Мать у меня умерла, ещё когда я в армии служил. Полгода оставалось, пришла в часть телеграмма: «тяжело больна», заверенная главным врачом. Отпустили. Успел. Она уже говорить не могла, только всё мне показывала пальцы, сложенные «домиком», прощалась так. У нас на кладбище на могилах такие кресты устанавливали – сверху «крышей», а ниже уже планки перекрещивались. Похоронили, я ещё несколько дней дома побыл и опять в часть – дослуживать.
А когда демобилизовался, то лишь с месяц дома пожил, а потом уехал в дальние края, в Эмск, где училась в университете моя Машенька.
Там мы и осели, и работали, и детей вырастили.
А в доме отца мне уже бывать не приходилось. Потому что отец через год после похорон второй раз женился и, продав дом, с новой женой уехал из Муровейска в Чирчик, узбекский город. А потом туда же из Муровейска и сестра со своей семьёй перебралась.
Так что никого из близких в Муровейске, где мама была похоронена, не осталось. Разве сын второй отцовой жены, да мы с ним почти и знакомы не были, так, пару раз встретились, когда вместе в отцовом доме совпало гостить.
И нет-нет, а всплывали у меня досада и чувство вины – материна могила не присмотрена. Но что делать? Развела, раскидала всех жизнь по стране, и даже некоторые за рубежом оказались.
А тут мы с женой собрались в тур.поездку через всю Россию, поездом. Двухнедельная. Мягкий вагон, двухместные купе. Вагон прицепной, чтобы можно было его в нужном месте отцепить, чтобы туристы по достопримечательностям походили, а ночью – снова в купе и дальше ту-ту.
И вот дня за три до начала поездки вижу я сон. Моя мать стоит в дверях дома в Муровейске, а я приехал в гости, вроде, и от калитки к ней иду – обнять, она же не навстречу, а будто вглубь дома уходит, скрывается за дверями, я следом – а её нет нигде. Проснулся, думаю:
– Давно она мне не снилась, а тут чего вдруг?
И забыл сон. Но она мне снова о себе напомнила: ещё раз уже накануне поездки пришла, и опять – сердитая. Я к ней иду, а она руками вроде даже отталкивает и снова ко мне спиной поворачивается, уходит. Я зову: «Мама!», она и не оглядывается. Я проснулся уже в тоске – да что ж такое, чем-то она не довольна. Утром Маше рассказываю, она покачала головой:
- Уезжаем, а надо бы в церковь… Знаешь, мы в каком-нибудь городе зайдём в храм да свечку поставим. Не ладно что-то…
Ну, а потом всё закрутилось: чемоданы, попутчики, каждый день новый город. В общем, забылся сон.
И вот едем в последний город, там должна быть остановка на два дня, и поездка завершается – отправимся в скорый обратный путь. А надо сказать, что последний город как раз на одной ветке с Муровейском находится, через три часа после него.
Муровейск не был моим родным городом. Я сам-то родом из таёжного посёлка. Наша семья в Муровейск года за два до моего призыва в армию переехала, я в это время учился в ремесленном училище в областном центре. Так что я этот Муровейск и не знал толком, и друзей у меня закадычных не завелось. Поэтому я особо не среагировал, когда маршрут поездки изучал, на это название – Муровейск.
В общем, едем мы мимо станции Муровейск, и меня как обожгло – мамина могила! Что ж я, рядом быв, её не навещу? Аж сердце заколотилось – вот же почему она мне так упорно перед поездкой снилась и сердилась, что я не понимаю.
Жене говорю:
- Совсем из ума вышибло – мать же тут похоронена. Как бы нам в Муровейск попасть?
Маша ахнула:
- Правда, и я не додумалась. Но, знаешь, мы за эти два дня как-нибудь исхитримся, съездим. Только – как ты могилу найдёшь? Ты помнишь, где она?
- Абсолютно не помню. Знаю, что отец с сестрой памятник там ставили, я ещё, вспомни, деньги высылал, а сам, как похоронил, так больше там и не был. Сорок лет прошло, что я помню?
