Первый долг

 
Рейтинг: G
Жанр: экшн, драма, для слэш-реальностей цикла - преслэш.
Содержание:
Первая личная встреча тру-пары цикла: Шона и Рамиреса. Совсем-совсем первая. Самое начало. Всё остальное - впереди.
История про Автомобильное кладбище.

***


Машина неожиданно сдохла милях в шести от дома, от границы родных земель.
Действительно серьёзной подлянкой это происшествие могло бы стать, если б Шон додумался сократить путь через Канал, и транспорт сдох бы прямо в центре вражеской территории. Не то чтобы данная перспектива очень уж пугала уверенного в себе не без объективных причин лидера Хоста, но могло быть неприятно.
Латиноамериканское гетто, ставшее частью Неподконтрольной Зоны, панорамно расстилалось россыпью мелких кособоких домишек, доступное взгляду наблюдателя с вершины холма.
Оставшийся без машины наблюдатель сунул руки в карманы, подставил лицо теплому ветру и задумался.
Где-то полгода назад у Хоста с Каналом было что-то вроде войны. До настоящего противостояния дело не дошло, ибо организованному Хосту не с чем было всерьёз воевать – разрозненные группки Канальских распадались еще до удара, как плохо склеенная чашка, вились вокруг, подобно надоедливой мошкаре, пытались ужалить побольнее, но не могли навредить более мощной изначально системе.
Канальские – жестокие и ловкие парни, горячие, как южное солнце, и такие же безжалостные. Индивидуалисты, жившие с семьями в лачугах по берегам грязной искусственной реки, они могли мгновенно собраться для очередной дерзкой выходки, однако, еще по дороге к намеченной цели рисковали перессориться вдрызг. Они ничего не продумывали, действовали импульсивно и нагло, не удивлялись последствиям и принимали жизнь, как ветер.
Ту изматывающую пародию на войну прекратил Рамирес Вентура, один из многих тамошних командиров и единственный, кому пришло в голову пожать плечами, сплюнуть в сторону и громко сказать: «Да ну их! Что у нас, своих забот мало? Не надоело гробиться только для того, чтоб попортить жизнь белым ублюдкам? Они-то к нам вроде не лезут. Полезут – поотрываем им башки, а так… У нас есть границы, и пошли они в задницу!»
Неожиданно многие оказались с ним согласны, не только его узкий круг. В основном, кивали те, кто был обмотан бинтами, хромал или провалялся дома порядочное количество времени, зализывая раны, полученные от белых ублюдков. Добавки не хотелось, а о том, что она неизбежна, догадывались.
Однако далеко не все хотели мирного сосуществования. Канал раскололся на две части, к счастью для многих – неравные. Преобладали благоразумные, которым больше хотелось сшибать деньгу в городе, а не сшибаться с Хостовскими при мутном прогнозе относительно успеха.
Большинство Канала согласно сделало вид, что никакого Хоста вообще не существует, что за их границей начинается черная дыра, в которую нет никакого смысла соваться.
Самые же задиристые латинос продолжали святое дело, но это было уже абсолютно не обременительно для Дэлмора.
Ожил коммер: его ждали дома.
Шон принял вызов, посетовал на досадный инцидент, предупредил, чтобы Вебстер, который не в состоянии нормально следить за тачками, спрятался подальше к его приходу, затем наотрез отказался ждать подмоги и убедил встревоженного Роя, что вполне способен прогуляться пешком.
Да, это полезно.
Нет, ему не трудно и не западло.
Да, он в своем уме.
Нет, он не попрется через Канал, есть обходные пути.
Да, через Джанк-Ярд.
Нет, не надо его ждать на границе.
Да, Рой, пошел к чёрту.
Давай.

Джанк-Ярд – автомобильное кладбище, опасное пустынное место, арена кровавых разборок и массовых драк. Копы сюда не суются совсем, хотя формально это место не относится к Underworld. Это ничья земля, но никто не спешит предъявить права на бескрайнее скопище ржавых остовов старых машин и горы неопределимого железного хлама.
Тут имеется местное население, пара десятков бродяг и сумасшедших. Их называют джанками, считают кем-то вроде призраков, живущих неизвестно засчёт чего, и не торопятся навещать в принадлежащем им царстве мертвого металла.

