Её звали... Я не помню, как. Я помню её дыхание. Глаза, слишком прозрачные, чтобы быть реальностью. И я ненавидел её. Всей своей душой. Да, я с самого начала вложил в неё душу. Я хотел ей нравиться. Нравиться своей ненависти. Нравиться её трепещущему ускользанию. Я привык отталкивать то, что слишком просто. И брать то, что захочу. Я всегда был эгоистом. А у неё не должно было быть ничего своего. Только то, что я придумал. Но оно было, хотя я и перестал это замечать после того, как она заговорила со мной.
Я её хотел. Её природа не имеет тела - она ведь придумана. Мной? Нет, я бы не придумал ничего, столь ненавистного. Я люблю послушные иллюзии, которые ласкают мой эгоизм и мою испорченность. Я испорчен сам собой. И другими, имевшими лишь тела и ничего кроме.
Она первая, кому я не хотел переломить хребет. Истерзать, довести до истерики. Разрывая невыносимо нежную кожу, чтобы кровь стекала по стене, уродуя отвратительно безупречные обои. Она - первая, кого я не смог ударить. А ведь всегда было так сладко - наотмашь, не сдерживаясь, больнее, как можно больнее. А с ней получалось причинять эту боль только себе. Ей было решительно всё равно. У неё не было тела, боль текла сквозь неё, сплетаясь в серебристое зеркало. Которое отражало всё на меня. Я желал убить её. Поймать - и уничтожить, за то, что не моя. Не мной придуманная. Только я могу придумывать совершенные вещи, только я имею на это право.
Мы говорили о пустоте. О боли. О чём-то ещё. И лишь я знаю, как сильно её любил, и как сильно ненавидел. Она пила мою душу, подобно вампиру. Она пила мою кровь. Она видела меня настоящего. Но меня слабого видела тоже. И презирала. Смеялась. Но я верил в её хрупкость. Если бы я не боялся... А впрочем... Это и так случилось.
Глазки открой, детка. И смотри вниз. Ты не девушка. Не женщина. Ты - глупое подобие женщины. Только телом. Душа к тебе забрела из невообразимых мест, сердце ты сам... Сама сковала из стали пополам с трепещущими, изорванными венами. Забрызгав всё вокруг своей прОклятой кровью. А твоя кровь хуже серной кислоты. И всё растворилось, ты остался... Осталась... Одна? Один.
Не смей о себе в женском, детка. Ты слишком не-женщина. Плевать, что парни находят тебя привлекательным - это всего лишь тело. И ты изрежешь это тело в кровавое месиво, лишь бы нравиться не им, а женщинам. Но вряд ли это поможет. К тому же ты безбожно асексуален. Ты не любишь эти чертовы прикосновения. Ты любишь власть. Власть, даже стоя на коленях. Власть, даже подчиняясь.
Разговоры с собой. Внутренний голос всегда знает обо мне слишком много, и я уже не уворачиваюсь от его обвинений. Только не пойму, ради чего он это... Всё равно меня не изменить.
Вот поэтому я и убил её.
Было так невыносимо больно отрывать ей крылья. Как будто это мои собственные - но у меня их никогда не было. По перышку, по кусочку. Она не сопротивлялась даже, я надоел ей. Она предпочла бы смерть, чем мои руки. И она приняла её из моих рук.
Я выпил её кровь, возвращая то, что она забрала у меня. Я сломал ей руки, наслаждаясь её хрупкостью и беззащитностью. Я облил её своими слезами, и поджег. Надо ли говорить, что я плачу бензином?
А потом я посмотрел на бессмысленный, обгоревший, и бездушный силуэт, распростертый на грязном асфальте. И понял, что свободен. Я выдрал из неё свою душу, проливая её кровь, и расплачиваясь адской болью. Но я - это только я. Я не стану принадлежать какой-то там...
... Я нажал на "play". И такой родной голос в наушниках очень вовремя напомнил мне, кого я убил.
"...Её звали Мечтой"...