Лимоныч

         
       Лимоныч не любил Горбачёва. Лимоныч любил Сталина. Сталин выиграл войну, Сталин не ездил по заграницам со своей бабой, не покупал ей бриллиантов на народные деньги.
       При Сталине был порядок. При Сталине - боялись. И простому народу были снижения цен и крабы. И водка в розлив из одного краника, а пиво тут же, из другого. И была держава крепкая. И никто даже чихнуть не смел без советского одобрямса. И поезда не опаздывали. И при Сталине Лимоныч был молодой.
       А при Горбачёве было всё наоборот.
       И Лимоныч Горбачёва ругал и нёс по кочкам почём зря. Принародно. Горбачёва ругать Лимоныч не боялся. А Сталина он не ругал даже теперь. Хоть и было за что. Сталина ругать Лимоныч боялся до сих пор. А Горбачёва - нет. Гласность, мать его растак...
       Надо было купить дров. Лимоныч, строго говоря, имел квартиру в городе. Но уж много лет на пенсии как полюбил жить на даче. Оставлял Матвеевну, жену, в городе, а сам жил на даче. Вольно. Огород, садик небольшой. Кот Топсик с кривой физиономической мордой. Лицо коту погубила соседская собака ещё во дни кошачьей юности. Укусила, свинья. Топсик был злющим кошаком и уважал только хозяина, Лимоныча. Остальных Топсик за людей не считал и презирал. Даже Матвеевну.
       Лимоныч любил осень на даче. Огород уже обихожен. Урожай убран. Подошло самородное винишко из подножного продукта. На дворе колотун, а у Лимоныча камин пылает. Топсик в ногах ночует. Телевизор. Новости. Сиди да размышляй.
       Но дрова все вышли. Был последний день сентября. И Лимоныч поехал в Савёловку на склад. Дров прикупить. На зиму. А лучше на две. Или на три.
       Дров не было на складе. А был только каменный уголь. "Коксующийся уголь, когда накалится - жар невыносимый: трубы горят!" - похвалил продукт работник склада. Но Лимонычу кокс был ни к чему. Печки у него топились только дровами. К углям приспособлены не были.
       Лимоныч огорчился от такой разрухи. Уголь есть, а дров - как не бывало.
       - При Сталине, - сказал строго Лимоныч, - всё было.
       - Точно, - подтвердил складской, - было. Как сейчас помню.
       - А при этих, мать их туда, - продолжил Лимоныч, - ничего нету. Даже дров.
       - Верно, - подтвердил показания складской, - и водку он, зверь, отменил. При Сталине-то шалманы на каждом углу стояли. Хочешь - пива. Хочешь - водки.
       - Ага, - булькнул горлом Лимоныч,- а можно было и то и то. И бутерброд с килечкой балтийской.
       - Эх, - вздохнул складской, - Не те времена пошли. Не наши! Сталин бы им всем показал! А всё с лысого Никитушки пошло, кукурузника. Если бы не он - всё бы было.
       - Нет, это не Никита. Никита Сталина боялся. Так, тявкал помалу. Это всё Никитины мудаки-соратники. Булганин с Микояном, - подвёл националистическую базу Лимоныч.
       - Не скажи, - пыхнул беломорным дымом складской, - Никита Сталина обосрал и из мавзолея выкинул. Под себя место освобождал, козёл полорогий. Да не вышло.
       Из-за штабеля досок-горбылей подул ледяной ветер. Лимоныч замёрз нутром и собрался домой.
       Через два часа в доме у Лимоныча пылал камин. Перед Лимонычем трепетал экраном телевизор и рубином горел двухлитровый графин. Там была чернорябиновая.
       Лимоныч острейшим ножом аккуратно отрезал тонкий пласт хлеба. Посыпал крупной сероватой солью. Густая, как застывающая кровь, холодная чернорябиновая потекла в тонкий стакан. Лимоныч принял первую. И стал прислушиваться к организму.
       Через три минуты затеплело в животе. Сломался ровный путь мыслей. Жизнь обмякла. Тише сделался мир.
       Лимоныч жевнул хлебца и налил вторую. Так было надо. Прогрессивно стало ещё лучше.
       В Лимоныче проснулся червь недовольства. Это червяк стал расти и раздулся до змея.
       Змей сказал Лимонычу: "А поговорить?"
       У Лимоныча был сосед. Кулик его фамилия. Лимоныч выдвинулся к забору и позвал соседа.
       Кулик оставил домашнюю работу и вышел на зов Лимоныча.
       - Выпил я, - сообщил Лимоныч новость своему соседу.
       - Холодно нынче, - одобрил Кулик, - неясно, что завтра будет, - намекнул он, так как сам любил выпить тоже.
       - Слышь, а моя в городе. Комфорт любит,- критически и конструктивно продолжил Лимоныч, - а я вот один. Воздух люблю.
       - Да, баба есть баба. Ей тепло нужно, - сразу врубился в тему Кулик.
       - Ты это брось, - строго оборвал критическую линию соседа в адрес супруги Лимоныч, - она меня любит. Только тут горячей воды нету. Всё не собраться водогрей купить. А посуду бабе мыть в холодной - скучно. Знаешь, как моя меня любит!