***

Летним вечером, еще не сменившим жару на милость, парень просто шел домой.
Обходить Джанк-Ярд стороной – терять час как минимум, поэтому Шон без колебаний миновал то место, где когда-то были ворота, и углубился в лабиринт фантастических завалов.
Неожиданно среди обычного тихого скрежета и постукивания хаотично прилаженных друг к другу железяк острый слух парня уловил странный звук, похожий на тихий стон.
Не стон уставшего металла – стон человека. Которому больно.
А самое странное заключалось в том, что звук доносился вроде бы откуда-то сверху. Шон огляделся: на свалке не имелось даже двухэтажных зданий, полуразрушенная контора с давно выбитыми стеклами была, скорее, полуподвалом.
Только благодаря своему не менее неординарному зрению Шон смог различить в густеющих сумерках далекую стрелу ржавого подъемного мини-крана, каких вообще много было разбросано по Джанк-Ярд. Но эта конкретная отличалась от остальных – на ней висел человек.
Шон остановился.
Ему не слишком-то хотелось отклоняться от проторенного в завалах пути и огребать весьма вероятную кучу проблем с этим висельником. Идти до того крана неблизко, скорее всего, там уже полутруп, если не без «полу-», да и вообще, если подвесили, значит, заработал…
Парень оборвал сам себя: трупы не стонут.
И даже элементарно интересно, кто же заслужил такую непростую смерть.
Шон обреченно свернул и вскарабкался на очередную гору старья.
Минут через десять он оказался на небольшой свободной площадке у подножия того самого подъемника. Сюда даже вела тропа со стороны, противоположной той, откуда он пришел, то есть – с Канала.
Наверху качался на ветру уже замолчавший человек. Босой, в одних грязных джинсах, определенно сильно избитый. Лицо надежно скрыто длинными волосами.
Шон пригляделся.
– Ты кого-то здорово достал, парень…
К концу стрелы, скрипевшей под непривычным грузом, на тонкой веревке привязан несчастный, к которому применили жестокую казнь. Он умер бы мгновенно, если бы его вздернули традиционно, за шею. Но этого палачам показалось недостаточно.
Ему еще на земле скрутили руки за спиной, потом связали локти, что уже причиняет нестерпимую боль, а затем еще и подвесили на пятиметровую высоту за вывернутые из суставов руки…
Шон осмотрелся в поисках способа снять казненного. Кран, естественно, не управлялся, залезать наверх – значит, сломать и так ненадежную стрелу.
Оставалось одно.
– Если ты жив, это твой последний шанс. Если ты мертв, тебе уже всё равно.
Метким выстрелом Шон перешиб веревку, перекатившись, смягчил падение тела.
Парень застонал.
– Живой, значит.
Проблемы множатся.
Но Дэлмор даже не представлял, насколько они разрастутся в этот раз и к чему в конечном итоге приведут в будущем.

Откинув, наконец, спутанные влажные пряди со лба спасенного им человека, Шон резко подался назад и не сдержал изумленного ругательства.
Перед ним в неестественной позе лежал тот тип с Канала. Рамирес Вентура собственной персоной.
Смуглого гордого парня с надменным взглядом Шон не раз замечал на просторах Underworld, однажды они даже провели вечер – в разных компаниях, разумеется – в одном баре, в крохотной развалюхе под названием «У Дэна». Вентура тогда был пьян вдребезги и не заметил бы самого дьявола в двух метрах от себя, а Дэлмору было откровенно лень обострять ситуацию и разводить конфликт на ровном месте.
Шон помнил его несколько другим – в лучшем физическом состоянии.
От Рамиреса мало что осталось, на парне не было живого места. Обескровленный побоями, он напоминал сломанный манекен. Когда Шон перерезал веревки, впившиеся в запястья повешенного, руки Рамиреса выглядели так, словно напрочь лишены костей.
На заляпанной засохшей кровью груди Вентуры среди потеков и пятен Хостовский разглядел странный упорядоченный узор – вырезанное на коже короткое слово: «Abajo».
Низложен.
Значит, Вентуру приговорили свои.
У Канальских произошли какие-то серьёзные изменения, если вполне авторитетный парень – не то чтобы официально признанный лидер, но наиболее близкий к этому статусу человек – подыхает на Джанк-Ярд с искалеченными руками.
Дэлмору необходимо знать подробности революционных изменений, чтобы просчитать новую стратегию взаимодействия с Каналом, а наибольшим объемом интересующей информации обладает вот как раз этот самый висельник.
Не зря, что ли, снимал? Выходит, не зря.
Шон перетащил Рамиреса в контору, жутковатое место, похожее на подвал с привидениями. Оно всё же, видимо, служило кому-то жильем: внутри нашлось нечто вроде лежанки из тряпья в углу, стол и на нем – потенциальный источник света, ржавый металлический поддон, забитый трухлявыми обрывками материи, содранной с сидений машин тех времен, когда салон еще оббивали настоящей тканью, а не пластиком. Вся эта груда щедро пропитана дешевым вонючим дизтопливом и готова гореть.
Огонь, пусть чадящий, но недостаточно яркий, чтобы привлечь чьё-то внимание, Шона вполне удовлетворил.
Самое время заняться раненым.
Несмотря на обилие крови и висящие кое-где лоскутья кожи, большинство ран оказалось просто глубокими ссадинами. Парня долго били. Самым же серьёзным повреждением пришлось признать руки – обе вывернуты из суставов и на ощупь холодны, как снег. Из-за отсутствия кровообращения ткани могли начать отмирать.
Шон усадил Рамиреса к стене, надавил на грудь, другой рукой сильно дернул поочередно за оба локтя Канальского, вправляя вывихнутые плечи.
Конечно, можно было привести его в сознание для допроса и другим способом, вроде пинка, но и это вполне подействовало.
От шока Вентура пришел в себя. Обвел непонимающим взглядом полутемную комнатушку с мечущимися по стенам тенями, испуганно дернулся и застонал. Секунд двадцать парень успокаивал прыгающее сердце, убедил себя, что это, видимо, всё-таки не ад, и тут заметил, наконец, сидевшего на корточках в тени Дэлмора.
Тело мгновенно напряглось, глаза сузились, но что он мог без рук? Не сдержав крика от жуткой боли в плечах, Рамирес мешком повалился на бок.
Шон неторопливо и не очень-то бережно вернул его в сидячее положение.
К злобе в черных глазах Вентуры примешался страх. Он заметно запаниковал, не понимая, что происходит, и чем дольше длилось напряженное молчание, тем более затравленным становилось выражение его лица.
Дэлмор, наконец-то, снизошел.
– Тебя ждет страшная ночь, Вентура. Сейчас ты не чувствуешь рук, но скоро почувствуешь, да так, что захочешь умереть. Я вернусь утром, и, если ты выдержишь, задам тебе много вопросов. А ты будешь обязан ответить, Канальский, – Шон пристально посмотрел ему в глаза, – потому что ты мой должник.
Пуэрториканец побледнел еще сильнее, даже посерел до неживого мраморного оттенка.
Это приговор. Будь у него выбор, Рамирес предпочел бы остаться на стреле, чем становиться должником, да еще чьим!..
Тень замысла панически пронеслась в голове, но Дэлмор со смешком ответил его невысказанным мыслям:
– Это ты пока такой смелый. Напасть, бежать… Через полчаса ты будешь выть и грызть себе локти в буквальном смысле. К тому же, куда ты убежишь от Закона?
Вентура опустил голову. Дэлмор прав.
Чистый случай – Хостовский спас ему жизнь, и теперь он обязан до тех пор, пока не произойдет обратное или пока Шон сам не снимет долг. И как будто этого мало, до той минуты, пока не прозвучит: «Снято», Рамирес не имеет права вредить ему, сознательно противодействовать, не имеет права пытаться его убить и воевать с ним и его людьми…
Охеренная засада.
Нарушить такой Закон нечего и думать. Преступившему – позор и муки совести, которая у латинос есть, что бы о них ни врали.
Рамирес не представлял, как посмотрит в глаза Дэлмору, если попробует сейчас откосить от настолько стопроцентного долга. Впрочем, он в принципе не представлял, как смотреть в глаза Хостовскому после всего этого.
Шон остался доволен, увидев смирение на лице Канальского.
– До завтра.

