мгновение задумался, затем хлопнул себя по лбу:
– Сашка, ты тоже гений! Нас уже двое. Я совсем не подумал о закономерных смещениях поля, а ведь оно происходит.  Смещение поля обязано иметь место в связи с вращением Земли в галактическом пространстве. Кроме того, как я сейчас понимаю, здесь просто обязано  быть  вертикальное смещение времени. Друзья, мне кажется, я понял, как нам быть. Мы сейчас забрались на самую макушку временной петли и находимся в некой хрональной  ловушке, в точке так называемого  временного равновесия. И пока мы будем здесь, время для нас застыло в неподвижности  на какой-то неопределённой точке. Нам надо сдвинуть маятник времени в какую-либо сторону. Если мы поднимемся отсюда на вертолёте, то попадём в каменный век Приморья, на тысячи лет в прошлое. А если мы станем спускаться….
– Всё,  я поняла, Паша! Если мы начнём спускаться, то начнём сваливаться с временной  петли в сторону нашего века. Правильно? – радостно закричала Марина.
– Совершенно верно. Но при этом надо учесть, что есть случайные колебания петли времени. Они непредсказуемы, как правило. Именно так случилось с нами на рыбалке после стычки с монголами. Мы ушли на речку, но петля сделала скачок в сторону  и мы мгновенно оказались лет на пятьдесят старше времени Унушу. Так вот, я предлагаю немедленно  начать спуск с горы,  и одновременно начнётся наше возвращение сквозь время в наш век. Но предупреждаю. Во время спуска надо быть очень осторожными, чтобы не попасть в плен к враждебным племенам и группировкам. На каждом метре спуска  мы можем оказаться в опасном  окружении. Мы же не знаем, кого можем встретить на своём пути. Здесь могут нам встретиться  и другие, неизвестные нам племена аборигенов, и монгольские завоеватели, и хунхузы, китайские бандиты.  Так что, будем начеку.
Ребята согласились  со своим мудрецом Пашкой. Как бы то ни было, но спускаться всё равно надо. А какой такой  маятник, и куда он  качнётся, будет видно по ходу экспедиции. Не сидеть же тут, в самом деле,  на вершине, и ждать спасателей МЧС целых  восемьсот  лет. Ребята сгруппировались,  подтянули одёжку,  переобулись перед спуском,  и двинулись вниз по тропе.  Впереди пошёл проворный Сашка, за ним Паша с Мариной, затем двинулись новонаречённые   Колька Арапкин и Славка Дюбин, а замыкал шествие  их лохматый друг Батти. 


 34. СПУСК  СКВОЗЬ ВРЕМЯ.
 
Тропа  сначала шла по  скалистой бровке круто падающего бокового отрога сопки, теряясь то среди камней, то в  густом кустарнике и подлеске.  Затем она стала  постепенно выполаживаться, выделяясь всё более отчётливо и заметно. Видимо, ею здесь чаще пользовались.
–Знать бы кто,– подумал Сашка.
Спуск проходил спокойно и скучно. Но по мере спуска небо стало светлеть, в дымке появились голубые окна, а, спустившись на полсотни  метров, ребята внезапно увидели яркое летнее солнце, и почувствовали звонкий летний зной, от которого успели отвыкнуть в серой мгле безвременья. Саша шел впереди, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к окружающему лесу. Ничто не предвещало опасность, как  внезапно  из-за  упавшего возле тропы  огромного старого кедра  на тропу выскочили два быстрых монгола с натянутыми луками, что-то завизжали яростно на своём восточном языке,  и две стрелы со свистом прошили пространство возле  ребят. Саша отскочил в сторону, оглянулся на идущих следом друзей и крикнул :
– Ложитесь!  Батти, вперёд! Дай им перцу.
Ребята послушно скатились  под прикрытие  кустов, а шедший в конце отряда Батти   выдвинулся вперёд,  заревел страшным рыком, поднялся во весь рост и широким шагом пошёл на монголов, ломая  в ярости молодые деревья  и бросая их во врагов. Нападающие опешили. Такого ужаса они никогда  не знали и не видели в своих степных набегах. Сам царь лесной шёл на них, бешено  рыча и  ломая  деревья как хворостинки. Побросав луки и копья, они  кинулись к своему войску, крича о нашествии лесного чудища, и пропали в лесу. Ребята поднялись, подбежали к Батти:
– Батти, какой ты страшный в ярости. Если бы мы не знали тебя, у нас тоже душа в пятки спряталась бы. А они, наверное, от испуга уже где-то  в монгольских степях несутся быстрее ветра. 
– Это те самые монголы, которые нас казнить должны были. Они всё ещё нас  ищут  в этом лесу, – зашептали побледневшие  бывшие наркоманы  Коля и Слава. – А если они вернутся с подкреплением? 
– Нам надо без промедления спускаться дальше вниз. Необходимо пройти как можно скорее этот интервал тропы, в котором могут быть монголы, – озабоченно сказал Паша.
Ребята торопливо  продолжили спуск.  Проложенная в траве ниточка  тропы, несколько раз поплутав в тёмном  лесу,  выскочила внезапно на большую  солнечную поляну. Яркое солнце ударило в лицо, на мгновение ослепив ребят. Когда зрение восстановилось, они увидели напротив плотную шеренгу монгольских воинов. Свирепые азиатские воины держали их на прицеле. Сотни стрел были устремлены на них.  Скрыться не было ни малейшей возможности.
– Ребята, спокойно.—Паша  широко улыбнулся врагам.—У меня в пистолете остались последние  три патрона. Сейчас я его выхвачу, и с первым выстрелом все прорываемся вниз. Нам надо опуститься всего на несколько метров, чтобы выйти из опасного времени монгольских атак.  Ниже они нам уже не опасны.
– Вперёд!—скомандовал он, и выхватив пистолет, выпалил по врагам поверх голов подряд три оглушительных залпа.  Гром и дым от выстрелов сделали своё дело. Монголы оцепенели, многие бросили оружие, кое-кто упал на колени перед неведомым оружием.
Пользуясь сумятицей в войске противника, ребята дружно, что было сил, кинулись вниз по тропе, прямо сквозь шеренгу азиатских  воинов, ещё не опомнившихся от невиданной стрельбы. Прорыву вновь очень поспособствовал бегущий замыкающим Батти, по-прежнему наводящий ужас на врага.   Кто-то из монголов попробовал воспрепятствовать прорыву, но был тут же сметён его могучей десницей. На глазах изумлённых врагов Батти сломал молодую ольху и тут же перекусил её своими могучими зубами, что вовсе  повергло врагов в мистический ужас.
Несколько секунд всего понадобилось  отважному отряду, чтобы прорваться сквозь строй врагов и скрыться вновь в лесу. Сзади слышались  визгливые команды командиров, посылающих  погоню, но они были всё глуше и тише, пока не стихли совсем.  Пробежав ещё немного, ребята устало упали на траву. Сердце колотилось в грудной клетке паровым молотом. Сказывался и страх перед врагами, и стремительный бег по тропе.
– Всё, будем надеяться, что мы проскочили   время набегов Чингисхана. – Паша  тоже говорил с трудом, протирая очки и оглядывая друзей.—Это был их последний натиск.. Чжурчженей в здешних местах после них почти не осталось. Вряд ли мы сейчас кого-нибудь встретим на таёжной тропе.  А внизу  нас уже заждался    милый и желанный двадцать первый век.
Но через несколько десятков метров  на тропу  перед ними вдруг выскочил крупный разгневанный тигр. Он перегородил нашим путникам тропу, его хвост нервно  бил по стволу  старого кедра, а из пасти слышался грозный сиплый рык. 
– Ой,– тихо сказала Марина, отступив на шаг назад и прижавшись к Паше.– Он не пускает нас домой.
– Спокойно,– прошептал  Паша.– Не злите хозяина тайги. Может, он сам поймёт, что мы ему не опасны, и отпустит нас.
Ребята застыли на тропе  неким лесными изваяниями. Но тут, легонько раздвинув ребят,   вперёд опять вышел  Батти.  Он вытянулся  во весь свой более чем двухметровый  рост, поднял лицо в небо и издал громкий тягучий крик. При этом его огромные кулаки стучали в грудь, а пасть жутким  оскалом пугала  даже застывших в оцепенении ребят.
Тигр  удивлённо кинул взгляд на лесное чудовище,  пригнул голову, поджал хвост, как провинившийся пёс, и стыдливо  нырнул  в тайгу, освободив  проход по тропе.
Ребята повеселели. Паша хлопнул Батти    по плечу.
–Батти, друг, как ты заставил тигра отступить? Что такое ты ему сказал?
Батти широко улыбаясь, ответил:
– Я сказал, это моя земля. Вы мои друзья. Тигру стало стыдно. Он ушёл в тайгу.
– Молодец, Батти, – порадовались ребята. – С тобой  в разведку спокойно можно идти. 
И ребята продолжили спокойный  спуск к морю. Тропа вскоре  пошла  по  пологому хребтику  в бухту Лашкевича. Сверху  открылся давно знакомый  вид на залив Америка, ещё девственно пустынный, с незаселёнными  берегами и  стадом непуганых оленей на берегу. Ни стука топора, ни паруса на бухте, только ранний рёв изюбров в таёжных зарослях, да шуршание охотившихся на лещину бурундуков  в траве.
  После очередного поворота ребята сквозь листву деревьев  увидели, как в бухте мелькнуло что-то белое. Они вышли на полянку и неожиданно увидели удивительную картину.
Среди поднимающихся вверх клочьев  тумана   на голубом  зеркале залива словно  парил в невесомости  белоснежный красавец парусник. На его гафеле реял белоголубой российский андреевский флаг. Ребята видели корабль  столь отчётливо, что даже  смогли прочесть на его борту надпись славянской вязью – «АМЕРИКА». Корабль стоял как раз напротив них, в том районе, где скоро появится русское поселение, названное в честь этого корабля и залива  деревней «Американкой». Было видно, как с корабля   спустили шлюпку, и матросы, споро и слаженно работая вёслами,  быстро  пошли на ней  к берегу.
– Ребята, а ведь это корвет «Америка», открывающий нашу бухту, которую сегодня и навсегда назовут «Находка»,– ахнула Марина.—Давайте побежим туда, помашем им и покричим. Мы им расскажем, какую прекрасную бухту они открыли, и какой замечательный  город Находка здесь будет через сто сорок лет.
– Не надо бежать и кричать. Они нас всё равно не услышат, – остудил Марину Паша.— Едва мы опустимся на несколько метров ниже, как попадём в другое время, и будем наблюдать совсем  другие события.  Нам необыкновенно повезло, что мы увидели момент открытия нашей знаменитой бухты. Самое  начало российского  освоения этих пустынных берегов. Это значит, что мы уже спустились во времени до середины девятнадцатого века.
–Подумать только!– тихо добавила Марина.– Это время молодого Льва Толстого, Достоевского. Где-то там, в России ещё не родился Ленин, а Циолковский  под стол ещё пешком ходит.
Ребята двинулись далее вниз, внимательно осматривая окрестности.  С каждым новым метром вниз им сверху открывались всё новые подробности.
– Ребята, смотрите, на берегу  бухты, в районе «Волны», уже посёлок построили. Там жизнь кипит, повозки снуют туда-сюда. Пароход в бухте дымит, сгружают что-то. Смотрите, смотрите, коров с корабля сгружают.
Марина не успевала освещать происходящее.
– Это переселенцев привезли из России.   Финскую факторию открыли, жизнь на вольных землях налаживаться стала,—пояснил Саша.—Тихо, слышите, что-то поскрипывает. Вроде бы телега где-то едет.
Ребята прислушались. Точно, где-то недалеко тихонько погромыхивала телега с монотонно поскрипывающим плохо смазанным  колесом.
– Ребята, это, наверное, кто-то из поселенцев в лес  отправился, может по дрова. Давайте встретимся с ними. Узнаем,  кто это, как они живут и чем занимаются,– догадалась Марина.—Это же не монголы, чего нам их опасаться.
– Ну, за дровами сюда никто не поедет. Их там у них под боком хватает. А вот кто и зачем сюда отправился, мы сейчас без всяких трудов  узнаем,– вставил Сашка.– Мы же стоим как раз на дороге, на которой сейчас эта телега и появится.
Друзья  стояли на проложенной в лесу тропе-дороге. На влажном грунте были заметны глубокие следы  узких тележных колёс. Жалобное  поскрипывание  становилось всё ближе и ближе, и, наконец, из-за поворота показалась медленно плетущаяся   серая в яблоках  лошадь, лениво тянувшая старую, расхлябанную  телегу. На телеге, раскинувшись на соломе, полулежал  в стареньком зипуне молодой парнишка. Он сладко дремал, разомлев на солнце. Лошадь дотащила телегу до стоящих на обочине дороги ребят  и послушно  стала возле них,  потянувшись за сочной травкой и обмахиваясь  хвостом от надоедливых мух.
Парнишка, не открывая глаз, в полусне, лениво протянул:
– Но,  стылая!
Однако  лошадь и ухом не повела, пощипывая травку. Парнишка удивился подобному непослушанию и открыл глаза. Увидев стоящих перед ним пятерых незнакомых странных  ребят и Батти  с ними, он  тотчас закрыл глаза, решив, что это ему всё снится в дорожном   кошмаре. Затем он снова  приоткрыл один глаз, и вновь заметив их, вдруг присел в телеге  и заорал благим матом:
– Тятя, тятя, леший, леший! 
Саша подошёл к нему, похлопал по плечу :
– Чего кричишь? Какой леший? Мы такие же люди, как ты. А это наш товарищ  Батти. Он самый обыкновенный  йети, снежный человек по-нашему. Ты его не бойся, он добрый.  Сам-то чей, откуда будешь?
Парнишка перестал кричать, но начал хлопать глазами, переводя взгляд с одного на другого, но постоянно задерживая испуганный взгляд на их лохматом  друге.
Марина кивнула Батти:
– Батти, он очень тебя испугался. Скажи ему что-нибудь, пусть успокоится.
Батти  широко улыбнулся, подошёл к подростку, положил свою лохматую руку ему на плечо, отчего тот чуть не выпрыгнул из телеги.
– Иван хороший, смелый. Батти  Ивану друг. Батти  Ивану помогать.
Парнишка  вдруг улыбнулся и облегчённо вздохнул:
– А я думал, ты лешак. А ты ряженый, пугач, значит. Да ладно, я не из пужливых.   Мы с батяней, значит,  тут зимовьё строим. Зимой зверя брать будем.  Барковы мы, уж десятый год тута живём. Хорошо тута, земли и леса вволю. А я думал, он точно леший. А откель он знает, что меня Иваном кличут? – вдруг вскричал он удивлённо. Затем парнишка  озадачился сомнением :
– А вы чужие совсем, но по-русски гутарите.   Вы не шпиёны ли японские? А то говорят, скоро с япошками воевать будем. У нас начальник фактории  строгий очень. Говорит, по лесу ходите, что нового увидите, мне докладайте. Дак откуда вы такие, не нашенские вовсе.  Может, спедикция какая?
Марина его успокоила.
– Это точно, мы такая экспедиция, из города Находка. Не слышал о таком? 
– Не, знать не знаю. И не слыхивал. У нас вот город стали строить, Владивосток, семь дён от нас по новой дороге. А ить бухта у нас, вот Находка, точно. А деревня наша Американка. – Он горделиво  заулыбался, стрельнув глазами на Марину.–  Такая гарная деревня. Вот девиц только  маловато. А так всего вдоволь. И зверя, и птицы. А рыбы! – Он зацокал языком, прикрыв глаза от восхищения. – Каменка летом прям кипит от краснухи. Плохо только, собаки её не едят. Залив наш Америка называется, по деревне, значит. А города  Находка, такого здесь нет.  Это  где же такой город?
– Это точно, Ваня, пока такого города здесь нет, – вмешался в разговор Паша.–  Но он будет здесь через сто лет. Вот тут, Ваня, ляжет длиннющий мост через реку, дорога железная пройдёт на Порт Восточный, корабли со всего свету будут грузиться у вас в бухте. Всё это будет благодаря  тебе, Ваня, батьке твоему, другим русским людям, которые пришли в этот край навсегда. Ну ладно, Иван, трогай, отец, поди, заждался в лесу. Передай батяне твоему и всем жителям Американки благодарность от жителей будущего города Находка  за то, что они первыми так удачно  освоили эти далёкие земли. А леших в лесу не бойся. Они  добрые, и всё про всех  знают.  А нам тоже пора  в путь отправляться.
Ребята пожали руку ошарашенному  Ваньке, тот дёрнул вожжи, громко  прикрикнув на лошадь. Она нехотя оторвалась от придорожной травки, недовольно помахала головой, но подчинилась строгому окрику кучера,  и медленно  потащила телегу дальше по лесной узкой дороге. Но до самого поворота Ванька всё смотрел  назад на них, пытаясь понять, кого же он встретил в лесу, и что же об этом  он расскажет сегодня вечером соседским пацанам в деревне.
Ребята продолжали спускаться по тропе, замечая всё новые изменения  в окружающей местности.  
– Там на берегу уже дом строят, кирпичный, на века. – Паша присмотрелся. –Так это же портпункт строят в устье Сучана. Этот дом  и сегодня ещё стоит там. Магазин в нём сейчас. А в бухте вон уже  сколько пароходов стоят, разгрузки и погрузки ждут. 
– Это уже тридцатые годы, – мрачно пояснил Паша. – Это суда-зэковозы, на Чукотку и Магадан грузятся, конвойный груз берут.