       - Это они могут,- терпеливо согласился Кулик.
       - Пойдём, поговорим...
       Кулик вздохнул и, экономя время, полез прямо через забор.
       - Я тараканов не люблю, - через полчаса доверительно сообщал Кулик Лимонычу,- я дождик предпочитаю. Майский. Идёшь, сапоги чмок-чмок по траве, а она поёт. Райский голос!
       - Вот у меня случай был. Мы к заградотряду были прикомандированы. Мой первый номер, командир пулемётного расчёта был с-под Москвы. Студент. Метров за восемьсот через поле - немцы. Оборону там надо было прорывать. А может разведка боем. Нам не докладывали. И не объясняли. Кто чего говорить солдату будет. Построили, приказ зачитали - и вперед! Мы пулемёты выдвинули на позиции. Приготовились. А они потом сразу пошли. В телогрейках да в обмотках. Сапог ни на одном не заметил. С винтовками. Штыки примкнуты. Человек триста. А может и все пятьсот. Пошли. Не побежали, а быстро пошли. Метров двести прошли - немцы стрелять стали. У немцев всё всегда пристреляно. Грамотно. Эти в телогрейках пошли назад. Человек сорок осталось, не больше. И все, считай, в крови. По ранению. А мы в заграждении. Один рядом со мной шёл. В плечо ему попало. Винтовку не бросил. Нельзя.
       - Да нет, не люблю я тараканов. Вот у тебя, Лимоныч, кота нет. Хочешь, я тебе кота дам?
       - А зачем мне кот? У меня Топсик есть.
       - Ну Топсик есть, а моего кота у тебя нет. Хочешь отдам?
       - Налить?
       -Налей.
       - За кого?
       - За кота.
       - Выпьем.
       Камин прогорел. Часы стучали ватно. Угасал вечер. Кулика позвала жена. Он ушёл на расправу. Через калитку. Не торопясь.
       Лимонычу стало скучно. Он посмотрел на графин и полез в подвал. Выбрался с полным. Включил телевизор. Была передача, где спорили. Сначала говорил академик, потом - женщина. Потом - профессор. Потом - женщина. Другая. Потом был стакан. Потом говорил академик. Потом - то ли женщина, то ли стакан, то ли академик...
       Лимоныч проснулся ночью. Или утром. Он не понял. Допил графин и уснул вновь. Вскоре ему приснился молодой сон. Пробовал Лимоныч незнакомую девку. Девка была похожа на Клаву, соседку по парте в четвёртой трудовой объединённой школе города Ленинграда. Сорок лет назад Клава часто снилась Лимонычу. А сейчас это было неприлично и ни к чему. Лимоныч понял это и оборвал свой сон.
       День был светел. Дров не было. Постучали. Пришёл Кулик и принёс грязь на сапогах и газеты.
       - Слышь, сосед, чего делается, у американцев-то, кандидат в министры обороны, пьянь!
       - А у нас?- хмуро оборвал его Лимоныч.
       - А у нас уже есть министр обороны. Нам больше не надо.
       - Да, верно. Но Малиновский Родион Яковлевич, был министр что надо!
       - А я при Гречке служил, - пригорюнился Кулик.
       - Пошли в баню, - сказал Лимоныч.
       Кулик работал рядом с домом. И был в этот день выходной. А пенсионер Лимоныч - вольная птица. Они пошли в баню. Сзади, за забором, разорялась куликовская женщина. Она не любила вымытого в бане Кулика. Вымытый Кулик бывал очень пьян. А Лимоныча она считала организатором и подлецом. Лимоныча она не любила страшной нелюбовью. И она решила сделать месть. Пошла и позвонила лимонычевой жене. Матвеевне. В город. Матвеевна тайно поручила ей присматривать за Лимонычем и пообещала дать за это хороших семян. Не то, что у Кулика.
       Когда пьяные Лимоныч и Кулик пришли к родным очагам, обоих ждала кара.
       Лимонычу не разрешили лечь спать, а заставили рыть землю на огороде. Лимоныч матерно и гулко ругался, однако рыл. А за забором напротив тоже рыл бесполезную землю Кулик. Он был в телогрейке Лимоныча. А Лимоныч - в его телогрейке. Они были друзьями после бани и решили восстановить правду.
       Лимоныч взялся со своей, а Кулик со своей стороны за перекладину забора и с дивным боевым военным кличем они обрушили ограду. Женщины спохватились поздно. Забор уже лежал на свежевспаханной почве. А на поверженном заборе сидели в обнимку два солдата. Один - генералиссимуса Сталина. Другой - рядовой при маршале Гречко. Солдаты пели на два голоса. Один пел песню "Когда издаст приказ товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт!" Другой пел "Путь далёк у нас с тобою, веселей солдат гляди!"
       Пели они складно. Несмотря на разные песни. И им было хорошо и душевно петь и сидеть на совокупно порушенном заборе.
       Была эпоха Горбачёва. Начинался октябрь.
      
       1988 г.