***

Наутро он нашел Рамиреса без сознания, бледного и измученного, с искусанными губами. Всё вокруг было разбросано, стол сдвинут, груда тряпья разрыта – видимо, от боли парень катался по полу.
Шон присел, осмотрел руки Вентуры.
Увиденное было и хорошим, и не очень. Кровообращение восстановилось, ладони теплые и нормального цвета, но вот плечи… Кости опять выскочили из суставов, не держались на месте, настолько сильно были растянуты связки под весом тела. Вывих оказался крайне неприятный.
Шон снова вправил, и на этот раз латино только прошептал:
– Пить…
Дэлмор чертыхнулся, поколебался, но всё же помог Канальскому глотнуть из своей фляжки. Там была не вода, и Рамирес поперхнулся, но пришел в себя.
Он выглядел предельно истерзанным. Сидел на полу в неудобной позе, руки безжизненно свисали вдоль тела. Беспомощный гордый парень, переживавший муки унижения перед сильным врагом, глотал злые слёзы, чтобы не дать им вырваться наружу.
– Говори.
– Что тебе от меня надо?!
– Надо знать, кто тебя скинул.
Он должник. Он обязан давать ответы. Рамирес выплюнул ненавистное имя:
– …Корда.
– Он же из твоих.
– Был. Даже дружили. Но разошлись во мнениях… Он, видать, давно хотел, да сил не хватало, а теперь подговорил с пару десятков, и… Мразь. Ублюдок.
– Ясно. Его планы?
– Мы как-то забыли обсудить эту тему, пока они меня уродовали.
– Но ты его знаешь.
– У него хватит дури на что угодно.
– И твои пойдут за ним?
– Они уже не мои, – горько возразил Рамирес.
Шон промолчал, и ему, сделав над собой усилие, пришлось ответить:
– Пойдут. Сволочи. Они пойдут за кем угодно, было б весело.
Неожиданно Дэлмор ровным голосом спросил:
– А за тобой бы пошли? Снова?
Рамирес в изумлении вскинул голову.
– То есть? Снова?
– Если ты вернешься и прилюдно оторвешь Корде башку, тебя признают?
– Ну… – у Рамиреса против воли засверкали глаза. – Если б я доказал, что я круче, то да… куда б они делись?
Но взгляд сразу потух.
– Какой смысл мечтать о ерунде? Я даже не одиночка, я труп. Что я тут сижу, что я там висел – разницы ноль. Мне даже домой хода нет, узнают, что жив – добьют. Я ж, бля, пальцем пошевелить не могу!
– Если обойтись без резких движений, через месяц будешь в норме.
– Да тебе-то какое дело? – спохватился, наконец, Рамирес. – Снял меня, пришел тут, расспрашиваешь… Дурь какую-то фантазируешь… Это всё к чему?!
Шон встал во весь рост.
– Лично ты меня не волнуешь, Рамирес Вентура. Я думаю о своих, о войне, которую развяжет твой урод Корда. Он на данный момент у вас круче некуда, раз с тобой совладал, и он соберет народ для серьёзных действий. Я могу его сломать, но это обойдется в десятки жизней, и меня это не устраивает. С тобой же, Вентура, у нас было нечто вроде неписанного договора о ненападении, ведь так?
Рамирес моргнул. Ну, если Дэлмор видит всё в таком свете… Жили порознь, ничего не делили, друг друга нарочно не задирали – это так красиво называется, да? Значит, так.
– …И это разумно, чёрт возьми. В отличие от Корды, твой стиль мне нравится, и в моих интересах, Рамирес Вентура, иметь тебя во главе Канала.
Тот ошарашенно треснулся затылком об стенку.
А Шон продолжил:
– Раз уж я случайно не дал тебе сдохнуть, то готов довести дело до конца. Я отдам тебя родным, подожду, пока ты придешь в норму, и помогу скинуть Корду. Ты же дашь мне слово, что продолжишь в том же духе – носа не сунешь на мою территорию и своим закажешь. Условия договора такие, и обсуждению не подлежат. Не нравится – вольному воля, живи как получится и сколько дадут. А у меня полно дел.
Рамирес неверяще поднял на него совершенно сумасшедшие глаза.
– Ты… не… врешь?
– Мне больше делать нечего, кроме как тебя разыгрывать.
Ух.
Между прочим, Рамирес до сих пор в глубине души считал, что Дэлмор спас его действительно случайно, а не добил сразу исключительно из желания полюбоваться на его мучения. И доведет дело до конца именно в этом смысле в любой момент.
Не верилось в то, что Дэлмору ценен долг потерявшего статус и всё на свете неудачника. А вот с подобным поворотом сюжета история неожиданно обретает смысл…
Дэлмор получает управляемого через долг лидера Канала, Рамирес получает… бля, он получает обратно и статус, и всё на свете.
Плюс долг.
Игра стоит свеч? А есть выбор?
– Но… если… если всё получится, то… – Пуэрториканец с трудом подбирал слова. – Я же тогда… это такой долг, что…
– Я не буду связывать тебя отдельно за каждый этап, начиная с крана, – усмехнулся Дэлмор. – Посчитаем скопом. Так что, Канальский? У тебя есть выбор?
Без лишних слов Шон порвал на полоски наименее грязную тряпку, проворчал:
– Пока сойдет… – и замотал плечи замерзшего в прохладном подвале парня, накрепко зафиксировав суставы.
Тот запротестовал:
– А вот реально-то связывать меня зачем?
– Придурок. Чуть дернешься – всё опять вылетит. Придется недели три не двигать руками в плечевых суставах, если хочешь залечить этот чёртов вывих.
– Вообще не двигать?!
– А кто сказал, что жить легко?
– Mierda…
Рамиресу удалось не очень сильно покраснеть, когда Хостовский помог ему подняться с пола, вернее, просто вздернул вверх сам и утвердил на подгибавшихся ногах.
Ладно, у них же договор.
Пусть отрабатывает свою часть сполна, а уж потом когда-нибудь придет очередь Рамиреса расплачиваться, и дай бог, чтоб не душой…