Несколько минут  спустя бухту заволокла  туманная белёсая дымка, сквозь которую едва угадывалось  солнце. Спуск  стал совсем пологим, тропа расширилась, идти стало легко и приятно, как в городском парке. Вдруг оглушительный взрыв потряс всю округу. Огромный столб огня и дыма встал в бухте в районе мыса Астафьева. Небо заволокло чёрным дымом, в море   посыпались  с неба шрапнельные осколки, а потом начал идти  мелкий чёрный дождь с копотью. Батти  от неожиданности как-то нехорошо рявкнул, и вопрошающе взглянул на друзей.  Ребята грустно и понимающе   переглянулись.
– Мы уже в сорок шестом   году,– промолвил Паша. –  Это «Дальстрой» рванул. Тысячи тонн аммонита для магаданских приисков. Сотни человек погибли разом. Очень многих не нашли совсем.  Самая страшная трагедия для нашего города.
– Там мой дед погиб,– печально вымолвил Коля Арапкин, в недавнем прошлом просто  «Цыбуля».— Он  механиком отличным был, и его послали на этот пароход отрегулировать клапана  в двигателе. Как пожар случился, он не успел убежать.
– Да, говорят, чайки в бухте  с неделю рыбу не ловили, с воды не поднимались, – добавил Паша.—Беда  для  нашего небольшого города случилась  огромная, небывалая. А ведь кое-как её всё-таки  пережили.
– Потому что дружно жили,– вставила печально Марина.– И в горе, и в радости всегда вместе. Свадьбы играли всем посёлком. Орденам и медалям радовались дружно  всем заводом. Мне моя  знакомая  журналистка Валентина Васильевна рассказывала.
– Зато сейчас каждый за себя,– грустно добавил Сашка.
Они продолжали медленно спускаться с сопки.   Местность вокруг стремительно  менялась, приобретая всё более знакомые черты.
– Смотрите, а  там уже насыпь ведут, железную дорогу в город тянут. Сначала до станции Находка, а там и далее проведут.
–  Мост стали строить через Сучан на Порт Восточный.
–На «Волне» дом Правительства  возводить начали.  Сейчас там Институт находится, где мы были недавно.
Они уже почти спустились до самого подножия сопки. Видимость стала похуже в густом перелеске. Тропа свернула по отлогому  спуску в бухту Лашкевича. Было жарко, но ветерок с моря  сбивал дневную духоту  и навевал вечернюю прохладу. Солнце клонилось к вечеру, нависая над возникшим из глубины времени городом. Откуда-то издалека послышался пронзительный гудок электрички.   Паша обернулся к Саше:
– Сколько на твоих «Командирских» набежало?
– Без четверти семь.
Паша вдруг резко  остановил их :
– Всё, ребята,  поздравляю вас. Мы, наконец, вернулись в своё родное время. Смотрите, сейчас петля времени должна свернуться.
Ребята обернулись на сопку. Она предстала перед ними какая-то  чужая, странная, вся в матовом дрожащем мареве, сквозь которое едва просвечивали её лесистые склоны.  Откуда-то сверху послышался  чуть слышный тонкий звон. Ребята с удивлением увидели, как матовое марево стало стремительно сокращаться, поднимаясь к вершине, открывая  привычные склоны такой знакомой  сопки. На вершине сопки марево сомкнулось в яркую точку и исчезло.
– Вот и всё,– грустно сказала Марина. – Когда теперь прошлое  опять откроется для нас?
– Вы знаете, ребята,– с грустью добавил Паша. – Я  заметил, что временные эффекты, связанные с нашим талисманом, постепенно слабеют. Если  раньше они случались в районе старинной тропы едва  не каждый день, то сейчас это случается гораздо реже. Видимо, скоро они могут исчезнуть совсем.
– Да, наверное, нам придётся в дальнейшем путешествовать в прошлое лишь в воображении,– прибавил Сашка. – Ну, и довольно. Сколько можно бегать по пещерам и тропам, спасаясь то от монголов, то от бандитов. Нам следует поскорее домой добираться. А не то  опять невзначай какая-нибудь случайная петля забросит нас неведомо куда. Сейчас  выйдем на трассу, и на автобусе в город. Марина, деньги на автобус у нас найдутся? Не то придётся до города пешком добираться. А мне уже невмоготу. Так соскучился по дому, по горячей ванне и даже по телевизору.
– Наберём мелочишку. Монголы не успели добраться до нашей заначки. А почему ты, Паша, решил, что мы уже дома?
– А это очень  просто. Дневная электричка из Владивостока  как раз в это время проходит Голубовку, и всегда там  гудок даёт без четверти семь. Сейчас этот гудок совпал по времен с Сашкиными часами. Значит, мы вернулись  в своё  родное время. Ну, нам пора трогать.
– А как же Батти?– ахнула Марина.
Все ребята разом обернулись к Батти. Марина едва не заплакала, обнимая его лохматую могучую грудь.
– Батти, милый, пошли с нами в город. Мы тебя у себя в школе  поселим, комнату тебе  выделим. Сторожем устроим. Вот и не будут  больше хулиганы никогда стёкла в школе  бить ночами. Ты только ночью выйдешь в школьный двор, а хулиганы уже будут где-нибудь на первом участке. Пошли с нами Батти, дружок.
– Точно, Батти,– поддержал Марину Паша.—Мы к тебе учёных пригласим. А то они столько лет впустую   спорят, есть  снежный человек  в природе,  или его нет.  Мы им тебя представим в самом натуральном виде. Хотя, какой ты снежный человек?  Ты просто такой же человек, только чуточку другой,  добрый и лохматый.
– Вот-вот,– вмешался Саша.–  Они из него мигом  сделают экспонат, хорошо ещё, если не музейное чучело.  Нет, ребята, Батти – свободный гуманоид сразу  нескольких параллельных миров. Это он у нас такой тихий и застенчивый. Вы бы видели, как он  на  планете Алюка с нуреками  воевал. Нет, он живёт своей  интереснейшей  жизнью, а учёные пусть ещё потренируются на лягушках. Его тяжело ранил Дэн тогда в пещере, и если бы не мы, то плохо ему пришлось  бы тогда. А на Алюке он очень  быстро выздоровел, и, в свою очередь, если бы не он, мне пришлось  бы там совсем дурно. Однако, нам надо трогаться в дорогу. Темнеет уже.   Батти, прощай дорогой. Больше не попадай под пули врагов.  Скоро наш  автобус подойдёт. А ты куда сейчас двинешься?
Батти  широко улыбнулся всем  набором острющих зубов.
– Батти домой.   Батти пещера. Батти  охранять.
Улыбающееся лохматое чудовище  бережно обняло всех ребят по очереди, погладило притихшую  на руках у Марины Пилку, и медленно вразвалочку двинулось обратно в лес, направляясь к тропе, по которой они только что  спускались с вершины. Ребята грустно смотрели ему вслед, пока он не скрылся в плотной зелени  леса. На границе леса Батти остановился, обернулся к провожающим и прощально помахал рукой.
Ребята дружно помахали ему в ответ и  бойкой стайкой двинулись по дороге к трассе, когда с удивлением  заметили впереди себя на обочине дороги  на небольшом пеньке сидящего  спиной к ним человека в  шортах,  светлой тенниске и сандалиях на босу ногу. Человек сидел спокойно, расслабленно, и, казалось, без всякого интереса смотрел на Сестру, над которой клубилось лёгкое облачко. Это было очень странно, и ребята насторожились. Этого человека не было здесь всего минуту назад. Откуда он тут взялся? Тем более, что было в этом странном человеке что-то очень знакомое, притягивающее внимание, не позволяющее отвести от него взгляд. Когда ребята приблизились к нему, он обернулся, и дружная  команда разом ахнула. Перед ними на пеньке  в облачении простого отдыхающего, в обыкновенной белой панамке, сидел лукаво улыбающийся Аркад. Заметив, что ребята его узнали, он привстал и  шагнул им навстречу:
– Здравствуйте, молодые  люди. Вот и завершилось ваше очередное приключение в других временах и мирах. Мир, как вы уже убедились,  очень разный. Постоянно в нём лишь добро и истина. Но, как вы поняли,  достичь истин и совершать добро всегда труднее, чем жить во лжи и  бездушии. Вы прошли очень нелёгкие испытания. Временами Шамбала  даже волновались за вас. Выдержите ли вы их, не сломают ли вас жестокие условия монгольского плена, а Сашу –– его невероятные приключения на Алюке. Но вы в очередной раз одержали очень важную  победу. Мы рады, что не ошиблись в вас.
– Ой, Аркад, мы так рады вас видеть,– встрепенулась Марина.– Нам действительно было нелегко. А вы, значит,  всё знали про нас?
Аркад  чуть заметно улыбнулся.
– Нам положено знать многое. Но всё не знает никто.
–Уважаемый Аркад,– чинно обратился к  внезапному   гостю Паша. –  А как  понять те странные временные аномалии в этом районе, которые определили наши приключения.
Аркад   окинул ребят внимательным взглядом и остановил его на Паше:
– Ты, Паша, в принципе правильно объяснил причины всех  временных сдвигов в районе сопки Сестра, ставших причиной многих странных событий. Действительно, фрагмент древнего биоспутника нарушил в этом районе чёткую хронологическую последовательность, в результате чего стали возможны случайные наложения  разных потоков пространства-времени. Максимально эти явления  проявились именно  в районе древней тропы, в зоне непосредственного влияния  талисмана  Таргу.
Когда энергетические векторы поля  талисмана Таргу  в районе тропы и Камня Шантамани в Шамбале совпадали, то по этому направлению возникали временные окна прорыва времени, куда случайно попали Матвеич и ваши новые друзья Коля и Слава. Однако, эти прорывы контролировались нами,  не таили в себе особых  опасностей, и мы позволили этим явлениям  развиваться самостоятельно, постепенно затухая. Под мощным воздействием стабильного хронополя эти аномальные явления  вскоре полностью прекратятся.  Но это не значит, что ваши приключения закончатся.  Знайте, друзья, что вам  предназначено в недалёком будущем выполнить ещё одно  очень важное и сложное поручение Шамбалы.  С ним   сможете справиться только вы. Но это будет только следующим летом, а пока  я лишь пожелаю вам хороших отметок в новом учебном году. По-моему, эти каникулы скучными у вас не были? – закончил он лукавым вопросом.
– Ой, Аркад, – спохватилась  Марина. – Что только с нами не происходило. Но в   самые тяжёлые моменты наших приключений мы где-то в  глубине души надеялись, что Шамбала  не позволит нам совсем пропасть среди жестоких монголов или циничных бандитов. Спасибо  вам за поддержку.
– Конечно, мы наблюдали за вами, но были моменты, когда даже мы могли не успеть на помощь. Поэтому могу  вам посоветовать на будущее, уж если рисковать, то разумно, со смыслом. Ну, вам пора, автобус уже на подходе. Да и я подзадержался у вас  несколько. У меня возникли срочные дела в древнем Вавилоне. Строители там опять напутали с возведением  знаменитой Башни. Как бы не опоздать. Прощайте, друзья.  До новых встреч.
Аркад повернулся, собираясь уйти, но внезапно  обернулся опять к ребятам и посмотрел на Цибулю и Штымпа:
– Вы, молодые люди, не сдавайтесь. Вы сами решили изменить вашу жизнь и будьте в этом последовательны. А у ваших  врагов  вскоре появятся крупные непрятности.
– Аркад, подождите, не уходите, – взмолилась Марина.– Скажите, пожалуйста, а что случилось с той золотой статуей, которую отобрали у нас бандиты? Где можно её отыскать? Ведь она наша. Нам её сам Унушу подарил.
– А это, ребята, ваша проблема,– усмехнулся Аркад. — Вам её и решать.
– Аркад, – взмолилась Марина, – последний вопрос можно я задам. Где я вас раньше могла видеть? Это не даёт мне покоя уже столько времени.   
Аркад внимательно взглянул на Марину, затем на ребят и задумчиво изрёк:
–  Будьте  просты, как голуби, и мудры, как змии, юные  мои друзья.     О, смотрите, гроза начинается, надо поспешить, – добавил он торопливо, показывая рукой  на приближающуюся из-за Сестры чёрную грозовую тучу. Ребята кинули туда взгляд, а когда отвели его, то рядом с ними уже никого не было.
– Вот здорово,– восхитилась Марина. —  Только что был здесь, а сейчас уже в невообразимо  далёком от нас  древнем Вавилоне гуляет в висячих садах царицы Семирамиды. Когда же мы сами научимся так перемещаться в пространстве и во времени?
– В своё время научимся,– буркнул Паша.—Ты только представь, что будет, если в наш век постоянных войн и террора кто-то получит такую возможность на перемещение. Он  же станет хозяином планеты, и я не уверен, что он будет хорошим хозяином.
– А как понимать его последнюю, такую  странную фразу? – спросила Марина. – Мне кажется, что она из Библии.
– Мне тоже,– заметил Паша.– Это слова Иисуса, но не помню,  по какому случаю. 
– Похоже, – добавил Сашка. – Однако хватит философствовать. Давайте энергичнее  работать ногами, если не хотите промокнуть под грозовым ливнем.
Ребята поспешили к дороге. Обещанный Аркадом автобус не заставил себя долго ждать. Лишь они вскочили в него, как по крыше  застучал быстрый косой дождь, а по окнам почти горизонтально поплыли бойкие чистые струйки, сдуваемые встречным потоком воздуха. Ребята ехали молча, обдумывая последнюю встречу, а Марина всё пыталась решить давнюю свою задачу — где же она уже видела однажды эти пронзительные чёрные глаза и спокойную мудрость необыкновенно  выразительного лица Аркада. Но вспомнить этого она всё никак не могла.
Автобус быстро домчал ребят до «Бархатной», где наша троица, тепло попрощавшись с бывшими наркоманами, следовавшими далее до Пограничной, выскочила на политую стремительным грозовым дождиком  улицу. Вскоре наша весёлая компания уже шагала по улице красного комиссара Постышева, удивляясь тому, что тут всё осталось, как было, несмотря на  все их невероятные приключения. 
У Марины в кармане осталась ещё кое-какая мелочь. Ребята забежали в своё любимое  «Бистро» и выбежали оттуда с  вафельными стаканчиками, наполненными вкуснейшей студеной нежностью – обычным  сливочным пломбиром.
Наслаждаясь этим лакомством, они дворами вышли на Озёрный бульвар и собирались прощаться, как вдруг Паша громко сказал:
– О, вот так встреча. Вы посмотрите, кто идёт?
  Ребята обернулись, и Марина тоже сказала :
– О, вот это да! — И побежала навстречу  невысокому худенькому старичку, неторопливо переходившему дорогу у бывшего дома  Быта.
– Это кто? – спросил Сашка у друга.
– Это недавняя легенда нашего пещерного быта,– пояснил Паша и тоже подбежал к Матвеичу, уже остановленному Мариной, и тискающей его в радостных объятиях.
Марина радостно щебетала, продолжая тормошить старика:
– Иван  Матвеич, я так рада вас видеть. Мы так переживали за вас. Куда вы исчезли с этими бандитами? Куда подевалась наша «Марин Голд»? Как здорово, что вы живы и здоровы, и что мы вас встретили!
Паша тоже пожал старику руку.
– Очень рад видеть вас, Иван Матвеич. Рассказывайте, как вы с ними разобрались? Куда они девали нашу золотую «куколку»?
Ребята действительно были очень рады. Они буквально затискали старика, который, как ни странно, оставался совершенно невозмутимым, и даже несколько удивлённым. Он ошарашено переводил взгляд с Марины на Пашу и обратно, что-то мучительно пытаясь сообразить. Наконец, вымолвил:
– Здравствуйте, молодые люди. А о чём, собственно, я должен вам рассказывать? Что-то я вас не помню. Вернее, припоминаю, что видел вроде бы вас как-то  на вахте в Институте. А с кем, простите, я должен был  разбираться?  О какой куколке вы хотите узнать? Я сегодня с вахты, но вроде бы у нас всё спокойно прошло. Что вы имеете в виду?
Марина с Пашей недоумённо смотрели на старика.
– Иван Матвеич, вы что, нас совсем не помните? Вспомните, как мы с вами в пещере под Сестрой воевали с монголами, с бандитами разбирались. Как вы потом ринулись за похитителями «Марин Голд» и пропали вместе с ними.
Старик недоумённо смотрел на них:
– Вы что-то путаете, молодые люди. Какая пещера, какие монголы? Я простой вахтёр, никогда ни в каких пещерах не был,  и сейчас спешу домой. Меня в Институте и в милиции замучили какими-то глупыми вопросами, а тут  ещё вы появились.  Вы уж извините, но меня ждут.
Старик ещё раз внимательно посмотрел на ребят, пожал плечами, виновато улыбнулся и продолжил свой путь.
Марина взглянула на Пашу:
– Паша, мы не ошиблись? Это действительно он?
– О чём  речь, Марина? Это Иван Матвеич собственной персоной, вахтёр Института, как он сам тут нам подтвердил. Но почему-то он ничего не помнит о наших совместных приключениях. Или у него случай банальной  амнезии, или кто-то наложил вето на ту информацию, которую он вынес из подземелья.
– Паша, а может, он просто лжёт. Вдруг он знает, где спрятана «Марин Голд», и пудрит нам мозги своей потерей памяти.
– Да нет, Марина, он  простой и честный человек. Видимо, он действительно ничего не помнит из того, что было в пещере. Тогда наша задача помочь ему в этом. Странная получается картина. Ладно, разберёмся  потом.  А сейчас по домам. Наши родители совсем потеряли нас. Встретимся через пару  дней, когда придём в себя. А Пилка пусть побудет у тебя, Марина. А то мой братишка задёргает её, и всем разболтает об этой чудесной подружке. А нам излишняя огласка ни к чему.
Ребята пожали друг другу руки, ласково погладили  на прощанье огорчённую расставанием Пилку, и разошлись по домам.