Маша, она умом быстра, берёт мой сотовый, находит номер сестры Сони, что в Чирчике живёт, и набирает СМС-ку, мол, так и так, хотим заехать в Муровейск на могилу вашей матери, а Саня (я, значит) ничего не помнит. Нет ли какой зацепки в Муровейске, чтобы хоть на кладбище проводили и помогли найти.
Через час Соня звонит (как раз связь стала доступной, а то ведь в поезде она только вблизи больших городов работает):
- Там же до сих пор живёт сын тёти Светы, (а уже ни отца, ни отцовой второй жены Светланы - давно на земле нет), запиши его телефон. Зовут Володя, у него, знаю, машина есть. Но знает ли он, где нашей мамы могила – сомневаюсь. Могу только ориентиры дать: от главного входа на кладбище надо повернуть вправо...
Одним словом, в общих чертах объяснила - куда идти и как выглядит памятник.
Тут же набираю номер этого Володи, и надо же – такая удача: Володя всё сразу понял, меня признал и, главное, сказал, что завтра у него служебная однодневная командировка в тот город, куда мы как раз направляемся, и он, возвращаясь в тот же день в Муровейск, нас может взять с собою. Мол, мы у него переночуем, а утром следующего дня он возьмёт отгул и свозит нас на кладбище.
Так всё и вышло. Тот, конечный город, мы почти и не осматривали, потому что на следующий день встретились с Володей, он повёз нас в Муровейск.
… И вот подъезжаем к кладбищу. Я ничего не помню – сорок лет всё вытерли из памяти. Куда идти, что искать? Володя нас оставил, пошёл своих навестить, у него там тоже несколько родственников похоронено. Идём с Машей, как Соня сказала, по правой аллее до видимости боковой ограды, потом разделились с нею и пошли параллельно. Я себе сказал: «Пока Володя не позовёт, буду ходить, искать, а там – как судьба распорядится». Машу сквозь памятники и кусты вижу, у неё губы шевелятся.
- Ты чего шепчешь? Молишься что ли?
- Ага, - отвечает, - молюсь и мать твою прошу: «Танечка, милая, отзовись, помоги, подскажи».
(«Милая», а она ведь мою мать ни разу и не видела в жизни, только на фотографии).
Идём, (а там же сотни холмиков, памятников, оградок), заглядываем на каждый памятник… И ведь нет никакой уверенности – а вдруг могила разрушена, памятник упал. Да и как он выглядит – тоже ведь толком не знаем, Соня сказала - серый, с фотографией матери.
Минут двадцать ходили, как вдруг я, сквозь щель между крестами и плитами, увидал родное лицо на портрете, прикреплённом к поверхности серой, вертикально стоящей плиты.
- Маша, - сипло говорю, (голос даже сел от неожиданности и удивления удаче), - я ведь нашел.
Жена вскрикнула и начала ко мне пробираться. Подошла, лицо в слезах и счастливо улыбается:
- Надо же! Откликнулась, помогла. Я ведь была готова, что мы ни с чем уедем, что уж несколько часов точно здесь пробродим. У нас вон в Эмске начну искать могилу знакомого,.. знаю, где, знаю – какая, а блужу – никак не найду. А тут, гляди ты, и полчаса не ходили…
Потом, конечно, почистили могилу. Цветы, что загодя купили, к подножию положили. Маша отошла, чтобы я один постоял. Скамейки там, конечно, не было, но мне её и не надо было. Стоял, рассказывал маме про своё житьё-бытьё. Что живём с Машей уже почти сорок лет, что детей двоих подняли, что вот уже внуку четырнадцать. Что младший наш ещё не женат, но девушка есть. И что всё у нас хорошо…
Так вот побывал я у матери на могиле.
И так до сих пор этот случай меня занимает… Я после него стал задумываться – не верим мы вот в «тот мир», а он ведь есть. Ведь сколько лет она мне не снилась! А тут вдруг - на тебе: две ночи подряд и в одном и том же виде - сердитая, мною недовольная!
А не позови меня она тогда во сне, не сложись так вот удачно обстоятельства с Володей и его командировкой, не «приведи» она нас к себе там на кладбище – как бы я себя клял сейчас, что рядом с Муровейском побывал, а могилу не посетил. Прощенья бы мне не было.
А мама, что удивительно, с тех пор - уже три года прошло - ни разу больше не снилась...