Путь по кладбищу оказался, разумеется, долгим и нелегким. Шли обратно, к воротам, по бездорожью, потому что заманчивая тропа выводила напрямую к густонаселенным центральным улочкам Канала, где ни тому, ни другому маячить не было никакого резона.
Раненый часто спотыкался, не имея возможности балансировать на коварных неровностях ландшафта, падал на колени, стискивая зубы и давя крик.
Шон поначалу держался рядом, но не вел и не тащил, оставляя пуэрториканцу иллюзию самостоятельности. Подхватывал в последний момент. Но дорога стала такая, что через некоторые препятствия раненого приходилось перетаскивать чуть ли не на весу.
Один скрипел зубами, второй каменел и закусывал губу.
В один из таких моментов Шон дал волю своему раздражению и не просто отпустил Рамиреса после очередного перевала, а оттолкнул.
Неудачно.
Тот с предсказуемой легкостью утратил равновесие, повалился на бок, совсем рядом с острыми, вывернутыми наружу краями дыры в кузове какого-то фургона. Ударился головой, больным плечом, бедром…
Практически сидя на коленях перед Дэлмором, он тряхнул головой, чтоб волосы залепили струйку крови из новой ранки над виском, исподлобья взглянул на Хостовского и тихо сказал:
– Я твой должник. Но я не животное.
Шон отвел глаза.
Больше он себе такого не позволял.
Не только в этот раз – никогда.
У единственного покосившегося столба, некогда являвшегося частью ворот, Шон буркнул:
– Стой тут.
Ограничившись реально краткой инструкцией, он уже успел отойти шагов на десять, но услышал за спиной:
– Ты куда?!
Он даже замер. Это прозвучало так ...испуганно.
Шон посмотрел за плечо, не поворачиваясь: Вентура стоял как мог ровно, широко расставив ноги, чтоб не шататься, из последних сил старался держаться прямо, но его силуэт на фоне яркого летнего неба над Холмами словно стирался, пропадал, был готов раствориться в жарком мареве.
– Да вернусь я… Машину надо, не пешком же с тобой топать.
Рамирес искренне проклял себя за то, что не сдержалось в том порыве. Вымученно скривился:
– Где ж ты возьмешь? Из кусков собирать будешь?
Дэлмор отвернулся.
– Болтливый ты стал чего-то, Вентура… – и исчез за стеной спрессованных кузовов в направлении правой оконечности Джанк-Ярд.
Машину он привел. Даже вполне неплохую, не собранную из кусков, некрашеную, правда, но это мелочи. Шон был, в принципе, готов рассказать Рамиресу, что у других ворот, ближе к Хостовской границе, живет один занятный тип по кличке Манки, бог автомобильного дела. Когда его шизофрения не в стадии обострения, Манки общается с Ником, путая его иногда с Санта-Клаусом, но советы дает дельные и тачку вот Дэлмору предоставил без вопросов.
Но Рамирес не спросил ни о чем. Просто рухнул на заднее сиденье и немедленно отключился. Силы кончились.
Он ведь так и стоял. Не мог сесть, некуда, на землю – опять Хостовский поднимать будет?
Ждал под палящим солнцем, пока Шон доберется до правых ворот, а это неблизко, пока договорится с Манки, пока доедет по обходной дороге обратно…
Рамиресу как-то больше ничего не оставалось, кроме как ждать Дэлмора.