35.  ИСЦЕЛЁННЫЕ  СТРАХОМ.

Цыбуля и Штымп вышли на своей остановке, оглядываясь по сторонам, словно не узнавая своих родных и знакомых мест. Всего несколько дней они отсутствовали, но после  пережитых  событий  родной город им казался совершенно другим. Они уже давно не смотрели на свой город вот так прямо и открыто, с добрым интересом. Прежде они всегда видели его из-под опущенных век, потому что их мысли  постоянно были   заполнены тайным мучительным желанием  обладания проклятого зелья. Даже тогда, когда  у них было его много, когда они были под ласковым кайфом,  и будущее им казалось  радостным и розовым, то всё равно в самой глубине сознания у них жила и пульсировала тревога.  Страх  остаться без «чеки», без вожделенной  «дозы» стал манией, постоянным ощущением беды.
 А сейчас, шагая  вдвоём по родным и знакомым местам, они впервые открыто  смотрели  вперёд,  дерзко и храбро отвечая на сочувственные взгляды встречных, знакомых и полузнакомых горожан, знавших их  ранее  в  горьком обличии законченных  наркоманов.
Они впервые  почувствовали себя людьми вполне нормальными, независимыми от жгучего преступного желания  уколоться и забыться. Они  наконец-то  поняли, как и чем живут обычные люди, занятые своими самыми простыми  житейскими проблемами – работой, домом, отдыхом, общением  с друзьями. Эти проблемы могли быть и нелёгкими, но они требовали решения и успешно решались, в то время как все их проблемы ранее всегда  решались только с помощью  сладких грёз, то есть – никак.
Они шли  по улице, радостно смотря по сторонам,  как  к ним  подошёл развязный парень в рубашке навыпуск.
– Ну чё, пацаны, здорово, ширнуться надо? Давай  к Цыгану двинем. У него свежак пошёл классный. Как впаришь – из ушей пар валит, а в глазах такие забавные мультики крутятся. Где шарахались столько дней? Мы вас вчера вспоминали, и Мамед вас  искал, у него интерес был к вашим заначкам.
– Не, Квёлый, мы интерес потеряли к Цыгану. И глюки нас больше не интересуют. Мамеду передай, что Цыбуля и Штымп с иглы соскочили и обратно не вернутся.
– Вы чё, пацаны, сдвинулись, что ли?    Вы же завтра с ломки бегом примчитесь к Мамеду, или ещё к кому. На коленях умолять будете, «чеку» зацелуете.
– Ошибаешься, Квёлый. Мы уже несколько дней не колемся, и ничего. Тебе того желаем. Тебя тоже  надо к Чингисхану отправить на стажировку. Чтобы его джигиты тебя сабельками полечили. Может быть,  тоже поможет.
– Какой Чингисхан? Вы, пацаны, точно съехали на обочину. Ну, покедова, до завтра. Свидимся на хате  у Цыгана. Но завтра вам будет дороже.
Виктор Котельников, наркоман с семилетним стажем по кликухе – «Квёлый», недоумённо покачал головой, покрутил пальцем у виска, и двинулся дальше  шаркающей старческой походкой в свои неполные восемнадцать лет. 
А Цыбуля и Штымп перемигнулись между собой, усмехнулись и тоже двинулись по проспекту Мира, но в другую сторону. Но далеко они уйти не успели. Возле них резко затормозил  чёрный «Лендик», из окна которого  высунулся  чернобородый Мамед, хозяин  сектора сбыта, и толстым пальцем поманил их к  себе.
– Эй, джигиты, как наше стадо пасётся? Как успехи  в привесе молодняка? Три дня вас найти не могу.  Виручка сдавать пора. Когда вас ждать в конторе?
Вопросы были заданы в эзоповой форме, но друзья его прекрасно поняли. Им следовало явиться к нему в офис, отчитаться о проделанной работе и сдать «виручка» от проданных  наркотиков. Избежать этого им не удастся, а хвалиться им было нечем. К тому же, надо было как-то объявить этому жирному  мерзавцу о том, что они завязали с наркотой и больше работать на него не будут. Но Цыбуля  не решился сразу сообщить эту новость Мамеду. Слишком горячим был этот кавказец, и очень  любил деньги.  Поэтому он  пожал плечами:
– Мы ещё не всё толканули, Мамед. Но то, что успели, можно сейчас отстегнуть. Деньги у меня дома.
– Как так не всё толкнули. Вы что, шутить вздумали со мной. Поехали к тебе, Цыбуля, отдашь, что есть, а через пару дней—всё остальное. Работать надо, а не шлындать по бульвару с кислой харей. Вон Индюк из Ливадии  за три дня два плана сделал, а сегодня в казино счастье ловит. Садись быстро, лохудра.
Пришлось Цыбуле наскоро попрощаться со  Штымпом и нырять в тёмную прохладную  дыру  джипа. Лимузин остановился за квартал от дома.
– Давай, бистро, туда-обратно. Я буду вон там у магазина.
Он раздражённо захлопнул дверь. Машина резко взяла с места. А Цыбуле пришлось бегом добираться до дома, поспешно взлететь на третий этаж родной хрущёвки. Мама уже пришла с работы, и устало хлопотала на кухне.
– Сынок, ты пришёл, Коленька. Где ж ты пропадал столько дней? Я уж в милицию обращаться хотела. А ты  здесь уже. Ужинать будешь?
 Коля Арапкин по прозвищу «Цыбуля» чуть не расплакался в мамин передник, такая радость и тоска одновременно прозвучала в её голосе. Коля понимал, что мама знает и понимает всё. Она уже давно махнула на него рукой, прекрасно понимая, что её Коленька, с которым она так намаялась одна в молодые годы, столько ночей сидя у его постельки, когда он болел всеми мыслимыми и немыслимыми детскими болезнями,  уже никогда не станет нормальным человеком, таким, как все ребята со двора. Она  не жалела своих последних сбережений, чтобы отвезти кричащего и катающегося от боли сыночка в больницу, чтобы с него сняли эту страшную напасть – ломку. Она точно знала, что страшная поганая болезнь уже никогда не выпустит её сыночка из своих костлявых объятий, и что дальше будет намного хуже и страшнее, что все наркоманы умирают молодыми.  Она уже готовилась к самому страшному. В самом дальнем углу у неё уже лежали отложенные «гробовые», но не для себя, а для своего  непутёвого Коленьки.
 Однако где-то в глубине души, она всё же надеялась, что однажды случится  необыкновенное чудо, и её мальчик  вдруг вылечится,  и всё пройдёт как страшный ночной, зыбкий кошмар. Всё это знал и понимал  сам Коля, но сейчас ему некогда было  говорить с мамой.
– Да, мам, буду. Но чуть позже, когда вернусь. Меня ждут.
Он заскочил в комнату и торопливо вынул из-под матраса обёрнутую в полиэтилен толстую пачку  денег, затем нырнул под кровать и вытащил, оттуда в коробке из-под кроссовок, бумажный пакет с многочисленными малюсенькими пакетиками и кулёчками, в которых что-то шуршало и пересыпалось. Это и был тот самый страшный и ужасный  генерал «Гера», без которого ещё совсем недавно он не мог и дня прожить, о котором он думал и мечтал днями и ночами, за который был готов пойти на всё.
Сейчас он вытащил это сокровище, вынул пакетик и развернул его. Белый порошок ласково и призывно прошелестел в сумраке комнаты, но это не произвело на него никакого впечатления. Более того, ему на самом деле захотелось весь этот пакет выбросить в унитаз. Он даже встал и сделал несколько шагов в сторону ванной, но вспомнил о Мамеде и остановился. Положив  деньги и «вертушки» с героином  в один яркий  пакет, он выскочил из комнаты. До «Американки» дошёл  за пару минут. Среди множества стоявших перед магазином автомобилей  джип Мамеда выделялся, как изящный лайнер среди рыбацких фелюг.    
Цыбуля подскочил к машине, отворил дверь в салон .
– Вот, Мамед, всё, что я собрал. А это остатки порошка, девять доз. Забери всё  обратно. Я больше не буду этим заниматься.
– Что, что? Ты не будешь этим заниматься? А где ты найдёшь «бабки»  завтра на дозу, чучело? Или ты получил наследство от Индианы Джонса?
Мамед деньги взял, небрежно, не глядя, сунул в карман, а пакет ткнул  обратно Цыбуле.
– Возьми, завтра продашь, принесёшь «бабки».
– Нет, Мамед, мне уже не надо. Я уже несколько дней без чеки, и не хочу  больше колоться. И торговать больше не буду.  Я на работу пойду, на завод.
– Слушай, ты, чурбан, что ты мелешь? Ты что, в Киргизии был, у самого Назаралиева лечился? Как ты можешь не хотеть? Кроме него, никто больше не может стащить с иглы.
– А меня монголы вылечили, сабельками. Всё, Мамед, забирай остатки, и я тебе больше ничего не должен.
– Постой, какие-такие монголы. Они что, здесь клинику открыли? Давай, рассказывай, где был? Я завтра к ним сгоняю, прикрою их  такой вредный  бизнес.
Цыбуля хотел ответить хозяину, но не успел. Вдруг от трёх иномарок, стоявших рядом, к джипу подскочили люди в штатском, закричали, затолкали, поставили Цыбулю руками на капот, охлопали всего,  вывернули карманы и отобрали пакет. Мамеда тоже вытолкали из машины.
– А ты тоже, живо. Руки на капот, ноги по ширине плеч. Кому сказал? – командовал коренастый мужчина в белой сорочке. – Петров, дай пакет.
Он открыл пакет, развернул одну вертушку, понюхал белый порошок.
– Петров, пересчитай чеки. Что, девять? Вот стервецы. На пределе держат. И какая сволочь в правительстве это придумала, чтобы разрешить девять доз с собой легально таскать.  Чей пакет?– обратился он к стоящим в растопырку  у машины Мамеду и Цыбуле.  Мамед отрицательно помотал головой.
– Ты что, начальник? Разве я таким занимаюсь? Этот полоумный подошёл с пакетом, попросил подвезти его. А мне откуда знать, что в пакете. Я человек мирный, у меня хороший свой бизнес есть, ломать, строить. Скажешь, тебе поломаем сарай,  построим дворец. У меня такие специалисты, лучшие на Кавказе.
– Я сам себе построю, если надо будет,– отмахнулся начальник. — Значит твой пакет, молодой человек,– обратился он к Цыбуле. — Только не надо сказок, что ты его нашёл только что, и нёс сдавать  в милицию.
Приунывшему Цыбуле ничего не оставалось, как махнуть головой в знак согласия.
– С вами всё ясно, – вымолвил начальник группы захвата. Он проверил документы Мамеда  и отпустил его.
– А вам придётся остаться для составления протокола,– бросил он Цыбуле.
Мамед, бросив свирепый взгляд на подростка, нервно взял с места и скрылся за углом роддома. А Цыбуля ещё полчаса присутствовал при составлении протокола о его задержании с наличием при нём девяти доз белого вещества, предположительно – героина. Протокол был написан, подписан всеми участниками беседы и двумя «понятыми» –  продавщицами из магазина.  Потом Цыбуле с досадой  вернули пакет и разрешили удалиться.
Домой он шёл с гадливым чувством, словно его вываляли в навозе и заставили танцевать.  Это хорошо, что в кутузку не взяли. Оказывается, их люди в правительстве не дремлют и придумали такой славный закон о девяти дозах наркоты. Теперь можно не бояться  и спокойно торговать где угодно, но иметь при себе не больше девяти «чек». А зачем брать больше. Взял девять штук, сбыл их до обеда, пришёл домой, покушал, отдохнул, взял ещё девять, глядишь – и на ужин в ресторане заработал. Сейчас только бы вот и работать, а он завязал. Может развязать, пока не поздно. Но он вспомнил ребят, с которыми спустился с сопки, странного незнакомца Аркада, которым  клялся, что не будет больше вязаться с этой гадостью. Если он опять начнёт продавать, то рано, или поздно всё равно  попробует покурить или уколоться. И снова – пошло-поехало. Но монголов больше не будет и чудо больше не свершится.
– Нет,– твёрдо решил он. – У меня есть шанс и я должен им воспользоваться.
Он подошёл к мусорному ящику и решительно выбросил в него свой злосчастный пакет. Пакет в воздухе недовольно зашуршал, надулся от встречного ветра и шумно упал в кучу отбросов.
– Там тебе и место, – решительно сказал юноша и пошёл домой со спокойной совестью. Уже засыпая, он прошептал:
– А Мамеду завтра скажу, что менты забрали все чеки. Может, и  я кого-то спасу от первого укола.
Спал он впервые за много лет крепко и спокойно, и видел цветные сны. Столь же  спокойно впервые спал и Штымп в своей запущенной постели.

36. КРОВАВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ.

А Мамед уехал от ментов в глухой ярости.
– Это они обнаглели совсем, – кипятился он. – Меня, Мамеда, вот так «раком» ставить на капот. Я завтра позвоню самому, и скажу ему, что это ты  распустил своих  шалопаев. Они приличных людей по капотам расталкивают. Если я тебе бабки отстёгиваю, то ты тоже цени мой труд. Деньги, они тоже сами в руки не текут. Вот сегодня, я не понял, эта сопля  зелёная, хиляк лоховый, что-то стал болтать о завязке. Что творится в мире? Такой славный бизнес был, а такой сложный стал. Наверно, плохо делятся там, наверху. А с другой стороны, они такой закон славный придумали. Умные головы, нечего сказать. Правильно, у человека есть права. Хочешь—колись. Не хочешь—не надо, другого дурака найдём. Вон их сколько по кабакам шатаются.
Так Мамед гневно  рассуждал, пока ехал до своего любимого казино. Мальчики на входе поклонились ему, мелкота рассыпалась, освобождая дорогу. Оттаивая от раздражения в привычной обстановке нездорового азарта, он дошёл до кассы, кинул кассиру пачку денег, полученную от Цыбули, и небрежно бросил ему :
– Фишки, на все!
Кассир, молодой аккуратный мужчина, взял деньги, вынул их из пакетика, внимательно осмотрел, повертел в руках:
– Они в чём у вас?
Мамед недоумевающее кинул взгляд на него:
– Как в чём? Деньги, как деньги. Давай бистрее фишки. Сегодня весь день  чёрный полоса, фишка белый будет. Фарт сегодня должен  у меня пойти.
Но кассир ещё повертел деньги в руках, рассыпал их на столе, снова собрал в стопку и  брезгливо протянул их обратно Мамеду.
– Нет, такие купюры я не возьму. Их у меня в банке не примут. Вы или отмойте их или сдайте  сами в банк. У вас там обязаны их принять.
– Ты что болтаешь, мальчишка, позови хозяина сюда. Ты что, не знаешь, кто я такой? Я тебя быстро отсюда уволю.
Но кассир был неумолим. Он позвонил администратору, попросил  подойти к кассе, и уже решительно вернул пачку денег Мамеду прямо в руки. Тому ничего не оставалось, как взять их и оторопеть.  Все купюры были пропитаны кровью. Самой обыкновенной  кровью. Не краской, не чернилами, не тушью «Кальмар», а густой, застывающей на глазах тёмной корочкой, свежей  кровью. Даже запах от них шёл, как в забойном цехе мясокомбината. Мамеду не раз приходилось резать животных. Он этот запах знал прекрасно.  От взятых  у кассира денег у него на руках остались липкие, алые, резко пахнущие пятна. Мамед с отвращением  кинул деньги кассиру:
– Заверни, это мне один лох подсунул. Ну, я ему завтра самому его поганую кровь выпущу. Он будет знать, как со мной шутки шутить.
Он сунул завёрнутую в газету пачку  банкнот в карман.
– У меня с собой  другие есть. Разве настоящий мужик может остаться без денег.
Он достал из внутреннего кармана  другую пачку и сунул кассиру. Тот с опаской взял в руки и тут же  кинул её обратно на прилавок.
– Она тоже грязная. Вы где их добываете? На грабежах, что-ли?
– Ты что болтаешь, дубина? Завтра уволят тебя, собирай вещи. Нигде в городе больше не устроишься. Это я, Мамед, тебе говорю.
Мамед в ярости схватил пачку денег. Скользкая пачка выскользнула из рук и, рассыпавшись, упала на пол холла  казино. Мамед в ужасе увидел, что каждая купюра  из пачки покрыта пятнами свежей  крови. С некоторых купюр она  стекала на пол, отчего он тоже был весь в красных зловещих пятнах.  Посетители казино в страхе оглядывались на  ошарашенного Мамеда. Подошла  охрана. Мамед торопливо собрал деньги  и бегом кинулся к выходу  из казино.
Отдышавшись в  родном «Лендике», он завёл машину и тронул с места, не зная, куда держать путь.  Его взгляд упал на приборную панель.   Топливный бак у него был почти пустой.
– Заправиться надо, чтобы утром время не терять,– решил он и направил машину к ближайшей заправке. На тёмной дороге  вдруг увидел голосующую женщину. Она очень нервничала, останавливая  мчащиеся мимо машины, едва не бросаясь под них. Но автомобили равнодушно скользили мимо.  Мамед остановил джип возле неё. Женщина плакала навзрыд, не замечая слёз и не утирая их.
– Что случилось, почему столько слёз? – участливо спросил Мамед.
Женщина метнулась ему навстречу, словно ища защиты:
– Умоляю, отвезите меня в южный микрорайон. У меня беда с сыном. Он только что звонил. Ему очень плохо. Он, наверное, умирает. Ну, пожалуйста. Я заплачу, сколько скажете.
Мамед взглянул на  указатель топлива.
– До Южного микрорайона   хватит, там и  заправлюсь. Слава аллаху, заправок сейчас хватает. Были бы только «бабки» на топливо.
– Ну, садитесь в салон. Если беда, надо помогать. А что случилось?
– Сын позвонил, ему очень плохо. Сказал, что слабость, тошнота и видит плохо. Я очень боюсь за него. Столько я с ним натерпелась. Растила одна. Вы, мужики, только делать детей можете. А воспитывать вам некогда. Правда, мой бывший деньгами помогал. Бизнес у него крепкий— лес,  бензин, пароход недавно купил. Зато сынок у меня, такая ягодка. Красавчик, умница, в аттестате  почти одни пятёрки. В институт поступил на юриста, закончил первый курс хорошо, и что-то с ним случилось. Стал нервный, домой поздно приходит, на меня покрикивать стал. И всегда глаза отводит. Он так любил мне в глаза смотреть. У тебя, говорил, мама,  я   в глазах  отражаюсь. А я ему,– женщина достала платок и смахнула  слёзы,– а кто же в них должен отражаться. Конечно ты, сынок, моя радость, и  опора моя в старости. А кто же ещё должен отражаться в моих глазах?
Они проехали залитую огнями улицу Ленинскую, постояли у светофора на Заводской, пропуская шумную молодёжную компанию.
Женщина продолжила свой сбивчивый мятый рассказ:
– А теперь, домой придёт, глаза отводит, и сразу спать. Есть почти совсем перестал, только кока-колу пьёт, и спит.
– Водку пьёт?–спросил Мамед.
–Да нет, запах от него редко бывает, но весь какой-то не такой. Я так за него боюсь. Вокруг такое творится. И наркотики, и СПИД, и преступность.
– Денег много просит?
– Да, конечно, дело молодое. Друзья, девочки, такси требуют немало. Но я даю. Пока есть, отчего не дать. Так, тысячи две-три в день, когда больше. Как все.
Мамед усмехнулся в душе, но вида не подал.
– А сейчас он у друзей где-то здесь на квартире. Позвонил, мама, говорит, что-то плохо мне. Приезжай, забери меня.   Вот этот дом на Спортивной, вот где магазин, к третьему подъезду, пожалуйста. А что здесь скорая помощь делает? О, боже мой!
Они подъехали к третьему подъезду. У дверей стояла машина скорой помощи. Рядом несколько старушек что-то обсуждали.  Женщина выскочила из машины и ринулась в подъезд. Но войти в него она не успела. Железные двери открылись и за ними показались двое санитаров с носилками, на которых лежало неподвижное тело. Женщина метнулась к носилкам, взглянула на тело и вдруг завыла звериным воем, вцепившись в носилки и пытаясь их остановить.
Мамед поморщился, и направил автомобиль  к заправке у круга. Он знал этот дом. Здесь у него работал  сбытчиком грек по прозвищу  Фелюга. Он когда-то увлекался парусным спортом, но потом наркотик остановил его, как и многих. Здесь, в его запущенной квартире на четвёртом этаже был обыкновенный наркопритон, о котором знали все, но не трогали, потому что Мамед всё так устроил. Однако  передозов здесь не было раньше. Мамед  строго запрещал на хатах чересчур  увлекаться. Очевидно, этот студент  здесь был  впервые, и потому залетел по - крупной.  Мамед вздохнул:
– Парнишку, конечно, жалко, но насильно ему никто ни в рот, ни в вену ничего  не вливал. Он сам этого хотел, и сам выбрал свой путь. А может, ещё выживет? И опять придёт сюда. Никуда он теперь от меня не денется. Да вот беда!  Опять у меня  проблемы, опять расходы на милицию, на прокуроров. Надоело, но ничего не поделаешь. Такая специфика моего бизнеса.
Он подъехал к заправке, вынул из кармана купюру и сунул в окошко.
– На все.
Кассир купюру приняла, расправила. Глаза у неё расширились до состояния пуговиц. Она  брезгливо отшвырнула купюру от себя:
– В чём это  у вас  деньги? – возмущённо пискнула она, смотря в сторону.
Мамед молча  выругался. Он совсем забыл, что деньги у него не совсем обычные, а меченые. А кто их пометил? Чем они выкрашены? Ему стало не по себе. Но делать было нечего.
– Краска попала, просто краска такая, импортная, хорошая, на стройке банка пролилась.  Девушка, такая красивая, такая строгая, помоги, – игриво улыбнулся Мамед кассиру, пытаясь расположить её к себе. – А другой такой нет у меня. А ехать надо. Топлива ноль. Ночью стану, кто поможет. Ну, пожалуйста, красавица, пять литров себе оставь, но мне залей немножко, до гаража добраться.
– Как я её возьму, – заверещала кассир,– с неё капает краска, или не краска,– она принюхалась. – Это не краска, а непонятно что. Я не возьму такую купюру. Забирайте её  и давайте нормальные деньги.
Она вышвырнула жалкую мокрую купюру обратно ему  в окно и брезгливо вытерла руки о газету. Мамед ногой швырнул  купюру дальше и обескуражено сел в машину. Тут его взгляд упал на заднее сиденье, где сидела зарёванная женщина. Там на  гладкой коричневой коже обивки сиденья просматривался  какой-то светлый квадратик. Мамед включил свет в салоне и понял, что спасён. На сиденье лежала немного комканая пятисотрублёвка, которую второпях оставила ему  его недавняя пассажирка. Он взял её в руки, расправил, потом снова помял. Никаких тебе изменений. Кассир возмущённо кинула на него взгляд:
– А врал, что другой нету,  свою грязную хотел сплавить. Нашёл тоже, дурочку, – ворчала она, выдавая ему чек.
Отъехав немного  от заправки, Мамед остановил машину, вынул из кармана все деньги и  стал их  внимательно изучать. Все они были в пачке самые настоящие российские пятисотрублёвые бумажки, пока они лежали на сиденье. Но как только он брал их в руки, они мгновенно покрывались кровавой плёнкой и становились мерзкой окровавленной бумагой. Мамед задумался. А почему та пятисотка от женщины за проезд не окровавилась? И тут его осенило. Ведь  это была единственная,  честно заработанная им на извозе купюра. Она не было запятнана  грешной кровью его жалких клиентов. Ему стало невероятно страшно и жутко. Трясясь мелкой постылой  дрожью и истекая холодным потом  внезапного ужаса, он вдруг понял, КТО  наказал его. 


37. ПРИКЛЮЧЕНИЯ  САШИ  И  БАТТИ НА АЛЮКЕ.