Шон тогда не слишком хорошо знал топографию Канала, но сообразил, что ехать надо по узким улочкам вдоль берега, прямо по бетонной кромке. Дорогу машине с наглухо тонированными стеклами – это было основным условием, выставленным Шоном Манки – уступали, не особенно торопясь, матроны с корзинами для стирки, и сновала под колесами полуголая ребятня.
В какой-то момент Шон притормозил, растолкал Рамиреса, и тот, с усилием собрав мозги, стал показывать дорогу.
Судя по оживлению измученного парня, они приближались к его дому. Шон косился на него в зеркало заднего вида, думал, стоит ли делиться опасениями, что агрессия на него могла и не исчерпаться только Джанк-Ярд… Не стал говорить.
И уж тем более сцепил зубы, когда почуял всё усиливающийся запах свежей гари.
Завернув за угол, Шон резко нажал на тормоз.
А Рамирес между сиденьями ошеломленно подался вперед, впившись нечитаемым взглядом в мешанину горелых обломков. Справа и слева стояли домики-близнецы, светлые, без смущения выпятившие окна с нарядными занавесками прямо на улицу, и посередине явно был такой же.
Еще вчера днем – был.
Кулаки на коленях сжаты до синевы, но парень не замечал. Растерянность, ужас, немой крик, захлебнувшийся в единственном всхлипе…
Шон не знал, что сказать. Поэтому молчал и ждал.
До тех пор, пока Рамирес не уронил голову на спинку переднего сиденья и не прошептал:
– Давай отсюда, а…
Развернувшись на свободной площадке, Шон еще попетлял в лабиринте домишек, съехал к самой воде и встал.
Рамирес сухими воспаленными глазами смотрел в никуда.
– Я найду его… и вырву сердце.
Шон повернулся так, чтоб оказаться к нему лицом.
– Твои родные – может, кому-то повезло?
– Они должны были быть дома… – оглушенно выговорил Рамирес. – Мать, сестры, Эрнандо… Ему всего семь!
– Кто может знать наверняка, что тут произошло? – не сдавался Шон.
Пуэрториканец молчал так долго, что он уже хотел повторить вопрос, но услышал:
– Пилар. Старшая из них. Она вышла за одного ублюдка год назад, мы были против… она еще девчонка, а он ее измордовал беременную… Мы не общались, он ее бил, если видел, как она домой бегает, а она просила меня не бить его… бля… - Рамирес спохватился, оборвал себя, вынырнул из воспоминаний в боль. – Она живет на том берегу, ближе к центру. Она должна знать. Ей бы сказали.
– Двинули к Пилар.
Ехали долго, до моста, потом обратно, и всю дорогу Рамирес не произнес ни слова.
Шон изредка посматривал на него и в какой-то момент тихо сказал:
– Послушай меня, Вентура. Корда – твой. Но… мало ли что. В любом случае – слышишь? – такой ублюдок жить не будет. Я тебе обещаю.
Рамирес поднял голову, встретил взгляд Хостовского.
– Понял. …Спасибо.

Машина встала у низкого глухого заборчика, из-за которого просто выплескивалась волна буйной зелени. Самого дома даже не видно за деревьями и высоченными кустами роз.
Прокаленная улочка совсем пустынна.
Рамирес отстраненно кивнул: «Калитка там». Шон перемахнул через ограду, щелкнул задвижкой, открыл перед парнем, который не мог так, как он.
Пригибаясь под пыльными деревьями, они подошли к узкой дорожке перед домом, которая вела куда-то на задний двор, к спрятанному там ветхому сараю.
Ставни закрыты, тихо.
Рамирес не мог поднять руки.
Попросил Хостовского:
– Постучи?
На стук никто не отозвался.
Рамирес постоял минуту, вдохнув и забыв выдохнуть, потом сгорбился, отвернулся, пряча лицо. Дэлмор в шаге от него опустил голову.
И боковым зрением уловил легкое движение в кустах позади дома. За листвой кто-то прятался. Шон дотронулся до плеча пуэрториканца:
– Глянь туда…
Запоздало сообразил, что надо было хоть за локоть, не за больное место, но Рамиресу было не до таких мелочей.
Навстречу ему из-за угла выбежала девочка с черными косами, совсем юная, лет тринадцати-четырнадцати, в длинном цветастом платье, очень похожая на старшего брата.
– Querido, ты жив!!!
С диким восторгом она налетела на парня, обхватила, уткнулась ему в грудь, задохнулась от счастья.
Он забыл о том, что за ним наблюдают, забыл обо всем, прижался лицом к ее волосам, с нежностью прошептал:
– Исабель, tesoro mio…
Девочка закричала, и затаившийся дом ожил, со всех сторон к Рамиресу поспешили люди.
Еще не старая женщина с яркими теплыми глазами прижала вновь обретенного сына к груди, девушки разных возрастов теребили его, веселый мальчишка прыгал вокруг, в доме орал младенец…
Парень внимательно вгляделся в эту круговерть, и его напряжение лопнуло.
Он нашел всех.
С трудом вырвавшись из плена стремящихся его погладить рук, Рамирес пронесся через сад, выскочил на дорогу, но успел увидеть только оседающую пыль.
Проводил долгим взглядом след колес, вполголоса произнес:
– Eres asi? Jamas podria imaginarme… Que tengas suerte, hombre.   
[Никогда бы не подумал, что ты такой… Удачи тебе, парень.]