Марину мама утром встретила обычным нудным  ворчанием:
– Когда уже ты набегаешься и напутешествуешься. Тебе уже скоро шестнадцать, ты становишься красивой девушкой, а ещё и губы-то не красила, – приговаривала  её замечательная мама,  подкладывая ей в тарелку свежие, только что со сковородки, шипящие жизненной силой  и   источающие необыкновенный аромат  домашние котлетки. – Знаешь только  носиться по горам да по пляжам с такими же, как и ты, ненормальными мальчишками.
–Угу,– мычала ей в ответ Марина с набитым ртом, наслаждаясь котлетами, забытым в скитаниях домашним  уютом и покоем. – А чего их красить, когда они и так красные, и говорят, что красивые. Мама,– обратилась она внезапно к матери у плиты с какой-то дерзкой лукавинкой. – А я, правда, красивая? Ты знаешь,  ведь меня уже несколько раз  замуж звали. Монгольский  хан ко мне сватался, и  молодой  красивый вождь чжурчженей мне всё золото племени предлагал за моё согласие.
– Хватит выдумывать.  Ты шляйся  больше. Оженят, тебя и  не спросят. Увезут куда-либо, откуда  дороги обратной не отыщешь. Пора за дело браться. Ведь  уже школа на носу. Заканчивай свои гулянки, собирай учебники, готовь тетрадки, одёжку перестирай и перегладь. Учись, как следует. Тебе ума-разума набираться надо, пока есть возможность. А  замуж всегда успеешь. Не зря говорят: выйти замуж – не напасть, замужем бы не пропасть. Спешить с замужеством   не следует, а вот думать о нём уже бы  надо.  Дружкам своим   передай, чтобы учились, а не лодыря  гоняли по сопкам. Ребята хорошие, да долго ли сбиться  с дороги.  Вокруг вон соблазнов сколько.
– Ладно, мама, передам,– выпалила Марина с полным ртом, запила  завтрак остывшим чаем и побежала на улицу, где её уже ждал верный друг  Пашка. Он укоризненно взглянул на неё, протёр очки чистым платочком:
– Ну, тебя ждать, время терять. Сашка там  тоже заждался, поди,  дома сидючи.
– Ничего, подождёт. Мы его дольше ждали и искали там, в пещере, пока он с Батти  по чужим мирам разгуливал.
– Он там не разгуливал, а с нуреками   воевал.
– Воевал не он, а Батти с крысками-атрибутками,– опять добродушно возразила ему Марина,– Ладно, поехали к нему. Сегодня у нас день воспоминаний. Сначала  Саша расскажет нам  о  своих приключениях на Алюке, так вроде называется его чернильно-лиловая планета, а затем мы  поведаем ему о наших  пещерных событиях.
Ребята двинулись дальше по улице, где у себя дома их ждал Сашка.
Саша тщательно подготовился к их визиту. Он помог маме напечь пирожков и булочек. Друзей ожидал на столе большущий чайник со  свежезаваренным крепким чаем, и большая чашка, доверху полная  вкуснейших маминых пирожков. 
– Всё это вам надо съесть и выпить, пока мы будем рассказывать друг-другу о своих подвигах.
Паша критически осмотрел нагруженный стол:
– Саша, это нам неделю ораторствовать придётся. 
– Не надо умалять ваши застольные возможности, друзья. А впрочем,  кушайте вдоволь  и слушайте. День воспоминаний начнём с меня.
Саша посмотрел в окно на милую  и привычную панораму родного города, затем взгляд его стал  далёким и отрешённым. Он собрался с мыслями и начал свой рассказ, глядя куда-то далеко-далеко.   
– Так вот, в тот момент, когда   Марина делала Батти укол, я держал его за руку, чтобы он не дёрнулся от неожиданности и не сломал иглу. Но он, молодец, даже не шелохнулся. Я  похвалил его, крепко  пожал ему руку и оглянулся, чтобы подмигнуть тебе, Марина. Мол, тоже молодец, классно сделала укол. Но рядом со мной почему-то вас не оказалось. Пещера была, Батти  лежал рядом, но уже с открытыми глазами, а ни тебя, Паша, ни Марины нигде  не было видно. Я так разозлился и обиделся на вас. Вот, думаю, в такой момент и подевались куда-то, не предупредив.   Отпустив руку Батти, взял с пола свой фонарь и высунулся из пещерного тупичка. Вас и в пещерном  проходе тоже не было. Покричал, пробежал в обе стороны прохода, бесполезно.  Я стоял  перед входом в пещерку Батти, ничего не понимающий, не знающий, куда идти и  что делать.
Тут в дальнем проходе пещеры в затухающем свете фонаря проявилось какое-то неясное движение.  Я обрадовался, решил, что это вы объявились,  и кинулся вам навстречу. Я спешил  и смотрел под ноги, чтобы не упасть на неровном полу пещеры. Но  на бегу я бросил  взгляд на встречный силуэт и остановился так резко, словно налетел на стенку. Холодный ужас овладел мною, спина покрылась испариной.
В проходе пещеры, в ярком свете фонаря, в нескольких метрах от меня, стояло крупное, ростом с небольшую  собачонку, иссиня-чёрное, прямо какое-то  пластмассовое насекомое, вроде  муравья, и, угрожающе шевеля усиками, издавало странные пощёлкивания. От неожиданности я замер на месте,  не смея пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже закричать. Это существо тоже стояло,  настороженно изучая меня, очевидно, оценивая степень моей опасности. Вдруг оно сделало шаг  ко мне. Я очнулся от столбняка, развернулся на месте кругом, и кинулся от этого чудовища обратно, крича что-то неразборчивое. Мне не нужно было оглядываться. Я слышал за собой ритмичное постукивание лапок этого омерзительного преследователя. С воплем  – «Батти! Батти!», я влетел в пещерку, где должен был отлёживаться мой раненый друг, но его не было на прежнем месте. Мне стало ясно, что  попал крепко.
 Я выхватил нож и обернулся к чудовищу, чтобы, уж, если погибнуть, то с кинжалом в руке, и тут увидел, как Батти, оказавшийся вдруг уже на ногах и как раз у входа,   встретил это чудище мощным ударом огромного кулака сверху. Раздался сухой треск, после чего у монстра отвалилась голова, и он упал без движения.
– Батти, это кто? – трепещущим от волнения  голосом спросил я. – Где Марина с Пашей? Может быть, на них тоже напали эти твари? Нужно отыскать их.
Батти, всё ещё разгорячённый схваткой, топтался у входа, осторожно выглядывая в основной ход пещеры. Он оказался на удивление разговорчивым.
– Паша, это планета  Алюка. Так мы её называем. Это наша планета Земля, но в другом, параллельном  мире. А  Марина и Паша остались на Земле, – тихо пробасил Батти. – Эту планету захватили   нуреки, такие   роботы из пластика. Их давным-давно завезли на эту планету  звёздные  странники. Завезли, а потом, улетая, позабыли несколько штук.  Оставшись одни, нуреки приспособились к жизни в этом мире, смогли наладить своё воспроизводство, для чего извели весь животный мир. Остались лишь колонии крыс, с которыми они не могут справиться.  Нуреки  живут в подземельях, вроде нашей  пещеры,  а  ночью выходят на поверхность и  питаются травой,  листвой молодых деревьев. Другой пищи для них на планете не осталось.  Но самое заветное их лакомство – кровь пойманных  жертв. Нужно уходить  наверх, Саша. Пока не поздно. Они не любят свет. А здесь они очень опасны. Их очень много, как муравьёв в муравейнике.
– Батти, что ты мелешь,– спросил я шёпотом,– какая Алюка, какие нуреки? Ты что, от ран уже выздоровел, да головой заболел?
– Здоров я. При переходе через границу миров все хвори уходят.
Батти  ещё раз осторожно выглянул из пещеры, прислушался, и вдруг отчаянно  махнув мохнатой рукой, прошептал:
– Они уже здесь. Бежим скорее.
Он проворно выскочил из пещеры и бросился бежать.  Я  кинулся за ним, высвечивая  дорогу  уже начинающим тускнеть  фонарём. Наши шаги гулко звучали в пещерной тишине и мраке.  На возникшем из мрака перекрёстке Батти  приостановился, решая, в какую сторону бежать. Я, на бегу внезапно ткнулся в его мохнатую спину, остановился, чертыхнувшись втихомолку, и вдруг услышал  треск и постукивание позади за нами.
– Саша, они уже рядом, – прошептал встревоженный Батти  и кинулся наугад  в тёмный проход. Я  опять  бросился за ним. Пробираясь по пещерным ходам, я всё ближе слышал  сухое постукивание пластмассовых ножек по каменному полу пещеры.
– Батти, – задыхаясь от бега, бросил я другу,– а ведь их там немало.
– Много, очень много,– ответил Батти, тоже с придыханием на бегу.– Скорее бы выход. На свету  они плохо видят, и мы сможем спастись.
Мы прибавили скорости, сколько смогли, как  вдруг пещера неожиданно закончилась. Батти резко остановился, сходу налетев на глухую стену, я  опять ткнулся  в его мохнатую тёплую спину.
– Саша, мы пропали,– с тоской промычал мне разгорячённый Батти. –  Мы угодили в тупик.
Я осветил пещеру. Всюду перед нами была глухая монолитная каменная  стена. Это была коварная ловушка, и деваться нам было некуда.  Тем временем, в проходе шум, шорох  и  зловещее  сухое  постукивание усилилось. Мы с Батти  взглянули друг на друга, стали рядом спиной к стене в ожидании врага. Я вынул из ножен  тесак, а Батти сжал свои пудовые кулаки. Такая тоска овладела мной внезапно. До чего мне надоели эти пещеры, погони и драки. Но делать нечего. Надо  драться за жизнь. Она у меня одна и этого стоит. Тут я вспомнил вас, ребята. Ну, думаю, неужели и вам достаётся где-то тоже, вот так, по полной программе.
Марина хмыкнула:
– Ну, Саша, уж  не знаю, кому из нас было труднее. Тебе с нуреками драться, или нам  с Пашей с монголами разбираться. Они ведь тоже не подарок. Сабельки  у них, ох, какие остренькие. Ну да ладно, продолжай, как вы с Батти спаслись от этих механических  тварей.
Саша, возбуждённый воспоминаниями, разгорячённый и взволнованный, продолжил:
– Из темноты на нас надвинулась колонна огромных, чёрных, блестящих, нетерпеливо щёлкающих челюстями,  премерзких  насекомых. Но сразу  было заметно, что это не живые твари, а некие механизмы. Но для нас разницы не было. Челюсти у них были острые, и коготки на лапках цепкие.  Они  сразу кинулись на нас.
 Размахивая ножом, я сумел поразить  одного, потом  другого. Батти размеренно бил нападавших по головам с упорством парового молота, но нас это не спасло. Едва ли не десяток этих  мерзких тварей уже безжизненно валялись на полу пещеры у наших ног со свёрнутыми шеями. Но, на смену выбывшим, на нас набрасывались идущие за ними. Небольшой проворный  нурек вдруг больно схватил меня челюстями за руку с ножом и тотчас  опутал её тонкой паутиной. Пока я вырывался, двое других овладели моей левой рукой, и вскоре я, крепко стянутый, как муха в паучьих тенетах, лежал на полу пещеры  беспомощным бревном. Рядом яростно  пыхтел, пытаясь вырваться, тоже скрученный прочнейшей паутиной, мой верный Батти. В борьбе мой фонарь, закреплённый на голове,  погас. Безобразные чудовища, скрутив нас покрепче в тугой кокон, взвалили  на свои блестящие холодные  спинки и под дробный перестук маленьких  ножек, потащили куда-то в темноту.
Это путешествие в полной темноте продолжалось около получаса. Затем наш караван остановился, и я почувствовал, что куда-то лечу вниз. Свалился я на дно глубокой ямы.  Рядом со мной тяжёлым кулём, рявкнув  от  досады и боли, упал Батти.  Где-то вверху некоторое время продолжалось удаляющееся постукивание ножек наших пленителей.  Вскоре стихло и это.
– Батти, ты здесь? – прошептал я. – Нас куда-то сбросили, вроде как бы  в камеру  хранения.
– Я здесь, Саша, но я не могу пошевелиться. Меня так  крепко стянули чем-то, похожим на паутину.
– Я тоже как бревно валяюсь.
Попытался включить фонарь. Кое-как, по миллиметру отвоёвывая движения руки, я всё-таки умудрился нажать на кнопку фонаря.  Мы увидели себя в  яме с гладкими стенками глубиной эдак метров с  пять.
– Да, – подумал я, –  Самостоятельно выбраться  отсюда  вряд ли удастся. Тем более нам, спеленатым, как младенцы.
Неожиданно  кто-то тронул меня за плечо. Обернулся и увидел малюсенькую белую крысу, важно рассевшуюся у меня на плече. От неожиданности  испуганно дёрнулся в сторону. Крыска же с неудовольствием взглянула на меня и вдруг пискнула на чистом русском языке:
– Чего дёргаешься?  Да, крепко вас повязали.  Скоро придут, отнесут на первое кормление.
– Кормление?– не понял я, – А чем нас будут кормить?
– Кормить будут самых важных персон,– ответила крыска.– Дрога и его свиту.       А кормить их будут вами.
– Какая гадость,– скривился я. – А ты откуда знаешь? Кто ты такая? Почему ты говоришь, да ещё по-русски.
– Я боевая крыса высшего  разряда, – ответила она и важно помахала приподнятым  хвостиком.  – А кормить будут вами потому, что они очень голодные. Давно уже у них не было свежей добычи. Всех зверей они перевели на нашей планете. Одни мы лишь остались. Но нас им не поймать.  Вот и голодают, волки позорные. Уж который год травкой перебиваются. Кровушку свеженькую надо им попить. Тогда они снова станут сильными и умными.  Но хватит  болтать. Сейчас я вас спасать буду.
Крыска  развернулась и принялась перегрызать мои прочные  путы. Они лопались с сухим треском, как тугая резина. Через минуту я уже стоял в яме, освобождённый от стягивающего  кокона и разминал затёкшие руки и ноги. А крыска уже  деловито освобождала  что-то ворчащего себе под нос Батти.   
Когда он встал на ноги, освобождённый от пут, нам с ним стало  несколько тесновато в этой  тюремной яме.
– Ну, ты молодец,– восхищённо заявил я крыске-спасателю.– Можно, я буду звать тебя Пилкой. Ты так классно перепилила наши путы.
– Пожалуйста,– скромно ответила Пилка. – Мне ещё никто не давал имени.
Мне показалось, что её носик  даже порозовел  от удовольствия.
– Пилка, а почему ты так хорошо говоришь по-нашему.
–О, у меня был друг с вашей Земли. Он  случайно, как  и ты, попал сюда, Я тоже спасла его от нуреков. Он жил рядом с нами на высоком дереве, чтобы его не достали нуреки. Они ведь по деревьям лазить не могут. Вот он и научил меня по-вашему разговаривать.
– А где он сейчас?
– Он старенький был. Умер уже. Мы похоронили его, как он просил, на вершине горы.
– А как  звали его?
–  Афанасием  его звали. А мы его кликали Афоней.  Он матросом был с какого-то корабля, парусного ещё. Вечерами Афоня  рассказывал мне про гафели, шкоты и брамсели, про деревню под Петербургом, в которой он вырос, и откуда пошёл на флот служить. Афоня  рассказал мне, что попал к нам на Алюку тоже, как и вы, случайно.  Отпросился у капитана корабля  на часок поохотиться. Под сопкой ранил молодого поросёнка. Тот кинулся по таёжной тропе вверх в сопку, и Афоня за ним. Пока бежал, проскочил через некую темень.  А потом вдруг увидел, как его кабанчика поймали  какие-то чёрные не то жуки, не то муравьи.  Увидели его, и за ним кинулись. Афоня  от них на дерево прыгнул, да там и сидел двое суток, пока я его не освободила от нуреков. Вот мерзавцы какие.  Мало им травки оранжевой. Так кровушку им горячую подавай.
– Какой ужас,– только и смог сказать я. 
  Но нам некогда было любезничать. Лучше всех это понимала Пилка.
– У тебя верёвка есть? – вдруг спросила она меня.
– Конечно, есть,– ответил я. – В рюкзаке десятка два метров.
– Достаточно,– пискнула она. – Доставай поскорее. А то скоро время обеда и вам придётся несладко.
Я вынул из рюкзачка моток тонкого и  прочного альпинистского шнура. Пилка взяла его в зубы, а я аккуратно выбросил её из ямы.  Там она зацепила конец за большущий камень  и пропищала, чтобы я вылезал из ямы. Мне это не составило труда при моих увлечениях спелеологией и альпинизмом. Тем более, что мне помог и Батти, приподняв меня почти на три метра. Оказавшись наверху, я проверил крепление шнура и попросил  Батти  тоже поспешить наверх. Однако это оказалось  сложнее. Очень массивный  и неуклюжий, Батти  никак не мог взобраться по гладким стенам. Верёвка скользила у него между пальцами.  Пришлось мне его тащить, упираясь  в большой каменный выступ. Даже Пилка помогала мне по мере своих крысиных сил.  Кое-как выбравшись из ямы, Батти  упал совсем без сил  на пол пещеры. Видимо, ещё давало знать о себе его недавнее ранение. В это время Пилка отчаянно пискнула:
–  Они идут. Бегите в правый проход. Там должен быть выход наверх. Я догоню вас.
Я возмутился:
– Ну да, Пилочка, Мы тебя не бросим. Мы, или выйдем все вместе, или все погибнем.
Батти  тоже поддержал меня. Он, устало покряхтывая, кое-как встал с пола и принял боевую стойку. Пилка недовольно пискнула, но больше она не успела. В главном проходе показались  первые зловещие  фигуры наших мучителей – пленителей. Увидев нас наверху, они остановились, опешив от неожиданности. Затем ринулись на нас, шумно стуча своими неживыми лапками. Мы совсем  было приготовились отражать нападение механических монстров, как вдруг впереди нас мелькнула беленькая спинка  нашей крошечной  Пилки.
Я очень испугался за эту милую умную зверушку, но ничего не успел предпринять. Колонна пластиковых чудовищ вдруг испуганно попятилась назад, когда между ними замелькала знакомая беленькая спинка. Пилка бесстрашно металась между беспорядочно мечущимися по пещере монстрами, отважно  проникала в нутро  некоторых из них по щелям и отверстиям, после чего эти экземпляры начинали судорожно дёргаться и валиться навзничь неподвижными. Уложив, таким образом, несколько передних рядов нукеров, Пилка вернулась к нам. Прыгнув мне на плечо, она вдруг   укоризненно пропищала нам с Батти:
– Я же просила вас идти. Мы уже были бы далеко наверху. Я устала,– сказала она кокетливо закатывая глазки. – Саша, положи меня в карман и быстро наверх. Как бы эти бестолковые пластиковые куклы не привели с собой Дрога. С ним мне не справиться. У него нет отверстий, через которые мне можно проникнуть в него  и  перегрызть ему нервы-провода.
Мы побежали  по пещере. Впереди показался неясный свет, и вскоре мы выбрались на  поверхность. Вы знаете, ребята, это действительно оказалась наша старушка Земля, причём точная её копия. Мы очутились опять возле нашей милой горы Сестра, на знакомом берегу Сучана.  Но всё  было не так. Я ещё раз осмотрелся и ахнул, поражённый  внезапными  открытиями. Солнце было не бело-красное, как на нашей планете, и какое-то сине-зелёное. Трава  и деревья были  странного оранжевого цвета. Солнце уже клонилось к закату и наступали сиреневые сумерки.
– Батти, – обратился я к моему лохматому другу. – Ты посмотри, куда мы попали?   Это не наш мир.  Увидим ли мы ещё раз свою родную Землю?
Но Батти  не успел мне ответить. Его опередила проворная Пилка. Она выскользнула из кармана моей куртки и пропищала, сидя у меня на плече:
– Непременно увидите, если я спасу вас от нуреков. Они уже заметили нас и окружают. Со мной вам они не страшны, но если они приведут Дрога, то  мы пропали все вместе.
Я осмотрелся вокруг и заметил в нескольких сотнях метров от нас несколько групп нуреков, обходящих нас со всех сторон. Ещё немного, и они сомкнут вокруг нас сплошное осадное  кольцо.  Неожиданно  я увидел  невдалеке от нас узкую ложбину, уходящую  в сторону от нуреков.
– Пилка, ты говорила, что они плохо видят на свету. Это правда?
– Такая же правда, как то, что я боевая крыса высшего разряда. Но  уже вечереет, и их зрение обостряется.
– Тогда все за мной, – скомандовал я, упал на красную чужую сухую почву и пополз к ложбине. Батти  сделал тоже самое. Пилка ринулась к ложбине впереди нас. Попав в распадочек, мы смогли  чуть приподняться, и, пригнувшись, побежали по нему в сторону чахлой рощицы из оранжевых  деревьев, видневшейся у горизонта. Добравшись до неё, я оглянулся и увидел, что нуреки продолжают окружать то место, откуда мы только что удрали. Я обернулся к Батти, подмигнул ему, показал на бестолковых нуреков, копошившихся вдали, тихо рассмеялся и тут же сел, поражённый внезапным ужасом. На нас  из-за чахлой рощицы двигалась плотная шеренга нуреков, а впереди  них двигалось нечто страшное, некое подобие бронетранспортёра, но на десяти ногах, и величиной со слона.
–Пилка,– вскричал я, – что это?
Пилка обернулась на мой крик, увидела это чудовище, затрепетала на моём плече, и поспешно  скрылась в моём внутреннем кармане, успев пропищать мне :
– Я  говорила, я предупреждала. Это Дрог.  Мы пропали.
Вот тогда я, ребята,  понял, что мы опять крепко влипли.    Впереди целое войско нуреков во главе с самим Дрогом, эдаким  местным вариантом  киборга - танка, позади тоже толпа этих пластиковых бестолочей. Спрятаться было нам негде,  крыльев у нас не было. Жутковато  стало мне.  Батти  тоже беспокойно ворчал, оглядываясь по сторонам и ища возможности куда-либо спрятаться.  Даже бесстрашная Пилка притихла   в моём самом глубоком  потайном  внутреннем кармане, боясь даже пискнуть.
Чёрные зловещие шеренги охватывали нас со всех сторон, постепенно сжимая  кольцо. До нас им осталось уже метров пятьдесят.  Мы с Батти  приготовились к самому худшему варианту, как вдруг я увидел нечто совсем необычное.  Далёкий горизонт красной каменистой пустыни вдруг стал нерезким, расплылся в зыбком мареве и внезапно почему-то  раздвоился. Горизонтов стало два,  и  они начали  расходиться  под углом градусов в тридцать, изламывая  пространство и постепенно приближаясь к нам странной нечёткой линией. Я показал на это непонятное  явление Батти, который заволновался, стиснул мою руку:
– Саша, хорошо. Это повторная  встреча  двух наших  миров.
Пилка, почуяв что-то необычное, высунулась из кармана, и, увидев приближающуюся к нам линию контакта, тревожно запищала:
–  Я знаю, я знаю. Ложитесь поскорее на землю, прижмитесь к ней, закройте глаза и  уши. Когда вас коснётся линия контакта, не дышите. Это будет недолго,  я скажу, когда можно будет поднять голову.
Мы с Батти послушно упали на прохладную чужую землю и приготовились непонятно к чему.  Между тем,  колонны нуреков во главе с Дроком продолжали наступать. Шорох  и постукивание сотен ног становились всё ближе и ближе. Но мы не поднимали головы, подчиняясь  нашей спасительнице. Краешком глаза я увидел, как чёрную колонну наступающих нуреков по крутой дуге подняло в воздух.  Они, ничего не успев понять, внезапно повисли в воздухе, продолжая дружно маршировать всеми своими шестью ногами. Между тем, какая-то неведомая сила закружила их в стремительном вихре и отбросила  далеко от линии контакта. В это время   волна тёплой тяжести окатила меня и придавила к земле. В ушах зазвенело, волосы странно зашевелились на голове. От спины к ногам  побежали  мелкие неприятные мурашки. Мы лежали, боясь пошевелиться, как вдруг тоненький ликующий писк Пилки заставил нас открыть глаза и осмотреться.
Мы лежали на зелёной травке на склоне нашей прекрасной Сестры. В небе  светило и грело наше родное солнышко. Среди листвы деревьев щебетали  птицы, и даже тонкий противный писк комара над ухом казался мне чудным знамением.
Я вскочил на ноги и закричал что было сил:
– Ура, Земля! Мы дома, Батти!   Мы вернулись домой.
Батти тоже приоткрыл глаза, с изумлением осмотрелся и радостно забасил:
– Земля, хорошо! Алюка плохо. Саша, хорошо.
Я был необыкновенно счастлив. Позади остался неведомый мрачный мир нуреков с их пластиковыми шеренгами,  ритмичным стуком сотен ног и страшным киборгом Дроком.  Мы с Батти вскочили на ноги и пустились в пляс, озорно крича и высоко подпрыгивая. Но нас остановил тихий жалобный не то писк, не то плач, раздавшийся в траве возле нас. Мы с удивлением увидели нашу славную Пилку, сидящую под кустиком папоротника и очень картинно и трогательно  утиравшую малюсенькие слёзки. Я взял её в руки, ласково прижал, утёр платочком слёзки.
– Пилка, ты что плачешь? Мы же спаслись от твоих врагов – нуреков. Радоваться надо, а ты слёзки льёшь.    
– Конечно, вы спаслись,– попискивая и утираясь листиком папоротника, кивала головой Пилка. –  А   как я обратно домой вернусь? У меня  там родители остались. Они у меня старенькие, и с нуреками  тяжело им будет сражаться без меня. Когда теперь наши миры снова встретятся? Может быть, только спустя много веков?
– Пилка, не грусти,–  попытался я успокоить плачущую малышку.– Мы побывали  на твоей планете у тебя в гостях. Ты нам очень помогла. А теперь ты будешь гостить у нас. Мы в обиду тебя здесь не  дадим никому. А когда  наши миры снова пересекутся, ты отправишься обратно домой.  Правда, Батти, – обратился он к сочувственно наблюдающему  за ними мохнатым другом.
Батти  неловко потоптался на месте, затем взял у меня из рук хнычущую маленькую зверушку в свои громадные лапищи:
– Батти,  друг  Пилке,¬¬– пробасил он.– Батти   поможет Пилке.
Я осмотрелся вокруг более внимательно, и это  прибавило мне вопросов. Вдруг куда-то пропало солнце, замолкли птицы, стих свежий ветерок с моря. Мне это не понравилось. Что-то неестественное было в облике моей родной Сестры. Я взглянул на вершину и  заметил над ней застывшие, совершенно неподвижные, словно сложенные из ваты, облака. Я мельком машинально взглянул на часы и тоже поразился. Часы стояли. Я кинул взгляд на Сучан. Река словно застыла. Речная поверхность была покрыта неподвижными  мелкими гребешками  волн. В мире прекратилось всякое движение. Двигался лишь я и мои друзья.  Я не знал, что мне делать, и куда идти. В это время Батти, по-прежнему держа в руках Пилку, посмотрел на меня и произнёс:
– Саша, ходить надо. Вершина Сестры.   Симба знает.
– Симба? Причём тут Симба, Батти?
– Симба сказал. Сестра идти надо.
– Это как же он тебе сказал? У тебя что, с ним постоянная беспроводная связь? Телепатия, что ли?
– Симба и Батти всегда вместе.
Батти неуклюже повернулся к вершине  горы  и двинулся наверх. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним с Пилкой в кармане. А там, как вы знаете, мы, наконец-то, все счастливо встретились.
Когда Сашка закончил свой удивительный рассказ, ребята несколько минут сидели молча, переглядываясь между собой  и пожимая плечами. Всё это было настолько невероятно, что  поверить в это было никак невозможно. Но они знали, что всё, рассказанное Сашкой, было истинной правдой,  и тому доказательством была  проказница  Пилка, всё время разговора сидевшая на столе и тоже неутомимо жующая пирожки.  Когда разговор заходил  про неё, она  переставала грызть пирожок и  горделиво привставала, важно кланяясь, смешно кивая головой, и приговаривая:
– Вот именно! Совершенно верно, – лукаво поблёскивая при этом своими хитрющими   глазёнками. 
Наконец тишину нарушил задумчивый Пашин голос:
– Саш, судя по твоему рассказу, ты с Батти провёл на Алюке всего несколько часов.
– Да, где-то часа три, наверное.
– А  мы с Мариной скитались  с момента нашего спуска в пещеру и до полного выхода из неё  суток двое, не меньше.
– Как это можно  объяснить?  Всюду  время по своему течёт?
– Видимо так. Мне кажется, время на Алюке протекало гораздо быстрее. Это можно подтвердить удивительно быстрым выздоровлением Батти. Его глубокие раны на Алюке затянулись буквально на наших глазах. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Марина нетерпеливо ввязалась в диалог двух  юных  академиков.
– Шекспир в беседе, это круто, мои милые мудрецы. А вот скажи, Саша, Батти  побывал  на  Алюке  с  тобой  не  первый  раз?
- Он  успел  там  побывать несколько  лет  назад. Нуреки  напали  на  него, но  он  отбился  от  них,  а  затем  просидел  на  дереве  всю  ночь. Утром  наши  миры  вновь соприкоснулись,  и  он  опять  оказался на  нашей  планете. Вместе   ним  в  наш  мир  попал  один  заблудший  нурек. Батти  подружился с  ним, травку  ему  носил в  пещеру. Однако  тот  долго  не  протянул  в   чужом  для  него мире. 
- Жаль, что  он  не  попал  к  нашим  учёным.  А  что,  Симба действительно  поддерживает постоянную связь  с Батти?
– Видимо, так и есть. А сам Симба накрепко связан со своим дедушкой Тимбукту. А тот, наверное, со всеми шаманами и колдунами на свете. Получается у них эдакая всемирная мистическая паутина, нечто вроде нашего Интернета. Вот бы войти в эту систему.
– Нет ничего проще,– небрежно отозвался Саша. – Просто для этого надо стать колдуном. Эдаким Гарри Поттером.
Марина мечтательно зажмурилась.
– Вот в такую бы  школу волшебников поступить. Научиться летать, чудеса творить.
Паша взглянул на Марину несколько снисходительно.
– Марина, ты что, забыла о наших чудесах? Да мы их за это лето столько видели, сколь ни один волшебник не осилит.
– Да, ребята, настоящие волшебники живут в Шамбале.– Марина задумалась¬.– Вы знаете, мы уже не раз встречались с Аркадом. Я никак не вспомню, где  уже неоднократно встречала это лицо.
– Марина,  у тебя наблюдается  эффект былого присутствия, «дежа-вю»  по научному. То есть, «я это уже когда-то видел».   Такое со многими случается, и со временем  проходит. 
–  Может быть, это действительно «дежа-вю», но я  всё-таки  вспомню, рано или поздно. Да, Саша, спасибо тебе за рассказ о твоих невероятных приключениях на Алюке. Но особое  огромное  спасибо твоей маме за пирожки. Я сейчас просто  лопну от них и твоего вкуснейшего чая, – еле выговорила Марина. 
  – Саш, а как ты думаешь, где расположена эта странная планета Алюка?
– Паша, я не знаю, что и сказать. Она, скорее всего, где-то  рядом с нами, но в другом измерении.  Когда мы с Батти  упали на землю в ожидании перехода, вдруг сильно   потемнело, как при полном солнечном затмении,  и я мельком увидел звёздное небо Алюки. Вы знаете, это был настоящий  звёздный пожар. Настолько много было там звёзд, и они были такие яркие и близкие. Небесный свод весь  светился словно одна огромная люминесцентная лампа.  Конечно, это была не наша Солнечная система.  Возможно, что Алюка находится  где-то вблизи центра Галактики.
– Ну, ты даёшь! Ты представляешь, где находится центр галактики? Сколько туда тысяч световых лет.
– Это в нашем измерении. А в другом,  может быть, совсем рядом.
Их  сугубо научные  сентенции нетерпеливо прервала Марина.
– Дорогие учёные мужи.  Может быть, хватит рассуждать на космологические темы. Сейчас, Паша, наша с тобой очередь  поведать   Саше подробно о наших приключениях в  родной пещере  под Сестрой, о схватках с монголами, о нашем друге-толмаче Ефимке, о поисках  неуловимой «Марин Голд», и обо всём остальном удивительном и невероятном, что с нами случилось за прошедшие два дня.
Ребята    опять уселись поудобнее у стола с пирожками. Марина с Пашей начали  свой рассказ о событиях последних дней. Теперь уже Саша слушал их с широко  открытыми от удивления  глазами, недоверчиво покачивая головой, а  в самых интересных  местах  от нетерпения  притопывая ногой и цокая языком от удивления.
– Невероятно, но факт,– завершил он рассказ ребят. – Интересно, а этот Ефимка, добрался ли он до своей родины?
– Нам  об  этом  поведал  сам  Абдулла  Великолепный  в  своей  записке, -  заметила  Марина. -  Добрался и  прожил долгую  и  счастливую  жизнь.
– Здорово  у  него  получилось. Но  где  же спрятана наша «Марин Голд»,– подхватил Паша.
– Именно это нам надо сейчас обсудить,– продолжила Марина.–  Наша золотая,  бесценная подруга исчезла вместе со старыми знакомыми – Ахмедом, Дэном и вахтёром Матвеичем. Последнего мы уже видели. Похоже, что он ничего не помнит о предмете нашего поиска, но в силу каких-либо особых причин. Не хочется думать, что он что-то скрывает. Матвеич человек простой и честный. А вот других участников группы сопровождения нам  надо бы тоже обязательно  отыскать. Премудрого пескаря-богослова Дэна, больше похожего на мафиози, и Ахмеда, в поисках «Марин Голд»  вдруг неожиданно  ставшего  воином Чингисхана.
– А с ними, помните, были  ещё два головореза, вооружённые от ушей до пяток,– добавил Паша.
– Конечно, помним. Надо их встретить и поблагодарить за оружие, которым они нас очень выручили.  Ребята, давайте поедем завтра  на Пограничную,– встрял  в разговор Сашка. – Я знаю тот дом, где  Дэн снимает квартиру. Правда, мы не пойдём  сразу  к нему,  а поговорим с   жителями   дома. Они-то что-нибудь нам обязательно расскажут.
На этом ребята и порешили, засидевшись  у Саши до поздней ночи, взахлёб рассказывая друг другу о своих  необыкновенных похождениях и приключениях, незаметно  опустошив за интересной беседой всё огромное  блюдо  с мамиными пирожками. Почти всю их долгую беседу  на коленях у Марины  крепко спала объевшаяся вкусных  земных   пирожков  её шустрая подружка   Пилочка. 