***

Спустя полмесяца Шон со своей компанией стоял у того бара, «У Дэна», что приметно расположился на острие клиньев территорий трех структур, в центре «пиццы» Underworld.
Неподалеку ошивался кто-то с Фэктори, но к Хостовским не совались, обходили стороной.
Парни чувствовали себя спокойно, осознавая, что их опасаются, обсуждали нечто не деловое и время от времени ржали.
Внезапно в их круг врезалась, буквально распихав всех острыми локтями, тоненькая быстрая девушка в дешевых джинсах и натянутой на нос бейсболке на распущенных волосах. Без всяких вступлений она заявила:
– Шон Дэлмор – это ты? Можно тебя на пару слов?
Все недоуменно переглянулись. Смуглая? Латинка? Канальская???
Рой сделал шаг вперед, приподнял козырек кепочки и заглянул девчонке в лицо.
– Кто ты, прелестное дитя? К чему спешка? Поболтай лучше со мной!
Не смутившись, она смерила его взглядом и презрительно отрезала:
– Я общаюсь далеко не со всяким гринго. А конкретно ты, блондинчик, не в моем вкусе.
Вокруг грянул дружный хохот. Координатор Хоста сконфуженно шмыгнул носом, признал:
– Во дает. Дожили! Всякая мелочь…
Шон кивнул ей, предотвращая дискуссию, и они отошли в сторону. Исабель сразу придвинулась:
– Как здорово, что я тебя нашла!
– Что-то с братом?
– Пока нет, но… Короче, он хочет идти драться с Кордой. Прямо завтра, представляешь? Он еще слабый, две недели только прошло, Корда его убьет!..
– Рамирес всегда посвящает тебя в свои планы?
– Конечно, нет. Он считает меня ребенком! – возмущенно фыркнула девочка. – Но я видела, он снял повязки и ходил на канал. Он там стрелял по бутылкам, и так плохо! Всегда сбивал все сразу, а тут и половину не смог. И еще… Мама плакала: у нас же всё сгорело, и деньги, какие были, и одежда, и вообще, а Пилар хоть нас и приняла, но кормить всех не может, не справляется, а работают всего двое, а Мире денег, само собой, не приносит, а на нем же всё, он нас всех держал… В общем, он маму обнял и сказал, что тот ублюдок, что во всем виноват, увидит завтра солнце в последний раз. Ну разве это не значит? Ну разве я не права?
Шон молчал. Исабель порывисто толкнула его в грудь:
 – Ну что же ты?! Выручил его один раз, а теперь будешь смотреть, как он себя угробит? Меня Мире точно не послушает, даже пробовать не стоит, а тебя… Ты должен ему помочь!
Дэлмор посмотрел сестре Канальского в лицо и медленно ответил:
– Девочка, ты странно понимаешь, кто кому чего должен. Твой брат мне не друг. Да, я спас его, случайно. А дальше он может решать сам, и если он настолько глуп, что не в состоянии выбрать лучшее время для мести – это полностью его проблема.
Глаза Исабель наполнились слезами. Она сжалась, глядя в землю, помолчала. Шон заметил, что девчонка дрожит всем телом.
– Я знаю Корду… он сильный и злой. Он убьет Мире, а потом убьет нас всех. Нам никто не поможет – отец умер в тюрьме, младший брат… вот он точно ребенок. Я буду драться, но…
Она всхлипнула, подняла мокрое лицо и несмело предложила:
– Может быть, если я… стану твоим должником, как Мире… Ради мамы, ради сестер, я могла бы…
Дэлмор вздрогнул. Резко отвернулся, сплюнул:
– Бля, ты что несешь?! Нашла о чем думать. Вот же бред…
Исабель безнадежно опустила голову.
Шон несколько секунд смотрел на нее, затем злобно махнул рукой и пробормотал сквозь зубы:
– Пошли.
Отвернувшись, он не увидел, каким светом озарилось лицо девочки, какой огонек зажегся в ее глазах. Через пять минут в полной темноте по шоссе несся его байк, а Исабель, счастливая, крепко прижималась к спине гринго.