38. ВЕРОЛОМСТВО  АХМЕДА.

На следующий день ребята собрались около полудня на площади Совершеннолетия, у того места, где всего месяц назад под деревом  важно  восседал великий колдун Тимбукту со своим юным помощником, славным мальчишкой Симбой. Дождавшись автобуса, они  вскоре  уже были на  дальней Пограничной, возле одного из новых кирпичных домов,  где и  должен был проживать их заклятый друг Дэн.
Ребята подошли к  дому,  двор  которого  был  расположен   гораздо ниже  шоссе.  С высокого уровня  дороги   они заметили внизу, во дворе дома  пожилую женщину, прогуливающуюся с мелким противным пекинесом, величаво поднимающим ногу возле каждого камня и столба.    Ребята спустились к ней, однако  их встретил заливистый лай маленькой, но презлющей  собачонки. 
– Извините, пожалуйста, вы не подскажете, как нам найти проживающего в этом доме итальянского богослова,– обратилась Марина  к женщине, придерживающего давящуюся на поводке от злости собачку.
– А зачем он вам?– подозрительно спросила она Марину,  окинув внимательным взглядом всю их небольшую компанию.
– Мы с ним познакомились недавно в городе, и он пригласил нас к себе послушать его рассказы  о  несравненной Италии.  Он жил здесь с одним странным монахом по имени Алквилл.
Женщина после этих слов вздрогнула, как будто её больно ударили.
– Какой ужас! – она нервно  передёрнула плечами, оглянулась зачем-то, и продолжила:  – Это же был просто кошмар. Вы себе представить этого не можете. Мы к себе в квартиру  пробирались тайными тропами. Этот жуткий монах не признавал никаких правил приличий. Он не признавал, простите, канализацию и свои нужды справлял прямо во дворе, как это было принято у них в каком-то древнем монастыре. Господин Дэн, конечно,  вполне приличный человек, но он ничего не мог поделать с подобным  дикарём. Слава богу, весь этот ужас уже закончился.  Жуткий маньяк уехал, наконец,  к себе на родину. Господин Дионисий  очень переменился  после отъезда этого ужасного варвара. – Тут женщина  сладко улыбнулась, словно вспомнила что-то очень приятное.
– Он такой набожный человек, читает  проповеди у нас в клубе, помогает страждущим, и  непременно до своего отъезда желает у нас построить часовенку  в честь пресвятой Девы Марии. А сейчас его нет дома. Видимо, он на стройке.
Ребята поблагодарили словоохотливую даму, опасливо покосились на  совсем уж изнемогшего  от злобного  лая  пекинеса, и  отошли в сторонку, не зная, что предпринять далее, как вдруг увидели отца Дионисия собственной персоной. В свободной своей парадной сутане он торопливо семенил к дому от оставленного во дворе автомобиля.
– А вот и падре,– промолвил Пашка. – Внимание, ребята. Сейчас я буду брать у него интервью, а вы наблюдайте, что будет.
Паша отделился от ребят и перехватил торопящегося  к подъезду Дэна почти у самого входа.
– Извините, святой отец,– почтительно обратился он к Дэну. – Позвольте вас спросить, а как себя чувствует ваш друг Алквилл? Недавно он несколько приболел, как мне кажется.
Дэн, услышав адресованный к нему вопрос, вежливо остановился и повернулся к подходившему к нему Паше.
– О, мой юный друг,– промолвил он с ужасным акцентом,– я не понимайт, о чём вы говорить. Я не знайт  Алквилл.  Мой друзья не болеть. Приходить сегодня в клуб. Я буду читать лекция о католицизм. Это очень  интересно, мой юный друг. Мы будем петь псалм.
Паша внимательно всматривался  в лицо и глаза католика, но не увидел в них ни какого-либо тайного замысла, ни желания  утаить мысли и чувства. Его располневшее лицо было полно обыкновенного   внимания к собеседнику, и спокойная мимика отражала лишь трудности при подборе слов  незнакомого языка.
– Хорошо, падре, мы постараемся прийти. А что вы скажете по поводу места  нахождения   золотой статуи из пещеры?
– Какой пещера? Какой статуя? Я не знай этого. Я читать лекций клуб.
Паша обернулся к ребятам и подозвал их.  Марина с Сашей  не заставили себя ждать. Они тотчас подошли к беседующим. Дэн посмотрел на подошедших, и что-то затуманило его лицо. Он внимательно смотрел в лицо подошедшей Марине, молчал, и было видно, что он мучительно пытается что-то вспомнить. Он морщил лоб, хмурил брови  и поджимал тонкие губы,   затем вымолвил как-то тихо и неуверенно:
– Я где-то видел это девочка. Извините, подсказать, пожалуйста, где мы встречались?
Марина хитренько сощурилась, испытующе взглянула на католика.
– А как же, встречались, конечно. И не один раз. Господин богослов, а разве мы не вместе с вами спасались от монголов  в пещере под горой Сестра. Вам ничего не говорит это название –  гора Сестра.
Дэн задумался, пытаясь  поймать ускользающую мысль, затем произнёс:
– О да! Сестра, это так интересно. Я давно хотеть побывать там. Но я не быть там. Я здесь  по личный задание  его святейшества кардинал  Августин нести святой вера в ваши дальний край.  Но я не знать монгол? Я не знать золотой статуй.
Паша не выдержал.
– Золотая статуя, господин богослов,  это она, Марина,  только  вся из золота. Что-то с памятью вашей странное произошло, господин богослов. Неделю назад вы проявляли необыкновенную прыть в погоне за золотой богиней. А где господин Ахмед, вы тоже не знаете? Как же вы помните ваши проповеди?
Дэн спокойно смотрел в лица ребят, явно не понимая, о чём они  говорят, да ещё  с таким непонятным подтекстом. Но при слове Ахмед он насторожился, оглянулся и, наклонившись к Паше, полушёпотом произнёс:
– Ахмед нехороший человек. Он приезжать ко мне и тоже говорит много о пещера. Но я не знайт пещера. Я божий человек. Я строит часовня, потом уезжайт  в Рим с докладом кардинал. Я не знайт пещера.
Он заволновался, замахал руками, и что-то быстро заговорил по-итальянски, помогая себе богатой мимикой. Ребята переглянулись, пожали плечами.
– Ну ладно, падре, вам, наверно, волноваться вредно. Всего вам хорошего. Мы постараемся прийти на вашу лекцию в клубе.
Богослов закивал головой.
– Да, да. Клуб, проповедь, хорошо.
Они разошлись. Паша хмыкнул, покачал головой:
– Это что же получается. Ни Матвеич, ни Дэн ничего не помнят о пещере, о наших приключениях, о «Марин Голд», в конце концов. Что с ними случилось,  и куда же она подевалась?
Марина подхватила.
– Очень странно это, ребята. Они все вместе ушли с Кляксой и со статуей. Мы прекрасно всё видели и хорошо помним. А теперь ни Кляксы, ни золотой богини. В наличии участники и соучастники, но они ни шиша не знают. Не похоже, что они притворяются.
– Значит, это кому-то нужно,– вмешался Саша. –  Вы заметили, как Дэн засуетился при имени Ахмеда. Но Ахмед не может так запросто отнять память у взрослых людей. 
– Видимо, Ахмед сам ничего не помнит. Он приезжал к Дэну и у него пытался что-то выяснить. Надо найти Ахмеда,– решила Марина. – Только он сможет что-то прояснить в этой загадке.
Вернувшись на площадь Совершеннолетия, ребята неторопливо двинулись к Центральной площади, потихоньку обсуждая свои дела. Вдруг Сашка  остановил друзей, приложив палец к губам. Ребята непонимающе уставились на него, а он молча показал на чёрный  лимузин,   стоявший на улице возле банка.
– Ребята, а ведь это машина Абдуллы. Я его запомнил по характерному бамперу. Такой крутой передок  только у его машины был.   А в машине видите, кто сидит за рулём?
Ребята подошли поближе и ахнули. За штурвалом в навороченной  машине, за тонированным стеклом сидел никто иной, как один из тех самых вооружённых бандитов, вместе с Ахмедом и Дэном отобравших у ребят в пещере  золотую богиню, и скрывшихся вместе с Матвеичем  в сиреневом окне временной петли.
Пока они раздумывали, как им быть, из офиса вышел нахмуренный и чем-то озабоченный Ахмед. Он нисколько не изменился. Только скулы его покрылись несколько дней не сбриваемой щетиной, да и одет он был уже не в монгольскую накидку, а в серый цивильный  костюм. Он открыл дверь в машину, но сесть  не успел.  Пашка не выдержал и подскочил к нему.
– Ахмед, здравствуйте. Вот хорошо, что мы вас нашли. А куда вы подевали нашу «Марин Голд».
Ахмед стремительно повернулся на голос. Заметив ребят, он широко открыл глаза, наморщил лоб, и как-то очень   громко и радостно ответил:
– А, это вы, разбойнички. Вот молодцы. Как хорошо и вовремя вы появились.  Как раз  вас-то  мне и надо. Давайте зайдём в офис и побеседуем. Очень интересная беседа у нас должна состояться.
Ребята переглянулись. Паша пожал плечами, Сашка подмигнул Маринке, и они все втроём поднялись по невысокому мраморному крыльцу и вошли в офис. Таблички на крыльце не было. Названием  фирмы здесь явно не афишировали.
В холле было чисто, пусто и прохладно. У двери сидел и скучал дюжий охранник. Ахмед усадил ребят на диван перед небольшим журнальным стеклянным столиком, подмигнул охраннику. Тот принёс большущую бутылку «Кока-колы» и уважительно разлил в высокие бокалы, стоящие на столике. У ребят сразу пересохло во рту.  Их уже давно  мучила злая  жажда, и запотевший напиток был как нельзя кстати. Они залпом выпили по бокалу, затем ещё по чуть-чуть, разделив остатки газировки  поровну. Ахмед с каким-то странным  интересом  смотрел, как они жадно пьют напиток, потом с тем же интересом посмотрел им в глаза, словно спокойно ждал чего-то. Саша тоже посмотрел ему в глаза и вдруг всё понял. Он повернулся к друзьям, попытался  крикнуть им, чтобы остановить, но слова застряли на губах, он увидел, как Марина, его друг задушевный, закрывая глаза, медленно падает на спинку дивана, на котором  в страшной неподвижности уже лежит его друг Пашка.    Саша  жутко  закричал, дёрнулся всем телом, пытаясь вскочить с дивана. Но тело его уже не слушалось, в глазах неожиданно  вспыхнули яркие звёзды, и он провалился в небытие.

39. ОПЯТЬ В ПЛЕНУ.

Всюду и везде стоял странный гул. Словно сотни заводов и пароходов одновременно загудели в громкие  печальные трубы, повинуясь чьему-то строгому приказу. Саша слушал этот гул и думал, что такой же гул стоял в стране, когда хоронили вождя всех народов И.В.Сталина. Так говорил его отец, который в это время мальчишкой  был в Москве и помнил события тех лет. Отец рассказывал, как чудом уцелел в толпе на Трубной площади, как он в начале марта, в куртке с оторванным рукавом и  в  одном сапоге, а второй  потерял в смертельно хрипящей от давки  толпе, прошёл мимо гроба вождя Страны  Советов. Потому был необыкновенно счастлив, что видел в последний раз  этого настоящего коммунистического бога на земле.  Но почему сейчас стоит такой гул, он не знал.  Неожиданно среди  этого странного  шума Саша  услышал Маринкин голос. Она звала его, но почему-то шёпотом. Это его очень удивило, и он открыл глаза.
Первое, что Саша  понял, было то, что этот шум и гул находится у него в голове. А второе, что вокруг темно, но не совсем, полумрак какой-то. Что он лежит на грязном полу в каком-то сарае, а рядом с ним, на этом же полу лежат в случайных странных  позах его друзья, Паша и Марина. Марина уже очнулась, приподняла голову и зовёт его слабым недоумевающим  голосом:
– Саша, где мы? Это что, мы снова в пещере? Когда мы сюда попали? Я не помню этого. А голова-то как болит. Звон в голове стоит, как на Пасху в церкви  в крестный ход. Ты меня слышишь, Саша?
– Слышу, Марина, но не знаю, что и ответить. Мы в каком-то сарае, или в гараже. Давай  растолкаем Пашку. Хватит ему  валяться на грязном полу. Бронхит прихватит.
Сашка, морщась от гула и боли в голове,  встал и подошёл к Паше.
– Пашка, вставай, завтрак проспишь.
Оказалось, что Паша вовсе не спит, а просто лежит с закрытыми глазами. Он открыл глаза, резко сел, опершись на оштукатуренную и побеленную стену.
– Я, ребята, давно уже  пришёл в сознание, просто лежу и обдумываю наше положение.
–  Что придумал фельдмаршал Кутузов?
–  Мне стало ясно, что мы опять в плену. Но теперь у мафиози.
– Это и так понятно. Причём, апартаменты у нас совсем  не пятизвёздочные. К тому же уже утро, а завтрак  ещё не подают.
Пашка задумчиво продолжал:
– Я думаю, что находимся мы в каком-то заброшенном  гараже на окраине города, где вряд ли народ когда бывает. Есть у мафиози такие места для своих пленников. Так что стучать, греметь и звать на помощь здесь совершенно бесполезно. Ворота железные, закрыты снаружи на висячие замки. На окнах решётки. Выбраться отсюда без посторонней помощи практически невозможно. Значит,  Ахмед взял нас в заложники. А зачем ему брать нас? Видимо, ему нужно узнать от нас что-то очень важное и ценное. А что мы можем знать такого? Конечно, это всё о золотой богине и о тайнике Абдуллы с наркотой и камнями. Я думаю, что он тоже напрочь  забыл  о своём посещении пещеры и похищении золотой богини. Это и хорошо бы.
Но об этом не забыли его паханы.  А единственные, кто может ему помочь, как он думает, это мы. Ахмед  уверен, что мы знаем тайну «Марин Голд». Нам надо его в этом убедить. Пока он будет у нас выпытывать эту тайну, мы сами сможем что-то от него получить. К тому же, пока ему нужны эти сведения, нам не угрожает никакая опасность. Понятна моя стратегия. Поэтому на его вопросы никаких толковых ответов не давать. Вокруг да около, близко и рядышком. Надо хорошенько заморочить ему голову. Его нужно убедить, что мы что-то знаем, но молчим.
– Да, положение у нас интересное. Ничего не зная, дай понять, что знаешь всё. В картах это называется  – блефовать,– заметил Сашка.
– Вот именно,– встряла в разговор мальчишек Марина. – Но почему голова так болит?
– Потому, что нас опоили какой-то гадостью психотропной. Снотворное  мерзкое подмешали в газировку,– взревел от обиды Саша.– Я понял это, но слишком поздно. Наверняка здесь скоро должен появиться  этот монгол-неудачник. Я ему припомню, как  подобные  эксперименты проводить  над несовершеннолетними невинными подростками..
В этот момент у дверей гаража завозились. Заскрипели ржавые замки, одна из дверей приоткрылась, и в гараж вошёл Ахмед с охранником, тем самым мордоворотом,  водителем  его машины. Ахмед был чем-то очень озабочен. Войдя в тёмный гараж, он подождал, пока его глаза привыкнут к полумраку, затем оглядел ребят, подмигнул им и с нарочито весёлой  интонацией вымолвил:
– Ребята, я очень извиняюсь за такое ваше положение. Но я тут совсем не виноват. Я сам очень попал. Помочь мне можете лишь вы.  Несколько дней тому назад  я в компании с двумя нашими охранниками, известным вам богословом Дэном и вахтёром Института  вдруг очнулся   на лужайке под горой Сестра. Никто из нас не помнит, как  и зачем мы там оказались. Мои друзья  напомнили мне, что я со спутниками, оказывается, несколько суток блуждал в пещерах горы Сестра в поисках  древней  золотой статуи и самоцветов из клада  незабвенного Абдуллы. Но ни я, и  никто из упомянутых моих спутников  ничего не знает ни о каких   пещерах, ни о « золотой бабе», ни о камнях-самоцветах. Это показалось моим  очень влиятельным  друзьям крайне странным. Кое-кто считает, что я просто темню, пытаюсь обмануть их, и  стремлюсь оставить себе сокровища «золотой  бабы» и клад Абдуллы. Им непонятно, почему я  помню абсолютно  всё, кроме событий в пещере под этой сопкой. Мои друзья очень просят вас помочь мне отыскать эти сокровища.  Да, да, именно вас. Поскольку, по некоторым сведениям, вы в это же время были в пещере  и  занимались тем же самым, что и мы.
Ахмед замолчал, осмотрел ребят, подозвал охранника и шепнул ему что-то. Тот  вышел и быстро вернулся, неся в руках большую коробку, из которой высовывались громоздкие свёртки.
– Ребята, вот тут есть всё, что надо вам для нормальной жизни в течение  несколько дней. Но отпустить вас я не могу. У меня есть начальники, и они шутить не умеют. Мне приказали за три дня отыскать и золотую статую, и изумруды Абдуллы, которые были в его тайнике. Если я этого не выполню, меня ждут очень крупные неприятности. Там, где я работаю, виноватые долго не живут.  Поймите меня правильно. Помогите мне, и я всегда буду помогать вам. Вы должны знать, где находится золотая статуя и камни Абдуллы. Сегодня вы  заночуете здесь. Я сейчас  передам также спальные мешки, фонарь и кое-какие мелочи.  Туалет для вас в подвале  в том углу.  А завтра  приду к вам за решением. Надеюсь, вы всё правильно понимаете.
Ахмед снова замолчал. Между тем, охранник принёс спальные мешки, фонарь. Ахмед снова  окинул ребят взглядом, поднялся, и вместе с охранником вышел из гаража. Снова заскрипели двери и загремели замки. Двери закрылись, и в гараже наступила тягостная тишина. 
– Вот так попали,– мрачно  выпалил Сашка.– Если мы завтра ему не выложим подробный план с местом хранения этих сокровищ, что он тогда с нами будет делать?
–Урежет пайки,– заметил Паша.– Больше ничего ему в голову не придёт.
– А если он поймёт, что мы ничего не знаем?– спросила Марина.
–Тогда он потеряет ключи от гаража,–  предположил Паша.
– А если бы мы помогли ему найти эти сокровища?
–Тогда он тоже потеряет  ключи от гаража,– повторил Паша.–Ему и его паханам совершенно не нужны свидетели  их делишек. А с нами у них проблем не будет. Объявят, что бесследно сгинули в пещере, или в речке утонули.
–Выходит, что в любом случае нас ждёт неминучая гибель  от жажды и голода в этом мрачном сарае. Я несогласная на такой мрачный финал. Надо что-то придумать, чтобы вырваться отсюда.
Ребята мрачно посмотрели друг на друга.
– Что тут можно придумать? – Саша осмотрел серые унылые стены. – Бетон, он и есть бетон. Если  хотя бы лом где-то завалялся.
– Ну да. Может, эти бандиты ещё и отбойный молоток с компрессором нам  приготовили.
Неожиданно в углу гаража,  среди какого-то тряпичного  хлама что-то зашевелилось, зашуршало, и к ребятам медленно выползла, потягиваясь и зевая, их милейшая Пилка.
– Пилка, ты здесь?  А мы совсем забыли про тебя, –  ахнули ребята.
Маринка затискала  свою хвостатую подругу.
– Пилка, какая  же ты умница, что не дала обнаружить себя этим бандюганам.
–  Я ведь боевая атрибутка с неограниченными возможностями,– гордо ответила крыска,  деловито отгрызая Маринке пуговицу на курточке. –  А самая главная задача атрибутки – в критической ситуации остаться незамеченной.
– Вот кто нам поможет,– радостно вскричал Паша.–  Пилка, ты сможешь выбраться из гаража наружу?
– А чего тут выбираться,– пискнула в ответ заспанная зверушка.– Пока вы тут отсыпались, я уже всю округу обегала.
– Так ты скажи  нам, в каком районе мы находимся?
– А как я вам расскажу, если совсем  не знаю вашу Находку. Нас закрыли в  самом дальнем угловом гараже. Все гаражи  здесь заброшены. Ими почему-то не пользуются.
– Пилка, тогда ты сейчас отправишься в милицию и расскажешь дежурному, кто мы и где находимся.
Саша  не удержался, весело расхохотался.
– Паша, а как ты думаешь, где окажется дежурный, если он примет заявление от беленькой,  такой симпатичной и говорящей  крысы?–  улыбаясь, заметил он.
– Саш, ты прав, как всегда,– прыснул в кулак Пашка. – Конечно, в психушке.  Я как – то не подумал об этом. Но как же тогда Пилка  сможет нам помочь?
–  Ребята, в город Пилку посылать одну очень опасно. Там кошек и  собак  предостаточно. С ними Пилке трудно будет  договориться.  К тому же,  детишки могут поймать её и не отпустить. Опять же автомобилей сколько. – Паша внимательно осмотрел друзей, протёр зачем-то очки и продолжил:  – Я думаю, как только стемнеет, надо Пилку отправить на поиски нашего лохматого друга Батти. Пилка, ты сможешь найти его за одну ночь?
– А что его искать? Он в пещере днём сидит, охраняет её от ненужных гостей. А ночью по лесу гуляет. Где он идёт ночью, шум стоит. Он дубняк трясёт, желуди и орехи кедровые собирает, корешки дёргает. Ему ведь тоже кормиться надо.
– Вот так и поступим. Найдёшь его и приведёшь сюда  до утра. А уж он-то с его ручищами либо дверь гаража  свернёт, либо решётку выдернет и нас отсюда обязательно  выпустит. 
– А перед дальней дорогой,– вступила в разговор Марина, – надо подкрепиться. Ну-ка, посмотрим, чем нас Ахмед на этот раз потчует.
– Я надеюсь, что в этой газировке снотворного нет,– сказал Сашка, вытаскивая из коробки бутылку «Кока-колы».
– Теперь в этом нет надобности,– отреагировал Паша.– Сейчас ему надо, чтобы мы здесь до утра  крепко подумали. А на сытый желудок очень туго думается.
– О, ребята, тут такие деликатесы,– восхитилась Марина, вынимая из коробок сыр, колбасу и прочий провиант.
Ребята с аппетитом накинулись на еду, однако, не забывая лучшие кусочки подкладывать Пилке. Ведь ей предстояло непростое ночное путешествие. После сытного обеда немного подремали на мягких спальных мешках. Как только стало смеркаться,  ребята  проводили Пилку в путь, погладив её по беленькой гладенькой спинке. Пискнув:
– Смерть подлым нурекам!, – она исчезла в сумерках, ловко проскользнув в вентиляционную отдушину. 


40. ОСВОБОЖДЕНИЕ.