Девочка провела Шона по знакомому саду. В дом они не пошли, потому что стремившийся к свободе и уединению парень выбрал в качестве жилья не угол в небольшом доме, полном визга и женщин, а бывший гараж на задах, заваленный хламом, но всё-таки личный.
Услышав шаги, Рамирес поднял голову от того, чем занимался – он смазывал пистолет в слабом свете древней керосиновой лампы – и напряженно вгляделся в силуэты вошедших.
Узнав, вскочил на ноги, даже уронил что-то.
Шон шагнул в круг света.
– Она рассказала мне о твоих намерениях.
Рамирес кинул абсолютно уничтожающий взгляд на сестру. Та затараторила оправдательные доводы, но он прервал ее отрывистым:
– Vete fuera o callate! [Пошла вон или заткнулась!] – и повернулся к Дэлмору. – Я не должен отчитываться тебе в каждом шаге.
– А тебе не кажется, что я некоторым образом имею право быть в курсе?
Рамирес отвел глаза.
Ну, конечно, кто тут должник и кто хозяин… Хостовского волнует судьба перспективного вложения пусть не средств, но усилий.
– Я хочу покончить с ним как можно скорее. Мне нужны… нужна свобода. Не могу больше сидеть здесь, как в тюряге, надо работать!
– И как именно ты собираешься всё провернуть?
Вместо ответа Рамирес коротко кивнул на стол с разложенным оружием.
Дэлмор с незаинтересованным видом сделал шаг вперед, сразу же оказался в центре крохотного помещения. Протянул руку, взял какую-то железку со стола, машинально подкинул ее на ладони и заговорил, не глядя на Вентуру:
– Я думал, ты умнее. Пристрелить Корду – нехитрое дело, я мог бы сделать это в любой момент. Это под силу даже ей, – он указал на Исабель. – Но это не сделает ни меня, ни ее лидером Канала!
Рамирес не нашелся с ответом.
– Тебе нужно не просто убить его – тебе нужно выжить после этого. Показать, что ты сильнее и круче. Ты должен сойтись с ним один на один и убить его своими руками у всех на глазах. Максимум оружия, который можешь себе позволить, это нож, потому что свидетели должны увидеть зрелище. Желательно – кровавое, дерзкое и жестокое. Только в таком случае у тебя появится шанс, что тебя не растерзают немедленно над трупом Корды. У вас приняты поединки?
– …Да, – сдавленным голосом отозвался Рамирес.
– Тогда именно к этому ты и должен готовить себя, Вентура.
– Я ко всему готов, – прищурился гордый пуэрториканец, не желая сдавать позиции перед этим типом. Особенно в присутствии сестры.
Пусть даже то, о чем он говорит, до омерзения похоже на правду.
– Кому нужен месяц – просто слабак, а я в порядке.
Шон отступил к порогу.
– Хочешь, я, не сходя с места, докажу тебе, что это не так?
Еще раз подкинув на ладони кусочек железа, он неожиданно замахнулся:
– Лови! – и швырнул его в сторону Рамиреса влево и вверх.
Тот инстинктивно резко выбросил правую руку и…
Исабель слабо вскрикнула, услышав сухой щелчок плечевой кости брата. А сам он, побледневший от боли, упал на стул, придерживая руку и с бессильной злобой глядя на Дэлмора.
Шепча что-то нежное, Исабель умело дернула, вправила вывих. При этом Рамирес до крови прикусил губу.
Шон глухо сказал:
– Знаю, жестоко, но это лучше, чем завтра умереть.
На извинение, конечно, не тянуло, но Вентура выдохнул, и ярость ушла из его глаз.
Шон указал Исабель на бинты, кучей сваленные на постели, та моментально восстановила повязку. Рамирес стиснул зубы, но не сопротивлялся.
– Теперь слушай меня, девочка.
Она с готовностью затаила дыхание, внимая словам Хостовского.
– Продолжай следить за ним, не давай лезть в дерьмо и не позволяй снимать бинты еще три недели.
– Три?! – возмутился Рамирес. – Ты ж говорил, месяц, почему больше?
– Ты сам наказал себя своим нетерпением, – совершенно по-взрослому ответила Исабель, гордая поручением и оказанным доверием.
Если брат так здорово слушается этого странного парня, то, может, послушает и ее? Во всяком случае, на Дэлмора точно надо ссылаться при попытках давить, это надо запомнить…
– Потом снова позовешь меня, и я решу, что делать.
Вентура выглядел жутко недовольным, но не спорил.
Перед тем, как уйти, Шон снова кинул что-то небольшое, но уже не ему, а Исабель. Она поймала и в растерянности показала Рамиресу тугой сверток крупных купюр.
На ошеломленно-негодующий взгляд оскорбленного пуэрториканца Шон отреагировал тихим:
– Это в долг. Потом вернешь.

***

Прошло дней двадцать.
Столкновения с Канальскими становились ежедневными, всё более наглыми и кровавыми. Корде явно удалось сплотить агрессивно настроенные звенья в единую ударную силу, и до взаимного официального объявления войны было совсем недалеко.
Исабель снова показалась «У Дэна», и Шон снова прошел по тропинке между старых корявых яблонь в пыльном саду.
Нетерпеливый Вентура по-прежнему рвался в бой. Отослав Исабель со свободной площадки за домом, Шон предложил:
– Представь, что я Корда. Покажи, на что ты способен.
Рамирес растерялся.
– Но… – глянул на нож в руке. – Если я… Я же должник, я не могу!
– За это не волнуйся, – усмехнулся Дэлмор. – Тебе не удастся меня ранить, убить тем более. Давай, действуй.
Сперва Рамирес был дико скован и напряжен. Но мало-помалу пылкое воображение нарисовало ему образ врага, и парень стал опасен, как кобра.
Шону пришлось отнестись серьёзнее, чем предполагалось, к защите от объективно не слабого противника. Рамирес верно оценил свои возможности, он ставил не на силу, а на ловкость и маневренность, чего ему было не занимать. Сложные обратные удары и неожиданные атаки вызвали у Хостовского уважение, а еще больше он оценил тот факт, что Рамирес ловил на лету его собственные движения, повторял чужой стиль, приноравливая его под себя.
Иногда Шону приходилось отбивать связки из своих же узнаваемых ударов. Вентура учился мгновенно.
Однако в какой-то момент Рамирес, ослепленный яростью, неловко поставил блок, и Дэлмор, выбив у него нож, сильно, но без цели изуродовать ударил его по плечам.
Пуэрториканец помотал головой, стряхивая наваждение, обессиленно уселся на землю.
Шон сделал то же самое, одобрительно сказал:
– А в целом очень неплохо! Держи Корду на расстоянии, он неглуп и легко сообразит, где у тебя слабое место. Не давай ему поймать тебя, как сейчас позволил мне, и всё будет нормально. Главное – забудь о своем бешенстве, оно тебе только мешает. У тебя отличные навыки уличного боя, не испорти дела спешкой и злобой.
В глубине души безмерно довольный Рамирес повертел в руках нож, задумался. Помрачнел.
– Знаешь, Исабель только о тебе и говорит. Дэлмор то, Шон это… Я в курсе, что по уши в долгу перед тобой, но она еще ребенок, и если ты… я тогда ни на что не посмотрю, я тогда… нет, я всё понимаю, но… вот только попробуй!..
Он запутался и умолк. Шон невесело усмехнулся.
– Ну и тип ты, Вентура… Следи получше за своей сестрой, а за меня не тревожься. Я не любитель малолеток.
В кустах зашелестел ветерок.
– Ладно, давай-ка поднимайся, раз уж у тебя так прёт, я тебе покажу пару жёстких штучек, реально жёстких… специально для Корды.
Рамирес с готовностью вскочил.
А безутешная девчонка прорыдала всю ночь.

***

Шон решил больше ни во что не вмешиваться и просто ждать результатов.
Действительно, через пару дней атаки Канала резко сошли на нет, как будто отключили некий тумблер.
А вскоре лидер Хоста и новый единоличный лидер Канала столкнулись лицом к лицу на Рэд-стрит. Их компании синхронно напряглись, но эти двое почти одинаковыми жестами отмахнулись и отошли поговорить.
Рамирес еще хромал, на теле затянулись еще не все раны, но это не мешало ему выглядеть торжествующе.
– Я сделал это! – парень даже позволил себе широкую улыбку, убедившись, что его не видят.
– Заметно. Сложно было?
Ну, и как тут ответишь? Красиво или правду?
– Средне… мне полегчало. Хорошую технику ты посоветовал.
Рамирес спохватился. Не хватало сказать Хостовскому «спасибо».
Вместо этого пуэрториканец смущенно огляделся и, стараясь сделать это понезаметнее, протянул Шону деньги.
– Возьми. Это часть долга.
Тот, не глядя, сунул в карман.
– Ага. Да уж, тебе не позавидуешь, лидер Канала.
Ну-ну. Связал, теперь издевается. Ну вот что у него за улыбка?
Шон последил за явно взволнованным парнем, кивнул.
– Ладно, в принципе, я получил, что хотел. Надеюсь, договоренность в силе?
– Само собой, – немедленно подтвердил Рамирес. – Не забуду.
Дэлмор с преувеличенным вниманием всматривался во что-то далекое над его плечом. Отстраненно протянул:
– Ты не это… короче, не особо парься. Я не сильно напрягся с этой историей, Вентура, и вряд ли потребую от тебя чего-то сверхъестественного. Ты почти всё сам сделал.
И вот как это понимать?! И как на это реагировать?!
Он сам-то был в долгу хоть когда-нибудь? Он представляет, каково это, нет?
То есть – не париться, это насчёт долга жизни белому парню из долбаного Хоста?! Мелочь какая, ага…
Как бы там ни было, придется признать, что свою часть договора Дэлмор выполнил даже не без определенного перехлеста. И Рамирес обреченно понял, что гребаная штука под названием совесть не позволит ему забыть… не о долге, нет. Об этом не дадут.
Ему не стереть из памяти другое – например, фляжку у пересохших губ.
Те слова: «Я вернусь».
Обещание довести месть до конца, если Рамирес не справится, хотя – ради всего святого! – какой резон Дэлмору мстить Корде за семью Вентуры? Ну какой?!
И то, что отвез к Пилар через ставший смертельно опасным родной район, и открытую калитку, и даже, чёрт побери, ту свистнувшую над ухом железку…
Дэлмор, сволочь, ты умеешь связывать очень крепко.
Сквозь мысли Рамиреса едва пробилось знакомое имя.
– Что?..
– Я говорю, передай привет Исабель. От меня.
– Да пошел ты! Еще чего. Я ее запру в подвале.
– Не переусердствуй.
Оба усмехнулись.
– До встречи?
– До скорой.
Уже уходя, Дэлмор обернулся, словно знал, что Рамирес смотрит ему вслед.
– Знаешь, Вентура… если бы всё сложилось как-то иначе, пожалуй, мы бы с тобой сработались.
– Похоже на то.
Кивнув друг другу на прощание, двое до поры до времени разошлись в разные стороны.