Делать в гараже было   нечего. Разговор тоже не клеился, и ребята рано разбрелись по спальникам. Тем более, что  нужно было успеть поспать перед ожидаемым  ранним визитом Ахмеда. Головы после сытного обеда-ужина гудеть перестали, и ребята забылись крепким сном праведников.
Вдруг под утро они проснулись от того, что крыша гаража над ними закачалась и затрещала. Посыпалась штукатурка, появились трещины в потолке. Они повыскакивали из спальных мешков и собрались в самом спокойном месте, у окна, закрытого ржавой решёткой из арматуры.
– Землетрясение, что ли?– забеспокоилась Марина.
– Мне кажется, что этот семибальный катаклизм называется Батти, – отозвался Паша. И оказался  прав.
Ходить и трещать крыша перестала, но в окне гаража появился огромный тёмный силуэт, простенько выбивший мутное стекло кулаком и обеими руками легко вытащивший ржавую решётку из старого бетона. Ребята посветили в окно и увидели радостно улыбающегося Батти, довольно потрясающего гнутой решёткой.
–Ура, Батти пришёл!– закричали и закружились  в радостном танце по гаражу ребята. Они мигом собрались и по очереди покинули свою мрачную тюрьму. Окно было небольшого размера, но могучая  рука лохматого друга    помогала  им  покинуть  мрачную  темницу. Когда все выбрались, Батти обнял всех освобождённых пленников  по очереди, а затем, подойдя к углу гаража, в ярости приподнял плиту перекрытия и со злым рычанием обрушил её во внутрь строения. Звон и грохот разрушения, сопровождавшиеся столбом поднявшейся к небу пыли, завершили  этот акт справедливого возмездия. 
– Какая подлость!– возмущался Батти,  руша ненавистное строение, целые сутки бывшее тюрьмой для его друзей. – Батти враг  злодеям. Батти не простит такой подлости.
Он в бешенстве толкнул стену гаража, и она обрушилась с ужасным грохотом.   А на плече могучего друга в это время скромно  белел маленький силуэт его спутницы Пилки, тонко пищавшей под шум разрушения:
– Позор похитителям! Да здравствует свобода!  Свободу всем друзьям атрибуток!
Радостные и счастливые ребята двинулись домой. Осмотревшись, они поняли, что оказались узниками заброшенного гаражного кооператива, расположенного высоко в сопках где-то в районе  3-го участка. Они двинулись  обратно домой по пустынной объездной дороге, весело печатая шаг на ещё свежем асфальте трассы.
Странное зрелище видели редкие водители, проезжающие в  предутренний час по этому участку дороги. По всей ширине дороги весело топала странная компания ребятишек, состоящая из двух бойких мальчишек и одной озорной девчушки. А в центре этой хохочущей ватаги шёл огромный лохматый гоминоид, тоже хохочущий, размахивающий полутораметровыми лапищами и  что-то басовито кричащий в начинающее светлеть небо над головой. Тем, кто обгонял их на машинах сзади, они казались невероятно огромными на фоне всего большого города, нависающими над ним и будто прикрывающими его от неведомых бед.  Водители невольно ёжились от непонятного озноба, нервно нажимали на газ и торопливо скрывались за ближайшим поворотом.
В слабом свете ранней утренней  зари ребята вдруг увидели справа от дороги  на новой стройплощадке  человека, неторопливо выкладывающего фундамент будущего здания. Они удивились столь раннему началу рабочего дня, уже почти  прошли мимо, как Паша вдруг удивлённо сказал:
– Ребята, вы посмотрите, да это же Мамед, наркодиллер местный. Он после Абдуллы взял на себя его поганый бизнес.
– Вот тебе раз!– удивилась Марина. – Он что, переквалифицировался в каменщики? Или у наркодельцов  заработки упали настолько, что пришлось им, бедолагам,  на стройку подаваться.
Удивлённые ребята подошли к  Мамеду, упорно укладывающему на место непокорный  угловатый камень.
– Здравствуйте, Мамед. Почему вы здесь в столь ранний час? Разве трудно найти для этого  опытных рабочих?
Мамед остановился, отложил упрямый камень, посмотрел на ребят.
– А, ребята, это вы. Я здесь мечеть решил построить. Своими руками хочу это сделать. Так велел мне сам  великий Аллах.
– Мамед, но почему вы решили бросить свой постыдный бизнес и построить храм?
– Мне знак был свыше. Мне стало горько и стыдно за то, чем я занимался. Скольких хороших ребят я погубил наркотиками, сколько душ испортил  из-за алчности своей. Теперь до конца дней своих я буду отмаливать мои тяжкие  грехи. Может, великий Аллах простит меня когда-нибудь. Идите своей дорогой, ребята. Вы славные хлопчики, и пусть ваш путь будет прямым и светлым. А я займусь своим святым трудом. Аллах акбар,– тяжело, со вздохом промолвил Мамед, и снова взялся за непокорный камень. Ребята пожелали ему успеха в таком благородном  деле, и пошли дальше.
Уже почти совсем рассвело, когда дружная весёлая компания прибыла к перекрёстку у МЖК, где ребятам надо было расставаться с опечалившимся Батти.
– Батти, как ты там устроился? Не беспокоят ли тебя непрошенные гости?– спросила его Марина.
Но, за не успевшего ответить Батти, тотчас затараторила  Пилка:
– Он замечательно устроился. У него такая уютная и тёплая конурка в пещере. Он завалил камнями и землёй вход в пещеру около тропы. У него теперь отдельный личный вход  через лаз в скале. Про этот вход  никто не знает, и никто его не будет беспокоить. Я тоже хочу там жить. У нас будет такая дружная семейка. Я буду готовить ему завтраки, а он будет снабжать меня шишками и корешками. Славненько заживём мы с ним. А вы будете приходить к нам в гости.
Пилка горделиво восседала на плече у Батти, а он лишь улыбался и покачивал мохнатой добродушной головой.
–  Да, да. Там хорошо. Мы будем ждать вас в гости.
Марина расстроилась:
– Пилка, неужели ты хочешь меня покинуть? Я  так уже привыкла  к тебе.
– Ты знаешь, Марина, ей там действительно будет хорошо. Лучше, чем с нами. Там живая природа, её стихия. Батти  никому не позволит её обидеть,– отозвался Паша.–К тому же,  контакты между нашими мирами происходят лишь в том месте, в районе чудесной тропы, где  ещё могут проявиться  хрональные  нарушения, оставленные нашим чудесным таёжным талисманом.  Кто знает, сколько они ещё будут проявляться? Но при первом же случае нового контакта Пилка сможет вернуться на свою родную планету, встретиться со своими родными, и продолжить борьбу  с нуреками. Пусть она будет там, где ей хорошо. 
– Ладно, Пилка, так и быть. Отпустим тебя вместе с Батти. Но на урок биологии я тебя всё-таки как-нибудь  затащу. Вот это будет номер, когда ты за меня у доски ответишь биологичке на вопрос – «Могут ли животные мыслить?»  Или двойка или пятёрка мне точно  будет обеспечена.
Паша, вдруг что-то вспомнив, обратился к Батти:
– Батти, ты ведь уже знаешь, что Ахмед с Дэном и бандитами отобрали у нас в пещере золотую статую Марины, которую нам подарил вождь Унушу в наше последнее путешествие в прошлое. Скажи нам, в твоих последних прогулках  по пещере ты не встречал каких-либо признаков хранения этой статуи? Может быть, где-то свежеразрытый  грунт попался, или груда камней, ранее не известная. Ведь лучше тебя эту пещеру не знает никто.
– Я сам вам хотел об этом сказать,– прогудел Батти. – Я знаю это место в пещере. Золотую статую прячет от бандитов  Клякса.  Она хочет передать её вам. Но Клякса быстро  теряет энергию, а с ней и массу. Клякса просила вас   поскорее прийти в пещеру, где она вам передаст «золотую леди». Именно Клякса лишила памяти всех участников последнего похищения золотой богини, пытаясь спрятать чудесную статую от бандитов. Так что поторопитесь. Она просила вас предупредить, что если вы не успеете прийти вовремя, её энергия исчерпается и она исчезнет, то память  полностью вернётся к разбойникам.
– Да, неужели?  Батти, а сколько ещё продержится Клякса?
– Этого не знает никто, даже она сама.
– Тогда мы отправляемся к тебе  в пещеру за золотой богиней прямо завтра. Сегодня соберёмся, подготовим  снаряжение. Родителей надо предупредить. А то вечно мы где-то пропадаем, а они с ума сходят. Вот и сегодня тоже дома не ночевали. Так, мальчики?
Марина обвела ребят взглядом. Ребята кивнули в знак полного согласия.
– А где мы завтра найдём тебя, Батти? – спросил Паша.
– Завтра утром я  с Пилкой буду ждать вас у скалы, на которой вы нашли тогда чудесный талисман.  Там  до сих пор сохраняется  чудесная  аура. А недалеко среди скал  и мой  вход в пещеру.
– Тогда до завтра, Батти. Береги Пилку.
Батти с Пилкой на плече  простился  с ребятами и  бесшумно  скрылся в придорожных кустах.
. 

 41. ПРОЩАЛЬНЫЙ  ПОЛЁТ ТООМБЫ.

Наутро ребята, как всегда, в полном походном снаряжении встретились на автовокзале. Приближалась осень, утро становилось  уже прохладным, на некоторых деревьях   начинала  желтеть листва. Ребята с грустью смотрели на увядание лета.
– Как жаль, что заканчивается такое необыкновенное лето,– вздохнула Марина.– Скоро опять в школу, тетради, зубрёжка, шпаргалки, двойки-тройки иногда.
– Конечно,– отозвался Саша,– но без школы, без знаний сейчас никак нельзя. Вы посмотрите, как стремительно развивается цивилизация. То, что было фантастикой всего двадцать лет назад, стало настолько  привычным и необходимым. Мобильная связь, например, карманные компьютеры, умные автомобили, отзывающиеся на голос хозяина. Но это же результат тончайших научных исследований. А нашему поколению  предстоит двигать цивилизацию дальше. За нами межпланетные полёты, освоение Луны и Марса. Дебилам с тремя классами это не под силу.
– А глубины океана, а роботизация  производства? – включился Паша.– Нет предела познанию, как нет предела возможностям интеллекта. Всё это предстоит делать нашему поколению. Иногда мне как-то страшно становится. Смогу ли я, окажусь ли полезным для того, будущего общества?
– Не надо робеть, друзья. Все чудеса современной техники делают такие же люди, как и мы. И мы справимся не хуже. Как всегда,  права моя мама. Нам уже пора  посерьёзнее относиться к жизни и учёбе. Однако вот и автобус, дорогие мои  академики. Надеюсь, билет вы возьмёте на свою даму,– вернула их на землю Марина.– Жаль, мне на Луне не побывать, придётся детей воспитывать.
– Это тоже работа,– отозвался Саша. – При том – наиважнейшая. Из одного и того же ребёнка можно вырастить  умницу-учёного, паразита-карманника и никчёмного наркомана. За первого общество скажет спасибо, а за последних – помянет дурным словом. Жаль, что сейчас это не все  понимают.
– Дорогие философы, мы уже приехали,– снова оборвала их высокие  измышления Марина.– Извольте выйти из автобуса, не то мы опоздаем на встречу с нашими друзьями.
Ребята  вышли сразу  за мостом,  и по давным-давно знакомой тропке двинулись туда, где месяц назад начались их необыкновенные приключения.  Они спустились вниз, миновали   сопочку Племянник. По тропе древних чжурчженей  стали подниматься к  скале Унушу, где столько лет их дожидался таинственный талисман племени Белого Леопарда.
– А я уже Батти вижу,– воскликнула Марина. – Он стоит слева от  скалы Унушу. Батти!– громко крикнула она, помахав рукой лохматому другу. И вдруг её взгляд посерьёзнел, остановился на чём-то другом. – Ребята, а это что такое? – спросила она, указывая на нечто, происходящее  в той стороне, где стоял Батти.
Ребята взглянули туда и увидели, что к скале, возле которой стоял уже заметивший их Батти, сверху вниз, по  таинственной тропе, приближается очень странный вихрь. При полном безветрии, в ясный солнечный день, вниз к реке спускалось большое  тёмное пятно, внутри которого деревья гнулись, как в настоящий ураган, а птицы с тревожными криками  улетали поспешно  в стороны. Батти заметил это явление, но слишком поздно. Он обернулся,  внезапно поднял руки вверх, помахал друзьям, как бы прощаясь с ними, и тут же  его накрыло это странное пятно. Через минуту тёмное пятно сместилось вниз, стало светлеть, слабеть, и, наконец, у самой воды, вовсе исчезло, оставив после себя лишь переполошенных  птиц, ещё долго носившихся у  Сестры, что-то протяжно и громко крича.
Но Батти  на месте уже не было. Ребята кинулись туда, надеясь найти его, хотя бы  лежащим на траве, но тщетно. Их добродушный лохматый друг вместе со своей подружкой Пилкой на плече исчез бесследно в тёмном неведомом вихре. Устав от безрезультатных  поисков, ребята присели отдохнуть под  скалой. 
–  Куда же они подевались,  наши друзья? – недоумевала Марина.– Вот здесь Батти  с Пилкой  был всего десять минут назад.
– Марина, скорее всего, это был очередной контакт наших параллельных  миров,– сказал мудрый Паша.– Тот самый, которого так ждала Пилка.
– Тогда  наши друзья, наверное, вновь оказались на Алюке,– подтвердил Сашка.– Опять им предстоят схватки с нуреками, с их пластиковыми колоннами,  со страшным Дроком, которого боится даже бесстрашная Пилка. Пожелаем же им выстоять в этой войне.
– Как жаль, что вместе с Пилкой туда вернулся и Батти. Ему будет очень трудно в одиночку бороться с нуреками.. А кто же теперь нам расскажет, где  спрятана  «Марин Голд»?
– Да, – разочарованно протянул Сашка,– только что мы потеряли последнюю  надежду на быстрое обнаружение  золотой богини. А ведь время идёт. Наша  Кляксочка теряет энергию и становится всё более слабой и немощной. Если она исчезнет вовсе, то наши обидчики тотчас  вспомнят всё-всё  про эту заманчивую золотую леди. 
– Все разом бросятся за ней вдогонку. Значит, нам необходимо  опередить их и найти принадлежащую нам «Марин Голд» первыми,– вступил в разговор Паша.
– А как это сделать?
– А вот как. Батти сказал нам, что его  вход в пещеру находится  недалеко от этой скалы. Следовательно, нам нужно  здесь всё вокруг осмотреть, излазить, прощупать, но найти тот лаз, через который довольно крупный Батти  свободно входил в пещеру. Это же не лисья нора, которую можно не заметить. 
– Ну что же. Наверное, ничего другого нам не остаётся. Давайте сейчас и приступим к поискам.
Несколько часов  ребята тщательно  искали вход в  пещеру. Они исходили всё вокруг  своей знаменитой  скалы, излазили  её  и все близлежащие каменные крепости. Тщательно искали следы, которые мог оставить Батти, посещая пещеру. Даже поднялись на Сестру, чтобы оттуда внимательно осмотреть все окрестные скалы. Вдруг где неожиданно мелькнёт тёмное пятнышко заветного входа.
 Но все поиски оказались  тщетны. Давно известные  скалы были серы и скучны, как тройка в дневнике, а на  траве не было видно никакого  следа, оставленного Батти.  Огромный таёжный опыт и звериная осторожность их пещерного брата   явно играла здесь против них. Ребята  даже отыскали ту поляну, где был прежний вход в пещеру, обнаруженный Дэном с помощью Кляксы. Но этот вход был так искусно спрятан Батти, что для того, чтобы его снова отыскать, надо было перелопатить десятки кубов непростого грунта. Ребятам  это было  сейчас явно  не под силу.
 Далеко за полдень,  совсем выбившись из сил, погрустневшие молчаливые ребята присели на берегу реки, у воды, на  выброшенное паводком  дерево, и задумались, молча глядя на  серые утёсы, освещаемые уже начинающим спускаться к закату солнцем.
– Как обидно, что  где-то здесь, совсем недалеко от нас, находится  заветная «Марин Голд», а  мы  не знаем где. Мы столько раз были с ней рядом, но не удалось нам доставить её в наше время.  Вот был бы в нашем городе праздник.  Вся страна  узнала бы тогда о чудесной находке в Находке.  А вдруг совсем скоро у Кляксы  иссякнет её неземная энергия, она исчезнет, а бандиты  тотчас вспомнят, куда они спрятали  наше сокровище. Да они через полчаса уже будут здесь,– сокрушалась Марина.
– Это точно,– подхватил  Паша. – Но, наверняка,  они все прибегут сюда  по одному. Никто из них не захочет делиться друг с другом.
– Вот-вот,– вступил в разговор Сашка.– Начнут  «мочить» друг-друга всеми возможными способами. А  подобных  способов у них немало.
–   У них и для  нас отыщется оригинальный метод ликвидации,– мрачно заметил Паша.
– Ребята, а мы  маху дали,– вдруг быстро вмешалась в разговор Марина.–  Среди этих охотников за нашей «золотой  Мариной» есть один человек, который смог бы  нам помочь. Только надо было с ним ещё раз встретиться и поговорить. Объяснить ему  всё, что было с нами и с ним в те дни.  Если бы он  внезапно  вспомнил наши приключения  в прошлом, то смог бы найти нас и предупредить,   позвонил бы мне на мобильник. Кстати, мне папа сотовый телефон  вчера  подарил. Такой славный, складной, и весь светится, как фонарик. Сказал, чтобы позванивала домой, если опять буду задерживаться где-либо.
– Конечно, от чжурчженей  по мобильнику  не позвонишь. Но телефон в кармане –  это очень здорово.
Сашка, до этого безучастно осматривающий окрестности, вдруг повернулся к собеседникам:
– Ребята, посмотрите в ту сторону, на дорогу.
Друзья кинули взгляд вверх по течению, где от моста через реку начиналась дорога  к утёсам Сестры, и  увидели быстро  мчащийся  автомобиль. Не заметив на берегу сидящих  ребят, он проскочил мимо  к скалам и остановился. Изумлённые ребята увидели, как из него выпрыгнул  пухленький богослов и кинулся  вверх   по склону.
– Он что, собрался там читать проповедь?– язвительно заметил  Сашка.
Ответить ему  никто не успел, поскольку    наверху в ложбине, на старой, поросшей кустарником лесной дороге появился роскошный джип,  из которого   вышли  два вооружённых охранника, а затем  важно вылез сам Ахмед.  Заметив  бегущего вверх по склону Дэна, Ахмед вынул из заднего кармана  пистолет и дважды предупредительно  выстрелил  в воздух.
Услышав выстрелы, Дэн оглянулся и тотчас упал за обломок скалы. Ребята увидели,  как он  выхватил  из-за спины оружие, и  тут же от него ударила в сторону джипа короткая автоматная очередь. Группа Ахмеда залегла в дорожном  кювете и открыла ответный огонь. Между враждующими  группировками  завязалась настоящая   ожесточённая перестрелка..
Ребята кубарем скатились   под прикрытие  небольшого обрыва морской террасы и залегли, вытаращив глаза друг на друга.
– Им  что, адреналинчику захотелось?–  недоумевал Сашка.
– Боюсь, что у наших давних друзей опять началась «золотая  лихорадка»,– ответил Паша.
В это время у Марины вдруг заиграл мелодию  её новенький мобильник.  Она очень удивилась, включила  его на максимальный  звук, и все услышали взволнованный голос их старого друга  Матвеича:
– Ребята, это я, Матвеич. Я вспомнил,  всё-всё  вспомнил. Сегодня утром  внезапно мне приснилась пещера, как я с Унушу важно раскуриваю  сигарету. А, проснувшись, я уже вспомнил  всё – и монголов, и чжурчженей, и Ефимку, и мешочек с изумрудами.  Но самое главное, я вспомнил, куда Клякса  спрятала  золотую статую. «Марин  Голд» находится  в пещере,  в главном зале  чжурчженей,  спрятана под  грудой камней. Для этого Клякса специально обрушила одну из стен пещеры.   
Вместе с Дэном и бандитами я оказался в этом верхнем зале, но в наше время. Из дыры в пещере я видел город за рекой. Клякса  положила статую под стену и обрушила её.  А потом вытянулась в длинную и крепкую верёвку, по которой мы  спустились  все  со скалы. Затем она  отключила   у всех нас память обо всём, что происходило  в пещере.  Только сегодня  почему-то мне  всё  вспомнилось. Сейчас звоню вам с домашнего телефона.
Марина  удивилась: 
– Иван Матвеич, а откуда вы знаете номер моего телефона.
Ответил  за Матвеича Паша, лукаво взглянув на подругу.
– Это я вчера встретился с ним, объяснил ситуацию и на всякий случай передал ему номер твоего мобильника.
Марина благодарно посмотрела на Пашу, и обратилась снова к Матвеичу:
– Иван Матвеич, спасибо вам.  Вы вспомнили события в пещере  потому, что наша милая Кляксочка исчерпала всю свою энергию и исчезла, превратилась в эфир. Спасибо ей за всё то хорошее, что она сделала для нас. Однако, одновременно  с вами  забытые события вспомнили и наши недруги.    Сейчас  здесь у Сестры  идёт настоящий бой  за право  владения моей золотой копией.  Как только мы вернёмся  отсюда, мы вас найдём и всё-всё расскажем. А пока, до свидания.
Марина сложила мобильник. Паша хлопнул себя по лбу:
– Марина, позвони в милицию, сообщи о перестрелке возле Сестры.  Это же беспредел какой-то. Мало того, что они себя могут укокошить.   Так они могут  кого-то в лесу настичь   пулей.  Мало ли грибников и туристов бродят по окрестностям  знаменитой сопки. А  затем  и  до  нас  доберутся,  если  мы  попадём  им  на  глаза.
В милиции очень удивились сообщению о перестрелке в районе  горы Сестра, но приняли к сведению. К этому времени стрельба  приобрела шквальный характер. Стороны  решили добиваться победы любой  ценой.  Фонтанчики от пуль   возникали  то с одной стороны линии фронта, то  с другой. Изредка   к ребятам   долетала отчаянная брань на русском и итальянском языках.
Сашка не выдержал:
– Хорошо, что у них гранатомётов нет?  А вдруг мафиози вызовет подкрепление с «Градами», а итальяшка обратится  к Ватикану за авиационной поддержкой. Это же почти что война получится.
– Ничего не получится,– ухмыльнулся Паша.– У Ватикана нет штурмовой авиации. Да и Дэн вовсе  не ватиканский богослов, а простой итальянский мафиози, некто Джулиано.  Ему в Риме  документы  оформили  на богослова  для свободного пребывания у нас. Мне это  вчера сказал  знакомый человек из органов. Мы присутствуем при обыкновенной бандитской разборке. У воюющих сторон   скоро патроны  закончатся, и им ничего другого не останется, как пойти  на мировую.
– До очередной делёжки «золотого запаса»,– вмешалась  Марина.–  Какая всё-таки  мерзость эта людская жадность.  Не люди, а  волки злобные, лютые.  Друг-друга за золото заживо съедят.
Вдруг в отчаянной перестрелке наступил внезапный перерыв. Ребята  осторожно высунулись из своего укрытия  и увидели удивительную картину. Обе стороны  вышли из своих укрытий и, уже не обращая внимания друг на друга,  стоя во весь рост, смотрели куда-то вверх. Ребята  взглянули  туда же и  обомлели.
В голубом небе над скалами Сестры  одиноко  реял  силуэт   летящего человека. В небесах плавно  парил их давний друг-спасатель   Тоомба.   Нечасто взмахивая  своими огромными крыльями,  он медленно снижался, совершая  широкие   круги над  устьем реки. В  руках  он держал какой-то большой, и видимо, очень тяжёлый  продолговатый предмет. Ребята видели, как тяжко он взмахивал крыльями, с трудом удерживая равновесие под порывами  высотного  сильного ветра..
Тоомба, совершая очередной круг снижения, отошёл от тёмных скал,  и вышел на освещённую солнцем траекторию движения над рекой, и тотчас  ребята все разом шумно вздохнули. В ярко сверкнувшем золотом в лучах солнца предмете они узнали свою долгожданную «Марин  Голд».
– Ребята, это же «Марин  Голд»,– выдохнула Марина.
– Невероятно,– простонал Паша.– Это  её наша Кляксочка передала Тоомбе  перед исчезновением.
– Не иначе, как для передачи  золотой  статуи  нам,– сосредоточенно заключил Паша.
Несомненно,  обе воюющие  стороны  тоже поняли,  что  их  заветная  мечта  проплывает  в  небе  мимо  них.
Сашка стоял молча, стиснув кулаки, и с  горечью наблюдал, как  ветром с моря Тоомбу с его необыкновенным грузом  потихоньку сносит к линии бандитского фронта. Бандиты это тоже заметили  и стояли молча, ожидая, где же приземлится  этот необыкновенный пилот с вожделенным  подарком судьбы.    
– Неужели наша «золотая Марина» достанется этим  негодяям?– возмутилась Марина.– Неужели ничего нельзя сделать?
А что тут сделаешь?– развёл руками Сашка.– Тоомбе  не позвонишь по твоему мобильнику,  не прикажешь повернуть сюда.
– А почему бы и нет? – удивилась Марина.
Она  выскочила из укрытия на поляну, отчаянно замахала руками и закричала что было сил:
–  Тоомба!  Тоомба!  Сюда, сюда лети! Мы здесь!
Ребята тоже вскочили на ноги, забегали по полянке, закричали, замахали руками так громко, что их услышали даже  на линии фронта. На радость ребят, их услышал и Тоомба. Он совершил резкий поворот  влево и стал быстро снижаться, пикируя прямо на ребят. Ребята возликовали, забегали и запрыгали в хороводе на прибрежной полянке.
–Тоомбочка, миленький, лети сюда. Это же наша «Марин Голд». Нам её сам Унушу подарил,– кричали ребята, призывно махая руками.
Тоомба  уже снизился до нескольких десятков метров. Ему осталось долететь до ребят всего метров двести, как вдруг с горы, где находились бандиты, раздалась резкая автоматная очередь. Бандиты решили  добиться своего силой оружия. Было видно, что очередь достигла цели. Тоомба резко встрепенулся в воздухе, правое крыло его слегка провисло, отчего его стало сносить правее, как раз туда,  к вооружённым разбойникам.   Там   радостно  закричали в ожидании  своей победы.
С высоты послышался знакомый ребятам  гортанный тоскливый крик  друга-спасателя. Они увидели, как Тоомба внезапно напрягся, крылья его заработали активнее. Он резко  развернулся и низко над водой полетел в сторону залива.  С трудом пролетев над песчаной  косой, отделяющей реку от моря, Тоомба   направился к центру залива, постепенно снижаясь и  теряя высоту. Ребята видели, как, выйдя на середину залива, он вдруг  стал резко набирать  высоту, но в его руках уже не было видно драгоценного и тяжкого груза.
– Ребята,– мрачно сказал Пашка,– он сбросил в море «Марин Голд».– Смотрите, у него в руках уже ничего нет.
– Так Тоомба, умная и чувствующая машина,  наказал людей за их  алчность и подлость,– сквозь слёзы  вымолвила Марина.
А Сашка стоял, и молча, с горечью во взгляде,  смотрел вслед улетающему  в вышину спасателю, безотказно помогавшему людям в древние мрачные  времена, но так и не сумевшему  помочь им в самом просвещённом веке.
Внезапно  наступившую печальную  тишину прорезали резкие  звуки милицейских  сирен. Несколько машин со спецсигналами  влетели в долину перед Сестрой. Из них высыпали вооружённые люди, окружившие застывших на  склоне Сопки с поднятыми руками бандитов во главе с Ахмедом и незадачливого римского  гангстера Джулиано, бесцеремонно выдававшего себя уже который месяц за ватиканского богослова Дионисия.  Бандитов в наручниках  лихо  погрузили в машины, и вся  кавалькада  под тревожное завывание  сирен покинула  подножье Сестры столь же внезапно, как и появилась.
Ребята печальной вереницей  двинулись по дороге   в город. Они шли молча, говорить не хотелось. Каждый думал о том, как неожиданно грустно завершились их необычайные экскурсии в прошлое, как  с таким трудом  обнаруженная «Марин Голд» опять ускользнула от них в  недоступные тёмные пучины морского залива, где её найти будет уже почти невозможно.
  Никто из них не заметил, как за их спинами неожиданно странно изменился склон сопки Сестра, как молодо зазеленели на её крутых склонах, забытые ныне,  пушистые  хвойные рощицы, как  на  склоне сопки вдруг обозначилась необыкновенная светлая тропа, чётко выделяющаяся на тёмном склоне, берущая начало от реки, привычно петляющая между деревьями и уходящая куда-то вверх, на вершину, где она не заканчивалась, а светлой нитью уходила далее,  в небо, в непостижимые дали Космоса, словно стремясь вслед за тем, кто сейчас невообразимо далеко, но кто положил начало её возникновению. 
 Не видели  ребята и того, как в  вечернем сумраке там, где они  только что спасались от перестрелки, на берегу реки, возникло  поселение из нескольких землянок, крытых землёй и хвоей. В селении кипела жизнь,  строились новые землянки, по реке скользили лодки-долблёнки с рыбаками. Посреди посёлка на большом  вертеле  на углях готовилась на ужин крупная антилопа. А  возле самой большой землянки стоял  высокий седой старик  и  внимательно смотрел им вслед. На его меховой жилетке, на груди с левой стороны в сумерках чётко выделялся светлый  квадратик меха Белого  Леопарда. 


42. ПРОЗРЕНИЕ.

На следующий день с утра начал моросить противный мелкий осенний дождь. Ребята встретились  на площади Совершеннолетия у фонтана. Они стали под дерево, скрываясь от усиливающегося дождичка, и увидели спешащих мимо них Цыбулю и Штымпа.
– Ребята,– окликнула их Марина,– куда так спешим?
Бывшие наркоманы очень обрадовались, увидев своих новых друзей.
– Здравствуйте. Вы что, опять в очередное путешествие отправляетесь?
– Да нет, мы вчера уже нагулялись так, что сегодня ноги гудят, как телеграфные столбы.
– А где вас вчера носило? Разгадывали тайны Сестры?  Как  поживает миляга Батти? Что поделывает шустренькая Пилочка? – засыпали они ребят вопросами.
– Проводили мы вчера Батти в новый дальний путь. Попал он вчера  вместе с Пилкой во временной вихрь и, видимо, сейчас уже снова на Алюке.
– Да ты что?– изумился Колька Арапкин, по прежней кличке  Цыбуля, – Кому-нибудь расскажи, скажет, что крыша съехала. А ведь я знаю, что это правда. Я маме рассказал про монголов, а она лоб у меня пощупала.
Марина испытующе посмотрела  ребятам в глаза:
– А как у вас дела, ребята? Не тянет на старое? Слово держите, или как?
Бывшие наркоманы помрачнели, бросили быстрый взгляд на Марину.
– Ты знаешь, Марина, просто удивительно, но нам  совсем не хочется наркотиков. Как обрезало. В мыслях иногда ловишь себя на вопросе: – А что, может рискнуть, поймать кайф?   Но тут же гонишь эту мысль, и радость такая внутри рождается оттого, что я сейчас такой же здоровый и нормальный,  как все остальные, вот как вы, ребята.
– Когда там, в прошлом, за нами по лесу гонялись монголы с обнажёнными саблями, мы чувствовали себя самыми презренными тварями,– вступил в разговор Штымп. – Мы видели их презрение,  людей такого далёкого прошлого. Они  были готовы казнить нас не по злобе, а просто как самых убогих  бесполезных  людишек. Вы знаете, в душе проснулся такой мощный  протест, так стыдно стало и больно за свою никчёмность и ненужность. Я ещё совсем молод, мне  предстоит прожить огромную жизнь, а меня уже сейчас презирают, и за человека не считают даже такие древние люди, как воины Чингисхана.  Степные кочевники готовы просто прихлопнуть меня, как бесполезную муху. И всё это из-за наркотиков. Взяла меня злость, закипело всё внутри, включился какой-то внутренний, могучий тормоз и я понял, что больше никогда не буду наркоманом. Если  же отступлюсь, то просто умру, сгорю  от внутреннего стыда.
– А друзья по шприцу вас встречают, зовут? Как вы от них уходите?
– Они, когда узнают, что мы завязали, то сначала не верят, а потом все мрачно и мучительно  завидуют нам. Всякий наркоман хочет избавиться от этой напасти. Но почти никому  это не  удаётся. У нас получилось,– с гордостью добавил Коля.
– Что-то странное произошло и с наркоторговцами,– вмешался в разговор Штымп.– Большинство из них почему-то бросило свой чёрный бизнес и уехало из города. Говорят, что в городе появилось множество окровавленных денег. Как только наркоману или наркоторговцу приходится за что-либо  платить, то его деньги  пропитываются кровью, и их никто не принимает. А те же деньги у других людей становятся вполне нормальными ассигнациями. Один из главных  поставщиков  героина в городе, владелец самого крупного супермаркета Мамед  на этой истории подвинулся, раскаялся в своей бывшей жизни  и сейчас в одиночку   строит за озером мусульманскую мечеть.
– Да, да,– вспомнила Марина,– мы его встретили вчера утром. Ничего он не подвинулся. Вполне нормальный человек. Просто раскаялся он, и грехи замаливает на стройке.  Все бы так подвинулись, как он. А чем вы заниматься сейчас думаете?
Колька весь расплылся в счастливой улыбке.
– Я к мамке на завод устроился. Сначала учеником токаря, а после сам на станке работать начну. А токаря не слабо зарабатывают. Мамка моя  сама не своя от счастья. Всё не может поверить, что её пропащий сын  завязал с наркотой. Ещё  в автошколу хочу устроиться на курсы водителей.
– А я на курсы матросов-мотористов записался. С понедельника ходить начну. А потом меня в пароходство  на танкер взять  дядька  обещает. Три месяца отучусь, и в моря пойду,– мечтательно вздохнул он. 
– Ну, что, молодцы ребята. Не посрамили нашей дружбы. Вы куда сейчас? Поехали с нами.– Марина улыбнулась новым друзьям.– Мы к Саше домой на пирожки собираемся. Зачем  под дождём мокнуть?
Все вместе прыгнули в подъехавший автобус и поехали к себе на «болото». Они собирались доехать до дома Быта, как вдруг автобус неожиданно покатил их, не сворачивая, прямо по проспекту Мира.
– Оказывается мы на «девятый» номер сели. Ничего, доедем до церкви, а там,  через сопку  перейдём, и мы у Саши дома, – успокоила друзей Марина.
Они вышли у церкви. Дождичек перестал, даже солнышко проглянуло среди туч, но опять быстро спряталось за плотной завесой. Что-то неожиданно щёлкнуло у Марины внутри, какой-то лёгкий озноб пробежал по телу, будто напоминая о чём-то. Она неожиданно даже для себя вдруг резко остановилась, повернулась к друзьям и задумчиво произнесла:
– Ребята, а давайте в церковь войдём. Я  давно здесь не была. Говорят,  сейчас внутри  так красиво стало.
– А почему бы и нет,– согласился Паша.
Сашка согласно кивнул головой, а Колька со Славкой покорно повернули к входу в церковный двор.
  Они прошли через ворота, поднялись на крыльцо и вошли в помещение церкви. Внутри было тихо, пусто, пахло чем-то приятным и успокаивающим. Перед алтарём, чуть потрескивая, горели свечи.  Слева отец Василий  тихо беседовал о чём-то с тремя  немолодыми женщинами.  На вновь вошедших никто не обратил внимания. Ребята прошли в центр храма и остановились перед главным алтарём. На них в упор строго и изучающее смотрел с иконы  сам спаситель человечества – Иисус Христос. Его внимательный  взгляд проникал глубоко в душу, поднимая в ней смутную тревогу, невольно ставя множество вопросов к самому себе. Он словно бы спрашивал:
– А с чем ты пришёл сюда?  А правильно ли ты живёшь? А что ты сделал хорошего окружающим тебя добрым людям?
Он не ждал ответа. Но он знал, что ответ появится  в душе того, кто обратился к нему. Ребята простояли так довольно долго, не смея нарушить  смиренное молчание в храме. Вдруг они услышали  совсем  рядом с собой тихий плач. Они обернулись и удивлённо уставились на залитую слезами Марину. Она стояла позади всех, всхлипывая, шмыгая прохудившимся вдруг носом, и слёзы безостановочно бежали по её раскрасневшемуся, но прекрасному одухотворённому лицу.
– Марина, ты что плачешь? Что с тобой? Заболела что  ли? – кинулись к ней ребята.
    Но вместо ответа  Марина  взглядом показала на главную икону. Ребята послушно пристально взглянули на лик сына Бога  ещё раз и  все разом ахнули. С большой иконы на них внимательно и строго смотрел никто иной, как сам Аркад. Изображение было выполнено с соблюдением всех строгих церковных канонов, но ребята легко угадывали в его каноническом  лике черты живого, необычайно выразительного, всегда разного, но необыкновенно притягательного  лица  их старшего друга и наставника из Шамбалы Аркада.   
Долго стояли изумлённые  ребята перед поразившим их  ликом. Они не слышали, когда к ним сзади тихо подошли и тоже застыли в почтительном молчании  отец Василий, его скромные собеседницы и другие посетители Храма Божьего. Все  внезапно поняли, что здесь только что произошло великое, необыкновенное, необычайно близкое и тесное свидание с Богом, свидание, которое бывает лишь однажды, но след от которого остаётся в душе на всю  оставшуюся жизнь.
Ребята, взглянув ещё раз в бездонные глаза иконописного лика своего наставника, перекинулись  взглядами, кивнули на прощание  всем присутствующим, перекрестились и вышли  наружу.
Дождь  закончился. Тучи отнесло к востоку, и с неба  хлынул   яркий,  лучистый поток  последнего летнего  тепла и света.  Перед друзьями на берегах огромного залива  широко  раскинулся их родной и любимый город Находка. Город-труженик, город-мастер, в котором они выросли и в котором им предстоит прожить длинную и интересную жизнь. Сейчас, после такого дивного и чудного  открытия они знали, что,  какие бы задачи перед ними вдруг не встали, какие бы проблемы не возникли, они всё выполнят, всего добьются. Ещё они в одном были уверены. Всё, чтобы они впредь  не делали,  к чему бы не стремились, какие бы цели перед собой  не ставили, всё и всегда они будут делать только  с добром, для добра и для добрых людей.



     ЭПИЛОГ. 

Учебный год начался как всегда со Дня Знаний первого сентября.  Классный руководитель Галина  Петровна  поприветствовала ребят после каникул, наговорила им немало приятных слов о том, как они все повзрослели и подросли. А затем попросила ребят  рассказать, как они провели свои  долгие летние каникулы.
Федька Туркин  рассказал, что ездил отдыхать в Таиланд, где катался на слоне.  Лана   Хитрова отдыхала  с родителями в Крыму под Алуштой,  а Марина Казазаева, вся светясь и краснея,  взахлёб рассказала, как она объехала с родителями всю старушку Европу, а в Париже на пляс  Пигаль танцевала вальс с одним симпатичным французиком.
Марина сидела на второй парте у окна  рядом с другом Пашей и думала о том, как это здорово кружиться в вальсе на знаменитой парижской площади  с симпатичным французским юношей.
– Марина, а ты с твоими друзьями как провели эти каникулы? – вдруг обратилась   к  ней  Галина  Петровна. 
Марина от неожиданности вздрогнула,  кинула взгляд в окно на  синий с белыми барашками мелких волн  залив Находка, в тёмных глубинах которого сейчас хранится неуловимая и уже почти недостижимая  «золотая  баба»,  на  проступающий в дымке за бухтой   тёмный силуэт сопки Сестра, на вершине которой сотни лет  покоится прах дедушки Таргу,  вспомнила  своего юного жениха, капризного хана  Тугуя, белое лицо с безумными глазами толмача Ефимки, в приступе  скаредности обхватившего руками золотую статую,   милую Кляксочку, поднимающую из камней спрятанную там  «Марин Голд», удивительный подарок  доброго друга Унушу,  раненую осколком гранаты, истекающую кровью  на берегу реки Сучан,  монгольскую лошадь, измученного  тенетами  таёжного летающего человека-спасателя Тоомбу в тёмной пещере,   необыкновенно  добрый лучистый взгляд наставника Шамбалы Аркада, так поразительно  совпавший с ликом спасителя мира Иисуса,  удивительные оранжевые лучики  загадочного таёжного талисмана, мрачно бредущих  с поднятыми руками в милицейский фургон алчных искателей золота Ахмеда и Дэна  со товарищи,  невероятное путешествие в загадочную Шамбалу,  их замечательного лохматого друга Батти и милейшую крыску  Пилку, сейчас воюющих с пластиковыми киборгами где-то  на далёкой таинственной Алюке, вспомнила древнюю таинственную  тропу на склоне горы Сестра, то глубоко выбитую в каменистом крутом  склоне сопки, то вдруг теряющуюся в густом  разнотравье, всегда сказочную, но обязательно   неожиданную,    кинула вопрошающий  взгляд  на своего друга Пашу, едва не потерявшего свою умную голову под монгольской секирой в тёмных пещерных закоулках Сестры, и, наконец, прямо  взглянув в глаза милейшей Галины  Петровны,  скромно поведя  плечами, просто ответила:
– Да мы  всё лето здесь  провели, в Находке, Галина  Петровна. Купались, рыбу ловили, на Сестру ходили. Тоже неплохо  отдохнули.
Только её надёжный замечательный  друг Пашка  заметил, как   мечтательно полузакрылись её голубенькие глазки, и  какая  необыкновенная  таинственная улыбка вдруг упала на её  красивое загорелое юное лицо. Они загадочно переглянулись и лукаво  подмигнули друг-другу.
Владимир   Янов,  г.  Находка,  2003  г.